Странные женщины Мартова Ирина
– И что? – она запальчиво глянула на него, сдвинув брови. – Убьете меня?
Он, обескураженный ее прямотой, нерешительно качнул головой.
– Нет, конечно. Но… Я – чужой человек. Народ сейчас даже тени своей боится, а вы меня в квартиру зовете…
– Во-первых. Не смотрите, что я меньше вас ростом. Я – сильная и смелая, и сама задушу любого, понятно? А во-вторых, уж в людях-то я разбираюсь. И вижу, что человек вы, хоть и запущенный, грязный и неопрятный с виду, но внутренне – беззлобный и растерянный. Вот так. У меня глаз – алмаз. И не вздумайте мне перечить, – она прошла в комнату и поспешно вернулась. – Нет. Не проходите, постойте там. Я сейчас…
Мужчина обреченно замер у входа. Минуты через две Александра опять показалась в коридоре и положила на низкую тумбу под зеркалом стопку вещей.
– Так… Ванная комната справа. Вот полотенце, вымойте руки и умойтесь. Это футболка и брюки папины. Он у меня такой же высоченный, как вы. Думаю, подойдет.
Пораженный происходящим, мужчина долго молчал, боясь даже дышать. Стоял, то сжимая ладони, то пряча руки в карманы, то закручивая пуговицу…
– Ну? Чего стоите? – Саша досадливо сморщилась. – Язык проглотили от счастья? И перестаньте пуговицу крутить, оторвете.
– Нет, – мужчина неуверенно отступил назад, – не нужно этого. Ничего не нужно. Неудобно. Я ведь не попрошайка, мне ничего не надо. Лучше я пойду. Неловко мне, совестно.
Александра, устав от нелепого препирательства, сразу рассвирепела.
– Скажите на милость, какой гордый! А в грязи ходить гордости не нужно, да? Или тебе в бомжа играть больше нравится? Так иди, чего стоишь? Проваливай.
– Да что вы ко мне пристали? То иди со мной, то уходи… Чего вам надо?
– А ничего не надо, – Александра нахмурилась. – Просто жалко тебя, дурака. Я же вижу, ты случайный там человек… Так и пропадешь на улице. Понятно же, что ты не пьяница, не бандит и не воришка. Так сказать, бомж поневоле, да?
Он, насупившись, тяжело вздохнул. Потом решительно шагнул вперед.
– Давайте полотенце…
– Вот-вот, давно бы так, – она усмехнулась. – Молодец! Иди умывайся. Там целлофановый пакет большой, вещи свои в него сложи. Мойся, а потом на кухню иди… Вот туда, прямо дверь.
Когда, спустя минут пятнадцать, он смущенно вошел на кухню, Александра удивленно ахнула:
– Бог мой, да ты просто Аполлон!
Незнакомец и вправду был очень хорош собой: высокий, худощавый, темноволосый, синеглазый, со светлой, без желтизны, кожей. Мужчина казался немного истощенным, измученным, утомленным, но не производил впечатления пьяницы или попрошайки. Сконфуженно опустив глаза, он остановился у дверного косяка, не зная, что делать дальше.
Александра, заметив его робость, одобрительно хмыкнула.
– Вижу, совесть свою ты на улице не потерял. Это здорово! Как зовут тебя, странник?
– Арсений, – тихо отозвался он. – Можно просто Сеня.
– Ого! Арсений? – Александра пораженно захлопала ресницами. – Вот так да! Оказывается, и бомжи бывают с такими роскошными именами!
– Я не бомж. Я ж вам говорил…
– Ну, ладно, ладно, – Александра примирительно улыбнулась, – не дуйся. Никто не собирается тебя ущемлять или оскорблять. Наоборот, я помочь хочу. Ну, садись, чего стоишь? А меня зовут Александра. Сашей можешь называть.
– Спасибо, – мужчина осторожно присел на стул.
– За что? – стоя у плиты, она резко обернулась.
– За доверие, – он внимательно посмотрел на эту странную рыжеволосую женщину с кучей крохотных веснушек вокруг носа. – За милосердие.
Александра, поджав губы, налила в чашки свежезаваренный чай, достала варенье, порезала лимон, сыр, колбасу и хлеб. Подвинула все это к гостю.
– Ужина у меня нет. Не успела. Пей чай, ешь бутерброды. Давай… Без стеснения. Заодно расскажешь о себе, откуда ты такой здесь взялся. Должна же я знать, кто папины вещи надел, правда? Не всякому такая честь выпадает.
Арсений, выпив чай, долго смотрел в пустую чашку, о чем-то размышляя. Саша его не торопила. Терпеливо ждала.
– Даже не знаю, с чего начать, – он пожал плечами.
– Начни сначала. Так проще.
– Еще бы знать, где начало… Это ж не клубок, за ниточку не потянешь…
Но все же, вздохнув, начал свой нелегкий рассказ…
Раннее детство Арсения прошло в военном гарнизоне Закавказского военного округа. Танковый полк, базирующийся неподалеку от маленького армянского села, стал для маленького мальчика родным домом.
Семья у них случилась удивительная: мама – армянка, папа – русский. Они служили в полку, поэтому и жили в гарнизонном городке. Мама, стройная черноволосая красавица, работала медицинской сестрой в госпитале, а папа, офицер, военный инженер по образованию, следил за техническим состоянием танков.
Родители были красивой парой, любящей и счастливой. На праздниках, случающихся в их военной жизни не слишком часто, они вдвоем пели песни, готовили мясо по каким-то особым рецептам. Мама, выбрав крошечные виноградные листья, заворачивала долму, пекла вкуснейший торт Микадои, собственноручно заквашивала легендарный мацони.
Но, говорят, счастье долго не гостит в одном доме. Как это обычно бывает, все рухнуло в одну минуту. В начале девяностых годов великое государство распалось на несколько небольших стран, которые так сильно мечтали о своей независимости, что, не подумав о последствиях, с радостью кинулись в эту авантюру.
Начались повсеместное обнищание, непривычная безработица, вдруг проснулись мошенники, стали прокручиваться махинации и возникли липовые денежные пирамиды, отнимающие у растерянного народа последние сбережения. Миллионы людей, сразу оказавшихся без родины, без гражданства, без денег, сорвались со своих привычных мест и двинулись на историческую родину. Из стран Средней Азии, Закавказья и Прибалтики тысячи семей ехали в Россию в поисках спокойствия, работы и элементарного благосостояния.
Родители Арсения, не понимая, что будет дальше с военной частью на территории чужой страны, быстренько подсуетились и, воспользовавшись связями отца, перебрались в другой танковый полк, в среднюю полосу России.
Все, вроде бы, и наладилось. Появилась небольшая служебная квартира. Мама опять стала работать в госпитале, отец по-прежнему пропадал в гарнизонных мастерских боевой и транспортной техники. Но все же куда-то пропало то задорное и бесшабашное веселье, которое царило в их доме до переезда.
Арсению тогда едва исполнилось десять лет, и он, уезжая из Армении, оставил там друзей, веселых, беззаботных, умеющих делиться, способных драться и мириться с одинаковым рвением и состраданием, независимо от национальности, материального благополучия и родительской должности. Они просто были равные среди равных.
В новом гарнизоне все складывалось иначе. Отец, с его въедливым и дотошным характером, никак не мог вписаться в команду новых сослуживцев. Дома он, чуть не плача, рассказывал маме о бесхозяйственности, лености и безразличии некоторых однополчан. Мама, для которой это внезапное переселение и без того оказалось тяжелым ударом, тихо его жалела, гладила по голове и что-то ласково шептала.
Ей было несладко в этой новой для них жизни. Ее, армянку по национальности, страшно тянуло обратно, в теплую и солнечную Араратскую долину. Она, как роза, вырванная из родной почвы, мерзла, сохла и увядала. Привычная работа в госпитале отвлекала от переживаний, но не избавляла от тоски. И кто знает, чем бы все закончилось, если бы не ужасное происшествие, которое спасло маму, но стало губительным для отца.
Арсению тогда только-только исполнилось семнадцать.
Полк готовился к плановым учениям. В то нелегкое время всегда чего-нибудь не хватало: то горючего, то деталей, то боеприпасов… Офицеры нервничали, иногда ссорились, чего-то требовали у вышестоящего начальства, срывались на подчиненных.
Говорят, где тонко, там и рвется. Во время испытаний новой техники что-то пошло не так, и взорвавшаяся машина унесла несколько человеческих жизней. Отец находился близко к месту трагедии. Он остался жив, но ему оторвало ногу и все пальцы на левой руке.
Арсений и теперь помнит тот ужасный день. Рыдающая, сразу поседевшая, мама переселилась в госпиталь, чтобы находиться возле отца, который не хотел жить. Бесконечные комиссии, нескончаемые разбирательства, продолжительные беседы и допросы… Казалось, этому не будет конца и края.
Отцу пришлось уйти в отставку. Перед этим он, выписавшись из госпиталя, всю ночь проплакал. Скупо, по-мужски, судорожно глотая слезы. Уткнувшись маме в плечо, что-то бормотал, горько сетовал на судьбу, просил то воды, то таблеток… И мама, успокаивая мужа, вдруг поняла, что теперь именно она, волею судьбы, оказалась опорой семьи, ее защитницей и поддержкой.
Они уложили свой скудный скарб в несколько больших потрепанных чемоданов и переехали в село к дальним родственникам отца. Сначала жили у них в одной крошечной комнате, потом купили маленький полуразрушенный домик на окраине села, переселились в него и стали привыкать к новой мирной жизни. Отец, уже научившийся управляться одной рукой и привыкший ходить на протезе с палочкой, хозяйничал дома, а мама работала фельдшером в местном медпункте. Так и существовали: на отцовскую пенсию и мамину зарплату.
Жили бедно, отказывая себе во всем, но ведь человек ко всему привыкает. Бог посылает испытания по силам. Вот и они, собравшись с силами, как-то обустроили свой быт, завели кур, поросенка, подобрали бродячую собаку, потерявшую одно ухо в схватке с голодными сородичами.
Мама соорудила грядки, выращивала огурцы, помидоры, зелень, картошку. А уж когда начинали в мае цвести яблони и вишни, посаженные бывшими хозяевами, жизнь и вовсе казалась не такой уж страшной и беспросветной.
После школы Арсений поступил в сельскохозяйственную академию, учился на агронома. Женился на третьем курсе. Мама так радовалась, так сияла, так мечтала, что хоть сын поживет радостно и легко…
Детей у молодых долго не было. А ведь так мечталось о малыше, так хотелось большую семью…
После института жена пошла работать в городской парк, Арсений устроился в лесхоз. И бывает же такое: в год, когда Арсению исполнилось двадцать пять, Бог послал им девочку. Они так радовались, так ждали этого чуда… Мама втайне от всех вязала кружевные шапочки и пинетки, кофточки и штанишки.
А потом мир померк. У ребенка, еще не родившегося, диагностировали порок сердца, причем такой, который надо было исправлять только после рождения. Малышку назвали Варварой. Доктора, глядя на нее, лишь качали головой, но молодых родителей утешали, давали хорошие прогнозы и советовали руки не опускать, а сразу же делать младенцу операцию. Приводили примеры удачных случаев, положительных исходов и благополучных результатов.
Но легко советовать, когда беда тебя лично не касается. Жена Арсения, совершенно растерявшись, все время плакала, не спала по ночам. А потом в роддом приехала ее мать, проговорила с убитой горем дочерью полдня, что-то ей долго внушала и старательно уговаривала. И после ее отъезда заплаканная девушка, пряча глаза, предложила мужу оставить дочку в роддоме. Написать отказ и жить дальше спокойно.
Арсений, едва осознав то, что она сказала, не поверил своим ушам.
– Ты с ума сошла? Это же наша дочь!
– Она больна, – отворачивалась, рыдая, супруга, – она может умереть.
– Она не умрет, – Арсений пытался заглянуть в ее глаза. – Мы будем ее лечить. Слышишь? Это же не смертельно.
– Я не хочу ее мучить и не хочу сама мучиться.
– Хватит! Замолчи! Я не хочу слушать!
– Мы молодые, у нас еще будут дети. Здоровые дети, – она умоляюще смотрела на него.
– Это не ты говоришь! Это не твои слова, – Арсений схватил ее за плечи. – Ты не можешь так думать! Ты же девять месяцев ее под сердцем носила…
Но супруга, следуя советам матери и чувствуя ее поддержку, твердо стояла на своем. Уговоры не помогали. Ни просьбы, ни угрозы не смогли пробудить в ней сострадание к этой крохе, лежащей в соседней палате и ждущей помощи от своих родителей.
Жена написала отказ от ребенка, уехала рано утром, не попрощавшись. Арсений, просидев возле колыбели дочери всю ночь напролет, следующим утром подал заявление на развод.
Вареньку они с мамой забрали из роддома. Доктора напоследок долго с ними беседовали, что-то объясняли маме, вручили объемную папку с выписками и направлениями. Арсений в подробности не вдавался, он понимал только одно – операции не избежать. Знал, что времени у них совсем мало. Но знал и другое – денег в их семье нет и взяться им неоткуда.
Но мир не без добрых людей. Милостью земля полнится. Бабы по селу быстро слух разнесли. Пошептались соседи, посудачили…
Однажды утром в дверь их ветхого дома постучали. Отец распахнул дверь. На пороге стояла соседка, вдова погибшего прошлым летом тракториста Клавдия.
– Тебе чего, Клав? – удивился отец.
Она, наклонив голову, закутанную в черный вдовий платок, прошептала:
– Доброе утро, сосед.
– Доброе, коли не шутишь, – недоуменно ответил мужчина. – Что-то случилось?
– Нет. Не волнуйся, – Клавдия улыбнулась краешком бледных губ и протянула что-то, завернутое в обычный школьный листок в клетку. – Это вам.
Отец, нахмурившись, взял у нее эту бумажку, осторожно развернул ее и замер… Внутри аккуратной стопочкой лежало несколько очень мелких купюр.
Клавдия, смущенно опустив глаза, заторопилась:
– У вас беда. Малышке операция нужна. А сейчас все дорого. Возьмите, от чистого сердца. Все, что смогла! Пусть ребенок лечится.
Она подняла глаза на мужчину и осеклась… По лицу соседа текли слезы. Они струились по загорелому лицу, собирались в морщинах и капали на темную майку, оставляя на ней мелкие бесформенные пятна.
И пошли, пошли люди…
Собирали всем миром: сельчане, узнав о такой беде, несли последние копейки, бывшие сослуживцы отца собрали большую сумму, родственники матери из Армении отправили гонца с пакетом, в котором лежала весомая пачка денег.
Неравнодушных и милосердных оказалось гораздо больше в этом сумасшедшем мире. Люди звонили и приезжали, писали и посылали переводы. Мама, получая деньги, плакала от счастья и молилась в церкви за каждого, кто щедростью своей добавлял лучик надежды на выздоровление крошечной Вареньки, ожидающей в колыбельке своего часа.
И этот час настал. Операцию сделали в полгода. И судьба, уставшая им противостоять, вдруг смилостивилась. Проявила сострадание и благословила девочку, подарив ей жизнь.
Мир заиграл новыми красками, наполнился чудесными звуками. Варенька озарила их дом бесконечной радостью, подарила умиление и давно забытое блаженство. Все они: и мама, и отец, и соседи, и, конечно, Арсений, с замиранием сердца следили за каждым ее шагом, каждым вздохом, каждой улыбкой. А она, изумляя всех, быстро пошла на поправку после операции, хорошо набирала вес, рано научилась сидеть и стоять.
И они опять зажили так же спокойно, как в те далекие времена, когда Арсений сам был ребенком.
Александра, слушая рассказ Арсения, качала головой. Заметив, что он волнуется, вспоминая былое, она решила его немного отвлечь, чтобы успокоился.
– Хочешь еще чаю? – спросила она.
– Что? – не понял Арсений.
– Чаю хочешь еще?
– Хочу! Спасибо, – он вдруг широко улыбнулся и сделал несколько глотков ароматного горячего напитка. – Не устали еще?
– Нет, – она подперла щеку рукой. – Рассказывай дальше.
Семья требовала и больших забот, затрат и усилий. Арсений, понимая, что теперь вся ответственность за их жизнь и быт легла на его плечи, старался изо всех сил: перевелся на заочное отделение, пошел работать в хозяйство местного фермера, занимался ремонтом дома…
Он валился с ног от усталости, но стоило маленькой дочери обнять его за шею, прижаться кудрявой головкой к его груди, как непонятно откуда появлялись и силы, и настроение… И мысли светлели, и надежды просыпались, и мечты одолевали… Все казалось возможным и достижимым.
Когда девочке исполнилось десять лет, вдруг объявилась ее мать. Свалилась им на голову непонятно откуда. Приехала, как ни в чем не бывало, зашла в дом, по-хозяйски окинула взглядом небольшую комнату. Кинулась к изумленной девочке, сжала в объятиях, всплакнула. Расцеловав дочку, разложила гостинцы.
– В жизни всякое бывает, – заявила она. – Я сделала глупость, а теперь приехала ее исправить. По молодости мы все ошибаемся, оступаемся. Теперь я повзрослела и, нравится вам или нет, но я вот что решила, – она прижала к себе Варьку. – Варвара уже большая. Ей в городе надо жить, учиться в хорошей школе, музыка и языки тоже нужны. А здесь, в этой глуши, что ей светит? В коровнике будет работать? Огород ваш копать и поливать? Ну, уж нет! Пожила она с вами, теперь со мной поживет.
Мать Арсения, услышав это, резко встала.
– Ты свои правила нам не диктуй. Ты этому ребенку никто и звать тебя никак, поняла? Забыла, как отказ от нее в роддоме написала? Так что, как говорится, вот бог, а вот порог. Уезжай и забудь сюда дорогу.
Бывшая невестка не испугалась. Спокойно собрала свои вещи, поправила прическу и перевела взгляд на смущенную девочку.
– Ну, что? Поедешь со мной?
Дочка, никогда ее не видевшая, растерянно оглянулась на отца, на побледневшую бабушку и, опустив голову, робко прошептала:
– Нет. Я с папой останусь.
Женщина словам ее не придала значения, не поверила. Повела Варьку в сад, что-то долго рассказывала ей, показывала фотографии, уговаривала… Но ничего не вышло.
Вечером, уже уезжая, бывшая супруга пригрозила Арсению:
– Не надейся, что так все оставлю. Я еще вернусь. И Варьку все равно заберу.
Потрясенные ее появлением, они долго приходили в себя. И вдруг Арсений понял, что если она появилась один раз, появится и еще. От нее всего можно ожидать. И тогда он решил переехать в Москву, чтобы скрыться в большом городе от этой женщины, от ее угроз и нежданных появлений.
Вечером они с родителями битый час обсуждали, как ему в незнакомом городе найти работу и жилье. Решили, что для начала он отправится к отцовскому родственнику, давно живущему в Москве. Устроится, обживется, а потом и девочку заберет. Отец позвонил двоюродному брату, получил его согласие, и Арсений, записав адрес в крошечной записной книжке, радостно засобирался.
Мать, волнуясь, спросила напоследок:
– Ты адрес-то запомнил?
– Зачем? – Арсений ласково обнял ее. – Я все записал. Хотя название улицы-то запомнил – Симферопольский бульвар. Уж больно красивое название, наверное, где-нибудь на юге города и находится. – Он обернулся к дочери. – Устроюсь, и заберу тебя. Ты только бабушку с дедом береги.
– Ну? А дальше-то что? – нетерпеливо поинтересовалась Александра.
– А дальше ничего хорошего. Результат вы видели.
Он грустно улыбнулся и продолжил…
В междугородном автобусе, который шел до Москвы целую ночь, рядом с ним сел молодой человек. Обычный, ничем не примечательный. Ничего не спрашивал. Мало говорил. Сразу уснул. Ни с кем не общался. Арсений, тоже порядком уставший, долго крепился, глядел в окно, думал о дочери, размышлял о грядущем. Но и его, как на беду, сон сморил.
А когда утром проснулся – ни соседа, ни большой дорожной сумки с записной книжкой и деньгами, ни телефона, ни пакета с теплыми вещами… Ничего! Так он и остался: с несколькими рублями в кармане да пиджачком, в котором вышел из дома. На автовокзале, конечно, отправился в отделение полиции, написал заявление о пропаже, да что толку? Кто искать его вещи будет?
Совершенно разбитый, он почти весь день просидел на автовокзале, глядя в одну точку. Куда идти? Что делать? Голова отказывалась думать, злость и бессилие душили… Возвращаться домой было стыдно.
И он отправился на ту самую улицу, название которой, к счастью, запомнил, искать отцовского родственника. До Симферопольского бульвара мужчина добрался без труда, а вот ни номера дома, ни квартиры он не помнил. Так и ходил от дома к дому, надеясь встретить двоюродного дядьку, которого помнил еще с детства…
В тот день, когда Александра его встретила впервые, он уже совсем потерял надежду. За десять дней поисков успел хлебнуть бездомного «счастья»: и грузчиком подрабатывал, и дворнику помогал, и охранником побывал, и в пьяную драку попал.
Ночевать на улице становилось все труднее. Холод, голод и дождь делали свое дело исправно: он медленно, но верно превращался в грязного, противного бомжа, за которого его и приняла сегодня испуганная Мария.
Глава 9
Маруся, по старой привычке, перед сном решила позвонить Сашке. Она любила на ночь глядя поболтать с подругой, пожелать ей спокойной ночи, обсудить планы на завтра. Но та на звонки не отвечала и не перезванивала. Это показалось Марусе странным и непонятным, поэтому она, недолго думая, накинула халат и позвонила в дверь напротив своей квартиры.
Александра открыла довольно быстро. Приветливо кивнула подруге, но остановилась у порога, не приглашая в квартиру.
– Ты чего так поздно бродишь?
Маруся изумленно округлила глаза, потом перевела взгляд на дверь, которую держала подруга.
– Ну?
– Что ну? – Саша растерянно улыбнулась.
– Что с тобой? – насторожилась Маруся.
– Со мной ничего, – Александра пожала плечами, – а что?
– Почему не пускаешь в квартиру? Чего глаза блестят? Плакала что ли?
Александра поправила рыжие волосы, собранные в короткий хвостик на затылке, и недовольно сдвинула брови.
– Что ты выдумываешь? Ничего я не плакала. Проходи. Просто подумала, ты уже спать собралась, – она отступила от входной двери. – Ну, заходи же, а то холодно.
Мария встревоженно огляделась, пожала плечами.
– Я-то точно спать собиралась. А ты почему трубку не берешь?
– Не слышала я…
Подруга явно была чем-то озадачена, и это Марусе не нравилось. Отодвинув Александру в сторону, она медленно прошла по коридору и заглянула в комнату. Никого…
– Ты просто как Пинкертон, – Александра ухмыльнулась.
Но Мария видела, что подруга явно нервничает.
– Какая-то ты не такая сегодня. У тебя все в порядке?
– Конечно, – отозвалась подруга, – просто…
Закончить фразу она не успела, потому что кухонная дверь распахнулась и пропустила в коридор незнакомого мужчину.
Остолбенев от неожиданности, Мария взглянула на него и ахнула! Тот самый бомж с детской площадки, от которого она сегодня еле оттащила подругу.
– Маруся, спокойно! Это не то, что ты подумала, – всполошилась Александра.
Но было поздно. Мария, в голове у которой вспыхнул фейерверк ужасных предположений, притормозить не могла.
– Так… Что здесь происходит? – Она, сжав кулаки от негодования, двинулась на незнакомца. – Как вы здесь оказались? Что вам нужно?
Мужчина, совершенно растерявшись, молчал, смущенно обернувшись к хозяйке квартиры. Александра нервно прикусила губы, а Маруся, запутавшись в самых страшных догадках, пошла в наступление…
– Вы вообще кто?
– Маруся, хватит, – попыталась вмешаться Александра. – Дай объяснить.
– Вот-вот, объясни, почему у тебя в квартире этот бомж? Он что, залез к тебе? Он тебе угрожал?
Тут до Маруси дошло, что мужчина как-то странно одет. Она вдруг поняла, что на нем не те вещи, в которых он бродил по улицам. Она испуганно обернулась к подруге.
– Саша, он вор?
– Маруся, прекрати! Хватит! Все! Я сама его впустила! Сама! – Выпалив все это на одном дыхании, Саша, замерев, выдохнула и развела руками. – Извини, ты не дала мне возможности объяснить все спокойно. Это Арсений. Я сама позвала его в квартиру.
– Я иду домой, – Маруся побледнела от негодования.
– Маруся, пожалуйста, остановись. Выслушай. Я не хотела тебе врать и обязательно бы рассказала, но ты же прешь, как танк, не даешь возможности оправдаться и объяснить.
– Хорошо, – кивнула Мария. – Объясняй. Почему этот бродяга здесь?
– Я не бродяга. И не вор, – выступил вперед Арсений.
– Тогда почему вы в чужой одежде?
Александра поняла, что все бесполезно. Маруся уперлась не на шутку, поэтому она предложила другой вариант.
– Давайте пойдем на кухню, съедим чего-нибудь. А то у меня от нервов поджилки трясутся.
Они прошли на кухню, расселись. Маруся демонстративно отвернулась от незнакомца, сидела, надувшись, и терпеливо дожидалась, пока подруга закончит дела. Когда Александра, накрыв на стол, присела рядом, она требовательно обернулась к ней.
– Ну?
Подруга, сообразив, что сопротивление бессмысленно, рассказала, как два дня назад случайно встретила незнакомца, который помог ей донести продукты до квартиры, как она сразу поняла, что он не бродяга, как хотела дать ему деньги, а он убежал.
Краснея, она вспоминала:
– Он мне сумки вообще не позволил взять, сам все тащил. Ты бы знала, как он в лифте к стене прижимался, чтобы меня не коснуться, не испачкать ненароком! Поразил меня своей деликатностью. А сегодня… Он сидел на детской площадке, страшно одинокий и жалкий. И такой безнадегой от него веяло, что хотелось плакать от отчаяния! Я поначалу не обратила внимания, тебя послушалась, а уже дома поняла, у человека что-то случилось. Ну, не может человек с такими глазами быть пьяницей или бродягой! Я подумала отчего-то, что у него, быть может, беда, понимаешь?
– Понимаю. И что? – Маруся нахмурилась. – Ты решила стать спасателем?
– Маруся, – Сашка занервничала, – ты ли это? Та, которая бежала по пояс в воде к провалившейся в реку старушке… Та, которая, кинулась в огонь, спасая книги… Что с тобой сегодня?
Маруся опустила голову. Долго молчала, теребя пояс на халате. Встала, подошла к окну… Сашка, зная эту ее привычку думать, стоя у окна, немного успокоилась. Понимала, что подруга сейчас размышляет о случившемся, ищет пути решения, подбирает логические объяснения своему поступку.
Арсений сидел как на иголках: то поворачивался к хозяйке квартиры, то глядел на строгую Марию… Он то поднимался со стула, то присаживался опять… То пытался вставить полслова, то, вздыхая, опускал голову.
Наконец, Маруся обернулась к ним, подошла к столу.
– В общем, извините меня. И ты, Сашка, и вы…
– Арсений, – подсказала, хитро улыбнувшись, подруга.
– Да. И вы, Арсений, – продолжила Маруся. – Мне неловко, что я накинулась на вас. Но сейчас такое время… Не знаешь, чего бояться и с какой стороны тебя беда укусит, – она развела руками. – Но все же расскажите мне все с самого начала. Пожалуйста.
Сашка, услышав это, громко захохотала, откинув рыжие волосы.
– Он только что все рассказывал мне, и тоже с самого начала, – она подмигнула Арсению. – Что ж… Придется все повторить на «бис», а то она не отстанет, я ее знаю!
В окнах квартиры на пятом этаже далеко за полночь горел свет. Уставший Арсений, стараясь быть немногословным, пересказывал Марусе свою историю. Пытался укоротить длинный рассказ, но не получалось, потому что Мария вникала во все мелочи и выспрашивала каждую деталь.
– Вот видишь! Ему надо помочь! Давай что-то придумаем, – время от времени дергала подругу за руку Александра, а потом перебивала рассказчика: – Ой! Это очень страшно! Маруся, ты слышишь?
Поначалу это отвлекало Арсения, он останавливался, запинался, повторялся… А потом вдруг понял, глядя на этих уставших женщин, что ими двигало не простое любопытство. Что-то другое… Другое, чему он пока не знал названия, но что заставляло его быть откровенным и честным с людьми, которые сердцем приняли и поняли его горе.
Закончив свой рассказ, он, смущенно замолчал. Замер, опустив голову. Маруся, словно очнувшись, вздохнула.
– Значит так, – подвела итог Маруся. – Я вот что думаю. Вам, Арсений, нужно документы новые выправить, для этого надо ехать домой. Не перебивайте. Денег мы вам на дорогу дадим, не возражайте. Потом сочтемся, если это вас так волнует. Когда документы получите, возвращайтесь. Мы с Сашкой поможем вам найти вашего родственника или снять квартиру на первое время. А дальше жизнь покажет. У вас десятилетняя дочь, надо об этом помнить, ей школа нужна. Так что забот много впереди. – А ты собирайся, чего сидишь? – обернулась она к Сашке.
– Куда? – Александра озадаченно дернулась.
– Ко мне. Будешь у меня ночевать, пока Арсений здесь. Ты же, если я правильно понимаю, собираешься его у себя оставить?
– Собираюсь, конечно, – Александра нахмурилась.
– Вот и собирайся, – Маруся хитро улыбнулась. – И тебе спокойнее, и человеку комфортнее. Не будешь мельтешить у него перед глазами.
Когда подруги, отправляясь спать, распахнули входную дверь, мужчина, кашлянув, вдруг смущенно проговорил, робко улыбаясь:
– Спасибо вам! Я даже не знаю, что сказать… Как благодарить… Какие-то вы удивительные! Честное слово, я таких еще не видел!
– Мы еще и не такое можем, да, Марусь? – весело усмехнулась Александра.
– Перестаньте, – устало отмахнулась Маруся. – Я тут на вас наорала, а вы чему-то удивляетесь…
– Ну, что вы… Это же странно: пускаете в дом незнакомца, даете ему еду и одежду. Оставляете ночевать, обещаете помощь. У меня голова кругом. Я думал, сейчас уже таких людей и не бывает!
– Что тут странного – человеку помочь? – задумчиво улыбнулась Маруся. – Это нормально. Просто в нынешнее время мы много чего нормального позабыли. А жаль…
Александра, обняв подругу за плечи, подмигнула.
– Оказывается, ты ошибался! Разные люди бывают. Не зря говорят: на странных мир держится.
Они ушли.
Арсений прошел в комнату, осторожно присел на диван и, обхватив голову руками, замер, прислушиваясь и к себе…
Долгий-долгий день подошел к концу. Вечерний сумрак, щедро перемешавший синий с серым, давно взял в плен уставший город. Тишина, вечная спутница ночи, ласково обняла уснувшие дома. Призрачное безмолвие медленно, но настойчиво вступало в свои законные права. Тишина завораживала и умиротворяла…
Арсений, совершенно обессиленный, упал на прохладную подушку… Впервые за последние дни он спал, как ребенок, безмятежно и счастливо улыбаясь во сне.
Глава 10
Часы пробили восемь. Лидия Васильевна посмотрела на стрелки, замершие в положенном месте, и удовлетворенно улыбнулась. Она очень любила эти старинные часы с боем, доставшиеся ей от бабки с дедом. Они напоминали о далеком-далеком детстве. Она так отчетливо помнила все из ранней поры ее жизни, что иногда даже представляла, что чувствует запах домашних вещей, ощущает покрытие стен и полов, тепло или прохладу окружающих предметов.
Лидия Васильевна, прихрамывая, прошла по комнате, открыла старинный комод, достала еще бабушкин, видавший виды, саквояж и присела в глубокое кожаное кресло.
Она долго молчала. То ли чего-то ждала, то ли что-то вспоминала, то ли просто набиралась смелости. А потом, щелкнув замком, раскрыла саквояж, извлекла из его глубин несколько детских вещей. Грустно улыбнувшись, развернула первую из них и положила себе на колени.
Замерев, женщина глядела и глядела на кружевную распашонку, боясь пошевелиться. Затем, вздохнув, погладила ее морщинистой рукой, прижала к лицу и застыла, погрузившись в тяжкие думы.
– Жизнь… – горестно пробормотала она. – Сколько глупостей, сколько ошибок! Трагических, глупых, никчемных… И ничего не вернуть, ничего!