Суер-Выер и много чего ещё Коваль Юрий

Глава LXXXI

Бескудников

– Ну вот и открыли островок, – мрачно констатировал Суер. – Вот с какими упырями приходится пить.

– Бывало и другое, кэп, – сказал я. – Бывало, чокались и с их клиентами.

– Ну и рожи, – сказал Кацман. – А брови-то, брови! Такими действительно только землю буровить.

– Чу! – сказал Пахомыч. – Чу, господа… прислушайтесь… из погреба.

Из-под крышки погреба, которую Жипцов с Дыбовым второпях неплотно прикрыли, слышались односложные железные реплики, судя по всему указания Жилдобина. Речь шла о каком-то, который многих угробил, потом говорилось, как к нему подползти: «…от Конотопа возьмёте левее, увидите корень дуба, как раз мимо гнилого колодца…», слышно было неважно, но когда Жипцов дополз, стало всё пояснее. Слушать было неприятно, но…

– Ну и ты что же? – спрашивал Жипцов, чиркая где-то далеко спичкой и закуривая. – Всех-всех людей хотел перебить?

– Всех, – отвечал испытуемый. – Но не удалось.

– А если б всех уложил, к кому бы тогда в гости пошёл?

– Нашли время по гостям ходить. Уложил бы всех и сидел бы себе дома, выпивал, индюшку жарил. Но вот видите, не успел всех перебить. Расстреляли, гады. Лежу теперь в могиле, успокоился.

– Э-ке-ке, – сказал Жипцов. – Неужто наверху ещё расстреливают? А я и не знал. Но тебе это только так кажется, что ты успокоился. Вслед за мною-то ползёт Дыбов.

– А что Дыбов?

– Ничего особого… Дыбов как Дыбов… Как твоё фамилие-то? Ваганьков? Востряков? Ага… Вертухлятников… так вот, господин Вертухлятников, за ваши прегрешения и убиения живых человеков – а убивали вы и тела, и души в районах Средней Азии и Подмосковья – вам полагается разговор с господином Дыбовым… Толя? Ты чего там? Ползёшь?

– Да погоди, – послышалось из недр. – Тут одному попутно яйцо нафарширую… а кто там у тебя?

– Да этот, по бумагам Вертухлятников…

– Ты его пока подготовь, оторви чего-нибудь для острастки…

Вдруг там под землёй что-то захрустело, заклокотало, послышался грохот выстрела и крик Жипцова:

– Брось пушку, падла, не поможет!

– Чего там за шум? – спросил Дыбов.

– Да этот в гроб с собой браунинг притащил, отстреливается… да в кого-то из родственников попал, а тот – повешенный… умора, Толик! Ползи скорей, поглядишь.

– Погоди, сейчас венский кисель закончу, а ты червяков-то взял?

– Взял.

– Да ты, небось, только телесных взял. А задушевных взял червяков?

– С десяток.

– Напусти на него и на его потомство.

– На потомство десятка не хватит.

– А брал бы больше. С тобой, Жипцов, выпивать только хорошо, а работать накладно. Всё самому делай. Ты только допрашиваешь, а мне – в исполнение приводи. В другой раз побольше бери задушевных червяков,

а также

сердечно-печёночных,

херовых-полулитровых,

аховых,

разболтанных,

пердоколоворотных

по полсотни на клиента,

по два десятка для потомства по линии первой жены,

два десятка по линии потомства последней жены,

по десятку на промежуточных, если таковые имеются…

– Моя фамилия Бескудников! – взвыл вдруг испытуемый. – Бескудников! Я лёг вместо Вертухлятникова! Не я убивал! Он! Дал мне по миллиону за кубический сантиметр могилы! По миллиону! Ну, я и взял! А он-то ещё по земле ходит!

– Что ж ты, падла, и под землёй прикидываешься? – Из погреба послышались такие звуки, как будто с трактора скидывали брёвна. – Слышь, Дыбов! Это Бескудников. Что там про него записано?

– Погоди… – послышался тяжкий вздох Дыбова. – Передохну… мне тут такая сволочь попалась, жалко, что его не сожгли, прошёл бы по молекульному ведомству, сунули бы в бонбу… Бескудников, говоришь? А-а. Его тут давно ждут. Большая гадина. Что говорит – всё врет. Он родился в тысяча девятьсот…

– Хватит, – сказал вдруг наш капитан сэр Суер-Выер и захлопнул крышку погреба. – Открыли остров, но закроем люк. Думаю, что все эти беседы под землёй проходят однообразно и кончаются одинаково, иначе на это дело не брали бы таких долдонов, как Дыбов.

– Пора на «Лавра», – сказал старпом. – Хочется напоследок осушить ещё рюмочку, да не знаешь, за чьё тут здоровье пить. За хозяев как-то не тянет.

– Можно выпить за здоровье лоцмана, – предложил вдруг я.

– За меня? – удивился Кацман. – С чего это? Почему? Это что – намёк на что-нибудь? Зачем ты это сказал?? Нет-нет-нет! Не надо за меня пить!

– Ну ладно, – сказал я, – выпьем тогда за старпома.

– Что же это ты так сразу от меня отказываешься? – обиделся Кацман. – Сам предложил – сразу отказался. Так тоже не делают.

– Ну давай вернём тост, выпьем за лоцмана.

– Да не хочу я, чтоб за меня пили! С чего это?!?

– Слушай, – сказал я, – скажи честно, чего ты хочешь?

– Молоки селёдочной, – сразу признался Кацман. – Бело-розовой. Да её всю Дыбов засосал.

Глава LXXXII

Лик «Лавра»

Средь сотен ошибок, совершённых мною в пергаменте, среди неточностей, нелепостей, умопомрачений и умышленных искажений зияет и немалый пробел – отсутствие портрета «Лавра Георгиевича».

То самое, с чего многие описатели плаваний начинают, к этому я прибегаю только сейчас, и подтолкнули меня слова нашего капитана:

– Что-то я давно не вижу мичмана Хренова.

– Да как же, сэр, – ответил старпом. – Вы же сами сослали его за Сызрань оросительные системы ремонтировать.

Капитан в досаде хлопнул рюмку и попросил призвать мичмана поближе, а я решился немедленно всё-таки описать наш фрегат. Верней, совершить попытку невозможного, в сущности, описания.

Как всякий парусный фрегат, наш любимый «Лавр Георгиевич» был статен, величав, изыскан,

фееричен,

призрачен,

многозначен,

космично-океаничен,

волноречив,

пеннопевен,

легковетрен,

сестроречен

и семистранен.

Никогда и никто и никаким образом не сказал бы, глянув на «Лавра Георгиевича», что это – создание рук человеческих. Нет! Его создало всё то, что его окружало, – океан, небо, волны и облака,

ветер и альбатросы,

восходящее солнце и заходящая луна,

бред и воображение,

явь и сон,

молчание и слово.

Даже паруса или полоски на матросских тельняшках были его авторами никак не менее, чем человек, который в эту тельняшку вместительно помещался.

И в лоб, и анфас, и в профиль наш фрегат смотрелся как необыкновенное явление природы и вписывался в наблюдаемую картину так же естественно, как молния – в тучу, благородный олень – в тень далёких прерий, благородный лавр – в заросли катулл, тибулл и проперций.

Три мачты – Фок, Грот и Бизань, оснащённые пампасами и парусами, во многом определяли лик «Лавра» и связывали всё вокруг себя, как гениальное слово «ДА» связывает два других гениальных слова – «ЛЕОНАРДО» и «ВИНЧИ».

Тремя главнейшими мачтами облик «Лавра», однако, не исчерпывался, и наш капитан сэр Суер-Выер, когда имел желание, добавлял к Фоку – Строт, ко Гроту – Эск, с Бизанью же устраивались ещё большие сложности.

Если капитан хотел кого-то наказать, он ссылал куда-нибудь на сенокос или на уборку картофеля именно за Бизань, а если этого ему казалось мало, ставил тогда за Бизанью дополнительную мачту – Рязань, а если уж не хватало и Рязани, ничего не поделаешь – Сызрань.

Высоту мачт с самого начала мы решили слегка ограничить, могли их, конечно, удлинить, но до каких-то человеческих размеров, ну, короче, не до страто же сферы. Что до подводной части, тоже немного играли – туды-сюды, чтоб на рифы не нарваться. Вот почему ватерлиния всё время и скрипела. Ну да мы её смазывали сандаловым спиртом, мангаловым мылом, хамраями, шафраном и сельпо.

– Ну так что там Хренов? – спросил капитан. – Почему не видно его?

– Никак не может из-под Сызрани выбраться, – доложил старпом. – Дожди, дороги размыло, грязи по колено.

– Ну ладно, – сказал наш отходчивый капитан. – Разберите пока что Сызрань, а заодно и Рязань, только Бизань не трогать.

Матросы быстро выполнили все команды, и мичман Хренов оказался в кают-компании, весь в глине, небритый, в резиновых сапогах.

– А восемь тыщ они мне так и не отдали, – сказал он неизвестно про кого, но, наверно, про кого-то под Сызранью.

Глава LXXXIII

Некоторые прерогативы боцмана Чугайло

После острова особых веселий капитан наш ни за что не хотел открывать ничего нового.

– Утомление открывателя, – объяснял он, полулёжа в креслах. – Повременим, передохнём, поплаваем вольно.

Но поплавать вольно нам особенно не удавалось, потому что всё время мы натыкались на острова самые разнообразные, как в прямом, так и в переносном смысле.

Ну вот, скажем, в прямом смысле наткнулись мы на остров, на котором двигательную любовную энергию превращали в электрическую.

– Это что ж, половую, что ли? – спросил вдруг тогда боцман Чугайло.

– Да что вы, ей-богу, боцман, – недовольно прервал старпом. – Сказано: двигательную любовную – и хорош!

Да, так вот у каждого домика там, на этом острове, стоял врытый электрический столб, на котором висел фонарь. Кой-где фонарики светились вовсю, где тускло мерцали, а где и не горели вовсе.

– Это уж такой практицизм, что дальше некуда, – неудовольствовал сэр Суер-Выер. – Нет для них ничего святого. Не стану открывать этот остров.

– Но всё-таки, капитан, – допытывался изящный в эту минуту лоцман, – если б вы открыли остров, то в какой бы домик вошли?

– Где фонари горят! – влез неожиданно боцман Чугайло. – Чтоб горели ярче! Люблю свет! Долой тьму!

– Боцман! – прикрикнул старпом. – Замри!

– Да нет, мне просто интересно, – оправдывался Чугайло, – как они её превращают, системой блоков или приводными ремнями?

– А я бы пошёл туда, где не горит, – внезапно сказал мичман Хренов.

– Это ещё почему же? – спросил Суер, недовольный, кажется, тем, что слишком рано вызвал мичмана из-под Сызрани.

– Объясняю, кэп, – с некоторой фамильярностью сказал мичман. – Там, где не горит, там, скорей всего, выпивают. Выпили бы по маленькой и фонарик зажгли.

– Эх, молодость, – отвечал на это сэр Суер-Выер. – Как для вас всё просто, всё ясно. А ведь настоящая любовь должна мерцать… манить издали, внезапно загораться и снова тлеть, то казаться несбыточной, то ясной и доступной… как светлячок… звёздочка… бабочка…

Сэр Суер-Выер слегка размечтался, в глазах его появилось было… впрочем, ничему особенному появиться он не позволил.

– Остров открывать не будем, – твёрдо сказал он. – Я вовсе не уверен, что мы кому-нибудь там нужны. Да нас просто-напросто и на порог не пустят. Полный вперёд!

– Эх, жалко! – плюнул боцман. – А мне так хотелось ну хоть бы часть своей половой энергии превратить в электрическую.

А потом попался нам остров ведомых Уем. И мы даже вначале не поняли – что это за такое?!?!

Вошли в бухту, шарахнули по песку салютом – вдруг на берег вылетают с десяток непонятных каких-то фигур. Вроде люди как люди, а впереди у них что-то вроде пушки на колёсах приделано.

– Вы кто такие? – они орут. – Откуда?

– А вы-то кто? – боцман в ответ орёт.

– А мы – ведомые Уем.

– Чего-чего? – говорит боцман. – Ничего не ясно! А это что за штука, впереди-то у вас приделана?

– А это и есть Уй! – островитяне орут. – Куда прикажет – туда и бежим.

– Неужто удержаться не можете?

– Не можем.

– Капитан, – недовольно сказал тут лоцман, – почему вы отдали боцману прерогативу разговора с этими ведомыми Уем?

– Да пусть берёт себе эту прерогативу, – сказал капитан. – Мне ещё только этой прерогативы не хватало.

– Эй, ребята, – орал по-прежнему боцман, держа свою прерогативу. – А почему Уй-то ваш вроде пушки?

– Да как почему? Стреляет!

Тут какой-то из Уев на берегу заволновался, куда-то нацелился, и вдруг все островитяне унеслись вскачь, ведомые своими Уями.

– Уй-ю-юй! – кричали они.

Всё это напомнило мне весенний московский ипподром, гонку орловских рысаков на таратайках.

Короче, и этот остров сэр Суер-Выер решил не открывать.

– Не понимаю, в чём дело, сэр, – сказал я. – Я бы всё-таки открыл этот островок, немного пообщался с туземцами.

– Тебе-то это зачем?

– В интересах пергамента. Всё-таки остров ведомых Уем, это могло бы привлечь к пергаменту внимание прессы и пристальный общественный интерес.

– А вдруг да под прицелом этих чудовищ окажется кто-нибудь из экипажа или, не дай бог, сам фрегат, разнесут же в щепки своими Уями.

– Да что вы говорите! Помилуйте, сэр! Фрегат вряд ли может быть предметом любопытства такого рода.

– Кто знает, друг, – ответствовал капитан. – Я всё должен предусмотреть. Лично я встречал человека, которого приводила в неистовство выхлопная труба немецкого автокара «мерседес-бенц».

– Под газом или без? – спросил неожиданно боцман Чугайло.

– Старпом, – ответил на это капитан, не глядя на боцмана, – мне кажется, что боцман слишком уж растягивает данные ему прерогативы. Этот остров мы уже миновали, ну а следующий… следующий пусть открывает боцман Чугайло.

Глава LXXXIV

Остров боцмана Чугайло

– Я? Мне?!?! За что? – немедленно подпрыгнул боцман. – Зачем это мне нужно что-то открывать? Хватит с меня сухой груши! Набегался вдоволь!

– Да нет, боцман, не волнуйтесь, – сказал капитан. – Сухая груша – это была просто шутка. А тут уж мы подберём остров вам по нраву, по душе. Вы только подумайте и скажите, какой бы вам остров хотелось открыть. Может быть, вам понравился какой-нибудь из уже открытых нами островов?

– Что? – завопил боцман, боднув полубак. – Понравился?!?! Да провались они, все ваши острова! Видал я их!

– Ну а какой бы остров вам хотелось?

– Кому? Мне? А вы что, позволите?

– Позволим.

– Открыть самому?

– Ну конечно.

– По рукам?

– По рукам.

– Прекрасно, – сказал боцман. – Давайте мне остров сокровищ.

– Гм… – гмыкнул сэр Суер-Выер. – Гм… но ведь неизвестно, на каком из островов зарыто сокровище. Вон, скажем, виднеется какой-то остров – но кто скажет, есть на нём сокровище или нет? Неизвестно.

– Вон на том, что ли, где стоит этот развалившийся сарай и баба сено огребает? На этом? Уж на этом-то ясно, что нету.

– Это почему же? А вдруг под сараем зарыто сокровище?

– Под сараем? – вытаращился боцман. – Под тем сараем?

Он тупо глядел то на капитана, то на сарай, возле которого действительно какая-то баба огребала сено.

– Ну да, под тем сараем, – пояснил капитан и для пущей точности указал пальцем на сарай.

– Это у которого крыша дырявая и дверь отвалилась? На одной петле висит?

– Там один сарай, – всё более раздражался сэр. – Про него мы и говорим.

– И под ним сокровище зарыто?

– Да я не знаю, – сказал Суер. – Но почему бы нет?

– Так что – копнуть, что ли?

– Ну не знаю, боцман, это ваше дело, ваш шанс.

– Ну что ж, копну, пожалуй.

– Валяйте.

– Дайте мне лопату.

– Это кто должен вам давать лопату? Я?!?!

– О, простите, сэр! Это я, вообще, так, не сообразил. Где лопата?

– Какая лопата?

– Ну, которой мне копать.

– Я должен вам подавать лопату?

– О, простите, сэр… я как-то растерялся… сарай… баба… Эй, кто-нибудь, принесите сюда лопату.

– А где она? – встрял килевой Кляссер, который в этот момент чистил киль. – Я её давно ищу – кильчистить.

– А чем же ты кильчистишь, рожа? – рявкнул боцман.

– Акульей челюстью, босс.

– Эй, Вампиров! – крикнул боцман. – Где лопата?

– Какая лопата?

– Ты что, дурак? Нормальная лопата.

– Которой копают?

– Ну конечно, дубина! Давай сюда лопату!

– Да где ж я её возьму?

– У тебя что? Нету лопаты?

– Конечно, нету. На кой мне на фрегате лопата?

– Молчать! Не ори! Дубина! Пупок! Говори: где лопату взять?

– Может, кузнец скуёт?

– Эй, кузнец! Где кузнец? Тащи сюда кузнеца! Слышь, кузнец, етит твою мать, где лопата? Где, говори, говорю, лопата? Что молчишь, чугун?! Котёл!! Что ты там вообще делаешь? Гондон! Ендова!

– Я-я-я-я… – дрожал корабельный кузнец, вытащенный из трюма на палубу первый раз в жизни, – я-я-я-я… корякую.

– Корякаешь, пердило? Куй лопату! Скорее! Давай-давай-давай! Куй!

– Эй, мужики! – послышался вдруг голос с берега.

Баба, которая огребала сено, глядела на фрегат, отмахиваясь от слепней.

– Вы чего там, лопату, что ли, ищете?

– Ну да, лопату! – заорал боцман.

– Так здесь есть лопата.

– Где она? Где?

– Да эвон там – в сарае стоит.

Глава LXXXV

Страницы: «« « ... 1516171819202122 » »»