Серебряный волк, или Дознаватель Гореликова Алла

– Я дурак, – устало говорю я. – Понадеялся что-то объяснить человеку, который заранее всё знает. Джекоб… – Я резко замолкаю, потрясенный новой мыслью. Может, Лютый в самом деле не по своей воле длит эту войну, не зря ж он так изменился?! Кому нужны безлюдные пустоши вместо Таргалы?

– Эй, парень, ты чего?

– Кому-то нужны безлюдные пустоши, – мертво повторяю я. – Кому?

– Гномам, – растерянно отвечает Джекоб.

– Гномы не проживут без людей. Они не питаются рудой и самоцветами. Слушай, Джекоб… а может, кому-то нужно и Подземелье без гномов?…

Не знаю, до чего бы мы договорились, кабы не появился сэр Оливер. Он входит в караулку с обыденным лицом командира, заглянувшего с рутинной проверкой на не слишком важный пост. Кивает кому-то позади себя. Закрывает дверь.

– Держи письмецо, парень.

– Спасибо! – Я беру конверт с короткой надписью «Леке»… Странно, только одно?

– Одевайтесь! – Капитан кидает на стол две монашеские рясы и, не тратя времени на объяснения, начинает облачаться сам. Надо сказать, монах из него получается – натуральней натурального. Не то, что из нас! Оглядывает меня и Джекоба цепким взглядом, морщится. – Сержант, монах еще может обуть солдатские сапоги. Если, скажем, ему предстоит долгий путь по осенней слякоти. Но солдатская куртка под рясой?! Тебя, Сергей, это тоже касается.

Мы с Джекобом обозреваем один другого и начинаем раздеваться. Сэр Оливер прав, жесткая куртка угадывается с первого взгляда. Но у сержанта под курткой рубаха… я ежусь.

– Погоди, – предлагает Джекоб, – найду тебе поддеть хоть чего.

– Некогда, – возражает капитан. – Ничего, не успеет замерзнуть.

Я встряхиваю рясу…

– Эге! – Оказавшийся вдруг рядом сержант хватает меня за руку. – А это что?

– Что? – переспрашиваю я.

Джекоб подводит мою руку к свету и проводит пальцем по засохшим ранкам вдоль вены. Я вижу, как сжимает зубы сэр Оливер. Интересно… Похоже, он не только знает о послании, но и заглядывал в камень!

– Это кроты, – отвечаю я. – Детеныши.

Сержанта аж передергивает всего, и я добавляю:

– Только не подумай чего жуткого. Дело строго добровольное. Что-то вроде миссии спасения.

Капитан вполне может решить, что и его принца, и меня подземельная нелюдь сломала пытками, превратила в послушные орудия. Что я веду его прямиком в ловушку. Если так… Ладно, отмахнулся я от подозрений, все равно выбора нет. Командует сэр Оливер, а куда он приведет нас… что ж, там поглядим!

– Готовы? – отрывисто спрашивает капитан. – Джекоб, за тебя здесь Огастен остается, есть что срочное? Твоим он весточку передаст.

– А я? – приходит в себя Джекоб.

– Ты со мной. Согласия не спрашиваю, посколь глупо было бы оставлять нашему доброму королю такого свидетеля. Всё, разговоры после! Уходим.

Я не сдерживаю вздох облегчения. Похоже, ты все-таки за нас, королевский капитан! Значит, мы еще можем выиграть мир…

4. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Захлестнувшее Серегу облегчение отзывается неистовым восторгом в душе. Не сидится на месте, хочется, как озорному мальчишке, бежать куда-то, поделиться нахлынувшим внезапно счастьем. И я хочу пойти к брату библиотекарю и вылетаю уже из своей кельи, но думаю вдруг: не рано ли? Я ведь так и не знаю, чем закончилась отчаянная миссия Сергия. Я должен пройти ее до конца. Должен, да! Но я ведь и не отказываюсь. Мне нужно отдохнуть немного. Успокоиться.

И я иду в приемную и долго рассматриваю старинные фрески, повествующие о деяниях святых, перечитываю надписи под ними, размышляю…

А потом возвращаюсь к работе.

5. Сэр Оливер, капитан гвардии короля Анри Грозного

Сэр Оливер идет первым, опустив покрытую капюшоном голову, высокомерно не замечая сторонящихся прохожих. Впрочем, прохожих почти нет: время позднее, почти ночь, да еще и дождь натянуло. Противный, мелкий и всепроникающий – предзимний. Резкий ветер швыряет холодную морось в лицо, пробивается сквозь рясу, выстуживает до костей. Джекоб дышит в затылок. Я придерживаю рукой капюшон – естественный по мерзкой погоде жест. Я не смотрю по сторонам: в капюшоне это затруднительно, а вертеть головой налево-направо монаху не к лицу.

– Что вы делаете на улицах в такое время?

Старый рыцарь останавливается так резко, что я тычусь носом ему в спину. Перед нами обнаруживается… О-ёй! В такой ослепительно белой рясе может быть либо монастырский Отец Предстоятель, либо королевский аббат… если, конечно, у короля за эти два дня появился новый аббат.

Сэр Оливер откидывает капюшон и тихо произносит:

– Коронное дело, пресветлый отец.

– Капитан? – во властном голосе отчетливо звучит гнев. – Однако как ты посмел, сын мой, выдавать себя за святого брата?

– Поверьте, пресветлый отец, выбора у нас не осталось. Я не могу рассказывать сейчас… но, когда вернусь, обещаю прийти к вам на исповедь. И даже принять епитимью, если вы сочтете это необходимым. Простите, пресветлый отец, мы должны спешить. Речь идет о жизни Таргалы.

Капитан непочтительно отстраняет аббата с дороги. Мы сворачиваем в тесный переулок, теперь ветер бьет в спину, я приподнимаю капюшон и пытаюсь оглядеться. В глаза бросается вывеска: «Пика и бочка», кабачок, облюбованный тюремной охраной. Эх, а я оружие в караулке оставил… нет, успокаиваю себя, все нормально, капитан знает, что делает… Мы проходим мимо ворот, мимо калитки для стражи, сворачиваем налево. Перевожу дух.

Мы идем вдоль стены достаточно долго для того, чтобы я задумался о размерах городской тюрьмы. Пожалуй, она лишь ненамного меньше королевского замка. Странно. Кажется, в законах Таргалы не так уж много оснований для тюремного заключения, а уж заменившая закон «моя королевская воля» и вовсе не признает такого вздора, как расходы на содержание арестантов. Надо будет спросить у Карела…

Сэр Оливер останавливается у неприметной калиточки и – ого! – отпирает ее своим ключом. За калиткой – ни души. Полоса пустой вытоптанной земли и стена без окон. Дверь. На этот раз капитан стучит.

– Святые братья? – удивленно спрашивает открывший дверь сонный стражник. – Нас не предупреждали…

Сэр Оливер молча протягивает руку: в пальцах зажата фиолетовая с белым бирка.

– Коронный пропуск, – бормочет стражник, – ишь ты… проходите.

Никогда бы не подумал, но больше всего меня потрясает тишина. Слишком уж она… мертвая. Только наши шаги отдаются гулким эхом: коридор, лестница вверх, еще коридор, лестница вниз, галерея, снова вниз, бесконечно, эта лестница сдавлена камнем, я бы решил, что мы уже в Подземелье, если б не привычные тусклые светильники. Вниз, вниз; и вот – еще одна дверь, а за ней… словно на дне колодца… темно и пусто, и единственный крохотный светильничек лишь сгущает тьму.

– Что это? – почему-то я могу только шептать.

– Тюремная часовня, – отвечает сэр Оливер. – Здесь есть вход в Подземелье. Давайте сюда, быстро.

Он подходит к стене, и тускло белеющий в сумраке мрамор сменяется тьмой непроглядной… Подземелье! Джекоб мешкает, я протискиваюсь мимо… Под ногами загорается зеленая световая дорожка, и навстречу выходит Страж. Дошли.

РАДИ ТАРГАЛЫ

1. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Чудны дела твои, Господи! В кои веки Серж спорит со мной не ради отдыха моего от дознания, а доказывая, что я упустил важное. Что до того, как Серега привел в Подземелье сэра Оливера, надо было увидеть беседу капитана с королевой.

– Ты же помнишь, – горячится Серж, – они смотрели на короля! Неужели на королеву не стали?! Мы ведь весь их план можем так узнать! Не понимаю, как ты не подумал.

Эх, Серж… подумал я, конечно, подумал. И прав ты, наверняка разговор капитана с королевой стоит внимания. Но как представлю, какими глазами Карел смотрел на мать…

Мне жалко его, так жалко… Но где граница между жалостью и малодушием? Что сказал бы мне сейчас Пресветлый? Я кладу на стол серебряного волка. Подожди, ладно? Я быстро…

2. Капитан и королева

– Он жив! Нина, слышишь, – он жив! Вот, посмотри!..

– Боже мой, – выдыхает Карел.

– Она видела, – шепчет Лека. – Он ей показал.

…Королева осунулась и потемнела, волосы убраны под накидку: знак не траура, конечно, но – глубокой печали. Глядит в ограненный восьмигранником корунд, красный блик пляшет по алебастровой щеке, пальцы мнут лиловое кружево…

Падает в кресло. Вскакивает, сдергивая накидку, припадает к груди капитана, плачет и смеется:

– Боже мой, Карел… мальчик мой, сын мой… Оливер, но откуда?!

– Друг его принес. – Капитан осторожно гладит дрожащие хрупкие плечи. – Помнишь, Сергей?

– Еще бы… как не помнить… Оливер, я должна его видеть! Где он?

– Нет, Нина. Ему не стоит мелькать лишний раз по Корварене, и тебе лучше пока закрыться у себя и не выходить.

– Но как ты не понимаешь, он же…

– Понимаю, – вздыхает капитан. – Он пришел от Карела. Но разве это причина подвергать парня опасности?

– Боже упаси! – Королева вздрагивает, отстраняется от капитана – ровно настолько, чтобы заглянуть в глаза. – Но почему опасность?

– Карел и мне передал весточку. Хочешь глянуть?

– Он еще спрашивает!

– Возьми, – ласково усмехается капитан. Золотистый самоцвет на миг соединяет их пальцы. – И представь, что было со мной, когда я это увидел…

– Ты был прав, принц, – скрипит Хозяин Подземелья. – Он не потаил от королевы наш план.

– Посмотрим, точно ли угадал в другом, – бормочет Карел.

– Я в этом не сомневаюсь… – Гном жует губами, кивает головой. – Да, не сомневаюсь. Твоя матушка любит тебя. Она не затруднится выбором.

…– Оливер, ты пойдешь? – Рука королевы медлит отпустить камень.

– Я думаю, твой сын станет хорошим королем. Я готов рискнуть. Но если ты против… Нина, ты зря прячешь руку. Я не отберу у тебя этот камень. Не посмею. Я понимаю, ты хочешь посмотреть еще, когда я уйду.

– Да… спасибо, Оливер. Так ты пойдешь?

– А ты согласна? Не имеет смысла суетиться, если ты не захочешь ему помочь.

– Он прав, Оливер… они правы. Таргала не переживет этой зимы. Всем нужен мир… кроме короля, всем.

– Кроме короля и наших соседей, – хмуро поправляет капитан. – Хотел бы я знать, кто из них успел бы первым занять Корварену… но ради такого сомнительного удовольствия не стоит отказываться от мира. Я пойду, Нина. А ты готовься встретить нас здесь.

– Будь спокоен, Оливер! – Королева недобро усмехается. – Я не позволю, чтобы с Карелом снова случилась беда. С меня хватит… а уж с него – тем более.

Капитан кланяется:

– До встречи, моя королева.

– Удачи. И, Оливер… передай Сергею мою благодарность. Это счастье, что у Карела есть такой друг.

3. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Еще какое счастье, соглашаюсь я. Где ты, приятель, серебряный волк? Не думаю, что мне так уж надо видеть слезы в глазах Карела. Хватит. Чем искать, кто что сказал об их плане, не лучше ль поглядеть, как он исполнялся?…

4. Сергий, воин Двенадцати Земель

– Хорошо, что у тебя снова свое лицо, – рассеянно говорит Лека, разворачивая письмо. – От отца… – Он замирает, читая первые строчки. Глаза мечутся в конец, снова к началу. Я чувствую, как сжимается сердце в ледяной комок… что-то стряслось… Лека шепчет: – Господи… Господи, нет…

Письмо прыгает в его руках, в побелевших пальцах, – и безнадежная жуть опутывает меня. Безвозвратность. Пустота. Лека, держись, Лека… не надо так… ты жив и я с тобой, слышишь?!

Дочитал. Протягивает письмо мне. И – выходит, плотно закрыв за собой дверь.

Я отхожу к другому светильнику, подальше от Карела и сэра Оливера.

«Сын мой, слухи летят быстро, но я надеюсь, что это письмо опередит слухи. Я буду краток. Подробности тебе привезет верный человек, когда всё хоть немного прояснится.

Сын мой, твоя мать умерла. Я сижу сейчас у ее последнего ложа, отец Лаврентий читает упокой у изголовья, в ногах плачет Юлия, Васюра у двери ждет письма. Никто другой пока не знает о ее смерти, только мы четверо.

Я заклинаю тебя ее памятью, Лека, – будь осторожен! Затаись, никаких слез, никакого траура, и, ради памяти твоей матери, не вздумай бросить все и приехать! Ты появишься здесь только по вызову моему, отца Лаврентия, Сергия или Васюры – или же в случае смерти всех нас. Это приказ, Лека. Поверь и прости. Ты знаешь, как любил я твою мать, но с ее смертью жизнь не кончается, а случись что с тобой и Егоркой – и мне незачем станет жить. Вот так, мой мальчик.

Я знаю, иногда моя суровость ранила тебя. Но знай и ты, что я пытался воспитать тебя истинно благородным рыцарем и достойным правителем. Думаю, мне это удалось.

Я верю в тебя, сын мой. Может случиться так, что нам не доведется свидеться, прими же мое благословение. Живи, как велят тебе долг и совесть, и будь достоин своей судьбы, какой бы она ни была.

Я люблю тебя, сын мой».

Руки дрожат, но я сворачиваю письмо и прячу за пазуху. Слишком здесь людно, слишком тесно… Проклятое Подземелье, где не спрятаться от чужих глаз, проклятая война, из-за которой не оплачешь смерть матери… Что не так? Почему вдруг – затаиться и ждать вестей? Снова чей-то заговор? Но почему – она?!

Я отворачиваюсь к стене, сжимая зубы, умирая от горя и жалости, содрогаясь вместе с Лекой от слез. Потом я перестаю его чувствовать. Ясно – вспомнил обо мне и снял амулет. Ладно, брат мой Лека, побудь один. Я тебя понимаю. Ведь ты не думаешь, что мое горе сейчас – всего лишь отражение твоего?

– Серега, что с тобой?

Я смотрю на Карела, не видя… сквозь Лекины и свои слезы, сквозь лицо нашей королевы – в тот день, когда провожала нас в путь… сквозь непонятной приказ затаиться и опасения короля не увидеть больше сына… Да что там у нас происходит, пропади оно пропадом?!

– Серега, что случилось? Что-то дома?

– Неважно, – выдавливаю я. – Прости, Карел. Мне надо пройтись.

Свет Господень, разве человек не имеет права на горе?! Пусть Карел сам справляется со своим капитаном… Король он, в конце концов, или нет? Пусть даже будущий.

В коридоре Леки не оказывается. Ну, что ж – мы ведь здесь не пленники, он мог пойти куда угодно. И я не должен сейчас дергать его. Пускай побудет один. Ему надо, я понимаю.

Я бреду, не осознавая, куда именно иду. Просто сердце мое рвется домой… но король не станет приказывать зря, и если он не велел пока возвращаться – значит так надо. Да и здесь мы нужны. И даже не потому, что Карел – хороший парень и наш друг, а Таргала может не пережить зиму. Нет. От того, что делаем мы здесь, зависит мир у нас. А если дома неладно… тогда тем важнее добиться мира в Таргале. И мы, помогая хорошему парню Карелу, деремся за свою страну. Потому что я – воин Двенадцати Земель, и Лека тоже… и мы не должны, не должны, не должны…

– Господин, вам сюда нельзя. Простите.

Вот так. Оказывается, я забрел к мастерским…

– Вы простите. Я не хотел мешать.

Я поворачиваюсь и иду назад. И выхожу к питомнику кротов. Вот и ладно. Отсюда меня не погонят.

– Добрых дней тебе, Сергий, – кивает смотритель.

– И тебе того же, почтенный, – отзываюсь я. – Если малыши голодные, могу покормить.

– Голодные, – скрипит смотритель. – Так ты ведь, я слыхал, только с дороги… и скоро опять в путь?

– Ничего. Справлюсь.

По крайней мере, добавляю про себя, будет чуть меньше сил на эту боль…

5. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Что же не так со смертью Марго? Что за беда пришла в Славышть? Я ищу Юлину брошку… зря забыл я о ней! Даже не знаю, как жили они с Ожье эти годы… но ведь я делал то, что было мне поручено. Даже за время, потраченное на Леку и Сергия, мне иногда стыдно – пусть оно обернулось пользой для дознания, но я ведь не мог предугадать это. И все-таки…

От себя правды не скроешь. С того дня, как узнал, что Юлия ждет сына, я даже не прикоснулся к ее брошке. Потому что было время, когда и я мечтал о сыне… потому что думал я об одной, а вспоминалась – другая. И теперь мне стыдно и горько, и никак не получается найти Юлию, плачущую над мертвой королевой Двенадцати Земель. Где ж ты, Юли?!

6. Возвращение любителя рисковать

– Мама! Мамочка, что стряслось? Ты плакала?

– Почему ты здесь, Софи? Да еще так поздно? – Юлия прислоняется к стене, судорожно втягивая холодный ночной воздух. Отец Лаврентий поддерживал ее, пока вел, но сейчас он ушел с Васюрой проводить гонца.

– Я тебя весь вечер ищу! Папочка вернулся.

– Господи, что с ним в этот раз?!

Софка по-взрослому вздыхает:

– Ну, он говорит, что ничего страшного. Но я все равно попросила отца Ерему побыть с ним.

– Идем.

– Ты иди, он уж, наверное, заждался. А мне еще Васюру найти надо. Ой, да вон он идет… Господин советник! – звонкий голос разносится по двору, Васюра приостанавливается, вертит головой. Шел он, похоже, к казармам. Софка спрыгивает с крыльца и кидается догонять. – Господин советник, подождите!

– Что, Софьюшка? – Васюра через силу выдавливает улыбку, и Софи укоризненно хмурится. Уж будто она не знает, когда Васюра настоящий, а когда – нет!

– Господин советник, папочка просил, чтобы вы к нам зашли.

– Вернулся?! – выдыхает Васюра. Вот теперь – настоящий… Софи кивает не столько «господину советнику», сколько своим мыслям о нем. – Ну, пошли. Что на этот раз? На лоскутки не порвали?

– Почему сразу на лоскутки, – обиженно фыркает Софка. Приноровиться к шагу Васюры может не каждый: длинноногий «господин советник» двигаться медленно попросту не умеет. Но Софи держится рядом легко, она тоже слывет торопыгой вполне заслуженно.

– Был бы цел, тебя не гонял бы. Так что?

– Стреляли в него. Я мамочке не стала говорить, но папочка просто упал с коня посреди двора. Не знаю, как бы я справилась, если б не отец Ерема.

– А он-то что у вас делал?

Софи пожимает плечами:

– Ну, он заходит иногда. Спрашивает, что пишет Серенький. И еще мамочка ему про Корварену рассказывает.

Уж будто вы не знаете, отчетливо звучит в голосе Софки. Васюра кивает и прибавляет шагу.

Юлечка, конечно, успевает первой. Сидит на краешке кровати, держит мужа за руку, и отец Еремий что-то тихо ей втолковывает, осторожно ощупывая грудь Ожье.

– С возвращеньицем, – здоровается Васюра. – Опять заигрался и вовремя уйти не успел? Никогда ты рисковать не отучишься… Здравствуйте, отец Ерема.

– Не рисковал, – шепчет Ожье. На губах пузырится кровь. – Кто-то предал. Ждали.

Юлия всхлипывает.

– Мамочка, – Софка подскакивает бойким чертиком. – Папочка поправится, вот увидишь! Правда же, отец Ерема?

– Истинная правда, чадушко. А теперь отведи маму в ее спальню и утешь. Я знаю, у тебя получится.

Софи хмыкает – точь-в-точь как Васюра. И величественно разрешает:

– Ладно уж, секретничайте! Пойдем, мамочка.

Отец Еремий едва ли не силой поднимает Юлию на ноги:

– Ступай, дочь моя, ступай. Все хорошо будет, рана ерундовая, недели не пройдет, как на ноги поставим, только ему ж заснуть надо, а пока ты здесь…

– Юли, – Ожье чуть заметно гладит руку жены, – живой я, честно.

– Живой, – снова всхлипывает Юлия. – Господь всеблагой, как же я устала! Живой!..

– Так, – бормочет Васюра. – Вот что, отче, вы тут займитесь лечением, а я…

Отец Еремий рассеянно кивает, но Васюра уже не глядит на него. Подхватывает Юлию под локоть, бросает резко:

– Веди, Софка! Псы их всех дери, слишком много для одного вечера… и то сказать, сколько она держалась.

Васюра оказывается прав. Едва дойдя до своей комнаты, Юлия срывается в истерику. Чушь это, что благородные дамы и скорбят благородно, чушь, придуманная теми, кто отказывает им в истинных чувствах. Софи глядит на мать расширенными в ужасе глазами: Юли бьется в руках Васюры, и воет, не утруждаясь словами, и видно – если ее сейчас не удерживать, бог весть, до чего дойдет…

– Пусть, – бормочет Васюра, – пусть. Ты не бойся, Софьюшка, все хорошо будет. Ей легче станет, правда. Пусть выплачется.

Голос его дрожит, и кажется – он и сам не прочь повыть.

Софи кусает губы. Спрашивает вдруг:

– Что случилось? Ведь это не из-за папы… не только из-за папы?

Васюра смотрит на дочь Ожье и Юлии долгим взглядом. Смотрит, не забывая слегка баюкать Юли, и губы его дрожат.

– Наша королева умерла, – тихо говорит он.

Софи испуганно прижимает ко рту ладошку.

7. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене

Марго, Марго… признаться, мне стыдно и больно, что я вот так – случайно – узнал о ее смерти. Именно с нее началось мое дознание. Ее свадьба отметила для Таргалы начало Смутных времен – но саму ее, вопреки ожиданиям, сделала счастливой. Я знал это – и не стремился узнать большего. Бывшая принцесса Золотого полуострова, навсегда покинувшая родную страну, слишком мало значила для порученного мне дознания. Мать принца Валерия – и только.

Но слишком много слез и душевной боли обрушилось на меня с ее смертью. Пусть не моих – что с того? Я помню ту девушку, что на пороге немилого замужества позаботилась о чужом счастье. Помню ее голос в тот миг, когда сказала она отцу: «Сколь печальна участь королей!», и помню, как ее узкая ладошка доверчиво легла в ладонь почти еще незнакомого мужа. Андрий любил ее – наверное, королевам редко выпадает такое счастье. Что же должно было произойти, чтобы он запретил сыну приехать похоронить мать?

– Тебе другое поручено, – бормочу я. – Другое, другое, другое!

Острый край брошки врезается в кулак. В тумане слез – бледное лицо Софи. Я цепляюсь за него, как утопающий – за сброшенную ему веревку. Софи, дочка Ожье и Юлии, девочка, которую я видел два или три раза, но до сих пор не обращал на нее особого внимания.

Значит, Юлия отдала брошку дочке… ну, вряд ли девочка знает о том, что может быть важно для дознания. И все же…

Ты была там. Ты, похоже, больше дружна с отцом и с Васюрой, чем с матушкой. О том, что происходило в Двенадцати Землях, твоя брошка может рассказать немало. Я чувствую. Но именно поэтому я сейчас положу ее на стол. Не время…

Бедовая Серегина сестренка, мне жаль с тобою расставаться. Наверное, я вернусь еще к тебе. Ты выросла… ты стала красавицей. Но ты все равно больше похожа на своего брата, чем на ту, которую я до сих пор боюсь вспоминать.

8. Карел, изгнанник

Корварена не заметила нашего возвращения. Ну, идут себе по улицам трое парней в форменных беретах королевской гвардии… Кто знает, что береты эти дал нам сэр Оливер, чтобы без вопросов провести через посты? Что во дворце ждет условленного сигнала королева, а гвардейцы, верные королю, еще вчера отправились в Южную Миссию встречать прибывающее на той неделе посольство Империи? А если б и знали – кому есть до этого дело? Черными тучами нависло над Корвареной ожидание зимы. Корварена стынет, и не холодный ветер с Реньяны тому виной.

Мы спускаемся к реке, идем по набережной, у меня чешется шрам и ноют плечи, что за глупость!

– Что у вас случилось? – спрашивает Карел.

– Не отвлекайся, – бурчит Лека. – Наши дела подождут.

Карелу тоже не по себе, понимаю я. Интересно, став королем, он придет хоть раз на площадь Королевского Правосудия?

– Лека, надень амулет, – прошу я. – Пожалуйста. А то у меня ощущение, что снова к столбу иду.

Лека достает серебряный шнурок, протягивает руку:

– Завяжи.

Привычно затягиваю «счастливый узел». Мне так и не удалось поговорить с Лекой о доме. И письмо до сих пор у меня за пазухой.

– Прости, – говорит Лека.

– Брось. У нас теперь есть еще один резон уладить здешние дела.

– Верно. Ладно, пошли.

Дома разбегаются, открывая белые стены часовни Последней Ночи. Карел поправляет берет и ускоряет шаг.

Площадь пуста. Еще бы: кто придет сюда по своей воле?!

– Ждите здесь, – бросает нам Карел. Взбегает по высоким ступенькам часовни. Изнутри слышны визгливые голоса. Лека стаскивает берет, прячет за пазуху, роняет вполголоса: «Ты тоже лучше сними». Несколько тягуче длинных минут – и над головой бухает Колокол. Раз, другой, третий… все чаще… кажется, само небо гудит, звенит, дрожит, пробирает до сокровенных глубин души… Я словно воочию вижу, как по всей Корварене открываются двери, и бредут к зловещей площади хмурые, испуганные люди, не смея ослушаться зова Правосудия.

Появляется Карел – встрепанный, раскрасневшийся и злой. Резко выдыхает сквозь зубы. Поправляет берет, украдкой гладит рукоять Тени – и, чеканя шаг, идет к помосту. На площадь выходят первые горожане, из тех, кто живет совсем рядом.

– С Богом, – неслышно шепчет Лека. Наше дело – держаться рядом и помалкивать: две шпаги, готовые прикрыть, пока не подоспеет подмога. Я обвожу взглядом редкую пока толпу, смотрю на серый лоскут Реньяны за острыми крышами. Потираю шрам, стараясь не обращать внимания на бегущий по спине холодок.

Сегодня нет оцепления, но словно невидимая стена держит людей. Три шага от помоста. Я слышу шепот: «Принц! Это принц… Принц вернулся!»

Оглядываюсь: Карел стоит на краю помоста, вытянутый в струнку, берет надвинут на лоб – лиловый с бело-фиолетовым кантом форменный берет королевского гвардейца, положенный по статусу первому вассалу и наследнику. Да, принц вернулся… но как знать, не на смерть ли? Тот план, с которым в конце концов согласился Карел, слишком зыбкий даже на мой взгляд.

Пора? Карел, пора! Вон она, карета сэра Оливера, – остановилась за часовней. И площадь уже полна, кто подальше, тянут шеи, опоздавшие, наверное, спрашивают, кого сегодня да за что…

– Жители Корварены, – голос Карела сух и решителен, – вы знаете, я – изгнанник. Вернувшись в столицу, я нарушил волю короля. Я хочу, чтобы вы решили, должен ли я ответить за это. Вы, а не король! Все вы боитесь зимы. Знайте же: я договорился с Подземельем о мире. Вот уж неделя, как на окраинах Таргалы спокойно. Вернулась вода в высушенные колодцы, люди свободно работают на полях и ходят в лес, а гномьи шахты, кузни и мастерские открыты для торговли. Мы можем вернуться к доброму соседству, к мирной жизни. Я пришел в Корварену, чтобы сказать вам это.

Кто-то ахает в голос. Кто-то плачет – или смеется. В накрывшем площадь ропоте я слышу только одно слово: «мир».

– Тихо! – Карел вскидывает руку. – Еще не все. Я нарушил волю короля, вернувшись; но это мелочь по сравнению с тем, что я против воли короля пошел на переговоры с врагом. Прав я или нет – решать вам. Это ваша страна, вам жить здесь или умирать. – Карел обводит взглядом замершую площадь, сглатывает. – Я поступил так, как считал правильным, – ради Таргалы. Но это измена королю, и я готов за нее ответить, если война до победы вам нужнее мира. Я выбираю вас в судьи.

– Но что мы можем, принц? – выкрикивает кто-то из густой, сжавшейся толпы. – Будь наша воля, войне бы давно конец. Так решаем-то не мы, а король!

– Сегодня решаете вы. Решаете, быть миру или войне, и еще – жить мне или умереть. Измена и превышение полномочий, так это называется. Если вы не готовы принять мир из рук коронного преступника, я пойду во дворец и отдам свою шпагу сэру Оливеру. Тогда, думаю, вы очень скоро снова увидите меня здесь.

– Видели уж, – в несколько голосов откликается толпа, – хватит!

– Мир…

– Мудреные эти дела, не для простых людей… что мы понимаем в привышениях да полных мочиях…

– Если мир, – Карел еще повышает голос, – если я прав, значит, вы благословляете меня на борьбу с законным королем! Вы все. Я потребую мира вашим именем – именем всех жителей Таргалы. Вы разделите со мной груз нарушения вассальной клятвы. Не риск – но вину. Эта ноша тяжела для меня одного.

Слишком сложно, думаю я, вглядываясь в застывшие лица. Они ждут подсказки. Они готовы поддержать Карела – если все вместе; но кто решится заявить об этом первым в стране Лютого?!

– Пропустите, – тонкая женская фигурка протискивается через толпу, – да пропустите же, люди добрые, дайте мне пройти!

Кто-то огрызается, но вот над головами летит шепот: «Королева!» – толпа поджимается, королева почти выбегает к помосту, и Карел спрыгивает навстречу и падает перед нею на колени.

– Матушка…

Но королева оборачивается к теснящимся на площади людям.

Страницы: «« ... 7891011121314 »»

Читать бесплатно другие книги:

В день святого Стефана явился великий миракль – два мира просочились друг в друга. Теперь жители сре...
Раз в год на Земле происходит великое чудо - проливается Мёд жизни, который возвращает саму суть сущ...
«Марина Сергеевна подклеила заговорённый пупок кусочком лейкопластыря, устало распрямилась, улыбнула...
«Костёр прогорал, и фигуры сидящих сдвигались плотнее, словно пальцы, медленно сжимающиеся в кулак. ...
А что бы вы сделали, если бы к вам подошла лиса и человеческим голосом попросила батон колбасы из ва...
На дворе Железный век – все деньги делают исключительно из этого металла… И вот к маркграфу Раймунду...