Соблазненная подлецом Аллен Луиза

– Что ж, хорошо, – пробормотал Люк. Эйврил посмотрела на него с прищуром, поэтому он добавил громче: – У меня скопилась куча одежды для стирки.

– Не сомневаюсь в этом, Люк, дорогой. – Он заметил, каких усилий ей стоило смягчить голос. – Будь добр, мне понадобится горячая вода.

– После завтрака нагреешь воды, Поттс.

– А она будет стирать нам всем, кэп? – спросил Феррет, набив полный рот селедкой.

– Для тебя, Хорек, мисс Хейдон даже пальцем не шевельнет.

– Вы – тот человек, который поделился со мной одеждой? – обратилась Эйврил к Хорьку, когда Поттс вручил ей кружку черного чая.

– Ну да, мэм.

– И что, Хорек – ваше настоящее имя? Конечно же нет. – Она сделала глоток чаю и едва не задохнулась от его крепости.

– Э-э… На самом деле Феррис моя фамилия, мэм.

– Благодарю вас, господин Феррис.

Матрос улыбнулся:

– Рад помочь даме капитана, мэм.

Остальные не проронили ни слова, но Люк остро почувствовал перемены в настроении своих людей. Они более не воспринимали Эйврил безымянным существом или его единоличной собственностью, теперь она стала для них человеком. До сих пор она боялась их – и поступала мудро. Они не забывали, что она женщина, которой у них не было несколько недель. Однако ей хватало ума и мужества, чтобы вести беседы с командой.

Мисс Эйврил Хейдон способна свести с ума любого мужчину, заставив потерять покой и сон, терзаться от боли в ноющем паху, но сейчас Люк восхищался ее хитростью. Тем не менее он обнаружил, что восхищение ничуть не уменьшает вожделения.

– Они возвращаются, – произнес Заплатка Том, сощурив один глаз от ослепляющего солнца на волнах.

Люк вынул часы:

– Им нужно пошевелиться.

– В том месте поперечное течение… – Сэм, по прозвищу Бык, смотрел с видом человека, более прочих знающего, что такое справедливость.

– Эти воды – одно большое поперечное течение, – сказал Люк. – Думаешь, ты сможешь быстрее?

– Да, – ответил Сэм, кивнув курчавой головой, – раз плюнуть.

«Они чему-то учатся», – подумала Эйврил, глядя на матросов и глотая отвратительный на вкус чай. Ее зубы, если только на них еще осталась эмаль, теперь черного цвета, она уверена.

Эти матросы были одной командой на настоящем корабле, а вовсе не разношерстной кучкой беглецов. Они прятались здесь не потому, что дезертировали или ожидали, пока некто приплывет забрать их. Невероятно, но только сейчас она заметила, как ослаб ее ужас перед ними. Инстинкт подсказывал ей, что стоит попытаться относиться к этим матросам как к личностям. Как ни странно, есть с ними из одного котла легче, чем изображать близость с Люком, которой она не чувствовала вовсе.

«По крайней мере, – поправила она себя, чувствуя тепло его бедра сквозь ткань брюк, – эта близость без тени любви или доверия».

Очевидно, он хороший офицер, хотя стал изгоем и командовал изгоями. Некогда в Индии она видела достаточно офицеров и наблюдала за ними на борту «Королевы Бенгалии», поэтому могла угадать властную натуру с первого взгляда.

Матросы сосредоточили все внимание на приближающейся лодке, Люк, поедая бекон, смотрел в ту же сторону.

– Почему вы здесь? – спросила она, понизив голос.

Он покачал головой, даже не взглянув на нее.

– Дезертирам нет нужды тренироваться в гребле на скорость, – продолжила она, размышляя вслух. —

Почему бы не захватить один из тех катеров? Или парусник? Бриг. У вас достаточно людей для команды брига, разве не так?

– Вы задаете слишком много вопросов, – промолвил Люк, не отрывая взгляда от моря, – это опасно, ведите себя тише.

Угроза это или предупреждение? Эйврил, поставив пустую тарелку и кружку, изучала его профиль. Она поверила бы, что он способен убить, и обучен этому, только вряд ли убьет ее. Если бы это было так, он изнасиловал бы ее прошедшей ночью.

– Будет менее опасно, если вы скажете правду.

– Для кого? – спросил он, и угол его рта слегка скривился, выдавая подобие улыбки. Эйврил несколько расслабилась. – Может быть, позже.

Гребцы находились совсем близко. Она могла рассмотреть Таббса, сидящего на корме, и Докинса, налегающего на весла. Должно быть, какой-то звук сорвался с ее губ, и Люк повернулся к ней:

– Они не причинят тебе зла, ты моя. – Он нагнулся, и шок от происходящего на виду у прочих людей заставил ее застыть. Это был быстрый, жесткий поцелуй в губы, невероятно притягательный, влекущий, как и его рука, которая осталась на ее плече, когда он встал, сжимая в другой руке часы. Эта же сильная ладонь могла оборотиться грозным кулаком, защищающим ее. Эйврил ощущала каждый палец на своем плече и вздрогнула при мысли о том, что бы она почувствовала, начни он сейчас ее ласкать?

– Неплохо! – крикнул Люк гребцам, вытягивающим лодку с мелководья на берег. – Но могли бы и лучше. Остальные – ваша очередь! По моему сигналу… Вперед!

Возникла толчея, когда другие матросы, забираясь в лодку, отчаливали от берега. Первая шестерка, не оглядываясь, побрела к огню и еде, оставленной для них Поттсом. Затем они увидели Эйврил, сидящую на капитанском камне, и глаза их сузились, будто у стаи собак, заприметивших кошку.

Рука Люка оставалась на ее плече еще мгновение, затем он двинулся им навстречу.

– Закрой рот, Таббс, пока в него ничего не залетело, – мягко посоветовал он. Тот пробормотал что-то и, хихикая, отошел в сторону, переводя взгляд с Люка на Эйврил.

Ей хотелось бежать прочь. Вместо этого она поднялась на ноги, взяла тарелку Люка и направилась к костру.

– Еще бекона, дорогой? – Ей удалось сказать эти слова тем же мурлыкающим тоном. С его помощью ее подруга Перси превращала самые безобидные фразы во флирт. Перси, которая, вероятнее всего, утонула. Эйврил сморгнула уколовшую глаз слезу – Перси смогла бы и очаровать, и запугать этот сброд.

Теперь они были совсем близко и пристально смотрели на нее. Эйврил вспомнила, что говорил Люк о волчьей стае. Они пожирали глазами обоих, словно ожидая, что он зарычит и бросится на них, если они посягнут на его добычу.

– Думаете, другие обернутся быстрее? – спросила она, глядя Таббсу прямо в глаза.

Тот моргнул и вздрогнул, будто с ним заговорила сковорода Поттса.

– Думаю, мы побольше ихнего прошли, – сказал он, не дождавшись, что Люк нарушит молчание.

– Лодка кажется очень маневренной. Я плыла на ост-индском судне в течение трех месяцев, так что любая лодка кажется мне быстрой. – Эйврил присела на траву возле Люка, наблюдающего за лодкой. Он, не глядя, обнял ее и притянул к себе, отчего глаза мужчин, стоящих вокруг, наполнились беспокойством. И что теперь? Инстинкт подсказывал, надо продолжать говорить с ними, чтобы они стали воспринимать ее как человека, а не как вещь, но не осмелилась больше говорить, чтобы не подумали, будто она пытается выведать, зачем они здесь.

– Ваш корабль много ценного вез, верно? – спросил Докинс.

– Ну уж никак не слитки золота, уверена. Шелка, драгоценные камни, слоновая кость, редкие породы дерева – это было на борту.

Нет ничего опасного в том, что она рассказала им о грузе. Он все равно лежит на дне и непоправимо испорчен морской водой.

– Вы что, из Индии приехали? – спросил один из мужчин.

Люк стал поглаживать ее шею так, как если бы гладил охотничью собаку в ожидании стаи уток. Эйврил склонилась к нему, опустив веки… И заставила себя сосредоточиться.

– Да, из Индии. Я прожила там почти всю жизнь.

– А тигра видали когда-нибудь?

– Я многих видела. И слонов, и огромных змей, и крокодилов, и обезьян.

– Небеса! Вот я бы повидал их! А вы катались на слоне?

Они спрашивали, она отвечала. Так почти двадцать минут. Она чувствовала себя спокойнее в их присутствии. Почти так же спокойно, как с собой наедине. Затем поймала на себе взгляд Докинса и почти зримо отпрянула. То, о чем он думал, откровенно читалось в его взгляде, и она всем телом прижалась к Люку. Его рука замерла.

– Что? – чуть слышно произнес он.

– Ничего.

Он встал, заставив и ее встать:

– Пора показать тебе, что надо выстирать. Тимминс, ведро горячей воды и ведро холодной из колодца.

– Вы, надеюсь, понимаете, что я никогда в жизни не стирала одежду, не говоря уже о мужской одежде, сказала Эйврил, когда они вернулись к зданию старой лечебницы.

– С мужской должно быть меньше хлопот, – произнес Люк. – Никаких оборок или кружев, ткань прочнее.

– Засаленнее и грязнее, – парировала Эйврил.

Она подняла руку и коснулась своей шеи в том месте, где он гладил ее. Кожа была теплой и мягкой. Это прикосновение вызвало дрожь, смутившую ее. «Не хочу останавливать эту ласку», – поняла она, устыдившись собственных мыслей. Что с ней происходит? Была ли она все еще без сознания, или же это последствия шока, инстинкт поиска сильного человека, который мог бы ее защитить?

– Вы – воинственная маленькая леди, не так ли? – спросил Люк, когда они вошли в лачугу.

– Я на войне, – отрезала она. – И отнюдь не маленькая, а более чем среднего роста.

– Хм… – произнес он и повернулся, прижав ее к стене своим телом, – нет, вы нисколько не малы.

– Уберите руки от моих… грудей!

– Но они восхитительны… – Он обхватил их своими широкими ладонями, и она почувствовала легкие движения его пальцев сквозь полотно рубашки.

– Нет! – взмолилась она, обращаясь скорее к своему телу, которое вновь выходило из ее подчинения.

– Но вам это нравится. Смотрите.

Сгорая от стыда, она посмотрела вниз, ее соски туго натягивали ткань, изнывая от удовольствия и требуя ласки.

– Я не могу сделать так, чтобы вам это не нравилось, и вы не можете.

Напряженная выпуклость на его штанах была слишком заметна, и, когда Люк чуть повернулся, она вспомнила уроки своих братьев. Но его реакция была быстрее. Не успела она поднять колено, как он уже плотно прижал ее к стене:

– Маленькая ведьма!

Хотя она и попала в ловушку, но смогла взять ситуацию под контроль. Правда, возможно, просто успела привыкнуть к ощущениям. Она обнаружила, что не хочет сопротивляться: коснулась языком уголка его губ, затем прикусила его нижнюю губу почти до крови. Он зарычал и прижался к ней бедрами, явно желая, чтобы она почувствовала, что с ним происходит.

Эйврил позволила целовать ее, ощущая одновременно желание и боль, несмотря на то что часть ее сознания кричала: «Остановись!» Ей сегодня снова спать с этим человеком, и как, скажите на милость, ему сдерживаться после этого?

– Будь оно все проклято! – сказал Люк, посмотрев на нее сверху вниз потемневшими глазами, учащенно дыша. – Кажется, вы посланы жестоко испытать мою силу воли.

Дверь за ними распахнулась, и он отвернулся от нее так резко, что она едва не упала.

– Вон туда, на стол, Тимминс.

Матрос поставил ведра в указанном месте и вышел. Эйврил затаилась за дверью, стараясь быть незаметнее тени. «Должно быть, он догадался, что здесь происходило», – подумала Эйврил, чувствуя, что лицо ее пылает.

– Я не стану более заниматься ничем подобным! – сказала она, оставшись наедине с Люком. – Я не могу. Я не понимаю, почему все это меня вообще волнует. Я в сознании, я не флиртую. Вы мне даже не нравитесь! Вы огромный, уродливый, жестокий и…

– Уродливый? – Люк остановился, перебирая кучу белья в углу, и поднял бровь. Никакие другие ее слова, по всей видимости, не произвели впечатления на него.

– Ваш нос – просто какой-то переросток.

– Он призван уравновешивать мою челюсть. Она досталась мне в наследство от отца. – Он бросил на стол ком одежды. – На полке есть мыло.

– Вы меня не услышали? – требовательно спросила Эйврил, встав у него на пути и уперев руки в бока.

– Я все слышал. – Люк вновь схватил ее и поцеловал с такой страстью, что она отшатнулась назад и рухнула на кровать, когда он отпустил ее. – Я просто не намерен выслушивать ваши слова о том, как вы нервничаете. Вам предстоит справиться со всем этим барахлом. Убедитесь, что воротники и манжеты отстираны как следует. Высушить одежду можно на кустах на склоне соседнего холма. Только все время держитесь так, чтобы дом был между вами и морем.

Эйврил уставилась на дверь, закрывшуюся за ним, и вспомнила слова, которые произносили моряки на борту «Королевы Бенгалии». Как было бы здорово разразиться сейчас потоком брани.

Кастрировать, выпотрошить и облить кипящей смолой некоего джентльмена. Тогда бы она испытала подобие удовлетворения. На секунду она представила все это. Затем ощутила потребность что-то сделать, раз уж подвергнуть пыткам Люка невозможно. Она скинула с себя кожаный жилет, засучила рукава и отправилась на поиски мыла. Жаль, нет крахмала под рукой, иначе она сделала бы его одежду такой жесткой, что он не смог бы неделю даже присесть.

Она начала разбирать одежду, бормоча слова мести. Вещи были не сильно грязные. Капитан явно привередлив по отношению к своему белью. Она чувствовала его запах, он взволновал ее. Интересно, нормально ли быть настолько поглощенной мужчиной, что один вид его рубашки заставляет думать о его теле?

Эйврил отыскивала пятна, оттирала их мылом и бросала одежду в горячую воду. Как долго вещи должны мокнуть в ней? Она жалела, что не обращала должного внимания на индийских женщин, которые стирали белье в реках и всегда отстирывали безупречно, даже в мутной воде.

Она застирывала манжеты на одной из рубашек, но вдруг остановила себя. Невероятно, она окружает своего врага такой заботой?! Нет уж, пусть сам занимается стиркой своего белья и чего только ему вздумается! Однако она вспомнила, что одета в его же рубашку, и, по его словам, последнюю из чистых. Значит, если она не справится со стиркой, то одно Небо знает, когда получит сменную одежду.

Ее пальцы покрылись морщинами, как в тот день, когда море вынесло ее к берегу, и два пальца были стерты до мозолей, но одежду она все-таки выстирала. Отжать ее оказалось Эйврил не под силу, поэтому, выплеснув горячую воду возле дома и, заполнив ведра мокрой одеждой, она поплелась вверх по склону к костру.

Ведра были тяжелыми, и она едва дышала, опуская их на землю.

– Может ли кто-нибудь, у кого чистые руки, помочь мне?

Люка нигде не было видно, и она оказалась у костра лицом к лицу с восемью мужчинами с Докинсом во главе.

– Да, дорогуша, я тебе помогу, – протянул он, поднимаясь на ноги.

– Полегче, Гарри. – Поттс поднял глаза от наполовину разделанного кролика. – Это женщина капитана, и нам придется дальше обходиться без тебя, если он взбесится. Он тяжел на руку, когда не в духе, и просто пристрелит тебя, а у нас прибавится работы.

Кок подмигнул Эйврил, которая уже измерила глазами расстояние до его кухонного ножа, стараясь не впадать панику.

– Кроме того, дама любит мою стряпню.

Сказав это, он поднял вверх нож со смертельно острым лезвием и принялся внимательно его рассматривать.

– Да я же шучу, Поттс. – Докинс уселся обратно, его карие глаза неотрывно смотрели на нож. Кок воткнул его в землю рядом с собой и вернулся к своему занятию, снимая шкуру с кролика. Общее напряжение спало, и Эйврил облегченно вздохнула.

– Я все отожму, мэм. – Высокий человек с повязкой на глазу поднялся на ноги. – Я – Заплатка Том, мэм, и руки у меня чистые. – Он с детской откровенностью показал ей свои огромные лапы. – Куда ведра тащить, скажете?

– Я развешу все на вон тех кустах. – Эйврил успокоила замершее было дыхание и указала на середину склона холма.

– Не там, – заметил Поттс, – а то они вас увидят.

– Кто увидит?

– С любого корабля будет видно. Или с Треско. Развесьте их вон там. – И он махнул в сторону тонких кустов, неподалеку от костра.

Она начала понимать, что Поттс не лишен ума или же очень ответственный, в отличие от остальных. Возможно, прежде он был флотским старшиной.

– Почему вы не хотите, чтобы кто-то знал, что вы здесь? – спросила Эйврил у Тома, когда тот выжимал рубашки, стараясь так, что вода с них текла ручьями.

– А капитан разве не сказал? – Он бросил выжатую рубашку в ведро и взялся за другую.

– У нас не было времени для разговора… – ответила она и покраснела, когда вся команда расхохоталась.

– Почему бы вам не поделиться этой шуткой со мной?

Люк вышел из-за полуразрушенной стены древних жилищ. Он зацепил свой плащ одним пальцем, и тот висел за его спиной, воротник рубашки был открыт, шейный платок ослаблен, весь его вид говорил о том, что он просто вернулся со спокойной прогулки по острову. Эйврил подозревала, что он стоял за стеной с тех самых пор, как она подошла к костру, желая посмотреть, что случится, и узнать настрой своей команды.

– Я сказала, что у нас не было времени для разговора, – пробормотала она и направилась к кустам с ведрами, полными выжатого белья. Любой джентльмен тотчас взял бы из ее рук тяжелые ведра, но Люк позволил ей пройти мимо.

– И до сих пор нет, – бросил он ей в спину, когда она развешивала одежду на колючем можжевельнике, встряхивая каждую вещь с сильным хлопком. – Мы поговорим за ужином.

– Расскажешь ей все, Французик? – поинтересовался Докинс, и тотчас воцарилась полная тишина.

Французик? Эйврил обернулась. Он француз? И эти люди совершили… Что? Они не только дезертиры – они перебежчики и предатели.

– Называй меня капитаном, Докинс, – посоветовал Люк, и она увидела пистолет в его руке. – Или в следующий раз я отстрелю тебе твое дрянное ухо. Это не помешает тебе грести, но послужит уроком на всю жизнь. Comprends-tu?[1]

Матрос не воспринял угрозу всерьез, однако Эйврил поняла ее глубину. И ее французский достаточно хорош, чтобы распознать в этих двух словах не чистое, тщательное изученное произношение, которым владела она сама, а диалект. Этот человек, без сомнения, истинный француз.

«Но мы же воюем с Францией», – подумала она, оцепенев от шока.

– Так точно, капитан, – согласился Докинс угрюмо. – Шутил я.

– Вернитесь домой, мисс Хейдон, – приказал через плечо Люк. – Я присоединюсь к вам за ужином.

– Я не хочу туда возвращаться. Я хочу получить объяснения. Сейчас же.

Это было чистым безумием – бросить ему вызов перед всей командой. Она поняла это, едва заговорила. Если он так обошелся с Докинсом, то, безусловно, не потерпит неповиновения от женщины.

– Вы получаете то, что я считаю нужным, и тогда, когда я считаю нужным, – отчеканил Люк, по-прежнему не оборачиваясь. – Теперь ступайте, если не хотите, чтобы я перекинул вас через колено и преподал урок послушания на виду у всех.

Ее достоинства хватило на то, чтобы уйти с высоко поднятой головой, не позволив гневным словам сорваться с губ, когда она проходила мимо него, мимо притихших моряков, вниз по склону к лачуге.

«Отродье. Зверь. Предатель…»

«Нет, Люк не предатель», – подумала она, когда вошла в жилище и без сил опустилась на стул. Если он француз, значит, враг. Ее враг. И она здесь – послушная маленькая пленница, дрожащая от его прикосновений, желающая его поцелуев, стирающая его рубашки и ожидающая его прихода тогда, когда приказано. Но она английская женщина и, следовательно, должна бороться наравне с любым мужчиной.

Эйврил вскочила, отчего стул рухнул на пол, и бросилась к отсыревшей во влажном воздухе оконной занавеске. Где-то там стоял на якоре военный корабль – слишком далеко, чтобы на нем услышали ее крик или увидели сигнал, поданный ею тем, что было под рукой. Но она в состоянии доплыть до него. Почему эта мысль не пришла ей в голову раньше? Если бы она добежала до моря и поплыла, заметили бы ее? А вздумай Люк погнаться за ней, создал бы еще больший шум. Кто-то будет расследовать происшествие, и, даже если он выстрелит, ему придется объясняться.

Она вышла за дверь и побежала, прежде чем ее сознания достигли возражения и сомнения, чтобы не дать страху остановить себя. Крупная прибрежная галька замедляла бег, но она преодолела ее полосу и была уже по колено в воде, когда услышала крик за спиной:

– Вернитесь!

Люк! Она не обернулась и не ответила, только упорно продолжала продвигаться дальше в море, вода уже достигала бедер.

– Стойте, или я выстрелю!

Он не станет стрелять женщине в спину.

Даже французский головорез не станет…

Она не услышала выстрела, только почувствовала, как что-то ударило ее в спину напротив сердца. Ударом ее отбросило в море, и все вокруг заволокло темной пеленой. Последнее, что она почувствовала перед тем, как волны сомкнулись над ней, – гнев. «Он говорил, что не убьет меня?.. Лжец!»