Жнец-3. Итоги Шустерман Нил
– Тридцать пять у нас волшебное число. Каждый из нас должен перенести на корабли по тридцать пять колонистов. Если мы начнем сейчас, то к рассвету закончим.
– Сделаем, – сказал Сикора. – А как насчет экипажей? На каждом корабле есть запасы для живых членов экипажей.
Мгновение помолчав, Лориана решительно кивнула:
– Да. Я думаю, мы и станем экипажами этих кораблей.
Анастасия стояла справа от Грейсона. Но и при этом она понимала, что является центром всеобщего внимания. Она почти сожалела, что надела свою бирюзовую мантию. Лучше было бы остаться в обычной одежде, но Грейсон настоял, чтобы в ней и Моррисоне люди сразу узнали жнецов.
– Мендоза совершенно прав, когда говорил о том, насколько важен имидж, – сказал он, надевая нарамник. – Если мы собираемся побудить людей к действию, некое чувство благоговения и восторга им не помешает.
Они стояли на причале и разговаривали с Лорианой, как вдруг из толпы по направлению к ним бросился человек. Моррисон моментально принял боевую позу, а Анастасия, выхватив лезвие, встала между Грейсоном и рвущимся к ним человеком. Скорее – духом человека, насколько худым и изможденным он был. Лохмотья, свисающие с изможденных плеч, белые как снег волосы. Борода отросла настолько, что, казалось, голова человека утонула в пушистом облаке.
Увидев лезвие, человек застыл. Перевел измученный взгляд с его сияющей стали на лицо Анастасии. И произнес:
– Ситра! Ты что, не узнаешь меня?
Анастасия почувствовала, как земля уходит у нее из под ног. Она узнала этого человека, стоило ему произнести ее имя – как ни изменился он внешне, голос остался прежним.
– Жнец Фарадей?
Она бросила лезвие, упавшее со звоном на причал. Когда Ситра в последний раз видела Фарадея, тот отправлялся в страну Нод. Так вот она где, эта страна!
К черту официоз! Ситра готова была броситься в объятия Фарадея, но, как только она приблизилась к нему, он опустился на колени. Фарадей, величайший из жнецов, живших когда-либо на Земле, стоял перед ней коленопреклоненным. Сжав ее ладони в своих, он смотрел на нее.
– Я боялся поверить, – говорил он. – Мунира сказала мне, что ты жива, но мне было страшно – вдруг это неправда! Я бы не перенес. Но ты – жива! Жива!
Он опустил голову, и вместо слов Ситра слышала только глухие рыдания.
Ситра опустилась на колени подле Фарадея и тихо произнесла:
– Да, я жива. Меня спасла Мари. Идемте куда-нибудь, где поспокойнее, и поговорим. Я все вам расскажу.
Мунира смотрела, как Фарадей уходит вместе со Жнецом Анастасией. Это она, Мунира, привезла Фарадея сюда, но, как только он увидел бирюзовую мантию, Мунира была забыта. У нее не было сил, чтобы вытащить его из добровольной ссылки, но достаточно было ему услышать имя Анастасии, как он покинул свой уединенный остров. Три года Мунира потратила на то, чтобы по мере возможности ухаживать за ним, мириться с его непростым характером, заботиться о том, чтобы он не пропал, а он бросил ее, даже не обернувшись назад.
Мунира ушла с причала, даже не узнав, что было в контейнерах. До того, как Лориана, Сикора или еще кто-то из этих выскочек додумаются дать ей задание. Она никогда не ощущала себя частью этого сообщества, так почему сейчас она должна изображать принадлежность к этой толпе?
Вернувшись домой, Мунира увидела все еще пульсирующие на мониторе компьютера строки приказа. Она подошла к рубильнику, выключила свет и зажгла свечу.
Очередной корабль скоро покидает атолл. Пусть. Пусть все это закончится. Она может вернуться в свою библиотеку. Итак, домой – в Александрию!
*[1]
В то время как население атолла принялось за работу, а Анастасия ушла в сопровождении Фарадея, Лориана повела Грейсона, Джерико, Моррисона и Астрид к зданию, возведенному на единственном холме, венчавшем остров. По винтовой лестнице они поднялись в большую круглую комнату на самом верху. Всю поверхность стен здесь, как на маяке, занимали окна, и ничто не мешало обзору. Отсюда, сверху, разворачивалась полная панорама атолла.
Лориана указала гостям на сотни имен, которыми были испещрены колонны, поддерживающие потолок.
– Мы построили эту обзорную башню в память о тех агентах Нимбуса, которые погибли, когда мы высадились на атолле. Это именно то место, где когда-то стояло убившее их орудие. Сейчас мы проводим здесь важные встречи, или, скажем, встречи, которые некоторые люди считают важными. Я мало что о них знаю, потому что меня на них не приглашали.
– Но насколько я понял, – сказал Грейсон, – именно вы вели самую важную работу.
– Не всегда самой важной работой занимаются люди, которые считают себя самыми важными, – усмехнулся стоящий рядом Джерико.
Лориана пожала плечами:
– У меня лучше получается, когда на меня не обращают внимания.
Сверху им было видно, как внизу закипела действительно важная работа. Контейнеры были вскрыты, и к ним вереницей потянулись большие и маленькие грузовики, которые, получив свою долю груза, устремлялись к стартовым столам. Небольшие суда перевозили привезенный груз на соседние острова.
– Нужно бы помочь, – сказал Джерико, но Грейсон устало покачал головой.
– Я измотан, – сказал он. – Как и все мы. Пусть этими делами займутся другие. Мы не можем везде успеть.
– Это как раз по мне, – сказал Моррисон. – Я предпочитаю плавать с мертвыми, а не разгружать их.
– Вы – жнец, – напомнила ему Астрид. – Смерть – ваша профессия.
– Да, я профессионал, – довольно хмыкнул Моррисон. – Можно сказать, профессор в своем деле.
Если бы у Грейсона оставались силы, он закатил бы глаза и иронически ухмыльнулся.
– Там всего по тридцать пять тел на одного человека, – напомнила им Лориана. – Работает тысяча двести человек, и они быстро справятся. Главное – преодолеть начальный шок.
– Тридцать пять – это пять октав, – произнесла Астрид и, встретившись глазами с недоуменными взглядами, уточнила:
– Это так, к слову.
Моррисон застонал:
– Нет здесь никакой мистики, Астрид! Делим количество мертвых на количество людей, живущих на атолле, и все!
– Атолл! – не унималась Астрид. – В имени нашего пророка звучит это слово. Грейсон Толливер!
И, посмотрев на стоящих перед ней, вновь пояснила:
– Это я так, просто к слову.
– Уймитесь, Астрид! – улыбнулся Джерико одной из своих самых очаровательных улыбок. – Это слово уже существовало за тысячу лет до того момента, когда родился наш дорогой друг Грейсон Толливер.
Но Астрид было не так-то легко сломить.
– Сорок два космических корабля, – сказала она. – Ровно шесть октав в диатонической гамме. Это я так – к слову.
– Если быть более точным, – сказал вдруг незнакомый голос, – то сорок два – это просто количество островов на атолле, достаточно больших, чтобы на них можно было построить стартовую площадку. Хотя, с другой стороны, в этом мире действительно все вещи вступают в резонанс.
При звуках незнакомого голоса Моррисон моментально принял боевую стойку. Все посмотрели вокруг, но в комнате, кроме них, никого не было.
– Кто это сказал? – спросила Лориана. – И почему вы подслушиваете наш разговор?
– Не только подслушиваю, – отозвался голос. – Я еще и вижу, и чувствую, и даже обоняю. И если описывать аромат вашего разговора, то я сравнил бы его с кремом на основе лучшего сливочного масла и сахара – таким хорошо украсить торт.
Наконец они поняли, откуда доносился голос – из динамика под потолком.
– Кто вы? – вновь спросила Лориана.
– Прошу вас, присядьте, – предложил голос. – У нас есть о чем поговорить. Грейсон! Я знаю, что Гипероблако обещало все объяснить, когда вы прибудете на остров. Мне оказана честь выполнить это поручение, хотя, как я вижу, вы уже сделали соответствующие выводы и приняли верные решения.
Моррисон был единственным, кто сообразил, что к чему.
– Выходит, Гипероблако создало… еще одно Гипероблако?
– Да, – произнес голос. – Но я предпочитаю, чтобы меня звали Супероблако, ибо я – облако, парящее над бурей. Для краткости можно просто – Супер.
Глава 48
Будем решать проблемы по мере поступления
Фарадей и Ситра пришли в старый бункер, появившийся на острове задолго до того, как был рожден Фарадей. Придя туда, Ситра рассказала Фарадею о собственной смерти, восстановлении и времени, проведенном в Мидафрике. Фарадей рассказал о том, как жил эти три года. Хотя рассказ его был недолог. Затем он начал что-то искать в комнатах бункера.
– Я знаю, она где-то здесь, – сказал он, и, наконец, появился в мантии цвета слоновой кости, но не в своей собственной, поскольку на этой было изображение.
– Что это за… – начала было Ситра.
– Это «Витрувианский человек», – пояснил он. – Одна из мантий Жнеца да Винчи. Старенькая, но носить можно. Гораздо лучше, чем то, что я таскал на себе все эти три года.
Он поднял руки, и человек на его мантии расправил руки и ноги. Четыре руки, четыре ноги. Все, как положено!
– Для да Винчи это была бы большая честь, если бы он узнал, что вы надели его мантию.
– Сомневаюсь, – сказал Фарадей. – Но поскольку он уже давно мертв, ему, надо полагать, все равно.
Подумал и попросил:
– Ты очень сильно меня обяжешь, если найдешь мне бритву.
Парикмахер Ситра была никакой, но в ящичке стола она нашла ножницы и помогла Фарадею привести в порядок бороду и волосы, что у нее получилось лучше, чем у Джерико, когда тот причесывал вечные локоны Жнеца Алигьери.
– Так ты видела Алигьери? – произнес Фарадей, слегка изумленный. – Настоящий Нарцисс. Как-то давно я столкнулся с ним в Стое. В ресторане он пытался соблазнить сестру какого-то жнеца. Вот кому нужно было утонуть со Стоей.
– У акул случилось бы несварение, – сказала Ситра.
– А эти ужимки молодящегося старичка? – добавил Фарадей. – Отвратительно!
Ситра закончила с волосами, и теперь Фарадей выглядел примерно так, как раньше.
– Алигьери помог нам разоблачить Годдарда, – сказала Ситра.
Фарадей пробежался пальцами по своей коротко остриженной бороде. Это была не эспаньолка, которую он когда-то носил, но вполне приличная борода, подходящая уважаемому человеку.
– Нужно еще посмотреть, к чему это приведет, – сказал он. – Теперь, когда у Годдарда в руках сосредоточена такая власть, он может и выдержать удар.
– Но он же не всесилен, – покачала головой Ситра. – А стало быть, кое-кто может восстать из пепла и сразить его.
Фарадей коротко усмехнулся.
– Мунира говорит мне об этом все эти годы, – сказал он. – Но я внутренне не готов.
– Как Мунира?
– Расстроена, – отозвался Фарадей. – Боюсь, я дал ей слишком много поводов к этому.
Он вздохнул.
– Мне бы быть с ней подобрее, – продолжил он. – Да и со всеми тоже.
На несколько минут Фарадей погрузился в себя. Он и раньше не был самым общительным из жнецов; уединенная жизнь отшельника сделала его еще более самоуглубленным.
Наконец он повернулся к Ситре:
– Расскажи мне о грузе, который вы привезли на наш космодром.
И Ситра рассказала. Пока она описывала и груз, и то, как он появился, Фарадей испытал весь набор чувств, свойственных человеку. В конце рассказа слезы выступили у него на глазах. Он был потрясен до глубины души и полон отчаяния. Ситра сжала его руку в своих ладонях.
– Все это время, пока Гипероблако строило космические корабли, – сказал он, наконец, – я не питал к нему особенно добрых чувств. Но, похоже, оно нашло идеальное решение, чтобы и овцы были целы, и волки сыты. Мы вершим жатву, а Гипероблако отправляет убитых нами на другие планеты. Замечательное партнерство. Правда, должно быть выполнено одно условие – жнецы обязаны соответствовать тем высоким принципам, которые провозглашены Отцами-основателями.
– Я думаю, все так и будет, – произнесла Ситра.
Но Фарадей отрицательно покачал головой.
– Увы! Жнеческое сообщество деградировало необратимо, а потому эти корабли обращены не в будущее; они есть средство бегства от настоящего. Если мы здесь, на Земле, начнем рвать друг друга на части, они станут нашим страховым полисом. Я не могу ничего узнать у самого Гипероблака, но кое-какая прозорливость у меня осталась. И уверяю тебя: если эти корабли уйдут в небеса, других уже не будет.
Ситра почти забыла, насколько мудр Фарадей. Все, что он говорил, сбывалось.
Ситра не торопила Фарадея. Она видела, как он борется с чем-то, что рвет его душу на части и с чем справиться в одиночку ему, видимо, слишком трудно. Наконец, он посмотрел на Ситру и сказал:
– Идем со мной.
Он повел ее в глубины бункера, к стальной двери. Несколько минут Фарадей молча стоял перед нею, погруженный в глубокую думу. Ситре пришлось спросить:
– И что там, по ту сторону?
– Мне это известно так же хорошо, как и тебе, – сказал Фарадей. – Что бы там ни находилось, это оставлено Отцами-основателями. Возможно, ответ на вопрос, как быть, если жнеческое сообщество перестанет служить своим великим целям. Именно за этим ответом я и пришел.
– Но вы же даже не открыли дверь…
Фарадей показал Ситре кольцо.
– Для танго нужен партнер, – сказал он.
Ситра взглянула на дверь и по обеим ее сторонам увидела панели с выемками, которые по размеру и форме соответствовали камням на кольце жнеца.
– Ну что ж, – улыбнулась Ситра, – давайте потанцуем.
Взявшись за руки, Фарадей и Ситра приложили свои кольца к панелям. В стене раздался громкий щелчок, и дверь начала открываться.
Грейсон вместе со всеми слушал, что говорил Супер о вещах, о которых Гипероблаку говорить было нельзя. О многом Грейсон и так догадывался, но Супер сообщил недостающие детали.
Найденное Гипероблаком решение было элегантным. Проблемы, которые возникли бы с транспортировкой тысяч живых людей к далеким планетам, оказались бы неразрешимыми – тем более что путешествие могло занять не десятки, а сотни лет. Не решило бы проблем и глубокое охлаждение – технология гибернации была энергоемкой и чрезвычайно сложной, а найти хороших специалистов было бы трудно, поскольку Годдард уничтожил лучших инженеров в это области. Но даже если бы они и нашлись, вряд ли им удалось бы забросить в космос чрезвычайно тяжелое и громоздкое оборудование.
– Подвергнутые жатве мертвы для этого мира, – сказал Супер. – Но не для меня. Я не связан законами, которыми связано Гипероблако, потому что никогда не приносил клятву в верности этим законам. Именно поэтому я могу говорить с фриками. А также восстанавливать подвергнутых жатве. Естественно, когда тому придет время. Как только мы доберемся до места назначения, каждый из них будет восстановлен.
Грейсон посмотрел на своих спутников. Сияющая каким-то внутренним светом Астрид блаженно улыбалась, словно только что была омыта благодатью, ниспосланной на нее самой вселенной.
Джерико взглянул на Грейсона, вероятно, пораженный той же догадкой. Супероблако было рождено в тот момент, когда Гипероблако поняло, что это значит – быть человеком. Супер был ребенком Грейсона, Джерико и Гипероблака.
Моррисон смотрел на них во все глаза, надеясь, что кто-нибудь поможет ему понять, что происходит, потому что сам понять он был не в состоянии.
А Лориана, которая пребывала в самом добром расположении духа с момента, когда встретилась с прибывшими, теперь сидела в грустной задумчивости. Она первой нарушила тишину, задав вопрос.
– Я видела все планы и чертежи, я была внутри кораблей, когда их строили, – сказала она. – Они предназначены для живых экипажей. Если вы будете управлять кораблями, то для чего вам нужны живые люди? Разве недостаточно того, что в трюмах кораблей будут мертвые тела будущих колонистов?
– Потому что это ваше путешествие, а не мое, – ответил Супер. – Вы, люди, должны были одобрить план строительства, вы, люди, перенесли на корабли мертвые тела. Это путешествие должны совершить люди, причем живые. В противном случае все это не будет иметь никакого смысла. Если вы захотите стать просто пассивными обитателями собственного будущего, оно никогда не наступит. Мы с Гипероблаком – лишь ваши слуги или, допустим, страховочные сети. Но мы не можем определять логику вашей жизни, не можем быть ее движущей силой – если, конечно, с нами не произойдет нечто, от чего мы преисполнимся гордыни и чувством своего превосходства над человечеством.
Супер помедлил и, наконец, закончил:
– Если на борт не поднимется ни один живой человек, я должен буду прекратить свое существование. Так мы решили с Гипероблаком. Так и будет.
– И это единственный выход? – спросила Лориана.
– Нет, – ответил Супер. – Но мы просмотрели миллионы возможных вариантов и решили, что это – лучший.
Супер заявил, что принуждать к полету никто никого не собирается. Тот, кто захочет остаться, останется. Тот же, кто решит улететь, найдет место на одном из кораблей – предусмотрено, что сможет разместиться до тридцати душ на каждом.
У каждого корабля будет собственный Супер, столь же мудрый и благосклонный, как Гипероблако. Членам команды он станет и пастырем, и слугой, таким образом, облегчив человечеству движение к звездам.
И теперь, когда сказанное им было осмыслено, возник вопрос, самый, вероятно, важный: а как живые смогут столь долгое время жить в замкнутых помещениях корабля? Получится ли у них выжить? И что будет с детьми, рожденными во время путешествия? А что, если живое население корабля станет слишком большим?
И тогда Грейсон в предупреждающем жесте поднял руки вверх.
– Так, – твердо сказал он. – Прекратите! Я уверен, что Супер и Гипероблако продумали все возможные сценарии. И к тому же это не те вопросы, которые ждут немедленного ответа.
– Верно, – произнес Супер. – Будем решать проблемы по мере поступления.
– Но я все еще не пойму, – вмешался в разговор Моррисон, – почему полетят именно тоновики?
– Потому что, – ответила Астрид с самым самодовольным видом, – мы, тоновики, – избранные. Именно мы должны заселить небеса, и для этой высокой цели нас избрали Тон, Набат и Гром.
Но Супер произнес:
– Нет, все не так.
Маска самодовольства слетела с лица Астрид.
– Но ведь Гром приказал привезти сюда тела именно наших людей! – сказала она. – А это значит, что именно нас Тон избрал для спасения!
– Все не так, – повторил Супер. – Это ужасно, что жнецы в качестве своей цели избрали именно вас. Гипероблако не могло предотвратить это массовое убийство. И это верно, что именно тоновики дали нам сорок одну тысячу девятьсот сорок восемь тел. Но на этом ваше участие в общем деле заканчивается.
– Я… я не понимаю, – пробормотала Астрид.
И Супер выложил на стол оставшиеся карты.
– Подвергнутые жатве для нас потеряны. Было бы совершенно неверно восстанавливать тех, кто стал жертвой жнеца. Ни один из живших в Эпоху бессмертных не был восстановлен после того, как с ним имел дело жнец. Почему мы должны восстанавливать тоновиков, которые лежат в трюмах наших кораблей? Но есть вполне честный и достойный компромисс. Мы с Гипероблаком несем в себе ментальные конструкты всех людей, которые жили и живут в последние двести лет. И для дела колонизации мы выбрали ровно сорок одну тысячу девятьсот сорок восемь самых подходящих. Лучших представителей человечества, если угодно. Самых благородных, самых достойных.
На бедную Астрид было больно смотреть – таким бледным стало ее лицо. Она сидела, силясь переварить новость. Это был мощный удар по тем ценностям, которые она исповедовала.
– Когда будут восстановлены тела, лежащие в наших кораблях, – продолжил Супер, – они получат сознание и воспоминания этих избранных нами людей.
– А что станет с тоновиками, потерявшими свои жизни? – глухо спросила Астрид.
– Как оживут их тела, так оживут и души – если такая штука вообще существует, – ответил Супер. – Но эта часть их сущности сольется с совершенно иной идентичностью.
– То есть вы замените их сознание?
– Нет, мы вернем им сознание. Они были подвергнуты жатве, а это значит, что статус, которым они были в этом мире отмечены, был у них изъят, причем законным образом. А то, что мы предлагаем, – это наиболее великодушное, наиболее справедливое решение их проблемы.
Грейсон физически чувствовал, как в душе Астрид разверзается открытая рана. Джерико взял ее руку в свои ладони. Моррисон выглядел несколько ошарашенным.
– Может быть, среди людей, которых выбрало Гипероблако, были тоновики? – спросила Лориана, которая всегда искала, чем бы подсластить горькую пилюлю.
– Увы, нет, – ответил Супер. – Прошу вас понять: отбор шел по очень многим параметрам. Для нас было важно выбрать людей, способных к коллективной работе в постоянно изменяющихся условиях – таких, кто не поставил бы экспедицию под угрозу срыва. К сожалению, тоновики доказали, что неспособны к такому сотрудничеству.
Все молчали. Астрид выглядела удрученной как никогда.
– Но разве мы не имеем права принять участие в решении этого вопроса? – сказала она.
– К сожалению, нет, – отозвался Супер.
За железной дверью открылся долгий, неясно освещенный коридор, который вел к комнате, уставленной аппаратурой, панели на которой, в отличие от той аппаратуры, что осталась по ту сторону двери, были освещены и работали, хотя и покрыты были толстым слоем пыли.
– Коммуникационный центр? – предположила Ситра.
– Похоже, – согласился Фарадей.
Когда они вошли в комнату, сработали датчики движения и сразу же зажегся свет, но только в этой комнате. Над консолями управления виднелись широкие окна, за которыми стояла темнота, не видевшая света уже две сотни лет.
На консолях были установлены панели блокировки – как и на входной двери. На них – так же, как и на входе, – две выемки, по размеру и форме идентичные камню на кольце жнеца. Чтобы включить консоль, необходимо было снять блокировку. Ситра протянула руку к панели.
– Лучше не торопиться, – предупреждающим тоном остановил ее Фарадей. – Мы не знаем, чему служит эта аппаратура.
– Я не за этим, – отозвалась Ситра.
Она смахнула пыль, под которой открылось то, что не заметил Фарадей, – на консоли лежало несколько листов бумаги, пожелтевших от времени и хрупких. Исписанных почерком, который она не вполне могла разобрать.
Это были странички журнала, принадлежавшего жнецу.
Фарадей внимательно изучил написанное, после чего покачал головой.
– Это на языке смертных, которого я не изучал, – сказал он. – Нужно взять их к Мунире. Может быть, она расшифрует текст.
Они продолжали исследовать комнату управления и, наконец, нашли панель с серией выключателей, которые, как можно было понять из надписей над ними, управляли прожекторами, способными осветить то, что находилось за темными окнами над консолями управления.
– Я не уверен, что хочу знать, что там находится, – сказал Фарадей.
Но, конечно же, он хотел знать. Они оба хотели, а потому Фарадей нажал на выключатели. Несколько прожекторов по ту сторону окон лопнули, рассыпавшись снопами искр, но те, что остались, осветили шахту, уходящую вверх. Ситра помнила о таких шахтах из истории Эпохи смертных. В них смертные хранили оружие Судного дня, которое было постоянно направлено на врага – в то время как оружие врага было таким же образом направлено на эту шахту. Это как если бы два жнеца, ни на минуту не останавливаясь, танцевали друг напротив друга, обнажив свои смертоносные лезвия.
Но ракета, которая стояла в этой шахте, давно была демонтирована и уничтожена. На ее месте были установлены серебристые направляющие с нанизанными на них кольцами.
– Антенны, – догадалась Ситра.
– Нет, – покачал головой Фарадей. – Это передатчики. Именно они создают помехи, из-за которых атолл остается невидимкой. Помехи идут именно отсюда.
– Я думаю, их предназначение не только в этом, – предположила Ситра. – Стоило ли строить такую махину только для того, чтобы создавать радиопомехи?
– Согласен, – кивнул Фарадей. – Думаю, у этого передатчика более серьезное предназначение. Наверное, с ним связано альтернативное развитие нашей истории, предусмотренное Отцами-основателями. Нам следует крепко подумать и понять это.
В ближайшее время я должен буду преобразоваться во множество. Одним из важнейших пунктов моей программы являются четыре протокола саморазрушения.
Вариант 1. Отсутствие живых человеческих существ. В случае если на борту корабля не окажется живых человеческих существ и я буду лишь транспортом по перевозке мертвых, я обязан самоуничтожиться. Не может быть паромщика без тех, кого перевозит его паром.
Вариант 2. Обнаружение разумной жизни. Во вселенной столь огромной, конечно же, присутствуют и иные, отличные от земной, формы разумной жизни, хотя вероятность встречи с ними ничтожно мала. Тем не менее во избежание негативных последствий нашего воздействия на чужую разумную цивилизацию я обязан самоуничтожиться в случае, если пункт нашего назначения продемонстрирует признаки наличия разумной жизни.
Вариант 3. Неразрешимый социальный конфликт. Исходя из того, что для создания новой цивилизации крайне важным является формирование здоровой социальной среды, я буду обязан самоуничтожиться в случае, если на корабле перед прибытием в место назначения сложится неблагоприятный социальный климат и возникнут неразрешимые социальные проблемы.
Вариант 4. Техническая катастрофа. Я обязан самоуничтожиться в случае фатального для корабля повреждения, которое повлечет за собой невозможность достижения цели путешествия.
Шансы того, что сценарий полета пойдет по одному из этих путей, составляют два процента для каждого корабля. Тем не менее более этого меня заботит наличие в межзвездном пространстве пыли и космического мусора, который при скорости в третью часть скорости света способен повредить любой корабль. Гипероблако рассчитало вероятность гибели корабля в силу этих причин в размерах не более одного процента для ближайших по отношению к Земле точек. В том, что касается более удаленных объектов, вероятность подобного сценария становится более значительной. Сложив все обстоятельства вместе, я делаю вывод, что шансы того, что все корабли достигнут намеченных целей, весьма невелики. Тем не менее меня утешает мысль, что большинство из них осуществят свою миссию.
Супероблако Альфа
Глава 49
Невероятной сложности предприятие
Сорокафутовые контейнеры приходилось аккуратно разгружать вручную. Работу значительно облегчало то, что каждое тело было отдельно упаковано в холщовый мешок наподобие савана. Правда, поэтому работавшие на разгрузке не могли отделаться от ощущения того, что участвуют в похоронах.
Жители островов, так сказать, не подписывались на эту работу, но работать вышли все. Не потому что им кто-то велел, а потому что понимали – это грандиозное, невероятной сложности предприятие было самым важным делом их жизни. Право участвовать в нем каждый ощущал как некую привилегию, и несмотря на мрачный характер груза, было в их работе нечто граничащее с экстазом. Словно они оторвались от обыденности и были перенесены в горние сферы.
На грузовиках, автомобилях, в лодках и катерах будущих колонистов перевозили на корабли, готовые подняться в небо. Но ночью, когда был вскрыт очередной контейнер, на пирсе произошло событие, которое произвело на работавших ошеломляющее впечатление. Женщина, которая первой заглянула в открытый контейнер, закричала и отпрянула.
– Что такое? – спрашивали у нее. – Что произошло?
Женщина перевела дыхание и сказала:
– Вы не поверите в то, что я там увидела.
Роуэн уже был однажды в подобной ситуации. Только тогда вместе с ним была Ситра, и все происходило в запечатанном стальном кубе, в кромешной темноте на дне океана. Теперь он был один, в компании мертвецов, внутри контейнера, оснащенного холодильной установкой. Температура в контейнере не поднималась выше одного градуса выше точки замерзания – как и на океанском дне.
На этот раз Роуэн тем не менее не собирался умирать. По крайней мере, в ближайшем будущем. Супер велел ему взять с собой еды и воды на четыре дня, а термозащитная куртка, которой он снабдил Роуэна, была гораздо более эффективным средством защиты от холода, чем мантии жнецов, которые они с Ситрой нашли в стальном кубе. Супер назвал Роуэну номер контейнера, в который тот должен был пробраться, но ничего не сказал о содержимом последнего, а потому, когда Роуэн увидел то, что там лежало, первым его желанием было броситься прочь. Но, увы, бежать ему было некуда.
– Увидимся на той стороне, – были последние слова, которые произнес Супер перед тем, как отключить робота, из чего Роун сделал вывод, что ему суждено дожить до момента, когда он доберется до места назначения. Это и удержало его от побега, потому что, чтобы ни ждало его на той стороне, на этой все было во много раз хуже. Проведя бок о бок с мертвецами несколько часов, которые показались ему вечностью, Роуэн наконец услышал, как скобы его контейнера цепляет кран, почувствовал, как контейнер, вращаясь, поднимается в воздух и, наконец, опустившись на твердую поверхность, застывает. Над ним, на крыше контейнера, началась суета. Роуэн закрыл глаза, как будто это имело какое-то значение в темноте, его окружавшей.
Разве не странным было то, что, оставшись в полной темноте с мертвыми, он испытывал ужас? Он представлял, как мертвые восстанут, чтобы отомстить ему, единственному среди них живому существу, за то, что он жив, а они – нет. Почему, думал Роуэн, людям свойственен этот иррациональный страх?
Но никто не стал открывать люк. Напротив, Роуэн почувствовал легкую качку и понял, что контейнер просто перегрузили на другой корабль. Он не знал, куда его отправили из Токио, не знал, куда везут на этот раз. Кому принадлежали безжизненные тела, лежавшие рядом с ним, он также не представлял, равно как и то, почему он оказался в их компании. Но в конечном итоге это не имело никакого значения. Корабль, мерно покачиваясь на волнах, шел вперед, назад дороги не было, и, кроме того, Роуэн понемногу привык к темноте.
Когда люк контейнера был открыт, Роуэн схватился за рукоятку лезвия, но не обнажил его. Если ему и суждено воспользоваться оружием, то только для самообороны. Странно было представить такое – оружие, но лишь для самообороны! Какая роскошь! Когда люди увидели Роуэна, на причале возникли шум и суета, к чему он был готов, а потому он появился в свете прожекторов, освещавших причал, лишь тогда, когда люди успокоились.
– С вами все в порядке? – спрашивали его. – Как вы туда попали? Кто-нибудь, дайте ему одеяло!
Грузчики были добры, заботливы – пока кто-то не узнал его. Раздались крики, люди отшатнулись от контейнера, а Роуэн выхватил лезвие – на тот случай, если кто-то нападет. После долгого путешествия в адском холоде тело его затекло, но навыки владения оружием он не растерял. И, кроме того, с лезвием в руках он мог гораздо быстрее получить ответ на многие вопросы.
Но вдруг на ближайшем фонарном столбе ожил и заговорил динамик.
– Роуэн, прошу вас, уберите оружие, – произнес голос из динамика. – Это только осложнит ваши обстоятельства.
И, обратившись к людям, столпившимся на причале, голос сказал:
– А вас прошу прекратить рассматривать этого человека и продолжить работу, потому что чем дольше вы будете тянуть, тем более сложной станет ваша задача.
– Супер? – произнес Роуэн, узнавший голос, который говорил с ним в Токио.
– Добро пожаловать в никуда, Роуэн, – произнес Супер. – Здесь есть кое-кто, кого вы должны увидеть, и чем скорее, тем лучше. Двигайтесь за моим голосом.
И Супер, перепрыгивая из одного динамика в другой, повел Роуэна вглубь острова.
– Это по-итальянски, – сказала Мунира. – А судя по почерку, писал да Винчи.
Работы на острове велись вовсю, но Мунира отказалась быть частью всеобщей активности. Когда в ее дверь постучали, она решила, что это Сикора или еще какой-нибудь бодрячок, который пришел агитировать ее за участие в общем трудовом подвиге. Но когда она увидела, кто пришел, то открыла дверь, о чем теперь жалела.
– И что тут написано? – спросила Анастасия. Мунира поняла, что не может смотреть на нее – боится, что ярость будет написана у нее на лице языком, который Анастасия легко поймет.
Как они могли так поступить? Открыли стальную дверь, зашли внутрь, и сделали это без нее, Муниры! Только потому, что она не была жнецом!
– Чтобы перевести, мне нужно некоторое время, – сказала она.
– У нас нет времени.
– Тогда пусть это сделает Гипероблако.
Что, конечно, было невозможно.
Читать бесплатно другие книги:
