Семеро праведных в раю хозяина Хаецкая Елена

– Зависит от тебя.

Хозяин встал, повернулся, чтобы уйти. Пиф смотрела ему вслед, приоткрыв рот. Уродец корчился у нее на коленях, пачкая пеленку какой-то зеленоватой жижей.

– Господи, каким же оно вырастет? – вырвалось у Пиф.

Уже в дверях Хозяин сказал, не оборачиваясь:

– Зависит от тебя.

Тяжелые шаги протопали по лестнице, шваркнула входная дверь, упало и разбилось еще одно стекло. Голос Комедианта взвизгнул.

Пиф поняла вдруг, что плачет, но не так, как при жизни, не слезами, не телом, не жалостью к себе, а так, как иногда плакала во сне – без слез, одной только содрогающейся душой.

Существо с гигантской сизой головой сморщилось, дернуло крошечными лягушачьими лапками, повозило ими в воздухе и вдруг нащупало огромную в синих венах пуповину, торчащую из середины живота. Схватило ее цепкими пальчиками, потащило куда-то, ткнуло себе в лоб, в щеку, наконец попало в маленький рыбий ротик и начало жадно сосать.

Пиф взяла существо поудобнее на руки, обтерла жижу с отвратительной головы, выбросила грязную пеленку, оставив только белую. Закрыла глаза и начала укачивать уродца, напевая колыбельную:

– Вот и все, – сказал санитар, обтирая руки. – Как живой, даже лучше.

Покойник умиротворенно глядел на него со стола. Санитар отбросил крем «Балет», которым гримировал мертвеца, в таз для использованных тюбиков. Там их уже скопилось несколько десятков, выдавленных, грязных.

Мэтр ничего этого не знал – он величаво шествовал навстречу вечности. Его тропа была ровной и ясной, впереди, в белом венчике из роз, вел его добрый ангел. Иначе и быть не могло.

Мэтр был человеком добродетельным. Сначала он верил в правительство и Бэл-Мардука и знал, что плохих в светлое будущее не берут. Потом под влиянием обстоятельств в пожилых уже летах перешел в христианскую веру и так же твердо уверовал, что плохих не берут в рай. Рай виделся ему чем-то вроде территории пионерского лагеря: дивная природа, добрые взаимоотношения, всеобщая справедливость и равенство. И – только для хороших.

Мэтр оказался на равнине, затянутой туманом, огляделся по сторонам. Фигура в сияющем венце исчезла, и это немного обеспокоило Мэтра.

Он взволновался еще больше, когда увидел на этой равнине трех голых молодых людей. Среди них была женщина. Хотя Мэтр не мог толком разглядеть этих людей, но в том, что темноволосое существо с ребенком на руках принадлежит к женскому полу, почему-то не усомнился.

Голые разговаривали. Они были из тех, при виде которых Мэтр при жизни всегда плевался. И прежде плевался, и потом, когда обратился в истинную веру. У всех троих были длинные волосы, а у одного – грязные бисерные цепочки на руках. И на плечах у него сидел отвратительный студнеобразный демон. Демон растекся по своему хозяину, свесив ему на спину крысиный хвост.

– Новенький идет, – сказал демон и затрясся.

Тот, что с бусами, повернулся, поглядел Мэтру в глаза. Его губы зашевелились, и Мэтр понял, что он обращается к нему.

– Добро пожаловать! – крикнул визгливо демон.

Женщина склонила голову набок. Нерожденный ребенок судорожно дернул ручками, и она ласково провела пальцем по его выпуклому лбу с раздутыми венами.

– Падам, падам, – сказала женщина.

– Сгинь, сатана, – закричал Мэтр, осеняя себя крестным знамением.

– Где? – с любопытством спросила женщина и обернулась.

Мэтр растерялся.

– Где? – переспросил он. – Что – где?

– Где сатана? – повторила женщина. – Мы его еще не видели.

– Ты – сатана! – взвизгнул Мэтр. – Ты! И такие, как ты! Вы все!

– Я Пиф, – сказала женщина. – Это Комедиант и Голос Комедианта. А вон тот – Карусельщик, он алкоголик и работал в луна-парке.

Карусельщик с готовностью завертел ручку шарманки, огласив туманную равнину механическим вальсом.

Мэтр растерялся. Неожиданно женщина перестала казаться ему такой уж отвратительной, и он почувствовал к ней доверие.

– Скажите, – он придвинулся ближе и заговорил интимным тоном, как некогда беседовал со знакомыми холуями из влиятельных организаций, – в таком случае, это ад или рай?

– Зависит от нас, – ответила женщина. – Так сказал нам ангел.

Мэтр пригладил лысину. На ладони осталось жирное пятно от крема «Балет», и Мэтр обтер руку о бедро, с неожиданным ужасом осознав, что он тоже обнажен.

Вальс продолжал хромать над равниной. Ребенок на руках у женщины заснул. Комедиант улыбался странной улыбкой, глядя на Мэтра.

– А где Бог? – спросил Мэтр. – Я хочу говорить с Богом.

– А Бог хочет говорить с вами? – тихо спросил Комедиант. Он говорил шепотом, а потом Голос повторил его вопрос полнозвучно, заполнив своим громом всю долину и разогнав туман: – Захочет Он говорить с вами?

Мэтр растерянно огляделся.

– Но… я умер?

Все четверо расхохотались.

– Еще как! – прошептал Комедиант. – Мертвее мертвого. А что, по-твоему, достаточно просто двинуть кони, чтобы вызвать к себе интерес самого Создателя?

Пиф помахала кому-то рукой, и из тумана выступил рослый мужчина в пятнистом комбинезоне, похожий на десантника. Он оглядел всех победоносным взором, пригладил коротко стриженые волосы, крякнул.

– Как дела, бойцы?

– Рады сраться ваш-ство! – мерзким голосом заверещал Голос, подпрыгнув на плече у Комедианта.

Десантник захохотал, пощекотал Голос пальцем, потом сунул нос в сверток на руках Пиф, полюбовался на уродливого младенца, ущипнул женщину за ляжку, хлопнул Комедианта по плечу. Карусельщик посмотрел на него приниженно и осмелился выдавить из себя робкую улыбку. Вальс споткнулся, в шарманке что-то хрипнуло и стихло.

Затем десантник обернулся к Мэтру.

– Ну, а ты кто такой?

– Я… восемнадцать публикаций в толстых журналах… и крещен… верую… – забормотал Мэтр.

– Писака? – оживился десантник. – Ну-ка, почитай.

Он махнул рукой, и тут же появился огромный трон. Золотой трон с алыми кистями, размером с трехэтажный дом. Десантник взгромоздился на него, поерзал, как будто вырос – во всяком случае, он не терялся на фоне гигантского кресла. Заложил ногу на ногу, склонил голову на плечо и уставился на Мэтра с неприятной улыбкой.

– Где я? Кто вы? – Мэтр отступал от компании, пятясь задом. – Куда я попал? Господи, верую!.. Спаси меня! Изыди, сатана, изыди!..

Он начал истово креститься.

Хозяин захохотал. Трон подпрыгивал под ним, пока не развалился, и Хозяин хлопнулся со всего размаха на землю.

Мэтр повернулся и побежал прочь, во весь голос призывая на помощь какого-нибудь милосердного ангела.

Комедиант пожал плечами.

– Ангел был рядом, почему он не понял этого?

– В его представлении ангел должен быть похож на директора крупного банка, – задумчиво сказала Пиф. – Строгий, всезнающий и милосердный. И уж конечно без всякого чувства юмора.

Хозяин с интересом посмотрел на нее.

– Ты злая, – заметил он. – Неужели тебе его не жаль?

Пиф подумала немного.

– Нет, – честно сказала она.

– Не верится, что ее нет уже целый год, – сказал Беренгарий.

Они с Геддой шли по мосту Нейтокрис. По Евфрату полз лед. Город сверкал, омытый тающим снегом.

– Здесь мы простились с ней в последний раз, – задумчиво говорил Беренгарий. – Мы тогда напились… Она была в смятении, все говорила о том, что жизнь потеряла смысл, что из рук ушло, утекло… – Он махнул рукой и, отвернувшись, уставился на воду.

Гедда взяла из его рук початую бутылку пива – третью за сегодняшний вечер, хлебнула. Она заметно охмелела.

– Я расскажу тебе то, что не рассказывала никому, – проговорила она вдруг. – Обещай, что будешь молчать.

– Могила! – сказал Беренгарий и мутно поглядел на нее поверх очков. Его мокрые губы расплылись в улыбке. Он отобрал у Гедды пиво, допил и бросил бутылку в воду. – Могила, – повторил он.

– Я разговаривала с ней уже после ее смерти, – выпалила Гедда.

Беренгарий покачал головой.

– Только без этой… без черной магии, – сказал он, суеверно отплевываясь. – Ты у нас чернокнижница известная.

– Я не шучу, – повторила Гедда, немного обиженная. – Ко мне прислали ангела, я пошла с ним на ихнее кладбище… Ну, где общественные виселицы…

– И там был призрак Пиф.

– Компьютер, – поправила Гедда.

– Еще одно дьявольское изобретение, – сказал Беренгарий и захохотал.

– Ты пьян, Беренгарий, – сказала Гедда.

– Но недостаточно. Возьмем еще пива.

Он пошарил по карманам, сперва по своим, потом по геддиным, и они взяли еще пива. Теперь они шли по широкой нарядной улице Китинну, приближаясь к Оракулу.

– У меня было три минуты на то, чтобы поговорить с ней, – продолжала Гедда заплетающимся языком. – Клянусь, Беренгарий, и она мне сказала, что видела богов Орфея и саму Эрешкигаль.

– Богов не тронь, – предупредил Беренгарий, вдруг омрачившись.

– Да нет, она… Что это? – Неожиданно Гедда остановилась.

Они дошли уже до Оракула. Из окон верхнего этажа, пачкая завитки рококо, валил дым.

– Что это?.. – пролепетала Гедда.

Беренгарий оттолкнул ее, сунул ей в руки недопитую бутылку пива.

– Это пожар, вот это что, – сказал он и очертя голову бросился к двери. – Проклятье, у меня там остались…

Гедда повисла у него на локте.

– Стой!

– Вызови пожарных! – рявкнул Беренгарий, исчезая на дымной лестнице.

Гедда заметалась. Бросила пиво. Ворвалась в расположенный по соседству магазин, торгующий телевизорами и видеомагнитофонами, распугав чинных мальчиков в фирменных костюмах и нагловатых добродушных покупателей, потребовала телефон.

Вскоре крики о пожаре понеслись по всему зданию, несколько мальчиков с отчаянным видом подбежали к дубовой двери, за которой исчез Беренгарий, и отскочили, когда навстречу им повалили клубы дыма.

Пламя пожирало бесстыдное рококо, глодая золотые завитки, разбивая зеркала, повергая в прах голоногих нимф…

Откуда-то из дыма доносился отчаянный кашель Беренгария. По широкому мосту Нейтокрис, видные издалека, мчались три пожарных машины, оглашая вечерний город ревом.

Несколько книг и коробка с лазерными дисками, выброшенные из огня, скатились по ступенькам, и Гедда подобрала их.

– Беренгарий! – закричала она отчаянно.

Донесся треск – Беренгарий там, наверху, ломал дверь.

– Пропадешь! Дурак! – кричала Гедда, не помня себя от ужаса и все еще не веря, что все это происходит на самом деле.

Словно в ответ взревел огонь, и рухнуло перекрытие.

– Почему он не двигается? Все двигаются, а этот лежит, как труп.

– Он и есть труп. Ты как маленький, ей-богу.

– Его как будто бросили сюда. Он ничего еще не понял.

– Как обгорел-то, смотреть страшно.

– СТРАШНО?

– Отойдите, вы делаете ему больно. – Женский голос.

Санитары, подумал Беренгарий. Я жив.

Он ощутил безумный восторг и сразу ослабел от этого.

– Ему не может быть больно. – Мужской голос. – Он труп, дура.

– Не трогай его, дай человеку прийти в себя. – Опять женщина.

– Он прислушивается. Да отойди ты, его сейчас потянут назад. Дай я подержу…

Чьи-то руки переворачивают Беренгария на спину. Он открывает глаза и ничего не видит. Ослеп.

Отчаянный визг – откуда-то издалека, но тем не менее хорошо слышный.

– Сгорел! Сгорел!

Гедда. Это ее голос.

– Беренгарий сгорел! Уже второй, уже второй!..

Крик Гедды пробирает до мозга костей. Беренгарию хочется встать, бежать к ней. Он вздрагивает, напрягается.

– «Второй»? – Придушенный шепот. – О чем она говорит?

– Кто это кричал? – Мужской голос.

Это Гедда, хотел сказать Беренгарий, но не смог. Ничего, я выкарабкаюсь, Гедда, я жив. Это главное.

– Не уходи, – тихо проговорила какая-то женщина совсем близко. – Не слушай ее. Даже если это твоя мать тебя зовет – не возвращайся. Будет очень больно. Будет так больно, как не было никогда при жизни. Оставайся с нами. Мы поможем тебе.

Отчаянный голос Гедды, рвущийся как будто из самой ее утробы, постепенно начал затихать и смолк совсем. Стало очень тихо. Как будто в уши набили ваты.

Потом кто-то провел пальцем по слепым глазам Беренгария, и он стал видеть. Коснулся его ушей, и он начал слышать совсем другие звуки – тихую музыку. Как будто неподалеку веселится ярмарка, где продают разноцветные надувные шарики и сладкую вату на палочке. Там, по соседству, детские годы, подумал Беренгарий. Кружатся на карусели, пытаясь догнать друг друга.

Он лежал на траве, а вокруг сидели люди в светлых одеждах. У них были красивые, полные сострадания лица, озаренные внутренним светом.

Его голова покоилась на коленях молодой девушки, которая тихонько водила пальцами по его лбу, щекам. И неожиданно Беренгарий понял, что умер. Эта мысль наполнила его душу блаженством, и он заплакал.

– Могила, – повторяла Гедда, – могила.

«Вчера в Час Коровы по местному времени в аэропорту Нэш-Бэлит города Арбела (Ашшур) при заходе на посадочную полосу потерпел аварию пассажирский самолет «Нур-Син 747», принадлежавший компании «Люфтимпериум». Все находившиеся на борту погибли. К месту аварии выехала следственная комиссия. Правительство выражает соболезнование семьям погибших».

В салоне для некурящих было много свободных мест, поэтому Мирра удивилась, когда красивый немолодой мужчина уселся рядом с ней – он вполне мог устроиться возле иллюминатора. Но ему хотелось поговорить. Он вежливо спросил, не против ли она. Подумав, Мирра пришла к выводу, что, пожалуй, не против.

Поглядывая искоса на своего соседа, она пыталась отгадать – кто он. Строгий костюм, безукоризненные манеры. И благожелательность. Пожалуй, профессиональная.

И этот почти незаметный налет старомодности.

Мужчина снял очки, протер их, водрузил на нос.

– Вы пастырь, – сказала Мирра, торжествуя.

Он рассмеялся.

– Вы неплохо говорите по-ашшурски, – сказал он. – И догадливы.

Самолет взлетел над аэропортом Адиту, оставив внизу Вавилон с его башнями, почти сразу поднялся над вечными облаками и оказался в бескрайней снежной пустыне под ослепительным небом.

Мирра с пастырем говорили обо всем на свете и много смеялись. Когда официантка предложила им кофе, коньяк, пиво, пепси, они дружно взяли жиденькое светлое пиво.

Потом их сморило – от разговоров, от монотонного гудения мотора, от пива. Мирра откинула кресло и заснула почти мгновенно.

Она слишком много выпила и съела. В самолетах компании «Люфтимпериум» всегда кормят на убой. И никак невозможно отказаться, потому что деньги заплачены. Стоимость еды включена в стоимость билета.

Теперь обед насылал дурные сновидения. Ей снились бесконечные переходы, лестницы, падающие лифты, длинные тоннели метро, где нет выхода. Наконец Мирра вышла к знакомому магазину. Там, за углом, ее ждало спасение, и она это знала, потому и побежала из последних сил. За углом магазина открылись широкие воды Евфрата, и над Эбаббаррским парком, на противоположном берегу, повисла огромная полная луна. Мирра выскочила на набережную, наткнулась взглядом на луну – и луна стремительно понеслась ей в лицо. Мирра закричала, но в волоске от ее лица луна рассыпалась на тысячи осколков. Когда Мирра снова открыла глаза, круглый желтый диск висел на прежнем месте.

И тогда она увидела свою душу. Душа стояла рядом, ковыряя в носу. Оказалась душа Мирры чумазым низкорослым человечком с черными блестящими волосами и раскосыми глазами. И такой это был непослушный человечек! Он приплясывал и кривлялся и никак не хотел слушаться.

– Душа! – строго сказала Мирра. – Вернись на свое место.

– Я иду к луне, к луне, – сказал человечек и скорчил ей рожицу.

А потом побежал. Побежал на красное поле, а оттуда на оранжевое, а оттуда на золотое. Бежал и приплясывал, от поля к полю, прыгал и вертелся, напевал и дергал головой, как будто она была на веревочке.

– Вернись! – еще раз крикнула Мирра.

Обернувшись, душа показала ей «нос».

– Дерзких рабов наказывают! – крикнула Мирра.

А душа убегала и убегала, веселая, вольная. Мирра смотрела ей вслед, проклиная свое бессилие. И тут она обнаружила, что неподалеку от нее стоит пастырь. Стоит и держит в одной руке очки, а в другой – чистый клетчатый носовой платок с меткой в углу.

– Я потеряла свою душу, – сказала она пастырю. – Отец мой, что мне делать?

Пастырь протер очки, надел их на нос, поправил, чтоб не сидели косо, а потом заметил, что стекла вытекли, и выбросил оправу вон.

– Дайте мне руку, Мирра, – сказал он. – Я почти ничего не вижу.

– Мне некогда, – сердито сказала Мирра. – У меня душа убежала. Я должна ее догнать.

И она ступила на бескрайние белые поля облаков и пошла по ним босая.

– Подождите! – закричал пастырь. – Мирра!

Она остановилась, дождалась, пока он, спотыкаясь, доковыляет до нее, и подала ему руку.

– Похоже, мы высоко с вами забрались, – проговорила Мирра, озираясь по сторонам. Солнце позолотило верхушки облаков. – А там, внизу, небось, дождь идет. – И топнула пяткой по облакам.

Пастырь вцепился в ее руку.

– Осторожнее! Мы провалимся! Умоляю вас, Мирра, осторожнее.

Они пошли дальше, и вдруг Мирра остановилась.

– Тут полно народу, – сказала она удивленно. – Прямо демонстрация какая-то. Что они все тут делают?

– А мы с вами? – спросил пастырь и посмотрел на нее в упор близорукими глазами. – Вам не приходило в голову, что пора бы уже удивиться – что мы с вами тут делаем?

– Мы спим, – ответила Мирра. – А что еще?

Пастырь покачал головой.

– По-вашему, мы оба оказались в одном сне? А стюардесса – она тоже вам снится? И вон тот толстяк, в футболке с надписью «Харранские буйволы»… Я заметил его еще при посадке, он мне на ногу наступил.

– Погодите, – Мирра все больше и больше удивлялась, – а как это вы без очков разглядели надпись на футболке?

Пастырь пожал плечами.

И вдруг обоих охватил страх.

– Что это? – шепнула Мирра. – Что с нами?

К ним неспешно и все же довольно скорым шагом приближался офицер полиции. Он внимательно оглядывал каждого, мимо кого проходил, но никого не останавливал.

– Вон офицер, – сказал пастырь. – Давайте спросим его.

Офицер тем временем приблизился, прищурился.

– Представьтесь, пожалуйста, – сказал он Мирре.

– Я… Мирра.

Он осмотрел ее с ног до головы. Круглое лицо, темные волосы, бледная кожа, рядом с которой можно представить только шелк.

– Кто твой ангел-хранитель? – резко спросил он.

Мирра растерялась. Офицер не дал ей опомниться. Тем же отрывистым тоном пояснил:

– Самолет разбился, вы все погибли. По-ашшурски читаешь?

– Да…

– На, полюбуйся.

Он сунул ей газету. Мирра машинально прочла: «Heute, um Kuhstunde…»

И выронила лист.

Дрожащими руками пастырь поднял газету, поднес к глазам, зашевелил губами. Мирра услышала его бормотание:

– Mein Gott, mein Gott, warum hast du mich verlassen?..

Офицер неприязненно покосился на пастыря:

– А этот что, поп? Из Ашшура?

– Вроде… – осторожно ответила Мирра, боясь навредить пастырю.

– Он с тобой?

Мирра пожала плечами.

– Мы попутчики.

– Терпеть не могу святош, да еще из Ашшура, – проворчал офицер. – Следуй за мной.

– А… он?

– Так он все-таки твой родственник?

– Нет.

– Тогда что ты о нем печешься? Я не опекаю духовных лиц.

Мирра почти побежала, чтобы не отстать от офицера.

– Вы кто, господин? – вежливо спросила она его в спину.

– Дежурный ангел-хранитель, – бросил офицер.

Мирра споткнулась и упала. Пока она барахталась на облаке, офицер успел уйти довольно далеко, так что ей пришлось догонять его бегом.

– Мой ангел? – спросила она, задыхаясь.

Офицер остановился, поглядел на нее сверху вниз, насмешливо кривя губы. Мирра тяжело дышала.

– Пока ты была жива, я тебя не опекал, – сказал ангел прямо. – Первый раз тебя вижу, признаться. А куда ты дела свою душу?

– Она сбежала, – призналась Мирра.

Ангел вытащил из кармана засаленный блокнот, черкнул карандашом и снова сунул блокнот в карман.

– Найдем, – пообещал он. – И не таких отыскивали.

– А почему вы забрали меня? – спросила Мирра. – Может быть, стоило подождать моего ангела?

– А ты уверена, что тебе понравился бы твой ангел?