Моя свекровь и другие животные Демина Карина
Отсюда и потолок последним видением.
А все остальное рождено моим травмированным мозгом. На самом же деле я тихонько лежу себе в муниципальной больничке, обвешанная датчиками, с катетером в руке и другим – в мочевом пузыре. Улыбаюсь. И жду приговора.
Стало жаль себя: приговорят ведь.
Это не американское кино, где коматозника двадцать лет будут откачивать, а он очнется на последних минутах, чтобы с ходу обнять повзрослевшего сына… и сыновей-то у меня нет.
Как и дочерей.
Котом и тем обзавести не удосужилась.
– Живые родственники по крови?
– Мама, папа, бабушка и семеро детей, – бодро отрапортовала я. В конце концов, мои галлюцинации обязаны мне верить. Но менталист покачал головой и вытянул тонкий полупрозрачный палец, возвестив:
– Неправда сие есть.
Ага…
Неправда. Нет, про отца не знаю, может, и жив где-то. А вот маменька преставилась, когда мне было семнадцать. Я ее не то чтобы плохо помню, просто в моей жизни она появлялась редко, как правило, в перерывах между поисками личного счастья. В последние годы, когда счастье было найдено, отловлено и закольцовано, мы даже не созванивались. Бабки же в позапрошлом году не стало, а в прошлом и Калерия, верная ее подруга и соратница – иногда мне мерещилось нечто большее в их отношениях, – ушла.
– Вы должны говорить правду, и только правду, – сурово произнес Ицхари.
– Кому должна?
Пожалуй, этот вопрос поставил его в тупик. Он приоткрыл рот, закрыл и задал следующий вопрос из списка:
– Вы состоите в отношениях?
Тут-то впервые с тоской ностальгической я и вспомнила Толика, который, скотина такая, мало что ушел втихаря, унеся с собой и зарплату, и премиальные, так и бабкину «Волгу» прибрать умудрился.
– Состою, – соврала я.
Ицхари нахмурился.
– Неправда сие есть…
И хмуриться перестал. Да что это такое! Неужели больше некого замуж выдать за этого их… многоуважаемого! На мне свет клином сошелся?
– Дети?
– Нет, – буркнула я. Смысл врать, если ложь сразу будет выявлена. – И не собираюсь.
– Вы должны будете…
– Кому должна, я всем прощаю, – я взмахнула ершиком, к слову, побитым жизнью, обскубанным с одной стороны и на редкость вонючим.
Ксенопсихолог, чье имя вылетело у меня из головы сразу же, как в нее влетело, тронул Ицхари за рукав и зашептал что-то. И шептал долго, уставившись на меня левым глазом, правый же в глазнице перекатывался, что выглядело несколько жутковато.
– Нет, но… Конечно, заявленные параметры… И соответствие… Да… нет…
Я подалась вперед, надеясь расслышать хоть что-то, но не вышло.
– Хорошо, – наконец согласился Ицхари. – Пусть так. Агния-тари…
Чего?
– Я, как уполномоченный представитель брачного агентства «Золотой лепесток», лучшего брачного агентства в этом рукаве галактики, заявляю, что вы прошли предварительный отбор.
И уставился.
Неужто изъявлений радости ждет? Нет, как-то я не готова радоваться.
– Верните меня домой, – попросила я, мысленно добавив: «И в сознание».
– Боюсь, это невозможно…
– Позволь мне, – ксенопсихолог скользнул вперед.
Двигался он, надо сказать, странно, да и держался как человек с застарелой травмой позвоночника: спина прямая, будто в корсет затянутая. Ноги не сгибаются и от пола не отрываются, скользят бесшумно.
Жуть.
– Агния-тари… тари – это общепринятое обращение к дамам высокого рода… – и рученьку бледную протянул. А рученька-то полупрозрачная, словно из стекла сделанная. Я на просвет и кости разглядеть могу, что пясти, что фаланги… на одну больше положенной. – Я прекрасно понимаю, что вам нелегко.
И такое искреннее сочувствие в его голосе сквозит, что слезы на глаза сами наворачиваются.
А я и на бабкиных похоронах не плакала.
– Не подходи! – велела я и по руке ершиком ударила. Не хватало, чтобы меня тут всякие… инопланетно-бредовые особи щупали.
Он увернулся.
И улыбнулся, отчего меня и вовсе передернуло: зубы были идеально ровные, вот только треугольные, как у акулы.
– Ваши инстинктивные страхи, – мурлычущим голосом произнес ксенопсихолог, – лишены основания. Моя раса давно уже отринула древние традиции и не потребляет в пищу мясо разумных существ.
– Очень… – говорю, – мило. Современно.
Он величественно кивнул и улыбнулся шире прежнего. Это, конечно, зря… традиции традициями, современность современностью, но руку я за спину убрала.
На всякий случай.
– Исключение оставлено лишь для ритуального поедания покойного, будь на то его воля, – продолжил он и ресничками хлопнул.
А реснички бесцветные.
Длинные.
Глазки голубенькие, что пуговки.
– И… как оно? – поинтересовалась я исключительно поддержания беседы ради.
– Сложно. Некоторые, особенно молодые особи, личности которых сформировались под влиянием галактической Сети с ее прогрессивными взглядами, отказываются принимать участие в ритуалах. Тогда как особи среднего возраста, не говоря уже о стариках, придерживаются обычаев… порой слишком уж придерживаются.
Он клацнул зубами, и я убрала за спину вторую руку.
Нет, я пока жива.
Но именно что пока… а вообще, если разобраться, весьма себе экономненько. Собрались всей родней. Съели… и поминки готовить не надо, и с похоронами возиться.
– Увы, конфликты неизбежны, – он вздохнул.
И я тоже.
Как ни крути, а с унитаза слезть придется. Даже если вокруг меня глюк, то на редкость хорошей прорисовки. Этакая виртуальная реальность, больным воображением – а я еще не верила, когда меня Саныч чокнутой обозвал, – созданная. И унитазам в ней не то чтобы совсем не место, скорее уж события требовали действий. Да и натура моя не привыкла к статике.
– Хорошо, – говорю, стараясь на зубы не пялиться. – Точнее плохо. Не хочу я замуж.
Лучше уж сразу о намерениях заявить.
В конце концов, они не фрицы, чтобы из засады рельсы рвать. Шансов мало, но… вдруг да получится договориться по-доброму?
– Так не бывает, – изволил не поверить ксенопсихолог, а третий, менталист который – интересно, у него зубы треугольные или жабры под костюмом? – что-то тихонько булькнул. И от булька этого Ицхари прямо-таки перекосило.
Ага. Правду сказала.
И пусть икнется врагу!
– Бывает, – я ноженьку через унитаз перекинула. Не с первого раза – штаны костюмные были узки и сшиты из псевдокожи, которая к акробатическим этюдам не располагала, – но все же перекинула.
Заодно и обнаружила пропажу одной туфли. Левая была на месте – еще орудие пытки на пятнадцатисантиметровой шпильке.
На меня умопомрачение нашло, когда я их приобретала, не иначе.
Алая лаковая кожа.
Узкая колодка с высоким подъемом.
Жесткая пятка, которая начинала натирать, стоило лишь туфли примерить, и мысок, сдавливавший пальцы не хуже «испанского сапога». С другой стороны, ценою сих мучений я обретала пятнадцать сантиметров к своим ста пятидесяти пяти естественным и некую странную уверенность в своей же сексуальности. Подозреваю, происходила она единственно от нежелания признать, что деньги, и немалые, потраченные на приобретение туфель, были потрачены зря.
И вот теперь я их лишилась.
Жалость какая.
– Вы просто не представляете перспектив, которые открываются перед вами, – возвестил Ицхари и добавил: – Благодаря участию брачного агентства «Золотой лепесток».
– Да-да, помню… лучшего брачного агентства в этом рукаве галактики.
Я бросила ершик и стащила туфлю. Если взять за мысок, то шпилька – это почти оружие. Во всяком случае куда более грозное и куда менее вонючее.
– Ваш жених состоятелен. Родовит. Силен.
И чудо до чего хорош.
Понимаю.
С какого боку ни глянь – пряник сахарный, глазированный. Правда, что под этой глазурью прячется, мне не скажут, тут и гадать нечего. А прячется что-то – это точно, потому как иначе нашли бы они своему распрекрасному кому-то там невесту поближе.
Но вслух я ничего не сказала.
Стою.
Туфлю держу.
Улыбаюсь, пусть и не столь выразительно, как ксенопсихолог, но искренне… почти искренне. Улыбка-то нервическая, называется «шаг до истерики».
Я и не заметила, как туфельку из руки потянули.
– Вам не следует волноваться, – вкрадчиво произнес ксенопсихолог, а в перламутровых глазках его блеснул живой интерес. Такой же интерес я видывала у кошки Калерии, когда та бабкиной канарейкой любовалась. – Вам никто не причинит вреда. Наш долг – оберегать вас.
Ага, вот и кошка та, помнится, все оберегала, оберегала… Хорошая была у бабки канарейка. Голосистая.
Но глупая.
Я глазами моргнула и туфлю к себе дернула.
– Руки прочь, – говорю, – от Гондураса!
– Что?
Он глазами моргнул. Попеременно. Сначала левым. Потом правым.
– Это частная собственность, – и туфлю под мышку сунула.
– Но… этот предмет, если я правильно понял, подразумевает наличие пары, в отсутствие которой он бесполезен.
– Это ты, – говорю, – бесполезен. А туфля будет напоминать мне о доме.
И всхлипнула.
Плакать я умела. Как говорится, тяжелое наследие школьного актерского кружка, в котором мне, словно нарочно, подсовывали трагические роли. А я по наивности полагала, что главным мерилом трагичности является объем пролитых слез.
– …Которого меня жестоко лишили.
И туфлю погладила.
– …Нанеся тем самым глубокую моральную травму.
Ицхари покраснел.
Ксенопсихолог побелел и полосами пошел. Вертикальными. Интересненько, это у него индивидуальная особенность аль расовая примета?
Но туфлю я покрепче ухватила.
Не дам лишить себя последнего оружия! И вообще…
– Агния-тари, поверьте, ваш будущий супруг компенсирует все доставленные вам неудобства…
Ага. А он-то сам про это знает?
Сомневаюсь.
Иначе с чего бы у свахи глазкам-то бегать? Ой, чуется, супруг мой будущий – тьфу-тьфу и по дереву бы постучать, чтоб не сбылось, или хотя бы по фарфору, раз уж дерева нет, – сам не в курсе, какое счастье ему на голову свалилось. Вспомнилось отчего-то, как Маруська, наша секретарь, женщина старых лет, но подросткового менталитета, квартиру покупала. Ох, как ей риелтор нахваливал.
Мол, и трешка.
И в центре города.
И площади приличной. Этаж хороший, четвертый… и ремонт-то в ней худо-бедно сделан. Не квартира – сокровище. Маруська и радовалась, хотя предупреждали ее опытные люди про дешевизну подозрительную этакого клада.
Ан нет. Не послушала.
И что в итоге?
Нет, комнат в квартире не поубавилось, и этаж не поменялся, и адрес прежним был. Зато выяснилось, что под Маруськой обретается парочка наркошей, к которым в гости регулярно приятели заглядывают и вовсе не для пропаганды здорового образа жизни. А над Маруськой – бабка в глубоком маразме с любовью к тварям четвероногим, коих в квартире с два десятка собрала.
Отсюдова и ремонт.
Хозяева запахом краски вонь от кошачьей мочи перебить пытались.
В общем, так и переехала… и живет третий год уже. Говорит, пообвыклась. А вот мне обвыкаться неохота. Мне бы из комы моей затяжной выйти.
На всякий случай я себя ущипнула – слезы пошли гуще – и убедилась, что болевые рефлексы присутствуют, а виртуальная реальность не собирается меня отпускать.
– Может, вы все-таки отдохнете? – столь любезно, сколь это вообще было возможно в нынешних обстоятельствах, произнес менталист.
И я кивнула.
Сон или нет, но отдых еще никому не мешал… а вдруг очнусь? Пусть бы и в больничке, в проводах и трубках… одна-одинешенька… Саныч небось откупится букетом чахлых хризантем да взяткою, чтобы происшествие не оформляли как рабочую травму.
И все, больше судьбу мою горькую оплакивать некому.
Ну и ладно.
Прорвусь.
Как-нибудь.
Глава 2
Глядя вслед женщине, которая самозабвенно рыдала, но притом умудрялась идти с гордо поднятой головой, зажав под мышкой красную туфельку, Ицхари вздохнул.
Тяжко вздохнул.
И, закрыв глаза, вознес молитву Пресветлой Создательнице и всем Семи Девам.
Не полегчало.
А с самого начала это задание было не сказать чтобы вовсе невыполнимым – те, кто полагал, будто бы достопочтенная Бинено-тари, бессменный руководитель Алузийского отделения агентства, дает подчиненным невыполнимые задания, отсеивались после первого же года службы, – но определенно непростым.
– Дорогой, – Бинено-тари всех своих «мальчиков» – девочек в агентстве принимали исключительно в качестве клиентов – именовала «дорогими», – ты же понимаешь, такой шанс выпадает раз в жизни!
Жила Бинено-тари уже три сотни циклов, а потому Ицхари всецело оценил серьезность проблемы.
– И мы не имеем права испортить заказ…
– Да, Бинено-тари, – Ицхари мог бы напомнить, что за сорок семь циклов службы – а в агентство он явился зеленым юнцом, только-только получившим право выйти из улья, – не испортил ни одного заказа, но не стал.
Бинено-тари прекрасно это знала.
Как и то, что среди всех претендентов на пост главы отделения именно Ицхари имел самые высокие шансы получить-таки должность.
Заветную.
Нужную самой Бинено-тари не столько из-за немалой ее доходности, сколько потому, что иного занятия достопочтенная дама не знала и знать не желала. А потому под взглядом ее лиловых глаз Ицхари чувствовал себя неуверенно.
Она же подвинула тонюсенькую папочку, поинтересовалась:
– Что вы знаете о круонцах?
Немного.
Признаться, в тот момент, когда пальцы коснулись целлюлозного листика – Бинено-тари упорно отказывалась доверять действительно важную информацию цифровым носителям, – Ицхари испытал знакомое возбуждение.
Ему нравилась его работа.
Заявки и пожелания.
Явные и скрытые, которые имеют куда большее значение, нежели явные.
Поиск.
Фильтрация.
Трепетный миг первого знакомства, наполняющий душу надеждой. Робость взаимной симпатии, словно хрупкий росток, который Ицхари должен оберегать. Он, истинный профессионал, никогда не вмешивался напрямую, действуя издали, с оглядкой, всякий раз избирая иную стратегию.
И когда они, избранные им, определенные друг для друга, наконец осознавали свое предназначение, Ицхари отступал в тень.
Естественно, с премиальными, бонусными баллами и чувством выполненного долга.
Но круонцы…
На редкость замкнутая раса с хищными корнями, от коих и происходили хищные же повадки.
– Шадар, – послушно начал Ицхари, проглотив все вопросы – для них будет еще время, и задавать их стоит вовсе не Бинено-тари. – Система Торгейта. Пятый сектор…
Скучный мирок. Средненький.
Обыкновенный даже, если не считать его обитателей. Две трети покрыты морями, оставшаяся разделена на пяток континентов. Из них один расположен в зоне низких температур, не экстремально низких, но все же мало пригоден для жизни. Два… кажется, что-то там про зону циклических землетрясений было.
Или вулканов?
Ицхари вынужден был признать, что о мире круонцев знает не так и много.
О круонцах и того меньше.
А Бинено-тари ждала.
Улыбалась так, с ехидцею, демонстрируя, что не все-то ему известно. А он потупился.
– Крайне замкнутая раса… самцы крупнее и агрессивнее самок…
Бинено-тари щелкнула пальцами, и на экране визора возникло изображение, заставившее Ицхари вздрогнуть.
– И крупнее, и агрессивнее…
Вспомнилось вдруг, что из сумрака замкнутого мирка круоны вышли не так и давно, и потому свет нынешнего Галактического сообщества, конечно, несколько их облагородил, но и только.
На снимке был запечатлен самец.
Крупный.
Вдвое крупнее самого Ицхари, если не втрое. Он твердо стоял на двух конечностях, опираясь притом на кривоватую палку. Дубину?
Свет Галактического сообщества дубины не одобрял.
Варварское оружие. Впрочем, свет сообщества в принципе оружия не одобрял, делая исключение для приграничных областей, где обретались всякого рода отщепенцы, которые к иным аргументам оставались печально глухи.
Могучий торс круонца бугрился мышцами.
Ицхари вздохнул.
Вот он генетически астеничен и от этого страдает, поскольку который уж год в дни Большого Роения остается без партнера. Но завидовать круонцу… он еще не настолько отчаялся.
Тем более почти решившись на генопластику.
– Наш клиент.
Клиент был мордаст и недружелюбен. От позы его веяло скрытой агрессией, что было крайне нехорошо. Женщины очень чувствительны к агрессии.
Мускулатура… пожалуй, это плюс.
Короткая рыжая шерсть на плечах… Ицхари вздохнул. Мысленно. Вряд ли круонец согласится на депиляцию. А уж о том, чтобы хвост купировать, как это в обществе принято, и речи быть не может.
Кажется, хвост в культуре круонцев имел особое значение.
Зубы… все целы, все белы, длинны и остры. Все на месте, что, безусловно, хорошо… но вот размер… острота…
Надбровные дуги велики.
Лоб узковат.
Глаза раскосые, темно-желтые. Цвет, пожалуй, интересный. Широкая переносица. Ноздри узкими прорезями, но обманываться не стоит – чутьем круоны обладают отменным.
– Вижу, вам он уже глубоко симпатичен, – усмехнулась Бинено-тари.
– Я люблю его как родного! – дрогнувшим голосом сказал Ицхари, предвосхищая все грядущие проблемы. Круонец был дикарем.
И не в дубине дело.
Не в плаще из линялых шкурок неизвестного зверя. Скорее уж в самом его облике, так сказать, суммарном.
– Замечательно. Я знала, что могу на вас положиться. Круонцы и вправду крайне замкнутая раса, но меж тем, благодаря некоторым своим особенностям, они имеют в Союзе немалый вес… – как бы Бинено-тари ни относилась к своему потенциальному конкуренту, а в последнее время Ицхари чувствовал, что отношение к нему явно изменилось, но дело для нее было на первом месте. – И потому эта заявка, возможно, откроет для нас новые горизонты… новых клиентов…
Полимерные коготки царапнули столешницу.
Ицхари поморщился: слухом он обладал тонким, а душевной организацией и вовсе нежной, и подобные звуки его нервировали.
Как и сам облик Бинено-тари.
Она была крупной самкой, и к годам своим набрала без малого два циана весу, тогда как в самом Ицхари и в самые лучшие времена, когда тело его покрывал подростковый бурый жирок, не набиралось и половины циана.
Да, самкой она была… завидной.
И каждый год ее внимания добивались сотни партнеров.
Ицхари так и не дерзнул войти в их число. Да и что он мог предложить, кроме слабого порхания и печального монохрома нижних крыльев?
Генопластика обещала изменить и это. Еще два оттенка. Или три? Главное, чтобы выглядело это естественно.
И надкрылья хромировать.
– Многоуважаемый Нкрума Одхиамбо из рода Тафари, – произнесла Бинено-тари нараспев, и протяжные низкие ноты голоса ее заставили Ицхари задрожать, пусть до заветного дня Роения оставалось еще четверть цикла. – Если вы не узнали его…
Не узнал.
Говоря по правде, что люди, что круонцы, что прочие представители ветви гоминидов были для Ицхари напрочь лишены индивидуальности. Нет, он честно запоминал обличье каждого клиента, но усилия для этого прилагал воистину титанические.
Читать бесплатно другие книги:
