Люди крепче стен Сухов Евгений

Глава 4

Артиллерийская прислуга

Утро началось с артиллерийского обстрела крепостей. В этот раз залпы были более впечатляющими и значительно громогласнее, чем раньше, – на выручку подоспела тяжелая артиллерия, доставленная накануне в Познань прямо с платформ на позиции. Особенно досталось «Цитадели», и под ее башнями и стенами повисла завесь из плотного черного дыма и песка.

Вскоре отдельные залпы переросли в один протяжный нарастающий свистящий гул, к которому примешался выворачивающий нутро вой летящих снарядов, – то били реактивные снаряды «катюш».

Час назад командир инженерно-саперного батальона майор Бурмистров собрал командиров рот, взводов и обстоятельно разъяснил предстоящие задачи:

– Разведгруппе удалось засечь в полосе наступления и в глубине обороны немцев двадцать шесть огневых точек, не выявленных раньше. Мы их нанесли на оперативные карты и передали артиллеристам. Они обещали нам существенно помочь. Будут бить из тяжелых орудий. После завершения артналета нам нужно пройти через все улицы и вплотную подойти к форту «Радзивилл». Как лучше это сделать? Саперы подползают к самым стенам форта, взрывают их, а штурмующие группы продвигаются через проемы дальше. Огня по атакующим следует ждать откуда угодно: из амбразур в подвалах, из люков на дороге, из окон домов, но наша главная задача – идти вперед и нигде не останавливаться. Взрывать все, что мешает продвижению. В этом нам помогут приданные нам танки. Огнеметчики выжигают на своем пути все живое: каждый угол, каждый подвал, каждую щель.

За прошедшие десять дней бойцы успели немало поднатореть в тактике городского боя, используя гранаты как главный аргумент в противостоянии врагу. Городские бои не идут ни в какое сравнение со сражениями на открытой местности, где видна граница соприкосновения между враждующими сторонами. В городе такого рубежа не существует, а потому жди пулю из-за любого угла, часто в спину.

Большая часть командиров, пришедших с Прохором к Познани, убыла – кто из-за ранения, а кто остался лежать в одной из братских могил. Их места заняли другие, в своем большинстве успевшие побывать в серьезных сражениях, а те немногие, что призывались с тыла, учились быстро – через несколько дней интенсивного боя они становились настоящими солдатами. Война для них – бывших трактористов, студентов, разнорабочих – стала привычным делом, и разбирались они в нем совсем неплохо, если гнали немцев от Москвы через всю Россию к Берлину.

– Как выйдем к «Радзивиллу», занять позиции как можно ближе к форту. А дальше лупить по стенам прямой наводкой. Стены крепкие, иначе не пробить. И еще… старайтесь захватывать сразу верхние этажи. Это нужно для того, чтобы не дать немцам возможности сбежать через крыши. А еще по пожарным лестницам да по чердакам к ним может подойти подкрепление. Параллельно с нами по улице будет идти штурмующая группа капитана Велесова, при необходимости она поддержит нас танковым и орудийным огнем. Вопросы есть? – внимательно посмотрел старший офицер на собравшихся командиров.

При свете коптящей керосиновой лампы лица присутствующих выглядели особенно сосредоточенными, важность предстоящего боя понимал каждый.

– Если все ясно, тогда давайте разойдемся по позициям. Донести сказанное мною до всего личного состава.

Еще через полчаса штурмовые группы, усиленные батареями 76-миллиметровых дивизионных пушек, огнеметными расчетами, средними танками «Т-34», подошли вплотную к линии разграничения, понимая, что сейчас немцам не до них: едва ли не весь личный состав форта пережидал артобстрел, попрятавшись в подземные укрытия.

Времени до прекращения артобстрела оставалось немного – ровно столько, чтобы выкурить папиросу, а потому смолили нещадно, поглядывая из-за укрытий на разрывающиеся снаряды. Впереди был мрак, под ногами вздрагивала земля, через пыль, поднявшуюся к небосводу, были видны здания, разлетавшиеся на куски; клубы черного тяжелого дыма, стелившегося над городом; всполохи огня, бревна, балки, плиты, разлетающиеся по сторонам. Все то, что какое-то мгновение назад называлось жилищем.

Артиллерийский огонь прекратился столь же неожиданно, как и начался. Возникшая тишина показалась оглушительной, невероятно тяжелой, давила на плечи могильной плитой, грозилась распластать. Что-то в ней было противоестественное, чужое. На войне такие перепады грохота и тишины происходят редко. Отвыкаешь даже от обычной тишины, воспринимаешь ее как нечто чужеродное. И когда в воздух с шипением взлетели красные ракеты – сигнал к атаке, каждый из бойцов почувствовал нечто похожее на облегчение.

– Вперед! – махнул рукой майор Бурмистров.

Танковый экипаж, стоявший неподалеку, отреагировал мгновенно: с бронированной поверхности танкисты дружно сорвали маскировочную сеть и расторопно, очень ловко юркнули через люки в башню. Напоминая о себе, танкисты шарахнули в верхний этаж углового здания кумулятивный снаряд, и, крутанувшись, увлекая за собой атакующих, «Т-34» двинулся к соседней улочке, с которой предстояло начинать штурм.

Артиллеристы сбросили брезент с пушки и принялись толкать ее через колдобины вперед, как если бы рассчитывали догнать удаляющийся танк.

Следовало пробиться к противнику в тыл, взять его в клещи, обезоружить внезапностью, обескуражить наглостью. Прямого пути в тыл не существует, а потому нужно пробиваться через дворы, проламывать стены домов и через проемы двигаться к следующей цели.

Пригнувшись, Бурмистров устремился за танком, за ним, поглядывая по сторонам, бежали штурмовики. Впереди ударила автоматная очередь и, встретив на своем пути лобовую плиту танка, ушла вверх. Под прикрытием брони, прижавшись к левой стороне дороги, штурмующие чувствовали себя уверенно. В верхних этажах здания на правой стороне улицы Бурмистров заметил фигуру, стоявшую у окна, и, не целясь, зная, что ствол направлен верно, произвел короткую очередь. Фигура пропала, но в соседнем окне появилась громоздкая и нелепая труба фаустпатрона, нацеливающаяся прямо на танк, выискивающий впереди пулеметные гнезда.

Несколько автоматных очередей размолотили оконную раму, колючей кирпичной крошкой обсыпали стрелка с фаустпатроном. Фаустник завалился в глубину комнаты, а сбившийся прицел направил снаряд высоко вверх. Пробив черепичную крышу соседнего здания, снаряд взрывной волной раскидал в переулки черепичные осколки и выставил наружу единственное уцелевшее оконное стекло.

Далее по улице тянулись огромные завалы из обломков стены, отвалов кирпичей. Сюда же свезли тяжелую разбитую технику, ощитинившуюся во все стороны покореженными углами. Хорошо бы, чтобы баррикаду взорвали саперы, оставив от нее лишь щебень, но немцы устроили такой плотный огонь, что не подойти даже на двадцать метров.

Обстрел штурмовой группы заметно усилился – к немцам подошло подкрепление, и теперь они долбили наступающих из тяжелых пулеметов, не давая продвинуться даже на пару метров. Раскаленный свинец, выбивая задорную чечетку по брусчатке, раскидывал во все стороны колючие гранитные осколки, резавшие лицо, болезненно бившие по рукам.

Спрятавшись за разбитый лафет гаубицы, майор Бурмистров развернул карту. Нужно было зайти немцам в тыл, а они находились на узенькой улочке, где танкам не развернуться и не пройти.

– Где батарея? – спросил Прохор у заместителя, присевшего рядом.

– В соседнем дворе, – утер он ладонью со лба кирпичную пыль.

Впереди через брешь разбитого здания виднелся форт «Радзивилл» – низкое бетонированное строение в три этажа со множеством оконцев, окутанных черным дымом, через которые пробивались вспышки выстрелов. Майор Бурмистров развернул карту и пометил карандашом отбитые у немцев здания.

– Как лупят! – посетовал Бурмистров. – Подбитую самоходку перед воротами форта видишь? – спросил он заместителя.

– Так…

– Нам нужно выйти к ней.

– И каким же образом? Тут все улицы вкруговую идут, и нет ни одной из них, чтобы была прямая. Через стены, что ли?

Сложив бережно карту вчетверо, майор Бурмистров широко улыбнулся:

– Правильно говоришь. Через стены и потопаем.

Стараясь не угодить под летящие роем пули, осторожно отползли назад, свернули за угол, где, ревя мотором, стоял танк.

– Так что скажешь, майор? – выглянул из командирского люка старший лейтенант с закопченным пороховой гарью лицом, отчего он казался старше, чем был в действительности. – Куда нам дальше?

– Потерпите, будет для вас работа, – успокоил Бурмистров танкиста, перекрикивая рев мотора.

Все проходы к немцам в тыл заблокированы: где-то сооружены баррикады из каменного лома, где-то завалены разбитой тяжелой техникой, а в некоторых местах из-за завалов переулки вообще превращались в настоящие крепости, которые придется брать затяжным боем и с большими потерями, что никак не входило в планы советских солдат.

Артиллеристы в сопровождении группы автоматчиков, впрягаясь в бронированное неподъемное железо, терпеливо продолжали тянуть пушки, чтобы выйти на позиции. В какой-то момент, попав под интенсивный стрелковый огонь, попрятались за железо и вместе с автоматчиками ответили встречным огнем.

Штурмовики старательно расчищали дорогу артиллерийской прислуге, толкавшей пушку: обстреливали каждый подступ к намеченной позиции, действовали нагло, грамотно, дерзко перебегали от одного укрытия к другому, навязывали ближний бой.

– Тормози! – через грохот боя донесся голос командира орудия, девятнадцатилетнего безусого сержанта.

Командир отделения штурмовиков подал сигнал, и автоматчики, образовав полукруг, стали контролировать подходы к орудию.

Артиллеристы, прячась за броню дивизионной пушки, развернули орудие.

– Заряжай! Осколочно-фугасный! – выкрикнул сержант. Ствол повернулся, выискивая в черном непроглядном дыму цель. В следующую секунду коротко прозвучала команда: – Огонь!!

Снаряд выбил над крышей кусок стены, осыпав осколками половину этажа.

– Заряжай… Огонь! – командовал сержант.

Стараясь не угодить под встречный огонь, орудие силами расчета быстро откатили под стену дома. Выбрав очередную цель, сержант привычно скомандовал:

– Огонь!!

Автоматчики завершили начатое: проворно заскочили в подъезд разрушенного дома и, не жалея наступательных гранат, закидали тех немногих, кто вел из глубины помещения беспорядочную стрельбу.

На соседней улице то и дело раздавались разрывы, группа Велесова медленно, но неумолимо двигалась в сторону форта «Радзивилл». Автоматные очереди не прекращались – шел ближний бой, он то усиливался, перетекая в остервенелый, а то вдруг, следуя каким-то непредсказуемым правилам войны, начинал ослабевать. Было слышно, что немцы контратакуют, и тогда трескучие очереди немецких десантных автоматов раздавались едва ли не в глубине позиции капитана Велесова. Неожиданно стрельба прекратилась и, заполняя паузу, вдруг зазвучали орудийные раскаты советских полковых пушек.

Все перемешалось. Трудно было понять, в каком месте наступают свои и на каких участках обороняются фрицы.

В соседнем здании звучал интенсивный автоматный огонь – добивались последние очаги немецкого сопротивления.

Неожиданно из подвалов бахнул выстрел из фаустпатрона, снаряд, взорвавшись в противоположном здании, похоронил под обломками обрушившейся стены двух бойцов. Расплата пришла незамедлительно. Огнеметчик с плоским металлическим баком на спине, в сопровождении двух автоматчиков, сунул в жерло амбразуры пистолет и нажал на курок.

– Получай, гад! – стиснул он челюсти.

Огненная струя под силой избыточного давления выстрелила в проем, и отблески возникшего внутри пожарища пробились через многие трещины едва державшейся стены. Некоторое время из глубины подвала раздавался отчаянный предсмертный вопль, но вскоре он затих. В нос ударил приторный запах смеси бензина, загустителя и горелого мяса.

Густой черный дым окутывал в непроницаемые покрывала строения, фигуры мелькающих людей, тяжело двигавшуюся технику; толстым покровом стелился по земле и не желал подниматься. Лишь при разрывах снаряда в дыму образовывались заметные бреши, которые вскоре затягивались, как если бы их не было вовсе.

– Товарищ майор, – подскочил к Бурмистрову командир первой роты старший лейтенант Селезнев. – Дом взят. Действовать согласно утвержденному плану?

– Отставить! – проговорил майор Бурмистров.

Подвал все разгорался. Из окон и амбразур, еще недавно служивших пулеметным гнездом, валил черный едкий дым – горела сложенная в штабеля резина. Хлопья тяжелой гари, подхваченные легким ветерком, липли к стенам зданий, делая их еще чернее, на бушлаты бойцов, на их лица; забивали глотку и затрудняли дыхание.

Старший лейтенант удивленно смотрел на майора Бурмистрова: «Все согласовано, утверждено, что еще нужно? Немец находится рядом, осталось только дубасить его из всех орудий, не давая передохнуть, и вбить его в землю так, чтобы он больше не поднялся!»

– Зайдем немцам в тыл, – пояснил Прохор. – Туда, где они нас не ждут. Все подходы и дороги к крепости заблокированы. Будем пробиваться через стены.

– Понял, товарищ майор, – широко заулыбался старший лейтенант.

– Мы пробиваем стену, а ты со своими автоматчиками бьешь немцев в крошку и едешь дальше! Блокируешь все подступы к стенам, чтобы дать возможность сработать артиллерии и саперам. Уяснил?

– Так точно, товарищ майор, – охотно откликнулся командир роты.

– А теперь ваше слово, артиллеристы, – повернулся он к командиру расчета, внимательно вслушавшегося в разговор. – Бьешь в то здание на уровне первого этажа, – показал он на дом, стоявший на противоположной стороне. – Делаешь в нем такую дыру, чтобы танк проскочил с ходу! А если не сумеешь, так саперы тебе помогут. Главное – начать!

– Разрешите исполнять?

– Приступай! – скомандовал майор.

Первый выстрел, как и полагается, артиллеристы произвели дымовым зарядом, тотчас наполнив едким удушливым дымом окружающее пространство, спрятав от возможных наблюдателей артиллерийские позиции и штурмовиков, подтянувшихся поближе к зданию для последующей атаки. А дальше, разбивая толстые стены средневековых зданий, заколотили осколочно-фугасные снаряды. Пробив стену, осколки разлетались в помещении, уничтожая сопротивлявшихся гитлеровцев. Штурм с тыльной стороны здания, где размещались жилые помещения, был для них неожиданным. Стараясь спастись, бежали из атакуемого здания через дыры в стенах и попадали под автоматные очереди.

Опытный расчет работал слаженно, выпустив три прицельных снаряда – ровно столько, чтобы не провести значительные разрушения, не завалить обломками пехоту и дать возможность танку пробраться через завалы. Далее включилась минометная артиллерия, накрывая осколками тех, кто выбежал из здания.

Не дожидаясь, когда развеется дымовая завеса, прямо в широкий проем, сокрушая битый кирпич в крошку, грозно урча, въехал средний танк. Следом за ним, под прикрытием брони, в бушлатах, одетых поверх металлических пластин, ринулась штурмовая группа, уничтожая немногих фрицев, оказывающих сопротивление.

Артиллеристы, ухватившись за станины орудия, стали перекатывать его через небольшие каменные нагромождения.

– Товарищ майор, вас вызывают, – сказал радист, неотступно следовавший за Бурмистровым.

Танк уже прошел сквозь здания, въехал в сквер. Всюду полыхал огонь, едким дымом наполнялось пространство. Неожиданно, стараясь отсечь пехоту, следовавшую за танком, заколотила в бронированный корпус частая пулеметная очередь. Башня танка повернулась, наводчик безошибочно вычислил пулеметное гнездо на углу третьего этажа массивного здания, и в следующую секунду бабахнул выстрел. Там, где минуту назад находился пулеметный расчет, поднялось облако дыма и пыли. Угол здания обвалился; весело бренча, посыпалась на асфальт мелкая штукатурка.

Не давая немцам передышки, штурмовой отряд, прячась за укрытия, продвигался дальше по улицам, стреляя короткими прицельными очередями. Бой шел всюду. Город, стиснутый в кольцо, продолжал сопротивляться, с большой неохотой оставляя дом за домом, улицу за улицей. В соседнем квартале громко ахнуло, и к небу взметнулся огромный столб тяжелого черного дыма – не иначе, подбили танк или самоходку.

Майор Бурмистров взял трубку: и через грохот боя, не прекращавшийся ни на секунду, услышал голос Велесова:

– Прохор, не могу пройти по улице. Слева от меня стоит бетонированный дот. Два раза поднимались в атаку, и все напрасно! Режет всех, не дает поднять от земли головы. Тебе с твоей стороны будет удобнее нам подсобить.

– Назови поточнее координаты, – громко крикнул в трубку Бурмистров, не очень уверенный, что будет услышан, но Велесов незамедлительно отозвался:

– Дот с правой стороны от тебя, за угловым домом. Сможешь? – спросил он с надеждой.

До дома было километра полтора. Но с этой позиции его не взять – снаряды пройдут рикошетом, нужно выйти на открытое место, а там лупить по доту прямой наводкой!

– Постараюсь, – обнадежил товарища Прохор.

Подозвав к себе командира орудия, Бурмистров показал рукой в дальний конец улицы и сказал:

– Видишь угловое здание? – Не дожидаясь ответа, продолжил: – Пройдешь к нему по противоположной стороне улицы, доберешься до перекрестка и обогнешь это здание. Там увидишь дот. Ударишь по нему так, чтобы этим фрицам тошно стало! – жестко сказал майор. – Оттуда в сторону форта идет со своей ротой Велесов. Не дают наступать, гады! Всех мордой в землю кладут!

– Сделаю, товарищ майор, – ответил сержант и заторопился к расчету.

– Перекатить орудие! – громко выкрикнул он. – Двигаем к перекрестку по противоположной стороне улицы.

Трое артиллеристов подняли станину орудия, а двое стали толкать тяжелые колеса, придавая орудию ускорение. Автоматчики прикрытия, окружив расчет, стреляли по окнам, пресекая всякую возможность высунуться из них неприятелю. Иной раз ответные очереди достигали цели – пули стучали в станину, били по стволу; один из автоматчиков вдруг споткнулся и неловко упал – из пробитой головы на утоптанный снег потекла на удивление яркая кровь.

Немного позади, с хрустом давя битый кирпич, под присмотром группы автоматчиков двигался тягач, волоча ящики со снарядами.

В какой-то момент, съехав в небольшую яму, орудие увязло, но, поднатужившись, артиллеристы выдернули тысячекилограммовую громадину и протолкали ее дальше. Двигались умело, споро, на преодоление небольших препятствий слаженному расчету из крепких парней требовались какие-то секунды.

Прокатив орудие пару сотен метров до обломка кирпичной стены, командир орудия скомандовал:

– Стой! – Станины твердо уперлись в землю. – Орудие к бою!

Дот с плоской бетонированной крышей и присыпанный землей, среди разросшегося бука выглядел неприметно. По обе стороны от него тянулись к небу могучие каштаны с поломанными кронами, а между ними топорщились во все стороны сухими ветками магнолии.

Артиллеристы приготовились к стрельбе. Боевой расчет представлял собой единый слаженный механизм, где каждый знал свои действия.

Орудие, спрятанное за обломком стены, со стороны перекрестка не просматривалось. Над кладкой лишь чуть-чуть возвышался ствол, который среди почерневшего, обожженного огнем ландшафта был неразличим.

– Поднести два ящика осколочно-фугасных, – громко скомандовал командир.

Четверо бойцов стащили с кузова тягача два ящика со снарядами и заторопились к орудию.

Через открытое окно в щите пушки был виден широкий перекресток, частично заваленный кирпичами от разрушенных зданий. На тротуарах и на дороге валялись трупы убитых солдат, живым сейчас было не до них. Немного дальше в широком переулке располагался хорошо укрепленный бетонированный ДОТ. Пулеметный расчет немцев патронов не жалел, молотил веером – справа налево и слева направо – длинными очередями по штурмовикам, затаившимся за каменными укрытиями; по переулку, из которого, разбрасывая осколочные мины, палил миномет; бил по углам, откуда липкой огненной плазмой могли пальнуть огнеметчики. Свинец безжалостно терзал все живое, а то, что было построено из камня, превращал в щебень и пыль.

– Вдарим по доту, – сказал командир орудия наводчику. – Чтобы фрицам и на том свете тошно было!

– Понял, товарищ сержант.

– Заряд уменьшенный, прицел тридцать. – Наводчик установил угломер, прицел. – Взрыватель осколочный.

Четвертый номер расчета быстро заготовил взрыватель к осколочному действию. Пятый и шестой номера прислуги выкопали ямки на глубину лопаты и установили в них сошки станины. Орудие готово к бою.

– Наводить в основание дота.

Наводчик энергично завращал подъемным и поворотным механизмами.

– Готово! – объявил он.

Командир орудия проверил наводку. Все было в порядке. Подняв руку, он резко ее опустил, громко выкрикнув:

– Огонь!!

Шарахнул выстрел. Через мгновение громыхнул сильный разрыв. Густое темно-серое пылеватое облако на несколько секунд закрыло цель, а когда оно развеялось, то стало видно, что снаряд угодил точно в самое основание ДОТа, сковырнув его, словно гнилую ракушку. Рядом лежали три растерзанных взрывом трупа в обмундировании немецких пехотинцев, четвертый пулеметчик, волоча покалеченную ногу, удалялся от места взрыва.

Следовало сменить позицию. Быть может, в эту самую минуту какой-то невидимый стрелок на немецкой позиции уже направлял в их сторону противотанковый гранатомет. В запасе минуты две, не больше – нужно как можно дальше уйти от места выстрела.

По сторонам звучали автоматные очереди – к немцам прибывало подкрепление. Намерения очевидны: раздавить артиллерийскую группу вместе с сопровождавшими ее автоматчиками.

– К зданию! В укрытие!!! – закричал командир орудия. – К одноэтажному дому!

Артиллерийский расчет привычно поднял станины, а два бойца, упершись сильными руками в колеса, стали усердно толкать орудие.

Автоматчики двигались впереди – расчищали дорогу для пушки с артиллерийским расчетом, загоняли немцев во дворы, заставляли прятаться в укрытия, залегать, пережидать огонь в воронках.

До одноэтажного, наполовину разрушенного здания, где можно было укрыть орудие, оставалось всего метров двадцать, как вдруг командир орудия резко вскинул подбородок и опрокинулся на разбитый кирпич. Пуля попала точно под самый край каски. Сержант умер мгновенно, не осознав произошедшего. Стрелял снайпер и выбрал тот самый момент, когда голова сержанта на мгновение показалась из-за орудия.

На лице наводчика застыла растерянность, глаза расширились, будто вопрошая: «Как же так? Как это случилось?» Затем он посмотрел по сторонам, словно бы просил у окружающих участия, а потом неожиданно громким, басовитым голосом скомандовал:

– Орудие к бою!!!

Артиллеристы как будто бы ждали именно этой команды. Под прикрытием штурмующей группы в несколько секунд сняли чехлы с дульного тормоза, с казенника, закрепили панораму в корзине и установили орудия для стрельбы прямой наводкой. Потребовалось всего лишь несколько секунд, чтобы зафиксировать орудие в неподвижном положении. Пули нещадно молотили в бронированный щит; срикошетив, уходили в небо; вспахивали под ногами землю; свистели над головой; осколки, немыслимо меняя траекторию, пытались залететь за щит. Все тщетно!

Артиллерийский орудийный расчет воевал вместе почти год. Это уже фронтовая семья. На войне такая продолжительность в ведении боевых действий редкость. Прошли через многое. Командир орудия, несмотря на молодость, был опытным артиллеристом, одним из лучших в полку, а может быть, даже в дивизии. И вот как оно вышло… Погиб в городском бою, в чужой стране, на улице с труднопроизносимым названием. Оставить безнаказанной смерть командира нельзя, фрицы должны поплатиться, даже если им предстоит всем сгинуть в этом бою.

– Это был снайпер, сука, – сказал заряжающий, выглянув из-за щита.

– Командир, он на крыше затаился, под самой трубой. Вон каска его торчит, – высказался четвертый номер, отличавшийся острым зрением.

– По живой цели на крыше противоположного здания, ориентир – труба, – громко скомандовал первый номер, ставший командиром орудия. – Осколочно-фугасным с уменьшенным зарядом… Угломер – сорок пять, прицел – пятнадцать. Взрыватель – осколочный.

Четвертый номер приготовил взрыватель к осколочному действию – быстро свинтил колпачок, закрывавший мембрану.

– Навести ствол под самое основание трубы… Один заряд!

Переломив ход скоротечного сражения, к переулку подошло второе отделение штурмующих. Немцы нехотя отступали, на шаг, другой, сдавали обжитые позиции. Снайперы, засевшие на крышах, вели эффективную стрельбу, выводя из боя то одного, то другого бойца. Из подвала дома, стоявшего на перекрестке, полыхнуло белое пламя, а за ним поползло густое черное облако, тяжело стелющееся по земле. Копоть укладывалась на стены домов, липла на лица бойцов, смешавшись с дымом орудий, образовывала непроглядную серую завесу.

– Готово!

– Огонь!!

Прозвучал выстрел. Снаряд, взорвавшись на крыше, на мелкие осколки расколотил черепицу, разлетевшуюся по дворам, переулкам, улицам. Разбил кирпичную трубу и, словно поломанную куклу, взрывной волной швырнул на землю затаившегося снайпера.

– Осколочно-фугасный снаряд с ударным взрывателем, – скомандовал новый командир орудия, заприметив на втором этаже фаустпатронника. Затаившись, тот чего-то выжидал. – Отражатель – ноль! Угломер – двадцать девять.

С северо-восточной стороны города стрельба усиливалась: тяжелые орудия колотили по Цитадели. Крепость сдаваться не желала. Оставалось только удивляться твердости ее крепостных стен. Достаточно шести артиллерийских снарядов, чтобы разрушить целое здание, а по фортам Цитадели долбили каждый день по нескольку часов кряду, а она продолжала возвышаться вопреки всем военным, механическим и физическим законам, и горделиво посматривала непробиваемыми башнями на город, лежавший в руинах.

– Огонь!! – стиснув зубы, приказал двадцатилетний командир орудия.

Снаряд, пролетев две секунды, пробил стену под самым окном и разорвался где-то внутри помещения, выбив оставшиеся окна. Внутри ярко полыхнуло пламя, его длинные ярко-красные языки, словно изголодавшись, стали жадно лизать побитые осколками стены. Не насытившись, пламя добиралось до деревянных перекрытий и уползало в глубину здания за новой поживой.

Глава 5

Не переживай, не впервой!

К немцам подоспело подкрепление из Цитадели, состоявшее из кадровых частей, что стало понятно с первых минут боя. Враг воевал грамотно, по всем законам военной науки. Старался внести сумятицу – появлялся невесть откуда и так же внезапно исчезал; хотел раздробить штурмующую группировку, чтобы уничтожить ее по частям.

В какой-то момент Бурмистров ощутил, что натиск усиливается, что его обстреливают не только с фронта, но и с флангов, палили даже с тыла.

Полковые орудия, установленные с флангов, не прекращали огня, не давали возможности немцам приблизиться. Одна беда – были перебиты гусеницы тягача, и снаряды приходилось волочить на себе, что значительно уменьшало мобильность, сокращало возможность для маневра.

Зажатый в самом центре улицы, майор Бурмистров не мог развернуться ни направо, где немцы успели соорудить нагромождения из поломанной техники, ни налево, где из соседнего переулка шел плотный зенитный огонь, разрывавший на куски все живое, – зрелище было сильное, очень страшное, имевшее мощнейший психологический эффект. А самое скверное – позиция у зенитки была подобрана столь умело (в узком переулке между двумя зданиями), что ее невозможно было достать никакой артиллерией. Продвигаться дальше стало невозможно. Зенитку следовало уничтожить. За штурмовыми батальонами пойдет пехота – закреплять отвоеванные территории, вот она и попадет под ее губительный огонь.

Можно было бы достать зенитку фаустпатроном, его разрушительной мощности будет достаточно, чтобы накрыть сразу всю прислугу. Вот только как добраться до этой зенитки? Вокруг нее злыми церберами стояли автоматчики, пресекая всякую попытку приблизиться к орудию.

Вполне по силам справиться с зениткой среднему танку, но он хорош в поле, где колоссальная возможность для маневра. В узком же переулке, из которого била зенитка, не было возможности не то чтобы навести орудие на цель и выстрелить, а даже в случае необходимости развернуться – зенитка, стоящая в переулке, успела пристрелять вокруг каждый метр и уничтожит танк мгновенно, едва он окажется в поле ее видимости.

Прохор Бурмистров понимал, что установившееся равновесие не может продолжаться бесконечно. Немцы чего-то ждут, скорее всего, подкрепления, и когда оно подойдет, то зенитное орудие выдвинется из переулка на улицу, где застрял штурмовой отряд майора Бурмистрова, чтобы уничтожить его в течение одной минуты и тем самым поставить точку в затянувшемся противостоянии.

Следует поторопиться.

– Свяжись с Велесовым, спроси у него, как там дела.

– Ива, я – Сокол, прием… Как слышите меня? – закричал связист, младший сержант Миронов.

Парень народился с сильным и густым голосом. С таким басом надлежало бы стоять у орудия и кричать: «Огонь!» Можно не сомневаться, что он сумел бы перекричать даже гаубичные залпы.

Неожиданно он умолк. Некоторое время радист просто вслушивался в речь, заглушаемую частыми разрывами, а потом коротко ответил:

– Принято, передам… Капитан Велесов сказал, что его подразделение успешно продвигается в сторону форта «Радзивилл» и находится от него примерно в километре. Они уничтожили два танка, три зенитных орудия и несколько укрепленных огневых точек.

– Ишь ты, научился воевать, – порадовался за друга майор Бурмистров. – Широко шагает. Свяжись с отделением саперов и скажи, что нужно подорвать стену в угловом здании. Пусть выдвигаются немедленно. А мы пока почистим для них место, чтобы им воевалось лучше… Васильев, – подозвал Бурмистров командира отделения автоматчиков, плечистого парня с двумя орденами Славы. – Видишь четыре окна на первом этаже?

– Вижу…

– Не дают подойти к зданию, подавите их, ну и огнеметчика с собой прихватите. Сержанта Савельева, к примеру… Пусть он своим дустом всех этих тараканов из щелей выкурит.

– Сделаем, товарищ майор, – охотно откликнулся сержант.

Под прикрытием пулеметного огня и стелющегося дыма РДГ[1], не давая возможности немцам высунуться из окон, отделение автоматчиков приблизилось к дому и закидало первый этаж гранатами. Оставались подвалы, где могли укрываться немцы (как только группа продвинется вперед, запрятавшиеся немцы выползут из подвала и ударят в спину). Далее черед огнеметчиков. Огнеметчик в городском бою весьма ценный боец, потому его старались оберегать.

Под прикрытием автоматчиков сержант Савельев (боец лет тридцати пяти) подскочил к подвальным окнам и, сунув пистолет в отверстие, пустил упругую огненную струю в противоположную стену. Снизу, будто бы из преисподней, раздались отчаянные крики. Не скрывая злорадства, сержант, уроженец белорусского Полесья, зло вымолвил:

– Жарятся, черти! Это вам за мою семью!

Прежде огнеметчик состоял в отделении автоматчиков, но, узнав о судьбе родных, сожженных карателями в сорок третьем году вместе с другими жителями деревни, решил поменять автомат на огнемет.

Три взрывника под прикрытием автоматчиков появились в тот самый момент, когда подвал занялся огнем, пуская через подвальные окна, заложенные мешками с песком, темно-серый тяжелый дым. Не желая смешиваться с дымом дымовых шашек, разложенных химиками по периметру расположения группы, он поднимался к небу верткими струями и, добравшись до последнего этажа, рассеивался в виде мелкого тумана.

– Поддержать взрывников огнем! – крикнул в трубку майор Бурмистров. – Чтобы ни один гад из окна не высунулся.

После того как была выпущена зеленая ракета, затарахтели ручные пулеметы, брызгая каменной крошкой и грязью, не давали немцам поднять головы. По местам скопления гитлеровцев слаженно колотили пушки. Взрывники, находясь в относительной безопасности, заложили взрывчатку под угол дома и, отступив на безопасное расстояние, взорвали стену. Дом сильно тряхнуло, его заволокло темным облаком пыли, а когда пылища малость поредела, сквозь нее можно было увидеть в стене огромную дыру.

Два бойца, вооруженные фаустпатронами, стараясь не попасть под шальную пулю, юркнули в проем. Помещение было пустым. Пахло гарью и смрадом – результат недавнего сражения. Пол устилали отстрелянные гильзы, перекатывающиеся под подошвами сапог; зловеще трещал расколоченный кирпич. За стеной было слышно, как очередями злобно молотила зенитка, не давая возможности приблизиться. Громкая чужая речь зенитной прислуги, подтаскивающей снаряды, била по нервам.

– Здесь стоит зенитка, – сказал Мамаев, плотный парень с угрюмым лицом. И закрепил фаустпатрон на треноге напротив стены.

Второй боец с фаустпатроном отошел на несколько шагов в сторону. Установил фаустпатрон на груде кирпичей. Автоматчики, перекрыв входы, охраняли фаустпатронников, предоставляя им возможность поточнее прицелиться. Мамаев поднял измерительную планку, старательно прицелился.

– Готов или… – повернулся Мамаев к напарнику. Прозвучавшая рядом очередь прервала фразу, заставила отпрянуть за угол. – Попал?

– Вон он лежит…

– Откуда взялся этот фриц?

– Сам не пойму, – в сердцах выругался командир отделения, продолжая выискивать автоматом очередную цель.

В нескольких шагах на животе лежал немец с простреленной грудью, рядом с ним – выпавший из рук карабин. Перевернув фрица ногой на спину, сержант удивленно хмыкнул – это был немолодой мужчина, почти старик, с седой коротенькой и очень ухоженной бородкой.

– Даже не поймешь, что он тут делал, – хмуро произнес командир отделения.

– А что ему тут еще делать? – усмехнулся стоявший рядом автоматчик. – Пристрелить тебя хотел. Это солдат из фольксштурма. Из немецкого ополчения. Гитлер сейчас всех подряд под ружье ставит.

– Ты готов? – повернулся Мамаев к напарнику.

– На все сто, – ответил тот.

– Только позади этой трубы не стой, раскаленной струей прибьет, она метра на полтора вылетает, – предупредил Мамаев. – А нам с тобой еще до Берлина топать.

– Не переживай, – ответил тот. – Не впервой.

– Огонь! – скомандовал Мамаев и нажал на курок фаустпатрона.

Граната, ударившись в стену, сумела сделать в ней огромную пробоину, брызнула во все стороны осколками и, потеряв первоначальное направление, взорвалась на середине улицы метрах в тридцати от группы солдат, осыпав их смертоносными осколками.

Через брешь в стене хорошо просматривалось зенитное орудие, напоминавшее танк. Вот только вместо дула из брони торчали спаренные стволы подвижной установки. Зенитка шумно и весело стреляла гавкающими скорострельными очередями, в труху уничтожая всякую цель.

Прозвучавший грохот привлек внимание зенитчиков. Мамаев увидел, как башня быстро повернулась, и стволы, прежде направленные на верхние этажи противоположных зданий, занятые советскими автоматчиками, вдруг стали стремительно опускаться, выискивая близкую цель. Через какое-то мгновение стволы опустятся, поравняются с группой бойцов, засевших в здании, и разорвут их на куски зенитными снарядами.

– А хрен вам! – выкрикнул Мамаев и, стиснув челюсти, нажал на курок.

Вылетевшая граната пробила бронированный корпус самоходной зенитки и врезалась в ящики со снарядами, мгновенно сдетонировавшими. Зенитку разорвало на куски, а разодранную, обожженную человеческую плоть раскидало по всему переулку. Все было кончено.

– Молодцы, хорошо сработали! – выкрикнул майор Бурмистров и проговорил в трубку: – Вторая рота, усилить натиск. Проходим вперед и закрепляемся на занятых позициях. Очистить район, чтобы ни одного гада здесь не осталось!.. Дай мне вторую и третью роты, – приказал Прохор.

– Есть, – ответил Савельев и подключил на телефонный коммутатор двух абонентов.

Коммутатор был спрятан в металлический корпус, на котором отчетливо были видны следы от недавних осколков. Свою нелегкую службу коммутатор нес наравне со всеми. Без связи воевать трудно, а потому полевой телефон и коммутатор берегли, как собственное оружие. Неделю назад имелся еще деревянный ящик-чехол, в котором обычно перевозили его с места на место. Но машина, в которой перевозился коммутатор с полевым телефонным аппаратом, подорвалась на мине. От деревянного чехла остались только щепки, а вот коммутатор каким-то чудом уцелел. Теперь связисты перетаскивали коммутатор в обыкновенном кованом сундучке, в котором зажиточные немцы обычно хранили семейные ценности. Сундучок был предметом для шуток, среди бойцов немало остряков, посмеивающихся над тем, как связисты таскались с ним по окопам.

– Готово, товарищ майор, – протянул телефонист трубку.