Учись тонуть Шемилт Джейн
Надо спешить. Я вгляделась в результаты измерений на экране. Длина от темени до ягодиц – 1,46 см. Пульс 164. Зачатки конечностей есть. Соответствие шести неделям. Я стерла с кожи липкий голубой гель, встала, сделала снимок и сунула его в свой портфель.
Кабинет показался более тесным, чем обычно, и затхлым, неопрятным, словно на этой неделе сюда не наведывались уборщики. Мне захотелось распахнуть окно, но рама с толстым стеклом не открывалась. Окно пропускало сюда свет, но не воздух. Если возникало желание глотнуть кислорода, мне приходилось спускаться вниз на лифте, проходить по коридорам, пробираться через автостоянку, сплошь заставленную машинами скорой помощи, и стоять на асфальте возле мусорных баков, у которых обычно собираются курильщики. А где-то далеко – огромное небо, озаренная солнцем трава, деревья с плоскими кронами. Покой.
Зазвонил мой мобильник. Адам. Шесть недель назад я отдалась на милость судьбы, надеясь, что, если случится беременность, она окажется кстати. Я не очень представляла, зачем она нужна, а тут еще Адам со своим планом выбил меня из колеи. В тот день я устала и немного выпила. Придется сосредоточиться теперь. Я убрала телефон, не ответив на звонок, но через несколько секунд он зазвонил снова. Если сообщить Адаму о беременности, он уедет в Африку раньше, чем планировал, чтобы успеть вернуться к родам. Я забарабанила пальцами по подоконнику. Адаму вообще не следует уезжать. Он нужен Элис. Нужен мне. Я и так уже устаю сильнее обычного. Через четырнадцать недель, на пятом месяце беременности, я скажу ему, и уезжать уже не будет смысла. Африку придется отменить. Продолжится нормальная жизнь. Он так обрадуется ребенку, что простит меня. Возьмет две недели отпуска, как делал с девочками, а я вернусь к работе через шесть недель. И после рождения ребенка, и теперь мы будем жить по-прежнему, вместе.
Все утро я носила в себе тайну, такую же невидимую и безмолвную, как крошечный живой комочек внутри меня. Был укороченный рабочий день, но я решила задержаться и заняться сбором материалов по заинтересовавшему меня проекту с пережатием пуповины.
Моей помощнице пришлось постучать дважды.
– Звонит ваш муж.
– Дорогая?..
Голос звучал нерешительно, Адам будто собирался просить об одолжении. Он знал, что сегодня днем я свободна. Я ждала, меня подмывало огорошить его известием, но было нельзя. От стыда покалывало кожу.
– Я забыл дома сканы, которые будут мне нужны. Я на совещании, отлучиться не могу, а сразу потом у меня прием в нейроонкологии, и эти сканы как раз понадобятся для первого пациента.
Я услышала, как он отвернулся от телефона и чихнул. Опять астма. Стресс.
– Ну и?..
– Они или на столе в столовой… или на полу возле стола в моем кабинете. Меган согласилась съездить, если ее кто-нибудь впустит, но у Софии сегодня выходной.
– А ты не мог просто дать ей свои ключи?
– Чуть было не дал, а потом подумал: если бы ты встретила ее и предложила чашку кофе, она не чувствовала бы себя девочкой на побегушках. У тебя найдется время?
Я встала, чтобы убрать бумаги.
– Будешь мне должен.
– Ты ангел. Сегодня девочек забираю я, – и он отключился.
Я видела Меган лишь однажды, на парковке у больницы. Средних лет, с гладко зачесанными назад волосами, она казалась усталой и слегка отрешенной. Приглашения к нам на Рождество она всегда отклоняла, и я безуспешно ломала голову, не понимая, что делаю не так.
Женщина, ждущая у наших дверей, преподнесла мне сюрприз: она оказалась моложе, чем мне помнилось, с рыжевато-каштановыми локонами до плеч. При виде меня ее гладкое лицо оживилось. Она шагнула мне навстречу.
– Спасибо вам огромное за то, что вернулись специально из-за меня.
– Вы ведь спасаете Адама. Кофе?
Меган поколебалась, взглянув на изящные часики на своем запястье.
– Уверена, он вполне сможет обойтись без вас еще десять минут. Прием в нейроонкологии начинается в два, верно?
– Вы правы. С удовольствием выпью чашечку.
Она проследовала за мной на кухню.
– Мне следовало послать ему напоминание вчера вечером, но он обычно такой внимательный.
– Адам не просто внимательный. – Бросив на Меган взгляд, я щелкнула кнопкой чайника и достала две кружки с золотыми ободками – последние из подаренного на свадьбу сервиза. – Он и на работе раскладывает ручки на письменном столе строго параллельно?
Меган перестала расстегивать пальто и подняла голову.
– Да!
Она зарумянилась. Видимо, встревожилась, не подвела ли ненароком своего босса.
– Не волнуйтесь. – Я забрала у нее пальто. – Это строго между нами.
Оттенок ее темно-золотистой блузки в точности соответствовал цвету волос. Ставя перед ней кружку, я уловила шлейф дорогого парфюма. Специально для Адама? Интересно, знает ли он. Я оценила ее еще раз: чудесная кожа, ясные карие глаза, ямочка на левой щеке. Цельная, сдержанная. Но не в его вкусе… Нет, так нечестно, у Адама вообще нет никаких предпочтений. Насколько мне известно, он ни разу не взглянул на другую женщину с тех пор, как мы вместе. Я заметила, что Меган с интересом поглядывает на отполированную до блеска плиту «Ага», на сверкающие гранитные столешницы и аккуратно расставленный в шкафу фарфор. От вчерашнего беспорядка не осталось и воспоминаний. Выложенный плиткой пол безукоризненно чист. София умеет придать кухне опрятный вид.
– У вас замечательный дом. – Голос Меган потеплел.
На мгновение мне захотелось притвориться, будто все это сделала я сама, но сказать правду было проще. Меган – занятой человек, она разбирается в приоритетах.
– У меня есть помощница. Дети учиняют разгром, а мне по утрам вечно не хватает времени навести порядок.
– Элис и Зоуи? – Теперь Меган разглядывала большой черно-белый снимок на стене, сделанный пару лет назад. Все мы выглядели на нем чуточку неестественно. Мои волосы были нарочно растрепаны, будто мне двадцать, а не под сорок. Камера поймала Адама смеющимся. Дети между нами очаровательно сияли. Меган быстро переводила взгляд с одного лица на другое. – Красивые дети, – серьезным тоном отметила она.
– По утрам я еле-еле успеваю выпроводить их за дверь, так что… ну, сами понимаете…
Но у Меган нет детей. Кажется, какие-то проблемы со здоровьем у ее мужа. Адам наверняка рассказывал мне, но я забыла.
– Мой муж всегда дома, – сказала Меган, и в ее тоне промелькнули едва уловимые эмоции. Она оправдывалась, стеснялась.
– Вам повезло. Адама вечно нет рядом, но иногда мне кажется, что без него даже проще.
– Проще? – Меган отпила кофе.
– Если он отсутствует, а с детьми масса хлопот. По крайней мере, тогда меньше готовить… В общем, взаимная компенсация плюс преимущество: никакого секса, если я устала… – Я спохватилась. Что я несу? Ведь мы с ней едва знакомы. Наверное, я слишком расслабилась. К дружеским отношениям с женщинами я не привыкла, среди моих знакомых их почти было.
Меган подалась вперед.
– Поверьте, в Ботсване у вас не будет недостатка в помощниках. Я же выросла там.
Значит, Адам не говорил ей, что я не собираюсь с ним ехать. Все еще надеялся, что я передумаю?
– У меня сохранились связи, – с жаром продолжила Меган. – Адам сказал, что будет очень признателен за все, что я смогу устроить.
Мысленно я металась между возможными объяснениями: это предложение без всяких задних мыслей, искреннее и бескорыстное, или ей известно, что я решила не ехать, и она проверяет, сумеет ли меня переубедить? Может, даже по просьбе Адама? Поэтому она и примчалась сюда?
– Вообще-то, Меган, я не еду, – внятно объявила я. – Адаму известно, что я просто не могу вырвать детей из привычной обстановки и оставить на год свою работу.
– Ах, он не сказал мне. Простите.
Может, все дело было в этих простых словах, в ее улыбке или даже руке, свободно лежащей ладонью вверх на столе, но в последовавшей краткой паузе у меня внутри будто что-то отомкнулось.
– Я не могу взять тайм-аут просто потому, что это устраивает Адама. Добиться того, что у меня есть сейчас, было непросто. Мне пришлось жертвовать временем, которое я могла бы провести с детьми…
Правда, прошлой ночью я вернулась из больницы рано и успела уложить Элис. Я присела на ее постель, когда она читала. И она подняла взгляд и улыбнулась.
– Я сегодня думала о тебе, Элли, – проговорила я. – Одной пациентке понадобилась моя помощь, чтобы родить маленькую девочку. Волосы у нее были черные, как у тебя. Когда ты появилась, такая кроха, папа положил тебя ко мне на живот.
Элис сделала вид, что ее сейчас вырвет.
– Бе-е. Гадость.
Она снова уткнулась в книгу.
– Милая, ты же понимаешь: ты для нас дороже…
Но Элис зажала ладонями уши и зарылась в подушку. Я погладила ее по спине. Ничего из ряда вон выходящего, но я почувствовала, что нам нужно быть вместе дни, а может, и недели… Которых у меня нет. В этом году я отвечала за организацию летней конференции акушеров. Вот и приходилось выкраивать для семьи минуты, где только можно.
– Три года назад меня назначили консультантом, я запланировала исследования, – тихо звучал в спокойствии кухни мой голос. – Отец взял с меня обещание… – Я осеклась. Еще минута – и я разболтала бы Меган, что беременна.
– Вам, должно быть, кажется, что под угрозой все, чего вы добились. Мне не понаслышке известно, каково это.
Вот как? С ее круглыми глазами и сливочной кожей она казалась запечатанной в невидимый кокон спокойствия. Вряд ли ей когда-нибудь случалось вести битвы, в которые ежедневно ввязывалась я. Взглянув в зеркало, я заметила, что мое лицо словно целиком составлено из острых углов и теней, и удивилась тонким морщинкам вокруг глаз и тому, что пришлось напрячь зрение.
– Эндрю работал в лаборатории при больнице, а я тем временем изучала право, но он стал то и дело ронять какие-то пробирки, вот и потерял работу, так что… – Меган слегка пожала плечами. Неудивительно, что они не ходят на вечеринки. Я ошиблась, решив, что ей легко живется: ее сражения, пожалуй, потяжелее моих.
Меган подняла взгляд и улыбнулась.
– Он постоянно дома, и это хорошо. Он помогает мне с животными.
– С животными?
У нее что, свое хозяйство – какая-нибудь ферма? Невозможно представить ее в заляпанных грязью резиновых сапогах и с ведрами пойла в руках.
Меган рассмеялась. Должно быть, заметила удивление на моем лице.
– Вязаными, для детей из хосписа. Эндрю помогает выбирать шерсть. Если разрешите, я подарю пару моих зверьков вашим девочкам.
– Спасибо. Они будут в восторге.
Меган относилась к своим невзгодам легко, но то, чем она жертвовала, на самом деле намного превосходило все, чем была готова пожертвовать я. Взять хотя бы теперешнюю ситуацию с Адамом и Африкой.
– Вы могли бы продолжать работу прямо там. Если передумаете, дайте мне знать. Уверена, я подыщу кого-нибудь… – Она посмотрела вниз: вернулся кот и теперь отирался возле ее ног. Она подхватила его и усадила к себе на колени. Кот был бродячий, оставить его уговорила нас Зоуи. Обычно чужих он не терпел.
– Осторожнее! С незнакомыми людьми он не церемонится.
– Кошки меня любят. – И вправду, Ричард громко замурлыкал. – Я могла бы присматривать за ним, пока вы в отъезде.
Я не ответила, и Меган продолжала:
– Детям понравится в Ботсване. Особенно Элис. Там она была бы избавлена от этой противной школы.
Я невольно сжала зубы. «Особенно Элис»? «Этой противной школы»? Что еще Адам рассказывает ей о нашей семье? В воздухе повисло чувство неловкости, границы были нарушены.
– Скоро начинается прием в клинике, – с этими словами я забрала у Меган Ричарда и спустила его на пол.
Поднимаясь, она задела локтем кружку. Кружка с грохотом упала и рассыпалась мелкими осколками по плиткам пола.
– Простите… – Меган попыталась собрать битый фарфор руками.
– Ничего страшного, я сейчас замету.
Она потянулась за своим пальто с растерянным выражением на лице и плотно запахнула полы. Не следовало мне действовать так резко. Не ее вина, что она в курсе проблем нашей дочери. Если Адам делился с ней семейными неурядицами, то и я только что сделала то же самое. В ней чувствовалось великодушие, ей так и хотелось довериться. По пути к входной двери я захватила сканы из столовой.
– Спасибо, что приехали. – Я протянула конверт Меган. – Не беспокойтесь из-за кружки. В самом деле ничего страшного.
Она неловко помахала мне, спускаясь по ступенькам на улицу.
Я принялась заметать разлетевшиеся по полу осколки фарфора. По утрам девочки прибегают на кухню босиком. Потянувшись метелкой под табурет, я оперлась рукой о пол, и в мою ладонь впился острый, как алмаз, узкий осколок. Я вытащила его. Набухла капля крови, я поднесла ранку ко рту. Чтобы помнить нашу свадьбу, нам не нужен фарфор. Я выбросила собранные осколки в мусорное ведро и отправилась к себе наверх.
Но сразу за работу не села, мешало беспокойство. Некоторое время я постояла у окна. Ричард снова вышел и пристроился у яблони на краю газона. Наш сад безупречен. Территория Адама: аккуратные клумбы и травяные бордюры, порядок, как на его письменном столе. Мне хотелось иметь уголок с полевыми цветами, но, найдя в интернете советы, как его устроить, я посчитала свою затею слишком сложной. Было очевидно, что времени на это мне не хватит. Кот припал к земле и уставился в гущу лаврового куста, подобрав лапки под гладкий живот и подергивая хвостом. Над ним свисали темные ветви яблони, сплошь усыпанные бело-розовыми цветами. Как же я раньше их не заметила? Сначала набухшие почки, а потом распустившиеся цветы. В садах, примыкающих к нашему, все цвело, заборы и изгороди украсились по верхнему краю нежной светлой пеной цветущих крон, а я все пропустила. Приложив ладонь к низу живота, я закрыла глаза и почувствовала, как ее тепло просачивается сквозь одежду. Во мне билось сердце размером с маковое зернышко, билось вдвое быстрее моего. На этом этапе кожа ребенка прозрачна, как лепесток.
За моей спиной хлопнула задняя дверь: София вернулась с курсов английского. Я достала статьи, случайно измазав верхнюю кровью. Прижав к ладони салфетку, я уселась читать.
Глава 5
Ботсвана, март 2014 года
Нет, погодите, в кроватке что-то есть.
Во вмятине, оставленной головкой, я вижу несколько светлых волосков и блестящий кружок засохшей слюны.
– Ради всего святого, Эм, ничего не трогай! – кричит Адам.
На ковре и на скомканной москитной сетке кровавые отпечатки ног, но это моя кровь: я порезала ступню осколком оконного стекла. Белое одеяльце пропало.
– Надо выйти отсюда. – Адам выпроваживает меня из комнаты. – Полиция захочет все осмотреть.
Значит, теперь это место преступления. У преступника мой сын. Вырываясь из рук Адама, я хватаюсь обеими руками за щеки и царапаю их ногтями.
– Что ты видел? Что видел, когда вернулся домой?
Я кричу на Адама, пока мы идем по коридору. Элис вжимается спиной в стену гостиной. Зоуи стоит рядом с ней, сосет большой палец и глядит на нас.
– Никого… всех… – Адам дышит с сильными хрипами, он едва способен говорить. Девочки испуганно смотрят на него. – Я позвонил в полицию. Они уже едут.
– А ты что видела, Элис?
Пепельно-бледная, Элис молча глядит на меня. Я обнимаю ее за плечи и чувствую, что она дрожит всем телом, словно в лихорадке.
– Элли, ты слышала что-нибудь?
Элис выныривает из-под моей руки.
– Я выйду во двор с Кабо, – тяжело дыша, решает Адам. – Никуда не уходи. Побудь с девочками.
Я сажусь на пол и притягиваю к себе дочерей. Зоуи забирается ко мне на колени. Элис я держу за руку, холодную и негнущуюся, как у куклы. Адам выходит из комнаты.
– Что случилось, Зо-Зо? – Я прижимаюсь к Зоуи щекой, но она снова начинает плакать. Рыдает горько, с содроганиями. Я крепко обнимаю ее. В ушах рокочущий шум. Кто-то прикасается к моей руке: это Элизабет со стаканом воды. Я подношу стакан к губам и выпиваю воду залпом.
– Что ты видела, Элизабет? – Дети вздрагивают от моего резкого голоса.
– Ничего. – У Элизабет испуганный вид. – Я была в саду с девочками.
– А Джосайя? Теко?
– Джосайя спит. Что ребенок пропал, обнаружила Теко.
– Где она сейчас?
Элизабет тычет пальцем в заднее окно. Я поднимаюсь, чтобы взглянуть: Теко едва видна, только ее белая рубашка мелькает с каждым взмахом факела над тростником у пруда. Рокот у меня в ушах усиливается.
– Я не могу сидеть сложа руки, когда все заняты поисками.
– В деревне живет вождь Момотси, – говорит Элизабет. Это имя мне знакомо, мои пациенты упоминали о нем. Момотси важная птица, местный лидер. – Он вам поможет. – Элизабет кивает.
– Прямо сейчас и поеду. – Я оставляю детей и бросаюсь к крючкам вешалки, нашариваю на них ключи Адама, хватаю с полки над головой оставшийся фонарь и зову к себе девочек.
В дверях мы сталкиваемся с Адамом. Он сутулится и тяжело отдувается. Хватает меня за руку.
– Подожди. Полиция…
Я стряхиваю его руку.
– Господи, да возьми ты этот чертов ингалятор, он в верхнем ящике комода в нашей спальне. Полицию мы можем ждать несколько часов. Я еду к вождю в Кубунг, девочек беру с собой.
– Эмма…
– И спроси Теко, какого черта ее не было рядом с Сэмом сегодня днем, – кричу я, сбегая с крыльца к джипу. – Она ведь должна была присматривать за ним!
Девочки несутся рядом, как мотыльки в темноте. Быстро забираются на подножку, переваливаются через дверцу и падают на переднее сиденье одновременно с пробуждением двигателя. Элис обнимает одной рукой Зоуи. Они сидят, прижавшись друг к другу.
В дверях появляется Адам, машет руками и бежит к нам. Вильнув, я объезжаю его, джип задевает ствол жакаранды, из ветвей со вскриком выпархивает птица. Белые круги вокруг оранжевых глаз – бледный филин. Он уносится в темноту. Как странно: Адам неделями ждал случая его увидеть.
Мы выезжаем на дорогу, в лучах фар танцует мошкара, жуки шмякаются на ветровое стекло и разбиваются насмерть. Мои груди чуть не лопаются от молока, подпрыгивая на каждом ухабе. Сэм голодный. По моему лицу ручьем льют слезы, жестокая судорога сводит живот.
Элис вглядывается в обочину со своей стороны, я – со своей. Проходит несколько минут, она кричит, чтобы я остановилась, и указывает на кювет. Я торможу и выбираюсь из машины, чуть не роняя фонарь. Изогнутое пятно оказывается собакой Джосайи. Рыжая шерсть в свете фонаря выглядит блеклой. Полголовы снесено, вся спина покрыта шевелящейся массой червей.
Глава 6
Лондон, май 2013 года
Прием в нейроонкологии затянулся допоздна. Лишь в девять Адам вернулся с розами в руках. Тугие бутоны слегка привяли. Он поставил на стол бутылку вина и вынул из пакета стопку картонных коробок. Из-под покрывающей их фольги местами просочился оранжевый соус.
Я сидела на кухонном подоконнике с ноутбуком на коленях, слегка приоткрыв окно, чтобы чувствовать слабый аромат цветущей яблони. О еде я забыла. Адам аккуратно разлил вино и подал мне бокал.
– Меган сказала, что ты приняла ее очень радушно.
Я покачала головой. Ничего подобного, она уехала расстроенная. Я поставила бокал на подоконник, наблюдая, как между изогнутых стенок колышется мениск рубиновой жидкости. Надо бы позвонить ей и уверить, что разбитая кружка на самом деле пустяк, и предложить угостить обедом.
Адам поставил розы в вазу и принялся раскладывать по тарелкам горки ярко-желтого риса и оранжевые куски курятины. По кухне расплылся пряный запах тикка-масалы. У меня сжался желудок.
– Мне только половинку, Адам.
Он замер, занеся ложку над коробками с дымящейся едой. Обычно на аппетит я не жаловалась.
– Я уже поела вместе с девочками.
Это неправда, но я была на кухне и отвечала на звонок из больницы, пока они ужинали вместе с Софией. Та приготовила польские клецки, лоснящиеся и крапчатые от пряностей. Видимо, чтобы загладить вину за разбитые матрешки. Элис была бледна, но увлеченно болтала с Софией.
– Тогда наан? – Адам протянул мне теплую лепешку, я села за стол и вгрызлась в ее пресный мякиш. – Занятный был день, – с негромким вздохом облегчения Адам уселся напротив меня. – Мне позвонил из Ботсваны некий Кабо. Он готовит диссертацию в лаборатории Джонатана. Это с ним мне предстоит работать. Судя по голосу, он настроен очень дружелюбно и готов трудиться под моим руководством. Все жалел, что не познакомится со всей семьей… – Адам бросил на меня взгляд и продолжил: – С финансированием утряслось, теперь остались кадровые проблемы и надо определиться с центром тестирования…
Я перестала слушать. Чувство вины комом застряло у меня в горле. Адам еще не знал, что все его планы пойдут прахом. Каково ему будет обнаружить, что я беременна и что съездить в Африку он уже не успеет? Он поймал мой взгляд и коротко улыбнулся. Мы чокнулись бокалами. Я поставила свой на стол нетронутым, но Адам не заметил. Может, показать ему снимок прямо сейчас, пока он улыбается? Сказать, чтобы уезжал поскорее, пока еще не поздно?
Я отложила вилку и устремила взгляд в темное окно, заставляя себя вспомнить, сколько шансов упустила из-за детей и как разрывалась между семьей и работой, а он в это время пользовался свободой. Две предыдущие беременности я продержалась, но тогда Адам был рядом, хоть и на втором плане. Сквозь эти мысли проступило бледное личико Элис. Мы оба были ей нужны. Я старалась помнить об этом и о том, что рождение ребенка быстро вытеснит разочарование Адама.
– Ты что-то сегодня тихая, Эм. Что случилось?
Надо собраться с силами.
– Задумалась об Элис.
Это чистая правда: об Элис я теперь думала постоянно. В непрестанном гудении моей тревоги о ней я то и дело различала беспокойные шепотки: стоит ли нам говорить о ее мелком воровстве или лучше не упоминать о нем, дать ей больше свободы и времени или попытаться сблизиться? Решения на работе принимать было просто. Существовали правила, которым требовалось неуклонно следовать, и я четко знала, когда стимулировать роды, что предпринять при кровотечении во время гистерэктомии или как лечить распространенную опухоль яичника. Ах, если бы существовал готовый рецепт воспитания детей! Я прилепила бы его на дверцу кухонного шкафа и использовала в экстренных случаях. А сейчас, в который раз заведя разговор об Элис, мы устало плелись по замкнутому кругу, но так никуда и не пришли.
Мы поднялись наверх ее проведать. Элис заснула с книгой, рассыпав темные волосы по подушке. Я поцеловала ее первой, Адам потом. Она чуть было не проснулась, что-то пробормотала и снова положила голову на подушку. Аккуратно склеенные матрешки стояли рядком на полке. Я осторожно вложила их одну в другую. Щетка для волос, расческа и маленький флакончик с дезодорантом были ровно выстроены на туалетном столике. Даже заколки разложены строго по цветам. Некоторое время мы смотрели на них. Адам чуть пожал плечами – его гены.
Зоуи спала в окружении плюшевых игрушек, сунув большой пальчик в рот. Ее одежда была разбросана по полу. Я собрала ее. От наших поцелуев младшая дочь даже не пошевелилась.
Позднее, пока мы раздевались, я снова вспомнила о снимке, спрятанном в моем портфеле. Мне самой до сих пор не верилось в мою беременность. Неверие переплеталось с чувствами вины и радости. Я повернулась к Адаму и скользящим движением обвила его тело. Мы придумали некие правила, и сегодня была моя очередь командовать. Адам понятия не имел, насколько выигрышнее теперь моя позиция.
Наконец наши покрытые испариной тела разделились. Мы лежали, держась за руки. Адам повернул ко мне лицо, а я глядела на мелкие, как булавочные головки, звезды за оконным стеклом. Шторы я так и не повесила: мне нравилось видеть с постели фрагмент ночного неба, пусть даже обрезанный высокими зданиями и в оранжевых пятнах засветки от фонарей. Мне все равно удавалось представить за этими звездами космическое пространство.
Раньше я искала в небе маму. А если бы нашла, рассказала бы, что у меня нового. И она порадовалась бы за меня. По крайней мере, так мне казалось. Мне было всего пять лет, когда она умерла, я запомнила торт, который она испекла на мой день рождения, и ее улыбку в отблеске свечей. Волосы у нее были темные, как у Элис. И веснушки как у Зоуи. Опухоль мозга. Все кончилось за шесть недель, сказал мне потом отец, но запах больницы, ее тонкая, с голубыми венами рука на белой простыне и вкус соседской еды придали особый оттенок всему моему детству. В годовщину ее смерти и в свой день рождения я смотрела на звезды. Ночью накануне дня, когда мне исполнилось десять, я искала ее в небе.
Жесткая трава под ногами. Деревья в лунном свете.
Ветер треплет мою ночнушку. Лицу холодно.
Ты там? Прячешься где-нибудь среди звезд или за луной? Ты меня видишь?
Открывается дверь. Хрустит гравий. Дыхание с запахом виски.
– Эмми?.. Что ты здесь делаешь, детка? Двенадцатый час.
Отец подхватывает меня на руки, хотя я уже довольно тяжелая.
– Не плачь. Ты ведь не думаешь, что я забыл про твой день рождения, правда? Слушай, я приду к тебе на соревнования.
Щека, к которой я прижимаюсь лицом, мокрая. От его слез или от моих?
Позднее я тихонько пробираюсь вниз, чтобы проверить, как он. Отец сидит на кухне, голова болтается, на столе полупустая бутылка виски. И какой-то сверток рядом с ней.
Я на цыпочках возвращаюсь в постель, сердце колотится. А если и он умрет? От тоски? Или от пьянства?
– Как же ты будешь справляться без меня? – Сонный голос Адама отчетливо прозвучал в темноте. По тону ясно: он считает, что даже без него мы справимся прекрасно.
– Пожалуй, найму еще помощника. – Я отвернулась и поплотнее закуталась в одеяло. – Возможно, репетитора, чтобы помогал девочкам с уроками, пока я на дежурствах.
Когда он увидел следующим утром, как меня рвет, я свалила вину на карри.
Тем вечером София отдала мне посылку, которую принесли с дневной почтой. Надпись на открытке была простой и краткой:
Дорогая Эмма,
спасибо Вам за кофе. Извините, что я разбила кружку.
С уважением,
Меган
Под многослойной упаковкой обнаружилась яркая фарфоровая кружка с изящно изогнутой ручкой и изысканным узором из бледно-розовых цветов. Она разбавила ряд нашего скучного белого фарфора на полке.
Днем одну из операций отменили. Я ждала следующую в ординаторской и боролась с подступающей тошнотой. Запах дешевого печенья и чая с молоком словно сочился из прорванной обивки дивана. Напротив меня сидели бок о бок две операционные сестры. Одна средних лет, со свисающими из-под шапочки жидкими седыми прядями. Рукава зеленой хирургической робы туго обтягивали ее пухлые руки выше локтя. Ее подруга была моложе, стройнее, с аккуратно подобранными темными волосами и поблескивающим крестиком на цепочке. Они смеялись и шушукались, постреливали глазами по сторонам и совали руки в один на двоих пакет чипсов. Случайно встретившись взглядом с той, что постарше, я пристыженно отвернулась, будто позарилась на то, что мне не принадлежит, и меня поймали на этом.
Моими коллегами были в основном мужчины, между нами установились дружелюбные, но неглубокие рабочие отношения. Джоан Ридли-Скотт, вторая и единственная, не считая меня, женщина-врач в отделении, вечно была чем-то занята. Обычно она успевала лишь подмигнуть поверх своих очков-половинок, столкнувшись со мной в коридоре. Ее седые волосы были стянуты в неряшливый узел, держалась она доброжелательно, но отстраненно. Отвозя детей в школу слишком рано и забирая их поздно, я не встречалась у школьных ворот с другими матерями. Мне всегда представлялось, что дружба требует затраты сил и накладывает определенные обязательства, что для того, чтобы она завязалась, необходимо время. Но сегодня я позавидовала простоте и близости отношений между сидящими напротив меня женщинами. Они выглядели сестрами. Впрочем, и сестры у меня не было тоже. Мы с Адамом – единственные дети уже умерших родителей. Порой казалось, что нас окружает гулкая пустота, что наша семья занимает место, которое должно было принадлежать другому, более многочисленному семейству. Еще раз украдкой взглянув на противоположную сторону стола, я подумала, что, возможно, именно ее мне и не хватало, родной сестры.
Я встала и выбросила свой пластиковый стакан в мусорное ведро. Направляясь в помывочный блок, я вынула телефон и написала Меган сообщение, в котором поблагодарила ее за кружку и предложила пообедать вместе в соседнем кафе на следующей неделе. Я скребла руки щеткой, поворачивая их то одной, то другой стороной под струей горячей воды. Мышцы моих ладоней более сильные и развитые, чем у большинства женщин. Моим рукам приходится сражаться с помощью хирургических инструментов. Зажимать, резать и шить в условиях ограниченного времени. Мне вспомнились ладони Меган, лежащие на кухонном столе. Такие гладкие, безмятежные и кроткие, какой казалась она сама. Они-то могли позволить себе спокойно ждать, времени им хватало с избытком.
Звук женских голосов волной ударил мне в лицо. Женщины ели, болтали и смеялись. Я помедлила на пороге кафе. Мне следовало бы сидеть сейчас за письменным столом, это не мой мир. Я уже начала писать сообщение с извинениями, но заметила Меган в дальнем углу зала. Она меня еще не видела. На ней был синий жакет в цветочках, она сложила руки на столе и склонила голову в ожидании. Я убрала телефон.
– Как чудесно, – заговорила Меган, когда я скользнула на место напротив нее. – Мы с Эндрю никогда не едим вне дома. Разумеется, я совсем не против, но уже забыла… – Она умолкла и засмотрелась на стоящую на столе вазу с розовыми розами, как будто напоминающими о разнице между едой в ресторанах и домашними трапезами, которые сопровождаются изнурительной обязанностью каждый раз собственноручно накрывать на стол и давным-давно не связаны с праздниками или даже с возможностью просто расслабиться. Я вдруг задумалась, случалось ли ей когда-нибудь кормить Эндрю с ложечки.
– Мы тоже не выходим, – сказала я. – Разве что на отдыхе.
В ожидании еды мы разговорились об отпусках. Меган показала мне на своем телефоне снимки, сделанные три года назад: она на пляже рядом с рослым мужчиной, опирающимся на трость, ветер треплет пряди его волос, занавешивая глаза. Потом она посмотрела мои снимки, в основном детские, сделанные на побережье Франции. Листая их, я помедлила на фото Элис в лодке: лицо крупным планом, в глазах отражается вода и пляшут солнечные искры, рот приоткрыт в широкой улыбке, щека испачкана мороженым. Меня охватило смутное ощущение какой-то потери. Я убрала телефон и огляделась, словно надеясь обнаружить пропажу среди столов и стульев этого многолюдного кафе. Что она собой представляла, я не знала.
При разговоре Меган бессознательно прикасалась к розам, словно поправляя лепестки. Она рассказывала об Эндрю. Фоновый шум стих, солнце заглянуло в открытое окно, и наши столовые приборы засверкали, как сокровища. Я успокоилась, будто, выйдя за пределы моего привычного мира, обнаружила еще один такой же.
Пока мы пили кофе, Меган позвонили. Извинившись, она почти сразу встала из-за стола. Эндрю упал и не мог подняться. С выражением тревоги на лице она поспешно ушла.
Лишь тогда я заметила рядом со своей тарелкой коричневый пакет. Должно быть, Меган вынула его из сумки вместе с телефоном. В пакете обнаружились два маленьких вязаных льва с гривами из шерстяных ниток, красными ленточками на шеях и ярлычками «Для Элис» и «Для Зоуи». Позднее Меган написала мне, что Эндрю запаниковал, но теперь он в порядке. Мы договорились попробовать встретиться еще раз через пару недель.
Глава 7
Прованс, август 2013 года
Элис доела свой круассан, откинулась на стуле и закрыла глаза. Я ощутила глубоко внизу живота легкое подрагивание, словно затрепетала крыльями бабочка, пойманная в ладони. Во дворе было тихо, лишь в тимьяне монотонно гудели пчелы. Нас окутывал пыльный запах разогретого камня.
– Совсем бы домой не уезжала, – прошептала Элис, будто говорила сама с собой или молилась.
Мы с Адамом переглянулись поверх ее головы. Оставалось два дня. А если бы мы могли? Тогда продолжилась бы череда вольготных дней: купания, игры, отдых, и моя работа, легко вписавшаяся в этот безмятежный распорядок. Хватало бы времени и поговорить, и приготовить еду, и почитать. Адам молчал и, наверное, думал о том же.
Пчела села на мою тарелку и поползла по остаткам абрикосового джема. Прилетела еще одна. Собираясь встать, я отодвинула стул, его металлические ножки заскребли по старому камню пола. Понадобилось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к пещерному сумраку кухни. Мы, конечно, вернемся домой и подхватим нити прежней лондонской жизни. Девочки снова пойдут в школу, Адам вернется на работу, и я тоже. Нормальная жизнь снова вступит в свои права.
«А что насчет нашей нормальной жизни?» Эхо вопроса, который я задала Адаму, услышав от него про Ботсвану, зазвучало в тишине, отражаясь от толстых неровных стен и высоких полок, заставленных синим и красным фарфором. Что я имела в виду? Нормальная жизнь – это ежедневные поездки в школу по пробкам, а потом – палатный обход, клиника, бутерброд перед компьютером у меня в кабинете, операции допоздна, встречи в лаборатории и возвращение домой, чтобы срываться на детях и Адаме, шлепать на стол разогретые полуфабрикаты и вечерами напролет разгребать электронную почту. Через несколько дней эта гонка возобновится и будет продолжаться целый год, до следующего отпуска, не считая краткой передышки на Рождество. Я взяла с комода свой ноутбук и направилась через сад к столу под оливой у дальнего конца бассейна.
Дети прибежали через несколько минут. Элис нырнула в бассейн стройной и легкой ласточкой. Зоуи подпрыгнула и шумно плюхнулась, подняв тучи брызг. Адам составил девочкам компанию. Я сделала фото на телефон. В одной из очередных пробок под ноябрьским дождем, косо расчерчивающим ветровое стекло, я взгляну на этот снимок и вспомню лазурь воды, аромат лаванды с полей вокруг виллы и насыщенный вкус и сочность мягких желтых абрикосов, падающих в траву с дерева у стены.
Адам плыл, поблескивая мокрыми плечами. Цепляясь за его шею, Зоуи покрикивала, подбадривая Элис, которая держала темп наравне с ними. Ее руки так и мелькали в воде. Чтобы сделать вдох, она при каждом гребке поворачивала голову. Всмотревшись в ее лицо, светящееся изнутри неистовой радостью, я впервые подумала, что совершаю чудовищную ошибку.
Меган живописала мне Ботсвану, добавляя по несколько новых мазков при каждой нашей встрече. Я уже отчетливо видела безмолвные равнины, дружелюбный народ, озаряющий все вокруг солнечный свет. Запрокинув голову, я засмотрелась на безоблачную синеву в просветах между узкими зелеными листьями. Последние две недели мне работалось здесь гораздо плодотворнее, чем дома. В негустой тени этой оливы мне было лучше, чем в душном кабинете. В чем дело? В ясности света? В жаре? Ситцевое платье прилипло к моей спине, пальцы порхали по клавишам. Я работала сосредоточенно, словно со скальпелем в руках. Вчера я обновила материалы к своей аттестации и подготовила отчет о клиническом случае рака матки. Все сроки давно прошли, ведь до отъезда во Францию мои мысли были всецело поглощены летней конференцией. А теперь мне представился первый удобный случай наверстать упущенное, и я строчила со скоростью мысли.
– Мама, иди к нам!
Мокрые пальцы Элис прохладно коснулись моих отекших ступней, рисковавших выдать мою беременность. Подтянувшись на бортике бассейна, чтобы достать до меня, она опиралась другой рукой на голову Адама, пока тот, слегка похрипывая, переводил дух между заплывами. Меня заворожил вид ее сияющего лица. Когда я в последний раз видела Элис такой же счастливой? В прошлом году? Три года назад? Когда она только училась ходить?
Я наблюдала, как золотая сетка светотени расширяется и сокращается в качающейся воде. Лондон в качестве семейной гавани – это очень благоразумно. Я зажмурилась, при этом озаренное солнцем личико Элис затенилось моими прикрытыми веками и побледнело, будто окаменев, а ее глаза стали не видны.
В Африке было бы жарко, как здесь, свет был бы таким же ясным и чистым. Для общения с Элис хватало бы времени, и Адам смог бы заниматься своим проектом. Зоуи очутилась бы в своей стихии, а жизнь малыша началась бы под солнцем. Если бы мне удалось работать так же успешно, как здесь, во Франции, я не отстала бы от Адама. Я вела бы свои исследования, сочетала творческий отпуск с отпуском по уходу за ребенком и к возвращению на работу успела бы опубликовать несколько статей. Чаши весов по-прежнему были бы уравновешены.
В последние четыре недели у меня начал понемногу расти живот, но одежда скрадывала его. Я громко сетовала на то, что толстею, Адам слушал, развесив уши, и охотно верил. Он говорил, что всегда мечтал о жене-пампушечке и что теперь-то я наконец сбавлю темп, ведь с таким грузом не побегаешь.
Я сбросила широкое длинное платье и, в одном бикини выйдя под солнце, окунулась в его тепло и свет и задумалась, ощущает ли эту яркость малыш. Адам оглянулся раз, потом другой и расплылся в улыбке, увидев, как я ныряю в воду.
Он ждал меня в мелкой части бассейна, и едва я высунулась, чтобы глотнуть воздуха, прижал к стене. После прохлады воды его губы показались мне восхитительно жаркими.
– И ты так долго хранила эту прекрасную тайну?
Зеленовато-карие прозрачные глаза Адама удивительно красиво сочетались с его загорелым лицом. Я вглядывалась в них, соображая, как ответить. Не имело смысла объяснять, что моя уловка была намеренной.
– Это вышло случайно. Я так… удивилась, когда узнала, что даже не поняла, чего хочу, – оправдывалась я, слушая, как учащенно колотится сердце. Поверит или нет? – Мне понадобилось время, чтобы во всем разобраться. Но я уже справилась.
Ведь это, в сущности, так и есть.
– Ну и?.. – Адам подхватил меня под подбородок мокрой ладонью.
Я взялась за его плечи и позволила ногам и телу всплыть на поверхность воды. Невесомость ощущалась как облегчение.
– Мы едем в Африку вместе, все пятеро.
Адам прищурился, словно почувствовав мою уклончивость. Собрался бросить мне вызов? Выяснить подробности? Вскоре его лицо смягчилось. Я видела, что он борется с сомнениями, но не хочет портить такой момент – ведь он получил все, чего желал. В его объятиях я чуть не задохнулась.