Васёк Трубачёв и его товарищи. Все повести Осеева Валентина

Глава 6

В колхозе

– Пшеница у нас уродилась – чистое золото! – Степан Ильич осторожно срывал колос, большими тёмными пальцами вылущивал жёлтые крупные зёрна и клал их на широкую ладонь. – Вот посмотрите… Это новый сорт – «кооператорка». Мы с ней опыт делали – из озимой в яровую переводили. Может, слыхали про это?

Ребята лезли со всех сторон – посмотреть на сорванный колос, на тучные зёрна пшеницы.

– Ого! Вот она как, булка-то, растёт! – просунув голову, серьёзно сказал Мазин.

– А Мазин не видал, только едал, – сострил Одинцов.

– У вас всё кругом пшеница? – оглядывая поле, спросила Валя.

– А вот подождите, пойдём и на гречу… А там далее овёс начнётся, до самого леса… Мне как раз туда заглянуть надо…

Степан Ильич шагал по дороге, вёл ребят по узеньким стёжкам. Освещённые солнцем, желтели поля пшеницы, розовела греча, и отливали сизым цветом густые овсы. Вдалеке по лугу без устали ходила сенокосилка, оставляя за собой ровные ряды срезанной травы. Люди казались издали маленькими. Цветные платки и вышитые рубашки мелькали пёстрыми пятнышками; под умелыми, ловкими руками колхозников росли огромные, как дома, стога. Где-то слышалась дружная песня, красиво выделялась втора, и девичий голос, заканчивающий песню на высокой ноте, долго звенел в чистом летнем воздухе…

– Здорово, ребята, правда? – ахнула Нюра Синицына.

– А работают как… ого! – восхищались ребята.

– А у нас иначе нельзя. Выдалась погода, начался покос – все на луг! А то как пойдут дожди – беда! Сопреет сено и погибнет – чем тогда скотину кормить? – пояснил Степан Ильич.

– А когда же они обедают? Так целый день без еды и работают? – спросила Надя Глушкова.

– Как – без еды? У нас на стану поварихи для всех обед варят. Там и пообедают, там и отдохнут в холодке, там и газету почитают.

– Добрый вечер! – пробегая мимо с граблями на плече, торопливо здоровались колхозницы. Лица у них были потные и горячие от солнца, руки до локтей исколоты сеном.

– Эй, дивчина! – окликнул одну из них Степан Ильич. – Скажи там, чтоб вечерком кузнец ко мне зашёл, чуешь?.. А вот интересно вам ещё новую молотилку нашу посмотреть, – снова обратился он к ребятам. – Я её на Сельскохозяйственной выставке облюбовал. Она у меня тоже москвичка, можно сказать…

Он начал рассказывать, как работает молотилка.

– Пойдёмте на молотилку! – просили ребята.

– Молотилку я вам потом покажу, а сейчас на скотный двор заглянем мимоходом.

На скотном дворе их встретила доярка Христина; она была в белом халате и показалась ребятам докторшей. Доярка что-то шепнула Степану Ильичу, и он сразу пошёл за ней, махнув рукой Мите, чтоб ребята подождали на дворе.

– Она ему сказала, что корова Горлинка отелилась и что у неё хорошенький бычок родился! Я слышала! – запрыгала Лида Зорина.

– Митя! Сергей Николаевич! Пойдёмте смотреть! – пристали ребята.

Но Сергей Николаевич остановил их:

– Тише! Тише! Во-первых, тут шуметь не разрешается, а насчёт новорождённого – это как хозяева хотят. У них тут свои правила. Подождём Степана Ильича и разглядим пока постройки. Видите, какие у них хоромы для коров настроены!

Скотный двор был огорожен высоким забором. Посередине стояло длинное кирпичное здание с маленькими окошками и большой дверью. Ребята заглянули в окно; внутри помещение было разделено перегородками. В каждом стойле лежала свежая подстилка из соломы. Наверху на дощечках были написаны имена коров: «Волюшка», «Бурёнка», «Беляночка»…

– Подождите! Ну, чего все вместе лезете! – ворчал Мазин, отгоняя ребят. – Пустят нас – тогда и посмотрим.

Степан Ильич, весело улыбаясь, выглянул из коровника.

– Оставил я вас… Доярка меня вызвала – телёночка посмотреть, – сказал он, широко открывая дверь и проходя вперёд. – Ну вот, здесь у нас высокоудойные коровы помещаются. Сейчас они, конечно, на пастбище… Вот посмотрите, тут у каждой свой график есть: сколько она даёт молока, какой жирности.

– А телёночка покажете? – забегая вперёд, спросила Надя Глушкова.

– Телёночка, телёночка, Степан Ильич! – запросили ребята.

– Всё, всё покажем, хоть и не полагается у нас новорождённых смотреть. Ну, да что с вами делать! Раз так интересуетесь – пойдём. Малыши у нас в изоляторе помещаются.

Он повёл ребят в небольшую светлую пристройку. Она была похожа на первое здание, только меньше, и казалась уютным домиком. У двери лежало грубое рядно и стоял веник. Ребята вытерли ноги и вошли в коридор.

– Христина Семёновна! – громким шёпотом позвал Степан Ильич.

Доярка в белом халате приоткрыла дверь большой, светлой комнаты.

– Вот телёночком интересуются ребята, – как бы оправдываясь, сказал Степан Ильич. – Они на минуточку, поглядят – и готово!

Доярка ласково кивнула ребятам и озабоченно сказала:

– Только что облизала его мать… Сейчас принесут… Пойдём – поглядите пока других. Только уж руками не трогайте – они ещё маленькие.

– Нет, нет! – зашептали ребята, на цыпочках проходя вслед за Христиной Семёновной.

Телята лежали в отдельных клетках на сухих соломенных подстилках. Они поднимали большеглазые тёплые, словно обшитые мехом, мордочки и удивлённо глядели вокруг. Вместо рогов у них были смешные крутые бугорки.

– Ой, ой, какие хорошенькие! Какие маленькие! – зашептали девочки.

– Смотрите, смотрите – встаёт один! – присев на корточки, говорил Мазин. – Встаёт, честное слово!

«Му-у… Му-у…» – пытаясь встать, мычал рыжий телёнок, вытягивая голову с белой звёздочкой на лбу.

– Он по маме своей скучает, маленький ещё, – сказала Лида Зорина.

Сергей Николаевич подозвал ребят к табличке, висевшей на одной из клеток:

– А ну-ка, почитаем, как эти малыши поправляются. Вот видите, здесь всё написано: и как зовут, и сколько времени, и как он прибавил в весе.

Две дивчины в белых фартуках внесли в ящике новорождённого телёнка. Он был жёлтенький, с большими удивлёнными глазами. Шёрстка его, тщательно облизанная матерью, блестела. Весь мокрый, он казался худеньким и дрожал. Христина Семёновна прикрыла его старым байковым одеяльцем.

Ребята издали глядели на телёнка с восторгом и нежностью.

– Тётя Христиночка, как его назвали? Как назвали?

– А вот и придумайте ему имя! Можно сказать, при вас родился. Сделаем вас шефами, – сказал, улыбаясь, Степан Ильич.

Ребята стали наперебой предлагать имена:

– Стрелок!

– Богатырь!

– Колокольчик! – громко прошептала Зорина.

– Следопыт! – выкрикнул вдруг Петька.

– Шш… шш… Тише ты! – зашикали на него ребята. – Тут детская, а он орёт!

Телята вдруг забеспокоились, тоненько замычал новорождённый. Доярка озабоченно взглянула на ребят.

– Пойдёмте, пойдёмте! – заторопился Сергей Николаевич, выпроваживая всех за дверь. – Потом придумаем!

– Тётя Христина, пусть будет Колокольчиком! – не стерпев, крикнула Лида Зорина со двора.

– А теперь пойдём на птичник, – сказал Степан Ильич.

На птичнике ребята видели белых, как снег, гусей и уток, крошечных жёлтых цыплят, только что выпущенных на травку. В свинарнике смотрели бело-розовых поросят с тоненькими, закрученными в колечки хвостиками и больших, жирных свиней, которые уже не могли ходить и только, лениво подняв свои мокрые пятачки, глядели на ребят маленькими глазками.

Но больше всего ребятам полюбились телятки, и долго ещё в ушах у них звучало тоненькое мычание новорождённого и голос доярки: «Руками не трогайте – они ещё маленькие!»

А Степан Ильич всё шагал да шагал. Свежий ветер раздувал его вышитую рубашку, шевелил мягкие волосы…

Ребята старались не отставать от могучего шага председателя, но усталые ноги уже не слушались их. Поля пшеницы и гречи, густые овсы и заливные луга всё плыли и плыли перед их глазами.

– Ну как, ребята? Может, устали? Домой вернёмся? – спрашивал Сергей Николаевич.

– Нет, нет! Ещё посмотрим! Не устали! – дружно откликались ребята и снова бежали за председателем, окружая его тесной толпой.

– Ну значит, нашу скотину вы видели, хлеба наши тоже, а другим разом я вам покажу новую мельницу. А старая вот тут, за леском…

Степан Ильич стал рассказывать, как на этой мельнице давным-давно удавился старый пан.

– Деды рассказывали – злой был, как собака, людей забивал до смерти.

Ребята слушали, раскрыв рты.

Сумерки уже легли на село, когда Сергей Николаевич решительно повернул назад:

– Ну, Степан Ильич, ваши богатства за один день всё равно не осмотришь, а ребята у нас еле плетутся…

– Да нет, Сергей Николаевич, мы ничего! Пойдёмте, пойдёмте к старой мельнице!

– К молотилке пойдёмте!

– Сергей Николаевич, да они совсем не устали, – уверял Митя.

Степан Ильич смущённо улыбался, поглядывая то на ребят, то на Сергея Николаевича:

– Нет, видно, другим разом, а то они, конечно, непривычны к нашей ходьбе.

Степан Ильич зашагал к школе. На лужайке около школьных ворот сидели Коноплянко, Марина Ивановна и Игнат со своим отрядом.

Ребята бросились к ним:

– Где мы были! Что мы видели!

– Где же вы были? – удивилась Марина Ивановна.

– На скотном дворе были! И на грече, и на пшенице…

Марина Ивановна, подняв вверх голову и обхватив руками колени, смотрела на ребят лучистыми серыми глазами и улыбалась. На щеке её темнело маленькое родимое пятнышко.

– Что же вам больше всего понравилось у нас?

– Нам телятки понравились!.. – закричала Лида Зорина.

Подошли Степан Ильич, Сергей Николаевич и Митя. Они, видимо, продолжали начатый разговор.

– Ну, значит, так и порешим, – усаживаясь на траву, сказал Степан Ильич. – Сенокос сейчас идёт хорошо. Погода стоит добрая, залежей нет. Помощь ваша нам тут не требуется… Отдохните, оглядитесь хорошенько, а тогда пожалуйста! Вот жнива будет – так тут уж весь народ на поле, никто дома не усидит. Игнат знает. У нас ни один колосок не заваляется! Это уж дело ребят. Вся ихняя бригада выходит. Вот и вы поможете тогда… Ну конечно, есть для вас и огородные работы, можно и на фермах поработать.

Игнат Тарасюк предложил посылать на работы его отряд вместе с ребятами Трубачёва.

– Вместе будем работать! Вот и хорошо! – обрадовался Васёк.

– А у нас в Ярыжках свой клуб есть, – сказал Коноплянко. Будем театр устраивать. На сцене и тёмный бор вырастет, и река побежит, и солнце взойдёт, и ясный месяц засветит. Как нам нужно, так мы и сделаем…

Коноплянко говорил очень тихо и ровно, не повышая голоса, но ребята слушали его с большим вниманием. Митя приготовил к концу разговора какой-то сюрприз. Губы у него разъезжались в улыбке, серьёзный тон не удавался. Он сказал, что вполне полагается на ребят Трубачёва и Тарасюка и что если они пообещали выполнить план летних работ, то выполнят и перевыполнят его.

– Верно! Верно! – кричали ребята. – Выполним!

– А пока спешных работ в колхозе нет, мы с Сергеем Николаевичем решили организовать большой поход, километров этак за сорок… познакомиться с окрестностями… побывать в тех местах, где в гражданскую войну сражались наши бойцы. И мы надеемся, что с нами отправится Иван Матвеич – участник этих боёв. Вот Сергей Николаевич обещает по пути заехать на пасеку и попросить Ивана Матвеича об этом лично…

Мите не дали договорить, заглушая его голос радостными криками. Сергей Николаевич водворил тишину:

– Ивана Матвеича я попрошу. Надеюсь, он нам не откажет. А пока вот что я хочу сказать. Двинуться в большой поход без предварительной подготовки нельзя. Поэтому с завтрашнего дня начнём готовиться. Соберём продовольствие, посмотрим походное снаряжение, назначим ответственных ребят… Может, и твои ребята с нами пойдут? Как думаешь, Игнат?

– Конечно! Пойдём с нами! – дружно закричали москвичи. Игнат и Федька Гузь нерешительно посмотрели на Марину Ивановну.

– Ну что ж, – улыбнулась учительница, – если уж вам очень хочется, идите вместе с новыми товарищами.

– Хочется-то хочется, – задумчиво сказал Игнат, – только У нас свой план есть. Мы его срывать не можем. У нас агитбригада работает – пьеску готовим. Уже программу отпечатали… Другим разом вместе пойдём.

– Конечно, – сказал Сергей Николаевич. – У них свои планы, нарушать их не следует. А наш отряд должен готовиться…

– Есть готовиться! Трубачёв, готовиться! Ура! – вырвались снова радостные голоса.

Ребята расшумелись. Белкин прошёлся колесом по траве. Мазин набросил на Петьку свой вещевой мешок и, натягивая ремни, кричал:

– Тпру! Но-оо!

Марина Ивановна засмеялась и весело сказала:

– Сборы уже начались!

Степан Ильич пришёл домой поздно. Стоя у перелаза, он вдруг что-то вспомнил и потёр ладонью вспотевший лоб.

– Ох, я ж им ещё новую молотилку не показал! – с сожалением сказал он Татьяне, открывая дверь в свою хату.

– Та будет тебе, Степан! Они ж совсем утомилися… Я через окно бачила, як у них ноги заплетаются. Разве ж так можно! – укоряла его Татьяна. – Они же дети!..

Но Степан не слушал её. Он выложил на стол сорванные колосья:

– Жнива, жнива на носу, Татьяна.

Глава 7

Дед и внук

На рассвете село разбудила песня.

Сонно закричали петухи, всполошились на насестах куры, замычали коровы, захлопали ставни. Весело загавкали псы. Звонкий мальчишеский голос будил спящую улицу:

Генка въезжал в село. Гнедой жеребец важно переставлял стройные ноги, осторожно опуская в прохладную пыль подкованные копыта. На спине его, небрежно покачиваясь и сжимая пятками гладкие бока, сидел Генка. Надвинутый на лоб картуз, околышем назад, и брошенный через плечи армяк были влажны от ночной сырости.

На свежем, загорелом лице Генки задорно блестели карие глаза и белые, как сахар, зубы.

лихо выводил Генка высоким, чистым голосом.

Колхозницы, на ходу повязывая косынки, выбегали на крыльцо, старые деды высовывали в окна головы с седыми, спутавшимися за ночь волосами.

– Эге-ге! Михайлов хлопец спивае!

– А, чтоб тебе, дурной хлопец! Молчи, а то детей побудишь! – кричали из-за плетней бабы. – Носит тебя по селу ни свет ни заря!

– И чего это конюх жеребца ему даёт!

К воротам бежал дед Михайло с радостной улыбкой; пальцы старика на ходу застёгивали ворот рубашки, не попадая в петли.

– Чую, чую! До дому вертаетесь! – кричал дед, подбегая к внуку.

Генка не спеша соскочил с коня и с ласковой усмешкой глянул на деда:

– А то куда ж?

Михайло хлопнул себя по коленке и заглянул в лицо внука сияющими, как светлячки, глазами:

– А что ж? Погулял бы! Дед подождёт! Правление тоже с деда не спросит, де внук гуляе, де песни спивае, – насмешливо начал он.

Генка снял с коня уздечку, осмотрел новенькие подковы и, отойдя на два шага, сказал:

– Нигде такого коня нету, как наш!..

– Эге! Нигде нету! Значит, далеконько ты побывал, – подхватил Михайло. – А я ж себе думаю: где-то мой внук пропал? И день ожидаю, и два, и три… Может, думаю, Гнедко захромал или в обратную сторону повёз. Тебя ж на МТС посылали…

Но Генка перебил его:

– Есть хочется, диду!

– Есть хочется?

Старик побежал под навес и засуетился. Генка привязал к забору коня и пошёл за дедом.

Через минуту он сидел на нарах, поджав под себя босые ноги, и рассказывал:

– Поручение дяди Степана я выполнил. В воскресенье механик тут будет… Я там людям в ремонтной помогал… Так директор Мирон Дмитриевич мне и говорит: «Оставайся на МТС, доброго тракториста из тебя сделаем».

– Ну, а ты чего?

– Как – чего?

– Чего на МТС не остался, я спрашиваю? Или люди не такие или Гнедка погано принимали? – наливая в кружку холодное молоко, лукаво допытывался дед. – Чего не остался, а?

– А того не остался, что тебе скучно, – разжёвывая крепкими зубами хлеб и прихлёбывая молоко, сказал Генка.

– Эге! Мне скучно? А тебе? – склонив набок голову и подёргивая бородку, подскочил дед. – А тебе?

– Мне тоже скучно, – засмеялся Генка и, обхватив старика за шею, притянул его к себе.

Дед неловко, боком присел на нары и замер, боясь пошевелиться.

– Вот как ты уже помрёшь, то я тебя и не побачу больше, – задумчиво сказал Генка, вытирая о плечо деда нос.

– А ну да, не побачишь! Где ж ты меня тогда побачишь? Нигде ты меня тогда не побачишь, – глядя ему в лицо сияющими глазами, усмехнулся дед.

– А сколько тебе годов, диду?

– Сколько б ни было, а ещё поживу! Ещё и тебя воспитаю! – расхрабрился дед.

– Нет, ты меня не воспитаешь, – отрезая ножом хлеб, серьёзно сказал Генка.

– Как это так – не воспитаю? – всполошился старик.

– Я сам тебя воспитаю… А что, диду, московские в классах живут? – переменил разговор Генка.

Дед наклонился к нему и стал рассказывать о приезжих.

Генка слушал, сморщив лоб и думая о чём-то другом. Потом вытащил из-за пояса книжку, аккуратно разгладил её и положил на стол:

– Спрячь, диду.

Глаза его слипались. Михайло принёс из хаты рядно и подушку:

– Ложись спать, я сам Гнедка конюху сдам.

Генка лёг, но дед вдруг вспомнил что-то, посчитал по пальцам и снова подсел к нему.

– Эй, слухай! Так где ж ты был? Ты же в пятницу ещё уехал. На твоей чертяке можно было два раза на МТС побывать, – пощипывая свою бородку, сварливо сказал он. – Где ж ты был, я тебя спрашиваю? – Михайло дёрнул внука за штаны и выпрямился. – Где ты был, а?

Генка приподнял голову с подушки, натянул на себя рядно и нехотя сказал:

– Не морочь голову!

– Что? «Не морочь голову»? Как это «не морочь голову»? – петушился дед.

– А так. Я у агронома был.

Дед заморгал глазами и плюнул:

– Тьфу! Чёрт в тебе сидит! Ей-бо, чёрт!

– Может, и чёрт, – согласился Генка.

Дед склонил набок голову, развёл руками. Генка повернулся на спину, высунул из-под рядна босые ноги и громко захрапел. Зелёная муха загудела под навесом. Михайло схватил полотенце и с озабоченным лицом замахал над Генкой:

– Ш-ш, ты, проклятая! Куды залетела? Мало тебе места, дура!

Глава 8

Дневник Одинцова

20 июня

Завтра поход! Сегодня мы всё укладывали, приготавливали. Нести придётся всем по очереди, только Севу Митя освободил, а Севка, глупый, надулся на него. А потом познакомился с Михайловым внуком и развеселился. Всё какие-то жестянки ему показывал и альбом. А Михайлов внук – это тот самый Генка, с которым разговаривал Васёк. Лошадка у него хорошая, он её чистит щёткой и гриву ей расчёсывает. Этот Гнедко на Генкин свист бежит, где бы он ни был. Генка говорит: «Я его для Красной Армии готовлю, да ещё не всякому бойцу дам!» Сначала у нас с этим Генкой всё хорошо было, а потом вдруг ссора получилась. Вот из-за чего.

Мы себе около школы волейбольную площадку сделали, а Генка увидел, покраснел весь и говорит: «Здесь пришкольный участок будет, что вы землю топчете!» – и давай расшатывать столбы. А Мазин ему говорит: «Ты здесь не хозяин. Уходи!» Ребята тоже напали на Генку. Он разозлился, подскочил к Мазину и кричит: «В своём колхозе каждый хозяин! Это ты уходи!» Ну и сцепились они. Крик такой подняли, что Митя прибежал. Мы Мите ни в чём не сознались. Мазин говорит: «Девочки лягушки испугались». А Митя начал нас ругать, что мы к походу не готовимся, а всё какими-то глупостями занимаемся. А за ужином мы ещё с Лидой Зориной из-за Генки поссорились. Он сидит со своим дедом у себя под навесом и поёт как ни в чём не бывало. А Лидка слушала, слушала и говорит: «Ни у кого из вас такого голоса нет! И потом, он самый храбрый из всех!»

Подумаешь, какой храбрец! Васёк решил сам с ним подраться. А Митя, оказывается, уже всё понял, что творится, и давай над нами смеяться. Так мы с Генкой и не подрались.

А потом Митя устроил игру в «лошадей и всадников». И мы начали играть, а когда разыгрались, Митя позвал Генку. Генка сначала не хотел, а потом согласился.

Мазин говорит, что, несмотря на ссору, Генка ему всё-таки нравится.

Ну ладно! У меня ещё мешок не сложен, а мы завтра рано-рано, чуть свет, выйдем.

Глава 9

В поход

С реки поднимался лёгкий пар и мягко стелился по огородам; на дороге крепко прибитая росой пыль ещё хранила вчерашние следы; кое-где над колодцем поднимался журавель; изредка слышался скрип ворот. После трудового дня колхозники крепко спали, чтобы с солнышком дружно подняться на работу.

Ребята шли молча. Туго набитые вещевые мешки оттягивали ремнями плечи. У Белкина над головой торчали удочки. Мягко поскрипывала телега, в которой сидел отец учителя.

Шли тихо, чтобы не разбудить спящее село. Было прохладно. Ребята поёживались. Девочки, подпрыгивая, побежали вперёд, стараясь согреться.

– Что, холодно? Холодок пробирает? – посмеивался Николай Григорьевич. – Подождите, ещё жара припечёт!

На шоссе все оживились.

Получив разрешение громко разговаривать, мальчики сейчас же о чём-то заспорили, девочки затянули песню.

Голоса поднялись высоко вверх и неуверенно заколебались.

– Эй, эй! Врёте, врёте! – закричал Митя.

Недружный хор двадцати голосов подхватил песню нескладно, фальшиво и весело.

Митя махнул рукой:

– Ну так и быть – врите дальше!..

Солнце вставало. По одну сторону шоссе в верхушках деревьев уже просвечивали его золотые лучи. Проснулись птицы, засуматошились в кустах, защёлкали, засвистели. По другую сторону шоссе лежал луг; на траве блестели и переливались прозрачные капельки росы.

– Севка, дыши хорошенько! Этот воздух самый полезный! – уговаривали Малютина ребята.

– Все свои печёнки сразу вылечишь, – подтверждал Мазин.

Сева Малютин широко раскрывал рот и радостно смеялся.