Экзамен по социализации Алексеева Оксана
– И вообще, я девственница! Понятно? Это значит, что я не стала бы отсасывать в туалете малознакомому парню, а в постель лягу только с любимым и уж точно… не с тем, кого треть Москвы… ниже пояса!
– Я тоже! – удивила Мира. – В смысле, тоже девственница и тоже считаю, что секс допустим только с очень близким человеком!
– Пф, – не выдержал Макс. – Нашли, чем гордиться. Обе. Ты, – он обратился к Мире, – девственница только потому, что моя сестра. А ты, – это уже мне, – потому что подруга моей сестры. Точка. Радуйтесь пока, если это вообще повод для радости. Куда вас везти, клуши невинные?
Мира тут же переключилась:
– По магазинам!
Но я слишком устала. Меня не хватило бы даже на то, чтобы составить Мире компанию.
– Я домой хочу, прости.
– Ну ладно, – она на секунду надула идеальные губы. – Какой адрес?
Уж не знаю, насколько серьезно она говорила о психологических проблемах. По-моему, Макс просто типичный бабник, правда, слишком немногословный. Хотя, может, этим и привлекает на фоне прочих болтунов. В восемнадцать бегать за девчонками – да это можно про каждого первого сказать, а она тут развела целую психическую травму. В конце концов, меня это никак не касается. Но все же прозвучало что-то, что заставило сердце дрогнуть, поэтому я спросила:
– Мира, а когда умерли ваши родители?
– Сразу.
Холодно и просто. И тут же уточнила, хотя я и без того поняла:
– Сразу после нашего рождения.
Вот так. Всю жизнь никому не нужные, из родных только они двое. Против всего мира вдвоем. А я еще жаловалась на свои мелкие проблемы.
Забежала в квартиру и скинула туфли.
– Дашуль, ты? Мой руки и иди сюда, я пока суп разогрею, – раздался голос из кухни, а я сразу же подлетела к маме и обняла. – Даш, ты чего?
Я сжала ее еще сильнее:
– Так соскучилась, мам.
Она разомкнула объятия, чтобы пристально посмотреть мне в лицо:
– Все в порядке?
– Да. Просто люблю тебя.
А потом я рассказала ей о Мире и Максе – двух своих новых друзьях. Ни с того, ни с сего именно сегодня ставших друзьями. Мама только качала головой, тоже не представляя, каково это, быть на их месте. А вечером уселась смотреть с папой его любимый футбол. По каким глупым критериям я смела называть свою жизнь плохой? А Белову я завтра еще разок врежу!
Правда, уверенность моя таяла рывками по мере приближения к зданию школы. Белов вчера меня не ударил – он вообще меня никогда не бил. Хватал, применял силу – да, но чтобы кулаком… такого не случалось. Но вчера я ведь перешла все границы, в его понимании моих границ. И он не ударил. Может ли быть такое, что эта сволочь хоть чего-то опасается? Жестокость была ключевой чертой его натуры, он ни разу не упустил шанса унизить так, чтобы было как можно больнее. Вчера он опять это сделал, но не ударил. Почему? Может, боится? Ведь все его поступки оставались до сих пор тайной для моих родителей и учителей отчасти потому, что им никто об этом не говорил прямо. А вот синяк в половину очкастого лица станет слишком красноречивым доказательством – завтра же в школу прилетит мой отец, поставит на уши всех от директора до уборщицы, следовательно, беспечная жизнь Белова, так или иначе, перестанет быть такой же беспечной. Это больше похоже на правду. Так-так, значит, на этом страхе играть и нужно. Я отказываюсь сдаваться! Наоборот, собираюсь провоцировать его либо уж выйти из себя окончательно, либо раз и навсегда успокоиться. Страшновато, но что он может сделать такого, чего со мной до сих пор не делали? Не убьет же, в самом деле. А когда я справлюсь с Беловым, все остальные покажутся букашками – тут Мира была права.
Из пучины бурлящих мыслей меня выдернули за руку и потащили куда-то в сторону. Яна. Насупилась и смотрит так, будто я ей миллиард долларов задолжала. Но раз уж я настроилась на войну с Беловым, то противостоять пусть и высокомерной, но более здравомыслящей Яне уж точно в силах:
– Чего тебе?
Она привычно перекрестила руки на груди, но тут же опустила их.
– Даша. – Ого! Она знает мое имя? – Извини, что я тебя оскорбляла. Но я никогда не трогала твою форму, обувь и…
– Знаю. И что? – а вот я сложила руки на груди, как это обычно делала она.
– Даша, – она выдавливала это слово с явным волевым усилием. – Пожалуйста. Не говори. Никому.
Ясно. Это она о своем вчерашнем небольшом грехопадении. Да мне, если честно, все равно.
– Кому рассказывать-то? Мира уже знает, Макс… думаю, тоже догадывается. С остальными я, как ты могла заметить, не общаюсь. На доске написать маркером? Хорошая идея!
Я никогда не отличалась злорадством, но сейчас во мне всколыхнулось что-то темное.
– Пожалуйста.
Ну ладно, помучили – и хватит. Я решила смилостивиться:
– Не расскажу. Отстань.
Я попыталась уйти, но Яна, видимо, не убедившись в моей искренности, снова схватила за руку, заставляя остановиться.
– Даша, я очень прошу! – боясь, что я уйду или что не окажусь, после двух-то лет бесконечной нервотрепки, достаточно великодушной, она затараторила: – Никита… Если он узнает, я потеряю его. Я люблю его, правда. Мне наплевать, что скажут другие, но если кто-то узнает, то и Никите…
– Раз так любишь, то зачем сделала это? – не то чтобы меня это особо заботило, но ее поступок явно шел вразрез с сегодняшним волнением.
– Не знаю! Глупость, ошибка, понимаешь?
Мне неожиданно стало интересно, но не из-за Яны, а из-за вчерашнего разговора с Танаевыми:
– Как тебя Макс вообще на такое уговорил? Я даже не видела, чтобы вы особо общались.
Она болезненно сморщилась. Но, опустив голову, быстро забормотала:
– Ты не поймешь. Да я и сама толком не понимаю. Есть в нем что-то… Как объяснить? Будто голодное животное, страсть неприкрытая – берет, что хочет, не заморачиваясь. Он меня вчера прижал к стене, целовать начал… А во мне словно впервые женщина проснулась. Я и сама не поняла, как стала готова на все. Ни одной мысли в голове. Это не любовь – это вообще черт знает что! Даже если он бы мне встречаться предложил – я бы не согласилась, потому что Никита лучше. Всех лучше. А Макс…
Она затихла посреди фразы, ощущая новый прилив стыда от своей откровенности. И мне вдруг стало невыносимо жаль ее. Ведь Яна даже не знает, что она такая у Макса… стотысячная?
– Не волнуйся. Я никому не расскажу. Правда.
Она кивнула, похоже, растеряв остатки запала, и наконец дала мне уйти.
Интересно, что это за любовь такая, если мимолетная страсть к другому может снести крышу? Яна не легкомысленная тупая девица, во всяком случае, я всегда так думала, но если и она оказалась в такой ситуации, то чего же требовать с других? А может быть, она просто шлюха и теперь изворачивается? Да и черт с ней. Все равно я никому рассказывать не собиралась.
Белов снова сел за мою парту с более тихим, чем обычно, возгласом:
– Хай, дурында! Сегодня кидаться с кулаками не будешь?
Я ответила с максимальной злостью, на которую была способна:
– А ты попробуй взять мою тетрадь, говнюк.
– Ой, чуешь вонь? Это я в штаны от страха наложил. Не тупи, Дашуля, пощади свое здоровье, – ответил он, но, к удивлению, даже не предпринял попытку захватить мои конспекты.
Значит, он вчера тоже испугался того, что мог сделать. Не так, как я, но все же. Это, конечно, еще не победа – издевательства будут продолжаться. Чтобы все прекратить, надо вынудить его дойти до самой границы. Чтобы его остановил собственный страх.
В класс вошли Мира и Макс. Первая, как всегда, цветущая и приветливая со всеми. Второй только соизволил кивнуть в никуда. Даже не взглянув на Яну, с которой сидел всю последнюю неделю, он направился к своему первоначальному месту рядом с Мирой. Возможно, Яна просто не смогла справиться с эмоциями, проводив его взглядом и позволив мне это заметить. Но именно на моем лице ее глаза остекленели. Что она в нем разглядела? И я слишком поздно заметила за собой жалость. Жалость – это неправильно, неуместно, оскорбительно! Я стала свидетелем не только ее вчерашней «ошибки», но еще и сегодняшнего позора – когда парень, ради которого она так унизилась, в прямом смысле этого слова, даже не соизволил поздороваться. Не удивлюсь, если после этого она возненавидит именно меня. Человеку в такой ситуации просто необходимо кого-то ненавидеть.
Со мной же близнецы поздоровались, как и с Костей, – вот последнее было неприятно. Мне не могло нравиться, что мои друзья с такой легкостью его принимают. Едва усевшись, Макс тихо спросил о чем-то Миру, та сначала покачала головой, но потом ответила. Он тут же ткнул пальцем в спину девочки, сидящей впереди.
– Настя, – тем же равнодушным тоном, что и всегда, обратился к ней Макс, – одолжишь ручку?
Рыженькая симпатичная Настя порозовела от неожиданного внимания и, естественно, тут же отдала всю свою канцелярию. Значит, вот так это происходит? Он просто переключается с одной на другую, не оглядываясь? Да по сравнению с ним даже Белов не выглядит таким моральным уродом… Эта Настя – просто очередная жертва, не такая сложная, как Яна, значит, тут у него проблем вообще не возникнет? Да не может быть! Как-то слишком просто: он обозначает свое внимание, а потом ничего не делает. Ждет, когда они сами созреют? Настоящая змея! Или он выбирает только тех, кто изначально к этому готов, какой-то пятой точкой улавливая уязвимость? Не ее ли имя он предварительно спросил у Миры? Точно… Еще пять минут назад даже имени не помнил, а уже запустил в свою мясорубку. А Настя простоватая, вечная хохотушка. Она громче всех смеялась, когда надо мной издевались. Стоп.
И когда это я успела перейти на их сторону? Все верно, Макс, продолжай. Ставь их на колени – не в переносном, а в прямом смысле – прямо на грязный пол в мужском туалете. Разве не там место этих гадюк? С чего вдруг мне приспичило их жалеть? Много ли я сама жалости от них видела?
Откуда во мне появилось столько злости? Прямо до жесткого хладнокровия, до ледяной усмешки. И мне это понравилось. Может, я была жертвой только из-за излишней доброты?
Глава 5. Культура: физическая и социальная
Макс не оставлял мыслей о работе. После совершеннолетия им с Мирой в лучшем случае светила убогая квартирка от муниципалитета и возможность поступления в третьесортный вуз, если там будут льготы для детей-сирот. Но это не то, о чем мечтала сестра. Теперь полностью осознав, что в таком возрасте его никуда не примут, он искал другие пути заработка. Сан Саныч все же вызвал некоторое уважение – он был очень богат, очень влиятелен и очень занят, но тем не менее потратил время на какого-то незнакомого мальчишку. Поэтому Макс решил рискнуть еще раз, но теперь предварительно изучив обстановку.
В ту ночь атмосфера, окутавшая ночной клуб, была неестественной, что включило интуицию Макса на полную. Несколько странных мужчин кружили неподалеку, будто осматриваясь. Самого Макса они не заметили, но он с чего-то взял, что именно сегодня хороший день для новой попытки. Мальчик ждал, когда Сан Саныч отправится домой. В ночной клуб тот приходил раз в неделю, чаще всего уже глубокой ночью, и уезжал оттуда максимум через час-два, перед самым закрытием. Кстати, всегда трезвый, а из этого ночного клуба никто на твердых ногах, кроме работников, не уходил.
Едва мужчина сел в машину, парень подбежал к двери и попытался ее открыть, но та оказалась запертой. Сан Саныч глянул на него через стекло и, даже не удивившись, что-то сказал водителю. После этого Макс смог открыть дверь и юркнуть в салон.
– Привет-привет, дружок. Что же это за детдом у тебя такой, что ты спокойно болтаешься по ночам?
– Я умею быть незаметным, – буркнул Макс, до сих пор не решаясь высказать свою просьбу этому лысому мужику, который очень сильно отличался от всех взрослых, окружавших его. Скорее, он был похож на шефа в Организации, но говорил гораздо тише и спокойнее.
– Ладно, Макс. Давай, отвезем тебя туда. Степан, трогай! Куда ехать?
– Через два квартала налево, – ответил мальчик и тут же решился: – Сан Саныч, я буду полезным. Я способен выполнять поручения, с которыми больше никто не справится.
Машина тронулась с места, мужчина усмехнулся:
– И с чего же ты взял, что у меня есть для тебя такие поручения?
Парень этот разговор прокручивал в голове много раз:
– В вашем клубе продают наркотики. Я это точно знаю – видел некоторых посетителей, проследил за ними. И еще людей видел с оружием.
Сан Саныч приподнял бровь, но теперь улыбался шире:
– Ну, раз ты такой умный, то должен понимать, что тебе тут не место. Знаешь, сынок, я много чего в жизни натворил, но делать ребенка наркокурьером пока не готов.
– Зря, – с едва ощутимым нажимом ответил Макс. – Вы бы не были разочарованы.
– Уверен в этом. Но и ты должен меня понять, – Сан Саныч осекся, потому что машина резко остановилась.
– Что-то не так, – раздалось со стороны водителя.
Макс оценил обстановку в доли секунды, расслышав щелчок предохранителя снаружи. Путь им перегородил другой автомобиль, но люди приближались сзади.
– Что слу… – Сан Саныч не договорил, придавленный рукой Макса к сидению. Он едва успел уловить звенящий лязг пробивающей стекло пули. Следующая вошла прямехонько в висок Степана, который даже не заметил выбегавших из темноты к машине людей.
– Голову не поднимать, – Макс перешел в режим тренировки с огнестрельным оружием.
Молниеносно открыл противоположную от нападавших дверь, и, оказавшись на земле, тут же перекатился в сторону. Рванул к ближайшему, который его заметил, пришлось приподняться от поверхности, чтобы выбить пистолет и ударить ногой в живот. Дезориентированное тело резко развернуть, чтобы именно оно встретило следующую пулю. Снова к земле, но по скошенной траектории вперед, сбивая другого с ног. И, несмотря на то, что этот жив и скоро снова станет опасен, сразу к третьему. Занырнуть за спину, два удара ногой и только потом сломать руку, зажимавшую пистолет. Едва жертва захрипит – тут же ломать и вторую, прямо в локтевом суставе, ведь неизвестно, на что способна его левая рука. И ногу – одну, только чтобы не ушел. Вернуться ко второму, почти ласково обхватить за шею и придушить, пока не потеряет сознание. Задание выполнено. Один труп, двое недееспособных. Макс пытался вспомнить, что конкретно было в задании: убить всех нападавших или просто защитить охраняемый объект?
Ощутил он себя в реальности, только услышав голос Сан Саныча, который быстро говорил по телефону. И лишь когда на безлюдной улице остался слышен только болезненный стон одной из жертв, мужчина вышел из машины, не отнимая телефона от уха. Коротко осмотрелся, перевел взгляд на Макса, который просто кивнул – «все чисто», и потом открыл дверь со стороны водителя. Двумя пальцами коснулся шеи Степана.
– Твою мать! – это было слишком громко, слишком надрывно для такого спокойного человека.
Макс повернулся на звуки быстро приближавшихся автомобилей, из которых выпрыгивали люди, даже не дождавшись, когда машины остановятся. По отсутствию реакции Сан Саныча понял, что это его друзья, работники, банда – не имеет значения. Свои.
И даже видя, как сильно тот расстроен смертью водителя, решил использовать шанс. Шагнул к нему и дождался усталого взгляда:
– Похоже, что я вам помог.
Тот наконец-то ответил – тихо и болезненно устало:
– Помог. Спасибо. Но если ты думаешь, что теперь я дам тебе работу, то очень ошибаешься. Никогда, запомни, сынок, никогда ты не будешь на меня работать. Такой грех я с собой в могилу брать не хочу.
Однако в детский дом он явился сам. Буквально через неделю. Сначала переговорил с заведующей, а уже потом подошел к Максу и Мире, которые гуляли во дворе, лениво пиная еловую шишку.
Весь разговор Сан Саныча с Максом сводился к следующему: мужчина хотел усыновить мальчика. И сразу обозначил, что делает это не из огромной любви или благодарности, а скорее, наоборот. Ему был нужен наследник, который может постоять за себя. И Макс на эту роль подходил, но должен был осознавать всю грозящую опасность. На замечание, что у того есть сестра, Сан Саныч только покачал головой. Нет, он втягивает в эту воронку одного ребенка, второго туда уже точно не потащит.
Мира тогда впервые узнала, что такое страх. Она испугалась, что теперь останется одна, но и остановить Макса не смогла. Тот, вопреки всей ее уверенности в нем, сразу согласился на предложение Сан Саныча, даже не обсудив это с сестрой. На ее протесты он отвечал одно: «Все это только ради тебя. У тебя будет любая жизнь, какую ты захочешь. А пока тебе лучше остаться тут и просто подождать». А Мира уже не хотела ни института, ни красивых вещей… Лишь бы брат не уходил.
Сразу после оформления документов Макс уехал. Конечно, его перевели в другую школу. Но через пару дней он вернулся в детский дом уже посетителем, чтобы повидаться с сестрой. И потом каждый день после школы водитель отвозил его в это место на полчаса. Чаще всего они даже ни о чем не разговаривали, а просто сидели рядом на лавке во дворе. Но Мира, поняв, что Макс и не собирался ее покидать, успокоилась, хотя и продолжала скучать по нему каждую минуту, когда его не было рядом.
Настоящие мотивы Сан Саныча стали им известны гораздо позже, но все равно они имели все основания считать встречу с ним большой удачей.
Белов не особо меня доставал. На перемене вообще ушел куда-то с Максом – вроде бы в библиотеку. Это будет просто замечательно, если я сдружусь с Мирой, а мой враг – с ее братом-близнецом. Но я уже поняла, что те никогда не пойдут друг против друга, и это станет презабавнейшим зрелищем, как мы их между собой делить будем. Это раздражало меня даже больше, чем предыдущие оскорбления Белова.
Проходившая мимо моей парты Наташа словно невзначай смахнула на пол тетради с учебниками. Я знала, что сейчас нельзя распыляться на всех – моим основным противником должен был оставаться Белов. Но поскольку того в классе в данный момент не было, я не стала сопротивляться внутреннему порыву – вскочила и со всей силы толкнула Наташу в спину. Та не упала, но, развернувшись, заорала благим матом, привлекая внимание окружающих. Я же нашла в себе силы не отступить. Быстро подняла свою ручку с пола и, дождавшись паузы во всеобщем возмущении, крикнула:
– Еще шаг – и я тебе ручку в глаз воткну! – уж не знаю почему, но при этом я была уверена, что способна такое сделать.
Мира некстати хихикнула, что в гробовой тишине прозвучало как-то особенно неизящно.
– Больная! – ответила Наташа с некоторой истерикой. – Потом огребешь!
И спешно завалилась на свое место. А я в ее словах расслышала только чудесное «потом» вместо обычного «прямо сейчас». Под шумные выкрики поддержки бедной Наташе и угроз мне я собрала вещи и села на место, стараясь скрыть от окружающих, как сильно трясутся руки. Мира повернулась и как ни в чем не бывало спросила:
– А может, сегодня по магазинам? Или в кафе? Меня так достало сидеть дома, а гулять с Максом – это гулять с Максом… То есть слушать только себя.
– А давай! – ответила я, ощущая благодарность за то, что она заполнила внутреннюю паузу, не позволив той перерасти в панику.
А после математики у нас была физкультура. Я, несмотря на весь настрой, очень боялась ответной реакции Наташи на мой бунт, поэтому старалась держаться на расстоянии. Впрочем, как всегда. Мира заняла шкафчик рядом с моим – чуть поодаль от остальных, сразу напротив душевых кабин. Как бы она там ни говорила, что никакой прямой помощи мне оказывать не станет, ее пребывание рядом сильно успокаивало. С прозвеневшим звонком она забросила юбку от школьной формы, которая до сих пор лежала на лавке, в шкафчик. Сделала она это, не особо разбираясь. Да и какая разница? Как выяснилось потом – разница была и очень существенная.
После общей разминки в оставшиеся двадцать минут физрук предложил парням поиграть в баскетбол. Девочки при этом могли прохлаждаться на скамейке. Я села отдельно от остальных, и Мира, к моему вящему удовольствию, ко мне присоединилась. Я уж было подумала, что она пересмотрела свои представления о дружбе, но оказалось, что ей просто нужна информация:
– Даш, баскетбол? Зачем? Я по телевизору видела пару раз, но как-то особо никогда не интересовалась.
– Ну да. У нас тут вообще любят баскетбол. Белов, кстати, капитан сборной. Соревнуются с другими школами… А чего ты так распереживалась?
– Да нет, я не переживаю. Но Макс не умеет в баскетбол, насколько я знаю.
Посмотрев на ее брата, я увидела, что он остановился, соображая, что делать. Но к нему тут же подлетел Белов.
– Ты чего тормозишь?
Тот потер указательным пальцем висок, что в его случае означало задумчивость или смущение, и объяснил причину задержки.
– Николай Васильевич, – громко обратился Костя к физруку. – Танаев не умеет. Что ему делать?
– Как это не умеет? – всполошился пожилой, но очень бойкий учитель. Сам он баскетбол просто обожал – наверняка, в том числе и за победы сборной школы только в этом виде спорта. – В баскетбол не уметь нельзя! Сейчас научим, не переживай, новичок. У нас же, в конце концов, не соревнования, а урок! В общем, главная задача – попасть мячом в кольцо противоположной команды…
Макс, как и Мира, похоже, не интересовался правилами игры, даже когда видел матчи по телевизору. Хотя… возможно, в детском доме и не было каналов, по которым демонстрируют игры NBA.
– Вот так? – спросил Макс и одной рукой кинул мяч через весь зал в направлении корзины. Тот ровнехонько вошел в кольцо, едва колыхнув сетку.
В звенящей тишине раздался синхронный вдох.
– Это-ж-просто-нихрена-ж-себе-иметь-меня-в-зад, – высказал свое авторитетное мнение преподаватель элитной гимназии, обладатель звания «Учитель года» и заслуженный тренер. – А еще раз так сможешь?
Обалдевший, как и все, Белов подхватил мяч и броском снова передал Максу. Тот поймал и, вроде даже не целясь, повторил тот же трюк. На этот раз зал отозвался выдохом и восхищенными междометиями.
– Это-ж-просто-нихрена-ж-себе-иметь-меня-в-зад, – прекратил все споры на корню физрук. На этот раз ребята начали смеяться, а в первый раз, видимо, просто решили, что послышалось.
– Никола-а-ай Васильевич! – с веселым упреком обратился к нему Белов.
– Какой еще Николай Васильевич, Костя?! Записывай эту прелесть в команду. Быстрее!!! – очевидно, он впадал в какую-то панику. – Как ты сказал твоя фамилия, мой любимый ученик?!
– Танаев, – ответил Макс, терпя нервные похлопывания по плечу.
– Тана-а-ев! – пропел физрук. – Музыка для моих ушей! А отбивать, уходить от атаки, блокировать можешь? Что еще умеешь?
– Да ничего не умею. – Думаю, Макс был озадачен. Я теперь могла иногда различать слабые сигналы его эмоций.
Мира смеялась, видимо, от гордости за брата. Отошедшие от первого шока парни окружили Макса и наперебой объясняли, как конкретно нужно играть. Рожа Белова была почти такой же счастливой, как у физрука, который едва держался, чтобы не лишиться чувств. И ведь не боится же, глупый блондинчик, что теперь перестанет быть лучшим игроком сборной! Очень-очень плохой знак… Так они и в самом деле могут стать друзьями. Но за Макса я была рада, хоть ни на одной межшкольной игре до сих пор и не присутствовала.
Таким образом, урок физкультуры был ознаменован болезненным восторгом, приподнявшим всем настроение. Николай Васильевич задержал Белова и Макса после звонка, чтобы о чем-то поговорить, а остальные отправились в раздевалку.
Мира открыла сначала свой шкафчик, а потом, сообразив, заглянула в мой.
– Где юбка? – спросила она у себя самой.
А я уже поняла, поворачиваясь на шум воды. Дверца крайней душевой кабинки была приоткрыта, и вода тонкой струйкой текла на синюю тряпку, лежавшую прямо на железной решетке. Мирина юбка.
Но Мира соображала быстрее меня. Она резко наклонилась к тяжелой лавке и с силой передвинула ее в сторону двери, перекрывая выход. Теперь удрать можно было, только убрав эту скамью, грохот которой привлек внимание всех присутствующих, заставив притихнуть.
– Мира? Ты чего? – удивленно спросила Катя.
Моя подруга молча указала пальцем на открытую дверцу душевой. Девочкам понадобилась минута, чтобы понять, что произошло.
– Это точно твоя? – переспросила Настя, а после утвердительного кивка добавила: – Кто-то перепутал с Николаевской! – и хохотнула. Но моментально осеклась под взглядом Миры.
– Девочки! – неожиданно звонко и весело заговорила хозяйка пострадавшей вещи. – Посмотрите-ка, какая неприятность со мной произошла. И кто же так ошибся?
Я не понимала, чего она хочет добиться. Что кто-то сейчас признается: мол, прости, собиралась поиздеваться над Николаевой, а получилось над тобой? Не понимала, но и не вмешивалась, продолжая стоять в стороне ото всех.
Девчонки выстроились перед ней полукругом, тоже гадая, к чему она ведет.
– Я так понимаю, никто не склоняется к искренности, да? – уточнила Мира, заставив их переглянуться. – И что же мне делать в такой трагической ситуации?
Яна сложила руки на груди и твердо сказала:
– И чего же ты хочешь? У нас остался только классный час – иди в спортивном костюме, ничего страшного.
– Неужели? – Мира говорила каким-то слишком мягким, не подходившим ситуации, голосом.
– А что делать? Или ты хочешь, чтобы тебе кто-то отдал свою? – Яна держалась уверенно, чего про остальных сказать было нельзя.
– Мне чужая не нужна. Я полжизни носила чужие вещи, надоело. Но как же мне быть, девочки, такая неприятная ситуация… Мне не хочется идти в спортивном костюме одной. Я еще новенькая – и сразу так выделяться!
Яна пожала плечами, остальные молча ждали продолжения. Мира подошла к Кате и выхватила у нее из рук юбку, та только вскрикнула от неожиданности. Танаева, прямо как недавно ее брат с баскетбольным мячом, легко закинула вещь сквозь открытую дверь душевой кабинки под струю воды.
– Эй! – закричала Катя. – Ты спятила?
– Смотрите, девочки, а Катя теперь тоже идет на классный час в спортивном костюме! – ответила Мира всем, кроме самой Кати, а та забежала в кабинку, выхватила свою юбку и начала ее выжимать.
– Ну и как это называется? – хмуро спросила Наташа.
– Это называется солидарность. Поддержка. Укрепление корпоративного, мать его, духа. А не ты ли Даше хотела отомстить? Твоих рук дело?
– Нет! – Наташа даже вышла вперед. – Не я. Честно.
– И как же мне тебе поверить? Я слышала, как ты ей угрожала, а потом по ошибке поставила меня в такое неприятное положение – все логично.
– Да не я это! – та заметно разозлилась. Я верила, что она говорит правду. Наташа была прямолинейной – она обычно не отрицала, если что-то делала. – Вот, смотри! – она шагнула к своему шкафчику, вытащила оттуда юбку, подошла к душевой и сама закинула ее под воду. – Доказала? Только отстань уже ради бога.
Мира ответила дружелюбно:
– Спасибо, подруга. Я знала, что ты не оставишь меня в беде.
– Мира, успокойся, – снова подала голос Яна.
На самом деле Мира выглядела совершенно спокойной. Девочек в классе было всего десять, считая нас двоих. Я, кажется, поняла, чего она хочет. Но это просто невозможно! Хотя бы потому что против всех ей не устоять. А чтобы не быть против всех, нужно было их разъединить. Она хотела создать раскол – для этого била словами по очереди: сначала самая безобидная Катя, которая может выступать только из-за спины более сильного, а одна ничего не стоит; потом импульсивная Наташа, которая или кинулась бы в драку, или поддержала бы Миру – а Мира ей нравилась, поэтому ставка была невелика. И когда она успела их всех так хорошо изучить? Следующей, по моей логике, должна была быть Настя.
– Настенька! – еще мягче и добрее обратилась к застывшей однокласснице Мира. – Мне интересно, ты за солидарность или против?
Почему они не бросаются на нее все разом? Что она смогла бы сделать против всех? Почему отупело ждут, давая ей проредить их до сих пор монолитный строй? Возможно, нежелание портить с ней отношения? Нет, тут другое. Чтобы толпа перешла к активным действиям, кто-то должен стать первым, за ним последуют остальные. И в данном случае первым быть никто не решался. Точнее, они упустили этот шанс в самом начале.
– Знаешь что, Мира, – ответила Настя. – Мне очень жаль, что ты попала под раздачу, но и поддерживать тебя сейчас никто не обязан.
Дверь, открывающаяся внутрь, стукнулась о лавку.
– Что у вас там происходит? – раздался голос Белова.
– Дедовщина происходит. Прямо по-детдомовски! – ответила Мира и с силой захлопнула дверь. – Или женская взаимовыручка – посмотрим, как получится.
– А-а, ну окей, – раздалось из-за двери. Вероятно, там весь разговор был слышен.
После этого девочки напряглись сильнее.
– Ну так что, Настя? – Мира вернулась к своей последней жертве.
Наверное, нескольких секунд рыжей хохотушке хватило на то, чтобы переосмыслить отношение к происходящему. На самом деле Настя была еще более простым вариантом, чем Наташа. Сегодня я и, конечно, внимательная Мира видели, что ей небезразличен Макс. А значит, портить отношения с его сестрой из-за какой-то юбки, которая уже через пару часов высохнет, было бы глупо.
– Солидарность так солидарность, – сказала Настя, шагнув к струе воды.
Внутренне я ликовала. Но оставалось самое сложное. Следующей я бы выбрала Кристину: она лучшая Настина подруга – а на поддержку лучшей подруги решиться гораздо проще. Но Мира пошла ва-банк:
– Яна?
Та рассмеялась.
– Успокойся уже, тут тебе не детдом. И что ты сделаешь? Бить будешь?
Мира прищурилась и стала совсем похожа на довольную кошку:
– Буду, солнышко, буду. Только не кулаком, а информацией. И не тебя, а…
Вот так. Не моргнув глазом, она ударила самым подлым образом – шантажом, что расскажет Никите о Яниных проделках. Но я ее не осуждала – если начинаешь бить, уже поздно оглядываться. Яна расцепила руки и крикнула, заметно побледнев:
– Ладно! Черт с тобой! – и закинула свою юбку поверх общей кучи.
После того как сдалась Яна, остальные даже и не думали спорить – теперь они остались в меньшинстве, а такого с ними еще не случалось. Я со смехом бросила свою юбку в душевую кабинку последней.
Странное дело, но некоторые из девчонок уже улыбались – ведь гораздо проще отнестись ко всему как к шутке или, действительно, как к поддержке невинно пострадавшей, чем продолжать нагнетать обстановку. Влажные юбки все сложили в мешки для спортивной обуви, и, в общем-то, ни с кем катастрофы не произошло. Мира отодвинула лавку, шутя, как они всё будут объяснять сейчас классной. Кто-то даже поддержал ее, но вдруг моя подруга выпрямилась.
– Яна! – вот сейчас в ее голосе впервые появилась жесткость. – Я знаю, что это ты сделала. Видела, как ты во время урока бегала в раздевалку. Единственная. Поверь, я очень внимательная.
Та заторможено повернулась:
– Нет, не я! – но что-то в дребезжании ее голоса заставило остальных переглянуться.
– Так вот, – продолжила Мира. – Если у нас с тобой какие-то проблемы, то прямо и скажи.
– Какие у нас с тобой могут быть проблемы? – и Яна слишком поспешно ушла, тем самым впервые показав остальным, как у нее сдали нервы.
– Я что-то не поняла, – пробормотала Наташа. – Если ты сразу знала, что это Яна, то к чему весь этот цирк?
– Не знаю… – с легкостью ответила Мира. – Хотела выяснить, кто тут ко мне хорошо относится. Выяснилось, что все, – она рассмеялась.
И Наташа, покачав головой, тоже усмехнулась.
Нет. На самом деле Мира показала всем, что с ней лучше не связываться. Навсегда отбила охоту объединяться против нее в любом варианте развития событий. Откуда у нее столько внутренней силы? Я не сомневаюсь, что это некоторых и сдержало – уверенность в том, что Мира не остановится и перед дракой, если до этого дойдет.
Выйдя из раздевалки последней, я вспомнила о железобетонном фундаменте ее самоуверенности – он сидел на подоконнике рядом с Беловым.
– Порядок? – спросил брат.
– Порядок, – ответила сестра. – Выбила страйк.
Она ничего не боялась, потому что за ее спиной всегда был Макс.
– Новая мода? – поинтересовался Костя, подразумевая дефиле в спортивном стиле с участием всех девчонок класса.
Ему никто не ответил, а мое настроение не могла испортить даже его противная физиономия.
Вот только зачем Яна это сделала? Теперь я почему-то была уверена, что она точно знала, что берет не мою юбку. Яна, которая к моим вещам до сих пор не прикасалась, держалась выше этого. И тут вдруг… Возможно, она хотела настроить коллектив против Миры, как когда-то сделал со мной Белов? Ей это не удалось, но заранее она вряд ли могла предположить, что ситуация повернется именно так. Зачем? Злится на Макса, поэтому решила отыграться на его сестре? Или завидует, что ее постепенно перестают называть самой красивой девочкой в школе? Не слишком ли хорошего мнения я была до сих пор о Яне? А может, через Миру она хотела обострить отношения класса и с Максом, ведь тот бы все равно за нее заступился? Да, похоже на правду. Вот такая месть – единственное, что она могла себе позволить. И та провалилась. Значит, Макс будет продолжать… потакать своему психологическому сдвигу. Ура! Мои губы снова, уже не в первый раз за сегодняшний день, раздвинулись в ехидной усмешке. Ах, как, оказывается, приятно быть отрицательным персонажем. Интересно, а что в нашем злодейском кружке делает Белов?
Глава 6. Изменение ролей
Мы договорились с Мирой встретиться в кафе в семь. Дома я коротко отчиталась перед мамой о своем дне, не затрагивая большинства вопросов. Я многое ей рассказывала, но никогда о самом главном. А теперь приходилось только радоваться, что хороших новостей для отчетов становится больше, а запретных тем – меньше. Мне показалось, что мама не в восторге, что я сдружилась с детьми из детдома. Наверное, у нее оставалась некая предубежденность против таких. Хотя после сегодняшних событий в женской раздевалке, я бы не смогла сказать, что эта предубежденность беспочвенна – Мира могла быть очень опасной; но уверена, не для меня.
Тем не менее на встречу меня мама все же отпустила. А это был первый выход в свет за долгое время! С друзьями из старой школы отношения как-то сами собой постепенно рассосались, поэтому они перестали звать меня гулять. А самой навязываться я в себе сил не нашла. В гимназии же до недавних пор друзей и не имелось.
Я принарядилась и расчесала вьющиеся волосы, чуть подкрасила глаза, чтобы доставить удовольствие Мире, считавшей, что выходить из дома без косметики хуже, чем голой. Вне школы у меня не было необходимости оставаться серой мышкой, а лишний комплимент от подруги только еще больше поднимет настроение…
…которое рухнуло в преисподнюю, едва я вошла в слегка затемненное помещение кафе. За столом, кроме Танаевых, сидел и Его Дерьмейшество.
Может, просто развернуться и уйти, обозначив этим самым личную позицию? Ага. И преподнести Белову на блюдечке своих друзей. Ну уж нет! Он у меня и так слишком многое отнял, этих двоих я ему живыми не отдам!
– Привет, – я села напротив ухмыляющейся морды. – Рада видеть тут… всех. Вы бы еще собак дворовых притащили для компании, раз сюда весь шлак пускают.
Мира просто пожала плечами, а Макс отреагировал… как Макс, ему и дела не было до наших локальных конфликтов, пока вокруг шныряла такая длинноногая и улыбчивая официантка. Посетителей в зале почти не было, поэтому крутилась она в основном возле нас. Зато Белов меня встретил приветливым:
– И ты тут, страшилка! Наконец-то у нас с тобой настоящее свидание!
А я только сейчас осознала одну простейшую вещь: здесь он мне ничегошеньки не сделает! Ни-че-го! Это не школа с ее молчаливым или громогласным одобрением одноклассников. Вряд ли работники кафе нормально отреагируют, если он начнет меня за волосы таскать по залу. И ведь он прав, это первая наша встреча вне привычной ему обстановки. Кажется, настроение – штука поправимая.
– О, Белов! И ты тут, а то я сразу и не узнала, – почувствовав полную свободу, я решила ни в чем себя не ограничивать. – Теперь мы можем нормально поболтать! А то я давно хотела расспросить, что же с тобой такого страшного случилось, что ты такой мразью вырос? Групповое изнасилование в младенчестве или банальное чувство неполноценности из-за маленького члена? Давай же, не томи.
Костя драматично закатил глаза к потолку.