Месть по-царски Тамоников Александр
Этой ночью они любили друг друга крепко, и живот Ульяне не мешал. Счастливые, обнявшись, уснули. Ночь была звездной, тихой, теплой, даже шум с реки не доносился.
Встали, как всегда, рано.
Молились в горнице пред образами красного угла.
После трапезы Габра приторочил к седлу сумы с одежей и провизией, приготовленной Авдотьей.
Ульяна вышла провожать мужа.
Обняла его, не отпускала долго. Заплакала.
Дмитрий погладил ее по голове:
– Не надо, любовь моя, я вернусь. Время пролетит быстро. Дитя береги, себя береги, в ненастные дни гулять не ходи или одевайся теплее. Задумаешь уехать к родителям, скажи Семену. Ну все, родная, пора мне.
– Помни, Дмитрий, я люблю тебя и жду.
– И я люблю тебя. И вернусь обязательно.
– Ну с Богом!
Она разжала объятия. Савельев вскочил на коня.
Слуга открыл ворота.
Князь выехал. Вслед ему крестились и Ульяна, и прислуга.
Он, не оборачиваясь, повел коня в сторону Калужской дороги. В рощу въехал, когда уже вовсю светило ласковое весеннее солнце.
У оврага уже стояли две лошади, впряженные в телеги, покрытые грубой непромокаемой материей – пологами. Рядом конь князя Крылова, возле него сам вельможа. Чуть в стороне – два татарина и крепкие русские мужики лет по тридцать.
Савельев соскочил с коня.
Глава вторая
– Доброго утра, Юрий Петрович.
– Доброго, Дмитрий Владимирович.
Савельев кивнул на людей, стоявших в стороне.
– Ну, служивые татары понятно, а мужики?
– Возницы.
Он махнул им рукой.
Все четверо подошли.
Князь Крылов представил татар.
– Икрам Гардай и Рустам Туран, преданные государству русскому люди. Из Касимова. А это, – он указал на мужиков, – Алексей Глухов и Борис Суля. Мои люди, надежные. В случае чего могут и в бою показаться.
– Добре.
Савельев поприветствовал пополнение своей дружины.
– Посмотришь обоз? – спросил Крылов. – Покуда твои ратники не подъехали?
– Да.
Крылов кивнул Глухову.
– Лешка, сверни пологи, воевода телеги смотреть будет.
– Слушаюсь, князь.
Старший возница, более похожий на воина царской рати, отвернул полог первой телеги. Там мешки, сумы.
Крылов объяснил:
– Здесь провиант, крупы, мясо вяленое, солонина, копченая рыба, хлеб – то, чем можно трапезничать в безлюдных местах. Тут, – он протянул Савельеву мошну, – десять рублев, это на закупку у крестьян кур и иного продовольствия. Места свободного много, это для отдыха ратников, пять человек поместятся свободно.
– Поместится и больше, – сказал Савельев.
– Можно и десяток усадить, да лошадь-то одна. Хоть и тяжеловоз, но долго не протащит такой груз, оно и телега не выдержит.
Савельев согласился:
– Это так!
Он прошел ко второй телеге, где орудовал Борис Суля.
В ней оружие, к тому, что было у каждого ратника при себе, доспехи, кольчуги, шлемы с бармицей – кольчужкой, крепящейся к шлему и защищавшей шею и часть лица. Из оружия – колчаны со стрелами, луки, копья, бердыши, пищали, топорки, булавы. Всего понемногу. В этой телеге места для пеших всадников не было.
– Добро, – сказал Савельев, осмотрев содержимое обоза.
– Из пологов можно навесы сделать, укрыться от дождя.
– А провизия пусть промокает?
– В каждой телеге по два полога.
– Да? Не заметил.
– Потому, как возницы свернули их воедино.
Послышался топот копыт.
Явился Гордей Бессонов.
И потом за ним ратники дружины, как по расчету, почти через равное время.
Савельев спросил у Бессонова:
– Вы сговорились, что ли?
– Ты это о чем, воевода? – недоуменно посмотрел на князя Бессонов.
– Да так. Слишком уж порядок блюдется на подъезде.
– Разве это худо?
– Это хорошо.
Он познакомил ратников с возницами и татарами.
Особенно радушно последних приняли уже служившие в дружине Анвар Баймак и Ильдус Агиш.
Строить дружину Савельев не стал. Крылов и без того мог оценить готовность каждого к походу.
Дмитрий взглянул на князя.
– Ну что, Юрий Петрович, тронулись мы?
– Хранит вас Господь. Будет надобность, пошлешь гонцом любого из татар.
– Надеюсь, обойдемся без этого. С Богом.
Он пожал Крылову руку и скомандовал:
– Дружина, блюдя видимость торгового обоза с охраной, выходим на тракт и идем до деревни Липовка, это около сорока верст. У деревни – постоялый двор, на нем заночуем, отдохнем, подкрепимся. Анвар, Агиш, Икрам, Рустам и Новик в переднюю телегу, коней привязать к задней, остальным на конях. Лукьян Балаш немного вперед, Боян Рябой назад. Пошли!
Служивые татары и ратник Новик сели в переднюю телегу. Балаш выехал на дорогу, осмотрелся, свистнул – вышел весь обоз и пошел на юго-запад, сзади саженях в десяти Боян Рябой.
Со стороны дружина внешне походила на торговый обоз, везущий дорогой товар под сильной охраной под началом богатого купца, на которого был похож князь Савельев.
Какое-то время шли по дороге в одиночестве, затем стали попадаться встречные обозы, торговцы, везущие товар на Москву. То и дело дружину обгоняли вездесущие гонцы. Все обычно для тракта.
Опытные ратники, когда обоз преодолевал лесную местность, внимательно осматривали подходы к тракту. Ничего подозрительного не заметили. Дважды останавливались по нужде. К закату солнца добрались до деревни. Остановились, пропуская стадо коров, что гнали пастухи на водопой.
Савельев окликнул пастуха:
– Эй, человек, подожди!
– Чего надобно? – недоверчиво спросил тот.
– У вас тут должон быть постоялый двор, не подскажешь, где?
– А где ему быть? За селом. Проезжай, увидишь, справа от дороги.
– Там обычно народу много?
– Не-е. Купцы и простой люд, которому дома не сидится, коли от Москвы едут, проходят далее до Дыбина двора, это еще верст десять. Вот там народу много, а тут если и есть кто, то мало.
– А пошто так, пастух?
– По то, что Петро Шатров совесть вконец потерял. Провизию за копейку закупает, продает за алтын, а то и дороже. А еще супружница его, не дай Бог ночью встретить.
– Ты удивляешь меня.
– Коли заедешь на наш постоялый двор, сам увидишь. Страшная Антонина, век бы ее не видеть.
– Чего ж Петро на ней женился?
– Ээ, в девках она ничего была, а потом дом их загорелся. Огонь изуродовал бабу. И стала страшна как смерть.
– У женщины такое горе, а ты «страшна». Разве по своей воле?
– Да мне что, уродина али красавица. Мне до постоялого двора дела нет, своих забот хватает. Заговорился я с тобой, путник, пойду догонять стадо.
Савельев бросил ему монету.
– Держи, пастух.
– Вот за это спасибо, с деньгой у нас туго.
Запрятав монету, мужик поспешил за стадом.
Дорога освободилась, Савельев дал команду:
– Проезжаем село, за ним постоялый двор. Там встаем. Говорил с пастухом, тот молвил, жена хозяина пожаром изуродована, на то внимание не обращать, не забижать бабу. Вперед!
Обоз прошел до постоялого двора. Всадники и телеги въехали на открытый, но пустой двор, огороженный невысокой городьбой. Посреди продолговатое бревенчатое здание с мелкими окнами, завешенными занавесками, труба печи, торчащая из крыши, покрытой соломой, поверх – березовой берестой. Из печи вился едва заметный дым.
Заслышав шум во дворе, на крыльце показался мужик в красной рубахе, подпоясанный широким поясом, в штанах и сапогах, с большой, побитой сединой бородой. На круглом лице бегающие, близко посаженные хитрые глаза.
Савельев подумал:
– Прав пастух, такой за копейку удавится.
Но улыбнулся:
– Вечер добрый, хозяин!
– Добрый. На постой решили встать али как?
– Тебя зовут-то как?
– Петро. Петро Иванович Шатров… хозяин двора.
– Вот как, хозяин? Ну а я московский купец. Можешь звать Дмитрием.
– А охрана у тебя, как у вельможи.
– Так это люди, бывшие на Москве, теперь обратно на Калугу возвращаются. Вместе и пошли.
– Ты, купец, не ответил, на постой али потрапезничать?
– На ночь встанем, места-то для всех хватит?
– Места хватит, – Шатров заметно повеселел, – и коней есть куда поставить и присмотреть за ними, да за и товаром тако же. Воду согреем, за домом помыться можно, в реке еще холодно. И выспаться места хватит, для тебя же, купец, есть комната чистая светлая, ну а харч любой, тока подождать придется, пока жена сготовит. Вы тут распрягайтесь, я жену озабочу.
– Коней куда поставить?
– То не ваша забота.
Хозяин постоялого двора крикнул в сторону подсобной постройки:
– Санька, Илья! Где вы, бездельники?
– Тута!
Из постройки вышли два парня, с виду лет по семнадцать.
– Займитесь конями. Ячменя насыпьте, воды налейте, да не из колодца, из ручья принесите и дайте прогреться.
– Угу, Петро Иваныч, – кивнул Санька, – сделаем!
– Так делайте, работнички, я вас даром кормить не буду.
– То ведомо.
Шатров услужливо предложил Савельеву:
– Покуда твои люди разберутся во дворе, пройдем в дом. Обговорим, чего готовить, цену за провизию и постой. У меня вино хорошее есть, литвинами привезенное, да за постой им рассчитанное. А коли треба баба, то есть на селе одна гулящая. На окраине живет. Тока кликни, прибежит. И ликом красива, и телом статна, одна беда – гулящая. Муж ейный потонул два года назад, а детишек не было. Так ее боярин, что владел селом, поначалу к себе на Москву забрал. А потом вернул. Уж как и что, не ведаю, но стала она гулять вовсю. А мужикам что, мужикам тока давай. Но с тех чего возьмешь. Купец же заплатит. Позвать бабу-то?
– Нет, – ответил Савельев, – не надо. А ты, видать, сам не прочь?
Хозяин усмехнулся:
– А что не помять-то? Мне тоже баба нужна.
– Так ты же женат?
Шатров вздохнул:
– Женат-то женат, да тока увидишь мою жену, поймешь, что спать с ней не можно, даже упившись хмельного вина.
– Хворая? – Дмитрий не стал подавать вида, что знает об уродливости жены Шатрова.
– Хуже. Уродина.
– Уродина? – изобразил удивление князь. – Чего ж тогда женился?
– Ээ, купец, то долгая история. Одно скажу, не от хвори заразной, от пожара уродство. Может, и поведаю, коли будет время. Так пойдем?
– Пойдем!
Они зашли в горницу. Та оказалась большой, просторной. Посреди стол, вдоль него лавки, лавки же и у стен, по дальней стене деревянная стойка, за ней полки, на которых посада.
Хозяин двора присел на лавку. Савельев устроился напротив.
Пошел торг. Князь убедился, что пастух был прав, Шатров завышал цены безбожно. В другой раз Дмитрий проехал бы мимо, но сейчас ему нужен был пустой постоялый двор. Чем меньше глаз, тем лучше. Договорившись о цене, приступили к заказу блюд вечерней трапезы. И тут Шатров опять поднял цены. Но Савельев не стал торговаться, уступил.
Шатров крикнул в сторону поварской:
– Антонина, Михайло! – Объяснил князю: – Это жена и сын. Михайло помогает матери.
Вошла женщина, от вида которой Дмитрий вздрогнул. Хоть и прятала она под платок и длинные рукава свое уродство, но все же совсем скрыть не могла. И это вызывало отвращение. Дмитрий взял себя в руки. Сделал вид, что ничего не замечает.
Шатров же передал жене исписанный листок, наказал:
– Сготовить быстро. Путники устали. Михайло, во всем помогай матери. Пошли!
Когда они удалились, хозяин спросил:
– Ну что, купец, теперь уразумел, отчего не можно спать с моей бабой?
– Да, изуродовал ее огонь знатно. Но хоть жива осталась.
– Лучше померла бы, – в сердцах бросил Шатров, – у меня была баба из города на примете. И здоровая, и работящая, и ликом, а тако ж и телом привлекательна. Да выжила Антонина. Хотел бросить, отец ее предупредил – убьет, мол, тогда. А он у Антонины еще тот разбойник и бугай. Прибьет, как муху. Вот и маюсь с ней. Добро, хоть жрать готовит отменно. В энтом деле она мастерица.
Савельев спросил:
– А сына чего при себе держишь? Ему сколько?
– Семнадцать годков было.
– В город бы послал, там ремеслу обучился бы, семью завел и жил бы как люди.
– А тут кто работать будет?
– У тебя же два работника.
– Угу, тока название что работнички, все из-под палки делают, а жрут за четверых.
– Ты им платишь?
– А как иначе?
– И не хотят работать?
– Ленивые, сил нет.
– Других найди.
– Ээ, купец, ты человек торговый, цену копейки знаешь. Хорошим работникам и платить достойно надо. А где взять деньгу, коли самому едва хватает.
Князь понял, что жадность губит торгаша. Но это его дело.
Зашли ратники, расселись по лавкам. Шатров ушел в поварскую, прикрыв за собой дверь.
Савельев сказал:
– Тут переночуем. Места хватит, тепло. Но за конями след смотреть. Хозяина жадность давит. Такой может и на товар, и на коней посягнуть. Не сам, конечно. Чрез кого-нибудь. Может, я ошибаюсь, но смотреть за добром нашим надобно. Да и за подходами ко двору. Местность для нас неизвестная, а лихих людей повсюду хватает.
– Это кто же решится напасть на двор, где полтора десятка ратников? – воскликнул Горбун.
– Я же молвил, – ответил Савельев, – может, и ничего не будет, но смотреть надобно везде. А коли ты голос первым подал, тебе полночи и быть в охране.
– Чего, одному?
– А тебе напарник нужен?
Горбун расправил широкие плечи.
– Нет, князь, мне никто не нужен, коли что, пяток разбойников я и сам прибью, а на остальных позову вон ребят..
– Вот и договорились. Стоишь на посту до полуночи. Потом тебя сменят… – князь посмотрел на ратников, – Бажен Кулик и Лавр Нестеров. До утра. Как продолжим поход, выспитесь в телеге.
– Слушаюсь, князь, – в один голос ответили Кулик и Нестеров.
Лавр добавил:
– Надо только, чтобы Осип разбудил.
Горбун сказал:
– Разбужу, не беспокйся, тока ложитесь у входа, а то я весь отряд перебужу.
– Ладно, возле входа так возле входа.
Жена хозяина двора больше не выходила. Снедь подавал сам Шатров с сыном.
Отужинав, начали располагаться. Стол сдвинули к одной стене, лавки к другой, Михайло принес сена, побросал охапки на дощатый пол. Ратники улеглись.
Савельева Шатров провел мимо поварни в закуток, где было две двери. Одна в гостиную комнату, другая в комнату, где спали отец с сыном. Где ночевала несчастная Антонина, Дмитрий так и не понял.
В комнатенке, где хватило места только для широкой лавки у печной стены да лавки у оконца-бойницы, князь рассчитался с хозяином двора за трапезу. Дал часть денег, оговоренных платой за постой. Сын принес перину, простыни, подушку и легкое одеяло. Все было чистое, не пользованное. Савельев помолился на сон грядущий, в комнате висела икона, разделся и лег в постель. Сразу же вспомнил Ульяну. Как она сейчас на Москве? Спит ли, или его вспоминает? А может, все-таки решила к родичам податься? Под мысли о любимой супруге князь Дмитрий Владимирович Савельев и уснул.
Осип Горбун вышел во двор. На бревне у городьбы сидели работники. Подошел к ним.
– Не спится, бедолаги?
– Чегой-то бедолаги? – подал голос старший, Санька.
– А то, что вид у вас, как у лосей пуганых.
– Ты говори, мужик, да не заговаривайся.
– Ладно, – сдался добродушный по своей натуре, как и все сильные, уверенные в себе люди, Горбун, – не будем собачиться. Как жизнь-то?
– Не жалуемся. Ты чего вышел?
– Охранять добро купеческое.
Работники переглянулись.
Санька спросил:
– Так купец свою охрану выставил?
– А я тебе о чем молвил?
– Ну, тогда неси службу.
Санька кивнул мужику.
– Пойдем, Илюша, нам тут делать нечего, коли у купца своя охрана.
– Эй, погодь, – окликнул работников Горбун.
– Чего?
– Так вас хозяин двора отрядил смотреть за конями и добром?
– Не-е. Мы просто так сидели. Утомились за день.
– Брешешь, поди?
– Ты у Петра Ивановича спроси.
– Нужен мне ваш Петр Иванович. Идите, без вас чище будет.
– Вот и мы о том же.
Работники зашли в постройку рядом с основным зданием.