Пылающий берег Смит Уилбур

Хэнк откашлялся.

– Да?

К нему выжидающе повернулся Эндрю, но Хэнк снова забился в кресло.

– Просто чтобы прояснить, – заговорил наконец Майкл. – Мы все будем вылетать на двухчасовые патрулирования на рассвете и на закате, итого четыре часа, а потом еще дополнительно по четыре часа в день? Я правильно сосчитал, у нас будет по восемь часов боевых вылетов в день?

– Дайте капитану Кортни кокосовый орех, – кивнул Эндрю.

– Моему профсоюзу это не понравится.

Все засмеялись, но этот нервный смех быстро оборвался. Восемь часов… это было слишком, слишком много, ни у одного человека не хватило бы бдительности и нервной выносливости, необходимых для такого количества боевых полетов, даже на один день. А их просили делать это день за днем, не обещая передышки.

– Еще вопросы?

– А как насчет наземной обслуги и механиков?

– Мак пообещал, что справится, – ответил Эндрю Хэнку. – Еще вопросы? Нет? Хорошо, джентльмены, я закончил. И готов платить за выпивку.

Но паломничество к бару, чтобы воспользоваться предложением Эндрю, было унылым, и никто не обсуждал новый приказ. Все просто тихо и решительно напивались, не глядя друг другу в глаза. Да и что тут было обсуждать?

Граф де Тири, видя перед собой просторы в сорок тысяч гектаров отличной земли, многословно одобрил идею свадьбы и тряс руку Майкла так, словно сворачивал шею страусу.

Анна прижала Сантэн к груди.

– Детка моя! – хрипло выдыхала она.

Крупные слезы стекали по морщинам вокруг ее глаз и пробирались вниз по щекам.

– Ты скоро покинешь Анну!

– Не говори глупостей, Анна! Ты мне все равно будешь нужна. Ты ведь можешь поехать со мной в Африку?

Анна зарыдала вслух.

– Африка! – А потом заговорила еще более уныло: – И что это будет за свадьба? Даже гостей не пригласить, все соседи сидят в окопах, дерутся с бошами! Ох, детка моя, это скандал, а не свадьба!

– Но будет священник, и генерал, дядя Майкла, обещал… и пилоты его эскадрильи. Все будет прекрасно!

– А церковный хор? – всхлипывала Анна. – А свадебный пир? И никакого свадебного платья, и никакого медового месяца!

– Папа нам споет, у него прекрасный голос, а мы с тобой испечем торт и зарежем одного из поросят. Мы можем перешить платье мамы, и у нас с Майклом будет медовый месяц здесь, как у папы и мамы.

– Ох, детка моя!

Если уж Анна начинала плакать, ее было не остановить.

– Когда все состоится? – Граф все еще не отпускал руку Майкла. – В какой день?

– В субботу… в восемь вечера.

– Так скоро! – взвыла Анна. – Почему так скоро?

Графа осенило вдохновение, он хлопнул себя по бедру:

– Мы откроем бутылочку нашего лучшего шампанского… а может, и бутылочку «Наполеона»! Сантэн, малышка, где ключи?

На этот раз Сантэн не смогла ему отказать.

В своем гнездышке из одеял и соломы они лежали в объятиях друг друга, и Майкл пытался, сбиваясь на каждом слове, объяснить Сантэн суть нового приказа по эскадрилье. Сантэн никак не могла до конца осмыслить его ужасающее значение. Она лишь поняла, что Майклу будет грозить чрезвычайная опасность, и обняла его изо всех сил.

– Но ты же не пропустишь нашу свадьбу? Что бы ни случилось, ты придешь ко мне в день свадьбы?

– Да, Сантэн, я буду здесь.

– Поклянись, Майкл!

– Клянусь.

– Нет! Нет! Дай самую страшную клятву, какую только сможешь придумать!

– Клянусь собственной жизнью и моей любовью к тебе.

– Ах, Майкл, – вздохнула Сантэн и прижалась к нему, наконец удовлетворенная. – Я буду следить за тобой, когда ты будешь пролетать мимо на каждом рассвете и на каждом закате… и буду ждать тебя здесь каждую ночь.

Они в безумии занимались любовью, их кровь кипела, они словно пытались поглотить друг друга, и ярость чувства оставила их полностью истощенными, и они заснули вместе. А когда Сантэн проснулась, было уже слишком поздно. В лесу пели птицы, первые лучи солнца просачивались в амбар.

– Майкл! Майкл! Уже почти половина пятого!

В луче фонаря она посмотрела на золотые часы, приколотые к ее жакету.

– О боже! – Майкл начал натягивать одежду, еще полусонный. – Я же опоздаю на утреннее патрулирование…

– Нет. Нет, если прямо сейчас побежишь.

– Я не могу оставить тебя…

– Не спорь! Скорее, Майкл! Скорее!

Сантэн всю дорогу бежала, скользя и спотыкаясь в сырой низине, но полная решимости вовремя оказаться на вершине холма к моменту вылета эскадрильи, чтобы помахать вслед самолетам.

У конюшни она остановилась, задыхаясь и хватаясь за грудь в попытке совладать с дыханием. Особняк был погружен в темноту, он лежал, как сонный зверь перед рассветом, и Сантэн охватило чувство облегчения.

Сантэн медленно пересекла двор, давая себе время отдышаться, и у двери кухни внимательно прислушалась, прежде чем войти. Она сняла грязные ботинки, поставила их на сушилку перед плитой, потом поднялась по лестнице, держась у самой стены, чтобы ступеньки не скрипнули под ее босыми ногами.

С очередным всплеском облегчения она открыла дверь своей спальни, вошла на цыпочках и тихо притворила дверь за собой. Повернулась к кровати – и застыла от испуга: вспыхнувшая спичка коснулась фитиля лампы, и комнату наполнил желтый свет.

Анна, зажегшая лампу, сидела на ее кровати, накинув на плечи шаль, в кружевном чепчике на голове. Ее красное лицо выражало холодную угрозу.

– Анна… – прошептала Сантэн. – Я все объясню… но ты не расскажешь папе?

Тут скрипнуло кресло у окна, и Сантэн, обернувшись, увидела отца, сидевшего в нем и пристально смотревшего на нее единственным злобным глазом.

Сантэн никогда не видела на его лице такого выражения.

Первой заговорила Анна:

– Моя малышка тайком убегает из дома по ночам, чтобы прелюбодействовать с солдатами.

– Он не солдат, – возразила Сантэн. – Он летчик.

– Разврат! – заявил граф. – Девушка из рода де Тири ведет себя как обычная шлюха!

– Папа, я же стану женой Майкла! Мы уже все равно что женаты!

– До субботы – не женаты!

Граф встал. Под его единственным глазом залегла тень от бессонницы, темные густые волосы растрепались.

– До субботы! – Его голос поднялся от гнева. – До субботы ты будешь сидеть в этой комнате, дитя! Ты не выйдешь отсюда раньше, чем за час до начала церемонии!

– Но, папа, я должна быть на холме…

– Анна, возьми ключ. Ты отвечаешь за нее. Она не выйдет из дома!

Сантэн застыла посреди комнаты, оглядываясь вокруг, словно ища путь к бегству, но Анна встала и схватила ее за запястье сильной мозолистой рукой; плечи Сантэн обвисли, когда Анна подтолкнула ее к кровати.

Пилоты эскадрильи рассыпались темными тенями в группах по три-четыре человека среди деревьев на краю фруктового сада; они тихо переговаривались и докуривали последние сигареты перед вылетом, когда Майкл протопал по помосту, на ходу застегивая куртку и натягивая летные перчатки. Он пропустил совещание перед началом полетов.

Эндрю кивнул в знак приветствия, когда Майкл подошел к ним, и не стал упоминать об опоздании Майкла или о том, какой пример он подает молодым пилотам, а Майкл не стал извиняться. Они оба остро осознавали проступок Майкла, и Эндрю достал свою серебряную фляжку и глотнул виски, не предложив Майклу; это был подчеркнутый упрек.

– Вылет через пять минут. – Эндрю всмотрелся в небо. – И похоже, сегодня будет хороший денек для смерти.

Он всегда так говорил, если ожидалась хорошая погода, но сегодня это неприятно резануло Майкла.

– Я собираюсь жениться в субботу, – сказал он, как будто две эти идеи были как-то связаны между собой.

Эндрю замер, не донеся фляжку до губ, и уставился на него.

– Это та маленькая француженка из особняка? – спросил он.

Майкл кивнул:

– Сантэн… Сантэн де Тири.

– Да ты коварный черт! – Эндрю улыбнулся, забыв о своем недовольстве. – Так вот, значит, в чем дело. Ну, желаю тебе счастья, мой мальчик.

Он благословляюще взмахнул фляжкой:

– Пью за вашу долгую и радостную совместную жизнь.

Он передал фляжку Майклу, но Майкл помедлил, не сразу поднеся ее к губам.

– Я был бы рад, если бы ты согласился стать моим шафером.

– Не беспокойся, мой мальчик, я буду держаться рядом, когда все это начнется, клянусь!

Он подтолкнул Майкла локтем, и они весело улыбнулись друг другу, а потом вместе пошли к зеленой и желтой машинам, стоявшим в начале строя эскадрильи.

Моторы «вулзли-вайпер» ожили один за другим, заворчали, голубые дымки выхлопов затуманили деревья. Потом SE5a, подпрыгивая, покатили по неровной взлетной полосе, чтобы оторваться от земли.

Поскольку в этот день эскадрилья вела разведку полным составом, Майкл не мог быть ведомым Эндрю, он возглавил звено «В». У него было пять машин, и двое из пилотов являлись новичками, их следовало защищать и направлять. Хэнк Джонсон вел звено «С»; он помахал Майклу, проходя мимо, а потом отправился к своей машине.

Как только они поднялись в воздух, Майкл подал знак своему звену выстроиться в плотную «V» и последовал за Эндрю, согласовывая с ним легкий поворот влево, чтобы пролететь над холмом за особняком.

Майкл поднял очки на лоб и опустил шарф с носа и рта, чтобы Сантэн могла увидеть его лицо; управляя самолетом одной рукой, он готовился подать знак о тайном свидании, когда промчится над ней. Он уже видел холм и заулыбался было в предвкушении, но его улыбка тут же угасла.

Он не видел Нюажа, белого жеребца. Он высунулся дальше из кабины – впереди него Эндрю сделал то же самое – и вытянул шею, ища взглядом девушку и белого коня.

Они с ревом пролетели мимо, но ее там не оказалось. Холм был пуст. Майк оглянулся назад, удаляясь, проверяя снова. В животе у него залег холодный, тяжелый камень дурного предчувствия. Ее не было на месте, счастливый талисман покинул их.

Он снова закрыл шарфом лицо и прикрыл глаза очками, когда все три звена самолетов пошли вверх, поднимаясь на дающую преимущество высоту, намереваясь пересечь гряду холмов на высоте двенадцать тысяч футов, прежде чем рассыпаться в разные стороны для патрулирования.

Мысли Майкла упорно возвращались к Сантэн. Почему ее там не было? Что случилось?

Он заметил, что ему трудно сосредоточиться на небе перед ним. «Она лишила нас удачи. Она знала, что это значит для нас, но подвела».

Он покачал головой. И прошептал себе под нос:

– Я не должен об этом думать… Следи за небом! Не думай ни о чем, кроме неба и врага!

Становилось светлее, воздух был чист и холоден. Земля внизу была расчерчена геометрическим рисунком полей и усыпана деревнями и городками Северной Франции, но прямо впереди уже появилась грязно-коричневая полоса искалеченной земли, обозначавшая линию фронта, а над ней кучерявились сгустки утренних облаков, с одной стороны темных, как синяки, а с другой уже золотых в лучах восходящего солнца.

На западе находился бассейн реки Соммы, где затаилась злобная тварь войны, готовая прыгнуть, а на востоке солнце метало в небо огромные пылающие копья света, так что когда Майкл отвел от него взгляд – перед его глазами продолжала гореть яркая картина.

«Никогда не смотри на солнце», – раздраженно напомнил он себе.

В рассеянности он совершал ошибки новичка.

Они миновали гряду, всматриваясь в рисунок окопов противоположной стороны.

«Не останавливай взгляд! – снова предостерег себя Майкл. – Никогда не пялься на что-то одно».

Он снова начал обшаривать глазами местность, как и положено пилоту-ветерану: требовалось быстро изучить и небо над ним, и все пространство справа и слева, вверху и внизу.

Несмотря на все его усилия, мысли о Сантэн и ее отсутствии на холме снова и снова коварно прокрадывались в его ум, так что Майкл внезапно заметил, что уже пять или шесть секунд таращится на облако, похожее на кита. Он снова пялился в одну точку.

– Черт, парень, да соберись же ты! – рявкнул он себе вслух.

Эндрю, ведущий, подавал знаки, и Майкл повернулся, чтобы увидеть то, на что показывал друг.

Это было звено из трех самолетов в четырех милях к югу от них и на две тысячи футов ниже.

«Союзники…»

Майкл узнал двухместные аппараты фирмы «Де Хэвилленд». Почему он не заметил их первым? У него же было лучшее зрение в эскадрилье.

«Сосредоточься…»

Он осмотрел полосу леса к югу от Дуэ, захваченный немцами город к востоку от Ланса, заметил недавно выкопанные орудийные окопы у самых деревьев.

«Примерно шесть новых батарей», – оценил он и сделал запись в летном журнале, не переставая осматривать все вокруг.

Они достигли западной границы своей зоны патрулирования, и звенья одно за другим повернули. Они летели обратно вдоль линий фронта, но теперь солнце светило им прямо в глаза, а слева клубился серовато-голубой туман.

«Холодный фронт надвигается», – подумал Майкл.

И тут его мысли снова вернулись к Сантэн, будто девушка проскользнула в его сознание через какую-то потайную дверь.

«Почему она не пришла? Наверное, заболела. Ночью было сыро и холодно… недолго и пневмонию подхватить».

Эта идея потрясла его. Он представил, как Сантэн медленно угасает, захлебываясь кашлем.

Красная ракета пронеслась перед носом его самолета, и Майкл виновато вздрогнул. Пока он фантазировал, Эндрю подал знак: «Враг в поле видимости».

Майкл лихорадочно огляделся. «А! Вон там…»

Внизу слева.

Это был один-единственный немецкий двухместный артиллерийский корректировщик, сразу к востоку от хребта; он летел в сторону Арраса, медлительный, древний, легкая добыча для быстрых смертельных SE5a. Эндрю просигналил снова, оглядываясь на Майкла, его зеленый шарф развевался на ветру, а на губах играла усмешка.

– Атакую! Прикройте сверху.

Майкл и Хэнк приняли знак рукой и остались на высоте, когда Эндрю ринулся вниз на перехват. Остальные самолеты его звена следом за ним пошли вниз в атакующем строю.

– Прекрасное зрелище! – Майкл проводил их взглядом.

Его уже охватило волнение охоты, яростной погони в небе, похожей на кавалерийскую атаку на полном скаку, предвкушение быстрой расправы с медлительной и громоздкой жертвой.

Майкл повел остальную часть эскадрильи в неторопливую спираль, прикрывая атаку, и высовывался из кабины в ожидании начала бойни… Как вдруг ощутил неуверенность, холодок дурного предчувствия; его словно подтолкнул инстинкт неминуемого несчастья, и он быстро осмотрел небо над собой и вокруг.

Высь оставалась чистой и пустой, но потом взгляд Майкла обратился в сторону слепящих лучей солнца, он поднял руку, заслоняя лицо, и одним глазом посмотрел в щелку между пальцами… И увидел.

Они выскакивали из-за облаков, как стая ярких, блестящих ядовитых насекомых. Классическая засада! Они отправили подсадную утку, чтобы завлечь противника, и теперь быстро и уверенно нападали со стороны солнца и облаков.

– Ох, святая Матерь Божья… – выдохнул Майкл, выхватывая сигнальный пистолет из кобуры рядом со своим сиденьем.

Сколько их? Сосчитать злобных тварей не представлялось возможным. Шесть, а может, и больше… и сразу три «Альбатроса DIII», разрисованные в радужные цвета, падали, как ястребы, на маленький SE5a Эндрю.

Майкл пустил красную ракету, предупреждая своих пилотов, а потом нырнул вниз, на перехват вражеских машин, пока они не добрались до Эндрю. Он быстро рассчитал скорость и расстояние и понял, что опоздает, опоздает на четыре или пять секунд, чтобы спасти Эндрю.

Эти четыре или пять секунд, которые Майкл потратил напрасно, наблюдая за атакой на германскую приманку, эти критические секунды, на протяжении которых он пренебрег своим долгом, упали на него, как свинцовая балка, когда он выжимал из своего SE5a все, что возможно. Мотор подвывал, это был специфический ноющий протест машины, работающей на пределе, и Майкл чувствовал, как крылья колеблются и сгибаются от скорости и напряжения в этом самоубийственном снижении.

– Эндрю! – закричал Майкл. – Оглянись же!

Но его голос затерялся в вое ветра и визге перенапряженного мотора.

А внимание Эндрю сосредоточилось на цели, потому что немецкий пилот заметил его и тоже уходил вниз, к земле, увлекая за собой SE5a и превращая охотника в невольную жертву.

Группа немецкой эскадрильи «Ягдстаффель» продолжала гнаться за ним, хотя они, конечно, должны были заметить отчаянную попытку Майкла обогнать их. Но они, как и Майкл, прекрасно видели, что его старания тщетны, что он уже опоздал. «Альбатросы» должны были внезапно атаковать Эндрю, а потом уничтожить большинство SE5a единым ударом, а затем уже развернуться навстречу Майклу.

Майкл чувствовал, как адреналин сжигает его кровь, подобно яркому чистому пламени спиртовки. Время словно замедлилось в этих бесконечных микросекундах схватки, он просто спокойно летел вниз, а орда вражеских самолетов как будто зависла на своих многоцветных крыльях, сиявших в небе, как драгоценности.

Краски и рисунки на «альбатросах» выглядели фантастическими, преобладали алые и черные цвета, но кое-где фюзеляжи были клетчатыми, как костюм Арлекина, а на других красовались летучие мыши или птицы.

Наконец Майкл уже мог рассмотреть лица немецких пилотов – они поворачивались к нему, а потом снова к их изначальной жертве.

– Эндрю! Эндрю! – в отчаянии выкрикивал Майкл, потому что с каждой секундой становилось яснее, насколько он опаздывает предотвратить трагедию.

Засада должна была стать удачной.

Пальцами, онемевшими от холода и ужаса, Майкл перезарядил сигнальный пистолет и пустил ракету через нос своего самолета, пытаясь привлечь внимание Эндрю. Но шарик красного огня полетел к земле, шипя и испуская жалкую струйку дыма. В это время в полумиле впереди Эндрю вышел на одну линию со злополучным корректировщиком, и Майкл услышал тарахтенье его «виккерса», когда Эндрю зашел к немцу с хвоста.

В то же самое мгновение волна «альбатросов» обрушилась на самолет Эндрю и его звено сверху.

Майкл видел, как в первые же секунды были смертельно поражены два SE5a и, кружась, ушли в сторону; от них поднимался дым, сыпались обломки фюзеляжа. Остальные рассыпались в разные стороны, и за каждым гнались два или три «альбатроса», едва не налетая друг на друга в азарте погони.

На месте остался только Эндрю. Его реакция на первые звуки очередей из пулеметов «шпандау» была молниеносной. Он бросил свою большую зеленую машину в разворот на плоскости, который они с Майклом так часто отрабатывали. И понесся прямо в центр своры, вынуждая «альбатросы» метнуться в стороны от его лобовой атаки; он бешено стрелял в них, сам явно не пострадав.

– Молодец! – вслух порадовался Майкл.

Потом он увидел, что и другая часть звена Эндрю падает с неба, горя и переворачиваясь, и чувство вины в нем сменилось яростью.

Германские машины, подвергшиеся стремительной атаке, теперь разворачивались навстречу Майклу и Хэнку. Они объединились, и вражеские самолеты разлетались перед ними в мельтешащее облако.

Майкл зашел сбоку к мощному черному «альбатросу» с алыми крыльями, на которых красовался, подобно надгробию, мальтийский крест. И, учтя взаимное направление и скорость, пустил очередь в радиатор, расположенный в соединении крыльев над головой немецкого пилота, желая сжечь его заживо кипящим охладителем.

Он видел, что его пули легли точно туда, куда он целил, и в то же время отметил небольшое изменение в конструкции крыльев «альбатроса». Немцы переделали машину. Они уже испытали на себе смертельную ошибку конструкции и переместили радиатор. Немец ушел вниз от огня Майкла, и Майкл повел самолет вверх.

Какой-то «альбатрос» заметил одного из новичков Майкла и тут же прицепился к его хвосту, как какой-нибудь вампир, выходя на линию огня. Майкл нырнул под его брюхо и развернул «льюис» на турели, метя вверх, и он шел так близко, что мушка «льюиса» чуть ли не касалась ярко-розового корпуса «альбатроса».

Он выпустил полную очередь в брюхо немца, слегка покачивая крыльями, чтобы пули расходились веером, и «альбатрос» поднялся на хвосте, как загарпуненная акула, а потом упал вперед и понесся прочь в смертельном снижении.

Новичок помахал Майклу, благодаря за спасение, – они почти задевали друг друга крыльями, и Майкл резко подал знак: «Возвращайся на базу!», – а потом показал новичку сжатый кулак: «Сейчас же!»

– Убирайся отсюда, чертов дурак! – закричал он безрезультатно.

Но его искаженное лицо подчеркнуло поданный рукой знак, и новичок развернулся и улетел.

На Майкла уже шел другой «альбатрос», и он снова резко развернулся, поднимаясь выше и мечась из стороны в сторону, стреляя в летящие вокруг мишени, снова разворачиваясь… спасая собственную жизнь. Враги превосходили англичан численностью, примерно шесть или семь к одному, и немецкие пилоты были ветеранами – это становилось ясно по тому, как они управляли крылатыми машинами: быстро, умно и бесстрашно. Оставаться здесь и продолжать сражение было просто глупо. Майкл сумел перезарядить ракетницу и пустил зеленую ракету – сигнал к возвращению на базу. В таких обстоятельствах это был приказ эскадрилье нестись домой со всей возможной скоростью.

Он опять резко развернулся, стреляя в розовый с синим «альбатрос», и увидел, как его пули пронзили капот мотора на несколько дюймов ниже топливного бака.

– Черт побери! Чтоб тебе в ад провалиться! – выругался он.

Они с «альбатросом» повернули в противоположные стороны, и Майклу ничто не мешало направиться к базе.

Он видел, что его оставшиеся в живых пилоты уже удаляются, и он опустил нос желтой машины, чтобы полететь за ними, к хребту и Морт-Ому.

Он еще раз оглянулся, чтобы убедиться, что на хвосте у него никого нет, и в это мгновение увидел Эндрю.

Эндрю находился примерно в тысяче метров справа от Майкла. От основной свалки его отрезали три «альбатроса», и он обстреливал их, действуя одной рукой, но они ускользнули, и он уже готов был лететь домой, как и оставшаяся часть британской эскадрильи.

А потом Майкл посмотрел вверх, в небо над Эндрю, и понял, что не все немецкие «альбатросы» участвовали в первой волне атаки. Еще шесть самолетов прятались за облаками, и вел их тот единственный самолет, что был целиком выкрашен в алый цвет, от носа до хвоста, от одного конца крыльев до другого. Эти самолеты выжидали, наблюдая за тем, куда повернет стычка, чтобы появиться в нужный момент. Они представляли собой вторые челюсти ловушки – и Майкл знал, кто именно ведет алый «альбатрос». Это была живая легенда обеих линий фронта, потому что он сбил уже больше тридцати самолетов союзников. Этого человека называли Красным Бароном Германии.

Союзники старались противостоять этой легенде, так и эдак пятная невидимый образ, созданный бароном Манфредом фон Рихтгофеном, называя его трусом и гиеной; дескать, тот умножал свои победы, избегая стычек на равных и выбирая для нападения новичков, отставшие или уже пострадавшие самолеты.

Возможно, в этом содержалась какая-то правда, потому что сейчас немец кружил над местом сражения, как алый стервятник, а против него, ниже, был только Эндрю, одинокий и уязвимый. Его ближайший товарищ, Майкл, оказался в тысяче метров в стороне, и к тому же Эндрю, похоже, еще не заметил новой угрозы. Алая машина ринулась на него сверху, ее акулий нос метил прямо в Эндрю. Пятеро ветеранов боевого немецкого подразделения следовали за ведущим.

Не думая ни мгновения, Майкл начал разворот, который должен был привести его на помощь Эндрю, а потом руки и ноги без участия сознания не допустили этого, и желтый SE5a продолжал с ревом лететь к укрытию британских линий.

Майкл оглянулся через плечо, и на фоне кружащих аэропланов возникло прекрасное лицо Сантэн, ее огромные глаза были полны слез, а ее шепот зазвучал в его голове громче орудий и грохота мотора: «Поклянись, что ты придешь, Майкл!»

Слова Сантэн продолжали звенеть в его ушах, пока Майкл наблюдал, как немцы пронеслись над одинокой машиной Эндрю, но тот снова чудесным образом уцелел в этой смертельной волне и развернулся навстречу атакующим.

Майкл пытался заставить себя повернуть желтый SE5a, но руки ему не повиновались, а ноги просто застыли на педалях управления рулями. Он видел, что немцы окружили одинокий зеленый самолет, как пастушьи овчарки окружают отбившуюся от стада овцу, загоняя Эндрю под перекрестный огонь.

Он видел, как Эндрю их обстреливает, демонстрируя потрясающую храбрость и летное искусство, отбивая каждую новую атаку, заставляя отступить то одного немца, то другого, но тут же по обе стороны от него появлялись другие, паля в него из своих «шпандау».

А потом Майкл увидел, что пулеметы Эндрю умолкли. В «льюисе» кончились патроны, и Майкл знал, что перезарядка требует много времени. А «виккерс» явно перегрелся, его заклинило. Эндрю стоял в кабине, колотя по казенной части пулемета в попытке привести его в чувство, а красный «альбатрос» фон Рихтгофена уже резко опускался на линию огня позади Эндрю.

– О боже, нет! – услышал Майкл собственное бормотание.

Но он все равно летел навстречу спасению, и собственная трусость потрясала его так же, как очевидная судьба Эндрю.

Потом случилось еще одно чудо: красный «альбатрос», не открывая огня, слегка повернул и мгновение-другое летел на одном уровне с зеленым SE5a.

Фон Рихтгофен, должно быть, увидел, что Эндрю безоружен, и не захотел убивать беспомощного человека. Когда он пролетал всего в нескольких футах от кабины, в которой Эндрю сражался с заглохшим «виккерсом», немец вскинул руку в коротком салюте – отдавая дань уважения храброму врагу, – а потом повернул и пустился в погоню за другими британскими SE5a.

– Хвала Всевышнему… – прохрипел Майкл.

Все звено фон Рихтгофена повернуло вслед за ним.

Нет, не всё.

Остался один «альбатрос», которого не тронуло происшедшее. Это была небесно-голубая машина, крылья которой были раскрашены в черно-белую клетку на манер шахматной доски. Этот самолет вышел на линию огня за спиной Эндрю, заняв позицию, оставленную Красным Бароном, – и Майкл услышал дробный стук его «шпандау».

Пламя вспыхнуло огромным шаром вокруг силуэта головы и плеч Эндрю, когда взорвался топливный бак. Огонь, самый страшный кошмар авиаторов, охватил Эндрю, и Майкл увидел, как он поднялся из пляшущих языков пламени, как почерневшее, обожженное насекомое, и выпрыгнул из кабины. Он не желал сгореть заживо и предпочел быструю смерть от падения.

Зеленый шарф на шее Эндрю горел, и гирлянда огня окружала его, пока тело набирало скорость, но потом пламя загасило ветром. Эндрю переворачивался в воздухе с раскинутыми крестом руками и ногами, быстро удаляясь. Майкл потерял его из виду задолго до того, как Эндрю ударился о землю в десяти тысячах футов внизу.

– Черт побери, во имя всего святого, кто-нибудь может объяснить, как этот фон Рихтгофен оказался в нашем секторе? – кричал Майкл на адъютанта эскадрильи. – В этой армии что, нет вообще никакой чертовой разведки? Кто в дивизии ответит за смерть Эндрю и еще шести человек, которых мы сегодня потеряли?

– Это просто несправедливо, старина, – бормотал адъютант, попыхивая трубкой. – Вы ведь знаете, как действует этот тип, фон Рихтгофен. Он как блуждающий огонек, только и всего.

Действительно, Красный Барон разработал особую стратегию: он ставил свои самолеты на большие открытые грузовики и перебрасывал чуть ли не всю эскадрилью «Ягдстаффель» в разные места вдоль линии фронта. И со своим звеном появлялся там, где его ждали меньше всего, творя безжалостную казнь не ожидавших ничего подобного союзников – несколько дней или неделю, – а потом снова исчезал.

– Я звонил в штаб дивизии сразу, как только приземлились первые из наших самолетов, но они и сами только что получили первые сообщения разведки. Они думают, что фон Рихтгофен и его акулы временно разместились на старом полевом аэродроме к югу от Дуэ…

– О да, нам от этого много пользы, после смерти Эндрю!

Едва Майкл успел это произнести, как на него наконец обрушился весь ужас произошедшего; руки его задрожали. Он почувствовал, как у него нервно дернулась щека. Ему пришлось отвернуться к маленькому окну коттеджа, который адъютант использовал как офис эскадрильи. Адъютант за его спиной молчал, давая Майклу время совладать с собой.

– Старый полевой аэродром у Дуэ…

Майкл сунул руки в карманы, стараясь унять дрожь, и постарался прогнать из головы воспоминания об Эндрю, чтобы вместо того подумать о технической стороне дела.

– Эти их новые орудийные позиции… должно быть, им пришлось передвинуться, чтобы прикрывать «Ягдстаффель» и фон Рихтгофена…

– Майкл, вы будете командовать эскадрильей – по крайней мере, до тех пор, пока в дивизии не подтвердят это или не назначат другого командира.

Майкл повернулся к нему, все так же держа руки в карманах, и кивнул, не доверяя своему голосу.

– Вам придется составить новое расписание полетов, – мягко подсказал адъютант.

Майкл слегка качнул головой, как будто стараясь прояснить мысли.

– Мы не можем теперь высылать малые силы, – сказал он. – Не можем, пока эти лихачи поблизости. А это значит, что мы не в состоянии обеспечить прикрытие назначенного нам сектора в течение целого дня.

Адъютант кивнул, соглашаясь. Было очевидно, что поднимать в воздух одинокие самолеты самоубийственно.

– Какие у нас остались силы? – резко спросил Майкл.

– В данный момент восемь… четыре машины слишком пострадали. Если и дальше так пойдет, то, боюсь, апрель будет чертовски кровавым.

– Хорошо, – кивнул Майкл. – Мы изменим расписание. Сегодня мы сможем сделать еще только два разведывательных вылета. Все восемь самолетов. В обед и в сумерки. И новичков по возможности лучше оставлять в запасе.

Адъютант делал заметки в блокноте, а Майкл сосредоточился на своих новых обязанностях, и дрожь в руках утихла, смертельная бледность сошла с лица.

– Позвоните в штаб дивизии и предупредите их, что мы не сможем должным образом прикрывать наш сектор. Спросите, когда нам ждать подкрепления. Скажите, что примерно шесть новых батарей были переведены в… – Майкл прочитал заметки на карте в своем планшете. – И скажите им, что я заметил изменения в конструкции «альбатросов». – Он объяснил, как именно был перемещен радиатор мотора. – Скажите еще, что в эскадрилье Рихтгофена примерно шестьдесят таких новых «альбатросов». Когда все сделаете, зайдите ко мне, составим новое расписание. Но предупредите парней, что в полдень будет вылет всем составом. А теперь мне нужно побриться и принять душ.

К счастью, до конца дня у Майкла практически не было времени размышлять о смерти Эндрю. Он вылетел на разведку дважды, с остатками пострадавшего летного отряда; и хотя все знали о присутствии в их секторе немецких акул, что сильно действовало на нервы, патрули прошли без каких-либо событий. Они не видели ни одной вражеской машины.

Когда самолеты приземлились в последний раз, уже в сумерках, Майкл прихватил бутылку рома и пошел туда, где Мак и его команда механиков в свете фонарей трудились над разбитыми SE5a. Майкл провел с ними часок, ободряя как мог, потому что люди тревожились и были подавлены из-за дневных потерь, и в особенности все горевали из-за смерти Эндрю, которого все просто боготворили.

– Он был отличным парнем…

Мак, в черной смазке до самых локтей, поднял голову над мотором, в котором копался, и взял жестяную кружку с ромом, протянутую ему Майклом.