Ответ перед высшим судом Володарская Ольга

Глава 2

Мария плакала весь вечер и половину ночи. Плакала до тех пор, пока не высохли слезные каналы. Она ждала, когда наступит облегчение. Но этого не случилось. Маша уснула с тяжелым сердцем лишь оттого, что устала реветь.

Утром она едва разлепила веки. Глаза опухли, и Мария перед тем, как глянуть на себя в зеркало, приложила к ним лед. Однако лед если и помог, то не сильно. Увидев свое отражение, Маша ужаснулась. Не человек – свинья. Именно свинья, а не милый поросеночек. Толстые красные щеки, раздувшийся нос-пятачок, маленькие заплывшие глаза. Мария схватила с полочки крем от отеков и начала яростно втирать его в кожу. Но тут же отшвырнула тюбик. Ей ничего не поможет! Ни лед, ни крем. Даже когда с лица спадет краснота и одутловатость, Маша останется дурнушкой. Свинкой с лоснящимися щеками и маленькими глазками.

Нестерпимо захотелось заплакать. И так как слезные каналы успели наполниться, Мария приготовилась к реву, но тут в дверь позвонили…

Коля? Коля вернулся?

Уходя от Маши вчера, он бросил на тумбочку в прихожей ключи от квартиры, и ему нечем открыть замок.

Мария не знала, что делать. Открывать сейчас и показываться перед любимым в таком виде она не могла. Но и медлить боялась. Что, если за то время, пока она пытается хоть как-то прихорошиться, Коля подумает, что ее нет дома, и уйдет? Маша быстро сменила гигантскую полосатую футболку, в которой спала, на шелковый халат в лилиях, цапнула косметичку и выбежала в коридор.

– Иду! – крикнула она. Если за дверью Коля, она скажет, чтоб обождал минутку и за это время запудрит щеки и нарисует стрелки. Если же не он… (Пусть это будет он, Господи!), то просто не откроет. – Обождите секунду.

Маша подлетела к двери и с надеждой припала к глазку.

Не Коля!

Какой-то незнакомый мужик с всклокоченными рыжими волосами. Похож на солиста «Иванушек», но помладше и пониже.

Мария открыла дверь и неприветливо спросила:

– Вы кто?

Рыжий достал из кармана джинсовой куртки удостоверение и продемонстрировал его.

– Полиция? – поразилась Маша. – А вы уверены, что по адресу?

– Тут проживает Мария Анатольевна Эскина?

– Да, это я.

– Значит, по адресу. Могу войти?

Маша посторонилась. Она мельком глянула на удостоверение, поэтому не запомнила имени и фамилии полицейского. Решила поинтересоваться, как его величать.

– Игорь Павлович Замятин, – представился тот. – Где нам будет удобнее поговорить?

– Пойдемте на кухню. Я сварю нам кофе.

– О, это будет кстати, – оживился Замятин. Судя по помятой физиономии, он мало спал этой ночью. И выглядел так же паршиво, как и Маша. Пожалуй, они были похожи, только она блондинка, а он рыжий. – Вы с кем живете, могу я узнать? – спросил он, наклонившись для того, чтобы расшнуровать кроссовки.

– Одна… С некоторых пор.

– С каких, если не секрет?

– Да какое это имеет значение? – вспылила Маша. На свежую рану соль сыпет!

– И все же ответьте, – он попросил, не потребовал, и все же напомнил о том, с кем Маша разговаривает: – Я представитель органов и если задаю вопрос, то не из праздного любопытства.

– Мой гражданский муж ушел от меня вчера. – И дернула подбородком в сторону связки ключей, оставленных Колей.

– Вы, наверное, когда звонок прозвенел, подумали, что он вернулся, – проницательно заметил опер.

Маша оставила этот комментарий без внимания и повела Замятина в кухню.

– Присаживайтесь, – сказала она. – А я займусь кофе.

Опер тут же плюхнулся на стул. Стул был крутящимся, и Замятин начал играться, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую. Машу это раздражало, но больше раздражало то, что ей не говорят, что нужно полиции от ее скромной и далеко не криминальной персоны. И она решила это выяснить:

– Не пора ли сказать, зачем вы явились ко мне?

– Вы правы – пора. Меня интересует ваш гражданский муж. Гладков Николай.

– Он что-то натворил?

– А что, был способен на это?

Мария резко повернулась, едва не снеся локтем поставленную на плиту турку.

– Перестаньте меня прощупывать! – воскликнула она. – Иначе я попрошу вас уйти. А если вы этого не сделаете, позвоню куда следует.

– Тете-прокурору? Я в курсе, что у вас железобетонные родственные связи. Впрочем, как и все в моем отделе. Никто не хотел с вами связываться, я оказался самым смелым. Кстати, тетка ваша в отпуске. Загорает на Мальдивах вторую неделю. Не знали?

– Знала, я отвозила ее в аэропорт, – Маша начала терять терпение. – Итак? Что случилось?

– Убит ваш гражданский муж, и вы первая подозреваемая.

Мария услышала шипение за своей спиной. Это кофе, вскипев, выплеснулось из турки. Но она этого не понимала. Как и значения фразы, произнесенной полицейским.

– Повторите, пожалуйста, что вы сейчас сказали? – попросила она.

Замятин встал, сделал несколько шагов по направлению к Маше и протянул руку. Она отпрянула. Но полицейский не хотел ее касаться, только лишь выключить газ.

– Николай Гладков скончался вчера вечером между девятью и десятью часами от черепно-мозговых травм. Ему было нанесено три удара по голове тупым предметом, предположительно металлической трубкой, являющейся частью детской спортивной стенки.

Маша выслушала эту тираду. Потом хохотнула:

– Да это не Коля!

– Нет, это совершенно определенно он. При нем были документы. Но поскольку он прописан в другом городе, нам потребовалось время, чтобы узнать, где он проживал.

– Нет, вы ошибаетесь. Это не может быть он.

– Вам показать посмертное фото?

– Да, покажите, потому что я не верю…

Полицейский достал из кармана телефон и, сделав пальцем пару движений по экрану, продемонстрировал Маше картинку.

Едва взглянув на фото, она сразу поняла – это Коля. Коля лежит на асфальте в луже собственной крови. С широко открытым ртом и одним закрытым глазом. Не похожий на самого себя. Но Маша знала, что люди после смерти становятся совсем другими. Душа ли это выходит из них или просто организм, переставая работать, застывает и тело становится не тем, чем было раньше. Но люди кардинально меняются. Хоть и остаются узнаваемыми.

– Так, только не падать, – услышала она голос, звучащий как будто сквозь вату, и поняла, что находится на грани обморока. – Спокойно, Мария. Дышите.

Она послушно набрала полные легкие воздуха, но исторгнуть его не смогла, закашлялась.

– А плакать – это нормально. Плачьте.

Маша даже не понимала, что она делает. Ей казалось, давится воздухом. А оказалось – плачет.

Замятин усадил ее. Дал воды. Маша не хотела пить, вертела головой, но пришлось подчиниться.

– Почему я первая подозреваемая? – выдохнула она, с трудом сделав глоток.

– Ну, вы же сами сказали, что он от вас вчера ушел. Вы могли догнать и отомстить за предательство.

– А вы сказали, что я, услышав звонок в дверь, подумала, будто это он вернулся. Вы непоследовательны.

– Молодец вы, – улыбнулся полицейский. – Трезво мыслите даже в такой ситуации… И держитесь хорошо. Да, я не думаю, что вы убили Николая. Но это только мое мнение. Я верю чутью. Но вам бы алиби обзавестись. Что вы делали вчера вечером? Между девятью и десятью часами?

– Плакала.

– Никуда из дома не выходили?

– Нет.

– Это хорошо. У вас камеры в подъездах, значит, будет алиби. – Он прошел к плите и посмотрел на обгоревшую турку. – Можно я остатки кофе себе налью? Всю ночь не спал, вырубаюсь. – Маша кивнула. – Почему от вас ушел муж?

– Другую полюбил.

– Кого?

– Не знаю. Так сказал и ушел.

– Во сколько это было?

– В двадцать часов. Плюс-минус…

– Что при нем было?

– Небольшой чемодан и сумка с ноутбуком. Еще, разумеется, телефон, кошелек, ключи от машины.

– Все это мы обнаружили. Телефон, кошелек и ключи при нем. Чемодан и сумка в машине. Машина нашлась на ближайшей к месту преступления стоянке.

– То есть он отнес вещи в автомобиль, но не уехал, а направился обратно к дому? – И с надеждой: – Значит, он передумал?

Опер тяжело вздохнул. Было видно, что он так не думает, но не хочет еще больше расстраивать травмированную женщину.

– Если вам хочется в это верить, то ради бога, – пробормотал он.

– Но как же еще это объяснить?

– По-разному. Например, что-то забыл. Или вообще не собирался возвращаться к «мавзолею», а направлялся в другое место. Дворы старые, проходные. Через них удобно срезать путь.

– Да, вы правы. Ведь если он передумал бы, то вернулся с чемоданом и сумкой. – Маша всхлипнула. Но плакать себе не позволила. Потом поревет, когда полицейский покинет ее квартиру. – У вас есть еще ко мне вопросы?

– Да, несколько. У Николая были враги?

– Нет. Он был хорошим человеком и отлично ладил со всеми.

– Партнеры по бизнесу имелись?

– Он вел дела один. Я помогала. И могу вам сказать точно: Коля никого не кидал. Его – да. Но не по-крупному и давно – до того, как мы познакомились.

– Николай был женат. Каковы были его отношения с экс-супругой?

– Они практически не общались. Но не думаю, что бывшая жена имела что-то против Коли. Он все оставил ей и ребенку. Исправно платил алименты. А поскольку она была инициатором развода, ей не за что на него держать зуб.

– Вы можете назвать имена его ближайших друзей? Телефон Николая у нас, но в нем куча номеров, сами понимаете…

– У него только один друг, Барсков Саша. Но он живет далеко, в родном городе Коли. Тут у него только приятели. Их имен я не знаю. Коля не из тех, кто зависает с мужиками в кабаках, бильярдных, саунах. На рыбалку ездит, да. Но всегда за рулем, поэтому возвращается трезвым. – Маша говорила о нем как о живом. У нее язык не поворачивался употреблять прошедшее время и слово «был».

– Просто идеальный мужчина. И все же кто-то его убил.

– Случайная жертва, я уверена.

– Что ж, будем выяснять.

Замятин поднялся на ноги и тут же сморщился, схватившись за колено.

– Болит, зараза, – пожаловался он. – В молодости повредил, но не лечил, само вроде прошло, а под старость вылезли болячки, включая эту.

– А сколько вам лет?

– По паспорту тридцать шесть, но по износу организма под шестьдесят.

Опер распрощался с хозяйкой дома. Закрыв за ним дверь, Мария несколько секунд постояла в прихожей, тупо глядя на ключи, брошенные вчера Николаем на полку. Еще час назад она была почти уверена, что между ними все наладится и ключи снова окажутся в его кармане. Коля всегда таскал связку в кармане. И она позвякивала, потому что брелок был металлический. В форме пули. Коля купил его, когда они впервые отправились в совместное путешествие. Это был круиз по Волге, и когда теплоход остановился в Волгограде, они ездили на Мамаев курган, где, собственно, Коля брелок и купил. Продавец сказал ему, что это настоящая пуля времен Великой Отечественной. Скорее всего врал, но все делали вид, что верили.

Маша не заметила, как погрузилась в воспоминания о том круизе. И все моменты казались ей прекрасными. Даже то, что теплоход едва не сел на мель и десять часов простоял в тумане, теперь казалось увлекательным приключением.

Взяв связку, Маша сжала ее в кулаках и побежала в комнату, чтобы упасть на кровать, свернуться в позу зародыша и прорыдаться.

Маша с юности готовила себя к одиночеству. Потому что дурнушки обречены на него. Исключением могут стать те, что готовы создать пару с любым желающим. Но у Маши любить козлов не получалось. Она всегда увлекалась самыми блестящими ребятами. Ей мало было внешности или ума. Подавай сочетание. Похожий на Ди Каприо отличник, великолепно играющий в волейбол и рисующий дивные пейзажи, стал ее первой серьезной любовью. Она обожала его два года, учась в старших классах, и еще восемь месяцев, пока в институте не втрескалась в «Бандераса». Этот еле успевал по экономике, которую избрал своей дисциплиной, но писал шутки для команды КВН и имел разряд по шахматам. Когда парень бросил институт, чтобы посвятить себя юмору, Маша нашла ему замену в лице ректора, как две капли воды похожего на Шона Коннери. К каждому из этих троих она испытывала серьезные чувства и ни с одним не пыталась сблизиться, заранее зная, что ничего из этого не выйдет. Такие мужчины увлекаются подобными себе женщинами: красивыми, умными, талантливыми. Но готовы сделать исключение ради просто красивых. Но в этом случае дама должна быть неотразимой, как супермодель. Частенько, укладываясь спать, Маша фантазировала о том, как поутру встанет с кровати, подойдет к зеркалу и увидит в нем, к примеру, Жизель Бундхен. А лучше молодую Синди Кроуфорд, именно она в понимании Марии являлась олицетворением идеала женской красоты.

Своими мечтами девушка делилась с дневником, который вела с четырнадцати лет. Пыталась с теткой, которая была ее самой близкой подругой, но та категорически не желала понимать племянницу. Она была такой же пухленькой и белобрысой, как Маша. С носом-пятачком и маленькими глазками. Но не считала себя дурнушкой и несла себя как королеву. От поклонников у нее отбоя не было, что в молодости, что в зрелости. Поэтому, овдовев, тетка уже спустя год второй раз вышла замуж, причем весьма удачно.

Пожалуй, она была кумиром Маши. И ей хотелось бы походить на тетю, но не получалось. Кишка тонка была у Марии, в отличие от задницы. Этим богатством Бог не обделил. Пятьдесят шестого размера юбки себе покупала, будучи студенткой. Правда, все убирала в талии. Родись Маша в Африке, считалась бы секс-символом.

И все же, объективности ради, Маша признавала, что и в ее внешности есть достоинства. Например, грудь: аккуратная, высокая, она прекрасно смотрится в неглубоком декольте. Губы – полные, красиво очерченные. Тонкие щиколотки и запястья. И кожа. Да, она склонна к покраснению, но чистая, гладкая, на ней не вскакивали прыщики даже в пубертатный период. Но Маша считала, что никто всего этого не видит. В глаза бросаются жирные бока и покатые плечи, лоснящиеся щеки, нос картошкой, глубоко посаженные глаза и жидкие волосы, через которые просвечивает розовая кожа головы.

Но Маша старалась выглядеть достойно. Она не нуждалась в деньгах, поэтому отлично одевалась, дополняя образы уместными украшениями, делала стрижки в хороших салонах, держала в порядке ногти, наносила ежедневный макияж. Небрежный вид могут себе позволить красавицы, дурнушки же, по ее мнению, обязаны за собой следить. Маша нравилась людям. Мужчинам в том числе. Но не так, как ей хотелось бы. И не тем…

ТЕ ее не замечали.

После института Машу любимая тетя, имеющая широкие связи, пристроила на отличное место. Престиж, перспективы, зарплата. Мужской коллектив. Мария, естественно, из дюжины коллег выбрала в предметы обожания директора, оказавшегося самым умным и красивым. Тогда она еще не знала о его главном недостатке, а именно, алкогольной зависимости. Пил босс часто, почти ежедневно, но в умеренных дозах. Подчиненные об этом знали, но не осуждали. Под хмельком директор соображал так же хорошо, как и трезвый, зато был добрее и лояльнее. Но на корпоративах он от души отрывался. А утром не помнил ничего из произошедшего вечером. Маша об этом не догадывалась. Коллеги-мужчины между собой сплетничали, как старушки у подъезда, но с ней говорили исключительно о работе. Ладно, баба, но новенькая, да еще и блатная, мало ли что у нее на уме. Поэтому, когда на новогоднем корпоративе начальник после нескольких медленных танцев увел Марию в кабинет и на жестком офисном диване лишил девственности, она решила, что дождалась своего счастья. И на следующий день не шла на работу – летела на крыльях любви. Начальник явился только к обеду. Хмурый и помятый. Через час немного взбодрился, а к вечеру стал привычно веселым и милым. Маша ждала от него предложения. Нет, не выйти замуж. С этим торопиться не стоит. Но на свидание он должен был ее пригласить. Однако начальник вел себя с ней так, будто между ними вчера ничего не произошло, а когда уходил из офиса, щебетал по телефону с какой-то барышней.

Он так и не вспомнил, что спал с Марией в канун Нового года. Потому что на Восьмое марта пристал к ней, как в первый раз. Но она отвергла. Хотя до конца не разлюбила.

Вскоре Машу перевели с повышением. Она стала начальником, пусть и небольшим, и в ее подчинении оказалось семеро мужчин. Ее глаз зацепился за самого молодого и недисциплинированного. Стажера. Студент-заочник неформального вида, он постоянно опаздывал, а в рабочее время слушал музыку или качал фильмы. Но какие у него были глаза! А голос! Он постоянно что-то напевал, и Маша недоумевала, почему парень с таким талантом торчит в офисе, а не идет покорять сцену.

С этим парнем у нее все получилось. Полноценные отношения со свиданиями и приносящим взаимное удовольствие сексом. Жаль, все быстро кончилось. Через два месяца Маша узнала о том, что практикант приударил за ней, чтобы не вылететь с работы. До этого он не удерживался на одном месте дольше нескольких недель.

Маша долго отходила от разочарования. Не вступала в связи и, что самое удивительное, никем не увлекалась платонически. Она посвятила себя карьере и сделала ее.

Свое тридцатилетие Мария отпраздновала в шикарном ресторане. Было много гостей, друзей, родственников, нужных людей. Но среди веселой, шумной и расположенной к ней толпы именинница, как никогда, ощутила свое одиночество. Маша еле дождалась конца вечера и специально притворилась пьяной, чтобы свернуть его. Ей так хотелось скрыться ото всех, чтобы поплакать. Любимая тетя всегда говорила, что слезы приносят облегчение. Но Маша не дотерпела до дома. Разрыдалась в такси.

Водитель повернулся к ней и участливо спросил:

– Что-то случилось?

Маша замотала головой. Но за охапкой цветов таксист этого не увидел. Он только слышал плач. Поэтому остановил машину, вышел, затем открыл заднюю дверь, плюхнулся на сиденье рядом с пассажиркой и стал ее успокаивать.

– Все будет хорошо, не плачь, – тихо говорил он, поглаживая Марию по голове. – Такая молодая, красивая. Праздничная. Ты смехом заливаться должна, а не слезами.

Мария тут же уткнулась ему в грудь и зарыдала еще горше.

«Я старая и страшная. Я умру в одиночестве!» – мысленно кричала она.

– А ну, мордаху свою подними, – скомандовал таксист.

Маша не стеснялась его, поэтому сделала, как велели. Мужчина вытер ее распухшее от слез лицо платком, да еще, как ребенку, нос прочистил, заставив высморкаться. Садясь в такси, Маша не обратила внимания на водителя, вся была в своих переживаниях. Когда он вытирал ей сопли, думала, что пожилой. Но, подняв на него глаза, обомлела. Не больше сорока, лет тридцать семь. И красив, как римский патриций: огромные карие глаза с пушистыми ресницами, прямой нос, волевой подбородок, покрытый темной щетиной. Маша могла бы смотреть на это лицо бесконечно, но таксист, успокоив ее, тут же вернулся к своим обязанностям. Пересев на водительское место, завел мотор.

– Вы извините меня за истерику, – проговорила Мария, украдкой достав из сумочки зеркало и глянув в него. Тушь не размазалась – водостойкая – уже хорошо. – Перенервничала при подготовке к празднованию.

– Понимаю.

Он кивнул, на голове у него была натянута вязаная шапочка. Она так не вязалась с образом патриция, что Маша попросила:

– Не могли бы вы снять шапку?

– Зачем? – удивился таксист.

– Вы очень похожи на одного моего друга детства, думаю, может, это вы… Я с ним не виделась двадцать лет.

– Это не я, – засмеялся мужчина. – В этом городе я всего два с половиной года, а родился и вырос в другом… – Но шапку все же снял.

Маша не разочаровалась бы, увидь лысину. И все же она надеялась, что голову таксиста покрывают густые темные кудри. Но мужчина оказался короткостриженым и с проседью. Без плеши, но с высоким лбом. Маша тут же решила, что кудри ему пошли бы меньше и эта лаконичная прическа идет как нельзя лучше.

– Что, все еще похож? – спросил таксист, поймав ее взгляд в зеркале.

– Нет. У Пашки были кудри.

– И у меня были. Но как в военное училище поступил, сбрил и с тех пор ношу короткую стрижку. Кстати, меня Николаем зовут, не Пашей.

– А я Мария. Маша.

– Красивое имя. И оно вам очень идет.

– Спасибо, – засмущалась именинница. – А вы, значит, военный? – Маша с детства обожала мужчин в форме и не пропускала ни одного парада.

– Летчиком был. Но в армии не задержался. Давно уже гражданский.

– Сменили штурвал самолета на баранку такси?

– Нет, в такси я подрабатываю. Не столько из-за денег, сколько от нечего делать, я одинокий, приезжий, и не с кем проводить вечера. А вообще у меня небольшой бизнес.

Свободный, красивый, добрый. Летчик и бизнесмен.

Просто подарок небес.

И Маша решилась на то, чего никогда ранее не делала, она проявила инициативу.

– Николай, я могу вас попросить помочь мне донести до квартиры цветы и подарки? Боюсь, я одна не справлюсь.

– Без проблем, – пожал плечами Коля.

Первый шаг сделан, выдохнула мысленно Мария. Осталось пригласить на чай. Если не согласится, попросить визитку, чтобы вызывать именно Николая, когда потребуются услуги такси. Так у Маши появится его телефон. Уже немало. Хотя если бы Николай согласился на чай, это было бы просто здорово…

– Вы в «мавзолее» живете?

– Где? – не поняла Маша.

– В высотке со шпилем.

– А, да… – Они уже подъезжали, и красиво подсвеченный дом выплывал из-за соседних строений, всем своим видом давая понять, кто тут самый крутой. – Почему «мавзолей»?

– В городе так называют ваш дом. Не знаю почему. Думал, вы в курсе.

– Раньше его «шпилькой» называли. Во времена моего детства.

– То есть вы выросли в этом доме?

– Да. И не жила больше нигде.

– Ваш дом, ваша крепость?

– Можно сказать и так. Только там я чувствую себя защищенной.

– Ни разу не был в «мавзолее». – И коротко рассмеялся. – Не в том, что на Красной площади, туда я попал раз, когда с классом в Москву приехал на экскурсию. Я про ваш дом. Говорят, в нем какие-то невероятные квартиры.

– Нет, обычные. Большие, конечно, с высокими потолками, но кого сейчас этим удивишь? Хотя есть одна по-настоящему шикарная квартира. На самом последнем этаже. Но и она не лучше, чем пентхаусы в современных элитных домах. Зато в элитках есть подземные парковки, а у нас приткнуться негде. Поэтому вам, Николай, придется, постараться, чтобы найти место для стоянки.

– Ничего, я привычный, – улыбнулся он.

Через десять минут они поднимались на лифте на двенадцатый этаж. Маша держала самый большой букет, Коля все остальное. Они стояли друг напротив друга и молчали. Но не неловко. Если бы тишина давила, Мария что-нибудь щебетала бы. Она умела заполнять паузы.

– Николай, а вы очень торопитесь? – спросила Маша, когда они подошли к двери. – У меня умопомрачительный торт в холодильнике, и мне хочется вас угостить. – Она уже достала ключи и прицеливалась к замочной скважине, поэтому на собеседника не смотрела. Так ей было легче, потому что в случае отказа она смогла бы сохранить лицо.

– Я не люблю сладкое, – услышала Маша и приготовилась к худшему. – Но если вы мне предложите чай, я с удовольствием его выпью.

– Прекрасно, – просияла именинница. – Заодно посмотрите, что у нас в «мавзолее» за квартиры.

Она пригласила его в свой дом. Показала, где раздеться, дала гостевые тапочки. Без пуховика Коля оказался худощавым и чуть сутулым. К тому же он немного пошаркивал. Никакой военной выправки и четкого строевого шага. Но Колю уже мало что могло уронить в глазах Маши. А уж на такую ерунду, как плохо сидящая кофта в катышках и до сеточки протершиеся на больших пальцах носки, она просто наплевала. Хотя в мужчинах, которые не особо нравились, она замечала эти «недостатки» и не могла с ними мириться.

Пока хозяйка расставляла цветы по вазам, Николай осматривал квартиру.

– Нет, вы не правы, – сказал он, пройдясь по комнатам и заглянув в ванную, чтобы вымыть руки. – Этот дом не сравнить с новостройками, даже элитными. Здесь подлинное величие. Во всей архитектуре тех времен оно есть. Но вот такие здания, как это, эксклюзивные, они как дворцы.

– В чем-то вы правы. Квартиры здесь давали только элите. А сейчас они продаются. И въехать может наркоторговец или проститутка экстра-класса, были бы деньги. – Маша взялась за приготовление чая. – Вам черный, зеленый, красный?

– О, у вас есть каркаде? Тогда его.

– Тоже люблю. А от торта точно откажетесь?

– Точно. Вот бутерброд бы…

– С сыром, колбасой, рыбой, икрой?

– Неужто все есть?

– У меня же день рождения.