Васёк Трубачёв и его товарищи. Все повести Осеева Валентина
Николай Григорьевич то и дело поворачивал назад голову и кричал ребятам:
– Стой, пионер! Сорви-ка вот эту ромашку при дороге… Давай сюда! Да зелёное копытце прихвати!
Ребята с готовностью спрыгивали в узкий ров и бросали на колени старику пучки зелени. Старик растирал ладонями тугие круглые копытца; от копытец остро пахло чем-то медвяным, душистым.
– Запах-то какой!
Ребята нюхали и охотно соглашались:
– Здорово пахнет!
Старик радовался знакомым местам:
– Гляди, гляди, Серёжа! Вон они, три дуба-то, те самые! Под ними Матвеича моего ранило… Эх, рассказать, так это целая история… Когда б не товарищи, не быть бы нам с ним живыми…
Колёса подпрыгивали на камнях и монотонно скрипели.
Хлопчик, сидевший за кучера, легонько встряхивал вожжами.
Солнце стало жарко припекать. Ребята проголодались. Решили отойти в сторону от шоссе и сделать привал около реки. На зелёном пригорке сложили вещи. Над рекой поднялся шум и визг. Мальчики вместе с Митей переплыли на другую сторону и, обвалявшись в песке, бросились в воду, осыпая друг дружку фонтаном брызг.
Девочки долго бродили, выбирая себе местечко; они купались около берега, держась за руки и щупая ногами дно.
Вода была тёплая – купанье затянулось. В конце концов ребят еле выгнали из воды: пришлось два раза протрубить в горн. Развели костёр, сварили похлёбку, вкусно позавтракали и улеглись на мягкой траве, в холодке.
После сна ребята отяжелели. Лениво надевали на плечи вещевые мешки. Никому не хотелось нести лагерное имущество: продукты, палатки, рыболовные снасти. Когда снова вышли на шоссе, девочки сложили свои вещи на телегу, в которой ехал Николай Григорьевич.
– Ладно, ладно, хитрюшки! Вам бы только полегче! – упрекали их за это ребята.
– А вам завидно?
– Да ну их! Никуда с ними ездить не стоит! – ворчал Одинцов. – На Украину заехали – и то ссоримся!
– Что вы тут спорите? – подбежал к ним Васёк.
– Да надоело мне с удочками таскаться всю дорогу – торчат, как иглы у дикобраза! – пожаловался Белкин.
У Лёни Белкина над красным, вспотевшим лбом топорщились прямые белые волосы.
Ребята захохотали:
– А и правда ты похож на дикобраза!
– Ну и несите тогда сами! – рассердился Белкин.
Мазин сбросил на землю вещевой мешок и подставил свою спину:
– Кладите всё на меня! Ладно! Кто ворчит – клади!
Ребята с мешками налетели на Мазина.
– Давай! Клади! Накладывай! – разыгрался Трубачёв. – Ещё давай!
На дороге образовалась куча вещевых мешков; под ней скрылся с головой весь Мазин.
– Эй, Митя, Митя! Мазина нет! Мазин пропал!
– Это что за склад? – засмеялся Сергей Николаевич.
Митя разбежался и прыгнул через мешки. Куча зашевелилась – из-под неё вылез Мазин.
– Хотел совесть у ребят испытать, – заявил он при общем смехе.
Шоссе казалось бесконечным. Жара начала спадать. Сергей Николаевич посмотрел на часы:
– Ого! Пять часов уже. Пора в лес сворачивать… Вам, Митя, дотемна надо разбить лагерь, чтобы устроиться на ночь.
– А вот сейчас поворот будет, до него от нашего села километров двадцать, там и свернёте, – посоветовал возница.
– Вот и хорошо, – сказал Сергей Николаевич. – Я замечу место, где вы войдёте в лес, отвезу отца на пасеку, и мы с Иваном Матвеевичем придём в лагерь.
На повороте распрощались. Учитель взял с собой горн:
– Когда вернусь, буду горнить в лесу, а вы барабаном откликайтесь.
Николай Григорьевич помахал ребятам платком:
– Приходите в гости, не забывайте старика!..
Отряд свернул с шоссе и вошёл в лес. Между деревьями замелькали голубые и белые майки.
Сергей Николаевич сел на телегу рядом с отцом.
– Большой крюк мы сделали, – сказал возница и хлестнул лошадь.
Шли медленно. Лес был густой, без тропинок. Разросшийся кустарник цеплялся за платье, ноги обжигала крапива. Заросли папоротника, колючего шиповника преграждали путь. Встречались огромные, старые дубы, тяжело накренившиеся набок; их толстые корни торчали из земли, а рядом шумели крепкие дубки и молодые осинки, заплетённые хмелем. Из-за их ветвей выглядывали красные гроздья калины.
– Тут где-то Николай Григорьевич посулил нам речку, – перелистывая свою записную книжку, говорил Митя. По его расчётам, они отошли от шоссе километра три.
Ребята постояли, прислушались. Нигде не было слышно шума воды.
– Да и место для воды неподходящее, – огляделся вокруг Митя. – Ну, пошли дальше…
Спустились в глубокий овраг; цеплялись за кусты, поползли наверх. Открылась светлая зелёная лужайка, окаймлённая орешником. На кустах орешника под широкими листьями тесными семейками лепились молодые орехи с мохнатыми зелёными колпачками и белой скорлупой.
– Может, на ночь остановиться здесь? – предложил Митя.
– Ну нет, здесь неинтересно! Надо речку искать! – закричали ребята.
Лес стал редеть. Из-за белых берёз вдруг выглянула полоса светло-зелёной изумрудной травы; между кочками заголубели крупные незабудки.
– Болото! Болото! Значит, нужно влево держать. Николай Григорьевич предупреждал!
Митя оживился:
– Теперь всё в порядке! Пошли!
Из кустов выскочил Петя Русаков:
– Нашёл! Всё нашёл! Идите за мной! Вон между деревьями светится полоска. Это река. Идёмте!
Петя побежал вперёд. Ребята еле поспевали за ним.
Снова миновали заросли крапивы, ежевики и колючек, миновали молодой осинник и наконец вышли к маленькой лесной речушке. Она бойко и весело плескалась между зелёными берегами; кое-где прямо из воды росли широкие, тенистые ивы; ветки их как бы плыли по течению, купаясь в чистой воде.
На высоком берегу было сухо. Желтели сосны, пахло свежей хвоей.
– Вот местечко так местечко! Как раз то, что нам нужно! – обрадовались ребята.
– Стоп!.. Разбивай лагерь! – скомандовал Митя.
Васёк нашёл место для палаток. Ребята захлопотали. Наспех натянули палатки. Синицына, выбранная поваром, загремела котелками, подгоняя кострового – Мазина. Петя Русаков уже готовил площадку для костра. Санитарка Валя Степанова пошла искать родниковую воду для питья.
Решено было сварить на ужин уху. Мальчики вместе с Митей отправились на рыбную ловлю, а девочки остались в лагере чистить картошку.
– У них от ходьбы ноги болят, только они не сознаются, – подмигнул Петьке Мазин.
Ребята вооружились кто чем мог. Одни ловили рыбу сачком с густой сеткой, другие – удочкой. Над рекой зазвенели весёлые голоса.
– Ребята, рыба не любит шума. Надо, чтоб было тихо, а то мы ничего не поймаем, – сказал Митя, сидя на берегу около своей удочки.
И тут же, выдернув её из воды, замахал руками и громко запел:
- Вот так щучка,
- Вот так штучка!
Оказалось, что он поймал маленькую щучку.
В лагере ребята застали полный порядок. Не дождавшись рыбы, девочки уже сварили ужин. В горячей золе стоял чугун с лапшой. Проголодавшийся Митя с удовольствием потянул носом аппетитный запах и потёр руки:
– Вот так девочки! Вот так хозяйки!
Ребятам тоже понравилась лапша. Но, чтоб девочки не задавались, Мазин на всякий случай сказал, что такую лапшу всякий дурак сварит. И съел две полные миски.
Ужин был весёлый. После лапши пили чай с московским печеньем и играли в коллективное рассказывание.
Митя сказал:
– Участников похода было двадцать. Первый, Коля Одинцов, был живой, смешливый мальчик… – Митя тронул Одинцова локтем: – Рассказывай всё, что знаешь о себе.
Одинцов подумал и сказал:
– Мне больше всего помнится, как я первый раз пришёл в школу и подрался с Васьком, потому что он рыжий.
Ребята смеялись. Больше всех хохотал Васёк.
Потом Коля описал наружность Саши Булгакова и подтолкнул товарища:
– Рассказывай всё, что знаешь о себе.
Некоторые ребята придумывали всякие смешные истории.
А Синицына сказала, что у неё – все друзья, только есть в лагере один мальчик, который всегда к ней цепляется, как репей.
Одинцов вскочил, бросил в неё щепкой и крикнул, чтобы она его лучше репьём не называла.
– Ага, на воре шапка горит! – засмеялись ребята.
Трубачёву пришлось описывать Мазина. Он долго на него смотрел и потом сказал:
Колю Мазина описать трудно: он очень меняется… Я Мазина люблю! Мазинчик хороший!
А Мазин о себе сказал:
– Я как родился, так сразу поел, попил и вышел на улицу, а тут и Петька Русаков стоит…
– Врёшь, я тогда ещё не родился – ты меня на два месяца старше! Ты в феврале родился, а я в апреле, – перебил его Петя.
– Ну, в феврале так в феврале… Вышел я, значит, в лыжном костюмчике. Смотрю – мой Петька Русаков в пелёнках болтается, соска у него изо рта торчит и чепчик на макушке – такой фитюль-фитюль с кружавчиками…
Когда стемнело, лагерь в лесу казался тихим, мирным жильём. Смутно белели в темноте палатки, на колках сушилась посуда, дым от костра окутывал сосны, пробиваясь к тёмному небу. Огонь освещал весёлые лица ребят… Далеко в лесу слышался иногда протяжный крик ночной птицы: «Поховал! Поховал!»
Девочки ближе придвигались к огоньку…
Глава 10
Ночь в лесу
Ночную вахту несло караульное звено. Дежурили по два часа.
Часовой Лёня Белкин неподвижно стоял около палаток, зорко вглядываясь в темноту ночи. Луна то и дело скрывалась за тучами; её неверный свет, падающий на траву, кусты и деревья, неожиданно менял их очертания: то он отдалял, то приближал стройные стволы сосен, то скользил за кустами, то с головы до ног освещал Лёню и шёлковое пионерское знамя, оставляя в полной тьме деревья. Над головой Лёни, хлопая тяжёлыми крыльями, пролетали ночные птицы. От их крика по спине мальчика пробегал неприятный озноб.
Подчасок Лёни – Лида Зорина спокойно стояла около большого пня с другой стороны лагеря. В палатках слышались дружный храп и сонное посапывание ребят. На траве, подложив под себя вещевые мешки, богатырским сном спал Митя. Над ним роем кружились и тоненько пели комары.
Лёня Белкин боялся отвести глаза от чернеющего леса. Незнакомые шорохи и звуки ползли на него со всех сторон; он крепче сжимал древко знамени и вытягивался в струнку. Один раз шорох послышался совсем близко, позади палаток.
Лёня нащупал в кармане свисток. Из-за палаток вышла на цыпочках Лида Зорина и тихонько прошептала:
– Мне показалось – кто-то ходит…
– Ерунда! – процедил сквозь зубы Лёня.
На рассвете на вахту встали Булгаков и Надя Глушкова.
Над рекой поднимался прозрачный туман. За грядой жёлтых сосен выступили старые дубы, забелели редкие берёзы. Лес был ещё сонный. Тихо потягивались молодые осинки, мягкие листья орешника дремотно стряхивали на землю светлые капли росы. На полянке чернел затухший костёр.
Митя открыл глаза и прислушался. Земля под ним мягко вздрагивала, в ушах гудело. Но небо было чистое, ничто не предвещало грозы. Митя повернулся на другой бок и закрыл глаза. Надя Глушкова тихонько тронула его за плечо.
– Митя, сколько самолётов летело! И сейчас летят. Просто гул идёт. Это что?
Митя широко зевнул и натянул на себя одеяло:
– Манёвры, наверно…
Надя подошла к Булгакову и тихо шепнула:
– Манёвры.
Ребята сладко спали.
На смену Наде вышла Валя Степанова. Сева Малютин сменил Сашу Булгакова. Валя ёжилась от холода и, накинув на плечи пальтишко, уселась на пенёк, положив рядом барабан.
Над лесом с тихим гудением снова проплыли самолёты. Потом вдалеке раздался глухой гул, как будто в лесу валили вековые деревья. Из палатки девочек высунулась чья-то маленькая рука и, подержав в воздухе ладонь, скрылась.
Валя заглянула в палатку.
– Я думала, дождь идёт, – прошептала ей Зорина.
– Нет, это самолёт, – успокоила её Валя.
А солнце уже золотило палатки, просыпались птицы. Наступало чудесное летнее утро, свежее от росы и горячее от солнца.
Громкая барабанная дробь разбудила ребят. Лагерь ожил, зашевелился.
– На зарядку становись!
Глава 11
Дневник Одинцова
Утро 22 июня
Сегодня я проснулся и очень удивился – где я? Потом сразу вспомнил и обрадовался. Да ведь это наш лагерь в лесу! Над головой – натянутая палатка. Сквозь парусину видно, как качаются ветки, а между ними жёлтыми зайчиками прыгает солнце. Ух, как хорошо! Вокруг меня вповалку спят ребята. У Мазина обе ноги прямо из палатки торчат. Ага! Валька Степанова на посту венок плетёт. Украшается! А барабан на траве лежит, и солнце уже высоко. Сейчас я её напугаю.
Вечер 22 июня
Я решил писать дневник утром и вечером, а то что-нибудь забуду.
День у нас был тревожный, а к вечеру и совсем испортился, и сейчас Митя кричит, чтобы я не жёг фонарика, а ложился спать.
Расскажу всё по порядку.
Утром, когда мы проснулись, Валя Степанова и Надя Глушкова стали рассказывать, как на рассвете летали самолёты. Надя сказала, что где-то даже бабахнуло очень сильно, только далеко. Про самолёты Митя сказал, что это, наверно, манёвры, а что это так бабахнуло, он не знает, но, может быть, где-нибудь производились строительные работы. Мазин сказал, что иногда взрывают целые горы.
Так мы поговорили, поговорили, а потом принялись за дела.
Поправили палатки, так как вчера ставили их наспех, потом позавтракали. Кашу варила Синицына: она у нас за повара!
После завтрака мужчины вместе с Митей начали рыть глубокую землянку, так как Митя сказал, что на Украине бывают сильные грозы со страшным ливнем и нужно для этой цели иметь глубокую, хорошо укреплённую землянку. Митя показал нам чертёж такой землянки в разрезе. Мы выбрали хорошее место и принялись за дело… Земля тут очень чёрная, но если рыть глубоко, то там и глина.
Мы углубили вход и сделали три ступеньки. Митя спустился и сказал, что грунт хороший – пол в землянке должен быть твёрдый и гладкий. Для этого нужно ещё замесить глину с песком, смазать и дать просохнуть.
Мы пошли с ребятами за глиной, и вдруг опять что-то за лесом стало бабахать. Тогда я влез на дерево и посмотрел в ту сторону, а там такой чёрный-чёрный дым по краю неба.
Мы сказали об этом Мите и опять подумали, что это строительные работы производятся; вытащили даже карту и стали определять, что где строиться может. Определили наше местонахождение по карте. Мы находимся довольно далеко от Киева. По левую руку у нас Житомир, а железнодорожная станция, на которой мы высаживались, от «Червоных зирок» километров двадцать будет.
Вот как мы далеко забрались, даже узнать не у кого, что и где взрывают!
А Митя говорит: «Надо ждать Сергея Николаевича, он нам всё расскажет».
А вечером, когда начало темнеть, мы уже не на шутку заволновались, так как опять загудели самолёты, и один мальчик увидел на крыле самолёта свастику. Мы ему сначала не поверили, но он дал честное пионерское. Тогда Митя посмотрел на девочек – видит, что они испугались, и сам хотел пойти на шоссе что-нибудь узнать, но было уже темно и поздно.
Теперь все ребята легли, а Митя назначил себя дежурным и сидит. И всё старается с нами шутить, но мы уже видим, что он беспокоится. Ребята тоже не спят – шушукаются, а девочки забрались все в одну палатку и тесно-тесно рядышком легли, накрылись с головой одеялами. Вот трусишки!.. Скоро всё узнаем от Сергея Николаевича и Ивана Матвеича – они завтра придут.
Коля Одинцов.
Глава 12
Тревога
Мутный свет луны освещает спящий лагерь.
Теснее сдвинулись дубы, робко проглядывают между ними берёзы, утонули в густой траве белые домики-палатки. Пахнет речной водой и водорослями, запах мяты смешивается с запахом хвои. С болота доносится дружный хор лягушек.
Митя стоит на площадке и, закинув голову, смотрит на плывущие по небу разорванные облака, на скользящие тени самолётов: ухо его пытается уловить малейшие оттенки тихого, воющего гудения моторов. Изредка далёкий, глухой удар потрясает землю. Митя встревожен. Он обходит палатки, прислушивается к сонному дыханию ребят и снова смотрит на небо.
Васёк Трубачёв не спит. Приоткрыв край палатки, он следит за каждым движением вожатого. Он видит, как Митя смотрит на небо, потом опускает голову, трёт ладонью затылок и снова смотрит. Видит Митино лицо, крепко сжатые губы, нахмуренные брови.
Васёк боится выйти и окликнуть Митю. Но ему необходимо сказать, что он тоже видел свастику. Может быть, Митя не поверил ребятам и потому велел всем поскорее ложиться, чтобы не болтали зря? А может, поверил и потому остался дежурить сам?
Трубачёв подтягивает трусики и тихонько вылезает из палатки. Ночная сырость охватывает его плечи.
Митя молча смотрит на Трубачёва; так же молча они усаживаются вдвоём на широкий мохнатый пень. Митя прикрывает Васька полой своей куртки и улыбается ему дружеской, ободряющей улыбкой.
– Я видел свастику, – шёпотом говорит Васёк.
Митя кивает головой:
– Я тоже видел.
Над лесом снова ползёт протяжный, ноющий звук. Палатка тихо шевелится – из-под неё высовывается Мазин и быстро прячется обратно.
Васёк вскакивает и карабкается на высокую сосну; смолистые чешуйки прилипают к его коленкам. Потом он соскакивает на землю, показывает рукой куда-то за реку, за лес и торопливо объясняет:
– Там свет… Далеко-далеко, а видно…
– Это в стороне Житомира, – определяет Митя. – Утром надо разведку послать на шоссе.
– Пошли меня!
– Ты нужен в лагере. Все должны быть на своих местах. Никакой тревоги не поднимать. Пошлём Мазина и Русакова – они всё разузнают, – спокойно говорит Митя и смотрит на часы: – Ложись спать, Трубачёв!
– А ты?
– А я дежурный.
– Ладно тебе… Вдвоём подежурим, – прячась под его куртку, говорит Васёк.
Они молча смотрят в глаза друг другу. Доверчивые глаза Васька кажутся Мите такими близкими и родными, он чувствует рядом младшего брата, надёжного товарища, который делит с ним вместе тревоги этой ночи. Он крепко прижимает к себе вихрастую голову Трубачёва и тихо, душевно говорит:
– У каждого человека, Васёк, есть мечта заветная. Вот когда мне не спится, например, я сейчас же начинаю мечтать. То будто я где-то в тайге очутился… И вот мы с ребятами…
– С нами? – быстро спрашивает Васёк.
– Да нет, не с вами… С комсомольцами… Залезли в эту глухую тайгу и давай своими силами там новый город строить… Может, и небольшой, конечно, но особенный. У меня даже рисунок есть, я тебе покажу когда-нибудь… Ты что на меня так смотришь?
– Да просто… – отвечает Васёк, крепче прижимаясь к старшему товарищу. – Рассказывай, Митя…
Назойливое гудение прерывает разговор. Митя встаёт, снова смотрит на небо и жёстко говорит:
– Но если, Трубачёв, мне придётся драться, то я буду драться до конца, до победы! И нет такого врага, которого мы бы не победили! Потому что каждый из нас, Васёк, будет защищать свою Родину, как родную мать…
Молча и торжественно слушают эти слова влажная земля и чёрный застывший лес.
На рассвете в молочном тумане, сквозь заросли дикой малины, кучи хвороста и поваленные деревья пробирались Мазин и Русаков, посланные в разведку.
– Руководствуйтесь компасом, – напомнил им Митя.
У Мазина и Русакова были ещё и свои приметы: кривая берёза, поваленный дуб, пучок увядших колокольчиков, засунутых в дупло дерева. Привычка оставлять на пути заметки уже давно выработалась у обоих, и теперь они шли безошибочно по собственному следу. Разговаривать было некогда. Задание ответственное: выяснить, в чём дело и, не задерживаясь, вернуться в лагерь.
Петька молча указывал на берёзу, на дуб, на сложенные накрест ветки. Мазин кивал головой и отрывисто командовал:
– Влево!.. Вправо!.. Вперёд!..
Лес поредел. В дорожных знаках уже не было нужды. Мальчики шли по слуху. Шоссе приближалось; оттуда слышался скрип телег, доносились гудки и мычание коров. Высокий мальчишеский голос не то пел, не то кричал что-то.
Мазин прислушался и, дёрнув Петьку за рукав, бросился вперёд. Запыхавшись, они выскочили на шоссе и огляделись. По дороге понуро и неохотно шагало колхозное стадо. Телята разбегались по сторонам, подростки звонко щёлкали бичами, старики сурово покрикивали на скотину. Хрюкали свиньи. Встревоженно мычали коровы.
С той стороны шоссе, в поле, молча и сосредоточенно работали люди, убирая хлеб. Тарахтел комбайн, мелькали разноцветные платки, выезжали на шоссе машины с тугими мешками. Люди останавливались, пропускали машины вперёд.
Петька облизнул языком сухие губы и бросился наперерез высокому седому старику:
– Дедушка, куда это вы?
Старик глянул на него мутными от бессонницы глазами и неохотно сказал:
– Скот угоняем…
Петька растерянно оглянулся на Мазина. Мазин, обведя глазами шоссе, бросился к хлопцу, который с трудом тянул за верёвку бычка. Бычок упирался, подняв коричневую морду с чёрными бугорками рогов; он жалобно мычал, призывая на помощь мать.
– Та иди, бисова душа! Иди, щоб ты здох! – покраснев от натуги, кричал на него мальчишка.
Мазин схватил за верёвку.
– Стой! Не тащи его!.. Куда вы идёте?
Хлопец вытер рукавом пот.
– А ты що, з неба звалился? – сердито спросил он. – Война! Понял? Война! Немцы границу переступили…
– Немцы?.. Границу?..
Мазин выпустил из рук верёвку и круто повернулся к Петьке:
– Пошли!
Но они не пошли, а побежали, задыхаясь и обгоняя друг друга.
Страшное, незнакомое слово «война» заставляло их мчаться, не разбирая дороги, к Мите, к товарищам со спешным, тревожным донесением. Ветки хлестали мальчиков по лицу, сучья царапали ноги. В овраге Петька споткнулся и боком свалился в кустарник. Мазин схватил его за плечо:
– Вставай! Война! Понимаешь? Война!
Петька, хромая, выбрался из кустарника и, стараясь не отставать от Мазина, говорил на бегу:
– Мы им пропишем, Мазин! Мы им такого зададим, что они сроду к нам больше не сунутся! Мы… Мазин…
Но Мазин не слушал его. Он бежал, раздвигая головой и локтями кусты, поглядывая на зажатый в руке компас. Брови его были нахмурены, глаза остро блестели. А Петька, прихрамывая, торопился за ним и без умолку говорил про тяжёлые и дальнобойные орудия и про Красную Армию, которая так даст врагам… так даст, что своих не узнают!
Потом Петька совсем выбился из сил и замолчал…
Они выбежали к палаткам вместе. Мазин бросился к баку, зачерпнул кружкой воду и стал жадно пить. Потом сунул кружку Петьке, посмотрел на встревоженные лица ребят, подошёл к Мите и коротко сказал:
– Война!
Глава 13
Старые товарищи
Расставшись с ребятами, Сергей Николаевич двинулся на пасеку. Бескрайнее поле сливалось с синим горизонтом. Усталая лошадь шла шагом; однообразный скрип колёс и тишина навевали спокойные мысли. Николай Григорьевич молчал.
Сергею Николаевичу тоже не хотелось говорить. Им овладели смутные воспоминания об этих местах. Вспоминалось раннее детство. Вспоминалась мать – высокая, чернобровая, строгая. Вспоминалась сестра, с которой он расстался, когда она вышла замуж и ушла на хутор к своему «чоловику». Он был ещё совсем маленьким и всё цеплялся за неё, когда она уходила, и оба они плакали. Тогда у неё были горячие мокрые щёки, на груди звенело много бус, с подвенечного венка спускались цветные ленты…
С тех пор прошли годы. Вместе с отцом и матерью он уехал в маленький городок под Москвой. Там он рос и учился, постепенно забывая и эти места и слёзы сестры. Они редко писали друг другу, а после смерти матери их переписка и совсем оборвалась, и только в последнее время сестра стала настойчиво требовать, чтоб брат привёз ей отца.
«Тут всё ему родное, он оживёт от нашего солнышка, и я за ним похожу, как за маленьким…»
Лошадь стала. Хлопец соскочил с телеги, достал торбу с овсом.
Читать бесплатно другие книги:
