Корейская волна. Как маленькая страна покорила весь мир Хонг Юни
В начале 2000-х появился Рейн (Rain), утонченый, чувственный R&B исполнитель, который разрушил стереотипы. Клипы Рейна, которые еще не представляли собой типичные K-pop клише, были первыми, что я увидела. Профессиональное исполнение, гениальная хореография, стилизованные декорации, будто действие видео происходит в матрице. Рейн стал первой звездой K-pop, которая вышла на международный уровень. В 2006 году журнал Time назвал его одним из «100 самых влиятельных людей, которые меняют наш мир». В 2007 году он вошел в список «самых красивых людей» по версии журнала People. Впечатленная Халлю, американская старлетка Меган Фокс выразила желание сходить на свидание с певцом Rain.
Син из MNET поделился формулой хита K-pop. «Если вы посмотрите клипы, то обнаружите два компонента, которые привлекают и удерживают внимание. Цепляющий сюжет и визуальный ряд – они всегда идут в комплекте». Самое большое и очевидное преимущество, по словам Сина, это качество танца. «В Соединенных Штатах хореография у популярных групп совсем другая». И определение «другая» подразумевает «плохая».
«Если вы, например, посмотрите на выступление участников группы New Kids on the Block, то легко заметите, что их движения несинхронны. Да и на концертах Джастина Тимберлейка танцоры отчасти каждый сам по себе. В американских группах они более свободны и прислушиваются к ощущениям своего тела. В США нет певцов, которые хорошо танцуют, если только это не кто-то вроде Майкла Джексона. А подобный талант появляется раз в сто лет. И J-pop-группы – поп-группы из Японии – тоже плохо танцуют. Они совсем не практикуются».
Недостаточно просто хорошо танцевать.
Участники K-pop-группы должны танцевать синхронно, с идеальной точностью. Как часы.
Если вы когда-нибудь смотрели K-poр-видео, вы заметите, их движения совпадают с точность до доли секунды, хотя они не профессиональные танцоры, как, к примеру, Барышников. И, чтобы достичь подобного, вы должны собрать группу, пока все участники еще молоды, и отложить их дебют до момента, когда они научатся действовать как единое целое.
Син добавил: «Продолжительность рабочего времени в K-pop намного больше, чем в США. Или в J-pop. Менталитет в Корее совсем другой. Здесь, если вы снимаете фильм и говорите своим сотрудникам, что они должны задержаться на всю ночь, они так и сделают. В Голливуде, напротив, все строго по расписанию. То же самое с музыкой. Популярность корейской музыки связана с тем фактом, что в ней тоже правит сильное коллективное мышление. Люди выполнят все, что требуется, даже если это их убьет».
Песни и видео фокусируются на певцах, а не на музыкантах – инструментальных соло в них нет. Относительно визуального ряда K-pop-клипа, стоит упомянуть, что клип PSY Gangnam Style очень нетипичный в этом плане. Он использует множество реальных уличных локаций и помещений, в основном без окон. Большинство K-pop-видео, напротив, являются лаконичными в плане декораций и футуристическими, иногда даже мрачными. Этакие космические интерпретации чеховской пьесы. Девочки всегда улыбаются, а мальчики, наоборот, крайне серьезны. Выражения их лиц всегда воинственные. И все должны быть невероятно привлекательными.
Для K-pop-групп, как правило, характерно большое количество участников. Например, группа Girls’ Generation, насчитывает девять девушек. На самом деле вовсе не требуется так много людей, чтобы исполнять подобные песни. Но южнокорейские музыкальные продюсеры обнаружили, что большие группы, работающие в унисон, сильнее привлекают фанатов.
Чтобы дать представление о том, как создается К-рор, в одной из корейских телевизионных программ одновременно запустили четыре непохожие К-рор-группы с разной цветовой темой. Все вместе они называются The Color of K-pop.[36]
Две женские группы – Dazzling Red и Mystic White. И две мужские – Dramatic Blue и Dynamic Black. Участники носят одежду, соответствующую цвету в названии их группы. У каждой команды имеется свой собственный имидж: Mystic White – это невинность, Dazzling Red – дерзость и т. д. Прямо как в мультфильме «Заботливые мишки» (The Care Bears).
Если это выглядит как маркетинговый ход для футболок и брюк разных цветов в магазине Gap, то именно подобного эффекта и хотели добиться продюсеры. Вам не нужно знать истории жизни отдельных певцов: кто из них вырос в трейлерном парке или начал петь в церковном хоре. Насколько интересной может быть биография двадцатилетнего человека? K-pop-лейблы любят звезд, но не суперзвезд. Они не хотят оказаться в ситуации, когда один участник группы становится незаменимым.
Группа – это продукт, заранее собранный и подготовленный к употреблению. Музыкальные продюсеры разрабатывают его полный дизайн в соответствии со своими представлениями – вплоть до точного внешнего вида, звука и маркетинговой кампании – задолго до того, как начинают прослушивать претендентов.
Руководители К-рор всегда следят за зарубежными рынками, ведь быстрое адаптирование под различные культуры и предпочтения является частью формулы успеха. Многие К-рор-группы исполняют песни на китайском и японском языках. Например, композиция Paparazzi группы Girls' Generation (ничего общего с Lady Gaga) звучит на японском. Вся маркетинговая стратегия TVXQ! рассчитана на Японию. А у Boy Band Super Junior есть китайская подгруппа под названием Super Junior M с двумя китайскими участниками. Многие коллективы, например, женская группа 2NE1, имеют в своем составе американцев корейского происхождения, так что их английский звучит аутентично. И данная система отлично работает.
Я спросила Сина, что он думает о PSY, и тот сосредоточенно произнес: «Актер Брюс Ли изменил представления жителей Запада об азиатах. PSY делает то же самое для корейцев».
Но при этом он напомнил, что PSY, скорее, является отклонением в K-pop-индустрии. И это не оскорбление, во всяком случае, теперь. Просто корейские музыкальные продюсеры хотят, чтобы мир знал, что корейская поп-музыка – это не только PSY. «Артистов намного больше, чем ты думаешь, – сказал Син. – PSY – пример ироничного поведения, он как Джек Блэк. Но в будущем появятся и другие люди – молодые и талантливые. И они заявят о себе на весь мир. Когда-то британская поп-культура завоевала мир. Она доказала, что существует масса возможностей для культурной миграции».
Син полностью уверен в том, что K-pop продолжит ломать языковой и культурный барьеры и окажет глобальное влияние на музыку. «Музыка вездесуща, – заявил он. – Даже если вы не понимаете слова, звук проникает в ваше внутреннее ухо и создает вибрацию.
Ритм басов заставляет ваше тело двигаться. На музыку все реагируют одинаково. Национальность и язык уже не являются преградами, потому что отчасти теряют значимость.
Вы можете мгновенно обзавестись друзьями, если вам нравится одна и та же музыка. Даже если вы не говорите на одном и том же языке. K-pop неподконтролен вашему воображению».
После долгих преследований и интриг я смогла взять интервью (пусть и по электронной почте) у настоящего K-pop-идола Ли Джуна[37], участника очень успешного бойз-бэнда MBLAQ. Он считается самым привлекательным в группе, вроде Гарри Стайлза из британского One Direction. Огромной популярности Ли среди девушек поспособствовало его танцевальное прошлое. Он обучался танцам в престижном Корейском национальном университете искусств.
Ли заметно выделяется из множества шаблонных K-pop-звезд. В 2010 году он публично признал, что страдает биполярным расстройством. В стране, которая до сих пор не желает признавать наличие психических заболеваний, его признание стало революционным. Я сказала ему, что для многих людей все K-pop-группы звучат одинаково и спросила, почему он считает свою группу MBLAQ уникальной.
«На мой взгляд, это вполне ожидаемо, что иностранцам кажется, будто все K-pop-группы звучат одинаково, – ответил он. – Я и сам не стану утверждать, что полностью отличаюсь от других K-pop-артистов. Но не все корейские артисты так уж похожи. У каждого исполнителя есть свой собственный стиль и интересы. В нашем жанре действительно много разнообразия».
И опять всплывает большой вопрос, на который все еще не найден ответ: сможет ли K-pop завоевать Соединенные Штаты? Поп-критик Ли Мун Вон считает: «Что-то изменилось в Соединенных Штатах. Эпоха Рейгана оказалась последним периодом, когда американцы были озабочены исключительно собой. В 60-х годах зарубежные художественные фильмы в Соединенных Штатах пользовались большой популярностью. Затем, в 70-х и 80-х, в разгар холодной войны они стали слишком эгоцентричными. Особенно при Рейгане. После Рейгана страна опять открылась для других культур».
Некоторые поклонники корейской поп-культуры вообще не понимают, почему для нее настолько важен прорыв на американский рынок. Мартина и Саймон Стовски – молодая деятельная канадская пара и самопровозглашенные фанатики K-pop. Они создали, пожалуй, лучший англоязычный сайт для всестороннего анализа и детального обзора корейской культуры.
Когда я разговаривала с ними в их причудливой богемной студии в Сеуле, Мартина сказала: «Посмотрите, как популярен K-pop в Японии. Там покупают диски за сорок долларов за штуку». Альбомы идут в наборе с плакатами и другими вещами. «Но K-pop-компании Азия не интересует. Они хотят проникнуть в американскую культуру. И я не понимаю, зачем».
Симон и Мартина согласны, что корейские звукозаписывающие компании должны изменить план игры, если они хотят обратить на себя внимание США. Они считают, что PSY популярен, потому что он смешной. Но это делает его изгоем в мире K-pop.
Большинство K-pop-групп не смешные, по крайней мере, не в хорошем смысле этого слова.
«Мы предполагаем, – пояснила Мартина, – основная проблема в том, что даже если группы используют юмор в своих клипах, то это всего лишь ehg yo (эгё). (Термин эгё подразумевает милый детский лепет, очаровательную манеру поведения, которая выражается в нежном голосе, трогательных жестах и мимике.) А за пределами Азии юмор эгё не так легко понять». И она права.
Это чисто азиатская установка, когда инфантильное поведение девушки расценивается как выражение легкого флирта, и со стороны нелегко определить, разговаривает ли она со своим старшим братом или с бойфрендом. Это не совсем французская сексуальная малышка, типа Франс Галль или Брижит Бардо. Это что-то более невинное, вроде капризного ребенка.
Я спросила Мартину, каким, по ее мнению, образом корейские звукозаписывающие компании могут увеличить привлекательность K-pop-групп для Соединенных Штатов. Она ответила: «Полагаю, не стоит использовать так много макияжа для парней, и их одежда не должна быть слишком обтягивающей. Может, стоит добавить комедийных элементов. И в некоторых группах сократить количество участников». Она предположила, что одним из возможных решений могло бы стать создание двух релизов на разных языках – одной версии для США и одной для локального рынка.
Я также спросила, какие группы имеют наибольшие шансы стать популярными в США. Марина и Саймон ответили хором: 2NE1.
Они правы. 2NE1 – девичья группа, с которой могут брать пример остальные девичьи группы – не только в Корее, но и везде. Название по-английски произносится как twenty-one (двадцать один) и сочетает в себе понятия «XXI век» и «новая эволюция».
В конце 2012 года американская газета The New York Times назвала их концерт в Prudential Center в Нью-Джерси, проведенный совместно с бойз-бэндом Big Bang, одним из лучших концертов года. The Times написала, что у этих групп нет никаких американских хитов, но фанаты сходят по ним с ума. Многие из этих фанатов являются американцами азиатского происхождения, но судя по публике, присутствующей на концерте, фанатов неазиатского происхождения тоже немало.
Я видела концерт 2NE1 в Сеуле в апреле 2013 года, и это стало для меня откровением. Они олицетворяли то, что Син говорил о K-pop-группах в целом: девушки взаимодействовали между собой настолько идеально, как будто родились одновременно у одной матери и начали репетировать еще в ее утробе. Они исполнили один из своих самых популярных хитов Ne Ga Jaeil Jal Na Ga, что переводится как «Я самая лучшая» – фраза, которую многие корейцы сочтут слишком тщеславной из уст любого. Но истерики фанатов в зале только подтвердили их заявление.
Если бы мне пришлось выбирать мужскую группу, которая имела бы хорошие шансы на успех в Америке, то я выбрала бы Big Bang, в особенности одного участника с псевдонимом G-Dragon. Его настоящее имя Квон Джи Ён. Кстати, Дакота Фаннинг, американская актриса, является его большой фанаткой. G-Dragon подписал контракт со звукозаписывающей студией SM в возрасте восьми лет. После пяти лет подготовки он перешел в музыкальный лейбл YG, где проходил стажировку еще в течение шести лет, прежде чем дебютировал с Big Bang. В общей сложности его подготовка заняла около одиннадцати лет.
Я видела выступление G-Dragon вживую на все том же совместном концерте с 2NE1. Когда он впервые появился на сцене, я не знала, кто он такой и как реагировать. Он приехал один, что заставило меня беспокоиться за него. Худощавого телосложения, с мягкими чертами лица и ярко накрашенными черной подводкой глазами. Слишком ярко накрашенными. У меня у самой никогда не было такого вызывающего макияжа. Даже в те годы, когда я слушала рок-группу the Smiths и читала Ницше.
Он выкрикнул в зал то, что по мнению неанглоязычного мира является универсальным рэпперским приветствием: «Whassup!» Затем он пел хором с аудиторией в стиле неодада.[38]
G-DRAGON: Когда я говорю: ХВАТАЙ СВОЙ, вы говорите КАРАНДАШ! ХВАТАЙ СВОЙ…
ЗАЛ: КАРАНДАШ!
G-DRAGON: ХВАТАЙ СВОЙ…
ЗАЛ: КАРАНДАШ![39]
Что делало происходящее еще более странным, в дополнение ко всему и без того очень странному, так это то, что в Корее не было карандашей, когда я росла. Мое заветное желание детства – иметь карандаши. Самыми близкими к ним, что мы имели, были пастельные мелки Cray-pas. Поэтому я сомневалась, что правильно расслышала, пока не увидела на гигантском экране позади певца изображение разноцветных карандашей. А затем прозвучал один из самых известных его хитов Crayon («Карандаш»).
Поверьте мне, это классная песня.
У восхищения K-pop-звездами есть и темная сторона: легионы фанатов готовы пойти на крайности, чтобы выглядеть как их идолы.
Южная Корея является мировой столицей пластической хирургии по количеству процедур на душу населения, оставив позади такие страны, как Бразилия и США.
В 2011 году около 1,3 % корейцев прошли различные косметические процедуры. Это на 35 % больше, чем в Соединенных Штатах и почти в 2 раза больше, чем в Японии или Франции.[40]Возможно, цифра в 1,3 % покажется вам не слишком впечатляющей, но учтите, что почти вся она приходится на Сеул. Каждая пятая, а вероятно, и каждая третья женщина в столице Кореи (статистика варьируется) прошли какую-либо косметическую процедуру. Квартал Апкучжон, в котором я раньше жила, расположенный в знаменитом районе Каннам, является абсолютным «центром центра» пластической хирургии. Хотя район по размеру и меньше одной квадратной мили, в нем находится около четырехсот клиник пластической хирургии.[41]
Существует своего рода золотая середина для корейской красоты, и она полностью отличается от западных стандартов. В Северной Америке и Европе очень популярны ринопластика и операции по увеличению губ. Инъекции жира, включая увеличение ягодиц, составляют 13,7 % всех пластических хирургических процедур в Бразилии.[42]Но в Корее популярность таких вмешательств равна нулю.
Помимо Samsung и PSY, корейская одержимость косметической хирургией является наиболее часто освещаемой темой в западной прессе, и данные истории часто наполнены высокомерием и ужасом. Подобное поведение корейцев воспринимается как попытка стать белыми, а процедуры – как своего рода операция по избавлению от расовых признаков. Но это же полная чушь!
У меня самой была одна пластическая операция по изменению формы век (создание двойного века), при которой избыток кожного покрова собирается в складку, чтобы глаза казались круглее и больше.
Это наиболее частая косметическая операция в Корее в отличие от Северной Америки и Европы, в которых основной процедурой является увеличение груди.
Доктор Ким Пён Гун, главный врач BK Plastic Surgery Hospital в Сеуле, сказал, что процедура создания двойного века составляет около 30–40 % его практики. Данная операция почти обязательна для корейских знаменитостей. Корейский R&B певец Rain признался в одном из интервью: наставники предупредили его, что отказ сделать ее разрушит его карьеру, но он отстоял свою позицию.
А я сдалась. Но клянусь, сейчас я похожа на европейку ничуть не больше, чем в день, когда я родилась. У меня есть веские доказательства этого: ни один западный человек не заметил изменений. Процедура в клинике Сеула заняла двадцать пять минут, не требовала разрезов и не оставила никаких шрамов. Она стоила около тысячи долларов. Всего три шва на каждом веке, которые привели к созданию крошечной складочки. Неделю спустя, когда я вернулась домой – в то время я жила в Германии, – никто из моих неазиатских друзей не поймал меня на изменениях, пока я сама о них не рассказала.
Так зачем мне это понадобилось? Просто я тщеславна. Совсем как в старой поговорке, что женщины одеваются не для мужчин, а чтобы произвести впечатление на других женщин. Азиаты, в основном, делают операцию по созданию двойного века для себя и друг для друга – но не для белых людей.
Когда человек с Запада думает об идеале женской красоты, выражение «лицо в форме яйца» вряд ли приходит ему на ум. Я не помню, чтобы Шекспир в сонетах или Соломон в песнях сравнивали своих избранниц с каким-либо продуктом птицеводства. Но, по словам известного сеульского пластического хирурга, доктора Ли Се Хвана, корейцы считали лицо в форме яйца (более широкое сверху и резко сужающиеся к подбородку) символом красоты с незапамятных времен. Некоторые корейцы для достижения идеала идут на «контуринг лицевой кости», который включает в себя распиливание челюсти, чтобы лицо выглядело менее квадратным. Данная процедура почти никогда не проводится на Западе.
Корейцы хорошо знают, как жутко подобное звучит и как плохо реагирует на него международная пресса. Но разве есть лучший способ справиться с этим, нежели черный юмор? У BK Plastic Surgery Hospital, крупнейшей клиники пластической хирургии в Сеуле, есть маленькая галерея, напоминающая камеру пыток. В ней находится стеклянный шкаф-витрина, в котором разложены сотни кусочков, отпиленных от челюстей. Это выглядит, как коллекция трофеев серийного убийцы. К витрине прикреплена табличка на корейском, китайском и английском языках. Надпись на ней гласит: «Согласно корейской пословице, тигр после смерти оставляет свою шкуру, а пациент после операции по уменьшению челюсти оставляет кусок кости.
Тем не менее процедура не настолько жестока, как вы могли подумать. По словам доктора Кима Бёна, в так называемом «контуринге челюсти» или операции по уменьшению угла нижней челюсти действительно используют вращающуюся циркулярную пилу диаметром в один сантиметр, но она входит в кость изнутри рта, а не снаружи. Поэтому процедура не оставляет на лице видимых рубцов. Она длится примерно час и стоит от пяти до шести тысяч долларов. «Это безопасная, не рискованная операция, – сказал доктор Ким. – Никто ничего и не заметит».
Кажется, именно данная фраза и является ключевой для большинства процедур, которые предпочитают корейцы: никто и не заметит. А слово «сдержанность» – это название самой игры.
Примечательно, но несмотря на то что увеличение груди становится все более популярным в Корее, оно делается намеренно практически незаметным, как сказал доктор Ким. А если люди сразу замечают разницу, это значит, вы перестарались.
После операции с двойным веком, наиболее часто запрашиваемой процедурой в большинстве корейских клиник является ринопластика. Операции на носу также популярны на Западе. Только цель у них иная. Европейцы почти всегда хотят носы поменьше (а в последние несколько лет, более узкие в области ноздрей). Идеальный нос по корейским стандартам тоже имеет определенные контуры. Доктор Ли нарисовал геометрическую диаграмму, объясняя, что для женщины нижняя часть носа не должна находиться под углом девяносто градусов ко рту. «Это выглядит слишком по-мужски. В идеале нужно угол между девяносто пятью и ста градусами». Кроме того, нос женщины в профиль должен быть более острым. Поэтому при ринопластике необходимо добавить хрящ в кончик, чтобы сделать его острее.
Спинка носа – часть носа, которая находится прямо между глазами или чуть ниже. Именно на ней держатся очки, и она как раз больше всего волнует корейцев, у которых, как правило, очень низкие спинки носа. Хотя один корейский дерматолог приводил принцессу Диану в качестве примера известного человека с носом идеальной формы, все профессионалы, с которыми я разговаривала, настаивали на том, что корейцам не нужен западный нос. «Мы не можем превратить азиатский нос в европейский, – сказал доктор Ким. – Мы и не пытаемся. Азиатам европейский нос не идет».
Другой культурный фактор, объясняющий, почему корейским пластическим хирургам пришлось совершенствовать свое ремесло, заключается в том, что «корейцы на самом деле обращают слишком много внимания на окружающих». На Западе людей не волнует, сколько раз вы были в браке – два или даже три. Им все равно. Впрочем, как и корейцам. Но в Корее людям всегда интересно, сколько вам лет, чем ваш парень зарабатывает на жизнь, где ваш дом. Любой человек, оказавшийся в поле зрения, – это повод для бесконечных расспросов на тему личной жизни. И вы обязаны честно на них отвечать.
Трудно определить точно, хорошо это или плохо. Но касательно пластической хирургии, если, например, кому-то сделали операцию по созданию двойного века, люди не скажут: «Отлично выглядишь!» Зато обязательно отметят: «Хм, по-моему, смотрится асимметрично». Особенно корейские женщины.
Не зашла ли Корея слишком далеко в своей одержимости пластической хирургии? Я бы сказала, что это совсем не проблема, разве за исключением одной тревожной тенденции, о которой говорил доктор Ли Хван Се: рост числа маленьких детей, которые обращаются за хирургической помощью.
«Когда я был ребенком, – поделился доктор Ли, – дети не делали пластические операции. Даже для студентов колледжей это было нетипично. Но сейчас даже ученики средней школы делают пластические операции во время зимних школьных каникул. И это считается не странным, вполне нормальным».
Одержимость несовершеннолетних пластической хирургией особенно опасна, поскольку дети весьма восприимчивы к давлению сверстников и к желанию соответствовать принятым стандартам. Что привело в некоторых богатых школах к своеобразной «гонке вооружений» – соревнованию между учениками, кто окажется самым красивым. Это как покупка самой модной осенней одежды к новому учебному году.
Ли предложил следующий пример: «Одна обычная школьница сделала операцию и стала выглядеть гораздо лучше. После чего она начала встречаться с самым крутым парнем школы, и ее подруга тоже захотела пластику».
Вам, наверное, интересно, откуда взялись все эти идеальные пропорции. Кто придумывает магические формулы и стандарты, которые определяют параметры правильного лица? Если собрать вместе черты, которые корейцы находят красивыми – узкое лицо, кожа цвета алебастра и т. д., – мы обнаружим, что идеал корейской красоты основывается на признаках, наиболее ярко ассоциируемых с красотой северокорейских женщин.
– 9 —
Северные девочки, южные мальчики
В апреле 2013 года напряженность в отношениях между Северной и Южной Кореей с момента окончания Корейской войны достигла наивысшего пика. Как глава Корейской туристической организации Ли Чарм опасался, что данная ситуация негативно повлияет на корейский туризм. Многие жители Южной Кореи порядком устали от повторяющейся игры. Север посылал завуалированные угрозы уничтожения почти каждый раз, когда устанавливался новый южнокорейский режим, и поскольку президент Пак Кын Хе вступила в должность всего два месяца назад, то северокорейское «размахивание шашкой» оказалось вполне предсказуемым.
Ли, как и большинство южнокорейских официальных лиц, относился к происходящему спокойно. «Северокорейское правительство не безумно. Они очень расчетливы. Они не соблюдают никаких правил, они просто шантажируют. По сути, они преступная организация, но не сумасшедшая». Северокорейцы не настолько глупы, чтобы не понимать, если война начнется, вероятность взаимного уничтожения окажется слишком велика.
«Они знают, что, если начнут конфликт, будут сразу уничтожены. Это означает конец их режима. Но они также знают, что остальные выглядят уязвимее по сравнению с тем, кто не играет по правилам. И что они могут заключить хорошую сделку, несмотря ни на что». Под «хорошей сделкой» Ли подразумевает самый страшный в мире секрет: Северная Корея угрожает, чтобы вымогать деньги у других стран в качестве «гуманитарной помощи». Страх Южной Кореи перед Северной с годами уменьшился, о чем свидетельствует поп-шоу Now on My Way to Meet You, в котором выступают великолепные северокорейские женщины-беженцы. Не будет преувеличением сказать, что шоу Now on My Way to Meet You является самой эмоциональной и сложной программой в мировой истории телевидения.
Когда вы смотрите его, возникает впечатление, будто вы переключаете телевизионные каналы и выбираете между «Шоу Лоуренса Велка», конкурсом Мисс Вселенная и фильмом «Список Шиндлера». Частично передача представляет собой чат-шоу: иногда северокорейские красавицы обсуждают милые и забавные темы, такие как особенности свиданий с южнокорейскими мужчинами. Также женщины демонстрируют свои таланты в танцах, пении или игре на аккордеоне (необъяснимо популярный инструмент в Северной Корее). Последним и важнейшим компонентом шоу являются ужасающие свидетельства женщин о пытках, изнасилованиях, голоде и других лишениях, которые они пережили не только в Северной Корее, но и во время побега.
Я спросила продюсера шоу Ли Чин Мин, почему они приглашают только женщин. В ответ та упомянула древнекорейское выражение «Северные девочки, южные мальчики», которое ссылается на распространенный местный стереотип, что самые красивые корейские женщины живут на севере, а самые красивые корейские мужчины – на юге.
Создатели шоу посчитали, что зрители будут более благожелательно относиться к женщинам, чем к мужчинам. «Южные корейцы симпатизируют северокорейским женщинам. Тем не менее на практике многие жители Южной Кореи по-прежнему не готовы принять северных беженцев (те расселяются в основном на юге). Поэтому мы решили, что женщины больше подойдут для шоу, чтобы создать позитивный образ беженцев».
Таким образом, шоу имеет важное социальное значение: оно помогает бороться с дискриминацией, которой подвергаются северокорейские беженцы в Южной Корее. Многие местные жители недовольны тем, что их налоговые выплаты расходуются на размещение беженцев. Южнокорейцы беспокоятся о том, сможет ли экономика выдержать такой быстро возрастающий приток населения и затраты на отдельный сектор социального обеспечения, которые он создает. Некоторые беженцы из северных районов являются инвалидами или имеют проблемы со здоровьем. У некоторых нет трудовых навыков, которые оказались бы полезны вне тоталитарного режима.
Гости из Северной Кореи на шоу Now on My Way to Meet You выглядят какими угодно, только не больными и не отчаявшимися.
Ни одна страна на Земле не смогла бы устроить такое шоу. Как в любом типичном корейском ток-шоу с участницами работают стилисты. Женщины шикарно одеты – в шелковые платья длиной до колена пастельных оттенков, которые тщательно подбираются. Цвета должны не конфликтовать друг с другом, а в целом создавать приятную картинку. Блестящие волосы уложены по последнему писку моды. Участницы сидят в одинаковой позе – спина прямая, ноги вместе. Если вы не понимаете корейский или не знаете, что смотрите, глядя на них, вы наверняка подумаете, что они обсуждают новую линию сумочек Gucci. Но вскоре становится очевидным, что гламурный образ совершенно не соответствует рассказам, которые вы слышите из уст девочек.
Возьмем историю Юн Ён. Она рассказала ее в мае 2013 года в эпизоде шоу Now On My Way to Meet You.
В 1998 году она и ее семья бежали в Китай. Их провез контрабандным путем один из многочисленных торговцев людьми, специализирующийся в данной области. Торговец сказал Юн, что придется разлучить ее с родителями, чтобы лучше обеспечить ее безопасность. Но вместо обещанной помощи торговец людьми продал семнадцатилетнюю девочку в рабство за четыре тысячи китайских юаней (шестьсот пятьдесят долларов) семье, которая нуждалась в няне.
Хозяйка дома постоянно избивала Юн. Однажды она сказала ей: «Ты нелегал. Никого не волнует, жива ты или мертва. Всем на тебя наплевать». Девушка проработала в этой семье три года. «Все это время у меня была только одна цель, ради которой я и жила. Накопить денег, чтобы купить пистолет с глушителем. Я бы убила хозяйку, а потом бы убила себя».
Однажды Юн собрала сумку, чтобы сбежать и уже никогда не вернуться. Она боялась, что стук ее обуви разбудит старушку, и сбежала босиком.
Она воссоединилась со своими родителями, и в 2004 году они достигли земли обетованной – Южной Кореи. Перебежчики, которые публично заявляют о побеге, рискуют подвергнуть своих близких, оставшихся на севере, опасности. По этой причине многие из них предпочитают оставаться в тени.
Несколько беженцев, к которым я обратилась, сначала согласились дать мне интервью, но затем они занервничали и отказались.
Мне удалось побеседовать с одной из участниц шоу Син Ын Хи, которая также сбежала из Северной Кореи в Китай со своей семьей в 1998 году, когда ей было двенадцать лет. Я спросила Син, откуда у нее взялось столько смелости, чтобы появиться на Now on My Way to Meet You и поговорить с американским журналистом, таким как я. Син объяснила: «Все двадцать четыре тысячи северокорейских беженцев находятся в опасности. И особенно рискованно говорить о Северной Корее прессе. Но есть одно выражение: «Нельзя не делать соевую пасту только потому, что ты боишься червей. Вот и я не собираюсь отказываться от своей работы только потому, что боюсь Северной Кореи».
Родители Син были христианами, практиковавшими тайно, предположительно попав под влияние нескольких южнокорейских священников, которые приехали на Север, чтобы нести слово Божие. Проповедование христианства в Северной Корее преследуется законом и может привести к смертному приговору, а новообращенных часто казнят или отправляют в трудовые лагеря. «Причина, по которой нам пришлось покинуть Северную Корею, заключалась в том, что мои родители распространяли аудиокассеты о христианстве, и каким-то образом их раскрыли. Их поймал правительственный агент, но нам всем удалось ускользнуть от него, и мы сбежали в Китай».
Син – одна из тех счастливиц, чьим семьям удалось остаться вместе во время побега. Первоначально семья Сина не собиралась ехать в Южную Корею, они планировали жить в Китае. Это довольно распространено среди северокорейских эмигрантов, даже несмотря на то что они рискуют в любой момент быть арестованными и возвращенными в Северную Корею по соглашению двух стран, которые все еще являются союзниками вопреки растущей взаимной неприязни.
Зачем тогда оставаться в Китае? Потому что Южная Корея не рассматривается многими северокорейцами как пригодный для жизни вариант. «В Северной Корее, – сказала Син, – нас всегда учили, что Южная Корея очень бедная. Но когда мы жили в Китае, мы обнаружили, что китайцы поклонялись Южной Корее, словно божеству. Тогда у нас появилось желание переехать в Южную Корею».
История Син является прекрасным примером неожиданных и далеко идущих эффектов Халлю. Китайское почитание Южной Кореи частично обусловлено популярностью корейской современной культуры, что, безусловно, является результатом достижений страны в сфере технологий, бизнесе и поп-культуре. Без него семья Син и другие, подобные им, могли бы остаться в Китае нелегально, опасаясь, что их поймают и отправят обратно в Северную Корею. Теперь, когда Син сама имеет отношение к Халлю – так как работает телеведущей – она говорит: «Я горжусь, что я кореянка». Я задала Син вопрос, на который, по моему мнению, она бы отказалась ответить: скучает ли она по Северной Корее?
В Корее моей юности, когда диктатор Чун Ду Хван был президентом, запрещалось каким бы то ни было образом сочувствовать Северной Корее. Если бы эта беседа состоялась, скажем, в 1985 году, меня могли бы посадить в тюрьму за то, что я задала этот вопрос, а Син – за то, что она ответила на него, несмотря на статус политического беженца.
Ее ответ оказался трогательным, открытым и сентиментальным, типичным для корейца: «Я скучаю по родному городу, по дому, друзьям, школе, соседям, учителю, воздуху и дереву, которое мы посадили под окном. Мы просто все бросили. Я даже не попрощалась ни с кем. Я так скучаю по своему городу, что едва могу дышать. Однажды, когда я шла в школу, я споткнулась о камень на дороге. Я скучаю даже по этому камню. Я все еще думаю о школьном дворе, где я играла со своими друзьями. Я могла дойти до него от дома за десять минут, а теперь мне не добраться туда даже за десять лет. Я очень сильно скучаю».
Син, сделавшая успешную карьеру телеведущей, кажется, хорошо себя чувствует в южнокорейском обществе. У нее даже больше нет северокорейского акцента. Она понимает, как ей повезло. «Люди, которые родились на свободе, не считают ее чем-то особенным, – сказала она. – Но выстраданная свобода, которая досталась настолько болезненно, действительно невероятна. За что я больше всего люблю Южную Корею, так это за то, что она подарила мне особый вид свободы».
Большинство разумных людей не верят, что им можно промыть мозги. Но мне кажется, что со мной случилось именно так.
Всякий раз, когда я говорю или пишу о Северной Корее, у меня возникает непроизвольная физиологическая реакция. Я чувствую горечь во рту. Даже сейчас, пока пишу эти строки. Это результат многолетней антикоммунистической идеалогии, навязанной мне за годы жизни в Южной Корее. Когда я вижу фотографии любой из северокорейских династий Ким, я чувствую тревогу.
Официальная позиция Южной Кореи по отношению к Северной резко изменилась в 1980-х годах. Когда я жила в Южной Корее, мы все верили, что Северная Корея – это порождение Сатаны, Вельзевула, Императора Нерона и Пол Пота. Сейчас данное чувство трансформировалось в лозунг «Прекратить дискриминацию северокорейских беженцев, которые решили поселиться в нашей стране. Особенно женщин, они красавицы». Хотя мое южнокорейское образование 80-х годов гарантировало, что Северная Корея навсегда останется для меня кошмаром, ужасом, погребенным глубоко в недостижимой области моего мозга.
В настоящее время Северная Корея находится в центре внимания. Ее ненавидят, ею интересуются. Страна часто становится объектом насмешек. Например, в американском мультсериале «Южный Парк». Ее покойный лидер Ким Чен Ир до сих пор остается самой популярной персоной для средств массовой информации из трех поколений Кимов, которые правили страной.
Жизнь и наследие Ким Чен Ира – повод для сюрреалистических легенд, но причины их появления дома и за границей совершенно разные.
В своей родной Северной Корее он прославился как человек «превосходной степени». Он, как утверждается, обладатель мирового рекорда по количеству попаданий в лунку в одной игре в гольф – одиннадцать из восьмидесяти лунок. И, согласно его официальной биографии, это было его первое появление на поле. Ким Чен Ир якобы также изобрел гамбургер. Даже трогательно, что северокорейцы очень гордятся своим наследием, хоть и по абсурдным причинам.
Те немногие иностранцы, которым разрешили посетить Северную Корею, рассказывают о шутках, услышанных от местных экскурсоводов: корейцы – это настолько великая раса, ведь они создали не только самые известные в мире инновационные технологии, но даже изобрели ложку. Хотя это звучит забавно, я уверена, северокорейцы никогда бы над подобным не посмеялись. Хотя за пределами Кореи легко сделать посмешище из человека, который является крупнейшим в мире импортером виски Hennessy, но имеет худшую в истории мужских причесок завивку.
Столь же ошеломляющим является сочетание нахальства и шутовского безумия, продемонстрированное членами семьи Ким Чен Ира. Его старший сын Ким Чен Нам в 2001 году пытался въехать в Японию по паспорту Доминиканской Республики, чтобы посетить Диснейленд в Токио.[43]Так что выглядит вполне логично, что ему отказали в руководящей должности, которая досталась его младшему брату – несчастному Ким Чен Ыну.
Но восприятие южнокорейцами Северной Кореи – совершенно отдельная история. Я не могу по-настоящему оценить иронию и сюрреализм северокорейской нелепости. Мои самые глубокие страхи не могут просто исчезнуть со временем. Когда я жила в Корее, атмосфера царила, как бы мягче сказать, параноидальная. В коридорах некоторых высотных зданий висели знаки, указывающие на то, что по соображениям национальной безопасности фотографировать из окна незаконно. Обосновывали данный запрет тем, что такие фотографии могут попасть в руки северокорейских шпионов, на случай если эти шпионы особенно заинтересуются видом на автостоянку. Большинство школ, которые я знала, проводили ежегодный конкурс «Антикоммунистической речи». В моей школе это был единственный вид выступлений. Вы не представляете, каково это – видеть мальчика из первого класса со стрижкой «под горшок» на кафедре перед тысячами учеников, трясущего своим кулачком, как Муссолини, и кричащего во всю глотку: «Мы уничтожим коммунистический режим Северной Кореи!» В такой момент зрители ревели и хлопали.
Я почти уверена, что первым призом являлся просто тисненый сертификат, но судя по тому, с какой страстью эти дети произносили свои речи, можно было бы предположить, что их жизни и жизни их семей зависят от выступления. Я никогда, никогда не слышала, чтобы ученики смеялись над этими речами. Ни разу. Даже когда тусовалась с друзьями в свободное время на территории школы. Однажды я поинтересовалась: «Они не могут устроить конкурс речи на какую-нибудь другую тему?» И все посмотрели на меня, как на дуру. Я думала, они будут впечатлены или, по крайней мере, напуганы моей революционной бравадой. Но вместо этого друзья просто подумали, что я ненормальная американка. Тот раз стал последним, когда я выражала свое истинное мнение о чем-либо, пока училась в корейской школе.
Каждый семестр в художественном классе нам приходилось рисовать антикоммунистические плакаты. Я не могу представить ничего менее творческого и вдохновляющего. Это как учиться говорить на иностранном языке без акцента: в двенадцать лет вы уже слишком стары, чтобы начинать сначала. Я понятия не имела, какой придумать слоган и какую иллюстрацию он должен сопровождать. Но какой бы циничной и умной я себя ни считала, как бы сильно я не насмехалась над всем этим, урок страха оставил неизгладимый след в моем сознании.
Человек по своей природе подчиняется древнему правилу, о котором в той или иной форме говорили все – от греков до Шекспира и Карла Юнга: ты становишься тем, кого ненавидишь и боишься сильнее всего. Именно подобное и произошло с Южной Кореей во время холодной войны. Страна так боялась пропаганды Севера и появления ее сторонников, что разработала свою собственную ответную пропагандистскую кампанию. Она стала не настолько экстремальной, как на Севере, но некоторые слова и лозунги звучали аналогично.
Представьте, что кто-то постоянно твердит вам о существующем рядом зле, но никогда не дает никакой конкретной информации. Данное сочетание повторения и отсутствия информации пугает вас все больше и больше.
Вот какими были мои познания о Северной Корее.
Я никогда, никогда не видела фотографий Ким Ир Сена, даже несмотря на то что весь остальной мир имел к ним доступ. В южнокорейских СМИ публиковались только его портреты. Существовали опасения, что реальные фотографии его «очеловечат», сделают более привлекательным и будут использованы для пропаганды сторонниками северных коммунистов. Из-за отсутствия нормальных изображений он воспринимался призраком, который преследовал меня во сне. В настоящее время запрет на его фотографии снят. После смерти старого Кима в 1994 году средства массовой информации постепенно начали показывать фотографии его сына и преемника Ким Чен Ира.
О Ким Чен Ире в СМИ говорилось гораздо больше, чем о его отце, не только в Южной Корее, но и во всем мире. Наверное, поэтому я меньше боялась Кима-младшего. Ему не хватало харизмы, внешности и авторитета отца. Его смущение и неспособность хорошо выглядеть в бежевом комбинезоне сделали его менее опасным. Я не одна думаю, что он был самым интересным членом семьи. Стоит уважать деспота, который не настолько трудоголик, чтобы забывать о своих хобби.
Ким Чен Ир имел серьезные культурные амбиции. Он был известным кинолюбом, который воображал себя редкой смесью хитрого голливудского продюсера и серьезного кинорежиссера. И даже автором двух книг по теории кино: «Искусство кино», вышедшей в 1973 году, и «Кино и искусство режиссирования», вышедшей в 1987 году. Он рассуждал на темы «язык чрезвычайно важен в литературе» и «сочиняйте сюжет правильно».
Неудовлетворенный пропагандистскими фильмами Северной Кореи, которые, по его мнению, не отвечали художественным стандартам, этот Франсуа Трюффо из Северной Азии сделал то, что в этой ситуации сделал бы любой уважающий себя кинопродюсер: в 1978 году он организовал похищение главного режиссера Южной Кореи Син Сана Ока и его бывшей жены Чхве Ын Хи. Чету привезли в Пхеньян и заставили снимать пропагандистские фильмы уровня Каннского кинофестиваля. По мнению Кима, это вопиющее нарушение прав человека являлось лишь логическим продолжением его увлечения.
Когда я училась в школе, знания по Северной Корее давались на уроке под названием doduk (додук), что означает «правильное поведение». (Некоторые предпочитают переводить его как «нравственное воспитание».) Обычные корейские ученики считали данный предмет легким, но мне он казался одним из худших.
Этот предмет, который изучался с первого класса до конца средней школы, был нацелен на воспитание «души и духа» и в основном состоял из советов о том, как не стать социопатом. Он включал в себя правила и притчи о том, как должен вести себя хороший гражданин, что важно уважать старших, заботиться о природе (в основном о деревьях, корейцы вообще не заботились о животных), а также основы этикета. Однако его основная цель была завуалирована. Хон Веонил, глава по связам с общественностью в Национальном институте международного образования (один из тех людей, которых я смутила своей чашкой Starbucks), сказал, что додук первоначально создавался как способ для продвижения программ предыдущих лидеров Кореи. Ранее он назывался kookmin yulli (кукмин юлли) – гражданская этика. «Данный предмет ввели для оправдания политической диктатуры и политической пропаганды. После того как страна стала более демократической, учебная программа изменилась», – пояснил Хон.
Моими самыми яркими воспоминаниями о додуке остались жуткие акварельные иллюстрации в учебнике. Они отражали представления взрослых о том, как должны выглядеть картинки, нарисованные ребенком, а в результате они выглядели так, будто их рисовали в психушке. Типичным изображением была картина с южнокорейскими фермерами, которые весело обрабатывали почву. Также в учебнике содержалось много красочных изображений Сеула, разрушенного бомбежкой во время Корейской войны.
Со многими мыслями, которые подавались на додуке, трудно было не согласиться. Например, с моралью, захватывающей притчи о дереве хурмы, заключавшейся в том, что если отрезать ему все ветви, оно перестанет приносить плоды.
Только потом я поняла, что часть «не будь дураком», являлась просто дополнением к основной идее. Она оказалась лишь красивым прикрытием для истинного предназначения додука: жестко внушить, что коммунизм реален и представляет собой большую страшную угрозу.
Книги содержали пугающие вымышленные истории, рассказывающие, как мрачна жизнь на Севере.
В одной из таких историй, которая, как мне помнится, содержалась в учебнике для шестого класса, мальчик в Северной Корее спрашивает своего деда, какой была жизнь до коммунизма. Дедушка ностальгирует по старой Корее, и несколько дней спустя его арестовывают коммунисты за то, что он не придержал свое мнение при себе. Для двенадцатилетнего ребенка, не имеющего доступа к никакой другой информации о Северной Корее, подобное представлялось ужасным.
То, чему нас учили, было исторически достоверным. Мы узнали, что основатель северокорейского государства Ким Ир Сен пришел к власти вскоре после освобождения Кореи от Японии в конце Второй мировой войны. Он провозгласил себя истинным лидером Корейского полуострова и сформировал вокруг себя культ личности по образцу своего наставника Иосифа Сталина. Он отправлял всех политически неблагонадежных лиц, особенно корейцев, которые сотрудничали с японцами, в трудовые лагеря или казнил их. Он походил на злодея из фильмов о Джеймсе Бонде.
Я испытала облегчение и даже немного удивилась, узнав, что, начиная с 2010 года, Министерство образования Кореи стало выпускать совершенно новые учебники, из которых удалили большую часть, содержащую материал, который назывался «познанием мира». Другими словами, вся пропаганда времен холодной войны осталась в прошлом. В официальном заявлении министерства того времени говорилось, что из новых текстов убрали «информацию об экономическом превосходстве Южной Кореи… Теперь учебники будут основываться на объективных фактах. Вместо того чтобы заострять внимание исключительно на негативных аспектах северокорейской системы, в учебниках будут рассматриваться и позитивные моменты… Мы отойдем от наших взглядов на Северную Корею времен холодной войны, и, скорее всего, «общие знания» уступят место «знаниям о безопасности».[44]
Совсем другое дело по сравнению с теми кошмарными акварельными картинками.
Министерство также заменило устаревшие термины на более политкорректные. Например, северокорейцев, которые бежали в Южную Корею, станут называть не «перебежчиками», а «северокорейскими эмигрантами». Все эти нововведения свидетельствуют о быстро меняющемся отношении южнокорейцев к северокорейцам. Новый девиз, похоже, звучит как «Ненавидь режим, но не его народ».
Однако я должна сказать, что, вкупе с телесными наказаниями и образцами кала в школе, взросление под вечным страхом вторжения всегда будет отличать вас от других людей. По крайней мере, для меня, не знавшего настоящей опасности американского подростка, которая не переживала ничего более захватывающего, чем практический урок по технике безопасности про торнадо, очень интересовала и будоражила реальность северокорейской угрозы. Периодически северокорейские самолеты сбрасывали с воздуха на Сеул маленькие пакетики с жевательной резинкой или конфетами, которые были завернуты в листовки с северокорейской пропагандой. В школе нам говорили, что, наткнувшись на такую посылку, мы должны немедленно отнести ее директору школы, конечно, не открывая и не читая. С огорчением могу заявить, что ни разу так и не нашла ни одного подобного послания.
– 10 —
Корейская дорама: телевидение и происхождение Халлю
Когда я жила в Корее, единственным англоязычным телеканалом в то время был American Forces Korea Network (AFKN), телевизионная сеть, которой управляли службы вооруженных сил США.[45]На нем повторяли много старых американских сериалов, в том числе и ситком 60-х годов «Гиджет» с Салли Филд в роли пятнадцатилетнего подростка из Калифорнии.
Я была ошарашена банальностью передряг, в которые главная героиня попадала неделю за неделей. Например, она теряла свою доску для серфинга и получала новую, или оказывалась сразу на двух разных свиданиях в одну и ту же ночь. Для меня это был совершенно инопланетный мир. Когда она готовилась к экзаменам? Почему ее отец разрешал ей носить бикини? И почему культура Калифорнии 60-х годов опережала Корею 80-х?
Такие фильмы, как «Гиджет», раскрывали одно из основных различий между американским и корейским обществом в тот период. И касалось оно культуры свиданий подростков. Сегодня свидание между школьниками-подростками в Корее довольно частое явление, но во времена моей учебы я не знала никого, кто бы получил официальное разрешение от родителей встречаться с парнем или девушкой. Если вы хотели встречаться с кем-то, вам пришлось бы делать это тайком, что для большинства из нас являлось слишком сложным.
Таким образом, корейцы поступали в университет, не имея представления о том, как пригласить кого-то на ужин и уж тем более как назначить свидание. В моем квартале Апкучжон мальчик, которому нравилась девочка, сигнализировал об этом, даря ей апельсин, по тем временам очень дорогой фрукт в Корее. Отсюда и прозвище, которое СМИ дали детям моего поколения из Каннам: «Оранжевый клан».
Дети, достигшие совершеннолетия в 80-х и 90-х годах, стали частью уморительно неловкого поколения, которое медленно уходило от браков, организованных свахами, к западным нормам со свиданиями, которые сегодня широко распространены в Корее. Они понятия не имели, как встречаться с людьми противоположного пола, поэтому искали партнеров единственным нелепым способом, который знали, – путем продуманно назначенных свиданий под названием sogae-ting (согетинг), напоминающим «свидание вслепую».
Корейское слово sogae означает «знакомство». Окончание ting совсем не корейское. На самом деле это псевдоанглийский. Корейцы, по-видимому, считали, что ting было сокращением от английского слова «dating» – «встречаться». Следовательно, каждому названию, относящемуся к свиданию, на конце полагался суффикс – ting.
Было много вариантов согетинга, некоторые из которых походили на ролевые игры. Один из них назывался elevator-ting. В нем обязательным атрибутом был лифт случайного высотного офисного здания.
Группы девушек стояли на разных этажах перед дверями лифта. Молодые люди находились внутри, катались вверх и вниз и останавливались на каждом этаже. Двери лифта открывались и, если парню нравилась внешность девушки, он выходил и заговаривал с ней. Это выглядело нелепо, но, с другой стороны, было абсолютно безопасным. В чем и заключался весь смысл. Хотя для людей, которые работали в здании, лифт, выходящий из строя на полдня, создавал ненужные проблемы.
Другая популярная форма согетинга называлась 007-ting, в честь позывного Джеймса Бонда. Такое название свидание получило потому, что содержало элементы расследования и тайны. Например, девушке могли дать следующие инструкции: «Иди в KFC в Каннам и найди парня, который разговаривает со статуей полковника Сандерса». Если парень не нравился, девушка могла тихо исчезнуть, не смущая его и не убегая из-под носа.
Сейчас, как мне сказали, дела обстоят иначе.
В наши дни, если парню нравится девушка, он приглашает ее на свидание как нормальный человек.
Но в тот сложный период подобных ритуалов нетрудно понять, почему я любила такие сериалы, как «Гиджет», а также более современные шоу с участием американских подростков, такие как «Чарльз в ответе» и «Шоу Косби». Я начала симпатизировать Соединенным Штатам, стране моего рождения, которую я ранее считала враждебной, расистской и непригодной для проживания.
На AFKN не показывали регулярные ролики с рекламой жидкости для мытья посуды или кукол Barbie. Вместо этого крутили военно-ориентированную рекламу с такими посланиями, как «Не перепродавайте товары из магазина на местном черном рынке», «Не отправляйте почтой взрывчатые вещества» и другими похожими. Все они запускались согласно методике безопасности операций OPSEC под лозунгом «Болтун – находка для шпиона». Поскольку по телевизору я смотрела в основном только этот канал военной сети США, я выросла, полагая, что безопасность и развитие телевидения Кореи очень сильно зависели от этой супердержавы.
В настоящее время Сеул самодостаточен и уверен в себе. В рекламу любой стоящей компании приглашают корейских моделей и знаменитостей. Но во времена, когда я жила там, косметические компании и компании по продаже одежды предпочитали европейских моделей. Они набирали западных студентов, которых я знала по учебе в международной школе. Многие из них, кстати, были не слишком привлекательны.
База 8-й армии США в районе Ёнсан в Сеуле была похожа на сверкающий город на холме. Она занимала первоклассную недвижимость в Сеуле. В то время как остальная часть города представляла собой плотно застроенные небоскребами улицы с очень интенсивным дорожным движением, в Ёнсане имелось восемнадцатилуночное поле для гольфа, единственный Burger King в Сеуле со своей собственной парковкой и жилой дом с настоящим задним двором. Военторг был единственным местом в городе, где продавались сыр, индейка и дезодоранты. Из него эти и другие товары попадали на черные рынки, где простые корейцы могли купить их в три раза дороже, что было незаконно. Поэтому такие черные рынки постоянно закрывались, переезжали в другое место и открывались вновь.
Район, окружающий военную базу, представлял собой микроэкономическую систему, которая обслуживала военных, и был логовом уличных торговцев, кричащих на плохом английском, чтобы привлечь покупателей, желающих приобрести поддельные рубашки поло. Один из легендарных местных продавцов всегда кричал: «Все бесплатно!» Ночью улицы кишели отвратительными проститутками с начесами, ужасной завивкой и с дешевой косметикой на лице.
В последние годы военные силы США сократили свое присутствие в Корее, сославшись на уменьшение бюджета и смещение приоритетов в сторону «борьбы с терроризмом». В настоящее время в стране дислоцировано только двадцать пять тысяч военнослужащих, а это составляет примерно половину от численности времен холодной войны. Соединенные Штаты передают базу Ёнсан в Сеуле корейскому правительству, которое трансформирует ее в серию больших общественных парков. В результате чего окружающие районы больше не выглядят как грустная сцена из фильма «Цельнометаллическая оболочка» или любого другого фильма о войне во Вьетнаме с изворотливыми местными жителями, прислуживающими солдатам.
Но в 80-х годах корейцы поклонялись Соединенным Штатам, боялись их и ненавидели. Студенты корейского университета устраивали бурные протесты против американского военного присутствия, вплоть до самосожжений. Они требовали отставки президента Чон Ду Хвана, который управлял страной с 1980 по 1988 год. Поскольку многие считали его прислужником Соединенных Штатов, антиамериканизм всегда открыто подразумевался. Конечно, в промежутке между скандированием «К черту янки», некоторые из этих же самых студентов подавали заявления в аспирантуру в университеты злых империалистических Соединенных Штатов. Еще одним убедительным доказательством того, что корейцы не настолько сильно ненавидели Соединенные Штаты, как они заявляли, служит следующий факт: корейские телевизионные сети транслировали большое количество американских программ, дублированных на корейский язык, которые зрители смотрели, не отрываясь.
Моим одноклассникам нравились шоу с героями-мачо, такие как «Команда «А» и «Воздушный волк». Взрослые предпочитали старые голливудские фильмы и современные адаптации романов Сидни Шелдона. Соединенные Штаты выглядели такими привлекательными в этих шоу, что корейцы наблюдали за ними с завистью и надеждой.
Культурный критик Ли Мун Вон утверждал, что в привязанности корейцев к США до 80-х годов почти не содержалось настоящей симпатии, что, скорее всего, такая ситуация сложилась под влиянием политических условий. «Раньше мы не смотрели американские драмы, потому что нам нравились шоу. Во время холодной войны Америка являлась лидером свободного мира, поэтому все поклонялись ей, и американская культура распространилась повсюду».
Но причиной увлечения корейцев американскими сериалами оказалась не только политика. Давайте по-честному: до 90-х годов корейские дорамы были провинциальными и скучными, а также очень низкого качества, с сюжетами, сосредоточенными на мелких бытовых проблемах. Раньше телевизионные сети создавали дорамы собственными силами вместе с группой сценаристов и продюсеров, которые либо не очень старались, либо страдали от творческого выгорания. И похоже, правительство разделяло мое мнение.
Вскоре корейские политики и депутаты предприняли резкие и радикальные действия по улучшению качества корейской драмы или, как ее чаще называют, дорамы. Закон об инвестиционном вещании, принятый в 1990 году, требовал, чтобы корейские телевизионные (не спутниковые) каналы приобретали определенный процент своих программ у независимых продюсерских компаний (первоначально 2 %, но с годами этот показатель вырос до 20 %).[46]
Американское телевещание навсегда изменилось в начале нового тысячелетия, когда, рискнув, стало сотрудничать с частными каналами, такие как НВО. Тогда и появились такие шоу, как «Клан Сопрано», которые повысили стандарты для всего американского телевидения. По его примеру корейское телевидение обратилось к малоизвестным работающим на себя авторам и продюсерам, которые вдохнули новую жизнь в дорамы 90-х. Отойдя от формул относительно традиционного американского сериала, дорамы выплеснули свой внутренний хан на экраны, добавив в действие убойную дозу криков, плача, выцарапывания глаз, физического насилия и эмоций, не знающих границ.
Как говорят некоторые, Халлю зародилась в одной из посылок дипломатической почты, которую доставили из Сеула в Гонконг в 1992 году. И что же в ней лежало? Нет, не секретный микрофильм, а кассета формата «Бетамакс» с записью дорамы под названием «Что такое любовь?».
Разве не очевидно? Что еще тайно могут послать друг другу два корейских госслужащих?
Кассету отправил Чон Инджун, успешный политик и атташе по культуре, который в настоящее время работает в качестве приглашенного сотрудника Корейского института культуры и туризма (институт является правительственной организацией). Получателем было корейское консульство в Гонконге. Их миссия состояла в том, чтобы любыми средствами запустить шоу на местном телевидении. Ссылаясь на данную историю, Чон сказал мне: «Я был свидетелем первых всплесков Корейской волны». Но на самом деле он не только засвидетельствовал, но и запустил ее.
В то время он работал директором зарубежного отдела вышеупомянутого института, который тогда назывался Корейской зарубежной информационной службой. Чон был вынужден использовать дипломатическую почту из-за требований, которые превращали отправку высококачественных видеоматериалов за границу в сущий логистический кошмар. «Мы гадали, вскроют посылку или нет», – вспоминал он. Если бы ее перехватили, то сразу бы уничтожили. И это могло изменить ход истории Халлю.
Дорама «Что такое любовь?», которая рассказывала историю двух домохозяек среднего класса и среднего возраста, друживших со старшей школы, в свое время в Корее понравилась 50 % зрителей (личное примечание: а мне показалась очень скучной). Чон и его «соучастники» в корейском консульстве поняли, что, если транслировать шоу только с помощью одной телекомпании Hong Kong’s ATV, его смогут увидеть не только в Гонконге, но и в соседней провинции Гуандун материкового Китая с потенциальной аудиторией в пятьдесят миллионов человек.
В то время даже в Азии не было спроса на корейские телевизионные передачи. Поэтому убедить гонконгскую станцию взять это шоу оказалось очень непросто. Чтобы не дать телекомпании ни единого шанса отказать, Чон и офис консульства убедили корейские компании в Гонконге выкупить рекламное время на период трансляции шоу и потратили немалые средства корейского правительства, чтобы перевести его на кантонский диалект.
Их затраты окупились: канал ATV начал транслировать сериал. Он стал настолько популярным, что во время его выхода в эфир в четверг и субботу вечером, по словам Чона, «улицы словно вымирали». Все находились дома и смотрели шоу.
Кроме того, корейские конфуцианские концепции супружеских ролей, представленные в сериале, вызвали культурный резонанс в гонконгском обществе.
«В те дни в Гонконге мужья готовили ужин после работы. Но шоу подорвало эту традицию, показав, что супруг должен обладать супервластью. В шоу готовили только жены, что вызвало у смотрящих его мужей своего рода перелом в сознании».
Я совсем не уверена, что таким образом произошла передача культурных ценностей, как считали корейцы, но, в любом случае, семена зависимости были посеяны.
Шоу взяло центральное телевидение материкового Китая. Затем последовала уйма других корейских дорам. Они стали популярны во всей Азии – в Японии, Вьетнаме, Малайзии и на Филиппинах. На Филиппинах в течение последних пятнадцати лет дорамы затмили даже латиноамериканские теленовеллы и породили собственную индустрию мыльных опер и вдохновили на создание около дюжины ремейков на тагальском языке с местными актерами.
Во время недавней поездки в Сеул я встретила несколько филиппинских шеф-поваров из Центра кулинарных искусств в Маниле. Они приехали в Корею с разведывательной миссией, так как собирались открыть ресторан корейской кухни в Маниле. Я спросила их, почему филиппинцы так любят корейские дорамы. «В них всего понемногу: от комедии, от драмы, от боевика, – поделился шеф-повар Тим Абеджуэла и добавил, что жизнь филиппинцев можно соотнести с сюжетами корейских дорам. – У нас одна и та же кастовая система. Корейцы проходят через то же, что и филиппинцы. Их родители столь же настойчивы и хотят сами выбирать вашего будущего супруга. А еще филиппинцы любят подобные страсти: когда бабы дерутся, дают жесткие пощечины, таскают друг друга за волосы». По поводу филиппинских ремейков Абеджуэла сказал следующее: «Их снимают с нашими актерами на тагальском, но филиппинцы все равно предпочитают корейские оригиналы».
Сейчас дорамы любит вся Азия. На Тайване корейские дорамы занимали так много эфирного времени, что в 2012 году Национальная комиссия по связи призвала местные телевизионные каналы сократить количество корейских программ, особенно в прайм-тайм, освободив часы для местных и прочих передач.[47]
Дорамы также собрали огромную аудиторию в Латинской Америке. Возможно, из-за их эмоционального сходства с местными теленовеллами. Корейские дорамы стали хитами в Бразилии, Чили и Аргентине. В Парагвае некоторые из них были переведены не только на испанский, но и на местный диалект – гуарани.
В 2013 году кубинцы стали одержимы корейским драматическим сериалом «Королева домохозяек», который выходил в эфир четыре раза в неделю на государственном канале Canal Habana.[48]Кубинская пресса писала, что когда один из звезд шоу Юн Сан Хён посетил Гавану в ноябре во время промотура, в аэропорту его окружила толпа возбужденных кубинских фанаток.
Национальное кубинское телевидение, транслирующее корейское мыло, – весьма странный момент, поскольку у Кубы нет дипломатических связей с Кореей. Более того, Куба никогда не демонстрировала корейские фильмы. Однако Корейское агентство по развитию торговли и инвестиций (КОТРА), которое является государственной торговой группой, имеет офис в Гаване.
Запахло интригами правительства, не так ли? Да. И им нисколько не стыдно. По сведениям корейской телевизионной сети MBC, дорама «Королева домохозяек» была дублирована на испанском языке при содействии KOTRA. То есть за счет государственных средств. И тут возникает вопрос – не ожидает ли Корея падения коммунизма на Кубе, чтобы пропихнуть туда свои автомобили и мобильные телефоны?
Дорамы – мягкая сила в действии. Они ненавязчиво и открыто пропагандируют корейские ценности, образы и вкусы международной аудитории. Благодаря своей популярности мужской образ, который пропагандируют дорамы, включая бледную матовую кожу и ухоженый вид, стал модным в Корее. Корейская косметическая промышленность переживает бум. Одна только бьюти-марка The Face Shop имеет тысячу магазинов по всей Азии. Очевидно, что косметические компании нанимают самых популярных корейских актеров и певцов для продвижения своей продукции.
Однако популярность дорам нельзя списать лишь на государственный заговор. Одним из свидетельств того, что мировая аудитория сама проявляет интерес к корейским сериалам является огромный успех популярного интернет-портала DramaFever. В основном он транслирует корейские дорамы, с субтитрами на английском языке. Эта крошечная нью-йоркская компания с небольшим стартовым капиталом была основана в 2009 году. По словам ее соучредителя, американца корейского происхождения Сон Пака сейчас компания приносит семизначный ежегодный доход. Сайт имеет от шести до восьми миллионов уникальных посетителей в месяц, но только 15 % его зрителей из Азии. И они не американцы корейского происхождения. Как говорит Пак, «данная демографическая группа слишком мала».
На самом деле большинство зрителей DramaFever – это люди со всего мира. Пак полагает, что теоретически сайт может процветать вообще без корейских подписчиков. Он осознает роль корейского правительства в организации и финансировании Халлю, но в то же время считает, что мировые телевизионные вкусы изменились и популярность дорам закономерна.
Сон рассказал мне, что аудитория все больше разочаровывается в американских передачах, которым постоянно отдают лучшие часы в эфире. «Прайм-тайм – это ограниченное количество самого востребованного эфирного времени, так что студии не хотят рисковать, транслируя иностранные шоу». Он уверен, что интерес мира к неамериканским программам не ограничивается дорамами. Например, Сон делает ставку на испанский телесериал «Изабелла», костюмированную драму о Изабелле I, королеве Кастилии, известную тем, что она спонсировала путешествия Христофора Колумба в Новый Свет.
Пак соообщил, что данный сериал стал лучшим шоу в Испании в 2012 году. И тут же с осуждением в голосе заявил: «Ни один дистрибьютор США не выбрал «Изабеллу» для эфира».
Угадайте, кто же его выбрал? Конечно, DramaFever.
Пак считает, что американское телевидение сдает позиции, так как почти ничего не делает, чтобы приспособиться к предпочтениям остального мира. Который, между прочим, любит корейские драмы. А за что? «В отличие от шоу других стран, в том числе от теленовелл, где герои занимаются сексом в первые две минуты, корейская дорама может дойти до восьмого эпизода, прежде чем пара решится на поцелуи. Дорамы больше внимания уделяют сюжету и ухаживаниям, а именно это предпочитают женщины всего мира. В Иране хозяйки планируют время ужина, чтобы оно не пересекалось с эфиром корейских шоу. Их даже в Африке обожают». Кроме того, как отмечает Пак, в странах третьего мира привыкли смотреть сериалы с субтитрами. Поэтому они привыкли к шоу на чужом языке и не становятся автоматически зависимыми от него только потому, что оно американское. Частью работы Пака является аналитическое исследование аудитории, и он видит одну неоспоримую тенденцию: монополия Соединенных Штатов на мировое телевидение уходит пусть и не с громким треском, но с жалобным хныканьем.
На протяжении многих лет главной целью корейской стратегии по экспорту поп-культуры было завоевание японской аудитории. Если корейцы смогут растопить сердца японцев – тех, кто до сегодняшнего момента представлял собой доминирующую поп-культуру в Азии, – значит, для них возможно все. Корейским культурным Ватерлоо оказался популярный драматический сериал 2002 года «Зимняя соната». Данное шоу явилось первым убедительным доказательством того, что корейская поп-культура способна преодолеть любые барьеры. «Зимняя соната» стала хитом в Ираке, России, Египте и Узбекистане. Но главное, сериал победил Японию, бывшего врага Кореи с незапамятных времен.
Когда два сценариста Юн Ын Гён и Ким Ын Хи только приступили к работе над будущей «Зимней сонатой», им дали два указания: в сюжетной линии должна присутствовать амнезия у одного из героев, и действие должно происходить зимой. На все остальное они получили карт-бланш.
Смейтесь сколько хотите, но даже такой мизерной информации им хватило, чтобы изобрести одного из самых идеальных героев в истории телевидения – архитектора Кан Джун Сана.
Данный персонаж обладал полным комплектом эталонных качеств: «силой, интеллектом и состраданием». Исполнитель роли корейский актер Пэ Ён Джун стал секс-символом для японских женщин и объектом одной из величайших национальных страстей всех времен. Японки среднего возраста сходили с ума как по персонажу, так и по актеру.
Двадцатисерийную дораму показали в Японии в 2003 году. Всеобщая одержимость сериалом оказалась настолько большой, что газета New York Times в 2004 году посвятила Пэ-мании отдельную статью под заголовком «Как по-корейски будет «настоящий мужчина»? Спросите у японской женщины».[50]Согласно статье, «Зимняя соната» – но на самом деле Пэ-мания – принесла доход в 2,3 миллиарда американских долларов новым коммерческим предприятиям различных отраслей Японии и Южной Кореи в период с 2003 по 2004 год. В той же статье сообщается, что поток японских туристов, посетивших Корею, увеличился на 40 % в первое полугодие 2004 года, включая поездки на невзрачный маленький остров, где начинается действие сериала.
В августе 2004 года тогдашний премьер-министр Японии Дзюнъитиро Коидзуми во время выборов в Верхнюю палату парламента сказал: «Я приложу все усилия, чтобы стать популярным, как Йонсама» (почетное прозвище Пэ в Японии).
Как сумасшествие по Пэ настолько вышло из-под контроля? По ряду причин японские женщины находят много культурных стереотипов во внешнем облике актера. Сценаристов Юна и Кима поначалу озадачил подобный успех шоу в Японии, хотя у них нашлось несколько теорий о том, почему так произошло. Ким предположил: «Японские женщины думают, что корейские мужчины добросердечные, поэтому можно на них рассчитывать». Юн добавил: «Они думают, что корейские мужчины романтичны и защищают своих женщин. У Пэ лицо, которое не встретишь в Японии: мужественное, но доброе».
«Зимняя соната» – образцовая корейская дорама. Она сосредоточена на ностальгии и святости памяти, даже в буквальном смысле (амнезия у главного героя). Идея, что мир, в котором прошлое, некоторым образом, важнее будущего, идет наперекор представлениям Нового Света. Сюжеты вращаются вокруг детской невинности, семейной драмы и громкого плача.
Плач, как мужчин, так и женщин, является одним из основных элементов корейского сериала. К нему подключается и корейский хан, и национальная особенность зацикливаться на страданиях.
По сравнению с другими дорамами, в «Зимней сонате» меньше всего хана. Но в ней говорится о фатальности судьбы и тонкости человеческой природы.
«Зимняя соната» начинается с кадров времен старшей школы, когда главный герой Джун Сан впервые встречает свою возлюбленную Ю-джин. Словно мистер Дарси из «Гордости и предубеждения», который избегает привязанностей, Джун Сан ведет себя ассоциально и холодно со всеми, кроме одного ученика, который по секрету является его сводным братом. Но парень даже не знает, что относится к семье Сана.
У Джун Сана шикарные волосы. Он гений в математике. Как только Джун Сан и Ю-джин собираются встретиться в канун Нового года, мать героя объявляет, что они переезжают в Соединенные Штаты. Немедленно. Прямо сию секунду.
По пути в аэропорт Джун Сана сбивает машина. На следующий день в школе его объявляют погибшим.
Очевидно, что Джун Сан на самом деле не мертв, иначе бы сериал быстро закончился. Но из-за аварии он теряет память. В предфинальные пять минут Джун Сану делают срочную операцию на мозге, он слепнет и вспоминает, кем была его школьная возлюбленная.
Влюбленные воссоединяются. За все серии пара главных героев целуется только дважды, с закрытым ртом.
Учитывая, что корейцы живут под постоянной угрозой вторжения и ядерного уничтожения с севера, удивительно, что у корейского телевидения не было своей собственной шпионской дорамы вплоть до появления популярного сериала «Айрис» (2009). Это сериал о вымышленной секретной корейской структуре, которая занимается не менее секретной террористической организацией под названием «Айрис». Шоу стало настоящим хитом по всей Азии (по-видимому, даже в Северной Корее, попав туда путем контрабанды).
Чон Тхэ Вон, глава носящей его имя компании Taewon Entertainment, является создателем «Айрис». Он настолько требователен в работе, что один из его сотрудников сравнил съемочную площадку Чона с «кладбищем уволенных актеров». Даже прозвище у Чона было «Ким Ир Сен», в честь покойного северокорейского диктатора.
Когда я встретила его в апреле 2013 года, он мне напомнил Юлия Цезаря. У него круглое, серьезное, лицо, задумчивый взгляд и припухшие глаза – последнее, конечно, связано с тем, что он не спал и не ел должным образом в течение нескольких месяцев. Его походка уверенная и, не побоюсь этого слова, царственная. Даже накинутое пальто в пол смотрелось на нем, словно имперский плащ.
Мы встретились в гольф-клубе в городе Квачхон, недалеко от Сеула, где Чон снимал девятнадцатый эпизод второго сезона «Айрис». В продолжение был взят за основу формат американского сериала «24 часа», где игру в «кошки-мышки» в реальном времени растянули на весь сезон. Дорама отображает экстремальную действительность, которую вы больше нигде не встретите. Ведь Южная Корея граничит с самой взрывоопасной страной на Земле. «Корейцы считают шоу «Айрис» очень реалистичным, – сказал Чон, – и даже для иностранцев Северная Корея представляется настоящей угрозой. Мы точно не знаем, что произойдет завтра. Северокорейцы – бандиты. Они продолжают угрожать миру. И не время от времени, а еженедельно. Уже в «Айрис-2» Южная Корея осознает, что не способна ответить на северокорейские запугивания. Страна жаждет ядерного оружия, чтобы соответствовать Северу».
В то время как Соединенные Штаты и Великобритания не могут обойтись без показа реальной работы полицейских в своих телевизионных шоу, самым известным примером которых является «Закон и Порядок», южнокорейская аудитория хочет больше знать о личной жизни персонажей. «В корейском ТВ-сериале обязательно должна быть любовная история, – с легким отвращением произносит Чон. – Мощная, глубокая, грустная, с тревожным концом. И это затрудняет дело. Потому что, с одной стороны, я снимаю сериал о шпионах, заложниках и стрельбе, а с другой стороны, я обязан вести еще и любовную линию. Это так утомительно! Но корейская телевизионная аудитория в основном состоит из ajoomas (аджумы) – домохозяек среднего возраста. А они голосуют с помощью пульта. Так что, если я не смогу привлечь их внимание, мне будет очень сложно поднять рейтинги».
Несмотря на успех корейских шоу как внутри страны, так и за рубежом, Чон считает, что до сих пор существует много ограничений, которые мешают создателям телешоу проявлять свою креативность по полной. Шоу длиной шестьдесят две минуты по закону должно включать вплоть до тридцати двух рекламных роликов. Каждый из них длится пятнадцать секунд. Реклама не распределена равномерно на протяжении серии, а обычно сгруппирована в длинные рекламные блоки, что приводит к утечке зрителей в течение эфирного времени любого шоу.
Кроме того, телеканал берет себе все поступления от рекламы и только частично финансирует ими программы. Для «Айрис-2», например, телеканал выделил три миллиона американских долларов. Остальные двенадцать миллионов должны были поступить из внешних источников. Что означало, что Чон приходилось идти на крайнее унижение – скрытую рекламу.
«В американских ТВ-шоу тоже существует подобная реклама», – сказала я, пытаясь поддержать его, чтобы он почувствовал себя хоть немного лучше. Но Чон покачал головой. «Это не одно и то же. На американском телевидении такая реклама не настолько очевидна. Тогда как в «Айрис» рекламируемые продукты бросаются в глаза и некоторые из них просто никак не вяжутся с происходящим.
Например, Kia является одним из наших крупнейших спонсоров. Поэтому все персонажи в сериале ездят на Kia, независимо от того, откуда они: Южная Корея, Северная Корея или Европа.
Нам пришлось отправить модели Kia K5 и K7 на самолете в Венгрию, чтобы во время съемок там актеры сидели за рулем автомобилей данной марки».
Он продолжил: «Нашим вторым крупнейшим спонсором стал Samsung. А значит, все в сериале используют только их телефоны, даже северокорейцы, даже в качестве шпионской камеры. Кроме того, в «Айрис» не планировалось ни одной сцены с велосипедом, но электрический велосипед от Mando мы должны были показать четыре раза за двадцать эпизодов». Корень проблемы, по словам Чона, заключается в том, что национальные телевизионные каналы все еще имеют слишком много власти и не вкладывают много денег в шоу, которые «не следуют их правилам».
В дополнение к скрытой рекламе Чону пришлось торопиться со съемками, чтобы продать дораму за границу. К тому моменту сериал еще не успели закончить. Но риск оправдал себя: «Айрис- 2» продали Японии за шесть миллионов долларов, что составило более одной трети бюджета.
Чтобы увеличить прибыль, Чон создал мультимедийную развлекательную феерию – типичный и популярный для Кореи формат развлекательной компании. Теперь «Айрис» – это видеоигра и живой концерт, с которым артисты гастролировали только в Японии.
На концерте «Айрис», вышедшем в эфир в 2010 году, ведущие актеры одноименной дорамы пели одну или две песни. В нем участвовал и Ли Бён Хон, звезда голливудских боевиков, таких как «Бросок кобры» и «Рэд-2». Затем K-pop-группа Big Bang исполнила саундтрек к сериалу. Немного пиротехники, звуковое и световое шоу, реконструкция сцены погони в стиле Вестcайдской истории с реальными и довольно опасными трюками на сцене. Но самое важное, звезды «Айрис» выразили свою искреннюю благодарность фанатам на смеси корейского и японского языков. Концерт получился по-настоящему сногсшибательным.
Читать бесплатно другие книги:
