Сердце Стужи Сурикова Марьяна

— Чтоб я вас всех так порадовал? Не дождетесь.

— Дерзишь, сволочь. Катись уже. Время ради этой девочки даю. Уж коли спас, так и быть, поживи еще.

— Давно мог убить, если б хотел, сколько шансов имел! — ни на секунду не поверил его словам снежный маг. — Я сам когда-то об этом просил, не помнишь? — Он выпрямился и взглянул Акиле в лицо. — Не пощадило тебя время, старый медведь.

— Тебя тоже, огненный щенок.

— Давно уж не огненный.

— И как ты выжил, променяв огненное нутро на лед? Магу не дано стать иным.

— Сила проходит с нами даже круг перерождения. Ведь так говорят великие мудрецы, наставник?

— Я мало верю в перерождение, но дар не изменить на противоположный. Либо смерть, либо выгорание. Что же ты такой особенный, а, Бренн?

— Стужа позаботилась, чтобы выжил. Она свою силу постепенно вливала, и моя агония не день и не два длилась, — он усмехнулся, — хотя богиня слабо верила, что я душу за грань не отдам. Только упрямая очень, захотела себе цепного волка и получила.

Он затянул пояс и вновь оглянулся на чародейку.

— Проснется, когда уйду. Если ощущения какие вспомнит, будто я рядом был, так и скажи, что добить являлся. А не вышло, ты помешал.

— О как! Она ж после такого имени твоего слышать не захочет.

— Тех, кому мое имя музыкой звучит, богиня в первый черед убивает. Прощай, наставник, надеюсь, не свидимся больше.

— Хотел бы уж навсегда от тебя избавиться, язва ты снежная.

И когда бывший ученик исчез в темноте, пробурчал себе под нос: «Но чую, еще заявишься. Зараза она на то и зараза, что сложно вытравить».

Голову приподняли чьи-то заботливые руки, в рот влили воды, а я принялась жадно глотать, потянувшись за чашкой и пролив ненароком часть на себя.

— Да не торопись, не торопись, не отберу, — услышала мужской голос. Сильный такой, с хрипотцой и совсем незнакомый.

Открыла глаза, взглянула на сидящего рядом человека, мельком оглядела темное пространство вокруг. Как будто меня куда-то под землю снесли. Убил все-таки Сердце Стужи, а после в склеп отволок. Теперь вот с призраком косматым, на медведя похожим, век коротать.

Оглядела еще раз нового знакомого.

— Пыльно у вас тут.

Пыльно и затхло, так и должно быть, наверное. А как бы хотелось вырваться к свету и отыскать того, кто боль невыносимую причинил. Не пережила ее, не справилась, хоть и помнила до сих нор, как она в тело впивалась, ломала его и пожирала сердце. Такую не позабудешь, и его я век помнить буду. Вот так, пожалуй, рождается на свет неупокоенная нечисть, не желающая уходить за черту, и берется преследовать обидчика. Ах, вырваться бы! Отыскать, вцепиться в снежные пряди, глаза выцарапать, вены прокусить и крови напиться, ни капельки ему не оставив. Являться бесконечно, рядом бродить, чтобы покоя не знал. Он Стужу защищать бросился, своей спиной заслонил, пока я от муки на полу корчилась, а за меня и словом не вступился, по первому приказу, не колеблясь, жизни лишил.

Ох, и поднялась в душе ярость, как рванулась на волю, зашипело и вспыхнуло кругом. Еще и возглас: «Вот снежная бездна!» — на макушку мою прилетел. Хлопнуло, звякнуло, покатилось, я вместо чего-то мягкого на твердом оказалась, а потом вдруг в склеп свет пробился. Сумрачный, точно разгорающийся рассвет.

— Да, пыльно было, а теперь вот пепельно. Ну, кошка! Все мне пожгла. Кушетки единственной и то не осталось. Спать теперь на столе в кабинете будешь?

Все ж призракам земное чуждо, завывать и пугать могут, а вот последними словами ругаться… Этот костерил на чем свет стоит и, кажется, не столько меня. Закончилось все убедительным: «Ты поосторожней будь, сил-то теперь немерено».

Я молча взглянула в ответ, а странный косматый мужик ухватил меня за руку, поднял с пола и потянул за собой.

— Ну, садись, — втолкнул в новую комнату, указал рукой на кресло, — тут приятней болтать. Эх, жаль, выпить нечего.

На мой взгляд, и здесь не слишком приятно было, но в кресло села. Это не склеп, я уже уяснила. Дом. И похоже, что хозяин сейчас передо мной стоял.

— Так, девочка, эмоции сдерживай, тебе пока не то что злиться, простое недовольство проявлять не следует. Не освоилась еще. А в чужом доме, знаешь ли, некрасиво обстановку крушить и шторы жечь. Или Аина хорошим манерам не учила?

— Кто не учил?

Мужчина как-то сразу нахмурился и внимательно посмотрел.

— Неужто ошибся? Показалось? Оно и могло, сколько лет прошло!

Потом он странно рассмеялся.

— А я уж напридумывал себе, знаешь? — провел ладонью по лицу. — Яру высказал. Он на Стужу взъярился. Я тоже решил, что добралась гадюка до сердца, легко меня с пути устранила. Не сама Аина сбежала, помогли ей.

Яра помянул, а мне сразу мужчина вспомнился в ледяном дворце, веяло от него силой знакомой, оттого ласковой. Неужели огненный бог? Так вот против кого лорд выступил, вот от кого богиня за его спиной укрывалась. Против божества пошел и не дрогнул.

Пальцы сжались на подлокотниках, а те вдруг вспыхнули.

— О! — Мои ладони быстро накрыли другие, широкие, крепкие. — Так, девочка, быстро о цветочках думай или о птичках! Что еще девчонки любят? Только не о том, что сейчас на ум пришло.

Притушил пламя, а я быстро убрала руки и на коленях сложила. Странное творится. Где я сейчас? Почему огонь внутри плещет, как если бы до краев тело наполнил, и вот-вот перельется?

— Саму-то как зовут? — отвлек меня косматый, на медведя похожий собеседник.

— Весна. Весса.

— Весна?

— Весса.

Он нервно потер лоб.

— А матушку как же звали?

— Найденой, — пожала плечами.

— Найденой? А имя кто тебе дал?

— Матушка и дала.

— Эх, Весса, — он сел на край большого стола, широкие ручищи уперлись в столешницу, голова на грудь свесилась, — красивое у тебя имя, редкое. У меня, знаешь, невеста была когда-то.

Замолчал.

— Весной звали? — спросила, чтобы что-то спросить.

— Аиной, — произнес, словно улыбнулся, — а ей имя богини-матери очень нравилось. Говорила, если дочка родится, так назовет. Детей-то все больше в честь Яра и Стужи именуют, потому как благословение богов для них хотят, а о прародительнице мало уже вспоминают. Твоя матушка тоже, значит, это имя любила?

— Не знаю.

Наверное, этому чародею я показалась странной. Взгляд у него стал больно изумленный. А меня его вопросы удивляли. Почему все выпытывает, а прежде не объяснит, кто сам таков.

— Я помню дворец и как меня убить пытались, — решила не ходить вокруг да около. — Яра успела узнать, пока совсем невмоготу не стало, а дальше что случилось?

Медведь почесал макушку, вздохнул и ответил:

— Дальше спас тебя солнечный бог и принес ко мне, позаботиться велел, а прежде свою силу влил. Захотел, чтобы превратилась ты в чародейку, по дару равную снежному лорду. Мгла ледяная!

Он успел отшатнуться от стола за секунду до того, как вся массивная деревянная столешница раскололась от жаркого сгустка, ударившего в нее пламенным столпом.

— Вот теперь я понял, о ком ты думаешь, — выдохнул хозяин обугленной комнаты. — Весса, силу контролируй, а то ведь и меня прикончишь ненароком. О хорошем вспоминай, да хоть о матушке.

— Я матушку не знала, — проговорила сквозь прижатые к губам ладони, не смея оторвать взгляда от тлеющего стола. — Умерла, когда я родилась. Именем наградила, выбрав самое редкое для Снежных земель, а еще даром чародейским и после ушла за грань или на вашу сторону брошенной душой вернулась, кто ее знает. На севере она жить не слишком любила, все сбежать хотела.

— Отчего не любила, коли мужа себе там присмотрела? — спросил собеседник, то ли правда интересуясь, то ли отвлекая меня от иных мыслей.

— Не было у нее мужа. Нашел отец ее в лесу и приютил, кров предложил, а большего не сумел, потому что кто она и откуда, сама не ведала.

Думала, сейчас спросит, где тот, кого отцом назвала, а чародей замолчал. Долго молчал, пока я на него не посмотрела. А как посмотрела, заметила, что закрыл ладонями лицо и будто окаменел.

Долго тишина ничем не нарушалась, и мне неловко было дальше говорить. А потом чародей опустил руки и глухо просипел:

— Ничейная, говоришь? — а глаза блестят. Слезы то ли от дыма едкого, то ли от сознания, что жил не тужил, а после Яр ему на голову чародейку безродную сбросил, которая полдома пожгла.

Пожала плечами.

— Своя собственная.

— А хочешь, Весна, мне дочкой стать?

Богиня ступала неслышно, плыла в мерцающей дымке мимо жилья с его запахом дыма, мимо дворов с заливающимися лаем псами, чтобы остановиться на пригорке и с него, невидимой, наблюдать за людьми, суетящимися по ту сторону деревянного забора.

Вот обычная северянка с черной косой, густыми бровями и красными огрубевшими руками, коими сейчас стирала в бадье грязное белье. Вот два крепыша темноволосых, один рубил дрова, другой в поленницу складывал, попутно переругиваясь с первым. Еще один мужик, ширококостный, приземистый, хмурился, укладывая в мешок меховые шкурки.

Семья той чародейки, которую Яр надумал против Бренна поставить?

Богиня сомневалась, что девчонка выживет. Яр не станет дрожать над ней и возиться, как когда-то Стужа ухаживала за умирающим огненным магом, чье опустевшее выжженное сердце медленно обрастало льдом. Подобно многим мужчинам, солнечный бог был нетерпелив, ему желалось всего и сразу, но на случай, если чародейка каким-то образом выкарабкается, богине хотелось отвести от Бренна лишние хлопоты. Никто и никогда не посмеет угрожать ее избраннику, ее лучшему лорду.

Стужа слегка нахмурилась и недовольно скривилась.

— Мало она на них похожа. — Хотела уже отвернуться, когда во двор выскочила девочка. Слетела с крыльца, мелькая босыми пятками, подскочила к собачьей конуре, сунулась туда и принялась вытаскивать наружу недовольно ворчащего пса.

— Пошли, Тява, пошли, — донесся до богини звонкий голос, — пошли Веснушу искать.

— Куда! — прозвучал грозный окрик матери. — Куда босиком по земле холодной? Отец! Снежка опять из дома выскочила.

Хмурый бородач обернулся. Девчонка еще ошейник не выпустила, а он уже ухватил ее поперек живота, на плечо взвалил и понес в дом.

Богиня заинтересованно взглянула и шагнула с пригорка, словно истаяла в пространстве.

Одетая в теплое Снежка присела на пригорке, перебирая в руках тонкие стебельки цветов. Раньше ей сестра плела красивые игрушки, а еще яркие веночки на голову. Снеже захотелось повторить. Веснуша учила ее, как правильно, но так ловко, как в тонких пальчиках сестры, Снежкины стебельки не сплетались.

Подняв голову, девочка поймала строгий взгляд матери, не велевшей ей уходить дальше этого пригорка, и вздохнула.

— Что ты грустишь, малышка? — раздался мелодичный, точно хрустальный колокольчик, голос.

Быстро оглядевшись, Снежка увидела совсем рядом удивительно прекрасную фею. Она парила в воздухе и, улыбаясь, глядела на нее.

Настоящая волшебница! Как из Вессиных сказок.

— Ты пришла мое желание исполнить? — спросила у чарующего видения.

Фея склонила набок голову, улыбаясь ласково и чуть проказливо.

— А каково будет твое желание? — поинтересовалась она.

— Хочу, чтобы Веснуша вернулась. Мне без нее плохо.

— Обижают тебя? — Волшебница подплыла ближе.

— Никто не обижает, не пускают Вессу искать. И Тяву брать запрещают. Говорят, Веснуша никогда обратно не придет, потому что нас не любит.

— Отчего же не придет, — фея оказалась совсем близко и улыбнулась еще ласковее, — думаю, ради тебя придет.

Она вдруг склонилась и поцеловала девочку в лоб. Совсем легонько коснулась губами, но Снежке стало очень морозно на теплом солнышке. Девочка поежилась, обхватила плечи ладошками, зубы застучали. Волшебница отстранилась, махнула рукой, и холод ушел. Вглубь ушел и затаился.

— Вернется твоя Веснуша. Ты ее дождись.

И с этими словами фея исчезла.

Лорд был недоволен, ну а если откровенно, в гневе он был. Так жаром пылал, что хоть хворост о лысину поджигай. А еще вся речь вежливая куда-то исчезла, напрочь исчезла, он все пытался на ругательства не сорваться, но выходило лишь: «Ты! Ты… ты!»

Не зря мне думалось, что Зорий со мной быстро выкать перестанет. Ходил сейчас взад-вперед по домику речному, Ярмилой в жилой вид приведенному, и пытался по-человечески поговорить, потому что прежде от крика голос сорвал. Ярку он, кстати, выгнал. Едва увидел ее довольную, лучащуюся счастьем рожицу, как тут же прочь отправил. Ту хлебом не корми, дай кузена из себя вывести, а если еще и не она расстаралась, и не ей за это влетит, тогда удовольствие в разы ощутимее.

— Ты!

Я это, я.

Глянул так, что едва взглядом не поджег. Ярка в такие моменты смеялась: «Зорий у нас страстный мужчина. Видишь, как хорош, когда пламя пылает?»

Хорош, но непривычно немного, хоть голый череп его нисколько не портил, украшал даже, особенно когда вот так блестел.

— Ты смеешь указывать! — собрал мысли воедино чародей. — Перечить лорду смеешь?!

Пожала плечами. Проходили уже и гнев, и слова, полные ярости, и глаза, молнии мечущие. А я попросила только Вива вернуть. Его после случая на Зимнелетке к Огненным горам сослали, а вины за парнем никакой не водилось. Я виновата была. Я не прогнала Эрхана и истукану ледяному попалась, Вив же, напротив, убеждал правду сказать.

— Разве я перечу? Раскрой меня напарник, и волка бы убили, а он снежному лорду служит. И кому хорошо?

— Да ты издеваешься? Мало того, имеешь наглость говорить, как и кого мне наказывать? Или, может, уже возомнила себя главной? Откуда вообще взялась? Как тебя Акила нашел? И ведь отрицал поначалу, убеждал, что не знает, а теперь, смотри-ка, заявил, будто Яром отмечена. Удочерил безродную девку! А не прикажешь теперь тебя поклонами привечать и ноги целовать? На то, что род у Акилы древний, я плевать хотел. Мне известно, из какой грязи тебя достали. И метки я своими глазами не видел, вы оба лжете.

Я отвернулась от полыхающего яростью чародея, посмотрела в окно, за которым барабанил по листьям дождь. И не подумала обнажить плечо, чтобы показать красивую золотистую метку на внешней стороне. Ну его! Привычно, когда ни за что ни про что оскорбляют. Пускай хоть весь день орет. Место огненного лорда занимать я и не думала. Нужно оно мне! А Вива ему вернуть все равно придется.

— Вот и проверим! — услышала совсем близко, за спиной.

Отвлеклась на свои мысли, да и вреда от огненного не ждала.

Потому, когда он подскочил и развернул к себе, схватившись за рукав голубой формы, у меня на ответный удар несколько секунд ушло.

Отнесло и впечатало Зория в стену. Хрустнуло громко, и огненный лорд на колени упал. Не растянулся на полу лишь оттого, что кое-как закрыться успел. А хрустнул не он, конструкция из тонких палочек, которую Ярка скульптурой называла и лично строила.

Опустила ладони.

Эта сила меня саму невозможно пугала. Благодаря Акиле кое-как научилась спокойно о снежном лорде говорить, не поджигая все кругом, а вот инстинкты, вбитые ледяным и насквозь промороженным, срабатывали, как прежде. Подумать не успевала, а удар уж обидчика настигал. Одно отличие — был он несравнимо сильнее, чем прежде.

— Гадина! — прошипел Зорий, сам не хуже ядовитой гадины.

На ноги поднялся, пошатнулся слегка. Думала, сейчас в ответ достать попытается, но не стал. Молча пошел в мою сторону, остановился, зло так выплюнул: «Скрываешь?» — и глянул на укрытое тканью плечо. И побледнел.

Я тоже за взором проследила, а сквозь тонкую белую рубашку светились круги, ярко так, что их очертания ясно виднелись. Я прежде посчитала, сколько их там — ровно одиннадцать. Наделив силой, Яр точно знал, завершение двенадцатого цикла для чародейки невозможно, потому как смертному не сравниться по силе с богами, это заложено в саму суть поднесенного дара. Они перекрещивались тонкими золотыми линиями, образуя вместе еще один круг. Количество я знала, а вот Зорий для себя открытие сделал и тоже хотел подсчитать, снова рукой потянулся, а я накрыла плечо ладонью.

— Еще сомневаешься? Раздеваться, чтобы тебя убедить, я не намерена. Иди себе, лорд, дел, наверное, хватает. Куда ж там на безродную лгунью тратить? Про Вива только не забудь.

— Стерва!

И подступил совсем близко. Только я в этот раз ладони перед собой держала, попытается навредить, отвечу.

Он не попытался. Ну то есть вредить не стал. По телу стремительно узоры полыхнули, на лысине засветились, в глазах огонь отразился. И выглядело это красиво, я даже на миг залюбовалась. А Зорий вдруг склонился, и… отнесло его снова к стене. Только я провожала новый полет совсем иным взглядом, который любых слов выразительней.

Что за жест сейчас был? Показалось или огненный лорд меня поцеловать пытался?

Зория аккурат в огненный переход внесло, а меня здесь оставило молча взирать на место, где чародей исчез. А после в дом Ярка ворвалась.

— Ушел? Так и знала! Как вопли стихли, я выждала немного, чтобы уж наверняка. Ох, как здорово ты его доводишь, Весса. Никто еще так не умел.

— Твой кузен меня, кажется, поцеловать хотел.

— А?

— Склонился, еще и ладони протянул, точно за голову обнять собрался.

— С ума сойти! Вот ты его взбесила!

— Не целовать, покусать хотел?

— Да нет же! Совсем разум помрачился, векторы сбились.

— Что?

— Так говорят, не слышала? Сменить вектор. Это если огненная ярость вдруг страстью обращается. Похоже, братца припекло.

— Нет, не слышала.

Я потерла лицо ладонями, не умея взять в толк, как же так все устроено, и не понимая, почему настолько взбесился Зорий. Яр меня вдруг выбрал сосудом своей силы, но это никоим образом чародея не касалось. Чинить вреда лорду я и не думала. Неожиданнее всего после божественного выбора предложение Акилы прозвучало. Однако в том состоянии я, признаться, на уговоры быстро поддалась. Он очень убедительно сказал: «При твоей силе, но без защиты громкого имени станешь у высокородных, как кость поперек горла. Проблем не оберешься. Лучше уж сразу со всех сторон прикрыться и выбора им не оставить». Так, собственно, и уговорил. И уж не знаю, как остальные, с ними еще не встречалась, но Зорий, когда в дом ворвался, напомнил мне взбесившегося жеребца, у которого из ноздрей огонь вырывается. Мигом налетел бы и затоптал, не дай я ему отпор. Единственное, поцелуй в этот образ совсем не вписывался. Надеюсь, не все чародеи так на меня реагировать станут.

Глава 20

О КАМНЕ ПРАВДЫ

Тонкий стебелек лег поверх второго, попутно вплетался третий и еще один — я сосредоточенно выплетала из соломы хоть что-нибудь, поскольку воплотить в жизнь задумку с определенным украшением не вышло. Уже пять раз не вышло. А впервые полыхнуло, когда чародей заявил, что был ледяной истукан когда-то его учеником.

Я еще долго огонь успокаивала, пока с собой совладала.

— Бренн родился в то время, когда все было иначе устроено, — ходил за моей спиной Акила. Рассказывал он тоном мудрого наставника, четко разделяя слова, чтобы быстрее доходило и звучало понятнее.

Мне было понятно, настолько, что ледяной образ вживую перед глазами предстал и солома опять обуглилась.

— Вспомни, как я учил, Весса: дыши глубоко, приятное вспоминай, нечто, далекое от моей темы.

Если бы я могла вовсе не слушать, отвлечься вышло бы быстрее, но Акила требовал, чтобы вникала и запоминала, а при этом умудрялась мыслить отстраненно. Он постоянно меня так тренировал, чтобы научилась новую силу соизмерять, и каждый раз темой выбирал ледяного лорда, рассказывая сперва о прежних привычках, об увлечениях, теперь вот за жизнь взялся.

— Твоя слабость в том, как ты на него реагируешь, и поверь, уж кто-кто, а Бренн разглядит и воспользуется. Ведь на тебя ставка делается, девочка. У Яра со Стужей совсем разладилось, недаром бог наш солнечный велел готовыми к нападению быть. Стравятся наши стороны вновь, и день тот не за горами. По силам Бренну лишь ты равна. Он научил тебя защищаться и нападать, хорошо научил, но этого мало, если против него же идти.

Я взяла новый пучок соломы, вздохнула и промолчала. Акила помог научиться говорить о ледяном истукане и не плеваться при этом огнем. Сначала давал в ладони деревянные бусины на веревочке, которые следовало перебирать и которых я пожгла немереное количество, дышать при этом наказывал глубоко и медленно, а теперь хотел окончательно ярость усыпить, чтобы то, что касалось мага, меня вовсе не задевало.

— Ты мало в этом разбираешься, но извлечь наружу дар, когда он остался в неразвитом младенческом состоянии, практически невозможно. Прежде не раз пробовали наставники, но чаще заканчивалось окончательным угасанием магии. Бренн помог выманить и обучил, за что ему наше большое спасибо. Но ведь не просто так выманил, а подход к тебе нашел, то есть понял, на что надавить, как заставить не только пробудиться, но развиться и служить хозяйке. А значит, он и тебя изучил, понимаешь? Так в чем же наше преимущество?

Пожала плечами.

— Лорд не знает свойств выросшей кошки. Поняла?

Кивнула. Закусила губу и стала переплетать стебельки.

— Навыки у тебя отличные, сюда добавим мои тренировки и сможем еще лучших результатов добиться. Признаюсь, превзошел меня ученик, отточил мастерство, углубил и развил систему, но я подгоню свое искусство к отдельно взятой чародейке, тогда и посмотрим, кто из вас верх одержит, а пока тебе о лорде больше узнать следует.

Он прошел взад-вперед и продолжил рассказывать.

— В то время считалось, что магов не следует ставить во главе отдельно взятого княжества. Поскольку они сильнее обычных людей, а сила может ударить в голову, потому наделять еще и властью попросту опасно. Вот и правили тогда князья — обычные люди, а маги шли у них в подчинении.

Мы с отцом Бренна были хорошими друзьями. Потому я и согласился, когда он привел мальчишку, обучить того магии. Затем, впрочем, не раз пожалел. Такого изобретательного сорванца еще свет не видывал, он мне всю кровь свернул.

Я вдохнула глубоко, выдохнула и так еще несколько раз и продолжила плести чуточку почерневшие стебельки.

— Пришлось предельно строгим быть. Доставалось упрямцу, а он свою линию гнул. Когда удалось мне хоть как-то обуздать щенка огненного, тогда и ввел его в круг учеников, стали они вместе тренироваться. Знаешь, Весса, что дружба, подобно нашей магии, с детства зарождается? Настоящая, крепкая, нерушимая, когда готов за друга жизнь положить.

Подросли сорванцы мои, после поступили в академию столичную. Личный наставник уж всему научил, пришла пора узнать больше о других вещах. Пошли они на службу к князю, вошли в состав дружины, магические клятвы принесли. Правители наши в те времена цапались по поводу и без: за власть, за земли, за богатство. Ну и закружило мальчишек. Стычки, сражения, победы, проигрыши, первые заслуги, почести, награды. Бренн ведь из древнего богатого рода происходил, но чтобы не загордился мальчишка, отец всегда был строг к нему — хочешь в богатстве жить, сам себе состояние сколоти. Лишнего медяка не давал. Остальные мои ученики при обмундировании новом вечно потешались над волчонком, ну и тот в ответ скалился, хотя больше шутил, всерьез не обижался. Зато и богатств в первый черед добился, стал лучшим в княжеском войске, настолько, что быстро занял место по правую руку от военачальника.

Возмужали мальчишки. Когда свиделись позже, этих молодых чародеев было не узнать. Ну и жизнь такая, о которой они в те времена мечтали: слава, деньги, внимание красивых женщин.

Сгорели стебельки. Я выдохнула, раздраженно смахнула пепел на пол и взялась за новые.

Акила кашлянул за моей спиной, потом вновь прошелся и продолжил:

— Ту науку, что следовало в академии пройти, они чаще в походах и познавали. География, быт, различия между княжествами. После возвращались, сдавали положенное, на другой курс переходили. И вот уже ближе к окончанию наступило временное перемирие между соседними княжествами. Воины мои вернулись домой уже не на короткий месяц. Тогда и попалась Бренну на глаза девчонка одна. Она в академии училась, на младшем курсе. Семья богатством не отличалась, но происхождение было хорошее. Пусть не совсем ровня древнему роду, но и за оборванку не сочтешь.

«Или за незаконнорожденную», — фыркнула про себя и продолжила слушать.

— Были у девушки той дед да дядька. Позволить личного наставника они не могли, а где тогда после школы дар развить, как не у преподавателей в академии? Потому, наверное, девчонка серьезная оказалась, училась старательно.

Случайно вышло, что налетела она однажды в коридоре на волка нашего, на урок спешила, дороги не разбирала. Еще и не заметила ни знаков отличительных, ни татуировок, о милости князя свидетельствующих, извинилась и мимо проскочила. А была Азария, скажу я тебе, красавицей.

Я продолжала задумчиво плести, уже не особо обращая внимание на стебельки, но сильно увлекшись рассказом Акилы.

— Зацепила она его, настолько, что поспорил.

— Как поспорил?

— Как юнцы на девушек спорят, что его станет. Соблазнит, стало быть, красавицу.

Я молча опустила голову, огонь не спешил опалять стебельки, начавшие сплетаться в диковинный цветок. Всегда, значит, такой был, легко чужими сердцами распоряжался.

— Спор он почти выиграл, когда слухи о нем ушей Азарии достигли. Скажу тебе, что девушку эту я хорошо знал. И в те времена и позже, когда превратилась в красивую женщину. Стальной характер был. Порой я удивлялся, как из такой тростинки ни слезинки не выдавишь, когда и посильнее, покрепче нее рыдали, и не только девчонки. Хоть, может, и плакала, но чтобы никто не видел. Знаю, не могла та новость ее равнодушной оставить, ведь влюбилась, крепко влюбилась. Но даже виду, что ей больно, не подала.

Я Азарию могла понять, да так хорошо, словно на меня поспорили. Роднили нас с ней чувства к одному мужчине, хоть и разделенные годами. У меня сейчас в душе пусто было, гулко, мрак один со снежными вихрями и боль в сердце, непреходящая, ноющая. Всегда жила. Улыбалась я, с другими говорила, отвлекалась на что иное, хотя бы на дар свой, а боль ничем не заглушалась.

— Отношения она порвала резко и безоговорочно. Велела Бренну на пушечный выстрел не приближаться, а после гордо мимо него проходила, как мимо места пустого.

Акила хмыкнул и замолчал.

— Ну а потом что? — не выдержала через несколько минут и обернулась к наставнику. Он внимательно смотрел на мои руки, которые продолжали плести уже сами по себе.

Акила перевел взгляд на лицо, тряхнул головой, словно отгоняя лишние мысли, и продолжил:

— Ну а что потом? Кабы она рыдала, обвиняла его во всех грехах или академию бросила, чтобы подальше оказаться, исход был бы один. Оставил бы маг позади еще одно разбитое сердечко и дальше пошел. А тут ему пришлось вымаливать прощение и долго, — Акила вновь хмыкнул, — очень долго пришлось. А как итог, свадьбой закончилось. Вот накануне нового призыва княжеского они и поженились. Когда Бренн из похода вернулся, Азария первенца ждала. Подарила мужу счастье. Он ради того, чтобы рядом с ней находиться, следующий призыв проигнорировал, зато сыновей на руки принял. Сразу двое родились.

Улыбка Акилы сменилась хмурым росчерком морщин, а глаза почти скрылись за кустистыми бровями.

— Князь недоволен был?

— Есть такое. Состарился правитель к тому времени, мнителен стал, недоверчив. Оно и понятно. Поживи век человеческий во дворце среди интриганов. На второй раз клятву активировал, силой Бренна в поход послал, невзирая на его желание. Волк к тому времени пресытился сражениями. Волчицу свою отыскал, верное любящее сердечко, еще и детки подрастали, самое время учить. Вот и тянуло к семье, а не в ратное поле, но спрашивать никто не стал. Повинуйся, и все.

— Азария тоже волчицей была?

— Что?

— Ее дар.

— А, нет. Это я так сболтнул, для красного словца, потому что волки свою пару на всю жизнь выбирают. А какой ее сила себя проявляла, уже подзабыл. Как бы тоже не из ваших, кошачьих, однако не рысь точно. Помню, что не слабая, но и не мощная. С другой стороны, Бренн ее от всего ограждал, пылинки сдувал, защищал так, что силу использовать не приходилось.

А меня до разрыва сердца тренировками своими доводил. Подавила новый вздох, а то навздыхалась уже, прикусила губу и принялась дальше выплетать.

— Бренн тогда высказался в сердцах, но слушаться пришлось, а как иначе, если сам клятву давал. Зато до князя слова донесли, кое-где переврали. А тому уже заговоры на каждом шагу мерещились.

Азарию с детьми Бренн к родителям отправил, владели они землей и крупным поселением на месте, где ныне озеро, из которого Зимнелетка начало берет. Являлось оно их родовой вотчиной. Там же особняк стоял, отец Бренна еще крепким мужчиной был, сам дела вершил. Позже хотел все сыну передать, но не сложилось.

В этой части истории вспомнились мне сразу все легенды, которые о Сердце Стужи слышала.

— Откуда родились слухи о предательстве главнокомандующего, я не знаю. Говорят, доверенные люди донесли, будто он надумал князя сместить и сам стать во главе. Но слухи слухами, а появилось ведь доказательство. И когда допросили нескольких людей из ближнего круга, выяснилось, словно взаправду командующий и его сподвижники покушение планировали, а после переворот в княжестве. Бренн будто бы в этот круг входил.

— А они соврать не могли?

— С помощью камня правды допрашивали, вот и сама посуди. А закончилось все печально. Князь вовсе ума лишился, отдал приказ уничтожить вотчины заговорщиков подчистую. И как итог, я встретил любимого воспитанника намного позже, когда возненавидел от души. Были у меня прежде ученики, его друзья, которых за собственных детей почитал и которых он своими руками уничтожил. Всех, кроме одного. Иштван был тем, кто убил Азарию и детей. Говорят, она ждала третьего, возможно, девочку, которую они с мужем хотели. Защититься она не сумела. Сил недостало ли, навыков… Пожалуй, совладай она с чародеем, смогла бы уйти. Приказ был убить, а вот насчет преследования я не знаю. Коли существовала лазейка, чародеи могли ей воспользоваться, могли упустить беглянку, понимаешь? Приказ на клятве не оспоришь, но для Бренна это не стало оправданием. Мы все увидели его уже другим. Снежный лорд с мерцающими белыми волосами, с ледяным мечом в руке. У него прежде пряди такие каштановые были с огненным отливом и глаза серые в солнечных искрах, смешливые. А тут синий лед, равнодушие. Он и правда чувствовать перестал.

— А как он того, последнего, наказал? — Дыхание прерывалось, но огонь отчего-то совсем не бунтовал, не жег вены.

— Зрения и ног лишил, калекой на всю жизнь сделал. Сказал: «Поживи теперь». Тем и закончилось. Всем отомстил и ушел на северную сторону, стал править. А у нас после тех событий тоже перемены произошли. Оказалось, что не магическая сила разум застилает, а безграничная власть. Ну а позже сложилось уж как теперь. Такая история.

— И до сих пор лишь ненависть к лорду осталась?

— Терпеть его не могу, — согласился Акила. — Век бы не видел. — И замолчал. Он в этот миг как раз вспомнил тот бой, когда сошелся с бывшим учеником один на один. Потеряв своих птенцов, которых бережно взрастил, он бросил вызов их убийце. Сцепился яростно со снежным волком, а когда тот поддался, вспомнил вдруг озорного непослушного мальчишку. Так и не смог убить, ушел. Вернулся в пустой темный дом, пить стал, день ото дня все больше, а после встретил отраду свою, солнечную нежную Аину. Жизнь расцвела новыми яркими красками. Заиграла, забила ключом. Выпивки и пьяных погромов все меньше становилось, один только и учинил накануне свадьбы. Перебрал лишнего. А наутро обнаружил, что невеста сбежала. Акила считал тогда, будто испугалась жениха-медведя, способного за секунды разнести все вокруг, а теперь видел перед собой ее дочь. Видел и понимал, что могла бы жизнь повернуться по-другому, не сломайся он тогда и продолжи бороться.

— Не придет она. — Бренн положил руку на голову снежного волка. — Не жди напрасно.

Эрхан клацнул зубами и упрямо сел на землю.

— Ее душа моей отзывается, сила к силе тянется, а разум прочь отворачивается. Так и нужно, Эрхан, так задумано, менять это сейчас я не вправе.

— Р-р-р, — проворчал вожак.

— Коснуться лишь на расстоянии могу ветром северным, дыханием снежным. Вскоре на их землях зима наступит, и если вовсе затоскуешь, заглянем на минутку, полюбуешься издалека.

— Р-ряв? — удивился вожак.

— Защита? — Снежный лорд улыбнулся. — Я отличный способ нашел ее обойти.

В этот миг оба насторожились и почти одновременно оглянулись на темный спящий лес. Зимнелетка тихо плескалась неподалеку, и в журчание волн вплетались едва слышные звуки.

— Снежные волки, — задумчиво проговорил Бренн, — кочевая стая из тех, что выжили во времена истребления.

Эрхан вскочил на ноги, гордо встряхнулся.

— Иди, иди, — улыбнулся ему лорд, — покажи, кто в этой стороне хозяин.

Прохладный северный ветер влетел в окно, коснулся пушистых волос, ласково провел по щеке. Чародейка заворочалась во сне, пробормотала что-то. Улыбка коснулась губ, и ветерок поцеловал неощутимо, подхватил и забрал с собой отпечаток этой улыбки, ее нежный изгиб, согревший мягкие черты спящего личика. А после вспорхнул спугнутой птицей и скрылся в ночной темноте, когда дверь тихо отворилась и в комнату заглянул Акила.

Бесшумно ступая, наставник прошел к изголовью широкой кровати и замер, пристально вглядываясь в черты лица той, кого ныне называл своей дочерью. Весна заявила, будто у него жить станет, поскольку в доме на сваях совсем уж невмоготу. В первый момент чародей решил, что, несмотря на громкое имя его рода, кто-то посмел над ней насмехаться, а после узнал, как жестоко ошибся, и еще долго хохотал над собственным промахом. Бедной чародейке прохода не стало от женихов, особенно один жеребец огненный старался. На днях еще и заявился повторно в его берлогу, Вессу обратно вернуть потребовал. А как узнал об иных претендентах, мигом умчался душить всех и каждого. Одна лишь проблема для Акилы нарисовалась — пришлось ремонтом дома заняться, основательным таким. Вот с комнаты Вессы он и начал.

Теперь же тихонько присел на корточки и поднял на уровень глаз два цветка: один, сплетенный из драгоценных тонких ниточек серебра, и второй — из обычной соломы. Последний чародейка выплела, слушая историю Бренна, а второй наставник сам отыскал в завалах старой рухляди. Был спрятан там ящичек, а в нем дорогие сердцу памятные вещи, которых не касался долгое время. Среди них хранился цветок, очень похожий на соломенный, ну точно одна рука плела.

Страницы: «« « ... 1112131415161718 » »»