«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории Каттнер Генри
– Почему бы и нет? – сказал робот.
– Выходит, две основные логические концепции неприменимы. Человек способен познавать природу как чистым разумом, так и с помощью эксперимента и логики. Но это концепции второго уровня, для Джо они так же примитивны, как для Аристотеля идеи Платона. – Гэллегер скрестил за спиной инструментарий познания третьего уровня.
– Нечто божественное? – спросил робот.
– Как нам известно, у тебя есть особые чувства. Ты можешь варишировать, что бы это ни означало. Нужны ли тебе заурядные логические методы? Предположим…
– Да, – перебил изобретателя Джо, – я действительно умею варишировать. А еще скренировать. Гм…
Гэллегер сорвался с дивана:
– Какой же я идиот! «Выпей меня!» Вот он, ответ. Джо, молчать! Ступай в угол и там варишируй.
– Я сейчас скренирую, – сказал Джо.
– Вот и скренируй. Наконец-то до меня дошло! Вчера утром, проснувшись, я подумал о флакончике с ярлыком «Выпей меня». Алиса, хлебнув из этого флакончика, уменьшилась, верно? Где справочник? Эх, мне бы получше разбираться в науках… Вазоконстриктор… гемостатик… Вот оно: демонстрирует метаболическую регуляцию механизмов вегетативной нервной системы. Метаболизм. Так-так… – Гэллегер подбежал к рабочему столу и принялся перебирать бутылки. – Витализм. Жизнь – это главная реальность, все остальное – ее формы или проявления. Ага… Я получил задание от «Надпочечников». Здесь были Гардинг и Дедуля. Гардинг дал мне час сроку. Заказ: свирепый, но безвредный зверь. Парадокс. Клиенты Гардинга желают разом получить экстрим и безопасность. А я, как назло, не припас лабораторных животных… Джо?
– Что?
– Смотри! – Гэллегер налил в стакан спиртного – и опять не успел даже пригубить. – Ну, что произошло?
– Все выпило мелкое коричневое животное.
– А это мелкое коричневое животное, часом, не Дедуля?
– Он самый, – сказал Джо.
Гэллегер обрушил на прозрачный корпус робота самые злобные проклятия:
– Ах ты!.. Почему сразу не сказал?!
– Ты спрашивал, я ответил, – чопорно проговорил Джо. – Дедуля коричневый, разве не так? И с биологической точки зрения он животное.
– А как же «мелкое»? Я решил, что это тварюшка не крупнее кролика.
– Единственный критерий сравнения – усредненный размер одной из множества особей. Если взять за эту меру средний рост человека, то Дедуля совсем невелик. Мелкое коричневое животное.
– Значит, все-таки Дедуля, – сказал Гэллегер, возвращаясь к рабочему столу. – И он просто-напросто ускорился. Разогнанный метаболизм. Адреналин. Гм… Пожалуй, я теперь знаю, что искать.
Но уже свечерело, когда Гэллегер перелил содержимое пузырька в стакан, качнул туда виски из органа и увидел, как смесь исчезла.
Зато появилось мерцающее пятно, оно металось по лаборатории из угла в угол. Постепенно к мерцанию добавились коричневые разводы, и наконец окончательно проявился Дедуля. Он стоял перед Гэллегером и трясся как безумец – из организма выветривались остатки разгоняющего снадобья.
– Здорово, Дедуля, – сказал Гэллегер.
На ореховой физиономии запечатлелась лютая ярость. Впервые пожилой джентльмен напился досыта. Гэллегер взирал на него в кромешном изумлении.
– Я возвращаюсь в Мэн! – возопил дедуля и опрокинулся навзничь.
– В жизни не видал столько копуш, – сообщил Дедуля, пожирая стейк. – Черт, до чего же проголодался! В следующий раз крепко подумаю, прежде чем позволю тебе тыкать в меня шприцем. И сколько месяцев я так прожил?
– Два дня, – ответил Гэллегер, тщательно смешивая ингредиенты. – Это был ускоритель метаболизма. Ты просто жил быстрее, только и всего.
– Только и всего? Проклятие! Я не мог ничего съесть. Пища была тверда как камень. Одно лишь спиртное лезло в глотку.
– Сочувствую.
– Виски ее обжигало. А стейк я даже вставными челюстями не мог жевать.
– Ты жил ускоренно, – повторил Гэллегер и глянул на робота, который тихо скренировал, стоя в углу. – Так, есть мыслишка… Антитезис разгону – торможение. Дедуля, где Джонас Гардинг?
– Здесь, – указал Дедуля на синеглазый генератор и тем самым подтвердил догадку Гэллегера.
– Ага! Вот, значит, для чего я заказал такую уйму «Витаплазма» пару дней назад. Гм…
Гэллегер снова занялся синеглазым псевдогенератором. Но теперь уже не пытался продырявить гладкую оболочку, а изготовил новую смесь из содержимого стоявших на рабочем столе бутылок.
Там, где упала капля полученной жидкости, корпус моментально размягчился. Гэллегер сделал инъекцию через это место, а потом с восторгом наблюдал, как от него распространяется волна меняющегося цвета. И вот уже вся глыба стала бледной и мягкой.
– «Витаплазм»! – воскликнул изобретатель. – Самые обыкновенные клетки искусственного белка. Теперь понятно, откуда такая твердость – я подверг их тормозящему воздействию, довел практически до молекулярного стазиса. Любая живая материя с настолько замедленным метаболизмом уподобится стали.
Он снимал суррогатную протоплазму большими горстями и бросал в подходящий по объему чан. Вскоре начало формироваться нечто: череп, широкие плечи, торс… Наконец целиком появился сидящий на корточках Гардинг, безмолвный, как статуя. Он не дышал, и сердце не билось. Стазис держал его мертвой хваткой.
Ну не такой уж и мертвой. Гэллегер поднес было шприц, но задержался и посмотрел на Джо, а затем на Дедулю.
– Ну и зачем я это сделал? – спросил он. И сам же ответил: – Лимит времени. Гардинг отмерил мне час на решение его проблемы. А время – категория относительная, особенно когда у тебя заторможен метаболизм. Пришлось вколоть Гардингу замедляющее вещество, чтобы он не мог смотреть на часы.
Гэллегер капнул на непробиваемую кожу и опять полюбовался ее размягчением и сменой цвета.
– Вот так-то. «Затормозив» Гардинга, я получил вдоволь времени на работу, а ему по пробуждении покажется, что прошло всего ничего. Но для чего мне понадобился «Витаплазм»?
Дедуля оторвался от пивной бутылки.
– Ты, когда пьян, горазд на всякие штучки-дрючки, – заявил он и занялся новым стейком.
– Истинная правда. Но Гэллегер-Штрих рационален. У него очень странная логика, вывихнутая-перевывихнутая, но все же это логика. Давайте подумаем. Я вколол Гардингу замедляющее вещество, и вот он перед нами – не дышит и даже не моргает. Не мог же я оставить его в таком виде, верно? Кто-нибудь зайдет и решит, что я держу в лаборатории мертвеца.
– А он что, не мертв? – спросил Дедуля.
– Конечно нет. Всего лишь заторможен. Ответ такой: маскировка! Я заказал «Витаплазм», облепил им Гардинга и обработал замедлителем. На искусственные клетки он подействовал точно так же: затормозил их жизнедеятельность. И Гардинг стал совершенно неузнаваем.
– Ты безумен, – заключил Дедуля.
– Ума мне не хватает, – согласился Гэллегер. – По крайней мере, это относится к Гэллегеру-Штрих. Представь, он оставил глаза Гардинга на виду – они должны были подсказать мне, когда просплюсь, что клиент спрятан в глыбе. А для чего я собрал записывающее устройство? Воистину, логика у Гэллегера-Штрих даже фантастичнее, чем у Джо.
– Меня прошу не беспокоить, – подал голос робот. – Я скренирую.
Гэллегер проткнул иглой шприца размягченную кожу на руке Гардинга.
Через минуту-другую Джонас Гардинг зашевелился, заморгал синими глазами и встал.
– Ой! – сказал он, потирая руку. – Вы что, укололи меня?
– Случайно, – ответил Гэллегер, настороженно глядя на клиента. – Ну а что касается вашей проблемы…
Гардинг нашел стул и уселся, зевая.
– Решена?
– Вы мне дали час.
– А-а… Ну да. – Гардинг глянул на свои часы. – Стоят… Так что с решением?
– По-вашему, сколько времени прошло с того момента, как вы переступили мой порог?
– Полчаса? – предположил Гардинг.
– Два месяца, – буркнул Дедуля.
– Вы оба правы, – сказал Гэллегер. – У меня есть третий ответ, и он тоже верный.
Гардинг, судя по его лицу, подумал, что Гэллегер все еще пьян. Он грозно уставился на изобретателя.
– Так что насчет заказанного мною особого зверя? У вас еще есть полчаса…
– Они мне не нужны, – ответил Гэллегер, у которого в голове разгорался яркий белый рассвет. – Ответ уже получен. – Он развалился на диване и устремил взгляд на алкогольный орган. Теперь снова можно выпивать, но почему бы не растянуть предвкушение? Вот только это не совсем тот ответ, которого вы ждете.
– Трепотня, – сказал Дедуля.
– Клиенты «Надпочечников инкорпорейтед» желают охотиться на зверей. Им требуется встряска, волнение, азарт, а для этого, по вашему мнению, необходимы опасные животные. Выглядит парадоксально, но на самом деле никакого парадокса нет. Проблема кроется не в звере. Проблема кроется в охотнике.
Гардинг растерянно заморгал:
– Опять начинаете?
– Тигры. Коварные тигры-людоеды. Львы. Ягуары. Водяные буйволы. Самые свирепые, самые хищные животные, каких только можно добыть. Вот часть ответа.
– Мистер Гэллегер, вы явно заблуждаетесь, – вскинулся Гардинг. – Мы не собираемся поставлять клиентов зверям. Совсем наоборот!
– Нужно кое-что проверить, – сказал Гэллегер, – но основной принцип уже есть. Метаболизм! Латентный ускоритель обмена веществ и мощный выброс адреналина в качестве катализатора. Представьте такую сценку. Клиент с ружьем наперевес в поисках добычи пробирается по искусственным джунглям. Заплатив «Надпочечникам инкорпорейтед», он получил внутривенно дозу латентного ускорителя. Это вещество разошлось по кровеносной системе, но оно пока не действует, ждет катализатора.
Вдруг из кустов выпрыгивает тигр. Он стремительно мчится к клиенту. Тот пускается наутек, а за ним по пятам несется воплощенный ужас: клыки оскалены, когти тянутся к спине жертвы. Надпочечники выбрасывают в кровь щедрую порцию адреналина. Это и есть катализатор, запускающий разгон метаболизма.
Клиент бежит все быстрее, даже не бежит, а летит как пуля, оставив тигра неподвижно висеть в воздухе. Паника не позволяет человеку остановиться, он может думать только о своем спасении – и он будет спасаться, пока не прекратится действие ускорителя. Когда это произойдет, он уже будет находиться на базе «Надпочечников», где получит новую дозу внутривенно, если сразу не прикончит беспомощного тигра.
– Десять тысяч кредитов, – радостно говорил Гэллегер, считая деньги. – Остальное выплатят, как только я получу катализатор. Ну это уже пустяковая задача, любой третьеразрядный химик справится. А вот что меня всерьез интригует, так это предстоящий разговор Джейсона Гардинга и Мердока Макензи. Хотелось бы посмотреть, как они будут разбираться с отведенным мне сроком!
– Выпить хочу, – проворчал Дедуля. – Где бутылка?
– Думаю, я даже в суде смогу доказать, что потратил не больше часа. Конечно, это был час Гардинга, но время – категория относительная. Энтропия, метаболизм – какая могла бы получиться тяжба! Но до суда не дойдет. Только я знаю формулу ускорителя. Гардинг отдаст сорок тысяч, а Макензи не рыпнется – как ни крути, я вручил «Надпочечникам инкорпорейтед» ключ к успеху.
– В Мэн вернусь, – пригрозил Дедуля. – Прямо сейчас уеду, если не получу бутылку.
– Сгоняй за ней. – Гэллегер сунул пожилому джентльмену несколько кредитов. – Да не одну купи, а десяток. Дивлюсь тому, кто продает вино…
– Чего?
– …Ценней вина едва ли что найдешь… Нет, я не пьян. Но собираюсь напиться. – Гэллегер нежно взялся одной рукой за краник алкогольного органа, а другой сыграл на клавиатуре спиртуозное арпеджио. Поглядев на это непотребство, Дедуля укоризненно хмыкнул и удалился.
Гэллегер поэкспериментировал с коктейлями, и вскоре душу ему согрело приятное тепло.
Из угла вышел Джо и обосновался перед зеркалом, чтобы полюбоваться своими внутренностями.
– Наскренировался? – ехидно спросил Гэллегер, лежа на диване.
– Да.
– Разумное существо, как же. Робот-философ. Ладно, красавчик, наконец-то мне от тебя никакой помощи не нужно. Позируй на здоровье.
– Черная неблагодарность! – упрекнул Джо. – Я выручил тебя с помощью моей суперлогики, а ты…
– Какая еще суперлогика? У тебя что, в башке шестеренка слетела?
– Третьего уровня, разумеется. Помнишь наш недавний разговор? Я не зря скренировал. Надеюсь, ты не возомнил, что решил проблемы самостоятельно, своим хилым мозгом, спрятанным в непрозрачном черепе?
Гэллегер сел.
– О чем ты? Логика третьего уровня? Ты же не…
– Сомневаюсь, что ты поймешь. Это куда глубже, чем нумен Канта, в который можно проникнуть разве что мыслью. А ты даже не умеешь скренировать… Третий уровень, как ни крути. Он… как бы… являет нам природу вещей, заставляя события случаться самостоятельно.
– Эксперимент?
– Нет, скренирование. С его помощью я переношу события с материальной плоскости в царство чистого разума, где получаю логические концепции и решения.
– Постой-ка! Но ведь события случились! Я догадался, куда подевались Дедуля и Гардинг, и создал ускоритель…
– Ты веришь, что сделал это, – ответил Джо. – Ну а я просто скренировал. Это в чистом виде сверхинтеллектуальный процесс. Когда он был завершен, события уже не могли не случиться. Надеюсь, ты не думаешь, что они случились самопроизвольно.
– Что собой представляет скренирование? – спросил Гэллегер.
– Тебе этого узнать не суждено.
– То есть ты намекаешь, что являешься первопричиной по Аристотелю… Нет, это волюнтаризм. Логика третьего уровня? Нет… – Гэллегер улегся на диван и уставился в потолок. – Кто же ты, Джо? Deus ex machina?
Разглядывая в зеркале скопление шестеренок у себя в груди, робот важно произнес:
– Ну а кто же еще?
С приветом, автор
– Коли ценишь свою шкуру, – предупредил кот, – уматывай отсюда к чертовой матери. Да поживее!
Сэм Трейси задумчиво погладил бутылку в кармане плаща. Жест являлся мимолетным признанием слабости, ибо репортер газеты «Джорнел» не был пьян. У него имелось несколько вредных привычек (среди них злоупотребление служебным положением ради прибыльного шантажа), но дипсомания не входила в их число. Нет, у любого события должно быть простое объяснение: говорил, конечно же, не кот, а чревовещатель.
Трейси перестал рассматривать кота и окинул взглядом темный силуэт дома, принадлежавшего Болдуину Гвинну, – ветхой громадины в уединенном уголке Лорел-Каньона. Машин на подъездной дорожке не было. Это хорошо: в свидетелях Трейси не нуждается. Разумеется, Гвинн ему заплатит, ведь улик против него выше крыши, а поскольку всей их совокупностью владеет один лишь Трейси, попытка взять деньги за молчание напрашивается сама собой. Это правило старо как мир, что в Голливуде, что в поведенческих шаблонах Сэма Трейси – худощавого, смуглого, угрюмого мужчины лет сорока, с чьего орлиного лица не сходила циничная ухмылка, характерная для людей, свято верящих в собственное право на успех. До сегодняшнего вечера ему, однако, не доводилось скрестить клинки с фокусником – но какая разница? Гвинн ошибся, и благодаря этой ошибке в банке у Трейси должно прибавиться наличности, а деньги ему никогда не помешают: череда весьма занимательных блондинок, ипподром Санта-Анита, многочисленные казино на бульваре Сансет, коктейль «зомби», бульварные девки и боулинг-клубы с живой музыкой (голливудский эквивалент вина, женщин и благозвучных песен) – и в результате на твоем счету образуется овердрафт. Но у Трейси имелись превосходные связи, и он всегда был готов замять скандал-другой в обмен на звонкую монету. И никогда не оказывал давления на вдов и сирот: ведь с них, как правило, нечего взять.
Теперь же в одном кармане у него бутылка виски, в другом – несколько важных фотокопий, а в третьем – маленький самозарядный пистолет (весьма полезный реквизит для выхода из затруднительных положений посредством блефа). Был поздний вечер. Дом Гвинна стоял в безлюдной местности посреди Голливудских холмов, хотя на дальних склонах сияли несколько огней, а в небе – россыпь звезд и ослепительный прожектор луны. Двухдверный автомобиль репортера, черный и блестящий, был припаркован в укромном месте под перечным деревом, а толстый черный кот с белыми «чулочками» на лапах сидел на бордюрном камне, пошевеливал усами и посматривал на Сэма Трейси.
– Чревовещание, мистер Гвинн, – вежливо сказал репортер, – превосходный способ произвести впечатление на тупицу. Но со мной этот номер не пройдет.
– Чревовещание? Черта с два! – свирепо зыркнул на него кот. – Ты что, не способен распознать фамильяра? Болди знал, что ты придешь. И жутко расстроился. Не хотелось бы его потерять. Он отличный хозяин. Предупреждаю тебя, вошь: если ты моего Болди хоть пальцем тронешь, я приму меры. Самолично.
Трейси вознамерился пнуть кота ботинком, но тот ловко отскочил, выругался – негромко, но с чувством, – и юркнул за ближайший куст, откуда продолжил изрыгать самые уничижительные проклятия. Трейси, в чьей ухмылке добавилось цинизма, проследовал вверх по ступеням и позвонил в дверь.
– Открыто, – сказал кот. – Тебя ждут.
Трейси пожал плечами и решил поверить ему на слово. Помещение, в котором он оказался, было просторным, неплохо меблированным и совсем непохожим на жилище практикующего фокусника. На стенах гравюры, на полу слегка подпаленный бухарский ковер, у окна здоровенный стол, за столом косоглазый толстяк с грустной физиономией, на столешнице раскрытая книга.
– Здравствуйте, Гвинн, – сказал репортер.
– Здравствуйте, Трейси, – со вздохом отвлекся от книги Гвинн. – Присаживайтесь. Сигару?
– Нет, спасибо. Вы знаете, кто я?
– Видел вон в той штуке. – Гвинн ткнул пальцем в угол, где на треноге покоился хрустальный шар. – Вы, конечно, не поверите, но я не фокусник, а настоящий чародей.
– Ну почему же, – усмехнулся Трейси. – Я вам верю. Как и многие другие. Например, Айна Ферсон.
– В моей профессии всякое бывает, – и бровью не повел Гвинн.
– Но у Айны Ферсон дела сложились не самым лучшим образом. Газеты выставят это происшествие в весьма скверном, вернее сказать, попросту ужасном свете…
– Означающем газовую камеру. В лучшем случае длительное тюремное заключение. Знаю. К сожалению, не могу ничего поделать.
Трейси молча выложил фотокопии на стол. Гвинн перебрал документы, кивнул и поджал пухлые губы:
– Как вижу, у вас имеются все улики. Беда в том, что я не имею права платить шантажистам. Это запрещено.
– Шантажистам? Какое неприятное слово, – заметил Трейси. – Назовем это выплатой дивидендов. Пять тысяч баксов, и улики вылетят в дымоход. Завтра я повышу цену.
– Вы не поняли, – помотал головой Гвинн. – Несколько лет назад я заключил сделку с дьяволом, и в контракте прописаны жесткие условия. Помимо прочего, мне запрещено платить шантажистам.
– Как вам угодно, – пожал плечами Трейси. – Фотокопии можете оставить себе. У меня, как понимаете, есть оригиналы. И не забудьте купить завтрашний номер «Джорнел». В нем будет статья о ваших похождениях.
– Нет-нет, только не это. – Гвинн обеспокоенно взглянул на книгу и захлопнул ее.
Выражение лица Трейси осталось прежним, но в глазах появился новый блеск. Небольшая книга походила на дневник или журнал бухгалтерского учета. Не мешало бы ее пролистать: вдруг на этих страницах найдутся полезные имена, факты и цифры, способные принести прибыль.
Книга была затянута в простую ткань. На коричневой переплетной крышке маленький белый овал, над ним золотые буквы. Трейси прочел перевернутую надпись – «Болдуин Гвинн» – и сказал:
– Время не терпит. Мне нужен ответ. Любой. Я приму его к сведению и поступлю соответствующим образом.
Гвинн потеребил нижнюю губу и вполголоса произнес:
– Разумеется, это бесполезно. Хотя…
Он швырнул в камин пригоршню пустоты. Вспыхнуло ярко-голубое пламя. Затем Гвинн вынул из воздуха восковую фигурку и задумчиво уставился на нее. В этой шестидюймовой статуэтке Трейси узнал свою точную копию.
Гвинн бросил фигурку в огонь.
– Слыхал о таком, – кивнул Трейси, – но я в это не верю.
– Тогда не сработает, – пробормотал Гвинн, но все равно подождал. На мгновение Трейси почувствовал неприятный жар, но вида не подал. Лишь тонко улыбнулся, и жар схлынул.
Затем в комнате без предупреждения появился еще один человек. Его звали Энди Монк, и два года назад его казнили из-за громкой статьи за авторством Сэма Трейси. Монк тоже отказался ему платить, и Трейси всегда побаивался этого человека, поскольку тот ловко обращался с ножом. Несколько месяцев, пока Монка не поймали, Трейси сторонился тенистых переулков.
Теперь же тенью был сам Монк, и Трейси прекрасно об этом знал. Старый добрый гипноз… Но в глазах Монка горела такая ненависть, что репортеру сделалось не по себе.
Монк открыл огонь из пистолета. Пули, конечно же, были не настоящие, но Трейси весь сжался и не без удивления обнаружил, что сильно дрожит. Пусть это гипноз, но… Монк отбросил пистолет и вытащил длинный нож. Трейси всегда боялся этого ножа. Он заставил себя смотреть сквозь привидение, но Монк казался до жути реальным – если не на ощупь, то хотя бы на вид. Но… вдруг его и пощупать можно? Призрачные пули – это одно, но клинок… По некой причине клинок – это совсем другое. По лезвию прошла голубая рябь.
Трейси не хотелось, чтобы нож (пусть даже неосязаемый) распорол ему горло. Теперь ему стало страшно. Сердце выпрыгивало из груди. Он выхватил самозарядный пистолет и хрипло проговорил:
– Кончайте этот цирк, Гвинн. Быстро!
Он не видел фокусника, потому что в комнате было темно, а Монк подходил все ближе, посмеивался и зловеще поигрывал ножом. Трейси закусил губу, сделал шаг назад, спустил курок, мгновенно пожалел о столь скоропалительном решении и пожалел еще сильнее, когда Монк исчез, а Гвинн с простреленной головой обмяк на стуле, широко раскрыв невидящие глаза.
Несколько минут Трейси не шевелился, лишь тяжело дышал. Затем сунул пистолет в карман, шагнул вперед и взял со стола коричневую книгу. Тело трогать не стал. Вынул носовой платок и направился к выходу, по дороге протирая все дверные ручки. Наконец очутился в благословенной тьме ночной, нашарил в кармане бутылку виски и сделал большой глоток. Помогло.
– Не мог же я… – Трейси осекся и окинул пространство быстрым взглядом.
Никакого движения.
Если не считать кота. Тот вышел из тени, уставился на Трейси горящими зелеными глазами, вильнул хвостом и заявил:
– Теперь я буду мстить. Я очень зловредный фамильяр, и Болди мне нравился. Беги, Сэм Трейси. Не бойся проблем с полицией. Бойся проблем со мной – и моими друзьями. Теперь, когда книга у тебя, все усложнилось. Но я справлюсь. – И кот зевнул, демонстрируя репортеру розовый язычок.
Трейси подумал о постгипнотическом синдроме и нерешительно извлек из кармана пистолет, но кот испарился – словно по волшебству, присущему всем кошачьим. Репортер кивнул, спустился по ступеням, сел в машину, нервно схватился за ключ зажигания и завел мотор.
Маневрировать на узкой извилистой улочке было неудобно, но Трейси без особого труда справился с разворотом. Проезжая на второй передаче по каньону, он не сводил глаз с черной разделительной линии и много думал. Убийство. Причем первой степени. Но никаких улик.
Он пожевал нижнюю губу. Так издергался, что выстрелил в привидение… К несчастью, за этим привидением оказался Гвинн. Однако…
Однако сделанного не воротишь, и хуже нет, чем размышлять на подобные темы. Гораздо правильнее отодвинуть этот инцидент на задворки сознания. Черт возьми! Убийство? Ну и что? Не так давно убийство было в порядке вещей. Например, в Чикаго. Разве сейчас что-то изменилось?
Ну да, изменилось. Убийство – это серьезно. Трейси, сколько себя помнил, старался не марать рук. Со временем его организм задействовал естественные компенсаторные механизмы и стал воспринимать шантаж как нечто само собой разумеющееся. В нашем мире гонку выигрывает быстрейший. Медленная лошадка неполноценна, пока не вколешь ей допинг. Если у человека хватает ума воспользоваться подкожным стимулятором, его нельзя считать подонком. Разве что по самым строгим стандартам – но Трейси предпочитал о них не думать.
Если ты не дурак и способен прибрать к рукам легкие деньги, это к лучшему. Гораздо лучше, чем прозябать на репортерскую зарплату.
Но теперь Трейси был в шоке.
– Самозащита, – пробурчал он и закурил.
Вспомнил, что курить в этих пожароопасных краях запрещено, и потушил сигарету. Не хватало только, чтобы его тормознул полицейский.
Свет фар выхватил из темноты грубую, грозную, зловещую фигуру великанши. В панике Трейси выкрутил баранку. Ничего особенного, всего лишь дуб, но иллюзия была устрашающая: на краткий миг репортеру привиделась чудовищная физиономия старой карги с отвисшей челюстью и пронзительным взглядом пылающих зеленых глаз.
Образ промелькнул и исчез, оставив во рту у Трейси кислый привкус страха. Репортер свернул к обочине, остановился и уставился в пустоту. Так, стоп. Сейчас не время истерить.
Он хлебнул виски, передернулся, вытер губы ладонью. Та едва заметно дрожала. Трейси откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Через минуту он придет в норму. Дорога в каньоне извилистая, подъем крутой, и лучше не рисковать, пока не уймется дрожь в руках.
Он вспомнил о дневнике Гвинна. Тот лежал на соседнем сиденье: тонкая коричневая книжка размером чуть меньше октаво[23]. Трейси взял его и включил верхний свет.
Как ни странно, теперь над овалом значилось «Сэмюел Трейси». Золотыми буквами.
Трейси долго смотрел на эту надпись. Обследовал поверхность овала, поводил по ней пальцем. Гладкая. Похоже, глянцевый пергамент. Наконец он раскрыл книгу на случайной странице. В верхнем правом углу печатное число 17, ниже – единственное предложение набранным вручную шрифтом:
Оборотень не может забраться на дуб.
Трейси перечитал эту фразу, но ее содержание не изменилось. Он нахмурился и перевернул страницу.
Он блефует.
Всего-то два слова – но целая загадка, и это еще мягко сказано. По всей очевидности, это не дневник Гвинна. Книга больше похожа на Джойсовы «Поминки по Финнегану».
Трейси полистал страницы. На двадцать пятой говорилось:
Проверь ветровое стекло.
На двадцать шестой:
Говори правду и никого не бойся.
Несколькими страницами позже Трейси обнаружил следующее:
Все отрицай.
В книге имелись и другие двусмысленные комментарии: «Не переживай насчет неурожая», «Целься в глаз», «Не открывай рта, пока не вернешься на Землю» и «Попробуй снова». Допустим, это сборник афоризмов, причем самых загадочных, но у Трейси сложилось ощущение, что он стоит на пороге тайны. Очень важной тайны, и ключ к ней не сумеет подобрать никто, кроме него.
Да ну, к черту. Гвинн был сумасбродом. Эта книжка ничего не значит. Или?..
Холодало. Трейси скривил губы, бросил книгу на пассажирское сиденье и завел мотор. Но каким образом на коричневой обложке оказалось его имя? Ведь раньше там было имя Гвинна… или нет? Трейси попробовал вспомнить, но уверенности не было. В любом случае сомнения успокоили его.
Он сдал назад, развернулся, выехал из каньона и свернул на главную магистраль Лорел, кратчайшую дорогу между Голливудом и Вэлли – и здесь, как всегда, было полно машин.
Не сказать, что авария случилась внезапно. Слева от дороги тянулся овражек, справа нависало дерево, и в свете фар оно показалось дико необычным. Трейси опять увидел серое, обвисшее, морщинистое ведьмино лицо и беззубый рот, разверстый в насмешливой ухмылке. Уродливая голова одобрительно кивала, и Трейси ясно понял, что в хитросплетении ветвей скрывается монструозная женская фигура. Дерево стало антропоморфным. Натужно извиваясь, оно сутулило тяжелые плечи, кренилось, тянулось к дороге…
И упало. Трейси охнул, вдавил педаль газа в пол, взял левее. Неготовый к маневру двигатель запнулся, автомобилю не удалось набрать скорость, дерево обрушилось, и толстая ветвь, как нарочно, бросилась под колеса. С неприятными хлопками лопнули шины. Из-за тошнотворного предчувствия неотвратимой беды Трейси утратил способность двигаться и даже дышать. Двухдверный автомобиль вылетел за обочину, перевернулся, соскользнул в овражек и продолжал переворачиваться, покуда не замер на боку.
Раздираемая белыми вспышками боли голова гудела, что твой колокол. Трейси зажало в неловкой позе между сиденьем и рулевым колесом, которое, по счастью, осталось на месте. По крайней мере, Трейси не пришпилило к спинке сиденья. Он зашарил в поисках ключа, намереваясь выключить зажигание, но мерцающее пламя сообщило, что уже поздно.
Машина была в огне.
Невзирая на боль, Трейси попробовал выпрямиться. Безосколочное стекло не разбилось, и репортер дернулся вверх, к дверце у себя над головой, но ту заклинило. За окном он видел звезды, отчасти скрытые за волнистой вуалью полупрозрачного дыма. Красноватое сияние сделалось ярче. Когда огонь доберется до топливного бака…
Он услышал далекие возгласы. Кто-то спешил на помощь – наверняка опоздает. Со сдавленным криком Трейси налег на дверцу, но та не сдвинулась с места. Вот бы разбить окошко… Он поискал что-нибудь тяжелое, но не нашел. Бардачок заклинило, а скрюченная поза не позволяла снять ботинок и высадить стекло каблуком. Едкий запах усиливался. Мерцал красный свет.
В бок репортеру впился острый угол какого-то предмета. Надеясь, что это кусок металла, способный одолеть стеклянную преграду, Трейси вцепился в него и обнаружил, что держит в руке книгу. Белый овал на обложке светился. На его фоне проступили две арабские цифры: 25.
В критической ситуации чувства обостряются. Благодаря инстинкту самосохранения Трейси отчетливо вспомнил фразу, напечатанную на двадцать пятой странице. Загадочное послание вдруг обрело смысл:
Проверь ветровое стекло.
Трейси надавил ладонью на длинную прозрачную пластину, и та вывалилась наружу. В потное лицо дунул свежий ветерок. Треск пожара усилился.
Покрепче сжав книгу, Трейси червем выполз в образовавшееся отверстие, где весь исцарапался, а потом что было духу припустил вниз по склону и остановился, лишь когда померкли красные отблески. Ревущий грохот известил о взрыве топливного бака. Трейси почувствовал слабость в коленях, сел и опустил глаза на книгу – продолговатую черную тень в неярком лунном свете.
– Господи… – сказал он.
Через какое-то время сунул книгу в карман изодранного плаща и вскарабкался по склону овражка.
У обочины выстроились автомобили. Повсюду сновали люди с фонариками. Злясь на предстоящую сцену, Трейси побрел к толпе. Ему хотелось лишь одного – уединиться и изучить книгу. У всякого скептицизма есть предел. На своем веку Трейси повидал немало диковинных событий, благодаря чему сохранил некоторый кредит доверия к небывальщине. Не исключено, что все это банальное совпадение. Но на самом деле он так не думал.
Поднялась суматоха: громкие вопросы, довольно-таки бессмысленные разговоры, заверения со стороны Трейси, что он цел и невредим. В сопровождении полицейского он прогулялся к ближайшему жилью, откуда позвонил в страховую компанию. Тем временем ему вызвали такси.
Трейси велел шоферу притормозить у голливудского бара неподалеку от дома, где проглотил несколько порций виски сауэр, не переставая ощупывать карман с книгой. Он не отважился достать ее у барной стойки, да и свет здесь был рассеянный, – должно быть, хозяин бара верил в сомнительное утверждение, что подвыпившие люди, как правило, выглядят не самым лучшим образом. Восстановив силы и чувствуя нарастающее волнение, Трейси добрался до своей уилширской квартиры, закрыл дверь и зажег свет.
Какое-то время постоял у самого входа, поглядывая по сторонам. Затем уселся на кушетку, включил настольную лампу и извлек из кармана коричневый том.
Овальная белая вклейка опустела. На скучной коричневой ткани золочеными буквами значилось его имя. Трейси открыл страницу 25. Там говорилось: «Проверь ветровое стекло».
Трейси закрыл книгу. Подумав, раскрыл ее на форзаце, где не было ни текста, ни рисунка. Следующая страница оказалась интереснее. В глаза Трейси бросилось его собственное имя, набранное уже знакомым грубым шрифтом:
Уважаемый мистер Трейси,
к этому времени Вы, должно быть, поняли, что сей гримуар обладает весьма специфическими особенностями. Его возможности, однако, ограничены, и каждому владельцу отведены лишь десять страниц. Используйте их осмотрительно.
С приветом, автор
Послание загадочное, но выразительное. Трейси обмозговал слово «гримуар», но не обнаружил его толкования в своей памяти. Лишь смутно вспомнил, что это вроде бы колдовская книга. Сборник заклинаний.
Он задумчиво полистал страницы. Заклинания? Скорее, советы. И совет насчет ветрового стекла пришелся очень кстати.
Трейси сложил губы в недоброй улыбке. Из-за аварии он и думать забыл об убийстве! Быть может, это не к добру. Если у полиции возникнут подозрения… Хотя с какой стати? Присутствие Трейси на Лорел-Каньоне легко объяснить: это оживленная улица с плотным транспортным потоком. Дом Гвинна стоит на отшибе, и тело, по всей вероятности, найдут лишь через несколько дней.
Он встал, снял порванный плащ и с омерзением отбросил его. Трейси питал к опрятности едва ли не чувственную страсть. Он отправился в ванную, чтобы принять душ, но вскоре выскочил обратно в компании клубов пара и забрал книгу с кушетки.
Она лежала на полке, пока он мылся и надевал пижаму, а поверх нее домашний халат. Она была у него в руке, когда он прошлепал в гостиную и, не сводя глаз с переплета, налил себе виски и добавил совсем чуть-чуть воды. Пригубил крепкую смесь и почувствовал, как по телу и сознанию разливается теплая истома. До сего момента он не понимал, как сильно натянуты его нервы.
Читать бесплатно другие книги:
