Красная пирамида Риордан Рик
– Нам необходимо знать, где он скрывается, – невозмутимо продолжал инспектор. – А единственные свидетели происшедшего, ваши внуки, отказываются сказать мне правду.
– Мы уже сказали вам правду, – вмешался Картер. – Папа не погиб. Он провалился сквозь пол.
Инспектор выразительно посмотрел на бабушку с дедушкой, словно говоря «Вот видите?», а затем повернулся к Картеру:
– Молодой человек, ваш отец совершил серьезное преступление. А разбираться с последствиями своего поступка оставил вас…
– Неправда! – заорала я дрожащим от злости голосом.
Конечно, я ни на минуту не поверила, что папа нарочно сдал нас на растерзание полиции. Но то, что он однажды уже меня бросил, по-прежнему оставалось для меня больной темой.
– Дорогая, прошу тебя, – зашептала мне бабушка. – Господин инспектор просто делает свою работу.
– Плохо делает! – огрызнулась я.
– Давайте выпьем чаю, – предложила бабушка, надеясь разрядить обстановку.
– Нет! – завопили мы с Картером в один голос. Бедная бабуля, она так и шлепнулась обратно на диван.
– У нас имеются все основания предъявить вам обвинение, – с угрозой сказал инспектор, поворачиваясь ко мне. – И мы так и поступим, если…
Он вдруг замер на полуслове, растерянно моргая, как будто забыл, о чем только что говорил.
– Э-э… инспектор? – нахмурившись, окликнул его дедушка.
– Да-да… – рассеянно пробормотал старший инспектор Уильямс, потирая лоб. Потом сунул руку в карман и извлек из него маленькую синюю книжечку – американский паспорт – и бросил ее Картеру на колени.
– Вы подлежите депортации, – заявил инспектор. – В соответствии с правилами вам следует покинуть страну в ближайшие двадцать четыре часа. Если у нас еще появятся к вам вопросы, мы свяжемся с вами через ФБР.
У Картера прямо челюсть отвисла. Он тупо воззрился на меня, а я и сама ничего понять не могла. С чего это вдруг инспектор так круто сменил направление? Только что собирался нас обоих арестовать, а теперь вдруг ни с того ни с сего решает депортировать Картера. Даже другие полицейские не могли скрыть замешательства.
– Сэр? – окликнула его тетка-полицейский. – Вы уверены, что…
– Да, Линли. Вы оба можете идти.
Полицейские продолжали неуверенно топтаться у двери, пока Уильямс повелительным жестом не отправил их вон. Полицейские убрались, тщательно закрыв за собой дверь.
– Погодите-ка, – очнулся Картер. – Мой отец пропал, а вы собираетесь выставить меня из страны?
– Сынок, ваш отец либо погиб, либо в бегах, – ответил инспектор. – Депортация – это самое лучшее, что я могу вам предложить. Все уже согласовано.
– Согласовано с кем? – поинтересовался дедушка. – Кто утвердил такое решение?
– Э-э… – Лицо инспектора снова приняло забавное растерянное выражение. – Решение согласовано с высшими инстанциями, да. Поверьте, это гораздо лучше, чем тюрьма.
Картер был слишком подавлен, чтобы сказать что-нибудь осмысленное, но я даже не успела пожалеть его, как инспектор обратился ко мне:
– К вам это тоже относится, мисс.
Меня будто кувалдой по голове огрели.
– И меня тоже депортируют? – поразилась я. – Я ведь здесь живу!
– Но гражданство у вас американское. Учитывая сложившиеся обстоятельства, сейчас вам лучше вернуться домой.
Я уставилась на него, потеряв дар речи. У меня не было иного дома, кроме квартиры бабушки с дедушкой. Здесь, в Лондоне, мои школьные друзья, моя комната и вообще все на свете.
– И куда же, по-вашему, мне теперь деваться?
– Послушайте, инспектор, – всполошилась бабушка, – это несправедливо. Поверить не могу, что вы…
– Я дам вам время, чтобы попрощаться, – резко оборвал ее инспектор и тут же нахмурился, словно сам толком не понимал, что говорит и что делает. – А сейчас я… я должен идти.
Это уже была полная бессмыслица, и инспектор, кажется, сам это осознавал, но все равно с деловитым видом зашагал к двери и распахнул ее. Тут я чуть со стула не свалилась: прямо на пороге стоял тот человек в черном. Амос. Его пальто и шляпа куда-то подевались, но костюм в тонкую полоску и круглые очки остались при нем. На черных косичках поблескивали золотые бусины.
Я ждала, что инспектор сейчас что-нибудь скажет – выразит удивление или хотя бы поинтересуется, кто он такой, но, по-моему, он Амоса даже не заметил. Прошел мимо него, не глядя, и пропал в темноте.
Амос же шагнул через порог и прикрыл за собой дверь. Бабушка с дедушкой оба вскочили на ноги.
– Опять ты, – раздраженно буркнул дед. – И как я раньше не догадался? Будь я помоложе, от тебя бы мокрого места не осталось!
– Мистер Фаус, миссис Фауст, добрый вечер, – как ни в чем не бывало поприветствовал их Амос и смерил нас с Картером оценивающим взглядом, как будто что-то прикидывая. – Думаю, пришла пора нам с вами побеседовать.
Амос вел себя в доме прямо-таки по-хозяйски. Плюхнулся на диван, налил себе чаю, сгреб с блюда печенье и принялся с удовольствием чавкать. Вообще-то довольно смелый поступок, учитывая кулинарные таланты бабули.
Дед побагровел так, что я испугалась, как бы его удар не хватил. Он так и ринулся на Амоса, стискивая кулаки, словно собирался стереть его в порошок, но Амос продолжал невозмутимо уплетать печенье.
– Сядьте, пожалуйста, – сказал он, обращаясь ко всем сразу.
И мы сели как миленькие. Как будто только и ждали, когда он наконец нами покомандует. Даже дедушка опустил кулаки и потопал обратно к дивану, с угрюмым вздохом усевшись рядом с Амосом.
А Амос прихлебывал себе чай и все поглядывал на меня очень недовольно. По-моему, это он зря. Я выгляжу не так уж плохо, особенно учитывая, чего нам пришлось натерпеться за этот вечер. Потом он перевел взгляд на Картера и хмыкнул.
– Со временем просто беда, – проворчал он. – Но другого выхода нет. Придется им отправиться со мной.
– Еще чего! – фыркнула я. – Не собираюсь никуда отправляться с каким-то чужим дядькой, у которого к тому же вся физиономия в крошках!
У него и правда щеки и подбородок были в налипших крошках печенья, но его это, кажется, ничуть не волновало. Он и не потрудился их стряхнуть.
– Я вовсе не чужой, Сейди, – сказал он. – Неужели ты совсем меня не помнишь?
С чего это он, интересно, так по-свойски со мной разговаривает? Я злилась, но при этом чувствовала, что его голос действительно мне знаком. Я мельком взглянула на Картера, но брат был озадачен не меньше меня.
– Нет-нет, Амос, – дрожащим голосом вмешалась бабушка. – Вы не можете забрать Сейди. Мы же заключили договор.
– Сегодня вечером Джулиус нарушил этот договор, – сказал Амос. – И вы прекрасно понимаете, что после того, что случилось, Сейди больше не может оставаться с вами. Их единственный шанс – отправиться вместе со мной.
– А почему это мы должны отправляться неведомо куда вместе с вами? – подал голос Картер. – Я видел, как вы с отцом сегодня чуть не подрались!
Амос посмотрел на папину сумку, которая так и лежала у Картера на коленях.
– Вижу, ты сберег имущество отца. Это хорошо. Оно вам пригодится. А что касается драк, так у нас их с Джулиусом было немало. Возможно, Картер, ты не понял, но я как раз пытался его остановить, удержать от опрометчивых поступков. И если бы он меня послушал, мы бы сейчас тут с вами не сидели, ломая голову, как быть дальше.
Я понятия не имела, о чем он толкует, но дедушка, кажется, все понял.
– Опять вы со своими суевериями! – буркнул он. – Я же говорил, что не желаю о них слышать.
Амос ткнул пальцем в окно, выходящее на задний двор. Сквозь стекло виднелась озаренная вечерними огнями Темза. Ночной вид из этого окна гораздо симпатичнее: днем-то видно, какие вокруг облезлые дома и грязные дворы.
– Суеверия, говорите? – сказал Амос с усмешкой. – Но вы все-таки выбрали себе жилье именно на восточном берегу реки.
Лицо деда цветом уже напоминало свеклу.
– Это была идея Руби. Она думала, это может защитить нас. Но она во многом ошиблась, верно? Начать с того, что она доверяла Джулиусу… и тебе тоже!
Амоса эти нападки ничуть не взволновали. Я только сейчас заметила, как занятно от него пахнет – каким-то пряным, смолистым запахом, который чувствуешь иногда, проходя мимо лавок с восточными благовониями в Ковент-Гардене[4].
Он допил чай, отставил чашку и уставился на бабушку.
– Миссис Фауст, вы ведь знаете, с чем мы столкнулись. Теперь полиция – самая пустяковая из ваших неприятностей.
Бабушка судорожно сглотнула.
– Вы… так это вы внушили инспектору, что Сейди нужно депортировать?
– А вы бы предпочли, чтобы детей посадили под арест? – отозвался Амос.
– Погодите-ка, – встряла я. – Что значит – внушили инспектору? Как вам это удалось?
Амос пожал плечами.
– Боюсь, это ненадолго. На самом деле нам нужно оказаться в Нью-Йорке как можно скорее, самое лучшее – через час, пока инспектор Уильямс не задумался, с какой стати он дал уйти единственным свидетелям по громкому делу.
Картер недоверчиво хихикнул.
– Но мы никак не можем перенестись из Лондона в Нью-Йорк всего за час. Даже самый быстрый самолет…
– Верно, – кивнул Амос. – Самолету это вряд ли под силу.
После чего он тут же снова обратился к бабушке, как будто вопрос был уже решен:
– Миссис Фауст, обеспечить безопасность Картера и Сейди можно только одним-единственным способом. Вы знаете, каким. Они должны отправиться в мой особняк в Бруклине. Только там я смогу защитить их.
– Значит, у вас дом в Бруклине? – с любопытством спросил Картер. – Целый особняк?
Амоса это любопытство позабавило.
– Верно, это имение нашей семьи. Там вы будете в безопасности.
– Но наш папа…
– Сейчас вы ничем не сможете ему помочь, – с грустью покачал головой Амос. – Мне очень жаль, Картер. Я все объясню позже… Пока скажу только, что для Джулиуса всегда было самым важным уберечь вас от опасности. Поэтому сейчас нам нужно торопиться. Боюсь, я ваша единственная надежда.
Серьезная заявка. Картер обвел взглядом лица бабушки и дедушки и хмуро кивнул. Он знал – у себя они его оставить не захотят. Слишком, видите ли, он напоминал им ненавистного зятя. Согласна, очень глупая причина, чтобы не любить своего внука, но тут уж ничего не поделаешь.
– Ну хорошо, Картер может делать что хочет, – сказала я. – Но мой дом – здесь. И с какой стати я брошу его, да еще с каким-то незнакомым типом?
Я глянула на бабушку, рассчитывая на ее поддержку, но она сидела, не поднимая глаз от кружевной салфетки на столе, как будто в ней вдруг обнаружилось что-то до жути интересное.
– Дедуль, ну скажи…
Но дед тоже избегал встречаться со мной взглядом. Вместо этого он повернулся к Амосу:
– Ты что, правда можешь вывезти их из страны?
– Эй, погодите! – возмутилась я, но на мои протесты никто не обратил внимания.
Амос поднялся, деловито стряхнул с пиджака крошки, прошагал к окну во двор и внимательно поглядел на реку.
– Полиция вот-вот вернется. Можете говорить им все, что пожелаете. Они все равно нас не найдут.
– Вы что, нас похищаете?! – ошеломленно воскликнула я и повернулась к Картеру: – Нет, ты можешь в это поверить?
Картер, не говоря ни слова, встал и накинул на плечо ремень сумки, полностью готовый к выходу. Я не исключала, что ему просто не терпится убраться из квартиры бабушки с дедушкой хоть куда угодно.
– Ну и как же вы собираетесь добраться до Нью-Йорка всего за час? – спросил он у Амоса. – Кажется, вы имели в виду не самолет.
– Верно, не самолет, – согласился Амос и быстро начертил пальцем на запотевшем оконном стекле несколько фигур. Еще один иероглиф, будь он неладен.
– Лодка, – сказала я и тут же спохватилась, что вслух перевела древнеегипетскую надпись, чего, по идее, никак не могло быть.
Амос воззрился на меня поверх своих круглых стеклышек:
– Как это ты…
– В смысле, последняя картинка очень похожа на лодочку, – выпалила я. – Но вы же не имели в виду, что мы поплывем через океан на лодке? Это ведь полная чушь.
– Смотри! – закричал вдруг Картер.
Я прильнула к оконному стелу рядом с ним. Внизу, у самого парапета набережной, на речных волнах покачивалась лодка. Только вот с обычным прогулочным яликом она ничего общего не имела: это была египетская папирусная ладья с двумя зажженными факелами на носу и большим румпелем на корме. Возле румпеля высилась темная фигура в длиннополом пальто и шляпе – возможно, тех самых, которые я раньше видела на Амосе.
Обычно я за словом в карман не лезу, но тут уж и я лишилась дара речи.
– Значит, вот так мы и поплывем? – недоверчиво спросил Картер. – В Бруклин? Вы серьезно?
– И чем скорее, тем лучше, – спокойно отозвался Амос.
Не веря своим ушам, я повернулась к бабушке:
– Бабуль, ну хоть ты скажи ему!
Бабушка смахнула со щеки слезинку.
– Так будет лучше, моя милая. И возьми с собой Пышку.
– Ах да, – спохватился Амос, – кошку надо захватить обязательно.
Он бросил взгляд на лестницу, ведущую наверх, и с нее тут же стремглав слетела Пышка, как будто ее кто-то позвал. Промчавшись леопардовой стрелой через гостиную, она одним прыжком взлетела мне на руки. Тут уж я совсем опешила. Она никогда в жизни так не делала.
– Да кто же вы такой? – спросила я Амоса. Ясно, что никакого выбора мне не оставили, но хотя бы ответы на вопросы я имею право получить? – Мы все-таки не можем плыть бог знает куда с незнакомцем!
– Я не незнакомец, – ответил Амос с широкой улыбкой. – Я самый что ни на есть ближайший член семьи.
И вдруг я вспомнила: да-да, я увидела, как это самое улыбающееся лицо наклоняется ко мне и говорит: «С днем рождения, Сейди». Такое давнее, ускользающее воспоминание, от которого почти ничего не осталось…
– Дядя Амос? – неуверенно спросила я.
– Он самый, Сейди, – кивнул он. – Я брат Джулиуса. А теперь пойдемте. Нам предстоит долгий путь.
5
Встреча с обезьяной
Это снова Картер. Извините, нам тут пришлось на время прервать запись, потому что за нами гнались… ну ладно, лучше все по порядку.
Сейди как раз рассказывала, как мы покинули Лондон, верно?
В общем, мы спустились следом за Амосом к той странной лодке, пришвартованной у набережной. Я не выпускал из рук отцовскую сумку. Мне все еще не верилось, что папы больше нет. Я никак не мог отделаться от чувства вины за то, что покидаю Лондон без него, но в одном Амос точно был прав: прямо сейчас мы ничем не могли помочь отцу. Особого доверия этот Амос у меня не вызывал, но я не сомневался: если я правда хочу выяснить, что случилось с папой, я должен держаться поближе к нашему таинственному дядюшке. Кажется, он был единственным, кто понимал, что происходит.
Амос спокойно шагнул на папирусную палубу, Сейди отважно прыгнула следом, а я все никак не мог решиться. Я уже видел похожие челноки в Египте, на Ниле, и они, честно говоря, казались мне довольно хлипкими суденышками.
По сути дела, такая лодка представляет собой пучки связанных вместе стеблей папируса, вроде большого тростникового плота. И мне тут же пришло в голову, что держать горящие факелы на этом плавучем пучке соломы – не самая лучшая идея: не потонем, так обязательно сгорим. Возле руля на корме топтался невысокий парень в длинном пальто и шляпе Амоса. Шляпа съехала ему на лоб так низко, что я никак не мог разглядеть его лицо, а руки и ноги полностью утонули в чересчур длинных рукавах и полах пальто, оказавшегося ему сильно не по росту.
– И как эта лодка движется? – спросил я Амоса. – У нее даже паруса нет.
– Доверься мне, – только и сказал Амос, протягивая мне руку.
Ночь была холодная, но как только я перешагнул через борт челнока, мне сразу стало тепло, как будто огня факелов хватало, чтобы обогреть все вокруг. Посреди палубы возвышалась каюта – точнее, шалашик из папирусных циновок. Пышка завозилась на руках у Сейди, принюхалась и заурчала.
– Забирайтесь внутрь и садитесь, – предложил Амос. – Плавание может оказаться бурным.
– Нет уж спасибо, я постою, – сказала Сейди и кивнула в сторону фигурки на корме: – А кто там у тебя за рулевого?
Амос, однако, сделал вид, что не услышал вопроса.
– Теперь держитесь крепче! – велел он, а потом кивнул рулевому, и лодка сорвалась с места.
Даже не знаю, как описать свои ощущения словами. Вам знакомо чувство пустоты в животе, когда катаешься на американских горках и резко срываешься вниз? Так вот, тут было то же самое, только ощущение падения никак не проходило. Лодка мчалась вперед с какой-то невероятной скоростью. Огни города позади нас сначала смазались в одно сплошное пятно, а потом растаяли в ночи облачком тумана. Из темноты вокруг нас то и дело доносились странные звуки: шорохи и шипение, далекие крики и шепот на незнакомых языках, слов которых я никак не мог разобрать.
Вскоре меня начала одолевать тошнота. Голоса вокруг звучали все громче, так что я уже сам едва удерживался, чтобы не закричать. Вдруг лодка замедлила ход. Таинственные голоса стихли, мрак рассеялся, и вокруг нас снова засиял огнями большой город – даже ярче, чем прежде.
Над нашими головами медленно проплывал мост – высоченный, гораздо выше любого лондонского моста. В животе у меня словно что-то перевернулось. Слева вырастали знакомые силуэты небоскребов: Крайслер-билдинг, Эмпайр-стейт-билдинг.
– С ума сойти, – нервно хихикнул я. – Мы в Нью-Йорке.
Слегка позеленевшая после путешествия Сейди (я сам, наверное, выглядел точно так же) все еще крепко сжимала в объятиях Пышку, которая безмятежно мурлыкала, прикрыв глаза.
– Быть такого не может, – сказала Сейди. – Мы же всего несколько минут как отплыли.
И все-таки глаза меня не обманывали: мы и правда были в Нью-Йорке и теперь плыли через пролив Ист-Ривер, прямо под Вильямсбургским мостом. Постепенно замедляясь, мы подошли к небольшому доку на Бруклинском берегу. Вокруг простирался невзрачный пустырь, заваленный грудами металлолома и всяким строительным мусором. Посреди этой разрухи у самого берега высился огромный фабричный склад – видимо, давно заброшенный, с заколоченными окнами и густо расписанными граффити стенами.
– Не похоже на фамильный особняк, – заметила Сейди.
Проницательная девчонка, ничего не скажешь.
– Взгляни-ка еще раз, – сказал Амос, указывая на крышу здания.
– Но как… как ты… – бессвязно забормотал я.
Не понимаю, как я раньше этого не увидел? Теперь-то сомнений не было: на самой крыше склада, как второй слой на торте, возвышался большой пятиэтажный дом.
– Как ты умудрился построить дом на крыше другого строения?
– Долгая история, – отмахнулся Амос. – Просто нам очень хотелось, чтобы наше жилище было скрыто от посторонних глаз.
– А здесь тоже восточный берег? – неожиданно спросила Сейди и тут же пояснила: – Ты что-то говорил насчет этого в Лондоне. Про то, что мои бабушка с дедушкой поселились на восточном берегу.
– Молодчина, Сейди, запомнила, – улыбнулся Амос. – В древние времена египтяне селились только на восточном берегу Нила, там, где восходит солнце. А умерших всегда хоронили на западном берегу. Считалось, что жить там нехорошо, а то и опасно. Эта традиция все еще очень сильна… среди наших.
– Кого это – наших? – неуверенно поинтересовался я, но Сейди уже успела влезть со своим вопросом:
– Значит, на Манхэттене тебе жить нельзя?
Амос, нахмурившись, посмотрел в сторону Эмпайр-стейт-билдинга.
– У Манхэттена другие проблемы. И боги тоже другие. Нам лучше держаться в стороне друг от друга.
– Другие что? – насторожилась Сейди.
– Да нет, ничего, – оборвал разговор Амос и направился к своему рулевому. Снял с него пальто, сдернул шляпу… и оказалось, что под ними никого нет. Никакого рулевого попросту не было. Амос нахлобучил шляпу себе на голову, перебросил пальто через руку и махнул в сторону металлической лестницы, которая поднималась вдоль стены склада до самого особняка на его крыше.
– Прошу, – сказал он, приглашая. – Добро пожаловать в Двадцать Первый ном.
– Гном? – переспросил я, взбираясь вслед за ним по стальным ступенькам. – Это вы про таких низкорослых человечков?
– О боги, нет, конечно, – хмыкнул Амос. – Терпеть не могу гномов. Воняет от них – ужас…
– Но ты только что сам сказал…
– Я сказал ном, н-о-м. Это слово обозначает район или округ. Оно тоже пришло из древности, когда Египет был разделен на сорок две провинции. Сегодняшняя система районирования немного отличается от древней. Теперь она охватывает весь земной шар. Современный мир разделен на триста шестьдесят номов. Египет, само собой, находится в Первом, а Нью-Йорк – в Двадцать Первом.
Сейди искоса глянула на меня и выразительно покрутила пальцем у виска.
– Ошибаешься, Сейди, – сказал Амос, не оборачиваясь. – Я вовсе не сошел с ума. Просто вы еще слишком многого не знаете.
Лестница наконец кончилась, и теперь мы могли как следует разглядеть представший перед нами дом. Трудно даже сказать, на что он был похож. Футов пятьдесят в высоту, сложенный из громадных блоков известняка, с окнами в стальных рамах, вокруг окон – иероглифы. Стены подсвечивались снаружи, что делало здание похожим не то на современный музей, не то на древний храм. Но самое поразительное заключалось в том, что стоило хоть чуть-чуть отвести взгляд, и здание исчезало из виду. Я проделал этот трюк несколько раз, чтобы убедиться, что мне не померещилось. Если смотреть на особняк уголком глаза, он пропадал. Если снова перевести взгляд на него и попытаться сфокусироваться, он становился виден, но для этого требовалось немалое усилие воли.
Амос остановился перед входом, широким, как гаражные ворота: темный квадрат массивного дерева без всякого подобия дверной ручки или замка.
– Давай, Картер. После тебя.
– Эй, а как я должен…
– А как ты думаешь?
Так, очередная загадка. Больше всего мне хотелось предложить использовать голову Амоса вместо тарана и посмотреть, что из этого получится. Но тут я снова взглянул на дверь, и у меня возникло такое странное чувство… Я вытянул вперед руку и, не касаясь двери, медленно поднял ее. Я даже почти не удивился, когда дверь послушно подчинилась моему движению и заскользила вверх, пока не исчезла под потолком.
Сейди таращилась то на нее, то на меня.
– Как это ты…
– Не знаю, – признался я озадаченно. – Может, тут какие-нибудь сенсоры движения встроены…
– Интересно. – Голос Амоса звучал немного взволнованно. – Я бы действовал иначе, но у тебя тоже неплохо получилось. Прямо-таки отлично.
– Спасибо, – ответил я, не зная, что еще сказать.
Сейди, естественно, попыталась войти первой, но стоило ей перешагнуть порог, как Пышка вдруг завопила не своим голосом и отчаянно забила лапами, пытаясь вырваться из рук хозяйки.
Сейди отпрыгнула назад.
– Что это такое с кошкой?
– Ах да, конечно, – спохватился Амос. – Прошу прощения.
После чего он положил руку Пышке на голову и торжественно изрек:
– Дозволяю тебе войти.
– А что, кошке нужно особое разрешение? – удивился я.
– В особых обстоятельствах – да, – сказал Амос и умолк, видимо, считая подобное объяснение исчерпывающим.
Я, например, так не считал.
Мы потопали за ним внутрь, и на этот раз Пышка вела себя вполне спокойно.
– Вот это да-а…
Сейди так и застыла с разинутым ртом, закинув голову и глазея на потолок. Я даже испугался, что она сейчас жвачку выронит.
– Да, – веско сказал Амос. – Это Большой Зал.
Понятно, почему его назвали Большим. Высоченные колонны из резного камня с высеченными на них иероглифами возносили потолок из кедровых балок на уровень четвертого этажа. Стены вокруг нас украшала колоритная коллекция музыкальных инструментов и древнеегипетского оружия. Стены зала опоясывали три яруса галерей с выходящими на них рядами дверей. В камине можно было при желании парковать грузовик, по сторонам от него располагались массивные диваны с кожаной обивкой, а поверх каминной полки красовался огромный плазменный телевизор. Пол устилала узорчатая дорожка – я бы решил, что это выделанная змеиная кожа, не будь она длиной в сорок и шириной в пятнадцать метров, а таких огромных змей, как известно, не бывает. Сквозь стеклянные стены я видел прилегающую к дому террасу, где были и бассейн, и навес со столами и стульями, и очаг с огнем для приготовления пищи. В дальнем конце Большого Зала виднелись высокие двустворчатые двери с изображенным на них Глазом Гора, опутанные тяжелыми цепями и запертые на полдюжины замков. Я, конечно, сразу задумался – что же там такое может быть, за этими дверями?
Но больше всего захватывало дух от огромной статуи, которая возвышалась в самом центре зала. Футов тридцать в высоту, не меньше, высеченная из черного мрамора. Я сразу понял, что это какое-то египетское божество, потому что тело у него было человеческое, а голова птичья – напоминающая не то журавля, не то аиста, с длинной шеей и еще более длинным клювом.
Одеяние бога соответствовало древним канонам: юбка, закрепленная на талии поясом, воротник-ожерелье. В одной руке он держал палочку для письма, а в другой – развернутый свиток, словно только что начертал на нем большой иероглиф: анх – египетский крест с петлей – и прямоугольник в его верхней части.
– Это он! – воскликнула Сейди. – Пер Анх!
Я так и вытаращился на нее.
– Слушай, откуда ты знаешь? Ты что, можешь читать иероглифы?
– Не знаю, – сказала она, чуть растерявшись. – Но разве это не очевидно? Верхняя часть иероглифа по форме похожа на план этого дома.
– С чего ты это взяла? По-моему, это просто прямоугольник.
Но вообще-то я и сам понимал, что она права. Я узнал этот символ. Он и в самом деле представлял собой стилизованное изображение дома с входной дверью. Согласен, для большинства людей это вовсе не было очевидно. Тем удивительнее, что Сейди сразу догадалась. И ни капли не сомневалась в своей правоте.
– Это дом, – настойчиво повторила она. – А нижний знак – это анх, символ жизни. Пер Анх означает Дом Жизни.
– Молодец, Сейди. – Амос, кажется, был искренне впечатлен. – А эта статуя представляет собой изображение единственного божества, которому позволено пребывать в Доме Жизни, – по крайней мере, обычно. Узнаешь его, Картер?
У меня в голове что-то щелкнуло, и сразу все встало на свои места. Длинноклювая птица – это ибис, обитатель берегов Нила.
– Это Тот, – сказал я. – Бог знания. Египтяне считали, что это он создал письменность.
– Так и есть, – кивнул Амос.
– А почему у него птичья голова? – заинтересовалась Сейди. – Почему-то у всех египетских богов головы от разных животных. Очень глупо выглядит, по-моему.
– Ну, обычно они так не выглядят, – сказал Амос. – Я имею в виду, в реальной жизни.
– В реальной жизни? – фыркнул я. – Да ладно. Можно подумать, ты лично с ними встречался.
Я вроде не сказал ничего такого, но у Амоса вдруг сделалось такое лицо, будто он вспомнил что-то очень-очень неприятное.
– Боги могут являться в разных обличьях, – заговорил он после паузы. – Иногда в человеческих, иногда в звериных, а иногда и в виде… м-м… гибрида. Понимаете, боги – это первозданные стихии, что-то вроде мостика между человеком и природой. Поэтому их и изображали с головами животных, чтобы показать, что они существуют сразу в двух мирах. Теперь понятнее?
– Ни капельки, – сказала Сейди.
– Хмм. – Амос несколько озадачился. – Ясно, придется нам с вами всерьез позаниматься. Говоря вкратце, Тот, которого вы видите перед собой, является основателем Дома Жизни, а этот особняк, если угодно, его местная штаб-квартира. Или, по крайней мере… была ею раньше. Сейчас в Двадцать Первом номе остался только я один. Точнее, был один, пока не появились вы двое.
– Погоди немного.
Вопросы теснились у меня в голове, так что я даже не знал, с чего начать спрашивать.