Проклятая картина Крамского Лесина Екатерина

Глава 7

Домой Илья вернулся в препаршивейшем настроении.

Всю дорогу он пытался понять, как же поступить. Позвонить Олегу Петровичу, который любезно оставил номер телефона, правда, не на визитке, а на клочке бумаги? Рассказать о Танькином шантаже, картине… О Женьке с его страхами?

А не выйдет ли, что Илья сделает себе только хуже?

Ведь чего уж проще повесить убийство на него. Нет, два убийства, если считать Людмилу… в Генкиной квартире ее нашли.

Значит, вернулась за своими снимками.

И кого-то встретила… или этот кто-то встретил Людмилу. Не повезло.

Танька… то появляется, рассказывает какие-то сказки, то исчезает. Она не сказать чтобы особо умна, но и не дура. Тогда почему ведет себя так странно?

И Женька.

Картина эта.

Илья разложил на столе бумаги.

Копия дела. Отчеты его еженедельные. Даже ведомость, по которой он, Илья, деньги получал. Ничего, конечно, не получал, но это мелочи…

Отдельно – статья Людкина, которая уже точно не увидит свет…

Звонить Олегу Петровичу нельзя. Статья – тот же мотив. А что? Людмила пыталась шантажировать Илью, за что и была убита.

Куда ни кинь, всюду виновен.

Снимок старый.

Генка, Людмила и Вера. И теперь, после всего, становится ясно, что на том снимке показалось неправильным – выражение лица Людмилы. Нет, она улыбалась, только вот улыбка эта была какой-то наигранной, будто бы ее заставили улыбаться.

А в глазах – злость.

Вера же беззаботна… С ней так и не получилось поговорить.

Этот снимок Илья отложил в сторону. После разберется. Письмо Генки туда же… Надо бы его вообще сжечь, пока не попало в чужие руки.

И еще фотография.

С картиной.

С комнатой и картиной.

Обои… графин… зеркало, в котором что-то отражается, но что – попробуй-ка разгляди… если лупу взять… а ведь лупа имеется. Подарили как-то.

Илья вскочил.

Куда он эту лупу бросил? В стол? Нет, там карандаши, ручки… и во втором ящике всякий хлам. На полках пыль, а он верил, что домработница регулярно убирает… Лупа отыскалась в массивной миске из натурального камня, не то яшмы, не то сердолика. Один бесполезный подарок рядом с другим. Логично.

Вот только разрешение оказалось маловато.

В зеркале Илья разглядел тень человека, но и этого оказалось достаточно, чтобы загореться.

Картина?

Он найдет эту треклятую картину и докажет всем, что Генка в очередной раз построил замок для дураков, замок из воздуха и несбыточных надежд.

Отсканированный снимок, конечно, совсем не то, что цифровой, с цифровым было бы проще, особенно если бы сделан был он при нормальном разрешении. Но и здесь есть с чем работать.

Нынешняя работа была привычной и даже удовольствие доставляла.

…Первый компьютер купила тетка.

Достали по блату «Байт», который стоил, наверное, мало меньше подержанных «Жигулей». Главное, что в первые дни Илья опасался приближаться к нему.

Любовался издали.

Короб-монитор.

Неподъемный системный блок с кнопкой включения. И магнитофон, через который загружались кассеты. Долго. С премерзким писком, который выматывал нервы: получится ли на этот раз? Или загрузка дойдет почти до финала, чтобы потом сбросить.

Тетка хотела, чтобы Илья занялся чем-то, помимо слесарного дела.

У нее получилось.

И сейчас она бы… одобрила? Или все-таки понадеялась бы на полицию? Вряд ли. Скорее обратилась бы к старым знакомым, которых у тетки имелось великое множество.

При большом увеличении снимок поплыл.

Илью всегда удивлял этот момент – преобразования четкой картинки в наборы цветных пятен.

Некоторое время он пробивался фотографией.

Свадьбы.

Крестины.

Потом захотелось другого… да и программирование увлекло. Потом оказалось, что за эту работу, которую тетка и работой-то не считала, неплохо платят. Потом… потом получилось создать пару-тройку интересных программ.

Фирму свою.

Тетка умерла, когда жизнь Ильи только-только наладилась, и как ему показалось, умерла с немалым облегчением, будто только эта миссия – забота о чужом ребенке – и удерживала ее в жизни.

Мысли о тетке не отвлекали, напротив, сознание словно бы разделилось. Одна часть, рациональная, сосредоточилась на снимке. Она работала не то чтобы вдохновенно, скорее уж методично, четко анализируя каждое треклятое пятно.

Убрать лишние.

Осветлить.

Навести резкость.

Оценить результат.

Вторая часть не мешала. Она была вне времени, думая обо всем и сразу.

Почему Вера?

У нее есть своя маленькая тайна. Или не маленькая.

Нет, если случайно, то зачем Генка прислал эти снимки?

Зачем он вообще прислал пакет?

С делом ясно – напомнить… Статья – шантаж, хотя и вялый какой-то, неубедительный. А вот снимки – другое. Снимки – это игра, вернее, приглашение в игру… Если ты такой умный, то отыщи ее.

Картину.

Именно.

Вызов.

Илья посмел добиться большего, чем старый друг и давний недруг… а простить такое – не в Генкином характере.

Значит… картина все-таки существует? Нет, в том, что она существует как некий физический объект, Илья ни секунды не сомневался, но вот существует ли картина настоящая, за авторством Крамского?

Рациональная часть сознания отказалась отвечать на вопрос: недостаточно данных. Зато с фотографией она закончила.

Чуда не произошло.

Нет, снимок стал четче. Ярче. И теперь заметно было, что обои выгорели, а вода в графине мутна и неприятна. Что картина висит в старой раме и сама-то потемнела, как и рама…

В зеркале отражалась она.

И еще человек, которого Илья узнал сразу, пусть и лица этого человека разглядеть было невозможно. Уж больно несуразной была его фигура. Короткие ноги в узких брюках и объемный торс. Будто воздушный шар на палочке…

И шляпа эта.

В этой же шляпе он явился на похороны.

– Интересно, – сказал Илья, откидываясь в кресле.

Васечкин обитал в старом военном городке. Когда-то городок этот был как раз-таки новым, и квартиру в пятиэтажном доме чешской планировки мечтали получить многие. Об этих квартирах ходили вовсе невероятные слухи, будто бы у них и кухни преогромные, и комнаты просторные, и полы с потолками равнять не надо.

Как бы там ни было, но за прошедшие годы городок утратил лоск. Дома стали будто бы ниже и вовсе облик имели до крайности неказистый. Крашеные в темно-зеленый, защитный цвет, они смыкались углами, образуя затейливый лабиринт дворов.

Илья нужный семнадцатый дом искал с полчаса, и обнаружился тот между третьим и двадцать седьмым номерами.

В подъезде пахло хлоркой, да и сам этот подъезд был на удивление чистым, ухоженным. Даже ковровая дорожка имелась, хоть и старенькая, но тщательно выметенная. Подниматься пришлось по лестнице, от чего Илья несколько отвык, и этажа после четвертого с неудовольствием отметил одышку.

Дверь открыла женщина в бигуди.

– Чего надо? – спросила она недружелюбным голосом.

Илья окинул взглядом фигуру, несколько поплывшую, чего не скрывал короткий халатик, пестревший многими пятнами. В руке женщина сжимала поварешку.

– Мне бы Леньку. Васечкина.

– Ле-еньку?! – протянула женщина, и в голосе ее прорезались визгливые ноты. – Леньку ему! Васечкина! А нету Леньки!

Наверное, когда-то она была красива, броскою красотой, которая быстро сгорает. Сейчас от той красоты остались пухлые губы да темные глаза. И глаза эти женщина подводила густо, чтобы казались они еще больше, еще темней.

Получалось жутковато.

– Всем вам Леньку подавай… а нету его! И брать у нас нечего! Слышишь?! Не-че-го!

Это она прокричала в лицо Илье, а потом дверь захлопнула, громко, демонстративно.

Илья надавил на кнопку звонка. Что бы здесь ни происходило, но он должен поговорить с Ленькой.

– Уходи! – взвыли из-за двери.

– Послушайте… Вы меня за кого-то не того приняли! Я одноклассник!

– Чего?

– Одноклассник Ленькин… Мы на встрече встретились… – Глупо звучит, но тем не менее правда. – Мне нужно с ним поговорить…

Женщина молчала.

И дверь открывать не спешила. Но и не уходила – Илья слышал, как скрипит пол под тяжестью ее.

– Не надо нам одноклассников! Никаких не надо! – Она кричала в дверь, и со злостью непритворной. – Хватит, один уже приходил… посидел… обещал денег заплатить… а дал фигу… нету Леньки!

– Кто приходил?

Илья с трудом сдерживался, чтобы не пнуть дверь.

– А я почем знаю? Ленька сказал, что одноклассник… бутылку принес… алкашина… и Ленька алкашина… за бутылку родину продаст! Так что убирайся! Не знаю я, где он шляется… А встретишь, так и передай, что видеть его не желаю! Пусть катится на все четыре стороны…

Этакого поворота Илья не ожидал. Почему-то представлялось все просто: съездить к Леньке, поговорить… и загадка перестанет быть загадкой. Васечкин откроет тайну, какую, правда, Илья не знал, но эта тайна позволит расставить все по своим местам.

Он вышел из подъезда.

И что дальше?

Наверное, он так бы и стоял, пока не надоело, а как надоело бы, то и вернулся бы домой. Или Таньке позвонил, глядишь, для разнообразия и ответила бы она на звонок, шантажистка чертова. Ее бы тряхнуть хорошенько, она явно знает больше, чем говорит.

Хлопнула дверь, и Илья посторонился, пропуская девчонку в драных джинсах. Но та, как казалось, прежде спешившая, остановилась.

– Вы папку ищете? – Девчонка сунула руки в карманы. Вид у нее был лихой, разбойный. Куртка нараспашку. Майка полосатая драная. Джинсы на подтяжках. Розовые кроссовки с широкими шнурками.

– Дадите стольник, скажу, где он.

– А не много будет?

– В самый раз. Без меня не найдете. Он от мамки прячется.

Девчонка сплюнула под ноги и уставилась выжидающе. Пришлось вытаскивать портмоне.

– На старых гаражах он. У дядьки Володи. Пьет. Если хотите, чтоб провела, еще триста гоните…

– Деточка…

– Я уже давно не деточка… Мне жить на что-то надо, а вам – папка… Без меня вы эти гаражи триста лет искать будете, а дядькин и вовсе пятьсот…

Илья молча заплатил.

Девчонка не обманула, повела какими-то дворами, переулками. Было видно, что места эти ей знакомы распрекрасно, она перепрыгивала через ямы бодро, не глядя обходила лужи, в одну Илья провалился, а провожатая его не обернулась даже, бросила:

– Под ноги глядите, а то свернете еще… К нам «Скорая» ездить не любит… А чего вам от папки надо?

– К нему и вправду кто-то приходил?

Девчонка остановилась в арке между домами и, протянув руку, сказала:

– Тысяча.

– Аппетиты растут?

Она пожала плечами и откровенно пояснила:

– Ты, вижу, дядя небедный. А я наоборот. Тебе информация нужна? Нужна. Мамка тебе ничего не скажет. Она вообще тогда на смене была. Я этого хрыча видела… и слышала кое-что. Если ты из-за картины, то…

Девчонка выразительно пошевелила пальцами.

– В кого ты такая… предприимчивая?

– Самой интересно, – спокойно ответила она, пряча деньги в карман. – Но с ними иначе нельзя… Пошли, на лавочке посидим.

– А твой отец?..

Она только отмахнулась:

– Никуда он не денется… Как вчера ушел, так и все. Теперь неделю бухать будет… потом мириться приползет. Мамка поорет… Дурдом. Если б ты знал, дядя, как мне этот дурдом обрыд… Кстати, меня Настькой кличут. Можно Аськой.

Ася знала, что ее семья живет как все, но так жить не хотела. Да и что хорошего? Папка пьет и на жизнь жалуется. Мамка бесится и орет… Сначала на него, потом, когда папка захрапит или свалит, то и на Аську, хотя она-то в чем виновата?

Характер у мамки такой. Но она хоть не бьет. У Вальки вон папаня как на рогах, то с кулаками лезет. У Галинки братьев младших семеро, за которыми следить надобно почему-то Галинке, будто она их рожала… У Ватюковых вообще оба предка бухают по-черному… Нет, Аське еще повезло. Только вот она сама не желала продолжать простую и понятную мамкину жизнь.

Вырваться хотелось страстно.

В другой мир, где мода, глянец и вообще все иначе. Она и передачи смотрела, про топ-моделей, где из простых девчонок делали красавиц… Небось Аська не хуже.

Хотя опять же, будучи существом рациональным, Аська понимала: не стоит рассчитывать на такое везение. Свою жизнь строить надо самой.

Для начала выучиться.

На кого?

Точно не на медсестру, как мамка… Конечно, та нахваливает, что работа не такая и тяжелая, проводницей или продавщицей куда хуже, но Аська видит, что мамка со смены приходит уставшая. Денег ей платят мало. Да и больничка их бедная, тут родственники больных с подарками соваться не спешат…

Аська хотела стать парикмахером.

Вернее, стилистом.

Знаменитым.

А что, с ножницами она обращалась ловко, с лет двенадцати всех стригла. И покрасить могла. И даже колорирование сделать… За это и платили. Нет, поначалу-то все больше словами благодарили, конфеты совали, шоколадки… Но Аська, как подросла, это безобразие прекратила. Хочешь красоты? Плати.

Она ведь не просто так деньги собирает, а на курсы.

Нормальные, а не те, которые в местном ПэТэУ, правда, обозвали его уже колледжем, но как был ПэТэУ, так и остался… Туда Аська тоже сходит, потому что диплом какой-никакой нужен, но потом на курсы запишется к Лусковскому… Кто такой?

Как можно не знать Лусковского! Это же известный во всем мире стилист! Он и школу свою открыл… Только школа сразу дорого, Аська не потянет… А вот если курсы… Сначала один, потом другой… Она точно знает, чего хочет от жизни. И своего добьется.

К чему это все? А к тому, что папенькин гость Аськины мечты едва не порушил… У нее-то уже собралась неплохая сумма, правда, о тех деньгах Аська никому не рассказывала, врала, что потратила… Мамка ругалась, конечно, но лучше пусть поорет – и так орет без конца – чем отберет.

В квартире ремонт нужен.

Обои купить. Плитку… Ага, вот пусть и покупают. Аське и нынешние обои по нраву. Плитка тоже… Тайник свой она устроила за картиной. Благо та висела в гостиной с самого Аськиного рождения, а то еще и до него. Вроде как папке от его отца досталась, а тому от деда. Картина, как по Аськиному мнению, была на редкость уродливой. Черная. Мрачная. И выкинуть бы ее, да папка не позволял.

Наследство, мол.

Перебрав, любил приговаривать, что картина эта – ценная и старинная, и, когда он помрет, то Аська сможет продать ее и разбогатеть. Маленькая была – верила, повзрослев, то и сообразила, что будь картина эта и вправду старинной да ценной, мамка ее бы давно оприходовала.

Мамка вообще деньги чуяла.

И что Аська врет – тоже чуяла… Всю квартиру обыскала. Аськину комнату трижды перевернула, типа, порядок там наводила, перестановку перестанавливала. Ага… конечно… до картины-то мамка не доперла. Оно и понятно, пачку денег за ней не спрячешь, плотненько висит, а вот карточку банковскую за раму засунуть – самое оно. Аська ведь не дура. И шестнадцать ей есть. Паспорт еще в том году сделала. А с паспортом и счет в банке открыла. Так оно верней, чтоб в банке деньги… На счет ей карточку и сделали.

Поначалу Аська ее за почтовым ящиком прятала.

А потом уже и про картину придумала, там рама тяжеленная, деревянная, не то что пластиковая багетка, на которую разок дунешь, она и развалится. Карточка лежала в надежном месте. Аська была спокойна… Пока не заявился папенькин дружок.

Дружков у отца было много. Но все больше – из местной алкашни. Этих Аська гоняла без стеснения, а в дни аванса и зарплаты самолично папку встречать ходила. Ну, это когда мамка не успевала первой. Тогда у Аськи получалось перехватить когда соточку, когда и тыщонку… Ей ведь на курсы надо.

Но в тот день гость заявился домой.

Весь такой… солидный. При костюмчике. При галстуке… Правда, Аська потом разглядела, что костюмчик ношеный, галстук лоснится, а стригли гостя и вовсе убого. Затылок неровный, на макушке вихор оставили… и вообще его эта стрижка старила.

У Аськи и то получилось бы лучше.

– Ленька дома? – поинтересовался гость.

Отец дома был, а что, зарплату уже потратил, до аванса оставалась еще неделя, вот он и маялся от недостатка алкоголя в крови… И главное, маялся бы на работе, но нет же ж, выходной.

Вот и ходит по дому, канючит… Знает, что есть у Аськи деньги, просит на здоровьице поправить.

– Дома, – вздохнула Аська, прикинув, что гость папашу отвлечет, даст ей передышку.

Почему-то, несмотря ни на что, впускать гостя не хотелось совершенно.

– Лень! – Тот крикнул, верно, почувствовал это Аськино нежелание. – Гостей встречай.

Гостям папа всегда рад был, особенно когда гости эти являлись не с пустыми руками. И нынешний вытащил из сумки бутылку.

– Геночка… это ты… а я и не знал… и не думал… – На бутылку папка глядел, как кролик на удава. – Асенька, иди, поставь чайничек… Мы тут посидим с Геночкой…

Ага, чайку попьют.

Как же.

Будто Аська не знает, чем эти посиделки коньячные заканчиваются. И ладно, если за второй не отправят, гость-то при деньгах, не при тех, которые зависть вызывают, но на бутылку-вторую хватит. А там и на третью, после которой папенька завалится спать прямо на кухне.

И хорошо, если еще не наблюет.

Блевотину его Аське ну никак не хотелось замывать.

Но чайник она поставила. И ушла к себе. Правда, дверь оставила приоткрытой, потому как до конца гостю не доверяла. Пожалуй, она сама не могла бы сказать, что именно ее обеспокоило. Красть-то из дому нечего… Ну, разве что мамкины серьги золотые, которые она в серванте хранит с Аськиной цепкой. Да только эти серьги копейки стоят, Аська узнавала. И цепочка не сильно дороже.

В общем, она угадала.

Сидели долго. За первой бутылкой появилась вторая… а там и третья. Главное, бежать за добавкой не пришлось, гость предусмотрительно с собой захватил. Пару раз Аська заглядывала на кухню, порядка ради, подмечая, что отец пьет, а вот гость выглядит трезвым. И рюмку он поднимал, и чокался… Да вот потом ставил почти полной.

– Ты, Генка… Ты не понимаешь, как она жизнь повернулась! Ты вот в шоколаде, а я… я… – Отец, как всегда, подпив, начал жаловаться. Благо ныне его жалобы слушать пришлось не Аське. – Кому нужен инженер? Я вот скажу… никому…

Инженером он был раньше, в те времена чудесного благополучия, о которых у Аськи остались лишь весьма и весьма смутные воспоминания да пара фоток.

– Дочка вот выросла… на ноги ее поднимать…

Аська фыркнула: вот уж спасибо. На ноги она сама встанет, без посторонней помощи, так оно надежней.

– Кто ей поможет, кроме папки…

Гость слушал и что-то говорил, но тихо, не разобрать. А потом зачем-то потянул папку в зал, к картине. И на нее уставился, что так, что этак… и главное, что глядел – едва ль не носом в раму лез.

Аська за ним пошла.

– Деточка. – Гость тогда соизволил обратить на Аську внимание. – Шла бы ты на улицу погулять… Погода хорошая…

Ага, холодрыга и дождь. Самая она, для гуляния.

– Да нет, дяденька, я с вами посижу.

– Асечка… – заблеял отец. – И вправду, иди, погуляй…