Фебус. Недоделанный король Старицкий Дмитрий

– Кстати, обрати внимание на их грот и бизань. Наши паруса должны быть такими же. Только на фоке сверху будет один прямой марсель.

– А треугольные паруса на бушприте у них такие же, как вы нам тогда рисовали?

– Да. Это кливера. Но надо будет сделать их три, а не два. Тогда блинд становится лишним.

Вышел с верфи.

Молодой де Базан службу знал и не мешкая одновременно подвел под уздцы мне Флейту, а Марку – его высокого мула.

Сев в седло, я маякнул рукой ожидающим меня амхарцам, добавив голосом:

– Атос, Портос, Арамис и Гырма Касайя – за мной.

И погнал в замок Дьюртубие. Готовится и к вечерним нежданным гостям и возможному покушению на столь полюбившуюся мне тушку юного принца Вианского. Будем бдеть по ситуации. Но ситуацию надо подготовить заранее. Мы на своем поле, и ход за ними.

Отослал Сезара на мыс Сокоа за Левеллином и его валлийскими лучниками.

В замке, не успев спешиться, отдал многочисленные распоряжения на вечернюю диспозицию: кто, куда, где и зачем. Особо проинструктировал Аиноа, которой отводилась роль, ей несвойственная, и я опасался, что она ее провалит.

Напившись воды, поскакал дальше – в Эрбур. Точнее, в ущелье рядом с Эрбуром.

Младший Крупп уже закончил свою серию испытаний «Дельфина» и, сидя на хоботе лафета, с аппетитом уплетал хлеб с сыром, запивая еду сидром. Вид его закопченной рожи был чертовски уставшим. Орудийный расчет в некотором отдалении что-то себе кашеварил на костре.

Показав рукой, чтобы они не вставали и не прерывали своего занятия, проехал мимо в дальний отрог ущелья – туда, где был обнаружен выход каменного угля на поверхность.

Там махало кирками десятка два рабочих. Половина – в цепях, бывшие разбойнички шайки Гамбоа, а ныне каторжники.

Еще десяток мужиков споро таскали на рогожах уголь к небольшой домне в полукилометре ниже по склону, держась за углы этих импровизированных носилок. Налицо явное нерациональное использование рабочей силы. Придется опять самому включаться с мелким прогрессорством. Я в историки в свое время пошел только потому, что не хотел на заводе работать, а теперь у меня этих заводов… только успевай поворачиваться – менеджерить и главноинженерить.

Нашел мастера Оливера около уже построенной небольшой домны, возле которой он распоряжался загрузкой каменного угля в нее. Не стал его отвлекать от производственного процесса, только попросил дать мне толкового понятливого плотника.

Когда таковой нашелся, отвел того в сторону и на песчаном пятачке у основательно уже загаженного ручья начертил примитивные носилки и не менее примитивную одноколесную тачку. Пояснил, что к чему.

– То, что сейчас на рогоже тащат четверо, на носилках будут таскать двое, а на тачке вообще катать один человек. Как это сколотить – тебе лучше знать.

– Сир, – вдруг заявил плотник, – это известные приспособления.

– Так чего тогда не используете?

Плотник пожал плечами:

– Я тут не распоряжаюсь.

– Зато я распоряжаюсь. Только постарайся сделать так, чтобы эти орудия труда не были слишком тяжелыми. Надо носить груз, а не сами носилки.

– Сир, кузов такой тачки можно сплести из лозы, как виноградную корзину. Тогда он будет легким. Или из речного камыша, если лозы в достатке не будет. Только одним днем тут не управиться. Надо будет вымачивать, плести по мокрому, а потом сушить в готовом виде. Только рама должна быть жесткой. А носилки можно сделать быстро из горбыля. Его много осталось.

– Вот и дерзай, – похлопал я его по плечу.

Напоследок Оливеру Круппу отменил заказ на большие мортиры. Дальнейшая программа-минимум теперь включала еще пять четырехфунтовых «Дельфинов». И парочку «Огненных жаб». А дальше ему пытаться делать орудия, аналогичные «Дельфину», только длиннее и больше калибром. Остановились на кратности четырем фунтам по весу ядра. Калибры в четыре фунта, восемь фунтов, двенадцать фунтов и двадцать четыре фунта. И конечно же по возможности получить чугунные ядра и картечь двух размеров. Не забывая про бомбы для мортир. Желательно тоже чугунные.

– И не бойтесь, мастер Оливер, экспериментировать с длиной ствола. Если что не сгодится в поле – пойдет в переплавку или на стены замков, – напутствовал я его напоследок. – И поставьте кого-нибудь зернить порох. Лишним не будет.

Возвращался в замок в сопровождении расчета «Дельфина». Лафет орудия был зацеплен за шкворень передка с зарядным ящиком, запряженного шестеркой мулов.

В зарядном ящике нашлось место для двадцати усиленных зарядов пороха, десятка ядер и десятка мешочков с отобранной по единому размеру и весу речной галькой в качестве картечи. На сегодня хватит, а там еще подвезут.

Для разнообразия проехался вместе с младшим Круппом на передке орудия. Ну и для того, чтобы не терять времени, а спокойно поговорить с подмастерьем по дороге о делах наших грешных на ниве улучшения смертоубийства с помощью пороха.

Испытания, которые прошли без меня, показали, что заявленные тысячи метров нормальной дальности выстрела для трехфунтового «единорога» мастера с «Дельфином» не добились, несмотря на увеличение калибра. Максимум восемь с половиной сотен. И то свинцовым ядром, которое мнется и ни в какую не желает давать рикошет. Понятно, что пять калибров длины – это не семь с половиной, как у русской гаубицы восемнадцатого века.

– Зато, сир, рикошет дает каменное ядро. Но только один. Если приноровиться, то на полторы тысячи больших шагов можно будет стрелять уверенно. Только пороха много потребуется для обучения.

– Потребуется, – согласился я с ним. – Но от этого никуда не деться. По-другому учить еще не придумали. И не придумают.

– И порох дрянь, сир, полностью не сгорает.

– И что придумал? По глазам же вижу, что придумал.

– Зернить его, как вы говорили, времени нет. Я приказал подмочить часть, и влажным скатать его в горошины. Сейчас на солнце сохнет. Думаю, так увеличится поверхность его одновременного сгорания, о которой мне говорил отец.

– Ты – гений, – мне осталось только восхититься смекалке подмастерья, да какого там подмастерья – мастера. – Считай, что патент мастера дель рей у тебя уже в кармане. Как и звание сержанта артиллерии.

Парнишка счастливо улыбнулся.

– Рад служить вам, сир. Я оправдаю ваше доверие.

На повороте проселка к римской дороге нас встречал озабоченный сержант-майор с полным копьем своих стрелков. Переполошил я своих ближников знатно.

Морячки прибыли в Дьюртубие к закату. На двух повозках, которые наняли в Сибуре.

Я с Саншо наблюдал из окна, как гостей встречает во дворе Аиноа. На все эти церемонные бабуиньи танцы с поклонами. Как вдруг кантабрийский инфант воскликнул, когда фон Врунгель снял шляпу и с поклоном обмахнул ею перед шевальер свои ботфорты.

– Не может быть! – и перекрестился.

– Чего не может быть? – не понял я его.

– Его не может быть. Он же сгинул лет восемь назад в горах. С тех пор о нем ни слуху ни духу не было.

– Ты про кого это?

– Про Бастарда.

– Какого бастарда?

– Есть, Феб, только один Бастард с большой буквы. Арманьяк.

– И кто он?

– Твой Врунгель.

– С чего он мой?

– К тебе же приехал…

– Что еще я про него не знаю?

– Он был любовником твоей матери.

– Это уже серьезно, – задумался я и немедленно сел на измену. – Но так тому и быть. Действуем по плану.

Шевальер Аиноа вошла в мой кабинет, не закрывая дверей, и произнесла с реверансом протокольным голосом, как заранее уговаривались, заученную наизусть фразу, обращаясь ко мне:

– Ваша милость, тут капитан баркентины «Виктория» Ян фон Врунгель просит аудиенции у принца Вианского. Какие будут распоряжения?

При этом хитро блеснула глазами и исподтишка показала мне средний палец… с новым перстнем, отсвечивающим зеленым светом большого изумруда.

Есть! Попался на взятке, голубчик.

– Проси, – ответил я ей, подмигнув.

По моему знаку вместе с Аиноа из кабинета вышел и Бхутто. В помещении остались только я и Саншо, который слегка нервничал.

Капитан смело ввалился в дверь, отмахал положенное количество раз перьями шляпы по ботфортам.

Инфант сразу подбоченился, сел в кресло около письменного стола и, слегка повертев в руках, надел на голову корону инфанта. Холодно осмотрев с головы до ног визитера, он произнес.

– Я – дон Саншо, принц Вианский, готов выслушать ваши просьбы, капитан.

Капитан немного оторопел, но быстро взял себя в руки.

– Простите меня, благородные доны, но, насколько я наслышан, принц Вианский – юноша пятнадцати лет и блондин.

При этом пристально посмотрел на меня.

– Дон Саншо носит титул принца Вианского согласно брачному контракту с сестрой рея Наваррского дона Франциска Первого Феба, – ответил я на невысказанный Врунгелем вопрос.

– Малышка Каталина вышла замуж? – удивился фон Врунгель. – Что ж… поздравляю ее со столь блестящей партией.

Протокольный поклон в сторону Саншо.

Тут в закрытое окно с видом на замковый двор просочились шум со двора и яростная ругань, переходящая в матерные крики на пяти-шести языках.

Все повернули голову к оконной слюде, волшебно окрашенной закатными лучами солнца.

– Что там такое? – спросил фон Врунгель.

– Это вашим людям предложили сложить оружие, – спокойно ответил Саншо.

– Я арестован? – поднял бровь капитан.

Волнения на его лице я не заметил. Хотя свой пистолет и эспаду он сдал амхарцам на входе. Иначе бы те его к нам не пропустили.

– Пока задержаны, – ответил ему я несколько неопределенно, – до выяснения всех обстоятельств.

Открыв ставню, я выглянул в окно. Черномордые матросы во главе с бледнолицым рыжим лейтенантом, ощетинившись глефами, выстроились у внутренней стены замка. И всерьез были намерены драться. Это было хорошо видно по их лицам и ухваткам.

Напротив них с другой стороны двора под прикрытием кантабрийских латников блестел новой бронзой наведенный на них «Дельфин». А младший Крупп держал в руке и показывал им стреляющий искрами тлеющий фитиль.

Стены замка занимали валлийские лучники и беарнские арбалетчики, готовые стрелять по первому приказу, да и без приказа, в случае внезапной атаки моряков.

Неожиданно подал голос фон Врунгель:

– Я ваш пленник, дон Франциск, сеньор д’Артаньян. Пощадите моих людей.

С этими словами капитан вытряхнул из рукава тонкий стилет без гарды и положил его на стол.

– Все. У меня нет больше оружия. Если позволите, то я сам успокою своих людей. Чье-либо кровопролитие не входит в мои планы, – предложил фон Врунгель.

Я без разговоров уступил капитану место у окна. У меня от имени великого мушкетера, вычисленного капитаном по баронии Батц и сеньории Кастельмор, которую руа Франции Луи Тринадцатый возвел в графство конкретно под капитана королевских мушкетеров Шарля Ожье д’Артаньяна сто лет тому вперед, дрожь пошла по позвоночнику. Знать, и прошлые оговорки капитана были неспроста и вовсе даже не совпадениями. А тут мне напрямую выдали порцию реального конкретного послезнания. Конкретнее некуда.

М-да… с такими думками бы переспать и обдумать их завтра, но события уже понеслись вскачь.

Капитан, высунувшись наполовину в узкое окно, закричал громким командным голосом:

– Логан, tvoiu mat, немедленно выполни приказ! Это ненадолго. Просто положите оружие на землю и отойдите от него на десять шагов. И ждите меня.

Повернувшись к Саншо, он спросил:

– Этого достаточно?

– Вполне, – заверил его Саншо. И в свою очередь выкрикнул в окно:

– Всем стоять по местам! Ни в кого не целиться. Ждать дальнейших распоряжений.

Вернувшись к столу, капитан сел за него без нашего разрешения, налил себе в кубок вина, махом выпил его, утер усы тыльной стороной ладони и сказал:

– Спрашивайте, благородные доны, все, что вам интересно.

Для проверки я выглянул в окно. Матросы сложили свои глефы и, безоружные, злобно, но боязливо зыркали на стоящую напротив них гаубицу. Точнее – на ее зловещее черное дуло.

Подошел к столу. Дал знак Саншо, что спрашивать буду я. И задал вопрос:

– Насколько я понимаю, имя Ян фон Врунгель вы носите только в море? Так?

– Вы правы, барон, – с готовностью ответил моряк.

– Тогда скажите нам ваше настоящее имя.

– Барон Жан ван Гуттен, кавалер ордена Золотого руна и ордена Дракона. Бывший кондюкто лейб-гвардии его светлости Карла Смелого Бургундского. Ныне, как говорят англы, – фри ланс.

– Зачем вам лгать, когда я вас узнал! – влез в допрос Саншо.

– Мне незачем лгать вам, благородные доны, потому как никого из вас мне бы не хотелось убивать на Божьем суде. Если вы пошлете кого-нибудь на мою баркентину с запиской, то вам принесут шкатулку с жалованной грамотой от бургундского герцога мне на баронию Гуттен в Барабанте за подвиги, совершенные моей компанией при осаде Нанси. Так что это такое же мое настоящее имя, как и ваше, дон Франциск, – барон де Батц. И как ваше, дон Саншо, – принц Вианский. Хоть вы и сильно изменились, потеряв глаз, но я вас узнал, Лоссо дела Вега. Вы были пажом матушки дона Франциска в Фуа восемь лет назад. Что еще вы хотите знать?

– Ваше настоящее имя, полученное вами при крещении, – ввернул я хитрый вопросец.

– Виконт Жан де Лавардан и Рокебрен. Бастард д’Арманьяк. В настоящее время Божьей милостью Жан Шестой конт д’Арманьяк в изгнании. Теперь вы довольны, сеньоры? – не стал запираться наш собеседник.

Мы согласно кивнули головами.

– Ну… если можно уже говорить всерьез, то для начала я представлю свои верительные грамоты. Вы оба кавалеры ордена Горностая?

– Да, оба, – ответил я. – Командор провинции буду я.

Бастард сунул два пальца за обшлаг своего кафтана и вынул плоскую золотую геральдическую фигурку горностая и передал ее мне в руки. Размером она была со среднюю монету. На одной ее плоскости был выгравирован вензель из букв F и M, а на другой – знакомый мне до боли советский «знак качества»: раскинувший в стороны руки безголовый человечек в пятиугольнике, прозванный острословами «лучше не могу», и буковки «СССР».

Точно такую же пластинку для связи с ней дала и мне тетя – дюшеса Бретонская, только без «знака качества». Человеку, показавшему мне такой знак, можно было смело верить, что он послан лично от тети. Даже если это будет последний цыган-конокрад.

Ну а «знак качества»… Твою маман… Охудеть не встать. Кто еще тут знает, что я – не я, а некий попаданец из будущего, играющий роль Франциска де Фуа по кличке Фебус?

Я пристально посмотрел в единственный глаз Саншо.

– Саншо, хоть ты и брат нам по Ордену, но тут не только моя тайна…

– Я понимаю, – склонил голову инфант. – Но, сир…

– Позови сюда амхарцев для моей защиты, чтобы твоя душа была спокойна. Все равно мы будем говорить на языке, который они не знают.

– Одна просьба к вам, дон Саншо, – обратился к нему бастард.

– Слушаю, ваша милость. – Дон Саншо отвесил шутливый поклон.

– Я не хочу, чтобы имя Арманьяка связывали с тем кораблем, что стоит в бухте.

– Что ж, резонно, – согласился инфант. – Можете не беспокоиться, виконт. Я ваше инкогнито никому не раскрою.

Пока Саншо выходил из кабинета, пропустив его в дверях, вошли амхарские рыцари и рассредоточились по углам помещения.

Я налил в два кубка вина и сказал по-русски:

– Ну, вздрогнули… С приехалом, как говорится. Не тормози, а то у меня глотка пересохла. Думаешь это легко – сидеть на измене?

И после того как мы ополовинили кубки, продолжил на том же языке:

– Итак, капитан фон Врунгель, он же барон ван Гуттен, он же виконт д’Арманьяк, может, поведаете мне, как вы дошли до жизни такой… и зачем появились на орденских землях?

– Ты не поверишь, – смеясь, ответил мне бастард по-русски, – каперский патент выправить у принца Вианского. А ты сам кто будешь? Не тут, а по жизни.

– Музейщик, хранитель коллекции оружия. Историк.

– Ну хоть в этом тебе повезло, а я – так простой фехтовальщик.

– Совсем простой? – притворно удивился я.

– Ну не совсем простой. Олимпийский чемпион по сабле. Трехкратный чемпион мира и четырехкратный Европы. Заслуженный мастер спорта СССР и заслуженный тренер УССР. По последней должности тренировал сборную страны. И все… больше никаких знаний и умений. Разве что полувнятные подсказки от той тушки, в которой я прописался.

– Повезло тебе, – позавидовал я, поднимая кубок и чокаясь с братом-попаданцем. – Мне же от памяти принца не досталось ничего. От слова «совсем».

– И как же ты внедрился?

– Моей тушке, – я подмигнул, – прилетело по затылку свинцовым шаром. Так что легко было изобразить ретроградную амнезию, сложнее ее было скрыть. А дальше короля играла свита. Слава богу, путешествие было довольно длительным, чтобы адаптироваться. Но вот, откровенно говоря, встречи с маман принца я боюсь. Матери – они такие…

– Не бойся, – ответил бастард, допив вино и показывая мне кубком, чтобы я налил ему еще. – Хороший у тебя тут подвал. Знал бы ты, какое дерьмо под видом вина к нам на север привозят…

– Ну хоть в этом ничего не поменялось в мире, – засмеялся я. – Так что ты хотел сказать мне про маман?

– Не бойся маман. Она не заметит подмены. Сыном она никогда сама не занималась. Продолжай играть в амнезию, тебе это будет несложно. Раз памяти Феба не осталось.

– Вот этого-то я и боюсь. Она сейчас в Беарне регина. Враз засадит в комнату, обитую войлоком. Раз я ничего не помню, то править не могу. А она остается региной на неопределенный срок.

– Как так? Регина? Тебе сколько лет?

– Пятьдесят пять.

– Черт… не тебе, а твоему телу?

– В декабре пятнадцать будет.

– И какого черта она тогда регина, когда по гасконским фуэрос совершеннолетие сеньора наступает в четырнадцать лет? Даже если есть совершеннолетние наследники мужского пола по боковым ветвям рода.

– Так решили депутаты Генеральных штатов Беарна, Бигорра и Фуа, когда мой отец погиб на турнире. Маман – регина до того, как мне исполнится шестнадцать.

– В Бобруйск эти Генеральные штаты. Пусть убьются об стену. У тебя есть толковый легист?

– Есть, но он сейчас в Даксе.

– Тогда, считай, дело сделано. Приезжаешь домой, сгоняешь маменьку с трона на основании древних законов. И устраиваешь дворцовый переворот. И все законно.

– Тебе-то с этого какой профит?

– Я помогу тебе, а ты поможешь мне вернуть Арманьяк.

– Могу я тебе верить? Бывшему любовнику моей маман?

Бастард немного замялся, усмехнулся и поведал:

– Только не говори никому… не надо, – подмигнул он мне. – Все к тому, конечно, и шло, но нас спугнули лучники Луи, ввалившись в замок Фуа. И пришлось мне, на ходу натягивая портки, бежать в горы в багажном ящике, так и не попробовав прелестей вдовствующей принцессы Вианской, Беарнской и Андоррской, графини Фуа и Бигорра, Дочери Франции. Это было, млядь… восемь лет назад. Тебя как раз сам Понс из Перпиньяна начинал учить держать эспаду и дагу.

И капитан поднял к потолку указательный палец, намекая на важность последней информации, которая мне ничего не говорила.

– Что, так знаменит был? – удивленно спросил я.

– Не то слово. Первый клинок по обе стороны Пиренеев, – и вдруг резко поменял тему: – Ты мне лучше другое скажи. Я вот специально «маяки» разбрасывал: Врунгель, Лом, Фукс, яхта «Виктория» – то есть «Победа»… в надежде, что отыщутся еще попаданцы. Раз я сюда попал, должны вроде бы и другие попасть. Неужели ты этот мультик не видел? Хотя бы по телику?

– Были подозрения, но… «мало ли в Бразилии Педров», а в германиях – баронов. Коли там есть Врангель, то почему бы не быть и Врунгелю? Я больше думал про подосланных киллеров.

– А… вот ты почему в осаду сел от моих негрил, – расхохотался бастард. – А я-то подумал…

– Что подумал?

– Что ты натуральный принц и по указке Паука действуешь, как его племяш. Меня ловишь. Хотя тоже мелькнуло подозрение, когда ты в васконскую мову вплел по-французски «справочное бюро». Хватит, принц, пьянствовать, там мои люди под расстрельной статьей стоят, переживают. Пора их освобождать.

– Пора. Но две минуты рояля не играют. Нам с тобой надо договориться об условиях нашего сотрудничества, Жан. Или предпочитаешь, чтобы я тебя звал русским именем?

– Зови Жаном, я привык за восемь лет.

– А ты зови меня Франциском. Я, чтобы выжить, приказал себе забыть мое старое имя. Итак, диспозиция такая. Я помогаю тебе вернуть графство, отвоевать Арманьяк у Паука при условии, что за него ты мне даешь тесный оммаж.

– Но я же «Божьей милостью»… – возмутился бастард.

– Это тушка твоя Божьей милостью, и ты в ней Божьей милостью, а так… Сам понимаешь… преодоление феодальной раздробленности и становление абсолютизма есть прогрессивная линия исторического развития. Учебник истории когда-нибудь читал?

– Вот именно… когда-нибудь. И давно все забыл. Это ты у нас историк, а я так – саблей помахать.

– Историк, – согласился я. – Целый кандидат исторических наук. Был. Поэтому я знаю, что именно в данный момент процесс централизации идет по всей Европе. Просто Луи Одиннадцатый Французский и Иван Третий Московский – самые яркие его репрезентанты. И самые успешные. Все остальные такие же, но где послабже короли – там гражданская война, как в Англии, Кастилии или Италии. А может все повернуться, как в Германии, где крупные феодалы нагнули императора, но сами курфюрсты в своих владениях – такие же упертые нагибаторы мелких феодалов. Чтобы стать графом Арманьяка, у тебя всего два пути: лечь или под Францию, или под Наварру. Я, по крайней мере, обеспечу тебе полную внутреннюю автономию, кроме федеральных функций: общая монета, общая налоговая политика, общая армия и флот.

– Так ты баскский террорист из ЭТА? – усмехнулся бастард. – А говорил, что русский…

– Я – король. Я обязан заботиться о том, чтобы мое королевство процветало, а не было растащено нашими соседями по кускам.

– А эти… испанские баски… они тоже с тобой?

– По крайней мере, в этом месяце меня выбрали своим сеньором Гипускоа и Бискайя. Алава пока думает. Но весь Баскский берег уже у меня.

– Когда ты сюда попал?

– В августе этого года.

– В августе… а сейчас октябрь, – задумался бастард. – Гут. Как будет называться это объединенное королевство?

– Наварра, конечно.

– Как далеко ты видишь свое королевство на севере?

– До Гаронны. Эта река будет границей с Францией.

– Значит ли это, что тогда мое второе графство Родез останется у Паука?

– Знал бы ты, сколько моих земель осталось в руках у Паука, не хныкал бы о каком-то Родезе, – возразил я.

– Хорошо. Но пока ты мне не вернул Арманьяк, в каком качестве я буду стоять в наваррской иерархии? Это не праздный вопрос, я тут уже повертелся.

– Чин полного адмирала наваррского флота тебя устроит? Он будет равен маршалу в поле. А должность коннетабля я ликвидирую как французское засилье. Останутся только два маршала и адмирал. Но до коронации ты будешь адмиралом орденского флота. Здесь, в Сибуре, из которого еще только требуется сделать полноценную военно-морскую базу.

– А деньги на корабельную программу у тебя есть?

– Будут.

– Америку тоже мне открывать? Мне не привыкать. Один раз я там уже был.

– Можешь и ты. Но мне хотелось бы оторвать Колумба от Кастилии, ибо он упертый перец, рано или поздно от Изабеллы своего добьется. Хотя чего он там понаоткрывал-то? Пару островов в Карибском море. А ты точно знаешь, куда надо плыть, что искать и кого нагибать. Кстати, а сам где ты там был?

– В Гренландии и Канаде.

– И как там?

– Дикость. Даже не варварство. Торговать с индейцами, чтобы отбить затраты на экспедицию, практически нечем. Надо постоянную факторию ставить, чтобы хотя бы на мехах затраты отбить. Но… Викинги там с голоду уже сдохли. Видел я развалины их поселков.

– А на Ньюфаундленд ходил?

– Нет. Не добрался. Да и что там делать? Никаких полезных ресурсов, чтобы их сразу взять там, насколько я помню, нет. Только рыба. Тут надо сразу в Мексику ломить раньше Кортеса.

– Возможно, ты и прав, – не стал я открывать свои карты по поводу колонизации Ньюфаундленда. – Наливай.

– За что пьем? За то, что Арманьяк – мой?

– Арманьяк – твой, – поднял я кубок. – Ну и на прокорм до того земельку подкину из тех, что от домена Паука отожмем, пока Арманьяк отвоевывать будем. Вот тогда хороший арманьяк поставлять к моему столу будет твоей вассальной обязанностью, – улыбнулся я.

– Только сразу говорю, как барон ван Гуттен я не смогу тебе принести оммаж, так как он за эту баронию уже принесен кайзеру.

– На твою фламандскую баронию я не претендую. Принесешь мне тесный оммаж и фуа сразу как граф д’Арманьяк. Сегодня. Во дворе этого орденского замка. При факелах. На ковре. В присутствии твоих и моих людей. И быть тебе по жизни одним из первых вельмож моего двора. А планы у меня, как у Петра Первого. Только, чур, не воровать, как Меншиков…

– По рукам, – протянул мне бастард свою ладонь с широким запястьем фехтовальщика.

– Ты кавалер Горностая? – спросил я, не отпуская его ладонь.

– Еще нет, – нагло ответил он.

– Значит, будешь.