Летописец. Книга 2. Тень во времени Ефимова Юлия

Глава 5. Свидетельство Истинной Летописи

Весь кошмар происходящего до Дайруса начал доходить лишь к утру. Марция пока не пришла в себя. Королеву перенесли в её комнаты, служанка Хлоя суетилась вокруг хозяйки, причитая от страха, Илза выглядела такой расстроенной, что Дайрус удивился. Впрочем, чёрт с ней, с Илзой. Его куда больше волновал Гиемон и то, что он сделает, узнав о смерти дочери. Флот Гиемона стоял в Северной гавани, барон Морс уже наверняка отправил королю донесение. Дайрус был уверен: Гиемон с Маэриной не успокоятся, пока не выяснят правду. Даже если Марция сама отравилась, они заставят его заплатить. Гиемон – за потерю влияния в Сканналии, Маэрина – за дочь.

– Ваше Величество, вы не заняты?

Да чем он может быть занят?! Представляет, как Гиемон подвесит его за ребро на пику! Нет, с этим надо заканчивать. Он теперь король, а не мальчик для битья! Если потребуется, он соберёт войско и даст отпор!

– Я слышал, королеве плохо, – Георг Ворнхолм бесцеремонно зашёл в комнаты короля, не дождавшись приглашения. Никто с ним не считается. Дайрус с удовольствием отправил бы этого предателя на плаху, если бы не договор.

– Вы правильно слышали, – буркнул он. – Королева отравилась на пиру.

– Она отравилась или её отравили?

– С чего вы взяли, что её отравили? – Если такие слухи ходят по Нортхеду, то дойдут и до Гиемона. Надо их пресечь. Но как?

– Никто другой не испытал неудобств, – заметил Георг.

«Ну да, кроме похмелья да пары отбитых рёбер для Николя», – Дайрус узнал ехидный внутренний голос. Ну вот, этого не хватало.

– Возможно, королева непривычна к нашим продуктам. – Будь его воля, он объявил бы о несчастном случае, но Гиемон потребует виновника. Нет, нужно расследование.

– Могу ли я предложить кое-что? – спросил барон.

– Конечно. – «Хоть кто-то готов предложить, а не паниковать».

– Проверьте Истинную Летопись.

– Летопись? Какой от неё толк?

– Кто знает?

Собственно, почему нет? Мая видела, что случилось, может, она что-нибудь придумала? Она так быстро ушла…

– Хорошо, я узнаю, – Дайрус немного успокоился. – Барон, нужно провести расследование. Вы – лучший в этом вопросе. – Ривенхеды много рассказывали о его методах, Дайрус был впечатлён. – Я приказываю вам взять это дело на себя.

Почему он так смотрит? Если он вздумает отказаться, пожалеет. Гиемон уважает Ворнхолма, ему он поверит, даже Маэрина поверит.

– Если это яд, я выясню, кто дал его Её Величеству, – поклонился Георг. – Вы не возражаете, Ваше Величество, если я пришлю к королеве своего лекаря? Две головы лучше одной.

– Да, я не против. Скажите Карлу, что это мой приказ.

– Я пошлю за лекарем и вернусь.

Дайрус облегчённо вздохнул и отправился к летописцу.

***

Райгард приказал поставить у комнаты королевы двух стражников, после чего заглянул внутрь. Хлоя бегала вокруг кровати, прибирая следы рвоты; растрёпанная коса чёрных волос то и дело била её по спине. Всюду валялись тряпки, стояли тазы, кувшины с водой и ночное ведро с соответствующим содержимым и торчащими грязными простынями. В нос ударил запах испражнений.

Илзы не было, Карл тоже отсутствовал. Райгард подошёл к кровати. Тонкая рубаха Марции намокла от пота, рядом лежали тёплые одеяла: Хлоя сказала, что ей становится то холодно, то жарко. Некрасивое лицо казалось ещё страшнее из-за гримасы боли, но Райгарда это не волновало. Он изучал её лицо, надеясь понять, есть ли у неё шанс выжить.

– Зачем явился? – за спиной послышалось шипение. Райгард вздрогнул от ненависти в голосе Илзы. – Хочешь и с ней поступить как со мной?

– Ты с ума сошла? Я ничего не делал, ты сама ко мне пришла!

– Никогда! Я никогда не стала бы твоей! Ненавижу! Убирайся! – закричала она. Райгард растерянно отступил.

– Госпожа, – обратилась Хлоя к Илзе, – королеве нужен покой.

– Заткнись! – Илза уставилась на Хлою, сверкая глазами. – Ты что, подслушивала? Да я с тебя шкуру сдеру! Что ты слышала?

– Я ничего не слышала, кроме вашего крика, – Хлоя упрямо смотрела на Илзу. Загорелое скуластое лицо служанки потемнело ещё больше. – Я готова слушать его с утра до вечера, но избавьте мою госпожу от этого! Что я скажу королю, если ей станет хуже?

Илза сжала губы, кинула злобный взгляд сначала на Хлою, потом на Марцию и под конец на Райгарда.

– Ты ещё здесь? Держись от меня подальше!

Райгард подумал, что лучше дать ей время успокоиться, и ретировался за дверь. Как бы Илза не устроила Хлое какую-нибудь пакость. Он и сам удивился, откуда взялась такая мысль об Илзе.

– Как королева? – Георг и его лекарь подошли к комнатам Марции.

– Плохо, – отрывисто сказал Райгард. Лекарь прошмыгнул внутрь, Георг взял Райгарда за плечо:

– Пошли, расскажешь мне о том, что произошло вчера.

Райгард привёл Георга к себе, но Илза не выходила из головы. Почему она так себя ведёт?

– Что с тобой? – Георг тряхнул его за плечо. – Не выспался?

Райгард почувствовал, что краснеет, и покосился на неубранную постель – свидетельницу его позора. Из-за суматохи слуги её не убрали. В голову полезли воспоминания о прошедшей ночи. На полу валялась подушка – Райгард, нагнувшись, поднял её и с досадой швырнул на мятую простыню. Он не знал, как начать разговор. Георг прищурился:

– Ты готов выслушать меня или предпочтёшь, чтобы я выслушал тебя?

Райгард сглотнул. Георг не проболтается, а совет может дать. Сам он не в состоянии думать спокойно. Он упал в кресло, повернув его спинкой к кровати, и жестом пригласил Георга занять второе кресло по другую сторону массивного стола. Постучав по столешнице пальцем, Райгард начал:

– Сегодня ночью… – Он заколебался. – Дай слово, что не скажешь никому.

– Только если ты отравил королеву.

– Что за чушь?!

– Да ладно, я пошутил. Твоя тайна в полной безопасности.

– Ночью ко мне пришла Илза, она… ну, она ждала меня на постели и без одежды. Я с пира вернулся немного пьяным…

– Не ты один, как я слышал, – насмешливо вставил Георг.

– Не настолько, чтобы не соображать. Она была там, мы…

– Ночи для этого и предназначены. Эх, молодость! Так чем ты недоволен? Ты ведь хотел на ней жениться? Передумал?

– Нет, это она… Она заявила, что я её… изнасиловал.

– А ты изнасиловал? – осторожно спросил Георг.

– Нет, конечно, – возмутился Райгард, сжав кулак и стукнув им по столу. – Я бы её пальцем не тронул, она сама хотела… Она сидела там голая, когда я вошёл, сразу стала снимать с меня куртку, я же это не придумал?!

– Странно. – Георг серьёзно посмотрел на Райгарда. – А как она объяснила свой визит?

– Заявила, что я её опоил, силой притащил… Да я не знаю, это бред какой-то! Я же люблю её! Ну да, я всегда её хотел, но я бы не стал силой… Георг, как думаешь, я мог так напиться? Но я же помню, как всё случилось, я же не забыл… – Райгард понял, что заговаривается. Георг, нахмурившись, слушал его и молчал.

– Мы заснули. Потом поднялась суматоха, я ушёл, а когда вернулся, она проснулась и обвинила меня…

– Подожди! – Георг остановил его взмахом руки. – Она была на пиру?

– Да.

– Вы ушли вместе?

– Нет, она ушла раньше.

– А ты?

– Я пошёл к себе, там застал Илзу. Клянусь, я не думал…

– Она что-нибудь сказала?

– Нет, она молчала. Но она скинула плащ, под ним не было ничего. Она подошла, сразу стала расстёгивать застёжки, потом мы…

– Понятно. – Георг смотрел на Райгарда задумчиво. – Я не могу тебе сейчас ничего посоветовать, кроме одного: помалкивай.

– Она тоже требовала, чтобы я молчал.

– Вот и молчи.

– Но я же не насиловал…

– Послушай, я вижу тут четыре объяснения.

– Четыре?!

– Да. Либо она сильно напилась и перепутала тебя с ко… кое-с-кем, а потом обвинила из страха. Либо ты врёшь, но тогда зачем ты мне об этом рассказал?

– Я не вру!

– Я тебе верю. Не замечал за тобой склонности к изнасилованиям.

– А какие ещё два объяснения?

– Доказательств у меня нет, поэтому два других я пока придержу для себя. Если эта история получит продолжение, сообщи мне, – попросил Георг. Райгард обиженно кивнул, испытав облегчение. Хладнокровие Георга успокаивало.

– Как мне быть?

– Выполняй обязанности и держись от неё подальше, особенно в том случае, если она появится в твоей спальне.

– Да она меня ненавидит.

– Я это и раньше подозревал.

– Что? Как это? Почему ты мне не говорил?

– А ты бы послушал?

– Послушал, конечно.

– Влюблённый не услышит того, чего слышать не хочет, Райгард. Она всегда смотрела на тебя… как на врага. Мне кажется, я догадываюсь о причинах этой ненависти.

– Что за причины?

– Я могу ошибаться.

– Скажи, прошу тебя.

– Она, как и другие Ривенхеды, не простила тебе смерти Диэниса.

– Но я же не убивал его!

– Ты был с Крисом, остальное неважно. Будь осторожен. Если это ловушка, она сработает в самый неподходящий момент. – Георг казался обеспокоенным. Райгард ощутил холодок. В глубине души он надеялся, что Георг неправ.

***

– Мая, открой, это я! – Дайрус постучал. Заколдованная дверь, послушная воле короля, распахнулась. Мая сидела за столом, опустив голову на руки. Спит, что ли? Окна занавешены – солнечные лучи едва пробивалиь через плотную ткань. На столе чадила свеча, запах расплавленного воска заполнял комнату – у Дайруса закружилась голова. Как тут можно торчать целый день? Он подошёл к окну, распахнул его, вдыхая свежий утренний воздух. Мая следила за его действиями слегка опухшими глазами.

Несколько раз Дайрус обращался к услугам Летописи, просматривал записи, но почти ничего полезного не обнаружил. По крайней мере, она оправдала отца – и на том спасибо. Дайрус по всей стране разослал признание Йораса Арпена, его зачитывали в церквях. Он не сомневался: Ворнхолм скрипит зубами от злости, что его имя порочат всюду. К сожалению, Дайрус не заметил, чтобы это изменило отношение окружающих к самому барону. Никто не называл его братом убийцы, не плевал в спину, как когда-то Дайрусу. За три года это был единственный раз, когда Летопись чем-то помогла. С чего Ворнхолм взял, будто от неё будет польза?

– Есть что-нибудь про вчерашнее? – бросил Дайрус.

Мая подтолкнула ему рукопись. Дайрус пробежал по строчкам:

«В кафедральном соборе Нортхеда проходит венчание короля Сканналии Дайруса Первого и принцессы Марции Барундийской…», «…король посещает похороны барона Валера Мэйдингора…».

Дайрус пропустил несколько строк: его интересовали более поздние события.

«…на пиру присутствуют король, королева, барон Райгард Сиверс, барон Эйвард Ривенхед…» – это можно пропустить. Длинное описание обеда не содержало упоминания яда. Дайрус приободрился. «Илза Ривенхед находится в комнате королевского лекаря, немой кладёт руки на её голову…» – наверное, опять истерика. Как достали эти женские заморочки! «…Райгард и Николь дерутся…» А это что? «…Райгард Сиверс входит в свою комнату, там находится Илза Ривенхед…»

– Что Илза делала в комнате Райгарда? – зло спросил Дайрус Маю. Она пожала плечами:

– Как раз в этот момент я закончила работу.

– Но ты видела что-нибудь ещё?

– Нет, Ваше Величество. – Неужели Илза его обманывала? Ведь только прошлой… тьфу ты, позапрошлой ночью она согревала его постель, а стоило ему жениться, как тут же прыгнула в постель Райгарда? Сучка! Он ей покажет! И этому ублюдку! Глава королевской стражи так заботится о короле, что спит с его женщиной, пока умирает королева? Отличный повод убрать Райгарда с должности, которой он так гордится! Дайрус хотел выбежать из комнаты, но тихий голос Маи заставил его задержаться:

– Вы не дочитали. Увидев состояние королевы, я вернулась сюда и посмотрела Летопись.

Дайрус неохотно уставился в книгу. Следующая запись начиналась внезапно:

– «…королеву тошнит, маруний частично выходит с рвотой».

– Что это? – Дайрус попятился. – Что она пишет?

Мая указала на раскрытую книгу, вероятно, снятую с одной из полок. Дайрус уткнулся в неё, с удивлением отметив, что это какой-то древний алхимический трактат. Он был открыт на странице с описанием яда под названием маруний. Дайрус не понял ни слова из его состава, но далее книга сообщала: «…попавший внутрь яд постепенно парализует органы, начиная с желудка, и погружает отравленного в состояние, напоминающее сон, который быстро заканчивается смертью, из-за чего яд прозвали «мёртвым сном». Никаких признаков отравления при этом не наблюдается, противоядия не существует. В случае, если принятая доза оказывается мала, паралич затрагивает лишь желудок. Отравленный может выжить, если желудок быстро восстановит…»

– Так её отравили? – Дайрус почувствовал, что и сам вот-вот потеряет сознание.

***

– Вы уверены, что в Летописи ничего нет?

– Я же сказал, ни слова! – зло отрезал Дайрус, поёрзав в мягком кресле. Стоявший перед ним Георг нахмурился. Король вёл себя слишком нервно после посещения Маи. К тому же, он всё время отводил взгляд, бросая его то в окно, то на бутылку вина на столике у кровати. Не решившись протянуть руку за бутылкой, Дайрус начал ковырять цветные камни на рукояти шпаги, лежавшей у него на коленях. Георг сложил руки на груди – он едва сдержался, чтобы не отбросить шпагу подальше.

– Жаль, проще искать, если знаешь, что именно. Карл и мой лекарь утверждают, что это мог быть несчастный случай.

– Я приказал им обоим от неё не отходить ни на минуту, поставил там стражу, служанки непрерывно дежурят… – Дайрус умолк. Он явно не привык заниматься такими делами, но смерть Марции вызовет слишком тяжёлые последствия, чтобы думать о привычках.

– Ты представляешь, что будет, когда Гиемон узнает? – «Великая Барундия» на рассвете покинула гавань и отправилась на юг.

Георг с едва заметным презрением посмотрел на короля. Дайрус думал о Гиемоне! Лучше бы подумал о его дочери! Георг считал, что она не заслуживает такого мужа, однако политика есть политика. Многие жёны получают не то, на что рассчитывают. Мужья, к сожалению, тоже.

– Георг, я хочу, чтобы ты занялся расследованием. Делай, что сочтёшь нужным! Лучше бы это не был яд, иначе нам всем придётся плохо.

– Для начала я хотел бы допросить повара.

– Э-э, он умер.

– Что?

– Ну, я приказал допросить его. После небольшой пытки Железного Быка у него отказало сердце.

– Он хоть что-нибудь сказал?

– Нет.

– А разносчики еды?

– Они в тюрьме.

– Я сам их допрошу. – Георг не хотел снова возвращаться в тюремное крыло, но правду нужно выяснить. Случайно она отравилась или её отравили? Кому помешала Марция? Он бы подумал на Ривенхедов, мечтавших увидеть Илзу на троне Сканналии. Катрейне жизнь сломали, теперь Илза…

– Отлично, – Дайрус помедлил и добавил: – Барон, я хочу знать, кто виновник, до того как этот вопрос задаст мне Гиемон. Либо найдите его, либо докажите, что это была случайность!

***

Райгард с отвращением осматривал комнату, в которой пытали его отца. Георг буквально заставил его присутствовать на допросах, слушать показания и крики боли. Райгард, как когда-то при виде мёртвого Диэниса, испытывал тошноту. На войне он привык видеть останки разной степени разложения, окровавленные фрагменты тел, раздробленные кости. Встречались ему тела, чьи кишки перемешались после попадания снаряда, да и публичные казни он посещал время от времени, но одно дело наблюдать наказание и войну, другое – причинять людям невыносимую боль, да ещё представляя на их месте родного отца. Райгард ненавидел эту тюрьму. Будь его воля, он бы разрушил её до основания.

Замены Тимаку так и не нашли. Железный Бык отлично справлялся с простыми заданиями, для более сложных дел приглашали Дима. Райгард не представлял, как человек, настойчиво и терпеливо спасавший его ногу, может с такой лёгкостью ломать кости другим, причём Дим занимался этим с полным равнодушием, будто разделывал тушу или ощипывал курицу. Со временем Дим начал выполнять обязанности начальника тюрьмы вместо Тимотея Иглсуда, дальнего родственника Проспера Иглсуда. Тимотей редко спускался в тюрьму, бросив текущие дела на Дима.

Райгарду тоже не раз хотелось убраться отсюда, но чем заняться? Король уже передал ему приказ об отстранении от должности главы королевской стражи, даже объяснил, что причина отставки – неспособность Райгарда защитить королеву. В глубине души Райгард и сам чувствовал вину за произошедшее, хотя не представлял, как мог бы защитить Марцию.

Несмотря на отвращение к тюрьме, он внимательно следил за расследованием Георга. Если бы не пытки, наблюдать за тем, как барон ведёт дело, было бы даже интересно! Впрочем, Георг предпочитал по возможности обходиться без пыток. По его мнению, боль так же часто заставляла врать, как и говорить правду. К тому же гибель родных порождала недовольство среди горожан, а после хорошей пытки выжить труднее, чем после войны.

Пока допросы результатов не дали. Разносчики еды и виночерпии в подробностях припомнили, кто, что и когда приносил и разливал, помощники повара рассказали про каждый ингредиент в еде, каждый напиток. Это не продвинуло расследование ни на шаг, потому что вся еда проверялась и пробовалась перед отправкой на королевский стол.

Музыканты, фокусники, шуты, певцы, жонглёры и актёры ничего не заметили. Очные ставки, бесконечные вопросы, бессонные ночи ясности не добавили. Георг лично провёл беседы с гостями, но никто не сидел рядом с Марцией и не общался с ней долго, кроме Ноэля. Райгарду становилось всё больше не по себе. Зачем Георг его сюда притащил? Чтобы не бездельничать, он снова занялся изучением законов и истории, читая книги по совету Георга. Отец в своё время дал Райгарду представление о законах Сканналии и других стран, обучил латейскому и барундийскому языкам, теперь же он слушал Георга с его огромным опытом судейской и дипломатической работы. Ещё во время долгой осады в Соуборте при Айварихе Райгард немало узнал от Георга и не раз выступал в роли судьи в решении споров между горожанами, позже на заседаниях Королевского Совета они вместе участвовали в составлении законов взамен реформ Айвариха. Вот и теперь во время передышек и совместных обедов Георг любил запутать Райгарда какими-нибудь спорными решениями, заставляя искать выход. Не менее интересно Георг рассказывал о странах, где бывал. Чтобы не выглядеть невеждой, Райгарду приходилось вспоминать уроки отца, прочитанные книги и дополнять их новыми сведениями, почерпнутыми из дворцовой библиотеки.

Единственная страна, о которой Георг не рассказывал, была Барундия, куда он однажды ездил после смерти брата. Но именно Барундия сейчас интересовала всех. Что скажут Гиемон с Маэриной? Как отреагируют?

Все в один голос утверждали, что Марция почти ничего не ела, кроме устриц. В их остатках яда не обнаружили, да и другие гости тоже их ели, хотя и не в таких количествах. От напитков остались только пустые бутылки. Если яд подлили в вино во время пира, этого никто не заметил. Отец сказал, что Марция пила немного вина, пока они разговаривали, и он тоже пил это вино. Георг проверил напитки в спальне короля – в вине яда не оказалось, а от фруктовой воды ничего не осталось. Стражники уверяли, что никто не мог подсыпать яд: накануне свадьбы охрану усилили, в покои короля посторонние не входили. Дайрус вспомнил, что воду принесли в ночь перед свадьбой по просьбе Илзы, которая выпила почти половину кувшина. Георг сообщил об этом Райгарду, не глядя ему в глаза, больше они эту тему не обсуждали. Райгард лишь теперь осознал, каким был дураком, мечтая об этой девушке. Понял он и причину злости Дайруса.

Время шло, король терял терпение, с Райгардом он здоровался сквозь зубы. Стражники стояли повсюду, мрачно поглядывая на любого посетителя дворца, еда и напитки тщательно проверялись. Только Дорин Килмах умудрялся восстановить спокойствие короля во время сеансов рисования, которые не прекращались ни на день. Вскоре портрет Дайруса занял место в покоях короля.

Глава 6. Принц из Барундии

«Великая Барундия» вошла в Северную гавань. Кэйрон глубоко вздохнул. Прошло десять дней с того дня, как барон Морс отправил сообщение об отравлении Марции. Встревоженные Гиемон с Маэриной послали Кэйрона выяснить обстоятельства дела. Принц был уверен, что его приезд мало кого обрадует. Это его не беспокоило: он никогда не боялся Дайруса, тем более не испугается сейчас, когда Марция на пороге смерти. Кэйрон не знал, жива ли она. Если нет – Дайрус дорого заплатит!

– Эй, – Кэйрон подозвал слугу, – подай камзол и чистые сапоги. – Он не намерен сходить на берег в провонявшем потом жакете и разъеденных морской солью башмаках, да и Марция любит опрятных мужчин.

Его гордость – гнедой жеребец по кличке Штырь – едва стоял на ногах, хотя недавно буквально дымился от страсти к вороной кобыле по кличке Анхаль, которую Кэйрон намеревался выставить на продажу в Нортхеде. Кобыла повела головой в сторону Штыря, Кэйрон в шутку сказал ей:

– Прости, я его увожу. Обещаю вам скорую встречу. – Кобылу он приобрёл в далёкой Вагарии, стране лошадей и песков, куда брат отправил его после путешествия в ещё более далёкую Астурию, огромную страну лесов и снегов, способную вместить десяток Барундий.

Кэйрон надеялся, что кобылу удастся продать по немалой цене. Деньги не помешают: Гиемон никогда не был к нему щедр.

***

– Проситель по имени Казим Беспалый утверждает, что два месяца назад его дочь обесчестил королевский стражник Гриф по прозвищу Проныра. Когда Гриф узнал, что она понесла, то избил её так, что она потеряла ребёнка. Отцу пришлось продать корову, чтобы заплатить лекарю… – Голос секретаря раздавался под сводами тронного зала, где проходил приём просителей. Тут же стояли ответчики по делу и свидетели, любопытствующие из местных дворян, женщины из свиты королевы, несколько членов Королевского совета, включая Райгарда. Он неофициально исполнял обязанности главы королевской стражи, но как только найдут кандидата на его место, Сиверс покинет дворец. Дайрус жалел, что не может лишить его заодно титула барона и членства в Совете. Для этого нужна более веская причина, чем отнятая у короля любовница. Дайрус стиснул зубы от обиды на них обоих. Илза, конечно, пыталась вернуться в королевскую постель – Дайрус выставил её за дверь.

Секретарь закончил говорить и выжидающе уставился на короля. Дайрус устало вздохнул: эти обязанности выматывали так, что хотелось заснуть прямо на троне. Раньше он разбирал дела раз в неделю, потом сократил это занудство до двух дней в месяц. Каждый из этих дней был мучением. Конечно, большинство дел разбирали местные суды, но не в том случае, если речь шла о королевском дворе, самих судьях или апелляциях на решения судов.

Айварих любил быть в курсе всего и завёл традицию выслушивать даже проблемы дворцовых слуг. Дайрус давно хотел это прекратить, да руки не дошли. Сотни просителей требовали от него решения по самым дурацким делам, будто ему заняться больше нечем. Посадить вон хотя бы Райгарда, пусть отдувается. Или Георга, он в этом дока. Георг присутствовал среди собравшихся, однако не столько слушал, сколько думал о чём-то своём, не обращая внимания даже на собственную жену, одетую в весьма открытое, если не сказать вызывающее сиреневое платье. Нет, Ворнхолма отвлекать не стоит, пусть закончит расследование. Дайрус надеялся, что Георг придёт к выводу о несчастном случае. Тем не менее в глубине души копошилась мысль: не лучше ли сказать правду, ведь убийца где-то рядом. Дайрус боялся его, но как признаться Гиемону, что его дочь отравлена? Вдруг он решит, что это сделал сам Дайрус, лишь бы не жениться на ней? В этом случае ему ничего не стоит начать войну, тем более барундийский флот уже в Северной гавани. Вся эта неопределённость вызывала у Дайруса бессонницу и кошмары, из-за которых он постоянно хотел спать.

Секретарь, сидевший у трона, занёс перо над книгой и деликатно кашлянул:

– Каково ваше решение, Ваше Величество?

Гриф Проныра, стоявший рядом, напрягся, не замечая, как грязно-белый берет с пером съезжает с головы, открывая лысину. Он упорно отрицал вину, хотя отец девушки привёл свидетелей и лекаря. Грифа это ребёнок или нет, они доказать не смогли, зато по поводу избиения вопросов не было.

– Вычесть из жалованья Грифа стоимость коровы и отдать Казиму Беспалому, – приказал Дайрус. Гриф ему не нравился, но Марик Седой лично попросил взять его в королевскую стражу. Марику Дайрус отказывать не хотел – тот очень редко просил об одолжениях. Недовольный Гриф скривился, Казим попытался возразить, а секретарь выкрикнул:

– Следующий!

Стража быстро выпроводила назойливых посетителей, секретарь поднёс Дайрусу свиток на подпись.

– Ваше Величество, – Райгард, незаметно оказавшийся рядом, наклонился к нему: – Вы не думаете, что это слишком мягкое наказание за…

– Вы сомневаетесь в моём решении, барон?.. – закончить Дайрус не успел.

– Его Высочество принц Кэйрон Барундийский! – торжественно объявил слуга. Дайрус сжал кулаки. Этого не хватало!

– Это младший брат Гиемона? – спросил Райгард.

– Он самый. Явился шпионить! – Дайрус встал. О прибытии «Великой Барундии» ему уже доложили, и он ждал дядю Марции с тревогой.

– Приветствую вас, кузен. – Сводный брат тётиного мужа кузеном не был, но с детства они росли вместе – он всего на три года старше.

Кэйрон выглядел шикарно в модном зелёном камзоле, хотя отмахал пятнадцать миль после долгого плавания. Дамы, стоявшие вдоль стен, в восторге уставились на него. Дайрус выругался про себя – этот щеголь любит привлекать внимание.

– Ваше Величество, – титул Кэйрон умудрился произнести с насмешкой, однако поклонился при этом так изящно, что и придраться не к чему.

– Я должен рассмотреть ещё несколько прошений, – с извиняющейся улыбкой сказал Дайрус. – Королю не следует пренебрегать обязанностями. А пока вы могли бы передохнуть после путешествия.

– Первейшая обязанность короля, по словам моего брата, состоит в благополучии королевства и особенно королевы, – Кэйрон говорил негромко, и Дайрус надеялся, что никто его не слышит, кроме ближайших членов Совета. – Я не настаивал бы на срочном разговоре, если бы не крайняя необходимость. Возможно, вы могли бы перенести рассмотрение прошений на другой день?

Дайрус покраснел от досады:

– Мой народ ожидает от короля решения его проблем. Боюсь, вам не понять, что это такое, кузен, пока сами не попробуете.

– Я не против, Ваше Величество! С удовольствием помогу вам ускорить решение дел. – Ещё чего! Пусть в Барундии разбирает дела. Дайрус злорадно вспомнил, что Гиемон не допускал Кэйрона к решению государственных задач. Впрочем, в одном принц прав. Что мешает посадить вместо себя другого?

– Барон Сиверс, займитесь прошениями на сегодня, пока я приму посла короля Гиемона. – Не обращая внимания на ошарашенного Райгарда и недовольные физиономии членов Королевского Совета, Дайрус спустился по ступенькам и прошествовал к двери. Кэйрон не отставал, ловя восхищённые взгляды дам и подозрительные – мужчин. Просители потянулись к Райгарду, который нерешительно сел в кресло, предназначенное для королевы, поёрзал и обратился к какой-то женщине:

– Изложи своё дело.

***

Стоя рядом с мужем в тронном зале, Ванда размышляла о своей ошибке. Зачем она попросила отца выдать её за этого холодного сукина сына? Что на неё нашло тогда? Если бы у неё хватило ума узнать его получше перед свадьбой, она бы давно послала его подальше и сейчас была бы замужем за кем-нибудь… да хоть за бароном Сиверсом. Она полюбовалась, как Райгард слушает бедную пряху в драном платье, обвинявшую камеристку королевы в краже мотка пряжи. Утром эта нищенка набросилась на камеристку с кулаками прямо на Дворцовой площади, за что ей грозили удары розгами. «Зачем её сюда притащили? – удивилась Ванда. – Всыпали бы сразу, что полагается, да и всё».

– Ваша милость, – дрожащий голос пряхи разносился по залу, – Я утречком ей моток пряжи-то продала, да она платить-то отказалась, а я ведь, видит Бог, немного и просила. Она забрала мой моточек, поклала в корзинку к другим, да ещё и вопила, что она сама всё спряла, меня же воровкой обозвала! Да что ж такое, коли даже тута обкрадывают, да где ж правды искать?! Бейте меня, коли воля ваша, но верните пряжу, прошу, или пускай она отдаст деньги, а то дитя кормить нечем!

Камеристка – красивая ухоженная девица по имени Фринна – закричала:

– Это моя пряжа, Богом клянусь! Самолично её делала для моей королевы! Ты мне заплатишь за клевету, мерзавка! Я сама тебе всыплю!

Ванда отметила, что ей сочувствовали многие мужчины. Интересно, она только королеву обслуживала или их тоже?

– Ты знаешь, какой моток твой? – обратился Райгард к пряхе. Рядом стояла корзинка, наполненная серыми мотками пряжи из козьего пуха.

– Вон тот, господин мой, – женщина ткнула пальцем в один из мотков. По знаку Райгарда его тут же достали из корзины – он почти не отличался от остальных. Ванда не решилась бы утверждать, сделаны они одной рукой или нет. Впрочем, она ненавидела прясть.

– Ты настаиваешь, что он твой, ты сама пряла нить и сматывала? – обратился Райгард к Фринне, на что та уверенно закивала.

– На что наматывала? – быстро спросил Райгард.

– Дак… – Фринна помялась. – На кусок полотна, вроде.

– А ты? – обратился Райгард к нищенке.

– На камушек, господин мой, махонький такой, длинный, в Северной гавани подобрала, когда рыбку ходила покупать.

– Размотайте пряжу, – приказал Райгард слуге. Внутри обнаружился камень. Райгард велел замотать всё обратно и отдать моток пряхе. Фринне, испуганно смотревшей на барона, он присудил штраф в пользу истицы, до уплаты которого ей надлежало служить посудомойкой. Это была одна из самых низших должностей при дворце. Фринна разревелась, её быстро увели слуги.

Ванда впечатлилась – ей в голову не пришёл бы такой способ определения истины. Райгард ждал, когда секретарь запишет приговор, а Ванда думала о том, как же он красив. И голос у него приятный, и глаза живые, пылкие.

Несмотря на его незаконное происхождение, отец вряд ли отказал бы ей, выбери она этого красавчика. Правда, он бегает за Илзой, но эта недалёкая шлюшка сама не знает, чего хочет, к тому же, они явно поссорились – теперь Райгард обходит её стороной. Вот Ванда знает, чего хочет, жаль только её избранник оказался совсем не таким, каким представлялся ей до свадьбы. Ох уж эти традиции, из-за которых она так и не пообщалась с будущим мужем наедине хотя бы несколько часов. Ей хватило бы этого, чтобы понять: Георг давно уже не тот, каким был когда-то. То ли возраст сказался, то ли она ему не угодила! Он всегда вёл себя как… старый пень. Нет, дело не в возрасте, просто он потух, как вулкан Глосвааль сразу после войны.

Райгард посмотрел в их сторону, Ванда ему улыбнулась. Барон этого не заметил: он ждал одобрения её мужа. Поскольку решение визировал не король лично, оно требовало подписи двух членов Королевского совета. Георг отвлёкся от бумаг и поставил подпись на свитке, поднесённом секретарём. После этого муж снова уткнулся в бумаги, забыв о жене. Вот так всегда! Георг покорно ходил с ней на приёмы, танцевал, возил на прогулки, но разве этого она ждала? Она влюбилась в творца, полного страсти влюблённого, а получила чёрствого сухаря. Исполнила мечту, называется. Ванда надеялась, что он просто устал от войны, ждала, когда вновь зажжётся прежний огонь – всё напрасно! Куда делся мужчина, создавший для своей возлюбленной Катрейны потрясающий портрет? Портрет, который Георг попытался написать для Ванды, выглядел насмешкой – она выбросила его на помойку. Муж предложил нанять с десяток художников и написать ей десяток портретов, вот тогда она впервые поняла, что ошиблась.

Как будто ей нужен портрет! Да плевать ей на это, как плевать на красивые платья, дорогие побрякушки, королевские балы. У неё ничего этого не было сто лет, она отлично обошлась бы без этой ерунды! Она не неженка какая-нибудь и не дура, вроде Илзы!

Ванда всегда считала, что только мужчина сделает женщину счастливой, если этот мужчина красив, пылок и способен выразить чувства словами и делами, в песнях или камне, с помощью красок или крови. Макс именно такой, но он её брат! Однажды ночью лет в двенадцать он залез в её постель, стал шептать что-то идиотское и щупать между ног. Отец так его отделал, что потом братца пришлось искать с собаками за десять миль от дома. Больше он к ней не лез, зато иногда смотрел так… как Георг не смотрел никогда.

Зачем он написал тот проклятый портрет? Ванда пару раз видела королеву Катрейну и не знала, жалеть её или презирать. Она напоминала старую высохшую брюкву, тогда как Айварих излучал здоровье и физическую силу. Силу Ванда ценила, как все горцы. Что могла предложить ему эта иссохшая, скучная старуха? Когда Айварих развёлся с Катрейной, Ванда про себя одобрила его решение, хотя Тория была сука та ещё. Как раз тогда Ванда отправилась посмотреть на молодую Катрейну, чисто из любопытства. Она, вообще-то, не особо любила живопись, предпочитая гравюры на дереве и меди. Любила она и обнажённые скульптуры, чью красоту ничто не мешало воспринимать. Однако на этот раз при виде портрета Ванда обомлела.

Неизвестный художник запечатлел Катрейну такой, какой её видели только его глаза – и ничьи больше. Портрет был признанием в любви и прощанием с ней одновременно – Ванда поняла это каким-то шестым чувством, отчего впервые в жизни испытала настоящий оргазм. Там, на портрете, она представила себя: это её невидимые руки художника касались словно кисть – холста, это она отражалась в его глазах, провожавших её на свадьбу с другим. Фантазии сменяли друг друга без остановки, вызывая физическое желание.

Ванда приходила в галерею каждый день и не могла насмотреться на полотно, а по ночам бредила таинственным силуэтом неизвестного возлюбленного. Он являлся в снах, и она просыпалась, дрожа от возбуждения; он преследовал её днём, и она забывала о еде и развлечениях; он смотрел на неё со звёзд по ночам, и она спрашивала у них его имя, но звёзды молчали. Она расспрашивала слуг, друзей отца, даже отважилась спросить короля с королевой. Айварих насмешливо посоветовал ей поменьше увлекаться романтичными бреднями и обратить внимание на красавчиков, что вьются вокруг. Катрейна добавила, что портрету много лет. Много лет, это… Ванда подсчитала, что со свадьбы Катрейны прошло почти пятнадцать лет, но разве это так важно? Она была одержима желанием узнать, чья душа способна так любить, и в день свадьбы Айвариха и Тории она решила эту загадку.

После церемонии бракосочетания Ванда столкнулась в дверях церкви с Георгом Ворнхолмом, который показался ей почти невменяемым. Он даже не заметил, как наступил ей на ногу и оттолкнул в толпу зевак. Она решила, что он пьян, чуть не крикнула ему вслед что-то оскорбительное, а вечером пожаловалась отцу. Тот посмеялся, выложив на стол золотое ожерелье:

– Если барон так тебе неприятен, то эта вещь тебе не понравится.

– Почему? – Ванда едва взглянула на ожерелье.

– Потому что его подарил Катрейне на свадьбу Георг Ворнхолм. Ожерелье она никогда не носила, много лет оно пролежало в шкатулке. Катрейна хотела отдать его Тории, да король был против. Я, собственно, как раз вошёл, когда они обсуждали, куда его девать. Айварих предложил мне купить его для тебя. Я подумал, тебе понравится: ты же любишь рубины.

Только теперь Ванда рассмотрела ожерелье и задохнулась от удивления. Красные камни, огранённые в виде капель, висели на цепочках золотой проволоки, переплетаясь друг с другом словно в совершенном беспорядке, создавая необычный узор. Украшение казалось старинным, точно такое же висело на шее Катрейны с портрета. Ванде оно напоминало капли крови, вырванные из сердца художника и попавшие на кожу его возлюбленной. Да, несомненно, это оно! Если королева никогда его не надевала, а художник именно его нарисовал, то… художник – это барон Ворнхолм?

Ванда слышала, что Георг учился живописи в Барундии, вспомнила она и смутные намёки о сватовстве Георга к Катрейне, услышанные в замке отца. Значит, он её любил, но из-за крови между ними им пришлось расстаться? Какая удивительная история! Ванду буквально распирали чувства. Георг в её глазах превратился в благородного страдальца, пылкого и верного возлюбленного с печальной судьбой. Теперь понятно, почему он был сам не свой на свадьбе Тории.