Корунд и саламандра, или Дознание Гореликова Алла
– Это называется «играть героя», – вздыхает капитан. – Очень просто и очень опасно. Сначала показать им свою стойкость, а потом сделать вид, что тебя осенило, и начать нагло врать. Чтобы поняли, что врешь. Чтобы ты их тянул к заставе, а они все больше понимали, что тянешь в ловушку. Чтобы ни в грош тебе не верили, но чуяли – что-то знаешь важное. А потом, когда – предел… понимаешь ты? – выпустить будто случайно: «Только не к Лисьей». И – вырубиться. Всерьез. Чтобы попинали еще, поняли – без толку, и взялись за другого с четким указанием: Лисья.
– Понимаю, – тяну я.
– Ну и как я пацана на такое отпущу?!
– А что, если пацан, так не воин? – Я усмехаюсь сквозь продравший внутренности холод. – Я смогу. Мой отец на такие дела ходил. Ничего, жив.
– Отец, говоришь? – Афоня задумчиво скребет щетинистый подбородок.
– Ну да. Так что представление имею… справлюсь, честно.
– Ладно! – Капитан машет рукой. – Будь по-твоему. Не запирать же тебя, в самом деле… и язык подвешен, и соображаешь быстро… горяч только. Справишься, верю. Только вот еще что. После… не дури, ясно? Притихни. Не лезь на рожон. Дай нам время выиграть бой и прийти вам на выручку. Понял, новобранец?
– Все когда-то были новобранцами, капитан. Взаперти опыта не наберешься. И вы ж сами сказали: им пленных убивать резона нет. Военная добыча. Да я еще, может, и не попадусь…
– Попадешься, – вздыхает капитан. – И в оборот возьмут, мало не покажется. Хорошо ведь возьмут, с твоей-то бесшабашной рожей. Оставайся. Викася пошлю, у него рожа подходящая, самое то для торговли секретами. Без тебя найдут твоего Леку.
– Ну уж нет. Без меня-то его найдут, но со мной его найдут быстрее. И, капитан, почему обязательно попадусь? Может, удеру. А и попадусь, – я чувствую, что голос мой начинает звенеть от обиды, – не слабак, справлюсь.
– А ты не обижайся! Были уже такие… обидчивые.
Ох, как я вспыхиваю… но молчу. Верю – были. Ведь и в нашей жизни случалась такая пакость – Юрик… А попади такой сюда, да к ордынцам? Да и обижаться новобранцу на поседелого на службе капитана? Глупо!
– Ладно уж… хорош друг друга уговаривать, только время теряем. Ты все понял, что я тут говорил?
Я пожимаю плечами:
– Понял, капитан… чего не понять. Или на хвосте к Лисьей вывести, или…
– Горе ты мое, Серега! Попадаются же такие… Не лезь на рожон, понял? Чем дольше жив будешь, тем больше у нас надежды тебя спасти. Ну… с Богом! Шагом до Сухоярки и – к Лисьей.
Предрассветная степь… с той тишиной, что опускается на землю перед рассветом, не сравнится никакая другая. Нет тишины чище. Впереди – Сухоярка, а за спиной разбавляют сумерки первые, пока невидимые солнечные лучи. Мы любили когда-то скакать по степи перед рассветом, но – навстречу солнцу. Тогда рождение нового дня не обещало ничего плохого. Ни ордынских засад впереди, ни…
Ордынцы выткались из ночи внезапно, словно предрассветная тишина вобрала в себя их приближение. Я даже не успеваю понять, что происходит! Просто руки стягивает аркан, и очутившийся вдруг совсем рядом ордынец хватает за повод моего коня, а другой, смеясь, сбивает с моей головы шапку – мелькнула перед глазами сабля, крутнулась в жилистой руке, заставив отшатнуться назад. Гогот. Свист, рывок в галоп… Уф, ну хоть в седле удержался!
Никогда бы не поверил, что могу так легко и просто угодить в плен!
Ну что ж, ладно. Поиграем…
Так, везут к стойбищу… а слева, от стойбища к солнцу, неторопливой тенью в рассветном мареве ползет отряд. Навстречу солнцу… ага, к Лисьей! Значит, кто-то из наших, Лека или Минек, сработал как надо.
И, значит, зря я подставился арканам степняков… на одного хорошего стрелка ослабил ждущий в Лисьей отряд.
Ордынец осаживает коня, мой пленитель дергает аркан, я спрыгиваю наземь и оказываюсь в тесном кольце не скрывающих торжества кочевников.
Прямо передо мной стоят двое. Один – воин на вершине зрелости, в той поре, когда не утрачены еще силы и хватает уже опыта правильно их употребить. Вождь ордынцев, судя по солнечным амулетам в косах и родовой татуировке на щеках. Второй постарше. Осанка и взгляд полны достоинства, и стоит бок о бок с ордынцем, как равный. Перья совы в косах, тотемный знак кочевья. Выходит… меня осеняет, на миг я забываю о происходящем. Ордынцы знали, куда шли! Их здесь ждали! Наверное, разведали, что смогли, и дали знак. То-то Геша давеча божился, что кочевники за заставой следят!
– Добрая добыча, но слишком уж легкая, – кричит своим ордынец, и они визжат в ответ, а я невольно сжимаю кулаки. Он прав, попался я бездарно! – Хорошее начало! Солнце дарит нам удачу!
Я перевожу взгляд за спины вождей. Ордынцев не видно, только кочевники. Женщины, детвора, старики… есть и молодые парни, но что-то их мало. Видно, почти все воины ушли с отрядом ордынцев. Наших ждет суровый бой.
– Мне нравится этот сопляк, – говорит вдруг кочевник, ткнув в меня пальцем. – Отдай его мне.
– Рано ты заговорил о дележе!
– Я обещал сыну. Мальчишка не хочет терять времени даром, но он почти ничего еще не умеет. Ему надо учиться. А у этого, гляди, взгляд храбреца.
Ордынец, хохоча, взлетает на коня.
– Что ж, пусть берет! Пусть попробует узнать у него что-нибудь. Все равно, что! Ты прав, этот пленник с характером. Если у твоего сына получится совладать с ним, он станет хорошим вождем! А не получится с этим, пусть берет другого, мне не жалко.
Я не показываю виду, что понимаю их. Но страх меня пробирает нешуточный.
– Бери его, сын! – Кочевник толкает меня к долговязому мальчишке, стоящему чуть в стороне. Так толкает, что я падаю на колени у его ног.
Стоящие рядом пацаны ржут, но сын вождя остается серьезным.
– Ты слышал, мальчик? – Ордынец обращается теперь прямо к нему. – Можешь попытать силы на другом. У нас, хвала Солнцу, хватает пленников, а скоро будет еще больше!
– Я попробую с этим, вождь, – решительно отвечает парень. – Благодарю за щедрый дар.
– Мне нравится твой сын, брат! – Ордынец машет рукой. – Вперед! Нас ждет славная добыча!
Я провожаю их взглядом. Не подавитесь добычей…
– Ты хочешь жить, падаль? – Он хорошо говорит по-нашему, сын вождя.
– Не родился еще человек, который не хотел бы жить, – усмехаюсь я в ответ.
Капитан велел «играть героя».
Но капитан хотел одного – чтобы ордынцы пошли к Лисьей. Они пошли. И время как раз, ловушка уже насторожена. А эти сопляки просто развлекаются со мной, играют во взрослых воинов. И в любой момент могут вместо меня взять другого. А это будет нечестно. И потом… а ну как другим окажется Лека? Я ведь так и не знаю, кто ведет ордынцев к Лисьей…
Ничего, посмотрим! Есть другая хорошая игра, как раз для таких случаев… называется «играть шута».
– Ты расскажешь о заставе. Всё.
– Ага, всё и еще немножко! Слушай, парень, на черта тебе наша застава, давай я лучше расскажу, где тут самое большое стойбище сусликов.
Я успеваю отвернуть голову, приняв удар вскользь. И ною:
– Слушай, ну чего ты сразу бить? Сказал бы просто, сусликами, мол, не интересуюсь. Я б тебе тогда совиную нору предложил. А то вон как перья пообтрепались, стыдоба…
На этот раз он пресекает мою уловку. Железный кулак впечатывается мне в нос… кажется, я и хруст слышу перед тем, как отрубиться… но второй удар почему-то приводит меня снова в чувство. Из носа течет кровь, я сглатываю и как можно четче произношу, глядя прямо в яростно сощуренные глаза:
– Ну и ходи в облезлых перьях, недоносок.
Всё. Дело сделано, теперь он не примется за другого, не сломав меня. Развлечение вам обеспечено, парни! Я уж постараюсь, чтоб его хватило до подхода нашего отряда.
Тревога Леки касается меня через амулет. Я отвечаю мысленной улыбкой. Ничего, брат мой! Может быть, мы погибнем пленниками, оба, ты и я, но погибнем весело. Уж лично я собираюсь повеселиться!
Сын вождя пошептался с дружками, и меня выпутывают из аркана. Пояс с ножнами, правда, сняли раньше… осторожные, прах их забери. Все правильно, вспомнил я рассказы Вагрика, раз пленнику все равно не сбежать, незачем ему лишний почет. А возомнит себя на полпути к свободе – что ж, тем смешнее. Ну, я-то не буду выставлять себя неумным сопляком. Развязали – ладно, понимаю, вы сильнее. Вот только не знаете вы, сильные, каково развлекаться со слабым, прекрасно знающим, чем вас можно оскорбить.
– Раздевайся.
Я медленно и внимательно оглядываю столпившихся вокруг парней. И очень озабоченно спрашиваю:
– Слушай, ты ведь не заставишь меня любиться с кем-нибудь из этих малолеток?
– Куртку, – брезгливо цедит сын вождя. – И рубаху. Нам неинтересно смотреть на то, что ниже.
– Так бы сразу и сказал, – отвечаю миролюбиво. – Другой ведь разговор! А то – «раздевайся»! Я уж думал…
Сын вождя шипит что-то сквозь зубы и выцеливает кулак мне в зубы. Я, само собой, уклоняюсь. И спрашиваю:
– Ты чего, парень, а?
– Заткнись и раздевайся!
Я берусь за пряжки куртки. И холодею – амулет! Отберут! Но медлить уже нельзя. Это будет признанием в трусости. Пусть, отчаянно думаю я. Оно и к лучшему. Ни к чему сейчас Леке моя боль.
Куртка тяжело падает под ноги. Рубашка летит следом.
– Ну? Доволен, сын шакала? Что дальше?
Оскорбление остается без ответа: сын вождя любуется амулетом на моей груди. Наверное, Лекин волчара подрыкивает, сверкая глазом, тоскливо думаю я. Взглянуть бы. Но – смотреть надо в лицо тому, кого оскорбил.
Медленно, как зачарованный, сын вождя протягивает руку. Я стою неподвижно… я знаю, мое волнение не углядит никто. Даже Васюра, пожалуй, не углядел бы. Рука чужака дотрагивается до амулета… мне кажется, я сам чувствую это прикосновение, всей кожей, всей сутью… дотрагивается, медлит пару мгновений и опускается. Амулет остается со мной. А кочевник спрашивает:
– Будешь говорить о заставе?
Я счастливо вздыхаю:
– Вот ведь настырный! О сусликах не хочешь, совиная нора без надобности… ну хорошо, есть здесь застава. Легче тебе от этого? На заставе, дорогой, сусликами не разживешься!
– Вагри, – подсовывается вожаку под руку вовсе сопляк, не старше десяти лет, – послушай, Вагри…
Младший брат, что ли? Уж больно свободно влез в разговор, не по возрасту. Он что-то шепчет на ухо старшему, азартно поблескивая глазами, а я тоскливо думаю: надо же, сына вождя зовут так же, как хорошего нашего друга Вагрика. Обычное имя у степняков, чему удивляться…
– Давай, Тенги! Ты здорово придумал.
Тенги самолично стягивает мне запястья хитрым узлом «змеиный хвост» и взлетает на коня. Ясно. Ты хорошо придумал, Тенги. Это долгая забава, а время мне сейчас всего дороже.
Рывок. Я пробегаю несколько шагов, и Тенги умело подсекает укороченный аркан, заставляя меня потерять равновесие. Лихой свист позади. В сущности, мне повезло, невпопад думаю я, возьмись ордынец выжимать сведения, мне давно уже стало бы не до шуток. А эти играют во взрослых… пусть их! Ордынский отряд должен быть сейчас почти у Лисьей…
Локти и колени бьются об укрытую ковылем землю, серебристые метелки щекочут лицо, и стучат о голую грудь вспугнутые кузнечики. И несется перед глазами серебряная ткань летней степи – прямо перед глазами, низко-низко. Так близко, как никогда не увидишь на полном скаку. Нет, увидишь – как я сейчас. Волоком на аркане за чужим конем.
Я засмеялся бы, не будь так трудно дышать. Не гори огнем стянутые арканом руки. Степь и скорость – я всегда их любил. Степь и скорость. Волны травы и горячий конь, и ветер в лицо, жаркий ветер, выжимающий слезы из прищуренных глаз. Ковыль. Полынь. Лисохвост и пырей. Резкий поворот, толчок, я лечу кубарем, полосуя руки острыми стеблями травы.
– Вставай, – бросает сквозь зубы Тенги.
Я поднимаюсь на ноги. Не сразу: меня шатает, словно пьяного, и ноги подгибаются. Но я встаю. Я – воин Двенадцати Земель. Сопляк, ничему не успевший научиться и ничего не успевший совершить, остолоп, капитаново горе, но – воин. Гляди врагу в лицо и не отводи глаз. Правда, лица всадника не разглядеть, весь он – черным силуэтом против слепящего утреннего солнца, и я смотрю дальше – в блеклую голубизну неба. Тишина, летняя степная тишина: ветер, кузнечики и – где-то высоко – жаворонок. Что ж, враг, ты сделал мне хороший подарок.
– Не туда смотришь. Повернись.
Я оглядываюсь. Там, дальше, степь меняется. Там пырей и камни. Я понимаю. Ты умен не по годам, Тенги. Это страшно – взглянуть заранее на уготованную тебе смерть. Это умно – дать пленнику время прочувствовать детали казни в воображении. Это будет долго: такие каменистые островки невелики, а вокруг – ковыль и мягкое разнотравье. И не в обычае ордынцев пускать смерть пленника на самотек, ведь его скальп должен украсить уздечку победителя, а не волочиться по степи за диким конем. Ты умен, Тенги, из тебя выйдет куда лучший вождь, чем из твоего старшего брата.
– Выбирай. Туда? – Взмах плетки в сторону камней. – Или в лагерь?
– В лагерь, – хриплю я. Шенкеля, короткий свист… рывок… ох, руки!
Пырей и лисохвост. Полынь. Ковыль. Резкий запах крови от изодранных о сухую землю рук, они огнем горят, руки, все, от сжатых кулаков до плеч. Терпи, Серый. Вспугнутые кузнечики бьются о голую грудь. Степь и скорость. Хочется смеяться – и плакать.
Лагерь. Пинок под ребра: встать. Встать. Я смогу.
– Он будет говорить, Вагри!
– Да? Ну, говори, падаль!
– Говорить? – переспрашиваю я. – А что, тебя уже заинтересовали суслики?
Сын вождя прожигает яростным взглядом младшего брата.
– Он сказал «к лагерю», Вагри, – оправдывается растерянный Тенги.
– Ну да, сказал, – подтверждаю я. – Ты же сам предложил выбрать направление, ну я и выбрал. Да, прости, я забыл поблагодарить! Скачка была хороша, спасибо. Мне понравилось.
Прав был капитан! Что за дурь толкает меня на рожон? Вагри отвешивает братишке полновесную оплеуху, их дружки хохочут, и я хохочу вместе с ними. Пусть побесятся. Я честно тяну время, ты уж не обижайся, Лека, мой принц. Сегодня моя очередь тебя прикрыть.
Вагри властным жестом останавливает веселье.
– Понравилась скачка? – цедит сквозь зубы. – Еще скакать хочешь? Хорошо. Скачи, Тенги. А мы погонять станем.
Тенги, яростно взвизгнув, трогает коня. Бедный, думаю я, и отдохнуть не дали. Впрочем, Тенги не торопится: дает старшему брату время огреть меня плеткой. Дает мне держаться на ногах, бежать… и на том спасибо, враг! Визг, хохот, вой… ордынское веселье, пропади оно пропадом! Кто лучше нацелит удар… я слыхал о таких развлечениях. От Вагрика и слыхал. Аркан и плети… долго не продержусь. Это уже не допрос – казнь. Из тебя не получится вождя, Вагри, тебя слишком легко раздразнить. Ничего… пока я могу бежать, надежда остается. Когда упаду, будет хуже. Когда упаду… и все-таки я победил тебя, Вагри… я победил…
5. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
– Опять в переделку попал?! – Серж хватает меня за плечи, трясет… Я едва удерживаюсь, чтобы не заорать. Плечи огнем горят.
– Вовремя вышел, – хриплю я.
– Оно и видно, – перебивает Серж. И распахнув дверь, кричит в темную дыру коридора: – Эй, кто-нибудь! Брата лекаря сюда, живо!
– Зачем?…
– А вот зачем! – Серж сует мне под нос руки… Ладони его измазаны кровью. – Нечистый тебя побери, Анже! Ты хоть соображаешь, когда надо остановиться?!
– Я вовремя вышел, – снова шепчу я.
– Я вижу! Давай раздеваться… Что там стряслось, Анже?
– Орда… набег.
– И Серега твой попался? А ты – нет, ты скажи, ты в самом деле не мог раньше выйти?! В мученики захотелось? – Серж стаскивает с меня одежду и ругается не переставая. – Чего ты головой мотаешь?! Всякую осторожность потерял! Нет, ты скажи, тебе прошлого раза мало показалось?
– Перестань, Серж! – Я привстаю. Серж выдергивает из-под меня подол, и я вижу его лицо совсем близко. Сердитое до жути. – Серж, ну прости. Я ведь сразу вышел, когда стало по-настоящему опасно…
Вбегает брат лекарь, охает, хлопочет, а Серж, совсем уж помрачнев, говорит:
– Потому и нет о Сереге ничего в сказании, друг Анже. И, знаешь ли, хорошо, что ты не вздумал подзадержаться там еще на пару минут.
– Я вернусь туда.
– Что?! И думать не смей! Много воли взял, вот что!
Я не отвечаю. Потому что Серж ляпнул не подумавши… он просто испугался за меня. Понятное дело – он ведь не знает, что их спасут. Обязательно спасут – так сказал Сереге капитан, а я ему верю.
Но, конечно, сначала я вернусь к Леке. Потому что о нем в сказании есть.
6. Лека, воин Двенадцати Земель
Дорогу к Лисьей балке, в рассветном мареве, стремя в стремя с ордынцем-вождем в голове вражеского отряда, не забудет Лека никогда… даже если будет у него это самое «когда», даже если доживет он до немыслимой старости! Даже если захочет забыть – не получится. Не уйдут из памяти ни смертное напряжение, с которым стараешься поймать знак о Сереге, ни навязчивая мысль – есть ли на Лисьей в самом деле засада. И уж тем более не забудется отчетливое ощущение, что жизнь твоя подвешена на паутинке и оборвется, как только ордынец распознает обман.
Но сейчас не до того, что будет вспоминаться потом. Сейчас – помнить, каждый миг помнить, что ты – сломлен. Потому что если вождь в этом усомнится… тогда всё, что ты вытерпел, было зря.
И – будь что будет.
Леке повезло: его не потащили с собой на засаду. Ордынцы не рискуют добычей попусту. Когда он буркнул, ткнув рукой вперед: «Вот она, Лисья, видите, там камыш и верба, как раз за той вербой тропа к воде», – вождь подозвал одного из воинов и приказал отвезти пленника в стойбище. Пленник, конечно, не понял приказа, испугался, заканючил: «Не убивайте», – и долго еще, трясясь в седле со связанными руками и свежим рубцом от плетки поперек спины, слышал за спиной гогот ордынцев.
И, понурив голову и чуть слышно всхлипывая, до конца разыгрывая сломленного, отчаянно вслушивался в идущие от амулета ощущения: как там Серега? И тянул, тянул, тянул на себя его боль… не спорь, Серый, тебе силы нужней… держись, только держись…
Стойбище встречает его насмешками. Лека кидает исподлобья опасливые взгляды по сторонам, думает: к Минеку повезут или сразу к вождю в палатку рабом? Удача снова не подводит: спихивает конвоир с коня прямо через ограду в пустой овечий загон, и Минек вскакивает навстречу.
Лека изворачивается, принимает землю боком и перекатывается, гася удар. Даже, кажется, ничего не сломал… Поднимается на колени, мотает головой.
– Живой, – восторженно шепчет Минек. – Гляди, живой! Ну, малый! Погодь, развяжу…
Минек плюхается на колени рядом с Лекой.
– Погоди, тебе ж неудобно так. Щас… встану… – Лека напрягается, лицо становится сосредоточенно-каменным.
– Да не надо, управлюсь! Как там?
– Не знаю. К Лисьей вывел, тут же обратно отправили.
– Засаду не заметили, значит?
– А она там есть, засада?
– А то нешто! А, ты ж не знаешь… Тут Серега твой объявился…
– Знаю… – Лека морщится, передергивает плечами.
– Ну так и подумай, зачем. Не иначе, должен был на Лисью их навести, если у нас не вышло, понял?
Минек распутывает хитрый узел, отводит Леку к поилке, плещет в лицо холодной водой.
– Еще, – просит Лека.
– Хочешь, окуну? – Минек всматривается в его лицо, отвечает сам себе: – Нет, лучше не надо. Ожоги плохие, малый. Дергает?
– Еще как…
Лека садится, прислоняется боком к столбу ограды. Минек поит из пригоршни, спрашивает:
– Били?
– Не слишком. Смеялись больше.
– Ты прости, малый, – Минек вздыхает. – Видел я, как тебя корежило. Да еще и досталось…
– Ничего… – Лека осторожно ощупывает лицо. – Ты же прав был. И у меня получилось. Хоть бы еще на Лисьей все хорошо вышло!
Словно в ответ, мчится мимо конь. Из степи – в стойбище. Всадник застрял сапогом в стремени и волочится следом, оставляя в пыли неровный кровавый след.
Стойбище взвыло. Заголосили женщины, повыбежали за охранительный круг мальчишки.
– Минек, что теперь?
– Теперь ждем. Наши придут, и тут-то мы степнякам пригодимся. Иначе кем откупаться будут?
– Да? – Лека хватается за ограду, рывком встает, кричит повелительно на родном степнякам языке:
– Эй, ты! Тебе говорю, сопляк! А ну сюда!
Пробегавший мимо мальчишка оборачивается, таращится.
– Сюда! – Лека машет рукой.
Мальчишка подходит не один. Вместе с ним подтягивается к загону случившаяся невдалеке старуха.
– Тебе чего? – грубо спрашивает мальчишка. – Мало?
Лека криво усмехается. Всё, игра в труса окончена.
– Там, в степи, ваши забавляются с парнем. Советую тебе найти их и вернуть. И, честно, не завидую вам, если окажется, что его успели забить. Не надейтесь тогда на пощаду. За него мы вырежем вас всех.
– Думаешь, получится? – свистящим шепотом спрашивает Минек.
– Уверен, – цедит сквозь зубы Лека. И кричит на мальчишку: – Живо давай, кому сказано!
– Что стоишь, – шипит старуха. – Скачи скорей, он правду говорит. К восходу скачи, там они.
– Знаю, – бурчит мальчишка. Вскакивает на первого попавшегося коня, пригибается к гриве, гикает…
– Да, – выдыхает Минек, – спешит. Серый-то жив хоть еще?
– Пока жив. – Лека вцепляется в жердь ограды до боли в пальцах. Он боится. Не тот случай, когда его сила может спасти Серегу. Если не успеет лекарь – тогда…
Тянутся минуты. Лека бледнеет все больше, и Минек глядит на него встревоженно – однако тронуть опасается. Но вот губы вздрагивают… выдыхает:
– Везут… теперь хоть бы наши не опоздали…
– А вон они, наши! – И Минек, забравшись на ограду, машет сдернутой рубахой летящему к стойбищу отряду.
В КОРВАРЕНУ!
1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Я мог бы уделить больше времени южной границе… честно сказать, мне очень этого хотелось. Но я, пожалуй, и так уж чересчур затянул доверенное мне дознание. Пора идти дальше. Пора узнать, что за судьба забросила принца Валерия в Корварену в самый разгар Смутных Времен, – да еще так, что король Лютый об этом и не подозревал.
Я беру «серебряную траву» и думаю о короле Андрии и королеве Марготе… о том, как их сын вернулся со службы.
2. Малый королевский совет
Сегодня они сидят за этим столом как равные. Принц Валерий и его побратим – напротив короля с королевой, а сбоку – Сергий, Васюра и Ожье.
Сегодня речь идет о них – о Леке и Сереге. И еще – о Таргале.
Вот только разговор совсем не тот, какого хотела бы королева…
Голос Марго дрожит:
– Я боюсь за них, Андрей! Мальчики только вернулись… а сколько раз на этой проклятой границе были они на волосок от смерти?! Мне страшно отпускать их снова…
– В Корварену, – договаривает король. – В столицу твоего отца. Ты тоже чувствуешь, Марго, что тесть мой стал нам врагом. Однако вспомни, Марго, наш сын станет королем! Он должен знать не понаслышке опасные точки своей власти. Для того и провели они с Сережей год на южной границе… Ну же, Марго, не плачь! В Корварене ведь нет ни ордынцев, ни вильчаков.
– Я мать, – почти шепотом говорит королева. – Мне простительно бояться. Ты ведь знаешь, как прошел для меня этот год…
Лека смотрит на мать, и сердце его сжимается от жалости и любви. Королева утратила смоляную черноту волос, и в уголках глаз притаились лучики морщин. И все равно – она самая красивая на свете, его мама… Принцу пристало молчать и слушать, но Лека не выдерживает.
– Ма, ты не бойся, не надо, – говорит он. – Ты посмотри на нас, мы ведь уже воины, мы разве пропадем в этой Корварене?
– Это Корварена от нас пропадет, – бурчит Серега. Вроде как себе под нос, но так, чтобы королева обязательно услышала.
Андрий смеется – громко, раскатисто:
– Они не пропадут, Марго, это точно! Ты погляди, какие парни! – и добавляет уже серьезно: – Вот только твой отец, Марго, не должен узнать о них. Можно ли так сделать?
– Ничего нет проще… – Марго промакивает кружевным платочком глаза и робко улыбается. – В Коронной Школе и то не проверяют родословных – лишь бы дворянская грамота была. А в Университет и вовсе любой поступить может, лишь бы деньги платил.
– Осталось решить, что нам больше подойдет. – Андрий берет жену за руку. – Марго, милая… Леке в самом деле лучше пока уехать из Славышти. Хотя бы до начала зимы, а лучше – до весны. Он вернулся победителем, о его службе говорит вся столица… это хорошо, но немного не ко времени. А Корварена – всего лишь лучшее место для того, чтобы скрыться от лишнего внимания и заодно показать себя. И еще, Марго, – я пошлю с ребятами Ясека, он согласен. Ведь это тебя успокоит?
– Да… да, ты прав. А Ясек – да, я ему верю. Он надежный… Ты подумал обо всем, спасибо. Я и вправду успокоилась. Почти…
– Ну вот и хорошо. Тогда, я прошу тебя, сходи к Юле. Расскажи ей – и успокой, как мы тебя успокоили. А мы обсудим кое-какие подробности.
Дверь за королевой закрывается, и Лека первым разбивает тишину:
– Так значит, мой дед стал для нас по-настоящему опасен?
– Да, Лека, – вздыхает король. – За этот год дела Таргалы стали совсем плохи – а я снова отказал ему в помощи. И боюсь я, что если он узнает о тебе и сможет захватить – то потребует помощь в обмен на твою жизнь.
– Но это же гнусно! – кричит Серега. – Он же Лекин дед, ведь родная же кровь!
– Вы ведь помните, каков он был, – вздыхает король. – А теперь… он словно обезумел, только и говорит, что о гномах, как он их всех истребит. – Андрий хмыкает, чешет бороду. – Никак не может понять, что глупо людям воевать с Подземельем. Будь я королем Золотого Полуострова, давно бы замирился с гномами.
– Будь ты там королем, ты бы с ними и не ссорился, – бурчит Васюра. – А так нам приходится тратить людей на присмотр за Таргалой, да еще и терять их.
– Объясни ребятам, что там творится, – просит король.
– Там ужасно, – Васюра передергивается. – Там давно позабыли о хороших урожаях. В деревнях голод, горожане в панике. Все больше разбойников. Почти не осталось мастеров – они бегут из Таргалы еще с тех пор, как там начались казни за связь с Подземельем. А те, кто не боялся тогда, бегут сейчас – от голода и нищеты. Мои агенты пару раз сталкивались с ханджарами на узкой дорожке в ремесленных кварталах – Империя, как и мы, старается перехватить лучших.
– А через пару лет, – пожимает плечами король, – может дойти до того, что Империя и Двенадцать Земель будут спорить за право оккупировать Золотой Полуостров. Грозный не сможет обороняться.
– Что мы должны будем делать там? – спрашивает принц.
– Учиться. Васюра подготовит вам документы. Будете обычными школярами из обедневшей дворянской семьи, откуда – подумаем. И ничего такого, что выходит за рамки обычной жизни.
– Смотреть и слушать? – улыбается Серега.
– И понять, что там творится, – добавляет Лека.
– Сущие пустяки, – с непривычной мрачностью итожит Васюра.
3. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Я долго сижу с Лекиным амулетом в руках. Просто сижу. Пальцы теребят серебряную змейку шнурка, а я вспоминаю глаза короля Андрия. Я чувствую – что-то гнетет его. Что-то еще, помимо отъезда сына и неурядиц Таргалы. «Хорошо, но немного не ко времени», – повторяю я… Видно, и в Славышти неладно. Ведь не без причины доставшаяся сыну слава кажется Андрию опаснее далеких таргальских трудностей…
Потом я думаю о Леке. Все-таки ужасно несправедливо, что на родину матери, в страну, которой правит родной его дед, он едет под чужим именем. Пусть Лютый обижен на дочь и зятя, пусть воюет он с Подземельем – но чтобы внуку, любимой дочери первенцу, опасно было с ним встречаться?!
Запоздало вспоминаю я посольство Лютого в Славышть – ведь он, пожалуй, готов был к ссоре! Не зря же Карела с собою не взял. Ведь какой был случай – подружить наследников двух королевств-соседей…
Но теперь мы можем лишь гадать, как сложилась бы история, не будь Лютый – Лютым. А в гаданиях таких – что толку? Принц и его побратим едут в Корварену – вот что важно. Потому что с этого и начнется та часть их жизни, которая вошла в сказание. Я добрался до Смутных Времен.
Вот только почему Сереге не нашлось места в песнях менестрелей?…
Читать бесплатно другие книги:
