Корунд и саламандра, или Дознание Гореликова Алла

1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Который день я читаю о прощальных визитах принцессы.

У меня болят глаза от постоянного чтения – но, пожалуй, я все равно не хотел бы бросить…

Принцесса-невеста в сопровождении отца своего короля посетила монастырь Софии Предстоящей, и монастырь Ии-Заступницы, и головную миссию Братства Святого Карела. После выполнения долга вежливости пред людьми Господними настал черед родичей, кои не столь малочисленны, чтобы управиться с ними быстро. К тому же многие из них живут далеко от Корварены, как и подобает побочным ветвям королевского древа, и держат собственные дворы, и властвуют в собственных землях под рукой своего родича короля. И король Анри с принцессою Марготой первой посетили сестру короля Оливу, что правит в Прибрежной Дельце, а затем – сына ее Луи, владетельного пана в Дзельке Северной – Цзельке, как привыкли говорить северяне.

Олива встретила племянницу ласково, поздравила с замужеством и самолично выбрала для нее у лучшего ювелира Дельцы ожерелье речного жемчуга редчайшего оранжево-розового оттенка, и височные подвески в тон ожерелью, и таким же жемчугом шитый женский пояс. Луи, прослышав о приезде венценосного дяди, прискакал в Дельцу, «дабы лично сопроводить родича своего короля и любезную кузину от Дельцы до Дзельки». Если судить по хроникам, отношения между королем и Оливой были натянутые, тогда как Маргота и Луи держались дружески, звали друг друга «любезный кузен» и «милая кузина», подтрунивали над грядущим браком одной и устоявшейся семейной жизнью другого. Странное дело: я понял так, что хронист описывал прощальные визиты принцессы с чужих слов, а между тем они представлялись мне куда реальнее, чем церемония сборов, на которой он присутствовал. Были ли у него осведомители в свите принцессы? Для хрониста это так понятно…

А похищение Карела не попало в хроники.

И сколько еще может быть в них пробелов?

Поездка в Дельцу и Дзельку продлилась почти месяц; возвращаясь в Корварену, король и принцесса-невеста заглянули на денек к королевской внучатой племяннице Элеоноре, в замужестве герцогине Эймери, и почтили ее подарком по случаю рождения первенца. Она же уединилась с принцессой, и разговор их, начавшись после утрени, длился до обеда, и неизвестным остался даже королю. Каковое обстоятельство привело короля в некоторое недовольство; впрочем, истинной причиной недовольства были скорее не «бабьи сплетни», а неизбежное, вслед за окончанием приятных визитов, приближение визитов неприятных.

Главнейшим же из неприятных визитов стал, несомненно, визит в Готвянь.

Беглый аббат Витас не попался мне в хрониках. Я так и не узнал, чем провинился он перед королем и почему пан Готвянский решился приютить беглеца в своем городе. Но сам-то хронист не мог этого не знать! Что ж, сказал в ответ на мои сомнения брат библиотекарь, хронисты тоже люди и подвержены человеческим чувствам и слабостям. Он знал, конечно, но подставлять голову под королевский гнев не хотел.

И я читаю о посещении принцессой обеих Себаст и Агрилы, и баронства Ленгор, и Дзинтани… по мере продвижения по Золотому Полуострову все больше, кажется, портился нрав короля… после Дзинтани прощальный путь принцессы вел в Готвянь.

2. Королевские Хроники Таргалы, правдивейше повествующие о посещении королем Анри и принцессой-невестой города владетельного пана Готвянского, а также о событиях, из оного воспоследовавших

«Готвянь встретила принцессу-невесту ликованием народным, подобно всем городам на пути ее. И старшины городской управы почтили славного нашего короля и принцессу-невесту дарами и почтительной преданностью, и пан Готвянский приготовил для них свой городской дворец, где расположились они с удобством. Однако тем же вечером с порога храма Господня проповедовал перед честными горожанами гнусный отступник аббат Витас. И изрекал он хулу на короля, и бедствия сулил от брака принцессы Марготы и от мира с Двенадцатью Землями, якобы противно сие воле Господней. Ибо известно, говорил он, что король Андрий был уже женат; и хоть и не оставил тот брак ему детей, однако свят и нерушим на Небесах. Так говорил богомерзкий отступник, предатель Церкви и Короны, а пан Готвянский слушал его благосклонно, и оттого начали роптать смущенные разумом горожане. И докатилось возмущение до слуха короля и принцессы-невесты. И разгневался король, ибо прежний брак короля Андрия не воспрещает вторичной женитьбы, да и сам наш король Анри наследника имеет от второго брака. А посему вели речи гнусного отступника Витаса к раздору в королевстве и к смуте великой. Однако король, смирив поначалу гнев свой ради просьбы дочери своей, приказал Витасу покаяться. Аббат же неправедный, слыша вместо суда увещевания, позабыл вовсе и смирение пред Господом, и покорность сюзерену. И пуще хулу возвел на славного нашего короля и прекрасную королеву. Король же, посколь негоже государю попусту смутьянские речи слушать, приказал схватить отступника и в цепях везти в Корварену, там же Святому Суду передать.

Между тем пан Готвянский возмутиться посмел не дерзким речам гнусного отступника, но королевским на них ответом. И дерзко голос возвысил в защиту хулителя, и хулу о королеве нашей и о нравах при дворе повторил прилюдно. И король наш, дерзостью сей возмутясь, повелел пана Готвянского в монастырь заточить до конца дней его и панства его лишил. Готвянь же отныне и навеки коронным городом возгласил.

И старшины городской управы присягнули королю, однако после вопросили: какова будет судьба дочери бывшего их пана, ибо известно всем, что верна она Короне. Король наш верность панночки Юлии подтвердил пред людьми, но припомнил закон, по коему дети бунтовщиков права на наследие их лишаются.

Однако же в городе любили добродетельную панночку, ибо много добра сделала она горожанам. И горожане приступили к королю с мольбой о милости для нее. И принцесса-невеста также пала пред отцом на колени и просила за подругу свою. И тогда обещал король пред дочерью своей и жителями города своего, что позаботится о верном Короне муже для дочери бунтовщика и отделит ей достойное приданое из имущества отца ее, дабы прожить ей дни свои в семейном счастье и достатке.

И славили горожане доброту своего короля и сюзерена, и доброту принцессы-невесты славили».

3. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

– Я уже ничего не понимаю! Король обещал подыскать достойного мужа для дочери опального пана? Да ведь он уже объявил Юлию с Ожье женихом и невестой!

– Вот именно, что объявил. – Брат Бертран, обычно молчаливый и отрешенный, вдруг усмехается. – И этот самый пан наверняка возмутился! Хула его в том, верно, и была, что его же собственной дочкой помимо его воли распорядились. Анже, это же всё ясно, как весенний день! Король воспользовался случаем избавиться от неугодного вельможи! Спровоцировал его на недовольство и подавил бунт в зародыше. И в результате, обрати внимание, пригреб к рукам чудный город! Не считая прочего имущества. Ты был в Готвяни, Анже? Это ведь… жемчужина закатного побережья, вот как ее называют! И, клянусь, не зря!

– Но как же хроники все перевернули? Ведь для потомков это писалось!

– Правильно, для потомков, – грустно подтверждает брат библиотекарь. – Для нас. А мы читаем – и гадаем, какие события приукрашены ради нашего доброго мнения, а какие и вовсе опущены.

– Но, если лгут хроники в одном, так и в остальном лгать могут?

– Могут. Потому и рад я твоим рассказам, Анже. Вот ты говоришь, дознание еще не начато. А я уже столько нового узнал! Нет пустяков, Анже, в событиях столь давних! Я записываю всё. И знаешь, как назвал я свои записи? «Хроники непредвзятые»!

Сколько же лжи на драгоценных этих страницах, спрашиваю я себя, проводя кончиками пальцев по тонкой желтоватой бумаге. Кого обманывал ты, королевский хронист, нанося на гладкие эти листы каллиграфическую чернильную вязь? Нас? Или и себя тоже? О чем думал ты, открывая том хроник и взвешивая готовые запечатлеться на века слова? Чего хотел?

Почему врал?

4. Королевский хронист

«С тем хвала Господу за прожитый день».

Пока подсыхают чернила на отложенных в сторонку хрониках, самое время достать из потайного ящичка в конторке особое тонкое перышко и лист шелковой бумаги. Когда хронист работает, его не принято тревожить. И задвинутый засов, буде кому взбредет в голову подняться сюда, воспринят будет лишь как требование не мешать.

«Пан Готвянский заточен в монастырь, Готвянь же ныне коронный город. Аббат Витас предан был Святому Суду. Заговорить не успел, благо у меня есть надежный человек в страже Суда. Труп выставлен на посрамление. Расход 500.

Холодность меж королевой и принцессой по непонятной причине сменилась теплой дружбой. Секретничают часами. Королева стала чрезмерно внимательной к присутствию во дворце носителей наговоров и амулетов. Прошел невнятный слух о едва не случившемся несчастье с принцем. Подробностей вычленить не удалось».

Крохотные буковки теснятся на тончайшей бумаге, оставаясь четкими и понятными – приятно глазу. Ночь давно перевалила за середину, дворец затихает, разъезжаются по домам подзадержавшиеся на празднике вельможи. Скоро наступит время слуг.

«Панночку Юлию король выдал замуж за одного из своих гвардейцев. Молодые пропали из виду сразу после обряда. Впрочем, о новой подруге принцессы пока не объявлено. Возможно, опала не столь сурова, как кажется.

Богатейшие после Прихолмья медные рудники – у Вороньего Перевала и под горой Зеленчаковой. Вороний Перевал вот уж полвека как отошел Двенадцати Землям, Зеленчаковой владеют гномы.

Ювелир в столице, ведущий дела с гномами, – мастер Джозеф, дом в переулке Касперов Тупик. Служанка верна, старший подмастерье завистлив, трезвенник, работу знает, скоро выбьется в мастера. Младший подмастерье болтлив, неаккуратен, даровит.

Лучший в столице оружейник – мастер Мэтью Кривой, мастерская в оружейном ряду. Учился у гномов. С женой скандалит, с сыновьями дружен. Старший сын Эндрю работает с отцом как мастер-компаньон, невеста – дочь мастера Роя Луиза, свадьба намечена на осень. Младший сын Рик – неразговорчив, тугодум, трудолюбив. Работает на подхвате. Подмастерьев из посторонних не признают.

Мастер Рой, мастерская у городской стены под Восточными воротами, в лучших не ходит, но твердого мастерства. Вдов. В Луизе души не чает. Старшая дочь Бет замужем за булочником на улице Монастырский Сад. Вся семья набожна. Старший подмастерье Ники из родни – троюродный или четвероюродный племянник. Дело смыслит, весельчак, нравится девушкам. Младших двое, новички, мастеру в рот смотрят. Прежний подмастерье уехал с матерью в деревню, там работает у кузнеца, мастера Роя вспоминает с уважением.

Подходов к островитянам в столице нет. Рекомендуют Себасту Приморскую».

Донесение окончено, свернуто в рулончик, уложено в тайник в крышке дорожной чернильницы. Хвала Господу за прожитый день! Завтра королевский хронист отправится, по обыкновению, завтракать в «Акулий плавничок». Там, под разговоры о заморских новостях, он тихо обменяется чернильницами с уважаемым в Корварене купцом, из тех, что привозят товар регулярно и торгуют честно, обзаведясь постоянными компаньонами. Из записки в чернильнице купца он узнает, где на этот раз оставлена плата за предыдущее донесение и о чем еще желательно разузнать. Купец ведет дела честно, не только торговые дела, но и тайные. Королевскому хронисту выделили надежного курьера.

Что ж, королевский хронист того стоит! Хвала Господу, пославшему щедрых покупателей на тот товар, что может он предложить! Ибо глуп тот, кто складывает все яйца в одну корзину, и трижды глуп живущий надеждой на благодарность, служа единственному господину.

1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Я смущен. Смущен и растерян, и сомнение гложет меня. Кем был королевский хронист? Чьим-то шпионом? Чьим? И почему? Из любви к деньгам, как показалось мне? Или я чего-то недопонял? Королевский хронист – немалая должность. Не весом или почестями, не близостью к владыкам немалая; иной вес и иной почет. Тот, кто сохранит для потомков деяния и славу живущих. Славу – или бесчестье. Стать королевским хронистом… Пожалуй, не за отменное владение пером король подбирает себе летописца! Верность, вот что нужно для соискателя. Собачья верность. Верность без собственного мнения. Королевскому хронисту ведом каждый час жизни короля и королевы, ведомы все тайны дворца, ведомо многое… и по праву! Хронисту за то и платят! И король Анри Лютый не разглядел, что тайны его королевства плывут в руки предателя?!

Я смущен. Мне кажется, я должен узнать больше. Это легко, ведь каждая страница хроник – новый день жизни хрониста. Что узнал бы я? Пустой вопрос! Отец Предстоятель запретил мне заниматься хронистом. Пресветлый не считает королевского летописца важной фигурой, «даже если летописец сей предает своего господина». Пресветлый поторопил меня и попенял за уклонение от главного. «Смутные Времена предсказаны были последствием замужества принцессы, так не случилось ли чего во время свадебной церемонии или после? Чего-то, начавшего оправдывать предсказание? Вот чем должен ты заняться, Анже!»

Замужество принцессы… пожалуй, Пресветлый прав. Брошка панночки Юлии, пора мне снова взять тебя в руки. А хроники… что ж, посмотрим. Я ведь долго еще буду читать их.

2. Благородная панночка Юлия, церемониальная подруга принцессы-невесты

Серебряная парча свадебного платья совсем не идет Марготе. Невеста так бледна, что кажется призраком, соткавшимся из полуденного света посреди празднично убранной часовни. Призрак, правда, опирается о руку мужчины, и это придает ему толику материальности. Мужчина строен и бородат, светлые волосы его в потоке света так блестят золотом и серебром, что обруч короны кажется тусклым и невнятным. Золотой обруч короны и алый с золотом плащ, больше ничего не выдает в женихе короля. Он одет просто, куда проще любого из таргальских вельмож: штаны и куртка из тонкой светлой замши, того покроя, какой любят путешествующие купцы и опытные офицеры. Конечно, замша такого качества не всякому офицеру по карману, но столичные щеголи все равно вовсю крутят носом, обсуждая жениха принцессы: и борода-то не фасонно стрижена, и пояс без единой драгоценности, а сапоги так и вовсе от конского пота порыжели! Одно слово, дикарь. На себя бы глянули в зеркало, чучела расфуфыренные! Юлия косится влево, на ряд придворных кавалеров. Да, король Андрий попросту потерялся бы в их блеске. Но ему, приходится признать, простота к лицу.

Свадебный канон идет к концу. Скоро молодые супруги отведают первого общего хлеба и разделят первую семейную чарку, и муж препояшет жену, самолично затянув узел на женском поясе. И Марго перестанет принадлежать этому дворцу и этой стране…

И прощальный пир будет короток: уже за полдень, а провести первую ночь супружества под отцовским кровом молодой жене не дозволяет обычай. Король Андрий увезет жену из дворца короля Анри за час до заката. Посольство Двенадцати Земель заночует в монастыре Софии Предстоящей. А наутро тронется в путь…

Юлия с поклоном передает жениху женский пояс, расшитый жемчугом цвета закатного солнца… какой острый взгляд у короля Андрия! Всего миг, но…что будет с нами, растерянно думает Юлия, сегодня решится наша судьба, и решит ее он, король Андрий… и куда деваться, если он откажет? Дочь опального пана и измученный жестокой немочью бывший гвардеец – пусть король не оставил их в нищете, но чем занять свою жизнь? Теперь, когда обоим им не место во дворце? Король Андрий не ответил Марготе прямым отказом, отложил решение до ночи… но стоит ли надеяться? Станет ли человек с такими глазами потакать жене, сосватанной ему политическим раскладом? Дочери врага?

– Принцессы Марготы нет боле, – возглашает аббат. – Поклонимся же Марготе, жене Андрия. Да забудет родной кров и да прилепится к мужу и станет с мужем одно.

Юлия первой склоняется перед подругой – так же, как та всего лишь три дня назад склонилась первой пред ней, ставшей все-таки женою Ожье…

3. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Я замираю, вслушиваясь в новую память, я выуживаю из нее тревожные мысли Юлии. Она сумела добиться своего – стала женой любимому человеку… А ведь он не хотел, понимаю вдруг я! Он вернулся из Подземелья калекой. Знал – никогда больше не сожмет ладонь на рукояти ножа, не вычертит посеребренной алебардой свистящий зигзаг церемониального салюта, не выдернет из ножен шпагу. Жизнь рухнула, и он не считал себя вправе тащить под обломки молодую жену… хоть она и сама из первой невесты королевства превратилась в дочь мятежника.

Хороша же благодарность Лютого! Ожье спас его сына – пусть, похоже, спасать нужды не было, но кто это знал? Юлией он воспользовался, чтобы окончательно разделаться с неугодным паном… поняла ли она сама, какую роль сыграла в падении отца? И вот счастливые молодожены, оставшиеся в одночасье без будущего, вынуждены просить помощи у Марго. Вернее, у ее мужа – вчерашнего врага их короля, того короля, который должен бы сам позаботиться о них, как подобает справедливому сюзерену!

Он позаботился, возражает моим мыслям память Юлии. Он выплатил Ожье положенные отступные и выделил приданое Юлии. Можно было бы зажить тихой жизнью обеспеченных горожан, вложить деньги в дело, детей завести… сыновей определить в ту же королевскую гвардию…

Ночью, вспоминаю я. Король Андрий и его жена проведут ночь в монастыре Софии Предстоящей.

– Я должен видеть Отца Предстоятеля, – говорю я брату Бертрану. – Я знаю, поздно… но я должен!

Конечно, срочности никакой нет. Но мне так жутко в тишине…все равно не засну сейчас, так почему не поработать?

Мы идем по переходам и галереям, за окнами воет метель, и я думаю: вот так же отдавались здесь когда-то гулким вечерним эхом шаги короля Андрия и его молодой жены. Они виделись до того вечера только на церемониях, им предстояло первое настоящее знакомство. О чем заговорят они, оставшись наедине? Не о любви, уж в этом-то я уверен! Но, может быть, о Юлии?

Пресветлый должен знать или хотя бы догадаться, куда могли поместить столь знатных гостей. Он разрешит мне провести пару часов там, где прошла когда-то первая супружеская ночь Андрия и Марготы.

4. Король Андрий, зять короля Анри

– Выйди, Юлия. Сначала я поговорю с твоим мужем. Побудь пока с Марготой.

Юлия почтительно кланяется и выходит, и король Андрий усмехается невесело ей вослед:

– Наши жены бесподобны, не правда ли, господин Ожье? Сколько самообладания… Садитесь, господин Ожье. Разговор у нас пойдет такого свойства, что соблюдение этикета лишь помешает делу.

– Благодарю… господин.

Ожье чуть запинается перед обращением, и король Андрий ободряюще кивает ему. Подходит к двери, выглядывает. Маргота и Юлия сели рядышком на широкой кровати. Похоже, мужской разговор в соседней комнате они считают поводом и самим немножко посекретничать.

– Маргота, ты устала сегодня, – с легким сочувствием в голосе говорит Андрий. – У тебя был нелегкий день, а завтра предстоит дорога. Если хочешь, не жди меня, ложись. Отдыхай.

Закрывает дверь, не дожидаясь ответа. Проводит по Ожье деланно безразличным взглядом:

– Маргота оказалась заложницей нашего мира. Она достаточно умна, чтобы понимать это, и достаточно красива, чтобы счесть себя оскорбленной. Я прав, господин Ожье?

– Нет!

– Нет? – Голос короля Андрия звучит после выкрика Ожье очень ровно, очень спокойно. Невозмутимость пострашней иного крика… – В чем же я ошибаюсь, господин Ожье?

– Простите мою горячность, господин. Вы правы, конечно, в оценке положения принцессы. Но вы не знаете ее, господин! Я скажу вам так: Марго достаточно красива, чтобы полагать себя достойной восхищения и любви, но она и умна тоже. Марго сможет принять перемены. Все будет зависеть от вас, господин.

– У нее были любовники?

Ожье вскакивает:

– Лишь ей самой вправе задать вы этот вопрос!

– Сядьте, господин Ожье, и успокойтесь, – голос короля остается тихим. – Я знаю, Маргота не чуралась флирта, однако любовников не заводила. Меня интересовало, что и как ответите вы, господин Ожье. Ведь речь идет о вас, не правда ли? Почему вы хотите ехать с нами, господин Ожье? Ответьте мне честно.

– Хочет Юли, – голос Ожье падает почти до шепота, свободно лежащие на коленях руки вздрагивают. – Ей жаль Марго, и еще… она думает, так что-то изменится. А я… мне все равно, куда ехать и как жить.

– Что случилось с вашими руками, господин Ожье? Вы ведь были гвардейцем, а гвардия короля не принимала участия в боях?

– Что случилось? Вы же видите, господин – я стал калекой. Только и всего. И для этого совсем не обязательно побывать в бою.

– Господин Ожье! – Король Андрий пододвигает кресло так, чтобы сесть с собеседником вплотную, и говорит тихо и резко: – Я успел навести о вас справки. Вы умны, храбры, верны своему королю. А о том, каким образом вы вдруг стали калекой, не знает никто! Скажите мне, господин Ожье, как умный человек умному человеку: могу я доверять вам? Мой уважаемый тесть вряд ли постесняется отплатить мне за поражение ударом в спину; вы можете быть его засылом, господин Ожье. О вас говорят как о человеке чести, однако в вашей стране честь понимают как-то странно. Кто знает, сочтете ли вы бесчестьем тайные действия против вчерашнего врага по приказу своего короля? Вас оскорбляют мои опасения, господин Ожье?

– Нет, – после короткого молчания отвечает Ожье. – Наш король не любит проигрывать, тут вы правы, господин.

– И что, в таком случае, должен я делать с вами?

– Что ж, – пожимает плечами Ожье, – верным решением было бы сделать вид, что не ждешь подвоха, и не спускать с меня глаз. До перевала. А дальше – ваша страна, и вы в своем праве. Вряд ли вам будет сложно скрыть мою судьбу… господин.

– Да, мне описали вас верно. Вы умны и храбры, господин Ожье. Скажу честно, я рад был бы принять вас у себя. Да и жене моей радость… Докажите мне вашу честность, господин Ожье.

Дверь, скрипнув, распахивается.

– Мой король! – Ожье кажется, в комнату ворвался медведь. Всматривается – нет, человек. Тот самый, что норовил держаться подле Андрия и на пиру, и на венчании. Верзила поперек себя шире, таких, как Ожье, троих в него запихнуть – и еще места маленько останется. Кто же такой? Вроде называли его имя, только Ожье не до имен тогда было. Одно отложилось в памяти – как ловко верзила сквозь толпу просачивался: никого ведь не толкнул, не задел!

– Заходи, Сергий. – Андрий подсобрался в кресле: вроде и сидит как сидел, а вскочит при надобности быстрей, чем Ожье вздохнет. – Что стряслось?

– Васюра приехал. Говорит, через Вороний перевал не пройдем.

– Что так?

– Обвал. Конь пройдет, карета – никак.

– Странно, – говорит Андрий. – Неподходящее место для обвалов…

– Да там вроде как и не только обвал. Васюра еще что-то плел, про нелюдь какую-то непонятную, только я его заткнул и спать уложил.

– Так до утра, значит, терпит, – слегка усмехается Андрий.

– Нет. Если меняем дорогу…

– Утром, Сергий. Даже если меняем.

– А ведь это две недели лишних, – бормочет Сергий.

– Да по горам, – кивает король Андрий. – Нет, я с утра сам с Васюрой потолкую. Как проснется, сразу его ко мне.

– Это само собой, – соглашается Сергий. – Только если Васюра что говорит, я его послушаю.

– Ну вот вместе и послушаем. До утра, Серега, понял? Васюру уложил – молодец, а тебя что, мне укладывать?

Сергий-Серега презрительно фыркает.

– Нет уж, ты иди, – с нажимом говорит Андрий. – И выспись.

– Да я…

– Конечно, да ты. Иди спать, это приказ.

Верзила шумно вздыхает и выходит. Дверь за ним закрывается неслышно.

Король Андрий откидывается в кресле, взгляд его возвращается к Ожье. Бывший гвардеец выглядит удивительно безучастным. Ни искры интереса в глазах… Ох, нечисто дело!

– Так докажите мне вашу честность, господин Ожье.

Медленное пожатие плеч. Рассудительный, спокойный голос:

– По правде говоря, не вижу, как. Я могу, конечно, поклясться, но вы вправе не принять клятву возможного врага.

– Это да, – усмехается король Андрий, – поверить клятве вассала короля Анри было бы непростительной глупостью. Однако у меня есть способ проверить вас, господин Ожье. Согласитесь вы говорить со мной под заклятием правдивости?

Короткая, почти незаметная заминка. Не миг – меньше.

– Да, господин… я доверюсь вашей чести.

Король Андрий берет со стола небольшую бутыль, в каких привозят вино, известное на севере как «Имперское черное». Наливает поровну в два монастырских стакана. Смотрит сквозь свой стакан на пламя свечи, покачивает туда-сюда, пригубливает. Кивает. Приказывает:

– Пей.

Ожье зажимает стакан между ладоней, подносит к губам. Глотает. Хорошее… куда лучше того, чем угощают корваренские трактирщики.

– Это вино?

– Заклятое.

– Но вы могли угостить меня сразу же…

– И испытать тебя без твоего согласия? – Король Андрий допивает и широко улыбается. – Мог. Зато теперь я знаю, что ты пошел на испытание по доброй воле. А с другой стороны… уж если мне нужна твоя преданность, Ожье, я тоже должен ее заслужить.

Гвардеец кидает на Андрия быстрый любопытный взгляд.

– Вот уж чего я не ожидал… вы не похожи на нашего короля, господин.

– Надеюсь. – Короткий, сухой смешок.

Минутная пауза – глаза в глаза.

– Мы оба узнали кое-что новое друг о друге, верно, Ожье? Так зачем вы с Юлией просите моего гостеприимства? Ты действуешь по приказу своего короля?

– Нет, господин. Король выплатил мне отступные, я волен жить по своему выбору. Правда, будь у меня выбор, я предпочел бы не жить вовсе…

– Однако живешь?

– Из-за Юли. Храбрости может достать на многое, но когда любимая клянется, что уйдет из жизни вместе с тобой… я испугался.

– Ты поверил? – Андрий шевелит бровью. – Женские клятвы, что вода на песке.

– Не все. Не могу рисковать.

– И это она решила ехать с Марготой?

– Они… – Ожье ведет чуть дрожащей рукой по лбу, по давно не мытым светлым волосам. – Уж не знаю, в чью голову взбрело это поначалу. Они в самом деле дружат, по-настоящему, это многих удивляет, но что есть, то есть.

– Ожье, так что у тебя с руками?

– Проклятие гномов.

– Гномов?! Я думал, Подземелье – выдумка менестрелей!

– Это правда, господин.

– Да, конечно… – Андрий рассеянно чешет бороду. – И как это случилось?

– Я защищал Карела. Не знаю, что им было нужно, но… не люблю вспоминать. Стыдно.

– Почему же?

– Я оказался никудышным охранником. Я выполнил свой долг, но в спасении принца нет моей заслуги. Иногда я думаю, что дешево отделался… Мой король должен был бы казнить меня, раз я не уследил за принцем. И получается, что проклятие прикрыло меня от заслуженного наказания, и я вынужден жить… с этим…

– Насколько я знаю короля Анри, он не постеснялся бы казнить и калеку. Было бы за что! Мне не нравится то, что ты говоришь, Ожье. Есть в этом что-то неправильное. Расскажи мне всё подробно.

Ожье прерывисто вздыхает:

– Я не смогу. Сам не понимаю многого. Не понимаю, как смогли гномы проникнуть в спальню принца. Не понимаю, почему они добивались пособничества от меня, а не от Матильды. Уж ее-то напугать – делать нечего! И уж вовсе не понимаю, как мы ушли оттуда. Юли говорит – просто ушли, только и проблем было, что меня тащить. Ну, я-то этого уже не помню.

– Ладно. – Король Андрий задумывается; Ожье опускает голову и с ненавистью смотрит на свои беспомощные руки. Так проходит, кажется, целая вечность. – Господин Ожье. Ваш король дал вам отступные. Согласно праву вассалитета вы можете теперь найти себе другого сюзерена. Согласитесь вы объявить себя моим вассалом?

Ожье вскидывает на короля Андрия горячечные глаза:

– Зачем вам такой вассал, господин?

Андрий чуть заметно пожимает плечами:

– Пока есть воля, воин остается воином.

– Похоже, что у меня есть воля? Вы зорче меня, господин. – Ожье слабо улыбается. – Вы видите во мне то, чего сам я не вижу.

– Давно это случилось?

– Месяц, чуть больше.

– Через месяц-другой ты смиришься. Через полгода вспомнишь вкус жизни. А через год тебе смешно будет вспоминать себя сегодняшнего. Поверь, я знаю, что говорю. Только дотерпи, Ожье. Твоя Юлия правильно решила, и я рад буду оказать вам гостеприимство.

– Тогда… я присягну вам, господин. После перевала. И если найдете для меня дело…

– Найду. Клянусь в том Светом Господним и кровью своей.

– Моя жизнь будет принадлежать вам, господин. Всецело, клянусь в том Светом Господним, до последнего дня, до последней крови. Я… господин, я…

– Знаю, Ожье. Ты воин и только воин, и глуп мой тесть, если разбрасывается такими людьми. – Король Андрий громко, раскатисто хохочет. – Моя свадьба принесла мне куда больше, чем я ожидал!

1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Серебряная брошка Юлии… что-то говорит мне, что не стоит спрашивать у тебя о путешествии твоей хозяйки. Не дорога занимала новобрачную. Ты, я чувствую, расскажешь только об Ожье.

Рука моя тянется к другой серебряной вещице. Небольшая, чуть меньше полного пенса, морда степного волка. Я подношу ее к глазам. Настороженные уши, острый фиолетовый взгляд, приоткрытые клыки. Рисунок груб и нарочит, но волк – как живой. Серебряный степной волк с аметистовым глазом, родовой амулет короля Валерия, пожертвованный, как говорят, монастырю Софии Предстоящей во исполнение обета, в первый визит его в Корварену. В первый достоверный визит, поправляю я себя: сказание о святом Кареле говорит, что принц Валерий бывал в Таргале и раньше. Принц Валерий, сын Андрия и Марготы… настанет и твой черед. А пока твой будущий отец везет молодую жену в свою страну. Везет по землям, разоренным войной, через Прихолмье и Волчий Перевал. Может быть, Маргота ощущает себя военным трофеем – да ведь так, по сути, оно и есть. А может, они с Андрием приглядываются друг к другу с опаской и надеждой, как и положено молодоженам, сведенным вместе не любовью, а заочным сватовством. Или совсем другим заняты их мысли?

Ты был там, серебряный волк с острым аметистовым глазом? Ты – знаешь?