Черный свет Хантер Стивен
– Да, малышка, сегодня. Ему уже получше. Осталось несколько шрамов, зрение частично утрачено, но в остальном он вполне здоров. Мы его вылечили.
– Я буду скучать по Билли.
– Я тоже. Но он должен вернуться к прежней жизни. Сьюзи, его хозяйка, тоже четыре недели скучала по своему любимцу. Теперь ее очередь быть счастливой.
ИКН4, в джинсах, кедах и тенниске – как и все дети, проводящие большую часть времени на скотном дворе среди лошадей, – была похожа на замарашку и светилась от счастья. Она прыгала возле отца, наблюдая, как тот водит Билли по загону. Животное наконец успокоилось и стало дышать нормально.
– Ты будешь его чистить, папа?
– Поможешь мне, солнышко?
– Конечно.
– Ты такая большая, ИКН-четыре, – проговорил Боб.
Девочка смешно сморщила личико в улыбке.
ИКН4 взяла коня за повод, завела в сарай и стала сосредоточенно привязывать. Большое животное не противилось, потому что девочка действовала уверенно и не боялась угодить под копыта.
– Ну, двигайся, сонная кляча! – покрикивала она, подталкивая коня. Взяв еще одну веревку, девочка пристегнула ее к недоуздку, крепко привязав Билли в стойле. – Можно дать ему морковку, папа?
– Погоди, солнышко.
Боб взял шланг, поставил рядом ведро с мыльной водой и стал старательно обтирать Билли губкой – шею, бока, спину, каждую мускулистую ногу.
– Папа! – окликнула его девочка.
– Да, солнышко?
– Папа, здесь был один человек.
В глазах Боба сверкнул огонь.
– Худощавый такой, густые темные волосы, весь напряженный?
– Что значит «напряженный», папа?
– Ну, как будто ему хочется бежать, а он вынужден стоять на месте. Не улыбается, лицо словно сжато в кулак.
– Да, папа. Это он.
– Где ты его видела?
– Его машина стояла на дороге, там, где я утром сошла с автобуса. Розалита посмотрела на него, а он отвернулся.
– Это был пикап? Белого цвета?
– Да, папа. Ты знаешь его? Он хороший? Он мне улыбнулся. Я думаю, он хороший.
– Он просто идиот. Вбил себе в голову, что на мне можно разбогатеть и прославиться. Он скоро устанет торчать здесь и уедет. Мне казалось, он понял, что я не хочу иметь с ним дела. Не думал, что он такой упорный.
И когда только его оставят в покое? Если твою фотографию поместили на обложке журнала, все сразу делают вывод, будто ты знаешь нечто такое, о чем можно написать бестселлер. Вот уже много лет всякие придурки тянутся к нему. И как только они его находят? Такое впечатление, будто его адрес занесли в какую-то информационную сеть для психов и идиотов, чтобы полоумные неудачники не скучали. Некоторые из них даже не из Америки. Самыми противными оказались немцы: предлагали ему деньги, сулили золотые горы. Но он покончил с этим раз и навсегда. Он сыт по горло своей пресловутой славой. Все, с него хватит.
– Он докучал тебе, малышка?
– Нет, папа. Просто улыбнулся.
– Если увидишь его снова, сразу скажи мне. Я поговорю с ним, и он уедет. Или дождемся, пока ему не надоест здесь околачиваться.
Многие из них через некоторое время просто исчезали. У них были совершенно нелепые представления, безумные идеи. Некоторые приезжали даже не из желания написать о нем и заработать на этом – хотели просто посмотреть на него, вынести что-нибудь из общения с ним, из его рассказов о своей жизни. Глупцы. Его жизнь – не памятник, не символ, не образец для подражания. Его жизнь – это его личная жизнь.
Какое-то время тот парень не давал о себе знать. Но однажды вечером он опять объявился – остановил свой грузовичок напротив их дома, сидел и терпеливо ждал. Джулия вернулась с работы, они поужинали и теперь потягивали на крыльце холодный чай с лимоном, наблюдая, как солнце спускается по безоблачному небу и укладывается спать за невысокими горами.
– А он упрямец.
– Идиот.
– По крайней мере, под ноги не лезет. Воспитанный мальчик.
Все, кто приезжал раньше, обычно влетали на машинах во двор и, спрыгнув на землю, с ходу начинали предлагать контракты, устанавливали камеры, с чувством пожимали ему руку, радостно суетились, уверенные, что делают стоящее дело и наконец-то отыскали эльдорадо. Боб неоднократно звонил шерифу, последний раз – чтобы выдворить немцев, которые вели себя уж очень бесцеремонно.
– Никак не уезжает. Неприятно. Бедняжка ИКН-четыре. Ей-то за что все это?
– Ничего, не рассыплется. Зато она теперь знает, что ее отец – необычный человек. Думаю, она даже испытывает гордость.
Свэггер взглянул на жену: загорелая, красивая, с проседью в белокурых волосах. С тех пор как они поселились в Ахо, Джулия носила только джинсы, футболки и ботинки. Она работала как проклятая, пожалуй, даже больше, чем он, Боб, и это говорило само за себя.
– Сколько ему, говоришь? – спросила она.
– Двадцать два, наверное. Если хочет приключений, пусть идет в морскую пехоту. Несколько недель на острове Парис пойдут ему на пользу. А здесь нечего околачиваться: только ребенка пугает и меня злит.
– Не знаю почему, но мне кажется, он не такой, как другие.
– Просто он напоминает тебе Донни, – ответил Боб, назвав имя первого мужа Джулии.
– Да, наверно. Такой же робкий и неуверенный в себе.
– Донни был отличным парнем, – заметил Боб. – Лучше я никого не встречал.
Донни умер у него на руках. Боб до сих пор отчетливо помнил, как булькаа кровь, тонкой струйкой выливаясь из простреленного легкого, как Донни глядел в пустоту, как корчился от дикой боли, судорожно цепляясь левой рукой за его плечо.
«Потерпи, Донни, о боже, санитары! Санитары! Проклятье! Санитары! Только не умирай, все будет хорошо, клянусь, все будет хорошо».
Но все было из рук вон плохо. Санитары не объявлялись. Боб, с раздробленным бедром – постарался все тот же ублюдок, – остался один у обочины дороги. Донни пришел забрать его, но тоже получил пулю. Боб помнил, как Донни прильнул к нему, отчаянно впиваясь пальцами в его тело, словно Боб был для него самой жизнью. Но потом пальцы обмякли, кровь остановилась.
Боб не любил вспоминать, как умирали его друзья. Иногда он держал себя в руках, иногда терял контроль над собой. В душе поселился мрак. В прежнее время Боб заглушил бы боль, выпив виски.
– Прости, – промолвила Джулия. – Не надо было говорить об этом.
– Все нормально. Черт, пойду побеседую с ним с глазу на глаз, скажу, чтоб убирался отсюда, не тратил время впустую.
Боб поднялся, напряженно улыбнулся жене и пошел к машине. Парень сидел в своем стареньком «Форде F-150». Заметив направляющегося к нему Свэггера, он улыбнулся и вылез.
– Какого черта тебе здесь надо? – спросил Боб. – Выкладывай.
Парень подошел к нему. И правда, едва за двадцать. Долговязый, с густой шевелюрой, весь какой-то незащищенный, точно студент. Он был одет в джинсы и модную рубашку с короткими рукавами, на груди – нечто вроде эмблемы.
– Простите, – произнес парень. – Это глупо с моей стороны. Но мне надо поговорить с вами. Я не знал, как еще поступить. Подумал, что, если докажу вам серьезность моих намерений, дам знать, что я здесь, не буду приставать и вести себя как тупица, вы в конце концов согласитесь побеседовать со мной. Вас считают порядочным человеком.
– Я не собираюсь давать вам интервью. Я вообще не даю интервью. Что было, то было. И это касается только меня.
– Клянусь, меня не интересуют события девяносто второго года.
– И я не хочу, чтобы о моем геройстве писали книги. Не буду рассказывать о Вьетнаме. Война кончилась, дело сделано и забыто. Пусть мертвые спят спокойно.
– Я приехал вовсе не затем, чтобы расспрашивать о Вьетнаме. Но вы правы, я хочу поговорить о погибших.
Мужчины долго смотрели друг другу в глаза. Темнело. Солнце закатилось за горы; над землей сгущалась серая мгла. Все стихло. Погибшие. Не трогайте их, пожалуйста. Какая от этого польза, что тут хорошего? Зачем этот мальчик пришел к нему и бередит память о мертвых? Он вдоволь насмотрелся на смерть.
– Так выкладывай, черт побери, что тебе надо! Тебе нужна книга? Хочешь написать книгу?
– Да, хочу написать книгу. Книгу о величайшем герое Америки. Верно, этот герой родом из Блу-Ай, штат Арканзас. Подобных ему на земле больше нет.
– Книги не будет! – отрезал Боб.
– Позвольте мне договорить, – продолжал парень. – Этого героя зовут… звали Эрл Свэггер. За участие в сражении на Иводзиме награжден Почетной медалью Конгресса. Получил ее двадцать второго февраля сорок пятого года, на третий день после начала операции. По возвращении домой служил в полиции Арканзаса. Двадцать третьего июля пятьдесят пятого года вступил в перестрелку с двумя вооруженными грабителями, которых звали Джимми и Буб Пай. И убил обоих. – Боб сурово взглянул на парня. – А они убили его. Вашего отца. Я хочу написать книгу о вашем отце.
Глава 4
Эрл велел Лему оставаться у трупа девушки до прибытия следственной группы и окружного коронера, а сам вернулся к машине. Джед и Лам Поузи стояли, прислонившись к капоту грузовика Попа Двайера, и вместе с ним издавали пьяные выкрики. Перехватив сердитый взгляд Свэггера, все трое мгновенно умолкли. Лицо Джеда распухло, пожелтело и напоминало гнилой грейпфрут. Но он был крепким парнем и мог выдержать многочасовую взбучку.
– Вы, ребята, остаетесь здесь до прибытия следователей. Поп, собаки остыли?
– Остыли, мистер Эрл, насколько возможно в такую погоду.
– Хорошо. Ты тоже остаешься здесь, понял?
– Понял, – ответил Поп.
Эрл сел в автомобиль, завел мотор и включил радио. В эфире шли бурные переговоры: власти Арканзаса готовились к облаве на преступников. В операции были задействованы силы полиции штата, все сто одиннадцать сотрудников. Эрл недоверчиво вслушивался в радиопереговоры, словно его недоверие могло положить конец этому трагическому недоразумению. Но голоса в эфире не смолкали.
– Первый, на связи машина двадцать девятого. Мы блокировали квадрат двести двадцать шесть, два наряда перекрывают район между квадратами двести двадцать шесть и двести семьдесят один. Как понял, первый?
– Вас понял, первый. Я на связи. У нас работают три наряда, на подходе еще несколько.
– Уолли, полковник говорит, что ты, возможно, решишь послать один из нарядов к Лавке. Чаффи прислал нам на помощь большой отряд военных. Думаю, они и вертушками помогут.
– Первый, наряд к Лавке послан.
– Хорошо, двадцать девятый. Конец связи.
По голосу Эрл признал в двадцать девятом Билла Коула, лейтенанта из округа Логан. На головной станции сидел заместитель начальника полиции майор Дон Бентин; полковник Эверс, должно быть, отдавал распоряжения, все еще находясь где-нибудь в Литл-Роке. Сейчас он, вероятно, направлялся в район операции, чтобы взять командование на себя.
«Джимми, безмозглый ты пацан! – думал Эрл во внезапном приступе горькой ярости. – Где мы тебя просмотрели? Что нашло на тебя, парень? Как ты мог совершить такое?»
Он не находил ответов на свои вопросы: Джимми всегда был непредсказуемым. Эрл покачал головой. Во многом это его вина, ведь он постоянно успокаивал Джимми Пая, убеждал, что все устроится. Всегда мчался ему на выручку, помогал пережить очередное падение, даже когда начал замечать, что Джимми отдаляется от него, отвергает его помощь, становится непохожим на беднягу Лэнни Пая.
Мысли Эрла переключились на двоюродного брата Джимми, Буба Пая. Тихий, неприметный мальчик, неспособный, как знали все, добиться чего-нибудь в жизни. Не то что Джимми. Эрл даже не мог вспомнить лица Буба, хотя виделся с ним не далее как вчера. Буб был незапоминающейся личностью. Что теперь с ним будет? Буб учился плотницкому делу, но безуспешно, поэтому его уволили с работы, а другого места он так и не нашел. Но Буб – скромный, порядочный парень, хотя и бесперспективный. Он не преступник. Это Джимми, будь он проклят, превратил его в преступника.
Эрлу стало совсем не по себе. Сначала чернокожая девочка, бедняжка, теперь Джимми Пай – и все в один день, черт побери!
Такого отвратительного дня у него не было со времен Иводзимы.
Эрл нехотя взял микрофон и нажал на кнопку связи:
– Первый, на связи машина четырнадцатого.
– Эрл, где ты был?
– Обследовал место преступления, майор. Вы выслали следственную группу?
– Нет, четырнадцатый. Эрл, девчонку придется оставить, пока мы не поймаем Джимми Пая. Я посмотрел его дело: он из округа Полк. Последний раз его арестовывал ты.
– Я знаю его семью, – сказал Эрл.
– Ладно, хорошо.
– Мне отправляться на блокпост или присоединиться к группе поиска?
– Нет, четырнадцатый. Возьми под наблюдение его родных. Может быть, он попробует связаться с ними. Кажется, у него есть жена, так написано в деле.
– Да, он женился за неделю до того, как сел в тюрьму, – подтвердил Эрл.
– Тогда держи под наблюдением ее и всех остальных его родственников в округе. Если понадобится помощь, вызывай ребят шерифа.
– Ясно, майор. А когда ждать следственную группу? Надо, чтобы она прибыла как можно скорее.
– Может, ближе к вечеру, Эрл. У ребят полно работы в гастрономе Форт-Смита. Там море крови. Он убил двух работников в служебном помещении и ниггера в зале, а еще прихлопнул в машине парня из городской полиции. Дело плохо, Эрл.
Сердито кивнув, Свэггер посмотрел на часы.
Эрл ехал по негритянскому кварталу на западе Блу-Ай, под горой Рич. Улицы тесные и грязные. И почему эти пропащие люди не могут убрать мусор, подстричь газоны, развести сады? Куда ни посмотришь, всюду запустение. На крылечках лачуг сидели без дела босоногие детишки в лохмотьях и пялили на него свои огромные глаза, полные скуки. Правда, когда его машина неожиданно для них появлялась из-за угла, Эрл успевал заметить, что они весело играют в разные игры: скачут через веревочку, прячутся друг от друга. Но, едва завидев черно-белый автомобиль и сидящего в нем мужчину в широкополой шляпе, они мгновенно замирали и следили за ним с пустым выражением на лицах.
Вскоре он миновал «похоронное бюро Фуллера» – самое большое здание в негритянском квартале. Это был старый особняк, построенный еще тогда, когда здесь под сенью вязов жили белые. Чуть дальше стояло другое внушительное сооружение – церковь, обшитая белыми досками. Наконец Эрл добрался до тенистой улицы, где обосновались семьи негров, принадлежавших к среднему классу.
Дом Паркеров, третий по правой стороне, тоже был обшит деревом – маленький, но аккуратный и ухоженный, с крылечком и решеткой, увитой глицинией. Миссис Паркер руководила церковным хором. Ее супруг, Рэй, был единственным чернокожим служащим в компании, владевшей сетью бензоколонок.
Не увидев возле дома Паркеров полицейских машин, Эрл испытал одновременно радость и тоску. Это означало, что он сможет поговорить с хозяевами с глазу на глаз, без вмешательства оравы тучных белых мужчин с эмблемами и револьверами, что испугало бы Паркеров или, по меньшей мере, вынудило их вести себя настороженно. Однако в этом случае ему придется сообщить родителям о смерти их дочери. Пожалуй, следует вызвать священника.
Свэггер припарковал машину и почувствовал на себе чей-то взгляд. На крыльце стояла мать Ширелл. Темно-коричневая кожа приобрела пепельный оттенок, лицо осунулось, как у больной, грудь тяжело вздымалась и опускалась.
Приблизившись к женщине, Эрл снял шляпу:
– Миссис Паркер…
– Вы нашли мою дочку?
– Миссис Паркер, сядьте, пожалуйста. Я, с вашего позволения, позову священника.
– Господин Эрл, скажите, что с ней, прошу вас. О Господи всемогущий, говорите же.
– Мэм, мне очень жаль. Ваша дочь погибла. Мы нашли ее тело в двенадцати милях от города, в стороне от дороги.
– Боже мой, – запричитала женщина. – Боже мой, Боже мой, Боже мой! За что ты ниспослал мне такое испытание? Он ведь знает, как я люблю его. Господи, я люблю тебя, Господи. Воистину люблю.
Всхлипывая, она начала раскачиваться на стуле. Бытовало мнение – и Эрл почти верил этому, – что негры не способны переживать горе и душевные муки так, как белые. Говорили, будто у них ущербная психика. Но миссис Паркер страдала так же, как страдала бы любая белая женщина. Горе захлестнуло ее. Подобное выражение скорби Эрл наблюдал, когда воевал на Тихом океане: так убивались по потерянным друзьям солдаты. Эрл подумал о сыне, и у него защемило сердце, словно он потерял своего мальчика. Ему хотелось дотронуться до бедной женщины, попытаться утешить ее, но могло ли ей помочь прикосновение человека с другим цветом кожи?
– Я вам очень сочувствую, мэм.
Пригнув голову, Эрл вошел в дом. Внутри было сумрачно и опрятно. Он нашел телефон и снял трубку.
– Коммутатор!
– Бетти, говорит Эрл Свэггер.
– Эрл, что ты делаешь в негритянском квартале? Это же номер миссис Паркер!
– У них неприятности. Соедини меня со священником Хейрстоном.
Бетти переключила номер, и Эрл сообщил Хейрстону о случившемся. Тот пообещал, что через несколько минут будет у Паркеров вместе с сестрой и теткой хозяйки. Эрл вышел на крыльцо, где сидела безутешная мать.
– Как умерла моя дочь, господин Эрл?
– Ужасная смерть. Похоже, ее задушили или забили до смерти. Однако, думаю, она недолго мучилась.
– Ее… ну, вы понимаете…
– Боюсь, что да, мэм. Эти скоты распаляются и не контролируют себя.
– О Господи, – промолвила миссис Паркер. – Он отнял у нас все. Все без остатка.
– Ваша девочка теперь на небесах и больше не страдает, – сказал Эрл. – Завтра вас навестит полиция. Спросят, в котором часу она ушла из дому и с кем, кто ее друзья.
Женщина взглянула на Свэггера:
– Господин Эрл, им плевать на негритянку. Они не станут ничего выяснять. Им все равно.
Эрл промолчал. Замечание миссис Паркер было верно, но только в отношении шерифа Блу-Ай.
– Видите ли, мэм, поскольку преступление совершено за чертой города, расследованием займется полиция штата. А уж я со своей стороны постараюсь, чтобы преступник был найден. Мы поймаем его, кем бы он ни был, ясно? Клянусь, мы распутаем это дело, я лично распутаю.
– О Господи, – повторила женщина, поднося к заплаканному лицу платок из тонкой дорогой материи.
– Миссис Паркер, я знаю, вам тяжело сейчас, но мне надо задать вам два-три вопроса, чтобы начать расследование. Пожалуйста, сосредоточьтесь. Постарайтесь отвечать полнее. Это касается вашей дочери.
Женщина молча кивнула.
– Вам знакомы инициалы «РДФ»?
– Нет, сэр.
– Скажите точно, в котором часу девочка ушла из дому и куда направилась?
– Она ушла во вторник вечером. Четыре дня назад. Пошла в церковь на собрание. А назад не вернулась.
– Вы точно знаете, что она была в церкви?
– Священник сказал, что была.
– Что это было за собрание?
Женщина посмотрела на Свэггера, и тот сразу догадался, что коснулся чего-то существенного, – у него был нюх на такие вещи.
– Обычное собрание, господин Эрл. Собрание прихожан. Во славу Господа.
Свэггер пометил в своем блокноте: «Что за собрание? Кто на нем присутствовал?»
– Потом она ушла, так?
– Да, сэр. Она направилась домой.
Эрл окинул взглядом улицу. Церковь находилась за два дома. Боже, да ее подобрали прямо здесь!
– Господин Эрл, где сейчас моя дочка? Ее уже увезли оттуда, да?
– Нет, мэм. Боюсь, она все еще там. Мы ждем следственную группу из Форт-Смита. Сегодня совершено еще одно преступление. Ограбление. Есть убитые. Говорят, стрелял один мерзавец из этих мест.
– Боже мой, Боже мой, – бормотала женщина.
Эрл собрался было спросить миссис Паркер о друзьях ее дочери, но в это время к дому подъехал старенький автомобиль священника Хейрстона.
– О сестра Люсиль, – запричитал он. – О Боже, помоги нам. Помоги нам, Иисус.
Священник подбежал к миссис Паркер. За ним спешили четверо или пятеро полногрудых негритянок с грустными лицами. Они окружили несчастную мать и все вместе зарыдали. Эрл отступил в сторону.
Эрл в тоске ехал по Восемьдесят восьмому шоссе, на запад, в сторону Нанли. На холмах зеленели пастбища. Его путь пролегал мимо летней резиденции босса Гарри Этериджа, горы Ритрит и двух каменных столбов, на которых висели кованые железные ворота – свидетельство высокого общественного положения босса Гарри, неоднократно избиравшегося в Конгресс США. Дорога петляла, карабкаясь вверх по склону к дому Этериджа на противоположной стороне холма. Все было спокойно. За забором – никаких признаков жизни. Очевидно, босс Гарри вернулся в Вашингтон или проводил время в Форт-Смите, где у него был особняк.
Эрл включил радио: только сигналы вызова с дорожных блокпостов, новостей нет. Джимми и Буб не объявлялись.
– Первый, – наконец произнес Эрл, – на связи четырнадцатый. Я нахожусь в квадрате сто семьдесят шесть, направляюсь к дому Пая в восточной части округа Полк.
– Вас понял, четырнадцатый.
– Что-нибудь слышно о том, когда следственная группа прибудет в квадрат сто тридцать девять, на шоссе номер семьдесят один?
– Кажется, они закончили работу в Форт-Смите. Примерно в шесть появятся в квадрате сто семьдесят семь. Похоже, подустали. Тяжелый день.
– Это верно. Первый, если схватите Джимми, сообщите мне. Хочу вернуться в свой сто тридцать девятый.
– Хорошо, Эрл. Желаю удачи.
– Вас понял. Конец связи.
В Нанли было лишь несколько складов да еще лесопилка Майка Логана, расположенная в стороне от дороги. Чуть дальше находилось поместье Лонгакров. Эрл свернул налево, миновал большое здание и поехал по грязной дороге через пастбища, где нагуливали вес мясные коровы из самого крупного стада в Западном Арканзасе. Коттедж, выстроенный миссис Лонгакр для сына и невестки (они погибли в автокатастрофе в Новом Орлеане, так и не успев въехать в свой новый дом), представлял собой причудливо пышное сооружение – воплощение представлений матери о жилище, достойном любимого сына и его жены. Сын должен был унаследовать всю фамильную собственность, но этого не случилось.
Перед коттеджем Эрл заметил машину шерифа и «кадиллак» хозяйки.
– Здорово, Эрл.
– Привет, Бадди. Ты вроде как не на своей территории?
– Шериф решил, что неплохо бы понаблюдать за домом, на тот случай, если Джимми рванет сюда. Пусть только появится, уж я его встречу.
Бадди показал большим пальцем на заднее сиденье. Эрл разглядел через стекло автомат Томпсона, вроде того, с которым он воевал. Правда, эта модель была выпущена не для вооруженных сил: диск на пятьдесят патронов, вертикальная рукоятка, укрепленная под ребристым стволом с надульником, – совсем как у Аль Капоне.
– Порой ты меня удивляешь, Бадди, – сказал Эрл. – Если уж Джимми прорвется через пятьдесят постов, расставленных на участке в семьдесят миль, ты не станешь для него помехой. Так что спрячь свою игрушку в багажник, а то подстрелишь кого не следует.
– Черт побери, Эрл, с тех пор как тебя наградили медалью, будь она проклята, ты совсем зазнался, всеми помыкаешь, распоряжаешься как командир.
Эрл никогда не кичился своей наградой и раздражался, если кто-нибудь без повода упоминал о ней. И сейчас в нем вспыхнул гнев, но он сдержался.
– Я достаточно поработал с оружием на войне, – заговорил он властно, – и знаю, что с ним надо уметь обращаться. В неумелых руках оно пуляет куда попало. А мне не хотелось бы, чтобы ты прихлопнул кого-нибудь зазря. Да и ты этого не хочешь. Так что спрячь автомат в багажник и двигай отсюда. Если шериф Джекс спросит, почему уехал, скажешь, что я приказал.
Бадди с недовольным видом подчинился.
Эрл поднялся на крыльцо и постучал.
Дверь открыла сама Конни.
– Эрл, слава тебе господи!
– Здравствуйте, миссис Конни, – поприветствовал хозяйку Свэггер.
Конни Лонгакр была родом из Балтимора. С Рэнсом Лонгакром она познакомилась где-то там же, на востоке, вышла за него замуж и приехала в Полк, который стал для нее родным домом. Сама же она сделалась хозяйкой крупнейшего в округе стада. Поместье Лонгакров слыло самым красивым во всем округе, и Конни с Рэнсом жили здесь как магараджи, но несколько лет назад босс Гарри купил всю землю на горе. Конни Лонгакр смерть преследовала по пятам, словно навязчивая черная собачонка. Рэнс умер в сорок восемь, а год назад погибли ее единственный сын Стивен (ему было всего двадцать четыре) и его жена, ожидавшая ребенка. На долю Конни выпало немало горя, но она в свои пятьдесят с лишним по-прежнему поражала красотой, присущей женщинам из восточных штатов.
– Вы отправили отсюда этого ужасного троглодита?
Эрл не знал значения слова «троглодит», но по тону женщины понял, о ком идет речь.
– Да, мэм. Он уже уехал. Как Эди?
– О, – протянула миссис Лонгакр. – Переживает.
– Да, конечно.
– Эрл, что же все-таки произошло?
– Миссис Конни, я и сам не понимаю. Джимми, он… э… Джимми непредсказуем. Никогда не знаешь, что у него на уме.
– Я никогда особо не верила Джимми, Эрл. Я ведь достаточно пожила на свете и знаю: не все то золото, что блестит.
– Он рос без отца.
– Да, знаю, Эрл, и этим всегда оправдывали проступки Джимми. Однако многие ребята росли без отцов и тем не менее с пути не сбились.
– Мне следовало уделять ему больше внимания. Я мог бы сделать для него больше. Но я был занят собственным сыном.
– Его поймают?
– Да, поймают. И воздадут по заслугам. Он заплатит за свое преступление. Иначе и быть не может.
– И правильно. А вот брата его мне жаль, беднягу.
– Буб очень любит Джимми. А Джимми любить опасно. Не очень хороший нынче день для Арканзаса, – пожаловался Эрл. – Утром к северу от города мы нашли труп чернокожей девушки. Кто-то надругался над ней.
– О боже. Кто она?
– Ширелл Паркер.
– Я была знакома с Ширелл. И мать ее знаю. Эрл, это ужасно. – Видно было, что сообщение о смерти девушки потрясло миссис Лонгакр. – Бедняги, – наконец промолвила она. – Горе преследует их.
– Радостей у них не много, это точно.
– Полагаю, убил кто-нибудь из негров?
– Надеюсь, что так. Хотя трудно сказать, миссис Конни. Идет какая-то подозрительная возня, и мне это не нравится.
– Эрл…
Свэггер обернулся.
– Милая, тебе не стоило вставать, – проговорила миссис Лонгакр.
Эрл смотрел на Эди Уайт-Пай, стараясь не выдать своего волнения. Внешне бесстрастный, он не был человеком бесчувственным. Он просто запрятал свои эмоции поглубже и вколотил в них парочку гвоздей, чтобы они не лезли наружу.
Эди начала встречаться с Джимми Паем в 1950 году, когда тот вывел футбольную команду школы Блу-Ай на второе место в штате. Она была, пожалуй, самой красивой девушкой во всем округе Полк. Отец Эди погиб на войне, спустя две недели после высадки в Нормандии; его изжарил немецкий «тигр». Мать воспитывала Эди одна, но девочка не доставляла хлопот, была примерным ребенком. Ее называли Белоснежкой. Джимми был ее прекрасным принцем и, когда не безумствовал, полностью соответствовал этой характеристике.
Эрл посмотрел на девушку с минуту, а потом запрятал свои чувства еще глубже, вколотив в них еще четыре гвоздя.
Читать бесплатно другие книги:
