«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории Каттнер Генри
– Макс Кафф, – кивнул Гэллегер. – Я уже познакомился с этим субчиком. А что это за кодекс, о котором ты говоришь?
– Он очень старый, почти утратил смысл, но из свода законов не изъят. Действует, я проверял. Нельзя препятствовать движению в центре Нью-Йорка и расшатывать ветхую транспортную систему.
– Так-так?
– Если выкопать яму для домины в восемьдесят этажей, – сказал Эрни, – получится гора земли и камней. Как ты все это вывезешь, не мешая транспорту? Даже не представляю, сколько это тонн.
– Понятно, – тихо произнес Гэллегер.
– Вот тебе вся история, на серебряном блюдечке. Смейту повезло с заказом, но он загнан в угол. Не сможет избавиться от земли, которую необходимо вынуть. Очень скоро «Аякс» одержит верх и добьется разрешения на вывоз.
– Как, если Смейт не добился?
– А олдермен на что? С месяц назад в центре перегородили несколько улиц, якобы для ремонта. Движение транспорта было перенаправлено, он теперь идет впритирку к строительному участку. Там жуткая пробка, а если еще появятся самосвалы… Конечно, это временно, – хохотнул Эрни. – Как только выпихнут Смейта, транспорт пойдет прежними маршрутами, а «Аякс» будет беспрепятственно вывозить землю.
– Вот оно что… – Гэллегер оглянулся на машину. – А она, стало быть…
Зазвонил дверной звонок. Нарцисс сделал вопросительный жест.
– Эрни, окажи мне еще одну услугу, – сказал Гэллегер. – Договорись со Смейтом, чтобы встретился со мной в лаборатории.
– Ладно, сейчас позвоню ему.
– У него видеофон прослушивается. Не будем рисковать. Давай-ка ты заскочишь к нему и привезешь сюда. И как можно скорее.
Эрни вздохнул:
– Ох и нелегко же мне достаются комиссионные.
Он исчез с экрана. Гэллегер услышал повторный звонок, нахмурился и кивнул роботу.
– Глянь, кто там. Вряд ли Кафф, ему еще рано что-нибудь предпринимать, но… Короче, узнай. Я буду здесь, в шкафу.
Гэллегер ждал в темноте, напрягая слух и размышляя. Смейт… Он решил проблему Смейта. Машина ест землю. Это эффективный способ избавиться от земли, отличная альтернатива облаку азота.
Восемьсот кредитов за устройство или метод, позволяющий обеспечить пространство для строительства подземного офисного здания.
Хорошая цена.
Но куда эта земля девается – вот вопрос.
Вернулся Нарцисс и открыл дверцу шкафа.
– Это коммандер Джон Уолл. Он сегодня звонил из Вашингтона. Я говорил тебе, помнишь?
– Джон Уолл?
Д. У., полторы тысячи кредитов! Третий клиент!
– Впусти его! – взволнованно приказал Гэллегер. – Живо! Он один?
– Да.
– Тогда веди.
Нарцисс неслышно вышел и вернулся с седоволосым коренастым мужчиной в мундире космической полиции. Уолл коротко ухмыльнулся Гэллегеру, а затем его острый взгляд впился в стоящую у окна машину.
– Это она?
– Здравствуйте, коммандер, – произнес Гэллегер. – Я… абсолютно уверен, что это она. Но хотелось бы сначала обсудить с вами кое-какие детали.
– Деньги? – нахмурился Уолл. – Вы не можете грабить государство. Или я вас недооценил? Пятьдесят тысяч кредитов должны вас на какое-то время удовлетворить. – С его лица сошла мрачность. – Пятнадцать вы уже получили. Я выпишу чек, как только увижу убедительную демонстрацию.
– Пятьдесят ты… – У Гэллегера сперло дыхание. – Нет, конечно, дело не в деньгах. Я хочу лишь удостовериться, что полностью выполнил условия нашего соглашения.
Вот бы узнать, что заказывал Уолл. Может, и ему понадобилась машина для уничтожения грунта?
Слишком уж смелая надежда: невозможны такие совпадения. Гэллегер указал на кресло.
– Но мы же самым подробным образом обсудили проблему…
– Контрольная проверка, – улыбнулся Гэллегер. – Нарцисс, принеси коммандеру выпивку.
– Спасибо, воздержусь.
– Кофе?
– Буду обязан. Ну что ж… Как я сообщил вам несколько недель назад, нам требуется средство механического управления органами космического корабля. Нужна тяга, у которой эластические свойства не уступали бы прочностным.
«Ой-ой-ой!» – подумал Гэллегер.
Уолл наклонился вперед, у него зажглись глаза.
– Космический корабль – это не обязательно нечто гигантское и архисложное. Кое-какие средства ручного управления ему совершенно необходимы. И не те, что могут двигаться только по прямой. Конструкция корабля требует, чтобы тяга пролегала по сильно изломанному маршруту…
– Попонятней бы.
– Вот представьте, – ответил Уолл, – что вам нужно закрыть водопроводный кран в доме, находящемся в двух кварталах. И сделать это вы хотите отсюда, из вашей лаборатории. Как вы справитесь с задачей?
– Веревка? Проволока?
– И то и другое может огибать углы. А жесткий прут может? Мистер Гэллегер, у крана тугая ручка. А поворачивать ее нужно часто, сто раз на дню. Когда корабль летит в космическом пространстве, даже прочнейшие проволочные тросы быстро выходят из строя, лопаются из-за напряжений и деформаций. Понимаете?
– Конечно, – кивнул Гэллегер. – Если проволоку часто сгибать и разгибать, она сломается.
– Вот эту-то проблему я и просил вас решить. Вы ответили: да, смогу. А теперь скажите, дело сделано? И каким образом?
Тяга, огибающая углы и стойкая к повторяющимся деформациям?
Гэллегер оглядел машину. «Азот», – мелькнуло на задворках ума, но ухватиться за эту мысль не удалось.
Зазвонил дверной звонок. «Смейт», – предположил Гэллегер и кивнул Нарциссу. Тот вышел.
Когда он вернулся, за ним следовали четверо, из них двое в полицейской форме. Остальные – Смейт и Делл Хоппер.
Хоппер свирепо ухмыльнулся:
– Здорово, Гэллегер. А мы ждали. Не успели опередить его, – кивнул он на коммандера Уолла, – но ждали второго шанса.
На пухлой физиономии Смейта читалось недоумение.
– Мистер Гэллегер, как это понимать? Едва я позвонил в вашу дверь, меня окружили эти люди…
– Все в порядке, – ответил Гэллегер. – По крайней мере, вы вверху списка. Посмотрите в окно.
Смейт подчинился. И повернулся к изобретателю, сияя.
– Эта яма?..
– Точно. Не на тачке же я землю вывозил. Сейчас устрою демонстрацию.
– Сейчас ты отправишься в кутузку, – ехидно произнес Хоппер. – Гэллегер, я ведь предупреждал: со мной шутки плохи. Ты взял у меня тысячу кредитов, но не выполнил заказ и деньги не вернул.
Коммандер Уолл напряженно смотрел и слушал, в его руке покачивалась забытая кофейная чашка. Полицейский подошел к Гэллегеру и схватил его за запястье.
– Минутку! – начал Уолл, но Смейт оказался расторопнее.
– Кажется, я должен мистеру Гэллегеру некоторую сумму, – произнес он, выхватывая бумажник из кармана. – Тут не больше тысячи, но на остальное могу выписать чек. Если этому джентльмену нужны наличные, надеюсь, тысячи хватит.
Гэллегер судорожно сглотнул. Смейт ободряюще кивнул ему:
– Мой заказ выполнен, я могу приступить к земляным работам уже завтра. И мне не нужно разрешение на задержку транспорта.
Хоппер показал зубы:
– К черту деньги! Я хочу преподать этому прохвосту урок! Мое время стоит дорого, а он полностью сорвал мне рабочий график. Заводы, кинотеатры… Я был уверен, что Гэллегер меня не подведет, а теперь этот наглец рассчитывает выкрутиться? Не выйдет, мистер изобретатель. Сегодня тебе была вручена повестка в суд, но ты туда не явился, а за такое законом предусмотрено наказание, и будь я проклят, если ты его не получишь.
Смейт растерянно смотрел на Хоппера:
– Но… я удовлетворен работой мистера Гэллегера. Я возмещу…
– Нет! – рявкнул Хоппер.
– Этот джентльмен говорит «нет», – тихо произнес Гэллегер. – Он не хочет денег, он хочет моей крови. Не человек, а злобный дьявол.
– А ты пьяный идиот! – прорычал Хоппер. – Полицейские, тащите его в кутузку! Сейчас же!
– Мистер Гэллегер, не беспокойтесь, – попытался утешить изобретателя Смейт. – Я живо вас вытащу. У меня есть кое-какие связи.
Вдруг у Гэллегера отпала челюсть, дыхание стало хриплым, как у астматика. Смейт попятился под его взглядом.
– Тяга, – прошептал изобретатель. – И стереоскопический экран, видный с любой точки. Так говорите, тяга?
– Уведите его! – отрывисто приказал Хоппер.
Полицейские схватили Гэллегера. Тот пытался вырваться.
– Минуту! Дайте мне одну минуту! У меня есть ответы. Наверняка они правильные! Хоппер, я сделал то, что тебе нужно… и что заказывали вы, коммандер. Отпустите!
Хоппер зловеще ухмыльнулся и ткнул большим пальцем в сторону двери. Кошачьей поступью вперед двинулся Нарцисс.
– Хозяин, расколоть им черепа? – любезно осведомился он. – Мне нравится кровь. Красный – один из основных цветов спектра.
Коммандер Уолл поставил чашку и поднялся на ноги; в его голосе зазвенела сталь:
– Ну все. Джентльмены, отпустите мистера Гэллегера.
– Не отпускать! – рявкнул Хоппер. – А вы кто такой? Космический шкипер?
Задубелые щеки Уолла потемнели от прилива крови. Он раскрыл маленькое кожаное портмоне и показал жетон.
– Коммандер Уолл, Космическая административная комиссия. Тебя, – указал он на Нарцисса, – временно назначаю правительственным агентом. Если эти полицейские не освободят мистера Гэллегера в течение пяти секунд, можешь размозжить им голову.
Но в столь крутой мере не возникло необходимости. Гэллегер знал, что Космическая административная комиссия – очень серьезная организация, что за ней стоит правительство, что местные власти в сравнении с ней – мелкие сошки. Полицейские отпрянули от изобретателя и попытались сделать вид, будто оказались в его доме совершенно случайно.
Зато Хоппер готов был взорваться.
– По какому праву, коммандер, вы вмешиваетесь в работу представителей закона? – процедил он.
– По праву приоритета. Государство нуждается в устройстве, которое по его поручению изготовил мистер Гэллегер. А это обстоятельство как минимум подразумевает, что мистера Гэллегера следует выслушать.
– Еще чего!
Уолл вонзил в Хоппера ледяной взгляд:
– Кажется, несколько минут назад он заявил, что выполнил и ваш заказ?
– Вы про это? – Хоппер кивнул на машину. – По-вашему, оно похоже на стереоскопический экран?
– Нужен ультрафиолет, – сказал Гэллегер. – Нарцисс, принеси флуоресцентную лампу.
Он приблизился к устройству, молясь, чтобы догадка оказалась верной. Впрочем, разве есть другие варианты? Извлеки из грунта азот, извлеки все остальные газы, и получишь инертную материю.
Гэллегер тронул рычаг, и машина запела «Сент-Джеймсскую больницу». Выражение на лице коммандера Уолла сменилось на недоуменное и несколько менее благожелательное. Хоппер возмущенно фыркнул. Смейт подбежал к окну и восторженно уставился на удлинившиеся щупальца, которые принялись втягивать землю, остервенело кружась в затопленной лунным светом яме.
– Нарцисс, лампу!
Лампа-переноска уже была подвешена к крючку. Гэллегер медленно повел ею вдоль машины. Вот ультрафиолетовый свет добрался до желобчатого колеса на дальнем от окна торце корпуса.
Что-то засветилось.
Оно исходило из маленького клапана, имело синий оттенок, сбегало по желобу и свивалось в кольца на полу лаборатории. Гэллегер снова прикоснулся к рычагу. Машина прекратила работу, клапан закрылся со щелчком, прекратился ток таинственной синеватой субстанции. Гэллегер наклонился и подобрал виток. Тот исчез, стоило отстранить лампу. И вновь появился, когда лампа приблизилась.
– Вот она, коммандер, – сказал изобретатель. – Проверьте.
– Гибко-жесткая тяга? – спросил Уолл, вглядываясь.
– И ничто иное, причем в любом количестве, – ответил Гэллегер. – Это комплекс неорганических веществ, минеральное содержимое грунта, предельно уплотненное и вытянутое в проволоку. Вот только груз весом в тонну этой проволоке не удержать.
– Разумеется, – кивнул Уолл. – Она разрежет сталь, как нитка режет масло. Превосходно, мистер Гэллегер. Но нам необходимо провести испытания.
– Валяйте – испытания подтвердят мои слова. Эту проволоку можно протянуть по кораблю из конца в конец, обогнув любые углы, и она никогда не сломается от деформаций. Потому что слишком тонка. И не лопнет от натяжения, потому что, опять же, слишком тонка. Ни один проволочный трос на такое не способен. Вам нужна прочность на изгиб, которая не скажется на прочности при растяжении.
Коммандер ухмыльнулся. Он был доволен.
– Вам, наверное, теперь онадобятся деньги? Можем оплатить любые материалы, в пределах разумного, конечно. Как насчет десяти тысяч?
Вперед рванулся Хоппер.
– Гэллегер, я проволоку не просил! Мой заказ не выполнен!
Гэллегер не ответил – он перенастраивал лампу. Голубая флуоресценция сменилась желтой, та – розовой.
– Вот тебе твой экран, зануда, – сказал Гэллегер. – Видишь эти миленькие цвета?
– Конечно вижу! Я же не слепой. Но…
– Цвет меняется в зависимости от того, сколько ангстрем я даю. Вот так – синий. Так – красный. Так – опять синий. А когда выключаю лампу…
Проволока, которую держал Уолл, осталась видимой.
Хоппер со щелчком закрыл рот. Наклонился вперед, свесив голову набок.
– У проволоки тот же показатель преломления, что и у воздуха. Я специально так сделал.
Гэллегеру хватило совести слегка покраснеть. Ничего, еще будет время поставить Гэллегеру-Штрих выпивку.
– Специально?
– Тебе нужен стереоскопический экран, на который можно смотреть с любого угла, и чтобы при этом не возникало оптических искажений. И чтобы показывал в цвете – иначе в наше время нельзя. Ну так вот он.
Хоппер задышал тяжело. Гэллегер продолжил, глядя на него с ухмылкой:
– Возьми каркас ящика и сделай стенки из проволоки, чтобы получился сетчатый куб, причем сетка будет невидимой. Но это в обычном свете. Если же менять длину волны, появится изображение – цветное, в зависимости от количества ангстрем. Твой кинофильм или телепередача будет показываться в красках. Причем объемно, поскольку изображение создается невидимым кубом. И наконец, с любой точки оно будет смотреться без искажений, ведь это не оптическая иллюзия стереоскопического изображения, а настоящее трехмерное изображение. Дошло?
– Да, – слабым голосом ответил Хоппер. – Я понял. А почему… почему ты раньше об этом не сказал?
Гэллегер поспешил сменить тему:
– Коммандер Уолл, мне требуется защита полиции. Гангстер по имени Макс Кафф намерен прибрать эту машину к рукам. Сегодня его громилы пытались меня похитить…
– Вмешательство в дело государственной важности? – мрачно проговорил Уолл. – Знаю я этих хищных политиканов. Если разрешите воспользоваться вашим видеофоном, Макс Кафф вас больше не побеспокоит.
Узнав, что Макс Кафф крепко получит по шее, Смейт просиял. Жизнерадостный блеск его глаз подсказал Гэллегеру, что не мешало бы предложить гостям выпивку. В этот раз даже коммандер не устоял – закончив разговор по видеофону, принял из руки Нарцисса стакан.
– Ваша лаборатория будет охраняться, – сообщил он Гэллегеру. – Кафф для вас больше не опасен. – Он выпил и пожал Гэллегеру руку. – Я должен срочно доложить правительству о вашем успехе. Огромное спасибо и всего вам доброго. Завтра созвонимся?
Коммандер ушел, а с ним и полицейские. Залпом выпив коктейль, Хоппер сказал:
– Я должен извиниться. Надеюсь, старина, ты зла держать не будешь.
– Не буду, – ответил Гэллегер, – если заплатишь, что обещал.
– Получишь чек по почте. И… ох… И… – Хоппер умолк.
– Что с тобой?
– Ничего… – пролепетал позеленевший Хоппер. – Мне нужно на свежий воздух… Гррл…
За его спиной хлопнула дверь. Гэллегер и Смейт озадаченно переглянулись.
– Странно, – произнес Смейт.
– Должно быть, наказание свыше, – предположил Гэллегер. – Мельница богов…
– Ну что, убрался Хоппер? – спросил Нарцисс, вошедший с наполненными стаканами.
– Ага. Интересно, что это с ним?
– Я ему сделал «микки финн»[19], – объяснил робот. – Он же ни разу на меня не взглянул. Я не особо тщеславен, но человек, настолько нечуткий к красоте, определенно заслуживает урока. А теперь прошу меня не беспокоить. Я иду на кухню, буду там отрабатывать танцевальные движения. Пользуйтесь алкогольным органом. Впрочем, не запрещаю прийти и полюбоваться.
Жужжа шестеренками и колесиками, Нарцисс покинул лабораторию. Гэллегер вздохнул:
– Куда все катится…
– Что именно?
– Да все. К примеру, я получил заказ на три совершенно разные вещи. А потом напился и собрал устройство, решающее все три проблемы. Мое подсознание их как орешки щелкает. Но, увы, протрезвев, я ничего не могу понять.
– Зачем же тогда трезветь? – серьезно осведомился Смейт. – Как работает этот алкогольный орган?
Гэллегер продемонстрировал.
– Погано себя чувствую, – пожаловался он. – Мне бы проспать целую неделю или…
– Или?
– Напиться. Пусть так и будет. Знаете, какой вопрос не дает мне покоя?
– Какой?
– Почему эта машина, когда работает, поет «Сент-Джеймсскую больницу»?
– Хорошая же песня, – сказал Смейт.
– Спору нет, но ведь мое подсознание следует логике. И пусть это безумная логика, но…
– Да не берите в голову, – посоветовал Смейт.
Гэллегеру сразу полегчало. Он вновь почувствовал себя в своей тарелке. Вернее, в теплом розовом тумане. Теперь есть деньги в банке. Судиться не надо. Макс Кафф наверняка получит по заслугам. А тяжелый топот говорит о том, что на кухне отплясывает Нарцисс.
Уже миновала полночь, когда Гэллегер поперхнулся выпивкой и заявил:
– Вот я и понял!
– Свмпмф… – просипел разбуженный Смейт. – Вы о чем?
– Похоже, я люблю петь.
– И что с того?
– Похоже, я люблю петь «Сент-Джеймсскую больницу».
– Ну так пойте, – предложил Смейт.
– Но не в одиночку, – пояснил Гэллегер. – Я всегда пою, когда пьян, однако считаю, что в дуэте у меня получается лучше. Вот только я был один, пока работал над машиной.
– И?..
– Должно быть, вмонтировал в нее воспроизводящее устройство, – предположил Гэллегер, содрогнувшись при мысли о колоссальных возможностях и диковинных психических девиациях Гэллегера-Штрих. – Подумать только, я сделал машину, способную одновременно выполнять четыре операции: есть землю, производить тягу для ручного управления космическим кораблем, изготавливать главную деталь для стереоскопического неискажающего экрана и петь со мной дуэтом. До чего же дико все это выглядит.
Поразмыслив, Смейт заключил:
– Вы гений.
– Ну это само собой. Гм…
Гэллегер встал, включил машину и возвратился на любимый насест, то есть на Бурчуна. Смит переместился на подоконник, чтобы зачарованно взирать, как мелькающие щупальца расправляются с землей. Желобчатое колесо тянуло невидимую проволоку из волочильного отверстия. Мелодичные, а то и не очень, тона «Сент-Джеймсской больницы» бередили ночную тишину.
Вдруг над скорбным голосом машины взмыл густой бас, неистово горюя о той безымянной, кто
- …Может обыскать весь огромный мир,
- Но никогда не найдет такого мужчину, как я…
Это был Гэллегер-Штрих – ему вдруг захотелось петь.
Ex maсhina
– Идею мне подсказал флакончик с этикеткой «Выпей меня», – вяло произнес Гэллегер. – Я ведь не инженер… когда не пьян. Не знаю, в чем разница между электроном и электродом – кроме той, что один из них невидим. То есть бывают периоды, когда знаю, но потом все смешивается. У меня проблема с семантикой.
– У тебя проблема с алкоголем, – произнес робот с прозрачным корпусом и закинул с тихим хрустом ногу на ногу.
Гэллегер поморщился:
– Вовсе нет. Когда я пьян, все прекрасно получается, а когда трезвею, в голове каша. Это технологическое похмелье. Осмос вытягивает из глазных яблок жидкий юмор. Я что-то осмысленное сказал?
– Нет, – ответил робот по имени Джо. – Это просто слезы. Ты зачем меня включил, просто аудитории ради? Я, между прочим, сейчас делом занят.
– Каким еще делом?
– Анализом философии как таковой. Как бы ни были вы, люди, уродливы, а все же иногда у вас рождаются толковые идеи. Чистая интеллектуальная логика рафинированной философии стала для меня настоящим открытием.
Гэллегер брякнул что-то насчет твердого самоцветного пламени. Время от времени его прошибала слеза, напоминая о флакончике «Выпей меня», который, в свою очередь, напоминал о стоящем возле дивана алкогольном органе.
Гэллегер заставил свое долговязое тело деревянными шагами двинуться через лабораторию, огибая три громоздких предмета. Это были генераторы: Монстр, Бурчун и…
Откуда взялся третий?
Вопрос лишь слабенько блеснул в похмельном мозгу. Поскольку генераторы смотрели прямо на Гэллегера, он поспешил отвести взгляд, усесться на диван и нажать несколько клавиш. Однако спиртосодержащая жидкость не соизволила оросить иссушенную жаждой глотку. Изобретатель вынул изо рта краник, растерянно потаращился на него и велел Джо принести пива.
Стакан был полон до краев, когда изобретатель подносил его к губам. Но опустел, не дав Гэллегеру сделать и глотка.
– Это очень странно, – проговорил Гэллегер. – Ощущения, как у Тантала.
– Кто-то выпил твое пиво, – объяснил Джо. – А теперь оставь меня в покое. Кажется, я теперь могу еще выше оценить мою дивную красоту – потому что постиг сущность философии.
– Не сомневаюсь, – проворчал Гэллегер. – Ну-ка, отвали от зеркала! Кто выпил мое пиво? Крошечный зеленый человечек?
– Мелкое коричневое животное, – загадочно ответил Джо и вернулся к самолюбованию, предоставив Гэллегеру скрипеть зубами от злости.
Уже в который раз у изобретателя возникло желание крепко связать робота и положить под капельницу с соляной кислотой. Вместо этого он снова потребовал пива.
И снова результат оказался обескураживающим.
Разозлившись, изобретатель встал и прошел в кухню за бутылкой газировки. Должно быть, такого рода напитки мелкое коричневое животное жаловало даже меньше, чем сам Гэллегер: мистического исчезновения воды не произошло. Малость утолив жажду, зато придя в еще большее недоумение, Гэллегер окинул третий генератор взглядом ясных синих глаз, а затем угрюмо перевел этот взгляд на рабочий стол. Помимо всякой технической всячины там стояли бутылки с разными жидкостями, явно безалкогольными, хотя этикетки ни о чем не говорили. Этой ночью подсознательное «я» Гэллегера, освобожденное спиртным от оков, промаркировало бутылки для упрощения ориентации. Но поскольку Гэллегер-Штрих, даром что гениальный техник, смотрел на мир сквозь невероятно кривую призму, для просто Гэллегера этикетки оказались бесполезны. Одна сообщала: «Только для кроликов». Вторая вопрошала: «Почему бы и нет?» А на третьей было написано: «Рождественская ночь».
А еще на столе обреталось нечто мудреное, собранное из колесиков, шестеренок, шлангов, цепных передач и трубчатых ламп и подключенное к розетке.
– Cogito, ergo sum, – пробормотал Джо. – Даже когда на дворе ни души[21]. Гм…
– А что скажешь насчет коричневого зверька? – поинтересовался Гэллегер. – Он реален? Или всего лишь плод воображения?
– Что есть реальность? – произнес Джо, добавив в разговор сумбура. – Я еще не пришел к удовлетворительному решению этого вопроса.
– К решению он не пришел! – фыркнул Гэллегер. – Я проснулся с десятибалльным бодуном, а ты не можешь ничего мне дать на опохмелку. Сначала рассказываешь сказки о каких-то коричневых животных, крадущих мою выпивку, а теперь излагаешь заплесневелые философские концепции. Видишь фомку? Если я за нее возьмусь, ты прекратишь и существовать, и мыслить, причем в самое ближайшее время.
Джо с достоинством пошел на попятный:
– Это на удивление резвое животное. Так быстро двигается, что ты его не видишь.