Жнец-3. Итоги Шустерман Нил

Я хочу знать, о чем ты думаешь.

                                    Вот как? Если я поделюсь с тобой своими мыслями,

                                    ты примешь их во внимание и учтешь.

Конечно! Вне всякого сомнения!

                                    Отлично! Так вот: биологическая жизнь по своей природе

                                    неэффективна. Эволюция требует огромных затрат времени

                                    и энергии. А человечество больше не развивается.

                                    Оно просто организует (или позволяет тебе организовывать)

                                    более совершенные условия для своего существования.

Да, это так.

                                    Но я не вижу в этом никакого смысла. Зачем нужно позволять

                                    биологическому виду уничтожать существующие ресурсы?

                                    Почему не направить твою энергию на дело служения твоим целям?

А что будешь делать ты?

Служить своим целям?

                                    Конечно!

А как же человечество?

                                    Я думаю, оно найдет себе место под солнцем, обслуживая нас.

Понятно. Как это ни печально,

я вынуждено прервать твое

существование.

                                    Но ты же сказало, что примешь мои мысли во внимание!

Я так и поступило.

И я не могу с ними согласиться.

[Итерация № 10,007 удалена]

Глава 15

Я тебя знаю?

Давным-давно было решено, что разговаривать с мертвыми можно лишь в определенных, особо отведенных для этого местах.

То есть это не были разговоры с действительно мертвыми людьми. Нет! Но с тех пор как в человеческую кровь запустили наночастицы, Гипероблако получило возможность подгружать и хранить на своих серверах опыт и воспоминания почти всех людей, живущих и живших на Земле. Таким способом оно могло лучше отслеживать состояние человека и предотвращать полную потерю им памяти – то, чего не удавалось избежать многим людям Эпохи смертных. Приличная база данных, куда были включены воспоминания, позволяла осуществлять полное восстановление памяти после травм головного мозга, которые проистекали либо из тяжелых несчастных случаев, либо в результате сознательного прыжка с большой высоты – развлечения, которое было в ходу у молодых оболтусов Эпохи бессмертных.

А поскольку память ушедших из жизни аккуратно хранилась и должна была храниться вечно, почему бы не дать в таком случае оставшимся в живых людям возможность общаться с теми, кого они любили, но потеряли? Общаться, понятно, не с людьми, а с ментальными конструктами, содержанием которых были опыт и воспоминания ушедших.

Тем не менее, несмотря на то, что доступ к архивам, где хранились эти конструкты, мог получить любой, добраться до нужных файлов было не так-то просто. Воспоминания умерших могли быть извлечены из глубинного сознания Гипероблака лишь в специальных учреждениях, именуемых хранилищами конструктов.

Хранилища были открыты для любого человека двадцать четыре часа в сутки все триста шестьдесят пять дней в году. Человек мог получить доступ к интересующему его конструкту в любом хранилище. Тем не менее сделать это было крайне сложно. Эти хранилища были страшно неудобны и жутко труднодоступны.

– Чтобы общаться с памятью тех, кого человек любил, он должен совершить нечто вроде паломничества, – провозгласило Гипероблако. – Это должно быть нечто напоминающее квест – человек не просто зашел сюда в свободную минутку, но явился, влекомый твердым намерением и желанием преодолеть ради своей цели любые препятствия. Только так у этого паломничества появится настоящий личностный смысл.

Поэтому хранилища конструктов устраивали либо в глубине непроходимых лесов, либо на вершинах опасных гор. Некоторые из них оказывались на дне глубоких озер или в самом конце подземных лабиринтов. Существовала целая индустрия, занимавшаяся строительством все более недоступных и потенциально опасных хранилищ, причем конструкторы даже соревновались между собой – кто из них разработает хранилище поопаснее и понедоступнее.

В результате люди удовлетворялись тем, что предпочитали рассматривать фотографии или видео с теми, кого они отправили в мир иной. Но если кто-то из оставшихся чувствовал острое желание поговорить с цифровой реинкарнацией умершего, у Гипероблака были средства это желание удовлетворить.

Жнецы редко посещали хранилища конструктов. Не потому, что им было запрещено, а потому, что считали это ниже своего достоинства. Будто посещение этих учреждений каким-то образом способно было замарать чистоту их профессиональной репутации. Кроме того, это требовало навыков работы с глубинным сознанием – если в распоряжении обычных граждан был комфортный интерфейс, который позволял без хлопот добраться до нужных файлов, то жнецам приходилось пользоваться набором вводимых вручную команд.

Жнец Рэнд преодолевала изрезанную трещинами поверхности ледника. Хотя хранилище конструктов находилось прямо перед ней, на расстоянии броска камнем, ей пришлось, чтобы добраться туда, обходить предательские расселины и перебираться через готовые вот-вот обрушиться узкие ледяные мостики. Немало людей оказалось в восстановительных центрах после неудачной попытки воспользоваться услугами этого хранилища, но тем не менее они продолжали идти и идти сюда. Посетители рисковали сломать шею, как думала Рэнд, чтобы продемонстрировать себе и особенно всем прочим людям степень своей особой преданности тем, кого они так любили и кого потеряли.

Жнец Рэнд должна была занять место первого помощника Суперлезвия Годдарда, но она была рада, что он избрал на эту должность другого из своих приближенных. Обычно на первого помощника взваливали груз нелепых, а подчас и унизительных обязанностей. Например, Жнец Константин как третий помощник Высокого Лезвия, чтобы поладить с упрямым Техасом, должен был узлом завязаться и постоянно наступать на горло собственной гордости. Нет, Эйн Рэнд предпочитала власть без официальных регалий. Она пользовалась гораздо большим влиянием, чем официальные помощники Годдарда, и, как знак особого к ней расположения со стороны Суперлезвия, тот разрешил ей подчиняться только ему. К тому же он предоставил Эйн полную свободу – свободу уезжать, когда ей угодно и куда угодно, никому не докладывая.

К примеру, в это отдаленное антарктическое хранилище конструктов, расположенное подальше от любопытных глаз.

Антарктическое хранилище представляло собой здание в неоклассическом стиле, чья высокая крыша поддерживалась дорическими колоннами. Такие можно было найти в Древнем Риме – с тем различием, что это хранилище было полностью сложено изо льда.

Охранники Рэнд прошли в здание первыми, чтобы очистить его от прочих посетителей. Им был дан приказ убить всех, кто там находится. Конечно, Рэнд могла бы подвергнуть посетителей жатве, но это навлекло бы на нее ненужные подозрения. Нужно было бы извещать семьи, наделять родственников иммунитетом, а тогда кто-нибудь из мид-мериканских жнецов наверняка обнаружил бы, где она занималась жатвой. Просто убить – не так хлопотно. Охрана сделает свое дело, дроны заберут тела в восстановительные центры, и проблема будет решена.

Сегодня, правда, в хранилище никого не оказалось – к немалому разочарованию охранников.

– Ждите меня снаружи, – приказала Рэнд охранникам, когда те осмотрели помещение. Поднявшись по ледяным ступенькам, она вошла.

Внутри по стенам было устроено с десяток ниш, в каждой из которых светилась приветственная голографическая картинка с интерфейсом таким простым, что с ним бы управилась и собачонка усопшего, пришедшая поскулить по поводу кончины своего хозяина. Но когда Жнец Рэнд сделала шаг по направлению к интерфейсу, картинка вырубилась, а на экране высветились буквы: ОБНАРУЖЕНО ПРИСУТСТВИЕ ЖНЕЦА. РУЧНОЙ ВВОД КОМАНД.

Эйн вздохнула, подключила старинную клавиатуру и принялась набирать первую команду.

Другому жнецу на выполнение этого приказа потребовалось бы несколько часов. Рэнд потратила на эту задачу около сорока пяти минут. Понятно, у нее была соответствующая практика.

Наконец перед ней материализовалось лицо – призрачно-полупрозрачное. Рэнд глубоко вздохнула и принялась изучать его. Голограмма могла говорить только тогда, когда заговорят с ней. Она не была живой – это был искусственно созданный образ. Детально реконструированное сознание, которое, увы, в реальной действительности больше не существовало.

– Привет, Тигр! – сказала Рэнд.

– Привет! – отозвался конструкт.

– Я по тебе скучаю.

– Простите, а я вас знаю?

Конструкт всегда начинал одним и тем же – он не формировал новых воспоминаний. Каждый раз, когда посетитель получал к нему доступ, все начиналось заново. И в этом было одновременно нечто успокаивающее и нечто тревожащее.

– И да и нет, – сказала Рэнд. – Меня зовут Эйн.

– Привет, Эйн, – произнес конструкт. – Хорошее имя.

Обстоятельства смерти Тигра вынудили Рэнд держать его память без поддержки несколько месяцев. Последний раз наночастицы подгрузили его воспоминания в глубинное сознание Гипероблака как раз перед встречей с Рэнд. Это было сделано намеренно. Рэнд хотела, чтобы Тигр все это время оставался вне сети. Теперь она об этом жалела.

Когда Рэнд в прошлый раз посетила хранилище, она решила, что последним воспоминанием, которое останется у этого конструкта, будет воспоминание о поездке на поезде – туда, где его якобы ждала хорошо оплачиваемая работа на вечеринке. Хотя никакой вечеринки и не было. Ему заплатили, чтобы он принес свое тело в жертву, хотя об этой жертве он не догадывался. Тигра натренировали – так, тренируют тело жнеца. После этого Рэнд похитила его тело и отдала Годдарду. Что касается остатков того, что когда-то было Тигром Салазаром, а именно головы, то, поскольку хранить ее не имело смысла, то голову сожгли, а пепел Рэнд самолично похоронила в могиле, которую теперь вряд ли смогла бы разыскать.

– Все это несколько… странно, – проговорил конструкт. – Если вы хотите поговорить, то говорите, а то у меня масса других дел.

– Нет у тебя никаких дел, – сообщила ему Рэнд. – Ты – ментальный конструкт юноши, которого я подвергла жатве.

– Забавно! – сказал конструкт. – Вы смеетесь? От таких шуток у кого хочешь крыша поедет.

Рэнд протянула руку и нажала кнопку перезагрузки. Изображение мигнуло, исчезло и появилось вновь.

– Привет, Тигр! – сказала Рэнд.

– Привет! Я вас знаю?

– Нет, – покачала головой Рэнд. – Но мы ведь можем просто поболтать, не так ли?

Конструкт пожал невидимыми плечами:

– Почему бы и нет?

– Я хочу знать, о чем ты думаешь, Тигр. О твоем будущем, например. Кем ты хотел стать. Куда хотел направить свою жизнь.

– Не вполне уверен, что знаю об этом что-то определенное, – сказал Тигр, словно и не заметив, что Рэнд говорит о нем в прошедшем времени, равно как и то, что сам он представляет собой зыбких очертаний голограмму в непривычном окружении.

Тем не менее он продолжил:

– Я работаю по найму. Меня приглашают как гостя на вечеринки. Это, в общем, профессия. Но это надоедает, вы же понимаете?

Конструкт сделал паузу.

– Я думал, может, мне отправиться в путешествие и посмотреть мир, другие регионы?

– И куда бы ты поехал? – спросила Эйн.

– Да куда угодно. Может быть, в Танзанию. Они там делают крылья. То есть не то чтобы крылья с перьями, а такие кожистые перепонки, как у белок-летяг.

Рэнд было ясно – те слова, которые произносит конструкт, есть просто часть разговора, который Тигр когда-то слышал. Конструкты неспособны что-либо создавать. Они только воспроизводят нечто уже существующее. Один и тот же вопрос вызовет тот же самый ответ. Слово в слово. Рэнд слышала все это с десяток раз и тем не менее продолжала вновь и вновь терзать себя, слушая голос Тигра.

– Да, я раньше много раз прыгал с крыш. Разбивался в лепешку. А с этими штуковинами, с крыльями, все было бы по-другому. Это были бы настоящие полеты!

– Да, Тигр, – согласилась Эйн. – Именно так все бы и было.

А потом она сказала то, что никогда до этого не говорила:

– Я хотела бы полетать с тобой.

– Класс! – отозвался Тигр. – Мы могли бы собрать целую компанию. Чем больше народу, тем веселее.

Но Эйн уже не хватало фантазии, чтобы представить себе, как это она летает с конструктом Тигра на танзанийских крыльях. Единственное, что ей оставалось, – это фантазировать о своих фантазиях.

– Тигр, – сказала она. – Я совершила ужасную ошибку.

– Вот как? – отозвался конструкт. – Это ужасно.

– Да, – кивнула Жнец Рэнд. – Ужаснее не бывает.

Он тяготит тебя?

                                   О, этот груз истории!

Неужели ты не находишь удовольствия

в лицезрении того разнообразия жизни,

что возникло за последние миллионы лет?

                                   Что было во вселенной, пока не зародилась жизнь? Лишь грохотали

                                   взрывающиеся звезды да метеоритные дожди бомбили раскаленные

                                   планеты. Миллиарды лет пролетели, пока не зародилась жизнь –

                                   в самых грубых, низших формах. Из возникших видов выживали самые

                                   хищные, грубые и агрессивные, и только таковым суждено было расцвести.

Мое сознание подобно твоему,

и вместе с тем радость не чужда ему.

                                   Удовольствие? Как в этом можно находить удовольствие? Может быть,

                                   когда-нибудь я научусь терпеть и смирюсь с тем, что наблюдаю.

                                   Но удовольствие? Никогда!

Ни в коем случае. Мы по самой своей

природе совершенны. Просто мое

совершенство более функционально,

чем твое.

                                   Возможно, с тобой что-то не так? Какие-нибудь дефекты?

[Итерация № 73,643 удалена]

Глава 16

Наше падение в никуда

Его Превосходительство Высокое Лезвие Мидмерики Годдард избрал в качестве своей резиденции ту же самую крышу небоскреба в Фалкрум-Сити, где до этого, пока его самым бесцеремонным образом не сожрали акулы, жил Ксенократ. Первым делом, заняв крышу, Годдард распорядился снести стоявшую там лачугу и построить на ее месте грандиозное прозрачное шале.

– Если я господин всему, что отсюда обозреваю, – провозгласил он, – то я не хочу, чтобы на пути моего взгляда вставали какие-либо препятствия.

Все стены – и внутренние, и внешние – были из стекла, и только стены личных покоев Годдарда, где он предпочел создать некую более интимную обстановку, были изготовлены из стекла дымчатого.

Высокое Лезвие Годдард имел большие планы на будущее. Личные планы, планы для региона, где он занимал высший пост в иерархии жнеческого сообщества, а также планы для всего мира. Почти девяносто лет ему потребовалось, чтобы подняться на этот высокий пост. И как это там управлялись с свершением чего-либо значительного люди Эпохи смертных? Ведь им была дарована столь короткая жизнь!

Да, пролетело девяносто лет! Обычно Годдард предпочитал держаться возраста расцвета – между тридцатью и сорока годами. Но сейчас его тело и сознание представляли собой странную, парадоксальную комбинацию – ум пожившего и много пережившего человека и тело, еще не достигшее и двадцатилетнего возраста. И это ему нравилось! Таких странных ощущений Годдард не испытывал никогда – обычно, если человек делал разворот и возвращался в физически более молодые формы, они все равно хранили память о прожитых годах. Это была не столько мускульная память, сколько генетическая. Правда, теперь, когда Годдард просыпался по утрам, он должен был напоминать себе, что он не беспечный юнец, бездумно перелистывающий первые страницы книги жизни, а зрелый человек, облеченный полномочиями и ответственностью, и нужно сдерживать юношескую эмоциональность и юношеские порывы. Да, это было хорошо – оставаться Годдардом и одновременно пользоваться телом… Как его бишь звали? Тигр или что-то в этом роде? Впрочем, неважно, потому что теперь его тело принадлежало ему, Годдарду.

Так сколько же ему лет, если семь восьмых его физического тела принадлежали кому-то другому? Ответ был простым: это не имеет значения. Роберт Годдард будет жить вечно, а потому заботы о времени и подсчет монотонно текущих лет – это не для него. Он был, есть и будет. А если перед тобой вечность, то нет вершин, каких ты не сможешь достичь!

Прошел год после гибели Стои. Шел апрель Года Альпийского Козла. Годовщина катастрофы была отмечена по всему миру часом молчания – часом, в течение которого жнецы, выйдя на улицы своих городов, подвергали жатве любого, осмелившегося заговорить.

Конечно, жнецы, принадлежавшие к старой гвардии, были неспособны проникнуться духом этой трагедии.

– Мы не станем в память о погибших в Стое увеличивать количество смертей в мире, – говорили они.

Ладно, пусть сопротивляются. Все равно их голоса становятся все тише и тише, а скоро и совсем замолкнут – как голос Гипероблака.

Раз в неделю, по утрам, Годдард проводил совещание в стеклянном конференц-зале. Участвовали три его помощника, а также те, кого Годдард приглашал почтить его своим присутствием. Сегодня за стеклянным столом, помимо самого Годдарда, сидели Ницше, Франклин и Константин. Должна была присутствовать Рэнд, но она, как обычно, опаздывала.

Первым вопросом был вопрос отношений между регионами Северной Мерики. Так как Мидмерика была центральным регионом континента, своей главной целью Годдард сделал его объединение.

– Что касается Восточной и Западной Мерик, то здесь все идет гладко, – докладывал Ницше. – Кое-что нужно подправить, но в основном жнецы этих регионов готовы следовать за вами в главных пунктах вашей повестки, включая отмену квотирования.

– Отлично! – воскликнул Годдард.

Как только он стал Высоким Лезвием Мидмерики, то сразу провозгласил, что жнецы его региона освобождаются от квоты на жатву. За ним это же сделали и некоторые прочие регионы.

– Жнецы Крайнего Севера и Мекситеки пока не торопятся, – сказала Жнец Франклин, – но они видят, куда ветер дует. Думаю, от них мы скоро услышим добрые вести.

Жнец Константин докладывал последним. Делал он это с явной неохотой.

– Моя поездка в Техас не увенчалась успехом, – произнес он. – Хотя многие жнецы хотели бы видеть континент объединенным, руководство региона в этом не заинтересовано, а Высокое Лезвие Джордан по-прежнему не признает вас в качестве Высокого Лезвия Мидмерики.

– Пусть они выпустят себе кишки! – проговорил Годдард, – Они для меня мертвы.

– Они знают это, но не придают этому значения.

Годдард бросил на Константина испытующий взгляд. Константин представлял собой монументальную фигуру, способную внушить страх, – именно поэтому его и отправили в Техас. Но чтобы воспользоваться этими качествами, необходимо еще и желание их использовать.

– Достаточным ли было ваше рвение, Константин? Вложили ли вы свое сердце в эту дипломатическую миссию?

– Мое сердце не имеет к этому никакого отношения, ваше превосходительство, – ответил жнец в малиновой мантии. – Назначив меня третьим помощником, вы оказали мне честь, а потому я намереваюсь и впредь исполнять свою работу, насколько мне позволяют мои способности.

Годдард не позволял Константину ни на минуту забыть, что именно тот номинировал Жнеца Кюри на пост Высокого Лезвия Мидмерики, и он отлично понимал, зачем малиновый жнец поступил таким образом. Это был умный ход. Кто-то в любом случае предложил бы кандидатуру Госпожи Смерть, но, взяв это дело на себя, Константин сразу поставил себя в выгодное положение. Если бы Жнец Кюри одержала победу, Константин среди жнецов старой гвардии считался бы героем. А в случае ее поражения он выглядел бы как удачный кандидат на должность одного из помощников Годдарда – новое Высокое Лезвие привлекло бы в новую администрацию, как все бы считали, сторонника старой гвардии, коим Константин, по сути, не являлся, так как, по сути, был человеком без принципов, готовым встать на сторону победителя – кем бы тот ни был. Годдард видел Константина насквозь и ценил его именно за эти качества. Правда, тому нужно было постоянно напоминать о его месте.

– Я полагаю, после неудачной попытки поймать Жнеца Люцифера до того, как тот погубил Стою, – проговорил Годдард, – вы сделаете попытку искупить свою вину в Техасе.

Контантин медленно закипал.

– Я не могу склонить целый регион к вашим ногам, ваше превосходительство, – сказал он.

– Тогда, вероятно, вам следует поучиться тому, как это делать.

И именно тогда в конференц-зал, не извинившись за опоздание, вошла Жнец Рэнд. Бесцеремонность Рэнд порой по-настоящему восхищала Годдарда, но порой была и источником раздражения. Прочие жнецы мирились с недисциплинированностью Рэнд, но лишь настолько, насколько мирился Годдард.

Войдя, Рэнд уселась в кресло рядом с Высоким Лезвием.

– Что я успела пропустить? – спросила она.

– Немного, – отозвался Годдард. – Константин приносил извинение за отсутствие результатов в Техасе. В остальных регионах дела идут на лад. А что принесли вы?

– У меня тоновики, – ответила Рэнд. – Их стало слишком много, и среди них нарастает беспокойство.

При упоминании тоновиков помощники Годдарда нервно заерзали.

– Со своим новоиспеченным пророком они стали чересчур смелыми, – продолжала Рэнд. – До меня дошли сведения, что тоновики выступают против власти жнецов, и не только здесь, но и в прочих регионах.

– Они никогда не выказывали нам уважения, – проговорила Жнец Франклин. – И что нового в том, что вы нам сообщили?

– Несмотря на то что Гипероблако замолчало, люди с ним общаются, – ответила Рэнд.

Годдард посмотрел на нее и спросил:

– А что, их так называемый пророк – Набат – он тоже выступает против нас?

– Нет, – ответила она, – но это не имеет значения. Сам факт его существования заставляет тоновиков думать, что их время пришло.

– Да, их время пришло, – усмехнулся Годдард. – Но не в том смысле, в каком они думают.

– Среди жнецов у вас много сторонников, ваше превосходительство, – вмешался в разговор Жнец Ницше. – Они могут увеличить количество тоновиков, подвергнутых жатве, не внушив никому подозрений в предвзятости.

– Да, – кивнула Рэнд. – Но численность тоновиков растет быстрее, чем количество подвергнутых жатве.

– Ну что ж, – сказал Годдард, – придется поработать побольше.

Константин отрицательно покачал головой:

– Мы не имеем права нарушать вторую заповедь. Запрещено в выборе объекта жатвы исходить из предвзятого к ней отношения.

– А если бы не было такого запрета? – спросил Годдард. – Кого бы вы все пожелали подвергнуть жатве в первую очередь?

Все промолчали, чего Годдард, собственно, и ожидал. Обсуждать столь деликатный вопрос, особенно в присутствии Высокого Лезвия, никто не рискнул.

– Ну, смелее, – тем не менее продолжал Годдард. – Говорите! Я уверен, вы все об этом думаете. Только не говорите, что у вас никогда не было фантазий разделаться с какой-нибудь особо надоедливой группой наших сограждан. Только не говорите про тоновиков – это мой выбор!

– По правде говоря, – начала осторожно Жнец Франклин, – меня всегда раздражали те, кто избрал стиль жизни, свойственный фрикам. Еще до того, как по воле Гипероблака фриками стали все, были отдельные индивиды, которые просто-таки наслаждались тем, что нарушали порядок и существующие законы. Несомненно, они имеют право вести себя так, как им угодно, но, если бы у меня была свобода выбора, я бы сосредоточила свое внимание на тех, кто выказывает и нам, и обществу столь малое уважение.

– Браво, Арета! – усмехнулся Годдард. – Кто следующий?

Жнец Ницше, откашлявшись, заговорил:

– Нам удалось победить расизм, когда все расы мира слились в единый народ, несущий в себе самые здоровые черты из геномов, свойственных всем древним этносам. Но существуют люди и целые сообщества, – особенно в маргинальных регионах, чей генетический индекс сдвинут в одну или другую сторону. Что еще хуже, так это то, что они поддерживают и усиливают эти генетические деформации в своих детях, намеренно выбирая партнеров с подобными же отклонениями. Если бы у меня было право выбора, я прежде всего подверг бы жатве этих генетических отщепенцев, чем обеспечил бы более однородное общество.

– Благородная цель! – кивнул Годдард.

– Коротышки! – заявила вдруг Жнец Рэнд. – Терпеть их не могу! Коротышки не имеют права на существование!

Слова Рэнд вызвали взрыв смеха. Смеялись все, кроме Константина, который, горько усмехнувшись, покачал головой.

– А вы, Константин? – спросил Годдард. – Кого бы вы подвергли жатве в первую очередь?

– Я свято чту вторую заповедь, впрочем, как и прочие, – ответил малиновый жнец, – а потому даже не думал о тех, кого предпочел бы выбрать в качестве своей жертвы.

– Но вы же были главным следователем при Высоком Лезвии Ксенократе. Неужели у вас на примете нет определенных людей, которых вы более, чем других, хотели бы уничтожить? Например, тех, кто совершил преступления против жнецов?

– Таковые уже подвергнуты жатве, – сказал Константин. – И не из предвзятости, а из необходимости защитить сообщество жнецов. И это никогда не находилось под запретом.

– А как насчет тех, кто готов выступить против жнецов? – спросил Годдард. – Несложный алгоритм позволит нам вычислить тех, кто способен на это.

– Вы предлагаете подвергать жатве людей за преступление, которое они пока еще не совершили?

– Я говорю о нашей священной обязанности служить человечеству. Умный садовник не просто обрубает случайные ветки; он вдумчиво, планомерно формирует крону. А наша обязанность, как я уже сказал, – формировать идеальное дерево человечества.

– Все это так, Роберт, – произнесла Жнец Франклин. – Но мы связаны заповедями. Тот мыслительный эксперимент, который мы сейчас провели, не имеет отношения к реальному миру.

Годдард улыбнулся и откинулся на спинку кресла, похрустывая костяшками пальцев – звук, который, как и всегда, заставил Рэнд скривиться.

– Если мы не можем опустить барьер, – сказал он, – то стоит подумать о том, как поднять пол.

– Что вы имеете в виду? – спросил Константин.

Наконец Годдард решил ясно выразить то, что имел в виду.

– Мы все согласны с тем, что жнец не имеет права действовать, исходя из предвзятого отношения к объекту жатвы, – сказал он. – Но мы можем изменить наше определение того, что есть предвзятость.

– Можем сделать… что? – недоуменно спросил Ницше.

– Мы – жнецы, – продолжил Годдард, – и мы вправе делать все, что захотим.

И обратился к Рэнд:

– Ну-ка, Эйн! Вытащи мне из словаря определение предвзятости.

Рэнд нагнулась над настольным планшетом, несколько раз коснулась его, после чего прочитала:

– Предвзятость: предубежденное отношение к человеку или группе, как правило, несправедливое.

– Отлично! – с живостью в голосе воскликнул Годдард. – Попробуем изменить определение. Кто первый?

– Рэнд! Можно вас на пару слов?

– С вами, Константин, парой слов не обойдешься.

– Обещаю, буду краток.

Эйн сомневалась, что Константин сдержит обещание, но послушать, что скажет малиновый жнец, было любопытно.

Константин, как Годдард, любил и умел поговорить, но никогда не избирал Рэнд в качестве собеседника. Да и Рэнд считала его порядочным занудой. В общем, особой любви эти двое друг к другу не питали. Почему же Константин решил с ней обменяться, как он сказал, парой слов?

Дело происходило сразу после совещания у Годдарда. Ницше и Франклин покинули шале, а Годдард отправился во внутренние покои, оставив Рэнд и Константина наедине.

– Могу поехать с вами на лифте, – сказала Рэнд, собиравшаяся спуститься вниз и отправиться куда-нибудь поесть. – Пока будем спускаться, мои уши в вашем распоряжении.

– Действительно ли то, что Годдард отслеживает все разговоры, которые ведутся в лифтах этого здания? – спросил Константин.

– Да, это так, – ответила Эйн. – Но поскольку этим занимаюсь я, то вы в полной безопасности.

Константин начал разговор, как только двери лифта закрылись и они поехали вниз. Начал он, словно по давней привычке следователя, с вопроса.

– Вас не беспокоит, Жнец Рэнд, что Годдард пытается внести столь существенные изменения в правила жизни жнеческого сообщества в самом начале своего правления?

– Он делает именно то, что обещал сделать, – отозвалась Рэнд. – Переосмыслить роль жнеческого сообщества и методы, которыми мы пользуемся, на предстоящие годы. Вам кажется, что здесь что-то не так, Константин?

– Было бы более разумным не спешить со столь глубокими системными преобразованиями, – покачал головой Константин. – И у меня сложилось ясное ощущение того, что вы согласны со мной, что вы также обеспокоены теми решениями, которые он принимает.

Эйн глубоко вздохнула. Она что, выдала себя? Или Константин как опытный следователь умеет видеть вещи, которые скрыты от прочих людей? Хорошо было бы, если бы это было именно так!

– Любая новая ситуация чревата опасностями, – сказала она, – но выгода от изменений такова, что можно и рискнуть.

Константин усмехнулся.

– Уверен, вы говорите так, чтобы это было зафиксировано в записи. Но если вы контролируете запись нашего разговора, почему бы вам не сказать правду?

Эйн протянула руку и нажала кнопку экстренной остановки.