Лес теней Тилье Франк
– Это Гринч[6], – весело сказал Дофр, наслаждаясь радостью Клары.
Он сделал вид, что у него под глазом синяк.
– Они с вашей дочкой как будто созданы друг для друга… Может, это знак?
– Клара просто неудачно упала, – быстро ответила Кэти, садясь на корточки рядом с поросенком, который не переставал похрюкивать.
Дофр улыбнулся:
– Вернемся к нашему дорогому Гринчу. Он совсем малыш и весит всего пять килограммов. Прежние арендаторы попросили нас позаботиться о нем. Кормить, то есть… Но я смотрю, вы ему понравились, Кэти!
– У нее с животными настоящая любовь, – подтвердил Давид. – Если бы я каждый раз ее слушал, у нас дома был бы настоящий зоопарк!
– Можно его иногда выпускать? – спросила Кэти, не поднимая глаз. – Кларе будет весело…
– Я не против, – ответил Дофр. – Но не очень привязывайтесь к нему. Гринч не наш, и, может быть, его скоро заберут…
– У меня вопрос… Что он тут забыл, в Шварцвальде? – спросил Давид.
– Скоро узнаете…
Дофр сделал знак Кэти, чтобы она загнала Гринча обратно в кладовку. Клара немного покапризничала, а потом они пошли обратно по коридору.
– Прошу прощения за неприятный запах, но у нас не было времени проветрить шале, – объяснял старик, отпирая следующую дверь. – А прежние арендаторы о нашем комфорте не особенно думали.
– Зачем им понадобился весь этот антисептик? – спросил Давид.
– Calliphora vicina, Hydrotaea pilipes – вам это о чем-нибудь говорит?
– Мухи, кажется…
– Отлично! Хозяева этого дома – энтомологи…
– Энто-что? – переспросила Кэти.
– Энтомологи. Специалисты по насекомым, – объяснил Давид.
Чуть скрипнули дверные петли.
Кэти отпрянула, настолько сильным стал запах.
Они вошли в комнату, следуя за Дофром, тот уже включал свет.
Кэти не могла поверить собственным глазам.
Мухи были повсюду. Сотни ярко-зеленых мух размером с крупную бусину были нанизаны на булавки и пришпилены к картонкам. К зелени их брюшек добавились рубиновый и аметистовый цвета крыльев бабочек, янтарный цвет пробирок и прозрачные лупы, линзы для микроскопа и объективы фотоаппаратов.
Лаборатория. Они попали в настоящую лабораторию.
Она повернулась к Давиду, который держал за руку Клару. Так они постояли немного, не проронив ни слова, Кэти мутило, Давид был заинтригован. Затем Дофр объявил:
– Именно здесь вы будете проводить большую часть времени. Давид, вот ваши рабочие инструменты…
Он указал на пишущую машинку и две пачки бумаги. А вокруг лежали скальпели, высушенные личинки, срезы ткани в стеклышках. Лампочка без плафона тускло освещала помещение.
– Здесь? – вздрогнула Кэти.
– Пишущая машинка? – Давид не верил собственным глазам. – Но как же? Я привык вносить исправления, возвращаться к написанному! Я не умею работать на машинке! У меня уйдет на написание книги уйма времени!
Дофр чуть покачал головой:
– Нет-нет… Буквы обладают определенной силой, их нельзя просто так печатать. Когда будете нажимать клавиши, то сами к этому придете… Уверен, что ваш текст от этого только выиграет. К тому же исправления – это, в общем, не проблема… Главное – интрига. Согласны со мной?
– Да, да… конечно.
Моторчик в инвалидном кресле снова запищал, и в этот раз Дофр направился к большому куску материи черного цвета, которая закрывала окно в глубине лаборатории. Справа от окна на полочке лежала коробка с патронами.
– Помните, я говорил вам об особенной обстановке, Давид? О месте, которое даст пищу вашему воображению. В котором вы по-настоящему проявите свои способности… Подойдите, прошу вас…
Давид почувствовал в руке вспотевшую ладошку Кэти. Клара вернулась обратно в коридор, воспользовавшись тем, что родители перестали за ней следить.
– Я… помню, – ответил Давид и приблизился к окну. Кэти не отставала ни на шаг.
– Что он еще придумал? – шепнула она мужу на ухо. – Ты знал про лабораторию?
Давид незаметно покачал головой.
Дофр схватился за черную материю.
– По правде говоря, вы находитесь не совсем в шале, – доверительно сказал он.
– То есть?
– Разрешите представить вам «Toten Bauernhof»… «Ферму тел»…[7]
Он резко сдернул ткань.
Давид скривился от отвращения.
К горлу Кэти подступила тошнота.
Внизу под елями в последних лучах заходящего солнца…
Кэти никогда не видела более ужасного зрелища.
9
Комната заходила ходуном. Кэти едва успела добежать до ванной. Ее вытошнило желчью.
Давид остался в лаборатории. Он сверлил Дофра взглядом. И не выдержал:
– Господи! Что это за игры? Вы… Вы совсем больной?
– Наука, – ответил Дофр. – Только наука. Природа сама создала эти ужасы. Природа, не человек…
Снаружи солнце золотило шесть свиных туш, подвешенных за задние ноги в двух метрах над землей, в разной степени разложения. Некоторые только-только начинали гнить. От других остались одни ошметки, кожу пробили собственные кости. Туши были облеплены белыми личинками и червями.
Висячее кладбище.
Кэти вернулась в комнату. Она была мертвенно-бледна.
– Но… зачем все это? Вы… вы отвратительны!
Дофр чуть съежился в кресле.
Кэти вцепилась мужу в рукав, лицо ее исказила гримаса.
– Мы… Мы уезжаем! Прямо сейчас! Как… Как можно…
– Мне искренне жаль, – сказал Дофр. – Я не предполагал, что это так на вас подействует. Речь идет исключительно о научной программе, целью которой – единственной целью – является спасение жизней… Человеческих жизней…
– Какая разница! – подал голос Давид. – Вам следовало предупредить нас! Такое зрелище не каждый выдержит! Понимаете?
Дофр попытался приладить назад материю, но ему не удалось. Тогда он бросил ее на пол.
– Но ни вашей супруге, ни вашей дочери смотреть на это зрелище не придется! Туши видно только из лаборатории, из моей комнаты и еще из одной – пустующей, которая находится рядом. Я просто хотел поставить вас в известность, вот и все!
Он посмотрел на Кэти:
– Признаюсь, я опасался, что вы откажетесь приехать из-за этой мелочи… Но… прошу прощения…
– Мелочи! Как же!
Давид попытался обнять Кэти, чтобы немного успокоить, но та его оттолкнула и, вне себя, выскочила в коридор.
– Клара! Клара!
Давид обрнулся к старику:
– Объяснитесь! Ничего не понимаю!
– Энтомологи-криминалисты, Давид! Восемь последовательных групп насекомых, которые сменяют друг друга на трупах животных в зависимости от степени разложения плоти. Влияние температуры, влажности, окружающей флоры на скорость гниения! Уникальная возможность научиться с потрясающей точностью определять день и час смерти!
– Я все это знаю! Но я не думал, что… что подобные опыты ставят на свиньях! Что их вот так оставляют висеть!
– Как вы верно заметили – это всего лишь свиньи! Вы знаете, что так же делают в штате Теннесси. Только там… там используют тела людей, которые завещали себя науке… Их оставляют на волю времени, жары и червей… Они десятками лежат на деревянных досках на ферме, очень похожей на эту… Скажем так, в нашем случае все менее драматично… Но не менее интересно…
Дофр приблизился и схватил Давида за локоть:
– Мне нужен ваш текст, Давид. Придумайте для меня историю… Не уезжайте… Это место вас точно вдохновит! Скажите, что я в вас не ошибся, когда доверился вам! Скажите, Давид!
Сейчас старик казался сломленным. В чистейшем костюме, обезноженный, с протезом в перчатке вместо правой руки, который еще больше подчеркивал его беспомощность, он почти вызывал жалость.
Давид еще раз посмотрел в окно. Энтомологи… Спасение жизней… Вдохновляющая обстановка… Дофр думал, что все делает правильно…
– Кэти будет сложно убедить, – пробормотал он.
– Знаю, знаю! Но я уверен, она поймет! К тому же вы не сможете уехать прямо сейчас. Снег, ночь. Дороги, скорее всего, скользкие, надо быть сумасшедшим, чтобы куда-то ехать! Попробуйте… убедить ее, прошу вас… Подумайте о деньгах…
Давид услышал резкие голоса, доносившееся из гостиной. Женские голоса. Говорили на повышенных тонах…
– Постараюсь, – ответил он. – Но прошу вас, больше никаких сюрпризов. Думаю, Кэти больше не вынесет…
10
«Ферма тел». Кэти вздрагивала уже от одного названия. В одиночестве она стояла у окна выделенной им комнаты и куталась в свитер. После ужина под предлогом усталости она быстро поднялась к себе, надеясь, что Давид последует за ней. Она ждала его уже час.
Лес погрузился в непроглядную темноту. Кэти нервно потерла руки. Электрическая батарея еле-еле обогревала комнату, а эта Аделина принесла на ночь мало дров. Естественно, никто не осмелился пойти к поленнице за фермой. Рыси – ночные хищники… Шварцвальд не просто так получил свое название…
Она убедила себя, что, решив остаться, сделала верный выбор. Ехать назад сейчас, по такой погоде и в такой темноте, было бы настоящим самоубийством. И потом – разбить мечту мужа только из-за этих насекомых… В конце концов, Давид прав. То, что шале находилось далеко от любого жилья, за многие-многие километры, можно было объяснить этими самыми свиньями. Надо просто о них забыть. Хотя это и не просто…
– Наконец-то, – сказала она Давиду, когда тот переступил порог.
Она бросила взгляд на шкаф из ели, в котором тщательно спрятала коробку с экзацилом, засунув ее подальше к стене.
– Честно говоря, ты могла бы сдержаться за ужином. А не сразу вот так уходить… Ладно, я просто зашел пожелать тебе спокойной ночи: через десять минут Артур ждет меня в лаборатории. Думаю, будем наконец роман обсуждать.
Он забрал соску у Клары, та спала в кроватке, сжав кулачки.
– Не сердись, – смягчилась Кэти. – Я не взяла с собой лексомил, чтобы постепенно снижать дозу… Вот я и нервничаю. Завтра мне будет лучше. Надо просто привыкнуть к этому месту и к этой странной паре…
– Почему же странной? Богатые типчики частенько заказывают себе девушек из эскорта для сопровождения в путешествиях. И часто они на них же и женятся, если уж на то пошло!
– Не сомневаюсь! Я не совсем об этом… Ну вот, например, эта девица… Она все время пялилась на нашу дочь и за целый вечер ни слова не сказала… Кто она? Откуда? Мы же ничего о ней не знаем. Иногда она выкает, а потом раз – и тыкает. То милая, то вдруг неприятная… Уж не знаю, где ее взял Дофр, но, во-первых, у нее явно проблемы с детьми, а во-вторых, мне она не очень нравится.
– Женщины, которые находятся со мной в одной комнате, вообще редко тебе нравятся. А мне она показалась простой, очень открытой.
– Открытой, значит… Доступной, да? Ты это имеешь в виду?
– Хватит, прошу тебя…
– Хотя, судя по реакции, он ее тоже не предупредил о свиньях!
Кэти прошлась по комнате:
– Значит, ты каждый день будешь считать личинки на этих тушах? Мы так не договаривались! Мало того что это противно, так еще и до жути увлекательно! Хотя ты привык, скажи.
– А кто будет считать? Ты? Аделина? Кристиан? Он завтра уезжает. Дофр смог снять эту ферму, потому что финансирует исследования такого рода, ему просто нужен был специалист, который бы этим занимался. Я и есть специалист! Этим, вероятно, и объясняется, почему он меня выбрал. Специалист по смерти, еще и писатель к тому же… Между прочим, я считаю, что вкладываться в подобные вещи очень достойно. Это серьезные исследования, понимаешь. Они реально двигают криминологию вперед.
– Да, да, естественно, но…
– Забудь о свиньях. Они в другой стороне, за деревьями. Ни ты, ни Клара их не увидите. Холод стоит такой, что никакого запаха вы не почувствуете.
Кэти скрестила руки на груди:
– Я согласилась приехать сюда из-за тебя, ради того, чтобы дать нам шанс. Я думала, что если ты бросишь на время свою мрачную профессию, то тебе это пойдет на пользу… А оказалось вот как…
Она повернулась к нему и поцеловала в нос:
– Надеюсь, по крайней мере, что у тебя найдется время, чтобы побыть с дочкой и женой, чтобы подышать настоящим воздухом, а не только гнилью.
Давид кивнул и посмотрел на часы:
– Обещаю, муза моя. Я… я пойду, меня ждут…
– Не забудь, если не сдержишь обещания…
– Ты мне больше не подружка, я те больше не дружок. Забирай свои игрушки и не писай в мой горшок!
Он уже ступил за порог, когда она обняла его, втянула обратно и зашептала:
– Только недолго, уже за полночь. Я буду ждать тебя, ты мне нужен, договорились?
Он поцеловал ее в губы:
– Недолго.
– И спроси, пожалуйста, есть ли у него ключ от двери. Не знаю, смогу ли уснуть с незапертой дверью.
– Боишься, что Дофр приставать будет? – ответил с улыбкой Давид.
Он зашагал по коридору. Несмотря на красный ковер, пол скрипел под ногами. Прежде чем пройти в лабораторию, он заглянул в гостиную.
– Спокойной ночи… – сказал Давид, махнув Аделине рукой.
Та сидела перед камином в позе лотоса. На ней было черное шелковое кимоно, стянутое на талии темно-красным поясом. Она медленно повернула голову на звук этого успокаивающего голоса:
– Да, спокойной ночи…
– А где Кристиан?
– Пошел спать. Завтра ему рано ехать…
Давид понизил голос:
– Все эти истории про насекомых и свиные туши… не слишком вас напугали, надеюсь? Простите, застольная беседа была несколько… специфической…
– Знаете, я привыкла… Иногда бывают и более странные темы…
– Артур вас тоже не предупредил об этом кладбище животных, верно?
– Да, до приезда сюда ни слова не сказал… Примерно как вам… Сюрприз!
Она посмотрела на дуб:
– Хотите посидеть у огня? Очень приятно.
– Простите, но… господин Дофр меня ждет… Спокойной ночи…
– До завтра, – ответила Аделина.
Дофр ждал в лаборатории. В ладони он сжимал пару игральных костей, которые бросал в пустую коробку. Он сидел в профиль, его протез на правой руке, благородно покоящейся на ручке кресла, блестел. Из-за игры света и тени казалось, что ноги у него выточены, выпилены из цельного куска дерева.
Дофр обратился к Давиду:
– Если бы вас спросили, какой цветок отождествляется со смертью, что бы вы выбрали? Отвечайте не раздумывая, прошу вас.
– Аронник, – ответил Давид, подходя к Артуру.
– А цвет, напоминающий о смерти?
– Зеленый.
– Ну и наконец, инструмент.
– Бензопила, – сказал наобум Давид.
Дофр порылся в кармане, вытащил сложенный лист бумаги и расправил его:
– Как думаете, что обычно люди отвечают?
– Наверное… хризантема… черный и… коса?
Дофр кивнул:
– Почти в яблочко. Иногда вместо косы называют лопату, а вместо хризантемы розу или черный тюльпан. А почему вы ответили иначе?
Давид опустил голову и задумался:
– Думаю, у меня сама собой возникла ассоциация с профессией. Аронник пахнет аммиаком, это трупный запах. Зеленый – из-за зеленых пятен на животе, это первый признак разложения, возникает в правом подреберье. А вот что до бензопилы… не знаю, это первое, что пришло в голову… Может быть, потому что ею патологоанатомы пользуются, когда вскрывают черепную коробку.
Дофр жестом попросил Давида развернуть листок.
– Аронник, зеленый, пила! Как вы… Так! Я понял! У вас в кармане разные листки с разными комбинациями слов!
– Интересное предположение, но нет. Можете проверить.
– Но я ведь мог сказать, например… скальпель, молоток, топор или синий цвет, как цвет кожи у мертвеца!
– Но вы же этого не сказали. Все дело во влиянии, друг мой, во влиянии!
– То есть?
– Какой цвет доминирует в этой комнате? Зеленый. Тут все мухи зеленые. Когда вы вошли, я специально повернулся протезом к вам, а он блестел. Отрезанная рука, бензопила, видите связь? Что же до аронника, это очевидно, вы сами сказали. Вы каждый день вдыхаете похожий запах, который можно сравнить с тем, что витает рядом со свиньями. Аммиак.
Давид в ответ лишь восхищенно молчал.
– И какой вывод из этого следует? – спросил он наконец.
Старик перебрал игральные кости в ладони. Давид приподнял бровь – на каждой грани были нанесены только шестерки.
– Влияние, – повторил Дофр, убирая в карман белые кубики. – Все дело в точке зрения и влиянии.
Давид взял в руки фотографию в рамке, которая стояла слева от черепа какого-то животного. Снимок был сделан издалека, на нем среди вспоротых свиней стоял огромный бородач в грязном свитере и высоких резиновых сапогах, на его лице была хирургическая маска. Энтомолог за работой.
– Так! Теперь о Палаче! – предложил Дофр. – Разберемся с Палачом и его тайными мотивами!
– «Тайными мотивами»?.. Но сейчас о них прекрасно известно бихевиористам[8], психиатрам, психологам и полицейским! Да и вообще любому обычному читателю! Это же касается и его почерка, манеры, которую… когда он… когда он принуждал этих несчастных женщин выполнять невозможные вещи… С тех пор столько уже об этом написали…
– То есть для вас Палач – прозрачен совершенно? Вы серьезно занимались этой историей?
– Да… Более чем серьезно.
– Но не более серьезно, чем я. Я уже четверть века ломаю голову, как… – Он сжал пальцы в кулак, поднеся ладонь к лицу. – Как будто меня разъедает какая-то болезнь. Вы поняли, например, почему он не совершил восьмого по счету преступления, которое должно было завершить начатое? Почему покончил с собой накануне предначертанной даты?
– У него была склонность к суициду, фрустрации, легкая шизофрения. Он чувствовал, что собственный бред затягивает его, что он не может владеть собой, ему уже недоставало фетишизма и убийств. Лишить себя жизни значило обрести свободу.
– Пустая болтовня! Вы знаете еще какого-нибудь серийного убийцу, который бы пытался покончить с собой?
– Например, Джон Вейн Гловер и Дэвид Бёрни.
– Это исключения…
– Палач – тоже исключение.
Дофр с шумом выдохнул, как будто потерял терпение.
– Ладно, а цифры, которые он набивал черными чернилами на черепах оставленных им в живых детей. 101703… 101005… 98784…
– Вы прекрасно знаете, что этого никто так и не понял. Ответ он унес с собой в могилу… – Давид сделал паузу и продолжил: – В машине… вы сказали, что мы будем заниматься тайной чисел… Вы считаете себя умнее математиков, которые безуспешно бились над загадкой Палача?
– Нет, к сожалению! Но… тайна этих чисел все еще существует. Потому что существуют дети с вытатуированными на их головах цифрами. Преступник заклеймил их. Они присутствовали, когда он убивал их родителей. Конечно, им было всего по два-три года, но татуировка эта… как бы выразиться… является символом того, что Палач продолжает жить, пока живут они. Вам что-нибудь говорит имя Фредерик Брасар?
– Брасар? Рабочий, который убил своих жену и сына, выстрелив им в голову, а потом покончил с собой?
– Совершенно верно. Он один из тех семи детей. Сын Потье, третьей убитой семьи.
– Не может быть!
– Истинная правда.
Давид сделал шаг назад:
– Но… Откуда вы об этом узнали? Тех детей раздали по детским домам, поместили в приемные семьи, некоторых из них усыновили! Вы точно уверены, что Брасар – один из них?
– Кто ищет, тот находит, особенно когда знаешь, в какие двери стучать… Возьмем, например, дочь Бемов. Она не знает, кто она… А я знаю… И хранить эту тайну очень непросто, поверьте мне…
Давид удивленно развел руками:
– С ума можно сойти. Честно говоря, верится с трудом…
– Вы мне не верите? Хотя, боже мой, ваша реакция совершенно естественна. Но теперь вы понимаете, насколько вы далеки от истинного положения дел. Но приступим, Давид… Сейчас вы мне расскажете… нет, не расскажете… вы оживите для меня последнее убийство Палача. Двойное убийство Патриции и Патрика Бем в тысяча девятьсот семьдесят девятом году. Почти двадцать семь лет назад… Станьте Палачом, станьте Бемами, станьте видеокамерой, будьте точным, предельно точным, когда начнете рассказывать о произошедшем… Удивите меня, удивите снова, так, как это сделала ваша книга.
Давид опустился в черное кожаное кресло. Семеро детей… Брасар, сам ставший убийцей. Печать маньяка на черепе детей, в умах детей…
– Давид?
– Да, простите… Это… Это проверка?
Дофр потянул за длинный шнурок. Комната погрузилась в темноту. Было слышно лишь тиканье часов и прерывистое дыхание старика. Да брюшки мух дьявольски мерцали в ночи.
– Не проверка, а… скорее погружение в тему.
– У меня есть карт-бланш?
– Карт-бланш… Да – реализм, точность. Вот и все, о чем я прошу.
Давид подумал было о Кэти, которая ждала его в постели.
Но зрачки его расширились, как у кота. Больше ничего не существовало. Кроме разгоряченного воображения.
– Надо мной сверкают молнии, я промок до костей. Зима, холодный дождь струится по моему телу, желание нарастает. То, что я чувствую этой ночью, стоя у окна этого дома, нельзя выразить словами, так со мной происходит каждый раз перед тем, как мне приступить к делу. Ноет налившийся кровью член… Она будет моей, будет! Я несколько недель слежу за ней. Скоро ты будешь меня умолять! Стонать! Вы станете моими на всю ночь, ты и твой муж. И сегодня все будет еще лучше, чем прежде. Меня ожидает само совершенство.
Давид ощупью добрался до окна. У него вспотели ладони, его внутренний взор становился все острее. Сцена вырисовывалась у него в голове, сцена крови и крика. Сколько книг он проглотил… Сколько репортажей о серийных убийцах и особенностях их почерков просмотрел… Сколько сцен убийств, измученных жертв… Он видел их в ночных кошмарах снова и снова, он не мог дышать от ужаса.
– Бемы немецких кровей. Обычная семья, живущая на берегу Рейна недалеко от деревушки Шенау, кажется… Мужчина, женщина, ребенок. Все спят. Палач знает, что в этом доме на опушке леса нет сигнализации. Остатки пищи, жестяные банки поблизости доказывают, что он неделями, если не месяцами, следил за своими жертвами. Ему нравилось знать их наизусть, понимать их слабые и сильные стороны, представлять себе различные сценарии. Палач не надевает перчаток, они ему не нужны. Он стер себе пальцы наждачной бумагой, стер почти до крови, чтобы не оставлять отпечатков пальцев. Он проникает в дом, разбив стекло на черной лестнице, шум стекла не слышен, он пользуется клейкой лентой. Патрик Бем – высокий красивый мужчина. Его жена, Патриция, милая блондинка, работает в турагентстве в нескольких километрах от дома. Думаю, в Сюндузе.
– Не думайте, знайте!
– Бемы… У Бемов есть дочь. Решающий фактор в выборе Палача…
– Сколько лет ребенку?
– Около двух.
Видения сменяют друг друга, Давид чувствует звуки, запахи. Терпкость смолы и шишек смешивается с антисептиком. Дом Бемов двадцать семь лет спустя… Лес… Гроза…
– Палач как можно осторожнее поднимается по лестнице. За спиной у него рюкзак. Там лежат свеча, магазинные весы, священное перо страуса[9], режущие инструменты. Ножницы, скальпель, щипцы. Наручники, веревка. Револьвер «Smith &…».
Читать бесплатно другие книги:
