Моя строптивая леди Беверли Джо

Глава 5

На другой день поутру начались приготовления к отъезду. Хоскинз ушел запрягать, а Син стал заниматься своим маскарадным костюмом. Чарлз, уже одетая, демонстративно не обращала на него внимания, помогая сестре и няне с укладкой вещей. Чтобы положить этому конец, Син громко осведомился с кухни, всегда ли «его юный друг» с таким упоением выполняет женскую работу. Поспешно оставив свое занятие, девушка неохотно предложила ему помощь.

Чтобы не разоблачаться полностью, Син оставил на себе тонкие мужские подштанники. В сочетании с ними узорчатые чулки и розовые подвязки с бантиками производили убийственное впечатление. Бросив один-единственный взгляд, Чарлз с порога разразилась смехом. Это был мелодичный женский смех, но она не замечала, держась за бока и время от времени отирая влажные глаза. Син поистине наслаждался этим редким зрелищем.

И вдруг смех умолк — Чарлз заметила шрам. Глаза ее округлились.

— Откуда это? — спросила она с испугом.

— Сабля, — небрежно пояснил Син, наблюдая за ее реакцией. — Скользящий удар, поверхностная рана.

Шрам, багровый и чуть выпуклый, шел наискось через всю грудь, словно ремень патронташа. Стоило женщине увидеть его, как она испытывала неодолимую потребность коснуться. Одним нравилось прослеживать шрам кончиком пальца, другим — губами.

Рука Чарлз непроизвольно дернулась вперед, потом снова упала.

— Значит, вы все-таки военный…

— А что тут странного?

— Не похоже.

— Увы.

Она все еще не могла отвести взгляда от шрама и, сама того не замечая, подступала все ближе.

— Представляю, сколько было крови…

— Верно, текла ручьем. Мой лучший мундир был совершенно испорчен.

Примерно на шаг от Сина Чарлз остановилась, и ему пришлось словно невзначай приблизиться самому. Чтобы не поддаться искушению, она спрятала руки за спину. А как пикантно было бы, проследи она шрам по всей длине — от левого плеча до правого бедра! Ну, на нет и суда нет — Син вернулся к своему наряду.

Управиться с батистовой сорочкой было несложно, поскольку она завязывалась на шее. Брунсвикский сак, нарочно скроенный для путешествий, лишь со стороны напоминал сложный набор предметов туалета. На деле и юбка, и довольно узкий лиф с заниженной талией были деталями одного одеяния. Единственной проблемой было затянуть шнуровку на спине под пелериной.

— Что вы смотрите? Помогайте! — обратился Син к Чарлз после безуспешной попытки нащупать концы шнуровки.

Девушка неохотно повиновалась.

— Я их не вижу, — скованно сообщила она, заглянув под пелерину. — Наверное, они под юбкой. — Подол пополз вверх. — Здесь тоже нет… скорее всего они где-то впереди.

Руки скользнули по бедрам вперед, отчего Сина бросило в жар.

— Боже мой, они перепутались! — Последовало несколько безуспешных рывков. — Сейчас… постойте…

Он ощутил прикосновение в паху. Руки тотчас отдернулись.

— Я не могу развязать, — сдавленным голосом сообщила Чарлз. — Вам придется все это снять!

— Исключено! — отрезал Син. — Я не собираюсь вторично проходить через эту процедуру. Как-нибудь справитесь.

Интересно, думал он, она успела понять, к чему прикасается? Судя по тону, вполне успела.

Чарлз так долго молчала, что он уже смирился с категорическим отказом, как вдруг снова ощутил на бедрах скользящее прикосновение. Руки ее нащупали перепутавшиеся шнурки и принялись за работу. Она даже не пыталась держать их подальше от его тела. Более того, она прижалась животом к его ягодицам там, где юбки были высоко вздернуты.

Время шло, и чем дольше Чарлз прикасалась к нему, тем смелее становились мысли Сина. Он видел, как поворачивается, заключает ее в объятия и увлекает с собой на пол, чтобы попробовать на вкус губы, узнать на ощупь груди и горячую развилку бедер, встретить взгляд серо-голубых глаз.

Он опомнился. Еще миг — и было бы поздно. Напряженная плоть льнула к ладоням Чарлз, словно манила их сомкнуться теснее. Два тела застыли в полной неподвижности, и даже дыхания не было слышно в тишине кухни. Что это, простодушие неведения или тонкий расчет обольстительницы? Что, если Чарлз намеренно возбудила его?

Высвободившись, Син повернулся. О нет, его не пытались обольстить. На пылающем лице девушки была написана паника. Син заставил себя расслабиться.

— Не пугайтесь, мой юный друг, я же сказал, что предпочитаю женщин. Это всего лишь естественная реакция на прикосновения. И как это я не сообразил, что вполне могу обойтись без вашей помощи? — Он одернул подол сзади и завернул спереди, благоразумно повернувшись спиной. — Вот и шнурки, можете затягивать.

Ничего не случилось. Син повернулся, оправляя одежду. У Чарлз был такой вид, словно ей предложили сунуть голову в пасть льву. Однако, встретив взгляд, она вскинула подбородок и снова зашла сзади. Как только шнуровка была затянута, она отошла на безопасное расстояние. Если бы вместе с ней могли исчезнуть непристойные мысли!

Как вести себя с женщиной, в которой дерзость уживается со стыдливостью?

— Сдается мне, Чарлз, вы все еще девственник, — заметил Син небрежным тоном.

— Ничего подобного! В любом случае это вас не касается!

— Я подумал, раз мы теперь вместе, я мог бы посодействовать вам в этом вопросе.

— Что?! Да как вы смеете!

Негодование смешалось в этом крике с испугом, и Син понял, что Чарлз совершенно забыла о роли, которую играла.

— А что тут такого? — театрально удивился он. — Сплошь и рядом человек опытный берет под свое крыло тех, кто помоложе, и помогает достичь зрелости. Ну, вы понимаете: знакомит с подходящей женщиной, направляет, советует. Раз уж мы отправляемся навстречу приключениям…

Чарлз вернулась к действительности. Взгляд ее стал ледяным, черты лица окаменели.

— Мы отправляемся навстречу опасности, милорд, и у нас нет времени шататься по борделям!

— А если бы время нашлось?

— Тогда другое дело, — сказала Чарлз с неожиданным лукавым блеском в глазах. — Давайте наконец закончим с вашим нарядом.

Эта новая черточка оказалась откровением. Чарлз держалась чересчур мрачно и отчужденно, и было приятно убедиться, что ее истинная натура не такова. Возможно, в ее характере имелась черточка сумасбродства, пусть даже беспощадно подавленная горьким опытом.

— Ну и как я выгляжу? — осведомился Син.

— Хуже некуда!

В самом деле, подол свисал, как тряпка, объемистый лиф при отсутствии груди казался скорее вогнутым, чем выпуклым. Никто в здравом уме не принял бы это пугало за женщину, невзирая на красивое лицо.

— Нижние юбки отчасти исправят дело, — сказал Син, размышляя вслух, — но что делать с верхом? Может, чем-то набить?

— Сунуть туда подушку, — съехидничала Чарлз. — Ладно, ждите здесь.

Она убежала, а Син остался наедине со своим разнузданным воображением и сделал все, чтобы его укротить. Только успокоившись, он счел возможным заново проиграть в памяти недавнюю сцену.

Его отношения с Чарлз развивались, и довольно быстро. Весь вопрос в том, девственница она или нет. Если да, это будет сложнее, но и тогда ситуация небезнадежна. Чарлз не назовешь недотрогой. Пожалуй, она не в меру простодушна, если полагает, что он не способен отличить мужчину от переодетой женщины. Однако это не мешает ей обращать ситуацию себе на пользу.

В ожидании возвращения Чарлз Син сразился с нижней юбкой, размещая ее под подолом. Когда это удалось, он почувствовал, что задыхается под ворохом тряпок. Чтобы двигаться, приходилось лягать юбки ногой на каждом шагу, иначе дело кончилось бы падением. Только теперь он понял, чем объясняется появление кринолина.

О поношенной обуви и речи не шло — скорее Син отправился бы в путь босиком, — но его бальные туфли вполне могли сойти за женские — серебряными пряжками и высоким каблуком. В конце концов, не так давно женский пол обувался подобным образом.

Син походил по кухне, привыкая к новому наряду. Невольно думалось, что и Чарлз прошла через подобное, когда впервые облачилась в мужское. Если она научилась естественно смотреться в несвойственном наряде, научится и он.

Между тем дама его сердца вернулась с корзинкой и шалью, которую сразу набросила Сину на плечи. Это был треугольник довольно грубого материала, ничем не напоминавший кружевные накидки его сестер.

— И что же дальше? — хмыкнул он, держась за свободные концы.

— Сядьте!

Чарлз заправила шаль сзади под ворот сака, а спереди — под линию выреза, предварительно перекрестив на груди. Син при этом хранил молчание.

— Хм… — сказал он, оглядев плоды ее трудов. — Грудь уже не впалая, но плоская. На мой взгляд, это подозрительно. Может, набить лиф носовыми платками?

— Выйдет комковато.

— Дорогой Чарлз, уж не думаете ли вы, что я позволю себя ощупывать?

— Разумеется, если дадите себе волю, — отрезала девушка с убийственной иронией. — Ваше бесстыдство, милорд, не имеет границ! Уж не знаю, в честь кого вас назвали, но угодили прямо в точку. «Грех» — он и есть грех! Здесь, — она махнула рукой на корзинку, — непряденая шерсть. Набейте, сколько войдет.

Довольно скоро Син сокрушенно всплеснул руками.

— Послушайте, это нелепо! Во-первых, набивать шерсть нужно под сорочку, а во-вторых, откуда мне знать, как это выглядит со стороны? Сделайте вы.

Оглядев его с большим подозрением, Чарлз взялась за дело, часто останавливаясь, чтобы убедиться, что все идет как надо. Вообще говоря, ее помощь не требовалась, Син и сам отлично управился бы с задачей, но он просто не мог упустить момент.

Теперь, когда Чарлз была так близко, он утвердился во мнении, что она по-своему очень привлекательна — с чистой белой кожей, с четкими, как у греческой статуи, чертами лица. Ресницы у нее были менее густыми и длинными, чем у него, но являли собой совершенное обрамление для ясных серо-голубых глаз.

Такая, как в эти минуты, — серьезная, отрешенная, — Чарлз не вызывала плотского вожделения, зато трогала душу, и недавние мысли казались постыдными. Но вот что-то пошло не так, она сдвинула брови и приоткрыла губы, показав между ними розовый кончик языка. Все возвышенное, неземное растаяло, явив образ переменчивой шалуньи под стать ему.

Син вздрогнул. Чарлз отдернула руку.

— Что-нибудь не так?

— Нет, просто щекотно.

Она не поверила, если судить по быстрому взгляду, брошенному на его бедра. К счастью, ничего нельзя было разглядеть под одеждой. Син невинно улыбнулся, и Чарлз вернулась к своему занятию. Один Бог знал, чего ради он подвергал себя такой пытке, тем более что награда за муки была еще далеко за горизонтом.

Честити со страхом гадала, какой еще сюрприз преподнесет ее похотливый подопечный, пока не поняла, что и сама не без греха. Ей нравилось прикасаться к обнаженной мужской коже под одеждой. От этой кожи исходил запах — чистый, сильный и неоспоримо мужской, он постепенно пропитывал все вокруг, и ее в том числе…

Это недопустимо! Мужчина — мерзкое, похотливое животное, с единственным интересом в жизни — спариваться. Женщина — существо утонченное, она стоит выше низменных потребностей плоти. Женщина не загорается от случайных прикосновений к мужчине.

Наконец под лифом обрисовалось нечто похожее на бюст. Пара-тройка хороших шлепков, чтобы окончательно его сформировать, — девушка вложила в них всю досаду на собственную слабость.

Син тем временем изображал скуку, что было совсем не просто. Он предпочел бы поцеловать в приоткрытые губы Чарлз. Это несправедливо, думал он. Он изнемогает в борьбе с собой, а она даже не подозревает об этом.

Он поднял глаза и встретил взгляд, в котором прочел больше любых признаний. В следующий миг Чарлз отодвинулась.

— Довольно! Вполне сойдет.

— Боже правый! — ахнул Син, оглядев свой внушительный бюст. — В армии это называется «Офицеры — за мной!».

— Ничего, обойдется, не нужно только все это выпячивать и строить глазки, — сказала Честити, радуясь возможности свести все к обычной перепалке. — Сохраняйте надменный вид. Помните: если дойдет до вольностей, сразу станет ясно, что ваши… — поколебавшись, она лихо продолжила: — ваши титьки ненастоящие.

— Титьки? — Син расхохотался. — Вот уж не думал, что вам знакомы такие слова. Признайтесь, вы куда ближе знакомы с женскими формами, чем пытаетесь показать.

Честити не нашла достойной отповеди и решила сменить тему:

— Знаете, что всего хуже?

— Что же?

— Что завтра утром придется снова всем этим заниматься, — сказала она и тут же сообразила, что Син нисколько не возражает, как раз наоборот.

— «За удовольствие быть женщиной приходится платить», — процитировал он, встал и повернулся. — Ну, что вы теперь скажете?

Честити с трудом отрешилась от мысли, что и она предвкушает завтрашний «сеанс». В самом деле предвкушает, ничуть не меньше.

— Неплохо, хотя вы и обманули мои ожидания. Я думал, из вас выйдет настоящая прелестница, а вышло что-то среднее.

— В таком случае не поменяться ли нам ролями?

Она промолчала. Син заглянул в зеркальце и вынужден был признать, что Чарлз совершенно права. Ни подбородок его, ни скулы не выглядели достаточно женственными, не говоря уже о шее. Это согрело ему сердце.

Чарлз отправилась за головным убором, а Син пока наложил румяна, от души напудрил загорелую кожу, подкрасил губы и, сложив их бантиком, снова воззрился в зеркало. Это уже было кое-что. Оставались волосы, и он уложил их, как мог, слегка взбив у висков по примеру своих сестер.

Заново понюхав духи, Син решил, что ошибся в выборе. Аромат был густой, пряный, из тех, что будят мужское воображение. Но откуда он мог знать, что обзаведется таким бюстом? Немного духов — и ему придется защищать свою честь раз десять на дню! Если честно, духи были куплены для Чарлз, на тот случай, когда они будут в объятиях друг друга и естественный аромат ее влажной кожи смешается с этим возбуждающим запахом…

К счастью, девушка вернулась раньше, чем его воображение понеслось вскачь.

— Подойди ко мне, о любовь моя, — произнес Син низким чувственным голосом и выпятил накрашенные губы, — и подари мне жаркий поцелуй!

Честити застыла в дверях, пораженная тем, как сильно он переменился. Теперь он выглядел вполне женственно…

Пожалуй, даже слишком. Не из-за краски на лице, не из-за прически или наряда. Вся его манера двигаться, держаться и говорить стала совсем иной, и кокетливый трепет ресниц добавлял к этому завершающий штрих. Среди его многочисленных талантов был и актерский.

Воистину Син Маллорен был человек опасный. Подавая ему дорожный капор, Честити поклялась в дальнейшем избегать тесного контакта.

— Надо было купить ту, подержанную, — заметил Син, скривившись, как и подобает леди при виде незатейливого головного убора. — Ваша на редкость уродлива, ее единственное достоинство — в том, что она идет к этой унылой шали. Кстати, откуда такое убожество?

— Не важно. Другой все равно нет. Если вам не по душе простота, можете заняться рукоделием. Украсьте свой наряд изысканной вышивкой! Кстати, именно так проводит досуг настоящая леди.

— Увы, рукоделию я не обучен, — возразил Син и добавил ехидно:

— Даже вы, мой юный друг, наверняка преуспели бы в этом занятии больше моего.

Он отвернулся к зеркалу, водрузив капор на голову, и, хотя тому полагалось прикрывать волосы полностью, кокетливо сдвинул его на затылок, оставив для обозрения русую с рыжим оттенком волну. Бант он завязал под правым ухом, и убогий головной убор похорошел.

Глядя, как он принаряжается, Честити пришла к выводу, что сила ее воли оставляет желать много лучшего. Только что она поклялась всеми силами избегать тесного контакта, но руки так и тянулись что-нибудь поправить, ища предлог для прикосновения. Потребность была так сильна, что от усилий подавить ее звенело в ушах.

Это тревожило ее. Разве она не поклялась ненавидеть мужчин до конца своих дней? И даже в те времена, когда они что-то значили, ни на одного из них ни разу она не реагировала с такой силой. Возможно, женщина должна «войти в пору», как лошадь или собака, и тогда ее начинает физически тянуть к противоположному полу. Должно быть, именно так себя чувствует молодая кобылка, вдохнув запах своего первого жеребца.

Да, но Син Маллорен не первый мужчина, который попался ей на глаза!

В Лондоне, в пору балов и званых вечеров, Честити окружало много искателей руки. Не каждый из них при луне читал ей сонеты, некоторые в танце распускали руки. Генри Вернем, к примеру, свято верил, что имеет полное право трогать Честити, когда вздумается, пока она не вонзила ему в руку булавку. Но в любом случае она хранила спокойствие, пока не встретила Сина Маллорена.

«Почему именно он?» — думала девушка. Почему не его великолепный брат, не маркиз Родгар, с которым она осторожно флиртовала, польщенная его вниманием? Ведь именно о нем матери читают наставления дочерям на выданье: не уединяться, как бы он ни уговаривал. Красивый чисто по-мужски, властный, надменный, Родгар был на редкость притягателен и в глазах Честити — настолько, что на одном из балов она позволила увлечь себя в темную беседку. Опрометчивый поступок, но хотелось испытать на себе очарование этой сильной личности.

Маркиз приподнял лицо Честити за подбородок, коснулся губ губами и сразу отстранился. Этот короткий поцелуй обжигал сильнее, чем другие, полновесные, которые она позволяла другим. Казалось, на губах осталась печать. В тот момент Честити поняла, как приятно играть с огнем, но больше ничто в ней не было затронуто, быть может, потому, что и она понравилась ему лишь чуть-чуть.

Да, но и младший брат его не из тех, кто теряет голову! Почему же она утратила спокойствие и тянется к нему, точно завороженная? И это при том, что он видит в ней парнишку, угловатого подростка! Что же будет, если правда откроется? Он обрушит на нее весь свой талант обольстителя — и ей конец!

Син между тем старался примириться со своим простецким головным убором. Шляпка и шаль, конечно, принадлежали Чарлз, но что заставило ее обзавестись подобным убожеством? Не в таких ли ходят в исправительных заведениях? Все-таки она очень странная. Ловко носит мужскую одежду, а женскую, похоже, едва терпит (а с ней и свою женственность?). Вы только посмотрите на нее! Лицо не живее маски с надгробия.

Тем не менее его тянет к ней, это плотское влечение. Нет, в самом деле, она волнует его сильнее любой опытной развратницы. Виной тому, конечно, долгое воздержание. Он не имел женщины с самого начала болезни, а это черт знает какой срок. Во всяком случае, он оправился полностью, раз способен желать первую встречную. Неплохо подыскать податливую служаночку и сполна воздать себе за терпение.

Однако, вообразив себе это, Син не пришел в восторг. Мысленная картина оставила его равнодушным, не то что недавние мечты о Чарлз. Похоже, он и сам обзавелся странностями.

Порывшись в жалкой коллекции дешевых безделушек, Син выбрал жестяные, крашенные под финифть клипсы, надел их. Остальное он безжалостно отверг, потребовал свои собственные украшения и разместил на скромном наряде, где только мог. Настала очередь соломенной шляпки. Несколько раз обмотав лентой плоскую тулью, Син завязал концы пышным бантом и закрепил жемчужной булавкой.

Эффект получился исключительный.

— Похоже, вы часто переодеваетесь в женское, — заметила пораженная Честити.

— Отнюдь нет. — Син самодовольно улыбнулся. — Просто мне приходилось и одевать, и раздевать немало женщин. Только не нужно чувствовать себя обделенным, юный Чарлз. Ваш черед тоже настанет.

Разумеется, он не имел в виду того, что пришло на ум Честити: как эти загорелые руки снимают с нее одежду. Сладостное видение заставило совершенно отрешиться от действительности, и, когда Син взял ее за плечо, девушка вздрогнула и едва не отскочила в сторону, бог знает чего ожидая. Но он лишь повернул ее к двери.

— Посмотрим, что скажет Верити.

— Господи Боже! — воскликнула та при их появлении. — Если бы я совершенно точно не знала, кто вы на самом деле, мне бы это и в голову не пришло!

— Будем надеяться, что не придет и другим.

Син внимательно оглядел молодую женщину. Верити вполне могла сойти за не слишком опрятную горничную или кормилицу. На ней была полотняная сорочка с длинным рукавом, юбка в полоску и шнурованный лиф практичного, но отталкивающего цвета жидкой грязи. К этому она добавила передник и косынку, стянутую на груди узлом, а волосы спрятала под чепец — все это поразительно сочеталось с шалью и капором. Сина озарила неприятная догадка.

— Представляю, что подумают люди, — заметил он небрежно. — Что я одеваю свою прислугу в поношенную одежду из ближайшего сиротского приюта.

Выразительное лицо Верити подсказало, что он не так уж далек от истины. Оставалось выяснить, от какой.

— Какая разница! — резко вмешалась Чарлз. — Скажите лучше, узнают сестру или нет?

То, что еще осталось от некогда белокурых роскошных волос Верити, было, судя по всему, вымазано сажей на жиру и как раз создавало эффект неопрятности. Син не мог не признать, что маскарад удался на славу.

— Вполне сойдет — если не с хорошими знакомыми, то с теми, кто просто видел объявление о розыске. Проверок тоже можно не опасаться. Судите сами, я не той масти и к тому же старше, особенно в виде женщины. Сколько бы вы мне дали? Лет тридцать пять?

— Пожалуй, — сказала Верити. — Наша возьмет, ведь правда, милорд?

— Вне всякого сомнения.

Молодая женщина протянула Сину обе руки, а когда он принял их в свои, крепко поцеловала его в накрашенные губы.

— Как я рада, что мы вас повстречали!

— Похитили, — сердито поправила Чарлз.

Син повернулся к ней и поцеловал, как только что Верити — его. Девушка отшатнулась и судорожно отерла рот.

— Тысяча извинений, мой юный друг! — сказал Син дрожащим голосом (он изо всех сил боролся со смехом). — Боюсь, я слишком хорошо вошел в свою новую роль.

— Еще одна подобная выходка — и я выпущу вам кишки! — отчеканила дама его сердца, схватила что-то из приготовленных в дорогу вещей и пулей вылетела из дому.

К полудню Син был уверен, что приключений ему не дождаться и все кончится смертельной скукой. Где опасности, думал он, зевая, где риск? Где, черт возьми, дракон, которого ему предстоит сразить в ожесточенной схватке?

Пока он лишь трясся по дорожным выбоинам, чувствовал холодок ноябрьского дня и дискомфорт женского наряда: ноги путались в юбке, грудь чесалась от соприкосновения с шерстью, капор натирал, шаль душила. Он мог бы снять капор, но не решался из страха, что какой-нибудь проезжий заглянет в окошко, опущенное, чтобы продемонстрировать беспечность и невиновность.

После получаса страданий Син не выдержал и развязал бант, безбожно натиравший ухо.

— Какой болван придумал такую шляпку? — проворчал он шепотом, чтобы не разбудить спящего ребенка.

— Все самое грубое от носки смягчается, — мрачно заметила Чарлз.

— Не лучше ли просто покупать что помягче?

— Лучше. Но дороже.

— Можно узнать, где вы нашли этот капор?

— У проезжей дороги, — съехидничала Чарлз. — Увы, милорд, в наших сундуках не сыщется ничего достаточно изысканного для джентльмена вашего толка.

— Почему?

— Откуда нам взять такое?

— Все это немного странно, — сказал Син, глянул на Верити (у той был встревоженный вид) и снова повернулся к Чарлз. — В вас обоих заметно хорошее воспитание, а ваша одежда, мой юный друг, сшита у хорошего портного. Разве не естественно с моей стороны ожидать и качественных женских вещей?

— Я не ношу женского, — произнесла девушка подчеркнуто ровным голосом.

— Тогда откуда взялись капор, передник и прочее? — настаивал Син.

— Мы с няней мастерим такие вещи для приюта Марии Магдалины в Шефтсбери.

Это было вполне правдоподобное объяснение, если вспомнить истинный пол Чарлз, но Син не преминул воспользоваться ее промахом.

— Какая трогательная благотворительность… особенно с вашей стороны, мой юный друг.

Девушка прикусила губу.

— Не приписывай себе чужих заслуг, брат, — вмешалась Верити поспешно.

Карета повернула на постоялый двор, и это положило конец беседе.

Перемена упряжки затянулась надолго: в отсутствие грума некому было срочно ее потребовать, да и конюхи не слишком усердствовали, видя такой недостаток прислуги. Правда, беглецы все еще двигались в том же направлении, что и Син накануне, и ничто не мешало пользоваться личными четверками маркиза Родгара, но Хоскинзу было дано указание избегать тех постоялых дворов, где они стояли. Маркиз в эти дни находился в Лондоне, но рано или поздно он узнал бы об исчезновении брата и что-нибудь предпринял. Совсем ни к чему было наводить его на след. Сина не прельщала перспектива быть «спасенным» вторично.

Однако отсюда следовало, что ехать придется на почтовых, хуже кормленых и плохо отдохнувших. Хоскинз впал в уныние и ворчал, что с тем же успехом можно разъезжать на крестьянской телеге. Его настроение мало-помалу передалось остальным.

Пока меняли лошадей, Син осмотрелся в поисках объявления о розыске, но его не оказалось. Не было и не в меру любопытных глаз. Невольно думалось, что и сам розыск — лишь плод воспаленного воображения. Тем не менее Верити вздрагивала от каждого звука. Ее нужно было как можно скорее передать с рук на руки майору Фрейзеру.

Карета только-только выехала со двора, как ребенок проснулся и захныкал. В считанные секунды хныканье переросло в громкий и невообразимо пронзительный крик. Казалось странным, что этот звук рождается в столь крохотной груди. Верити, розовея, приложила дитя к груди и прикрылась косынкой, а Син деликатно отвернулся. Довольное чмоканье заставило его подумать сперва о мадонне с младенцем, потом о кормящих матерях вообще и, наконец, о матери его собственного ребенка. Он покосился на Чарлз, размышляя о странности того, что женские соски одинаково хороши и для поцелуев, и для выкармливания детей.

Дети? Брак?

Син нахмурился, удивляясь себе. Супружеская жизнь не подходит солдатской никаким боком, да и нелепо приплетать к мыслям о браке эту странную девушку, весьма скупо наделенную обычными атрибутами женственности. Хотя, конечно, из нее вышла бы превосходная супруга военного — с таким-то бесстрашием…

Наевшись, ребенок не уснул, как ожидалось, а раскричался снова. Он извивался и вопил, малиновый от натуги, а Верити, почти такая же малиновая от смущения, пыталась его утихомирить: ворковала, покачивала, похлопывала. Син смотрел в окно, готовый зажать уши руками.

Когда крик немного утих, он осмелился бросить взгляд. Маленький Уильям был теперь на руках у Чарлз, державшей его с куда большим знанием дела, чем можно ожидать от юноши. Последовала серия все более коротких криков, словно ребенок изнемог и постепенно засыпал. Однако ему требовалась лишь передышка: не успели взрослые вздохнуть с облегчением, как он брыкнул ногами, набрал побольше воздуха и разразился такими воплями, что прежние просто в счет не шли. Син решил, что так можно кричать только от ужасной боли, и перепугался, что младенец испустит дух прямо у него на глазах (насколько он знал, детям было свойственно умирать от разной ерунды).

Верити как будто не разделяла его страхов — вид у нее был по-прежнему смущенный, а не перепуганный.

Крик продолжался и продолжался, Чарлз тетешкала ребенка со все более отчаянным выражением на лице. Верити забрала его и попыталась снова приложить к груди, но маленький упрямец гневно отверг ее попытки. Она клала его и так и этак, а Син тем временем думал о том, что нашел самую ужасную из возможных пыток: отправиться в дорогу в одной карете с кричащим младенцем. Лично он, чтобы это прекратить, выдал бы все военные тайны.

— Боже мой, да что же это? — воскликнула Верити со слезами на глазах. — Наверное, газы! Он еще никогда так себя не вел.

Син ничего не знал о грудных детях, зато знал абсолютно все о жеребятах, щенках и молодых рекрутах. По его мнению, мать наносила сейчас серьезный вред характеру маленького Уильяма.

— Дайте его сюда!

Это вышло неожиданно и резко, Верити не послушалась, и тогда он просто отобрал кричащего младенца. Тот продолжал вырываться с силой, удивительной для такого крохотного существа, а поскольку Син взялся за пеленки, то и выронил его. К счастью, Уильям шлепнулся ему на колени, срыгнул и умолк. Три взгляда устремились на него в ожидании, когда крик возобновится, но благословенная тишина не нарушалась. Син не без опаски перевернул малыша и обнаружил, что тот спит с ангельской улыбкой на губах.

Верити вытерла ему мокрый подол и рассыпалась в извинениях:

— Теперь я понимаю, что он просто переел, и… Боже мой, мне страшно жаль! Вы не поверите, но это чудесный ребенок, он почти не доставляет хлопот. Я слишком рассеянна… это все от страха…

— Не нужно бояться, — сказала Чарлз, беря ее руку в свои. — Мы уже недалеко от Солсбери, а погони нет и следа. К чему нервничать без причины?

— Думаешь, все обойдется?

— Тебе нужно подкрепиться. Мы сделаем остановку… — она обратила к Сину вызывающий взгляд, но, так как тот промолчал, говорила уже спокойнее, — а потом продолжим путь. Милорд, как вы думаете, к ночи мы будем в Безинстоке?