Вечность пополам Логунова Елена

– На негодяев, я полагаю?

Дама усмехнулась тонко, а я – криво.

Исключительный талант вляпываться в истории не подвел меня и на этот раз.

От риторического вопроса: «Господи, ну, почему я такая дура?!» я воздержалась только потому, что нельзя же, в самом деле, регулярно приставать к Всевышнему, в которого даже не веришь, с одним и тем же «почему?», как пытливый малыш к глухонемой няньке!

Три дня назад я все-таки купила авиабилеты в столицу Нигерии. На сайте авиакомпании рядом с нужным мне рейсом помаргивала надпись «последний билет», и я решила, что это знак.

Видимо, так оно и было, только я ошиблась в трактовке сигнала: это был запретительный красный свет!

Сегодня загадочный мужчина, свидание с которым я уже считала делом решенным, позвонил мне и сказал, что наша встреча не состоится. К сожалению, в означенные даты его не будет не только в Абудже, но и вообще в Нигерии, и даже в Африке. У него дела!

– Я понимаю, – светски сказала я, намертво задавив порыв капризно заныть.

Мне было совершенно ясно, что обижаться я могу только на себя.

О, я оценила, как аккуратно он представил неприятную для меня новость: щедро отсыпав мне комплиментов до и после, теплым тоном. Спрятав шокирующее сообщение в лёгкий салонный трёп, как гадюку в букет. Проявив и хорошее воспитание, и такт, и изобретательность, и знание женской психологии… Да какие у меня могут быть претензии к такому замечательному мужчине?

Я покачала головой, мысленно отвесила пару вполне заслуженных пощечин самой себе, и смиренно ответила общительной даме:

– Он не негодяй.

– Неужели?

Бархатный голос побуждал исповедоваться.

Я еще раз вздохнула и призналась:

– Он мне очень понравился…

– Я вас понимаю.

– Нет, не понимаете! – заспорила я.

– Прекрасно понимаю.

Тут до меня дошло, что мы препираемся точь-в-точь как персонажи из старой дурацкой рекламы про чудесное средство от насморка, и я нервно хихикнула.

– Вот так-то лучше, – одобрила дама.

– В самом деле, ты чего раскисла? – присоединился к беседе мой внутренний голос. – Можно подумать, это была любовь твоей жизни! Можно подумать, у тебя разбилось сердце! Да уж, куда там! Ха!

– Нет, разбилась всего лишь моя очередная хрустальная мечта, –иронично хмыкнула я и собралась с силами, чтобы встать с лавочки и пойти дальше по своему жизненному пути – тернистому и густо усеянному осколками всего разбитого.

– Стекло бьется к счастью, – уверенно сказала дама.

Она как будто прочитала мои мысли и поняла, что я хочу уходить:

– Идите, деточка, идите. Всё будет хорошо!

– Да-да, – хмуро согласилась я, вздернув на плечо ремень сумки и таким образом приготовившись продолжить свой многотрудный поход в условно светлое будущее. – Разумеется, всё будет хорошо, но не у всех…

– У вас всё будет хорошо, – моя собеседница уверенно акцентировала местоимение. – Я знаю. Я вижу.

С расстояния в три шага я оглянулась на лавочку и только тут заметила белую тросточку, с какими ходят слепые.

Ага, видит она что-то, как же!

Эх…

Мимо Санчо в приемной я прошла твердым шагом, нарочито не замечая вопросительно вздернутые брови помощника. Наверняка он заметил, что глаза у меня мокрые и красные, а тушь размазана, но я не собиралась откровенничать. Не сейчас. Позже, когда я успокоюсь и смогу отнестись к ситуации с юмором.

– А что? – встревожено вякнул Санчо, но я осадила его предостерегающим жестом и рявкнула:

– Что, что… Аллергия у меня!!!

В кабинете я швырнула на диван сумку, тычком включила компьютер, бухнулась в кресло и уставилась на свое отражение в мониторе, как на врага народа. Монитор не выдержал психической атаки и малодушно просветлел. Скайп я даже включать не стала – зачем? Теперь ему дорога туда же, куда и «Одноклассникам».

Я открыла ничем не скомпрометированный Ворд и выдохнула, собираясь с мыслями.

Тихо скрипнула дверь. Я подняла глаза: на пороге, сдвинув пятки, развернув плечи и без всякого выражения глядя поверх моей головы, высился Санчо. Образ чопорного английского дворецкого шел ему чрезвычайно.

– Кгхм…

– Да? – обронила я с ледяной вежливостью некстати потревоженной благородной леди.

– Вы, мадам, эту свою аллергию чем лечить изволите? Опять спиртным? Или мне в аптеку сгонять? – не глядя на меня, вопросил мой помощник таким хамским тоном, за который чопорного английского дворецкого турнули бы с туманного Альбиона без рекомендаций и выходного пособия.

– На сей раз нашу аллергию мы будем лечить работой! – с вызовом ответила я и демонстративно придвинула к себе клавиатуру.

– А-а, значит, дело совсем плохо, – пробормотал Санчо и тихо испарился.

В растрепанных нервах мне обычно превосходно работается. Нет лучшего способа забыть о своих проблемах, чем создать таковые кому-то другому!

Я ворвалась в третью главу незаконченного романа, как смерть с косой.

Изначально на данном этапе предполагалась небольшая романтическая история, но я вычеркнула ее из своих творческих планов и бестрепетной рукой лишила жизни всех подходящих кандидатов в герои-любовники.

Главную героиню я заточила в тюрьму, тюрьму водрузила на одинокую скалу, вокруг скалы квадратно-гнездовым порядком расположила объединенную армию каннибалов и зомби, этих окружила раскаленными песками пустыни, а пустыню населила двухметровыми скорпионами-мутантами с нездоровой тягой к общению.

После того, как насекомые монстры жестоко расправились с группой деловых туристов в щелястых тележках на осликах, мне полегчало, поэтому осликов я не тронула.

Синей зубчатой молнией с неблагосклонных небес я испепелила тележки и на этом мой разрушительный порыв окончательно иссяк.

Я даже проявила гуманизм и позволила главной героине по случаю разжиться крепкой стальной ложкой для рытья подземного хода на волю, но эта неблагодарная дрянь, почувствовав, что я подобрела, первым делом попыталась соблазнить своего тюремщика, и мне пришлось напомнить ей старый добрый советский лозунг: «У нас в стране секса нет!». А раз у нас его нет, то и у других не будет – во всяком случае, в том мире, где бог и царь – я, автор художественного произведения.

Выплеснув негатив на бумагу, я устало откинулась в кресле и в наступившей тишине услышала женский голос в приемной:

– Что, она сейчас занята?

– Так, немного, – небрежно ответил Санчо. – Полагаю, набрасывает сценарий апокалипсиса!

Я тихо застонала, потому что узнала женский голос. Это была Машера, про которую я совсем забыла! Моя двоюродная сестрица из Павлодара.

– Ну, тогда, может, хоть второе пришествие пройдет, как приличное шоу! – заметила кузина и бесцеремонно распахнула дверь в мой кабинет. – Тёпа, неужели у тебя уже склероз?

– Здравствуй, дорогая!

Я сделала приветливое лицо, привстала в кресле и повела рукой, приглашая родственницу не церемониться. Впрочем, этого от Машеры не дождешься. Она бухнулась на диван, взметнув подолом, попрыгала на подушках и показала мне большой палец:

– А ты тут хорошо устроилась! Молодец!

Я натужно улыбнулась, вышла из-за стола, походя прикрыла окно (во дворе уже с полминуты бешено орала автомобильная сигнализация), переступила через Машкины вытянутые ноги, выглянула в приемную и распорядилась:

– Саш, тащи кофе и сладкое, что у нас есть!

– Тёпа? – вне прямой связи с моими словами заинтересованно повторил Санчо и умиленно поморгал ресницами.

– Забудь, – хмуро велела я.

Машку захотелось отдать на растерзание каннибалам, зомби и скорпионам-мутантам.

В нашей семье испокон веков существует очаровательная традиция сызмала награждать детишек милыми домашними прозвищами. И, поскольку нет ничего более постоянного, чем временное, эти заменители приличных ФИО прилипают к своим носителям, как банный лист к распаренному седалищу – не оторвешь!

В нежном возрасте девяти месяцев я получила от любящих родственников в пожизненное пользование домашнее прозвище Тёпа – за то, что сосредоточенно озвучивала свои самые первые шаги: «Топ, топ, топ».

Лет в пятнадцать, когда ко мне в гости стали заглядывать мальчики, я устроила родичам дикий скандал, категорически потребовав в присутствии посторонних людей называть меня человеческим именем, но это не очень помогло. Машка, вот, по-прежнему кличет меня, как младенца. Впрочем, сама она невозмутимо отзывается и на Машерочку, и на Масянделя.

– Мань, прости, я забыла оставить тебе ключи, – повинилась я за кофе с пирожными.

–Ты забыла, что мы приезжаем? – не поверила сестрица.

– Мы?

У меня упало сердце. Это Машкино «мы» могло означать только одно: она приехала не в единственном числе, а со своими короедами. В таком случае, мою забывчивость, действительно, можно было объяснить только очень тяжелой формой склероза, если вообще не амнезией. Машкины потомки Дуся и Руся производят стойкое и тяжелое впечатление даже на очень закаленных людей – цирковых укротителей, сотрудников террариумов и заслуженных работников переполненных сумасшедших домов.

– Детки ждут меня во дворе, – сообщила Машера.

Сразу стало понятно, почему в одном дворе с Дусей и Русей слаженным хором орут автомобильная сигнализация, коты и дворник дядя Митя.

Я поспешно поставила чашку, с непрожеванным куском пирожного за щекой метнулась к столу и вытряхнула на него всё содержимое своей сумки:

– Вот ключи от квартиры, езжайте домой!

– Не спеши, успеется, давай сначала поболтаем, посекретничаем по-женски, пока нам детки не мешают! – отмахнулась Машера.

У нее нервы, как якорные цепи «Титаника».

– Не мешают? – повторила я, обеспокоенно прислушиваясь к нарастающему шуму во дворе.

Там что-то грохнуло, и мимо окна ночными бабочками полетели серебристо-черные хлопья.

– Разве может нормальный ребенок с петардой пройти мимо пустого мусорного бака? – пожав плечами, философски ответила сестрица на мой невысказанный вопрос. – Всякому же ясно – стальной контейнер ухнет так, что закачаешься!

Я подкатила глаза и увидела, что на потолке качается хрустальная люстра, не менее отзывчивая, чем стальной контейнер.

– Ладно, я пойду, – Машера встала и подхватила со стола тарелку с пирожными. – Не задерживайся на работе, тебя ждет праздничный ужин в семейном кругу!

Я вздрогнула, но сестрица этого не увидела – она удалилась. Через тридцать секунд во дворе раздался богатырский посвист, и почти сразу же замолчали коты и дворник. Сигнализация еще завывала, но в сольной партии звучала так себе – как Николай Басков вне дуэта с Монсеррат Кабалье.

– Что это было? – опасливо спросил Санчо, явившись убрать посуду со стола.

– Моя семья.

– А я-то думал, что ты – самый яркий ее представитель!

– Да уж куда мне.

Я сдвинула в сторону вываленное на стол барахло, села и пригорюнилась, постигая весь ужас сложившейся ситуации.

Один тихий семейный ужин с Машерой и ее вооруженными петардами короедами я еще кое-как переживу, но они же ко мне на целую неделю приехали! И я так радовалась, что именно эти дни проведу в Нигерии, с новым знакомым, гориллами и крокодилами – то есть, в куда более приличной компании, чем Машера с ее детками!

– Ну, есть еще вариант переселиться на недельку в офис или в отель, – неуверенно предложил внутренний голос.

Я покачала головой. Если я демонстративно сбегу из дома – Машера обидится. Другое дело, если я куда-то улечу – срочная командировка на край света сойдет за уважительную причину отсутствия в семейном кругу. Но на том краю света меня, как выяснилось, никто не ждет, а сама по себе Нигерия меня не очень привлекает…

Мой тоскливый взгляд упал на тонкий пластиковый файл, сложенный втрое. Сквозь прозрачный полиэтилен ясно просвечивала строчка «Маршрутная квитанция электронного билета», а также название промежуточного пункта назначения: Вена.

– Хм! – обнадежено молвил внутренний голос. – А что, если…

Я протянула руку, взяла файл и вытащила из него распечатки своих электронных билетов – два бумажных листа. Два!

– Так-так-так… А вот это мысль! – повеселевшим голосом сказала я вслух.

В Абуджу мне предстояло лететь с пересадкой – через Вену, и я не смогла найти транзитный рейс, воспользовалась услугами двух разных авиакомпаний. Стало быть, теперь я могу вовсе не лететь в Нигерию, ограничиться путешествием в Австрию, а там-то мне никакие новые знакомые не нужны! В Европе у меня и старые (причем, не годами!) знакомые найдутся!

На то, чтобы аннулировать билет Вена-Абуджа-Вена, хватило десяти минут. Еще часа четыре я, презрев работу, провела в ближайшем торговом центре, подбирая обмундирование для туристической вылазки в столицу Австрии – туда явно следовало снарядиться иначе, чем к гориллам и крокодилам.

Вечером я на редкость мужественно выдержала семейный ужин с Машерой и ее детками, которые вели себя, как те ангелочки, которым для душевного спокойствия окружающих не мешало бы оборвать крылья вместе с руками.

Оставшиеся до вылета в Австрию ночь, день и еще ночь я лежала пластом. У меня ничего не болело, но держалась, не спадая, противная температура 37,4.

– Какая-то странная у тебя болезнь, Тёпа, – опасливо заметила Машера, во избежании инфекции отогнав от меня подальше своих дорогих короедов.

Дусю и Русю, я уверена, не одолела бы и бубонная чума, а уж моя-то хворь и вовсе не представляла для них никакой опасности. Я знала, что происходит: мой организм боролся со сладким ядом никому ненужной влюбленности. Тело, как обычно, сориентировалось в происходящем быстрее, чем душа, и не замедлило с реакцией. Чтобы не мешать ему выздоравливать, я отключилась от всех внешних раздражителей вроде Машеры с ее потомками, телефона и интернета.

Это помогло. Утром в день вылета я была здорова, бодра, исполнена приятных ожиданий и старалась не вспоминать о Калюке Малике, как будто его и вовсе не было.

Впрочем, его ведь и в самом деле не было. Я придумала себе виртуальный роман с идеальным мужчиной, потому что невыносимо скучала и страстно желала приключений.

Ох, не зря говаривали древние китайцы: «Бойтесь ваших желаний, ибо они могут сбыться»!

Он звонил ей весь день, а потом, сокращая интервалы между попытками, и всю ночь. Он набирал знакомый номер – пальцы сами прыгали по нужным кнопкам в давно заученном танце – и ждал, что невыносимые долгие гудки оборвет знакомый голос.

Он знал, что она произнесет не «алле», как все нормальные люди, а «да», причем, с утвердительной интонацией, словно заранее соглашаясь со всем, что он захочет ей сказать и предложить. Эта ее манера до сих пор его волновала, но теперь еще и вызывала ревность. Почему она не берет трубку? Чем она занята? С кем? И где?

Наконец он потерял надежду дозвониться ей, перерыл свою почту и в одном из писем нашел мобильный телефон ее красавца помощника. Набирая его номер в шесть утра (у него самого было и вовсе четыре!), он не ощущал никакой неловкости. Дело было серьезное – вопрос жизни и смерти.

– Чьей именно жизни и смерти? – длинно зевнув в трубку, уточнил красавец помощник.

И, услышав в ответ яростную ругань на польском, наконец, проснулся, узнал его и перестал выпендриваться.

– Да. Да. Конечно. Я ей передам. Обязательно! При первой же возможности.

Интонация ему понравились, а формулировка – нет.

– Что значит – при первой возможности? Что с ней? Где она?!

– Где?

Помощник замолчал, как будто опять уснул, но расширенная подборка ругательств вновь его активизировала:

– Ну, сейчас где-то над Беларусью, я думаю! Самолет взлетел час назад…

– Какой, твою мать, самолет?! Куда летит?! – он заорал в трубку так, что в спальне через две комнаты проснулась жена.

Он услышал ее встревоженный голос – она позвала его:

– Дорогой? Дорогой!

Он ничего не ответил, напряженно, с нарастающим страхом вслушиваясь в слова телефонного собеседника и понимая, что опоздал со звонком.

– Какой самолет – я точно не знаю, думаю, боинг, а летит он в Австрию! – взбодренный двуязычной руганью, оживленно пролопотал ее помощник.

– Куда именно? – его голос упал до шепота.

– В Вену…

– Номер рейса и время прибытия, живо! – прижимая к уху мобильник, он пинком распахнул дверь и побежал по коридору в спальню.

– Один момент, я посмотрю…

– Дорогой?

Встревоженная жена уже встала с постели и зябко завернулась в халат. Не обращая на нее никакого внимания, он распахнул дверь гардеробной, сдернул с вешалки первые попавшиеся брюки и запрыгал по полу на одной ноге, пытаясь одеться без отрыва от телефона.

Если ему повезет, он успеет в Вену чуть раньше, чем она.

И ей очень повезет, если он успеет.

Глава 3

– Вазми сливу, детка, скушай! Хароший балшой слива!

Я открыла глаза, и «хароший балшой слива» зависла перед моим лицом, как действующая модель дирижабля.

– Большое спасибо, – вежливо сказала я, принимая угощение.

Не принять было неудобно: перед этим соседка уже предлагала мне поочередно шашлык, долму, самсу и лаваш, от которых я последовательно отказалась. Мне в качестве легкого завтрака вполне хватило скромного угощения от авиакомпании – чая с молоком и печеньем. А вот соседка справа – черноволосая усатая бабуля с такими пышными формами, что откидной столик, войдя в контакт с ними, установился под опасным углом, – вскоре после взлёта достала из своей сумки несколько судочков с домашней едой, и далее мы полетели в ароматах армянской шашлычной. Меня-то это не сильно нервировало, но мой сосед слева то и дело недовольно шмыгал носом и даже обмахивался книжкой – каким-то научно-популярным трудом.

Я полюбопытствовала – при удобном случае заглянула в его книгу и выхватила из текста фразу, которая поразила моё воображение: «На вершине горы часы идут медленнее, чем у ее подножья, и это релятивистский эффект, а не гравитационный».

– Серьезно? – озадачился мой внутренний голос. – Нет, правда?

Я покосилась на соседа, прикидывая, не обратиться ли к нему за объяснениями. Но он оказался огорчительно необщительным типом: заметив мой взгляд, сделал отсутствующее лицо и отвернулся к иллюминатору.

– Ну, и ладно, – пробормотала я. – В интернете поищу…

Про часы, которые на горе идут медленнее, чем в долине, мне было очень интересно. Если это правда, то почему так? Неужели на вершине само время течет с другой скоростью? Хм, тогда понятно, почему все известные мифы называют местом жительства бессмертных богов именно заоблачные вершины!

– Сказки, – проворчал мой внутренний голос.

Он у меня зануда.

– Сказка ложь, да в ней намёк! – заспорила я.

– Ты же не веришь в бога! – напомнил внутренний голос.

– Ну…

Я надолго замолчала, уже не в первый раз отчаявшись разобраться в путанице собственных представлений.

Трудно оставаться реалистом, когда с тобой происходит что-то очень странное. С другой стороны, всё странное может иметь вполне реальное объяснение. Наверное, когда-нибудь наука обоснует, препарирует и разложит по банкам с формалином все возможные чудеса… И я, если захочу, могу дожить до этого времени.

Потому что я не совсем обычный человек.

Я – Алый Ангел.

Это мой собственный термин, не имеющий отношения к какой-либо известной мифологии. Мою сказку мало кто знает, и это очень хорошо. Мне бы не хотелось, чтобы добрые люди гонялись за мной с осиновыми кольями.

Алый Ангел – это существо из плоти и крови. Не фантастическое создание, а реальная женщина. Или мужчина – таких, мне кажется, должно быть больше. Мы настоящие, и всё у нас в высшей степени настоящее: влечение – затягивающее и головокружительное, желание обладать – откровенное, жадное, мощное; страсть – подкупающе безрассудная. И экстаз, не совместимый с жизнью.

Термин «Алый Ангел» я сочинила сама, но его вполне мог бы обозначать какой-нибудь китайский иероглиф. Древние даосы знали о людях, которые достигли бессмертия, овладев тайнами сексуальной практики. К примеру, в одном из рассказов «Ле сянь чжуань», что в переводе означает «Жизнеописания выдающихся бессмертных», повествуется о торговке вином по имени Нюй Цзи.

Однажды мимо ее дома проходил некий бессмертный, пожелавший выпить вина. Денег у него не было, а Нюй Цзи была дамой предприимчивой и раздавать свой товар бесплатно не собиралась. Жажда же бессмертного была весьма велика, и вина он, наверное, выпил немало, раз оставил торговке в залог оплаты «Книгу чистой девы» в пяти свитках.

Нюй Цзи прочитала эту книгу и нашла в ней практические советы по продлению жизни и достижению бессмертия через сексуальные отношения. Будучи дамой любознательной и неленивой, она законспектировала основные принципы, а затем, устроившись в отдельном доме, стала добрым вином завлекать туда молодых парней и оставляла их ночевать, чтобы на практике испытать книжные предписания. Так продолжалось тридцать лет. Время шло, а Нюй Цзи оставалась двадцатилетней.

Наконец, бессмертный, неосмотрительно оставивший деятельной торговке секретные свитки, вспомнил о своем долге и явился его погасить. Увидев по-прежнему юную Нюй Цзи, он понял, что произошло, и увел ее с собой в неизвестном направлении.

Я всегда сожалела об отсутствии возможности заглянуть в конспекты этой ловкачки Нюй Цзи. Думаю, «Книга чистой девы», будь она опубликована, стала бы мировым бестселлером номер один.

Впрочем, сохранились и другие источники бесценной информации. Например, в даосском трактате «Юй Фан чжияо» – «Руководство для яшмовых покоев» – описаны подготовительные ласки и техника любовного соединения, способствующие избавлению от всех болезней и продлению жизни того, кто практикует рекомендованные методы. И в медицинском труде известного даосского врача Сунь Сымяо «Цянь цзинь яофан, или Бессмертные рецепты», впервые напечатанном в 1066 году, а затем переиздававшемся в 1307, 1544 и 1604, специальный раздел посвящен «здоровой половой жизни». При этом – внимание! – речь идет о здоровье и бессмертии только одного из партнеров! «Лечение одного человека за счет другого – вот истинное лечение», – цинично утверждает даосский эскулап.

Любовь – это невидимая, но вполне материальная энергия, которую мы отдаем друг другу. А если один отдает, а другой только забирает? Велеречивые древние даосы дипломатично именовали это явление «тайной питания жизни с помощью инь и янь», а современные парапсихологи честно и прямо называют сексуальным вампиризмом. А как же еще? Если один из пары становится сильнее и моложе, а другой слабеет, стареет и даже умирает…

Не случайно ведь все даосские рекомендации уделяли огромное значение выбору партнеров. Во-первых, практикующему опыты бессмертия надлежало как огня избегать тех, кто сам знает процедуру. Во-вторых, существенным полагался возраст: считалось, что наиболее ощутима польза от девушек четырнадцати-девятнадцати лет. Значит, опыт и годы – это преимущества!

При этом даосы допускали, что достичь бессмертия указанным путем может не только мужчина, но и женщина. Соответствующая сила, учили они, изначально дарована Небом каждому человеку.

В развитие этого тезиса я не раз думала о том, что природные данные каждого из нас сугубо индивидуальны. И, если бывают гениальные музыканты, художники, ученые, изобретатели – возможно, кто-то от рождения гениально сексуален? Такому человеку даже не нужно изучать старинные трактаты, сокрытые в них истины он может постичь самостоятельно, без помощи мудрого даосского наставника. Это может произойти и внезапно, если случайно совпадут все необходимые условия. И тогда немолодой, но еще полный сил и искушенный в любовных играх мужчина, соединяясь с неопытной, но страстной и беззаветно влюбленной девушкой, вытянет из нее всю сексуальную энергию и саму жизнь!

А если сильнее и опытнее будет женщина… Ну, вы понимаете.

Соединяясь с мужчиной, я могу его убить. Слава богу, не каждого мужчину, а только самого лучшего. Того, который совпадает со мной так, как будто мы две части одного целого. Таким образом, чем сильнее мне нравится партнер, чем больше мне хочется жить с ним душа в душу и тело в тело долго и счастливо, тем выше шанс, что смерть разлучит нас очень скоро.

Препоганая ситуация, не правда ли?

Отчасти смягчает ее лишь один момент: этот самый лучший мужчина точно так же может убить меня. Теоретически. Потому что практически это может сделать только тот, кто имеет соответствующий опыт и определенные знания. Случайный интуитивный прорыв, как уже говорилось, возможен, но, я думаю, это редкость из редкостей.

Свое собственное практическое знание я получила в дар от Даниэля. Он был первым, кого я убила, и почти всё для этого он сделал сам. Я твердо знаю это, и все-таки скорблю о нем. Единственное, что меня немного утешает, это уверенность в том, что смерть Даниэля была такой прекрасной, какой у многих людей не бывает самая благополучная и долгая жизнь.

Я точно знаю это, потому что один раз тоже умирала в объятиях Алого Ангела. Его звали Алекс. Он был влюблен, и я бы не пережила его любви, если бы за мной не стоял Даниэль – вдвоем мы были сильнее.

Алый Ангел не просто так убивает свою возлюбленную жертву, он забирает себе ее силы, молодость и жизнь. Так что я, если захочу, могу не стареть и жить вечно. Совсем как те боги на заоблачных вершинах… Здорово, правда?

Впрочем, Даниэль считал иначе. Это его альтернативное мнение формировалось, как я понимаю, на протяжении не одного столетия, однако он так охотно поменялся со мной – безграничная жизнь за окончательную смерть, – что я все чаще думаю: а не прогадала ли я? Но спросить мне некого. Других Алых Ангелов я не знаю.

А жаль…

Сожаление как-то незаметно стало моей доминирующей эмоцией.

В последнее время я ужасно сожалела о том, что потеряла Калюку Малику, еще не успев его заполучить. Сожалела о невозможности объясниться, потому что после того телефонного разговора, который уронил меня с африканских облаков в отечественный чернозём, КМ не вступал со мной в контакт – не показывался в скайпе и не отвечал на письма. Сообщение, которое я оставила для него в «Одноклассниках», было отправлено в спам. Очевидно, это означало, что разговаривать со мной идеальный мужчина больше не хочет. Продолжать настаивать не имело смысла, но как это было обидно, я не могу передать! Такой покинутой я не чувствовала себя никогда раньше, а ведь в моей жизни случались весьма неудачные романы.

– Просто на сей раз ты НЕРЕАЛЬНО обижена, – подытожил мой внутренний голос.

Правильно подобранное слово объясняло всё.

Чтобы не думать о неприятном, я развернула газету: почитаю о чужих проблемах – хоть на время позабуду о своих.

Армянская бабушка, покончив с лавашом насущным, тоже взялась за пищу духовную. Пресса у нас обеих была одинаковой степени свежести – с тележки, которую вскоре после взлёта прокатили по салону бортпроводницы, только моя газета была на английском, а бабулина – на немецком. Тем не менее, на первой полосе и в том, и в другом издании помещалось одно и то же фото аккуратного седенького старичка, обнимающего за пышные бедра цветущую молодую даму.

Заголовок над снимком англоязычного читателя разил наповал: «Жена Дядюшки Лео погибла, наставляя мужу рога!», а сама статья в моей газете была коротенькой, в два десятка строк. Автор материала возбужденно и без тени сочувствия сообщал, что «всем известный Дядюшка Лео» трагически овдовел всего через год после очередной женитьбы. Молодая супруга Дядюшки, по слухам, беззастенчиво изменяла своему старому мужу направо и налево, за каковую неразборчивость в связях и была очень жестоко наказана злой судьбой. Очередной ее любовник оказался наркоманом и психопатом, при этом физическое здоровье у него было буквально лошадиное – автор текста с понятным намеком называл героя-любовника «героиновым жеребцом». Ночь любви с ним бедная женщина не пережила, и, обнаружив это поутру, её душевно больной партнёр повесился в ванной комнате того же самого гостиничного номера. Ужас, иначе не скажешь.

Заглянув в газету соседки, я увидела, что немецкое СМИ выдало гораздо более развернутый текст – на пол-полосы и с дополнительными фотографими, но по причине незнания языка я не смогла узнать никаких подробностей.

Интересовала меня, главным образом, личность этого всем (кроме меня) известного Лео. В бабулиной газете была написана его фамилия – я неуверенно прочитала ее как «Бухенвельдешвайнен» и, разумеется, в оригинале запомнить не смогла. Но значение жаргонного словечка «бухать» было мне вполне понятно, «вельде» смутно ассоциировалось с вольными просторами лесов и полей, а насчет финального «швайне» и тени сомнений не возникало: макаронический стишок про поросенка «Айне майне кляйне швайне вдоль по штрассе побежал» я помню с детства. Таким образом, в моем очень вольном авторском переводе на русский иностранная фамилия могла означать что-то вроде «Пьянодикосвинов» или «Дикосвинскипьянов». Второй вариант понравился мне больше, его я и приняла.

Мне было очень интересно, почему газетчики называют этого самого Свинскипьянова Дядюшкой? По моим наблюдениям, вот так, по-родственному, целые страны и народы величают, главным образом, тиранов и деспотов. К примеру, у нас в России были дедушка Ленин, батюшка царь (в принципе, любой), матушка Императрица (тоже в ассортименте), Отец народов Сталин. У китайцев – дедушка Мао. У итальянцев с Сицилии – что не ВИП-мафиози, то непременно Папа! Может, и Лео этот самый вовсе не милый славный старичок, а редкостный гад? Это как-то объяснило бы порыв его злосчастной супруги искать утешения в объятиях негодяев помоложе и покрасивее. Подсознательно мне очень хотелось оправдать эту неразумную даму – очевидно, из солидарности, поскольку я ведь тоже испытывала непреодолимое и безрассудное влечение к негодяю.

– Я к сыну лечу! – дочитав свою газету, вторглась в мои мысли общительная соседка. – А ты к кому?

Ох, и вопрос – не в бровь, а в глаз!

– А я ни к кому, – честно призналась я.

– Совсем ни к кому? Вай, как можно! Такой маладой дэвочка! – встревожилась добрая старушка. – Нельзя ни к кому, надо знать, кто поможет в беде!

– Надеюсь, никакой беды со мной не случится, – невесело улыбнулась я.

Соседнее кресло страдальчески скрипнуло – пышнотелая бабуля перегнулась влево, пытливо заглядывая мне в лицо:

– Вай ме, неправду говоришь, дарагая! С тобой уже беда. Я знаю, я вижу!

– Где-то я это уже слышала, – пробормотала я.

И, чтобы избежать неприятного разговора с очередной пожилой провидицей, сначала притворилась спящей, а потом и в самом деле уснула.

Тем не менее, уже в Вене, обходя меня в очереди на пункте пограничного контроля, добрая женщина сунула мне в руку бумажку с телефонным номером и одним-единственным словом: Аревик. Что это – название городка, отеля или имя, я не узнала. Бабушку встречали родные, и она прошуршала мимо меня без остановки.

Венский аэропорт Швехат славен своей обширной зоной беспошлинной торговли, обежать которую за один раз лично у меня никогда еще не получалось: как правило, рейсы в столице Австрии стыкуются с минимальным зазором. Такой подход позволяет пассажирам легко экономить время и еще легче терять багаж. Зная данную особенность международного аэропорта Швехат, я прилетела без чемодана, с одной ручной кладью. Заодно это избавило меня от необходимости тратить зря время у транспортера на выдаже багажа.

Нырять в воздушные ворота австрийской столицы мне доводилось раз десять, не меньше, так что на местности я ориентируюсь хорошо, где выход в город – помню. Багаж я не ждала, в туалет после перелета не заскакивала, у автоматов с газировкой и шоколадками, банкоматов, платежных терминалов и киоска с обменом валюты не задержалась и в зал прибытия вышла раньше всех других пассажиров.

Конечно, знай я, что меня кто-то ждет, я бы не стала торопиться, выдвинулась бы в раздвижные двери эффектной поступью супермодели – длинным шагом от бедра… А в центре зала остановилась бы, выжидательно оглядывая встречающих поверх темных очков – красивая, милая, немного растерянная барышня, нуждающаяся в деятельной помощи доброго человека мужского пола… И, глядишь, нашлись бы благородные рыцари, и еще столкнулись бы бронированными лбами, оспаривая почетное право оказать мне посильную помощь в максимально широком диапазоне…

Но сегодня я никакой встречи с рыцарем не ждала, поэтому пропорола разреженную толпу встречающих, как летящий теннисный мячик – облачко пыли. Нырнула в дверной проем, дробно пересчитала ногами два лестничных марша на нижний ярус и еще успела купить в автомате билет на готовый к отправке City Airport Train.

Другим торопыгам повезло меньше: двери вагонов уже смыкались, когда на платформу чуть ли не кувырком скатились один за другим три человека. Все они, видно, еще наверху разогнались до максимума, по лестнице скакали через две ступеньки на третью, в крутой поворот на нижний марш вписались с изрядным креном, и на перрон буквально вывалились – корявыми растопырочками, полубоком, с заносом, обеспечившим двоим из троих отнюдь не мягкую посадку на сырой бетон. Прибежавший первым все-таки успел ворваться в соседний вагон. Что ж, в случае появления контролера эта победа может стоить ему штрафа за безбилетный проезд.

Поезд тронулся, быстро набирая скорость. Сердитые лица опоздавших промелькнули за окном, как белобрюхие круглые рыбины в зеленоватой воде аквариума.

– Смотри, они тоже путешествуют без багажа, – машинально отметил мой внутренний голос.

Я пожала плечами. Может, эти двое сами не пассажиры, просто они кого-то встречали.

– Может, того самого парня, который прибежал первым? – не унимался внутренний голос. – Тогда не похоже, чтобы встреча получилась теплой, дружеской…

Я прижалась виском к стеклу, чтобы еще раз взглянуть на быстро отдаляющийся перрон и отставших от поезда торопыг. Один из них разговаривал по мобильному, глядя вслед составу, как мне показалось, с ненавистью. Второй размеренно бил в ладонь кулаком. Пантомима была выразительная, сюжет благодаря ей вырисовывался динамичный, впору триллеру, и я не завидовала тому парню, который, похоже, был его главным героем.

– Да, да, и завидовать не надо, и любопытствовать не стоит! – настойчиво посоветовал мне внутренний голос. – Держись-ка ты от греха подальше…

Говорю же – он зануда. От греха – и вдруг подальше?! Да я была бы не я!

Вновь мимолетно порадовавшись тому, что со мной нет чемодана, который затруднил бы мне перемещение по составу, я встала с мягкого кресла, вздернула на плечо сумку и неторопливо двинулась по проходу – из головного вагона поезда в направлении его хвоста. А что? Прогуляюсь, разомну ножки, а заодно невзначай взгляну на героя триллера. Интересно же посмотреть на человека, который так эффектно уходит от погони на электричке!

Прогулка моя была недолгой – герой триллера шел мне навстречу. Сквозь стекло сдвигающейся двери я увидела быстро приближающуюся фигуру, но лицо мужчины затенял козырек бейсболки, да еще на нем были темные очки. Ни узнать его, ни отступить в сторонку я не успела, и мы столкнулись на входе во второй вагон.