Пока ты веришь Шевченко Ирина
«Точно в тюрьму вернет», – подумала девушка. Но там хоть Эйдена не будет – уже радость.
– Тут к вам пришли еще, – буркнула она, отступая в сторону, чтобы не загораживать гостя.
– А, Найлс. – Хозяин прищурился. Показалось, сейчас метнет непонятную штуковину в высокомерного господина, но вместо этого шире распахнул дверь в лабораторию. – Входите.
При этом посмотрел на Эби так, что у нее тут же появилась мысль о том, что нужно плотно пообедать. Напоследок.
Но сделать этого девушка не успела.
Сначала она убрала в холле, а едва закончила накрывать стол для господ, появился мэтр Лленас. Гостя он, видимо, уже выпроводил и теперь пришел разобраться с ней. Понурившись под его взглядом, Эби размышляла, успеет ли она прихватить что-нибудь из холодильного шкафа, и о том, что нужно не забыть забрать свое платье и боты, если, конечно, ее не заставят сразу же переодеться.
Маг хмурился все сильнее и сильнее. Морщился, кривил губы.
– Эбигейл… Эби, я ценю твою находчивость…
На мгновение отвлекшись от мыслей о возвращении в тюрьму, девушка с удивлением поняла, что хозяин с трудом борется со смехом.
– Пожар, да. Я помню. Но впредь предлагаю относить визиты мэтра Найлса и ему подобных к вторжению вражеских войск.
– Хорошо, мэтр Дориан. – Она низко склонила голову, чтобы он не заметил вспыхнувших щек и скользнувшей по губам улыбки.
– Но по твоей милости я остался без свежих новостей, – сурово напомнил маг. – Так что придется тебе купить мне новые газеты.
– Купить? Но я же…
Вместо объяснений она вытянула вперед руку, показывая обхвативший запястье ободок, украшенный голубым камушком.
– Вздор! – отмахнулся мэтр Дориан. – Не думай, что кто-то другой станет исправлять твои ошибки.
Легко, безо всякого ключа, он снял с нее браслет и достал из кармана банкноту в десять рейлов.
– Вот. Встретишь мальчишку-разносчика или дойдешь до почты. Это вниз по улице три квартала, а потом налево… или направо. Купишь утренние номера «Салджвортского вестника», «Академический курьер» и какой-нибудь «Глас народа» или «Фабрикант». Новости приходят отовсюду.
Уже через две минуты Эби стояла за каменной оградой особняка, час назад казавшейся ей крепостной стеной.
Свободная.
В новой добротной одежде и с деньгами, на которые можно жить целый месяц…
Приступы участились, но Эйдена это не беспокоило. Он уже разучился тревожиться за свою жизнь. Да и не больно, в общем-то: просто закружится вдруг голова, в глазах потемнеет, и летишь в пустоту… А оказываешься на газоне. И если, разомкнув веки, увидишь склонившуюся к тебе веснушчатую мордашку, поймаешь взволнованный взгляд – почему бы и нет?
Но сегодня слабость и темнота настигли его в доме. Не было мягкой травы, никто не спешил справиться о его самочувствии. Не было теплых, упрямо ускользающих губ, чья сладость могла бы разбавить остававшийся после приступов горьковатый привкус во рту… А значит, не было и причин разлеживаться на полу в коридоре второго этажа.
Когда из головы выветрился туман, оставив лишь тупую боль, с которой за годы Мерит уже сроднился, молодой человек поднялся и, придерживаясь за стену, добрел до своей комнаты.
Хотелось рухнуть на кровать, но он заставил себя зайти в ванную. На ощупь, щурясь от режущего глаза света, открыл краны…
К обеду он спустился, полностью приведя себя в порядок, и почти не опоздал. Дориан как раз разливал по тарелкам суп.
– Где Эби? – Эйден сначала сел за стол, а уж после понял, что не так в открывшейся ему картине.
– Я послал ее купить газет, – ответил маг. – Те, что принес с утра почтальон, теперь можно прочесть лишь посредством сложного и энергоемкого ритуала.
– А, газеты…
Определенно, он туго соображал после приступа. Зачерпнул ложкой ароматного варева, поднес ко рту… и замер на несколько секунд. Сглотнул скопившуюся на языке тягучую горечь.
– Купить? Вы выпустили ее из дома?
Дориан безмятежно улыбнулся:
– Выпустил. И денег дал. Целых десять рейлов!
Эйден медленно опустил ложку в тарелку.
– Вы упрекали меня в том, что я не замечаю людей, – пояснил донельзя довольный собой хозяин. – Я заметил. Девушка она неплохая, неглупая, так что, если вернется, быть может, предложу ей постоянную работу. Мне возвратили старый долг, так что я в состоянии нанять прислугу.
– А… если не вернется?
– Значит, не найму, – пожал плечами маг. – Зачем мне служанка, которая может сбежать с моими деньгами?
Мерит стиснул зубы и вцепился в край стола.
– Вам нехорошо? – забеспокоился мэтр Лленас. – Воды?
– Н-нет. Просто выйду. На воздух. Я… Я выпил бы кофе, но раз Эби нет… Давно она ушла?
– Около пяти минут назад. Почта недалеко, так что еще через десять придет обратно… Если придет. А если нет, у меня есть кофейный аппарат. Вы же помните?
…Время, лениво подталкиваемое неторопливыми стрелками часов, медленно текло по циферблату. Каждая секунда – капля вязкого меда. Горького…
Кому нужен горький мед?
А сваренный машиной кофе с запахом и привкусом металла?
Как только Дориан додумался до такого?
Десять рейлов!
Что такое десять рейлов?
Он предлагал ей больше. Двести. Или уже триста… Да хоть пятьсот!
А десять… Это же сущая ерунда.
Но для нее, наверное, нет.
Иначе вернулась бы.
Десять минут, за которые он со злости вытоптал клумбу с настурциями, уже прошли… И он принялся за петуньи…
Краем уха уловил шум с улицы. Экипаж. В экипаже она не приедет.
Не придал значения. Не пошел навстречу – наоборот, отвернулся к дому и уставился на пляшущий на крыше флюгер…
Флюгер пляшет – она так сказала… Когда?
Не вспомнил. Не успел, услышав шаги за спиной. Резко обернулся…
– Не жаль цветочков?
Она стояла на дорожке всего в двух шагах.
Не та она, другая.
Шелковое платье цвета спелой сливы, украшенное богатой вышивкой. Кокетливо сдвинутая набок миниатюрная шляпка. Волосы неестественно светлые.
А взгляд насмешливый. Даже через скрывающую лицо вуаль чувствуется.
– Не жаль, – бросил он раздраженно.
– Ну-ну.
Она продолжила путь к крыльцу, потеряв к нему всякий интерес. А у него к ней никакого интереса и не было…
И петуньи, которых не жаль, уже втоптаны в землю.
Но Дориан вряд ли заметит. Особенно в ближайший час…
Час… Час он не выдержал. Сорок минут. Сколько раз за это время можно дойти до почты и обратно?
Цветов на клумбах еще много. Но какой смысл?
Лучше вернуться в дом.
Запустить кофейный аппарат…
Калитка не скрипела – было бы странно, если бы в жилище мага-техника хоть что-нибудь работало со скрипом, – и Эйден почти дошел до крыльца, когда почувствовал чей-то упершийся в спину взгляд.
Остановился. Тот, кто шел следом, тоже замер.
Эйден не торопясь развернулся. Девушка застыла, не осмеливаясь приблизиться. Прижала к груди ворох газет и опустила голову.
– Где тебя носило? – спросил он сердито.
– Мэтр Дориан просил купить газет. У разносчика не нашлось сдачи с крупной банкноты, пришлось идти на почту.
– Почта всего в двух кварталах, – произнес он грозно, сам не зная, в каком обмане хочет ее уличить.
– Я заблудилась. Свернула не туда. А дома тут похожи…
Он молчал. Медлил, заставляя ее ждать, как она заставила ждать его.
После кивнул, принимая объяснения.
– Кофе, – приказал коротко. – Принесешь в библиотеку.
Визит Адалинды стал для мэтра Лленаса неожиданностью. Не то чтобы он не был рад, но…
– Что тебя беспокоит?
Сидя у него на коленях, она ласково перебирала его волосы.
В волосах седина. Еще год-два, и виски полностью побелеют. Совсем старик. Осенью сорок восемь. А ей и тридцати нет. Двадцать пять, двадцать шесть – он не спрашивал…
– Что-то не так с Джеком?
– Нет. – Маг покачал головой, заодно избавляясь от ненужного внимания к своей шевелюре. Хватит считать по серебряным ниточкам прожитые им годы.
– Что тогда?
– Эйден, – признался он. – Все слишком быстро.
– Не нужно было его приглашать.
– Это наш старый давнишний уговор. Я обещал. Ты же знаешь.
Нехорошо выдавать чужие секреты, но однажды она спросила, и он не смог солгать. Отчасти потому, что сам хотел поделиться с кем-нибудь, а Адалинда не из тех, кто превращает открывшиеся им тайны в достояние широкой общественности.
Она не такая, как другие женщины, не только в этом – во всем.
– Знаю, – кивнула она. – Это благородно с твоей стороны. А Эйден – бессовестный эгоист. Если бы он по-настоящему ценил твою помощь, избавил бы тебя от необходимости наблюдать последние дни его жизни. Даже животные уходят умирать подальше от дома.
Прозвучало это жестко, если не сказать – жестоко. Но в чем-то она была права.
– Теперь ты вынужден думать лишь о нем и отвлекаться от работы.
– Нет. Я… – Было стыдно сознаваться в том, что от работы его не отвлечет ожидание смерти. Даже собственной. – Я почти закончил речевой аппарат. Завтра установлю устройство в прототип, за пару дней составлю лексикон. Эйден поможет, его это развлечет… насколько возможно… Потом останется неделя на доработку. Для наглядности нужно обучить Джека выполнять какую-нибудь домашнюю работу, и можно будет его показывать.
– Кому?
– Алистер сказал, что в конце месяца в Академию прибывает мэтр Рисетт – один из семи архимагов Линкарры, представляющий одаренных в парламенте. Он курирует научные вопросы. А поскольку Джек – создание более магическое, нежели техническое, я подумал, что вернее будет представить его собратьям по дару, а не инженерной коллегии. Если только удастся добиться приема у архимага.
– Уверена, ему понравится.
– Надеюсь. Честно говоря, я хочу представить на рассмотрение еще один проект. Это связано с Джеком в какой-то степени, но не имеет отношения к механике. Давняя моя задумка, я даже написал несколько статей по этой теме, но их не очень хорошо приняли в ученом сообществе. Якобы это не по-человечески… и некоторые моральные нормы… Но я хочу попробовать, если мне не откажут… в рабочем материале, в том числе…
Адалинда слушала внимательно, а сапфировые глаза, и без того огромные, делались все больше и больше.
– Я чудовище? – робко спросил он под конец, ожидая упреков.
– Ты – гений, – тихо ответила она. – И временами это пугает.
– Так думаешь, стоит рискнуть?
– Да. Но рассказывать об этом пока никому не нужно. Даже Алистеру. Потому что…
– Потому что если ничего не выйдет, меня снова поднимут на смех, – закончил он. И Алистер, невзирая на многолетнюю дружбу, будет первым. – Поэтому и делюсь лишь с тобой, ведь ты далека от мира магических наук.
Адалинда с сожалением вздохнула.
Мэтр Дориан хотел сказать ей, что это вовсе даже неплохо, но прежде чем успел, она крепко обняла его и закрыла ему рот поцелуем.
Глава 10
Эби понимала, что господин Мерит о ней подумал и почему так разозлился, но она не собиралась никуда уходить. Лишь на минутку появилась шальная мысль, но пропала, стоило оглядеться: вокруг дома приличные, улица чистая, фонари, деревца… Бежать отсюда в Освин? Ну уж нет!
Потом, конечно, придется вернуться к дядьке, потому как больше некуда. Но то потом. А пока у нее оставалось еще два месяца сытой, спокойной… почти спокойной жизни. Несложная работа, уютная комната. Джек…
Джек заговорил.
Хорошо, что мэтр Дориан заранее предупредил, а то Эби удар хватил бы, когда она услышала от механического человека: «Добрый день». Но все равно испугалась немного. Голос у него сразу страшный получился: басовитый, раскатистый. Потом хозяин отладил что-то, тише стало и на слух приятнее.
И слова он приятные говорил.
Хотя слова – не его заслуга. И уж точно не мэтра Дориана.
– Ты красивая, когда улыбаешься.
Врун. Эйден.
Подучил механического человека говорить так всякий раз, когда она кривила рот.
Джек-то безмозглый, ему любая гримаса за улыбку сойдет, вот Эби и развлекалась: состроит жуткую рожу, губы в тонкую ниточку растянет, глаза выпучит.
А он ей:
– Ты красивая.
Живот надорвешь!
Господину Блэйну показала – повар до слез хохотал.
Правда, Эйден уже через день догадался и механического человека переучил. Эбигейл не знала, по привычке оскалилась на него… На Джека, хотя хотелось на Эйдена… А он ей строго так:
– Смотри, на всю жизнь такая останешься!
И пальцем погрозил.
Но все равно смешно вышло.
Она бы и сама его каким-нибудь шуткам выучила, но мэтр Дориан за это вряд ли похвалит. Маг только Эйдену позволял Джеку «речь развивать». А Эби приказал обучить механического человека за столом прислуживать.
Тот с одного раза все запомнил, безо всяких бумажек. Вилка рыбная, вилка салатная, фужер для воды, для вина. Подумалось, что если начнут таких слуг сотнями делать, обычные люди совсем без работы останутся…
А потом мэтр Дориан про Джека будто забыл. Как голос ему сделал, так на этом и успокоился. Но в лаборатории по-прежнему целыми днями сидел, иногда и поесть не выходил.
Эйден в эти дни тоже изменился. Присмирел. То ли понял, что ничего ему с Эби не светит, то ли новую пакость обдумывал. Но пока обдумывал, вел себя прилично и целоваться не лез.
Конфеты только подарил, такие, как в прошлый раз: Джека с коробкой подослал и велел по пятам за ней ходить, пока не возьмет. И розы еще. Или это Джек сам – у него-то не спросишь, что в его голове безмозглой происходит, что он цветы рвет и ей носит…
И смотрит так странно. Эйден.
А глаза у него, оказывается, светлые. Карие, но светлые, почти желтые. Как тот мед…
Медом он опять ее угощал, но Эби, уже ученая, и близко не подошла. А он рассмеялся, завернул сочащиеся янтарем соты обратно в промасленную бумагу и сверток этот в комнату ей подкинул.
Не выбрасывать же было?
– Скучно.
Мэтр Дориан снова засиделся в лаборатории, а Эби, закончив с домашними делами, собиралась лечь спать пораньше, когда господин Мерит вызвал ее в гостиную. Как выяснилось, только для того, чтобы пожаловаться на скуку.
– Сыграем в карты?
– Простите, господин Мерит, я не умею.
– Шутишь? – мужчина удивленно приподнял бровь. – Или врешь?
– Не шучу и не вру. Карты – дурная игра.
– Надо же, – сказал он, словно отродясь не слышал того, что в Освине каждому малолетке известно: то, что начинается за карточным столом, заканчивается на плахе. – А какая же тогда не дурная?
Эбигейл пожала плечами.
– Лото. Или шашки. Шахматы.
– Играешь в шахматы? – заинтересовался молодой человек.
– Нет, – коротко ответила девушка, хотя когда-то отец, пусть и говорил, что это не для женского ума, пытался учить, и что-то еще помнилось.
– И чем же займемся?
– Можно лечь спать, – предложила она и тут же покраснела, представив, как Эйден сейчас перекрутит ее слова.
– Спать не хочу, – вздохнул мужчина, упустив возможность ее поддеть. – Приготовь кофе.
– Тогда спать еще не скоро захочется, – предупредила Эби.
– А хоть бы и до утра. Неси полный кофейник. Только не сюда, наверх.
– К вам? – уточнила девушка, чувствуя подвох.
– В обсерваторию. Будем на звезды смотреть.
Если бы Эби хотела посмотреть на звезды, она вышла бы в сад. Но ее желания никого здесь не интересовали.
Пришлось готовить кофе и нести на второй этаж, в небольшую круглую комнату, куда до этого она заходила лишь раз: протерла большую медную трубу на треноге, смахнула пыль со стола, вымыла пол и ушла, не найдя ничего для себя интересного.
Видать, не туда смотрела.
Судя по тому, что застала Эйдена прильнувшим к узкому концу выставленной за окно трубы, нужно было в нее, в трубу, глядеть.
Мужчина так увлекся, что даже на звук открывшейся двери не обернулся, просто рукой махнул:
– Поставь где-нибудь и иди сюда.
– Зачем?
– Лунные моря тебе покажу, сегодня хорошо видно.
– Моря? На луне?
Совсем за дуру ее держит?
– Говорят, раньше луна почти не отличалась от нашей планеты. И жизнь там была, и леса, и реки, и горы, и моря… Горы и сейчас можно увидеть. А темные выемки называют морями. Сама посмотри!
Как тут отказаться? Интересно же!
…А на деле – ни лесов, ни рек.
Серое все, неуютное.
Лишь неровное темное пятно и вправду походило на море.
– А вот тут, гляди, горы. – Эйден покрутил колесико на треноге и труба немного развернулась. – Видишь, там, на самой большой, как будто дом стоит?
– Где?
Эби силилась разглядеть что-то хоть отдаленно напоминавшее строение, но ничего подобного не находила.
– Должен быть. – Мужчина заглянул через ее плечо, еще немного подкрутил колесико. – Сейчас отыщем.
Он приблизился вплотную, прижался к ее спине и еще чуть-чуть трубу повернул. А второй рукой Эби за талию обнял…
– Вот здесь, – шепнул, касаясь губами ее уха. Дыхание тяжелое, жаркое, а по коже отчего-то мурашки, как от сквозняка. – Смотри внимательно. Видишь?
– Н-нет…
Она попыталась выкрутиться, а он словно и не удерживал. Только обнял чуть крепче, положив ладонь ей на живот. Ладонь у него была горячая, и этот жар чувствовался даже через одежду, словно той и не было вовсе. Щеки запылали, и дышать Эби стало трудно. Оттолкнуть бы его и выскочить за дверь, но девушка вдруг оцепенела. Только чувствовала, как колет шею жесткая щетина, да осмелевшая рука ползет вверх, сначала медленно, а после, уверившись в полной безнаказанности, скорее, чтобы накрыть приподнятую корсетом грудь…
– А теперь видишь?
Забавляется.
Нет там никакого дома, и быть не может.
Снова Эби попалась, как на тот мед.
Влипла.
– Я закричу, – пригрозила она неуверенно.
– Это, крошка Эби, как тебе угодно, – усмехнулся он. Вытащил зубами из ее волос шпильку, бросил на пол. Потом так же – вторую. – Кто-то кричит, кто-то тихонько постанывает…
Эбигейл словно ледяной водой окатили.
Очнулась. Вырвалась, развернулась к нахалу и замахнулась, чтобы ударить. Ну и пусть ее потом в тюрьму возвращают, пусть еще три месяца отработки назначат. Да хоть пожизненную каторгу, лишь бы от него подальше!
Но не вышло: Эйден перехватил ее руку, с улыбкой поднес к губам и до того, как пальцы сжались в кулак, успел поцеловать ладонь.
Посмотрел в глаза и спокойно произнес:
– Десять тысяч.
Девушка растерянно моргнула.
– Десять тысяч, – повторил он четко. – По-моему, неплохая цена.
– Вам деньги девать некуда? – не нашлась с другим ответом Эби.
– Некуда, – подтвердил он беспечно. – И мало времени, чтобы их потратить. Месяца три-четыре. В лучшем случае – полгода.
– А в худшем? – зачем-то спросила Эби.
В мыслях у нее все смешалось, голова пошла кругом.
Моря лунные, глаза желтые…
На десять тысяч всю жизнь прожить можно, и не в Освине, а в хорошем районе. Домик купить с садиком, огород разбить, чтобы летом всегда свежие овощи и зелень к столу иметь, как у них было, когда еще в Грислее с отцом и матерью жили…
– В худшем, если прямо сейчас уйду от Дориана, недели две.
Врет?
Не похоже.
Но, может, и врет.