Месть по-царски Тамоников Александр

На их место, поставив между ног саблю в ножнах, сел Осип Горбун.

Достал из кармана платок, понюхал, пахнет Клавдией. Довольно улыбнулся. Прошедшая ночь изменила его жизнь. Он шел к Клаве с мыслью, что и она отвергнет его. Посему сразу же по приходу и приступил к делу. Баба была не против, и Осип едва не завизжал от радости, когда оказалось, что Клава подходит ему. Наконец он нашел, что искал. И Клавдия осталась довольна, она тоже допреж мучилась с мужиками. Горбун испытал ранее неведомое. Они любили друг друга до самого рассвета. Горбуну пришлось бежать к себе домой, брать коня, дабы вовремя успеть к месту сбора. Успел. А вот лишнего сболтнул напрасно. И так хотелось спать, а тут князь еще на охрану поставил. Но все это такая мелочь по сравнению с тем, что получил Осип…

Он зевнул, после еды потянуло в сон. Но Горбун, как и все его други, воин опытный, знал, как обойти соблазн. Он поднялся, увидел бочку у городьбы. Там должна быть вода, иначе зачем бочка?

Направился туда. И тут случилось то, чего Горбун никак не ожидал. Скрипнули ворота, очень странно, они должны были быть закрытыми. Горбун сам слышал, как о том говорил князь и хозяин двора. В темноте появились два силуэта. Через городьбу перепрыгнул третий, плюхнулся рядом с отхожим местом и еще двое так же через городьбу у конюшни.

Горбун упал рядом с бревном, покуда не поднимая тревоги.

Незваные «гости» собрались за конюшней.

«Что за ночные птицы прилетели? – подумал Горбун. – Явно с черными намерениями. И ведь знали, что на постоялом дворе обоз с охраной. Кто-то предупредил. И вряд ли работники. Хотя почему нет, эти могли, как и хозяин, и сын его. Но что надо разбойникам? С добрыми намерениями да через городьбу на двор не наведываются».

Все стало понятно Горбуну уже чрез малое время.

Двое встали у конюшни, один подобрался к хоромам, замер у той самой бочки. Первые открыли ворота конюшни.

– Ба! – подумал Горбун. – Да это же конокрады! За нашими конями пришли.

На службу он взял кроме сабли еще и свой излюбленный шестопер, надел кольчужку супротив ножа. Мелькнула мысль – поднять тревогу. Наши сбегутся быстро, но конокрады успеют улизнуть, а того Горбун допустить не мог. Он, богатырь, валивший одним кулаком троих-четверых татар за раз, и упустит шайку?

Осип закрепил шнур шестопера на руке, метнулся к тому, что стоял у бочки. Разбойник и пикнуть не успел, как получил удар по голове.

Пока он падал, Горбун метнулся к левому углу конюшни. Разбойники, что встали у постройки, заметили движение, но среагировали поздно. Подошли друг к другу, что было на руку ратнику. Пока они решали, что делать, Горбун налетел на них. Взмах шестопера, и один с пробитым боком охнул, валясь на землю. Второй выхватил саблю, замахнулся на Горбуна. Владели холодным оружием разбойники так себе. Осип увернулся и врезал разбойнику шестопером в хребет. Тот, охнув, ткнулся в землю и потерял сознание.

Осип отворил ворота конюшни. Встал посреди входа.

– Эй, «гости» дорогие, не поздновато ли пришли? И пошто в конюшню? Шли бы в дом.

В ответ – тишина, только шевеление да конское фырканье. Горбун, бывший во многих сражениях, заслышав шум, рухнул на грязный пол. И вовремя. Над головой просвистела сабля. Из ближнего стойла выскочил мужик. Но под ногами Горбун. Об него и споткнулся разбойник. Упал рядом. Осип, не раздумывая, врезал ему кулаком по широкой морде, сразу же превратив ее в кровавое месиво. В пролет между стойлами выскочил другой разбойник. В руках вилы. Тараном пошел к выходу, закричал:

– С дороги, убью!

Когда он пробежал половину пути к выходу, Горбун вскочил на ноги, подняв грозный шестопер. Разбойник выбросил вперед вилы, намереваясь приткнуть охранника к бревну.

Но шестопер оказался быстрее.

Взмах, и древко вил переломилось пополам. Обломок вонзился в ограду стойла, древко осталось в руке незадачливого конокрада. Но отступать ему некуда, рванулся вперед. И совершил ошибку. Впрочем, любое его движение стало бы ошибкой.

Горбун нанес сокрушительный удар рукой в челюсть, от которого конокрад не только остановился, но отлетел назад, глухо плюхнувшись в навозную кучу.

Горбун вытер пот. Кони ржали, метались, кровь почуяли. Из дома бежали ратники. Кто к городьбе, кто к воротам.

Савельев, увидев двух валяющихся на земле мужиков, заметил открытые ворота конюшни. Кинулся туда и едва не столкнулся с выходившим Горбуном.

– Полегче, князь, так и убиться можно.

– Вот чертила, чего тут было?

– Да ничего особенного. Конокрады, пять рыл, хотели наших коней увести. И что интересно, Дмитрий Владимирович, они не тока знали, что мы встали здесь на постой, но кто-то оставил для них открытыми ворота. Заходи, забирай коней и сваливай по-быстрому. Но тока неувязка у них вышла, на меня налетели.

Горбун горделиво повел головой.

Князь проговорил:

– Да, для здравия это вельми вредно. Конокрады живы хоть?

– А кто их знает? Двое али трое должны выжить, но надо глядеть.

– Новик, – позвал ратника князь.

– Да, Дмитрий Владимирович?

– Глянь на того, что валяется у бочки.

– Угу.

– Уваров!

– Слушаю, князь.

– Ты посмотри на двоих, что у конюшни.

– Да, князь.

Сам же Савельев с Горбуном зашли внутрь.

Туда же прибежали и хозяин постоялого двора, его сын и работники.

– Чегой-то тут? – испуганно спросил Шатров.

– Погодь, стой на входе, вместе со своими людьми.

Местные подчинились.

Савельев подошел к первому разбойнику, тот хватал воздух окровавленным ртом. Зубы выбиты, челюсть сломана – понятно с первого взгляда.

Князь взглянул на Горбуна.

– Чего уж ты так-то, Осип?

– Так он саблей махал. Мне чего, ждать, что ли, покуда посечет? Ну и вдарил, и то вполсилы. Иначе голову проломил бы.

– Кто ты? – нагнувшись к раненому, спросил Савельев.

Разбойник что-то промычал.

Утвердительно покачав головой, князь прошел ко второму. У того физиономия оплыла так, что и глаз не видать.

– Кто? – спросил князь.

Конокрад приподнял руку, указал на Горбуна.

– Да не кто тебя вдарил, спрашиваю, а ты кто?

– Э… я… – изо рта пошла кровь.

От двери донеслось:

– Купец, пройтись можно, я многих в округе знаю, может, и признаю кого.

– Пройди, глянь.

Шатров узнал первого с разбитой челюстью.

– Ба! Да это Митяй Грач.

Воевода и Горбун подошли к нему.

– Что за Грач?

– Известный разбойник. Но народ не грабит, а все боле по коням промышляет. Встанет обоз на постой где-нибудь у ближнего лесу, Грач тут как тут. И нет в обозе коней. А вот кому он их сплавлял, неведомо.

– Может, из села?

– Не-е. Откель он, неведомо, но разбойничает в наших краях.

– Глянь на второго.

Шатров посмотрел.

– Этого не знаю, не видел.

– А тех, что на улице?

– Не глядел.

– Так погляди и будь во дворе с сыном и разбойниками. Есть о чем погутарить.

– Ага, купец, только пошто твои люди тебя князем величают?

– По то, что так я велел.

– А? А я уж подумал, и на самом деле князь.

– Ступай, да быстро.

Когда Дмитрий вышел из конюшни, Шатров разглядывал лежащих на земле разбойников. Потом отошел испуганно в сторону.

– Ты чего, Петро?

– Мертвые они.

– Мертвые?

Савельев посмотрел сам. Действительно, удары шестопером не оставили налетчикам шансов выжить.

Князь повернулся к Горбуну, тот потянулся, тут от бочки крик – мертвяк.

Дмитрий спросил Горбуна:

– И чего ты наделал? Троих прибил!

– А не будут воровать. И оружие при них было.

– Нет, в охрану тебя ставить нельзя.

Бледный от испуга Шатров спросил:

– А что, купец, тапереча мне делать?

– Чего, спрашиваешь? Придется отвечать на мои вопросы.

– До них ли?

– До них. А ну-ка, объясни мне, пошто ворота и во двор, и в конюшню были открыты? Пошто твои работники не охраняли двор?

Санька и Илья что-то начали лепетать, вроде как человек из свиты купца на охрану вышел, но князь перебил их:

– Молчите. До вас еще дойдет черед.

Он перевел взгляд на хозяина двора.

– Ну? Ответствуй, Петр Иванович.

Тот повернулся к работникам.

– Санька, пошто ворота не запер?

– Да я думал, Илюха запрет.

– Илюха?

– А я думал, Санька как старшой сделает.

Шатров развел руки.

– Вот как, купец, получилось.

– Ну с въездными воротами ладно, работники у тебя действительно еще те, могли понадеяться друг на друга, а конюшня пошто была открыта?

– Михайло? – повернулся к сыну Шатров.

– Да я вроде, батюшка, закрывал.

– Вроде?

Савельев взглянул на парня.

– Так закрывал или нет?

– Не помню, должон был закрыть.

– Тьфу, – сплюнул на землю Горбун, – кутерьму развели, не постоялый двор, а не пойми что.

Савельев приблизился к Шатровым.

– А не нарочно ли ты, Петр Иванович, велел ворота открытыми оставить? Уж не заодно ли ты с конокрадами?

– Да Господь с тобой, купец, я не разбойник.

– Ну ничего, двое живы, они все расскажут. Сейчас покойников к бане, подраненых в дом. Дрозд, приглядишь за ними.

– Слушаюсь, Дмитрий Владимирович.

– Бажен и Рябой – на охрану. Ты, хозяин, вели работникам кровь в конюшне убрать, дабы кони успокоились. Запереть все и спать.

– А… мертвяки? О них доложиться надобно.

– Вот поутру и доложишься. Старосте села, тот пристава из волости позовет. И жди, чтобы до его приезда не померли те, что живы. Я узнаю. Делать дело и спать.

Скоро на дворе все утихомирилось.

Савельев и дружина уснули, Шатров же маялся бессонницей. И как купец догадался, что он заодно с Грачом? Прибить бы их с Баталом, вторым выжившим, но купец предупредил. А может, и не купец он вовсе? В телегах немного оружия, пороху, дроби, провизии. И столь охраны. Может, действительно князь? Воевода малой дружины? Тогда трогать раненых нельзя. Они не сдадут его, потому как тока себе хуже сделают. А он, Шатров, откажется от всего. И доказать его соучастие в разбойном промысле не можно будет. Отвертится. Надобно денег приставу сунуть, рублев пять, глядишь, и примет, а если еще и старосте рубль дать, то обойдется. Шатров успокоился, но заснуть до утра так и не смог.

Дружина встала рано, о том Савельев предупредил хозяина.

Антонина уже готовила утреннюю трапезу.

Шатров вознамерился тут же с подъему послать на село сына за старостой, но Савельев запретил.

– Как уедем, пошлешь. До того никому со двора ни ногой.

Пришлось подчиниться.

Покуда Антонина с Михайлом стол накрывали, ратники помолились, вывели коней, оседлали.

И после трапезы выехали со двора. В низине, где они не были видны ни со двора, ни из села, свернули в лес.

Вперед вышли служивые татары Гардай и Туран. Они знали местные лестные тропы лучше любого охотника.

Отряд продолжил путь, но уже прикрытый лесами.

Что произошло на постоялом дворе, никого больше не волновало. В гибели подельников, в увечье виноват сам Митяй Грач, вот пусть он и ответствует.

Дальше останавливались в лесах, урочищах, рощах.

На весь путь ушло менее четырех дней. К Калуге подъехали поздно вечером, когда уже крепостные ворота были закрыты. Встали в березняке, в двух верстах от города.

Приготовили на слабом костре каши. Трапезничали с солониной, пили квас, взятый с собой Гордеем Бессоновым. В ночь пошел дождь, укрылись под пологами, кто-то залез под телеги. Весенний дождь короткий, прошел быстро. До утра выспались.

После чего дружина вышла к въездным воротам городской крепостной стены. Прошла по дубовому мосту, и уже за башней ее окружили крепостные ратники. Многие были вооружены пищалями.

Савельев соскочил с коня.

К нему подошел один из ратников, назвался:

– Сотник Поликарп Лунский. А кто ты, воевода?

– Князь Дмитрий Владимирович Савельев, прибыл с дружиной по поручению Государя Всея Руси Ивана Васильевича.

Сотник спросил:

– Царская грамота при себе?

– Да.

– Покажи, князь.

– А ты читать-то умеешь?

– Пошто обижаешь? Али тока у вас на Москве грамотные обретаются?

– Извини, сотник.

Савельев передал ему свиток.

Посмотрев грамоту князя Крылова, сотник махнул своим.

– Пропустите, это та дружина, которую ждет воевода.

Ратники разошлись, кто к крепостной стене, кто в ближайшие дома.

– Езжай за мной, князь.

– С дружиной?

– До кремля да, далее один.

– А мои люди что, стоять у кремля будут?

– Их определят на гостиный двор, повелением воеводы освобожденный для ратников особой дружины государя. Там и палаты для отдыха, и мыльня, и поварская со столовым залом. Все, что надобно для проживания. Я ведаю, что ратники дружины могут постоять за себя, но им след отдыхать, а посему охранять обоз будет стражник моей сторожевой сотни. Тебе же, князь, велено пройти к воеводе, князю Ивану Васильевичу Горинскому.

– Так уж и велено? – усмехнулся Дмитрий.

Сотник поправился:

– Извиняй, князь, Иван Васильевич просил, чтобы ты пришел к нему.

– То совсем другое дело.

Он обернулся.

– Дружина, за мной!

Ратники направились к местному кремлю, где находился дворец наместника и воеводы Калужской крепости.

Воевода встретил гостя в большой зале. Для невеликих размеров местного дворца и эта зала казалась большой.

– Доброго здравия, Дмитрий Владимирович. – Широко расставив руки, пошел навстречу Савельеву воевода. – Извиняй, что не вышел на улицу, духовенство принимал.

– Доброго и тебе здравия, князь, а то, что не встретил на улице, не важно.

– Проходи, гость дорогой, присаживайся.

В зале были два кресла, стол и лавки по стенам. Оконца завешены цветными занавесками, полы начищены, в красном углу киот.

Дмитрий Владимирович перекрестился на образа, присел на стул, пододвинув его к столу.

Сотник спросил:

– Я могу идти, князь?

– Да, иди, Поликарп, и позаботься, чтобы ратники дружины царской особой ни в чем не нуждались. За конями и отрядом присмотри, охрану выстави.

– То уже делается, князь.

– Ну тогда ступай. Будешь нужен, кликну.

Сотник с поклоном вышел из залы.

Воевода присел в кресло напротив Савельева. Их разделял стол, на котором лежали карты земель Калужских и части Дикого поля.

– Ну как Москва, Дмитрий Владимирович? – спросил воевода.

– А что Москва? Стоит, строится, все более и краше становится.

– Да, все ж столица, не то что наша крепость.

– Ваша крепость, князь, имеет важное значение для обороны Руси от набегов татар крымских.

– Так-то оно так, и все же Москва есть Москва. А как царь-батюшка поживает? Отошел от болезни? Мы тут вельми переживали за него, узнав, что огненная болезнь сразила его, а князья и бояре московские отказывались присягу сыну его давать, проча на престол Владимира Старицкого. Молились за здравие государя.

– Поправился он вполне. Делами занят.

– Ему поменьше делами-то. Великие перемены в государстве стали ощущаться, треба до конца дело святое по укреплению Руси довести. А без Ивана Васильевича то не сделать никому.

– Все доведет до конца царь наш Белый и Грозный.

– Ну и дай ему Бог здравия.

Савельев устроился поудобнее в кресле.

Воевода спросил:

– Ты трапезничал утром?

– Немного.

– Значит, отобедаешь со мной?

– Коли приглашаешь, с радостью.

– Ну что за слова, князь, ты мой гость, а гостя следует ублажать, чем возможно. Коли гость тот добрый. А ты от самого Ивана Васильевича!

Горинский крикнул в сторону двери:

– Никола!

Тут же объявился отрок лет четырнадцати.

– Да, князь?

– Передай мой приказ в поварню, обеденную трапезу приготовить отдельно для меня и моего гостя. И не забыть ратников прибывшей дружины. Блюда подать сюда.

– Извиняй, князь, когда подать?

– После полуденной молитвы.

– Слушаюсь.

Служка убежал.

Савельев сказал:

– Перейдем к делу, Иван Васильевич? Тебе ведомо, для чего в твои земли прислана особая дружина?

– Был гонец от царя. Ведаю. Татары крымские да ногайцы беспокоят и грабят наши земли, мы должны будем, где возможно, дать им отпор.