Абиссинское заклинание Александрова Наталья

А еще в комнате было два окна с широкими подоконниками, заставленными горшками с самыми диковинными растениями – кактусами, алоэ и какими-то вовсе незнакомыми.

– Весь мир-р насилья мы разр-рушим! – проорал попугай.

– Разрушим, разрушим! – примирительно проговорила старушка и протянула птице ладонь с горсткой семечек.

Попугай деликатно подобрал семечки с ладони, проглотил их и рявкнул:

– Кто был ничем, тот станет всем!

– Он раньше в райкоме партии работал! – пояснила старушка в ответ на мой взгляд. – Там научился!

– Сколько же ему лет? – удивилась я.

– Карлуше-то? – переспросила старушка. – Да молодой он еще, ему всего-то пятьдесят лет! Я его еще маленьким птенчиком помню!

Ильинична с ее попугаем показалась мне ничуть не опасной, скорее забавной. Я подумала, отчего меня привезли сюда.

А старушка тем временем поставила на стол старомодный латунный кофейник с гейзером и две чашки с серпом и молотом и предложила:

– Выпьешь кофейку?

Я вспомнила, как накануне выпила кофе из термоса и чем это кончилось – но кофе хотелось. В конце концов, посплю еще… терять мне все равно нечего…

Я согласилась и села к столу.

Кофе был горький и невкусный. Печенье, вазочку с которым поставила передо мной Ильинична, было жестким и сухим, как гипсокартон. Однако я все же выпила чашку, и ничего плохого со мной не случилось – даже немного приободрилась.

На кофейнике я заметила гравировку «За ударную работу от Новослободского райкома».

Чтобы подольститься к Ильиничне и усыпить ее бдительность, я спросила:

– Это вам подарили?

– Мне, мне! – ответила та радостно. – Я ведь тоже в райкоме работала. Там мы с Карлушей и познакомились…

– Тетя Тр-ряпа! – проорал попугай.

– Карл, угомонись!

– Убор-рщица! – не унимался Карлуша. – Р-работник тр-ряпки и ведр-ра!

– Ну да, я работала там уборщицей! – нехотя призналась старушка. – И что в этом плохого? У нас всякий труд почетен! Да, я работала там уборщицей, но при этом была идеологически выдержанной и морально устойчивой! Кроме того, какое у меня отчество правильное! За то меня и взяли. А какой там был буфет! А какой там был стол заказов! Хочешь еще кофейку?

Я вежливо поблагодарила и отказалась.

– Ну, как хочешь…

Ильинична собрала посуду на расписной поднос (с теми же серпом и молотом) и вышла из комнаты.

Я решила, что нужно этим воспользоваться, и выскользнула за ней. Не сидеть же тут вечно. Погостила – пора и честь знать.

– Полундр-ра! – крикнул мне вслед попугай, но я не обратила на него внимания и, как оказалось, зря.

Я очутилась в полутемной прихожей. В темном углу неподалеку от входной двери, под портретом Карла Маркса, стояла рогатая вешалка, на ней висело несколько курток разной степени поношенности, среди которых я заметила свое пальто и сумку. Внизу, под этой вешалкой, стояли мои ботиночки.

Всунув в них ноги, я метнулась к двери…

Но в нескольких шагах от двери резко затормозила.

Перед дверью безмолвно стояла Ильинична. На плече у нее сидел попугай.

– Куда это ты собралась, деточка? – проговорила старуха своим медовым голосом.

– Домой, – ответила я чистосердечно. – Спасибо за гостеприимство, но только мне уже пора.

– Что значит «домой»? Я тебя что – отпустила? Мне люди поручили тебя здесь подержать, а я такая – на меня можно положиться! Если мне поручили – я все сделаю!

Я насмешливо взглянула на Ильиничну. Бедная старушка явно переоценивает свои силы! Ей уже наверняка за восемьдесят, а туда же… держать меня будет…

Я шагнула к двери и проговорила:

– Лучше отойдите! Я стариков никогда не обижала, но если вы будете…

Договорить я не успела.

Каким-то непостижимым образом Ильинична оказалась у меня за спиной, причем она с удивительной для своего возраста силой заломила мою левую руку. Это было так больно и неожиданно, что у меня слезы брызнули из глаз.

– Отпусти, старая ведьма! – выкрикнула я и попыталась высвободить руку…

Но не тут-то было!

Паркет полетел мне навстречу, и через секунду я обнаружила себя лежащей на полу, а Ильиничну – сидящей на моей спине. Рука была по-прежнему заломлена и болела неимоверно.

Передо мной расхаживал Карлуша, он всплескивал пыльными крыльями и хриплым пиратским голосом повторял:

– Бр-раво! Браво, стар-руха!

– Отпусти! – повторила я, на этот раз жалобно.

– А будешь еще своевольничать?

– Н-не… не буду… – простонала я.

– Ладно, на первый раз, так и быть, отпускаю! Но запомни – шаг влево, шаг вправо считается за побег! – проскрипела старуха и спрыгнула с моей спины.

Я перевела дыхание и поднялась.

– Хочешь еще кофейку? – как ни в чем не бывало спросила Ильинична.

– Да идите вы со своим кофейком! – огрызнулась я.

– Ну, ты как хочешь, а я еще выпью. После физических нагрузок всегда почему-то кофе хочется!

Она взяла меня за плечо (довольно деликатно) и подтолкнула обратно к комнате.

Я послушно вошла и села на прежнее место. Ильинична налила себе кофе из того же старинного кофейника и стала пить, втягивая его с противным чмоканьем.

«Чтоб ты подавилась, старая ведьма!» – подумала я и наклонилась низко, чтобы бабка не прочитала по лицу, что я о ней думаю.

– Да уж, работала я в райкоме всю жизнь! – пустилась старуха в воспоминания. – Вот там мы с Карлушей и познакомились! Его нам юннаты подарили. Карлушу, его ведь полностью зовут Карл Маркс…

В это время в прихожей раздался звонок.

– Ох ты, господи! – всполошилась Ильинична. – Это же клиентка пришла!

– Клиентка? – переспросила я удивленно.

– Ну да, клиентка! – Ильинична строго взглянула на меня. – Я ведь потомственная ведьма…

– Оно и видно! – фыркнула я.

– И нечего тут язвить и усмехаться! Я с гарантией снимаю и навожу порчу, снимаю сглаз, венец безбрачия… результаты убедительные и цены демократичные, так что если кому из твоих знакомых понадобится, можешь рекомендовать…

– Да, размечталась!

Я оживилась, в душе моей вспыхнула надежда. Если Ильинична будет сейчас заниматься клиенткой, ей будет не до меня и я смогу сбежать из ее квартиры. Кроме того, не станет же она винтить меня в присутствии постороннего человека…

Но Ильинична, видимо, прочла мои мысли, или ей то же самое пришло в голову. Так или иначе, она строго взглянула на меня и проговорила ледяным голосом:

– Помнишь, что я тебе сказала? Шаг вправо, шаг влево считается за побег со всеми вытекающими последствиями!

– Да-да, все помню! – отмахнулась я, думая, что смогу воспользоваться ситуацией.

– Думаешь, перехитришь меня? – Старуха склонила голову к плечу, на мгновение напомнив своего попугая. – Ну, ничего, Фрида за тобой присмотрит!

«Что еще за Фрида? – подумала я. – Она тут что, не одна?»

– Пошли! – Ильинична чувствительно подтолкнула меня в бок, вывела в коридор и подвела к двери, из-за которой доносились громкие ненатуральные голоса.

Она открыла эту дверь, втолкнула меня в комнату, вошла следом.

В дальнем углу этой комнаты стоял включенный телевизор, на экране которого ругались две краснолицые растрепанные женщины. В глубине экрана сидели десятка два зрителей, которые увлеченно следили за скандалом.

А еще на коврике перед телевизором лежала собака – огромный, очень худой дог серо-стального цвета, который тоже внимательно следил за происходящим на экране.

– Вот она, Фрида! – проговорила Ильинична, с гордостью взглянув на дога. – Когда она родилась, я не разобралась, кто она – мальчик или девочка, и назвала его… ее Фридрихом Энгельсом. А потом, когда разобралась, пришлось называть Фридой. Ну, она тебя не выпустит! Хорошая собака, только очень уж всякие ток-шоу любит…

Ильинична окликнула собаку:

– Фрида!

Собака неохотно отвернулась от экрана и взглянула на хозяйку. На морде ее отчетливо читалось: «Что надо?»

– Фрида, стеречь! – проговорила Ильинична, показав на меня. – А я пойду, меня клиентка заждалась!

Фрида в ответ негромко рыкнула.

Ильинична вышла из комнаты, захлопнула дверь и громко проговорила прежним своим медовым голосом:

– Иду, дорогая, иду! В ванной была!

Собака снова повернулась к телевизору и уставилась на экран.

Я немного выждала.

Голоса в коридоре затихли. Я оглянулась на собаку и осторожно двинулась к двери.

Фрида негромко зарычала.

– Тихо, тихо, девочка, все нормально! – проговорила я примирительно и сделала еще один шаг к двери.

Собака бесшумно вскочила и в один прыжок оказалась между мной и дверью. Пасть ее приоткрылась, продемонстрировав полный комплект страшных зубов.

– Ты же хорошая девочка! – сказала я самым приветливым голосом, но это не произвело на Фриду никакого впечатления.

Надо сказать, что я, в принципе, не боюсь собак. Есть такие люди, как мужчины, так и женщины, у которых при виде больших собак начинается сердцебиение, они бледнеют, трясутся и могут даже упасть в обморок. Я к таким не отношусь. У меня в детстве даже была собака, большая кавказская овчарка по кличке Зежа, и я ее очень любила.

Мы с мамой жили скромно (на учительскую-то зарплату не разбежишься), так что большую собаку и не думали заводить. Но щенка нашли мальчишки из нашего двора прямо на дороге, кто-то выбросил из машины туго завязанный пакет, а оказалось – там месячный щенок. Я так просила его взять, что мама согласилась. Мы и не думали, что вырастет кавказская овчарка, да к тому же породистая, как потом сказали знающие люди. Так или иначе, Зежа прожила у нас больше десяти лет. Потом она умерла, и новую мы уже не завели, потому что я заканчивала школу и собиралась уезжать. Но я часто ее вспоминаю и знаю, что собаки не нападают на людей без серьезной причины.

Но здесь причина была – хозяйка приказала Фриде стеречь меня, а приказ хозяина – это святое.

Я попятилась и вернулась на середину комнаты.

Фрида тут же успокоилась и улеглась на прежнее место перед телевизором.

Я вздохнула.

Сбежать будет не так легко, как я надеялась. Да еще волей-неволей придется слушать это ужасное шоу. Смотреть на экран мне не обязательно, а вот слушать придется.

Очень скоро я поняла, что две женщины в студии – это бывшие жены какого-то недавно умершего артиста, которые пытаются поделить его наследство. Одна была постарше, жилистая и худая как доска. Вторая – помоложе, пополнее, и была бы даже симпатичная, если бы не красная от злости физиономия и ужасно визгливый голос.

Слушая, как они орут друг на друга, я невольно посочувствовала покойному артисту. С первой он прожил пять лет, со второй аж девять выдержал. По всему видать, ангельского терпения был человек…

Фриду же это действо почему-то очень интересовало.

Я же попыталась узнать пределы своих возможностей.

Я подошла к окну – собака никак на это не реагировала, она продолжала следить за скандалом на экране. Пошла в другую сторону – тоже ноль внимания, спокойно смотрит свое шоу. Но стоило мне сделать хоть шаг в сторону двери – и она тут же с рычанием вскакивала и оказывалась на моем пути.

Значит, сбежать отсюда будет не так просто…

Я обошла всю комнату по периметру, не выходя за ту границу, которую охраняла Фрида. И в углу, противоположном от телевизора, увидела плотную занавеску.

За занавеской оказалась дверь.

Может быть, здесь – второй выход из комнаты? Странно, Ильинична не казалась такой легкомысленной…

Дверь была заперта, но замок был самый примитивный. Открыть такой можно обычной шпилькой или канцелярской скрепкой. Шпильки у меня не было – кто сейчас ими пользуется?

У меня волосы хорошо лежат сами по себе, то есть всегда так было, пока там, в этой чертовой промзоне, не смазали их гелем. Но в комнате я увидела свое пальто и сумку, бабка спрятала их сюда, чтобы не смущать клиентку.

Ну, тогда все в порядке! Я вытащила пилочку для ногтей, поковырялась ею в замке, и он открылся.

Но меня ждало разочарование.

За этой дверью оказался не выход, а всего лишь кладовка.

По двум ее стенам были полки, уставленные всякой бакалеей и банками с вареньем, а у задней стены притулился холодильник.

Надо же, Ильинична прячет продукты под замком!

Правда, я должна признать, что женщина она хозяйственная, полки в кладовке ломились от круп, макарон и прочих припасов. Что она – сделала запасы на случай ядерной войны?

А когда я открыла холодильник, то удивилась еще больше.

Он был забит едой, всякими деликатесами… чего здесь только не было – красная рыба, колбасы, ветчина, несколько сортов сыра, какие-то удивительные паштеты…

А к чаю подала какое-то несъедобное печенье! Вот выжига! Сама любит поесть, а гостей угощает какой-то дрянью! Впрочем, меня вряд ли можно считать гостем…

Тут я услышала за спиной негромкое поскуливание.

Я испуганно обернулась.

За спиной у меня стояла Фрида. Но взгляд у нее был не угрожающий, как прежде, а самый жалкий и умоляющий, и она не рычала, а жалобно поскуливала.

И я взглянула на собаку новыми глазами.

Конечно, она была большая, внушительная и грозная, но при этом на боках у нее проступали ребра, глаза слезились и были какие-то тусклые. И в них светилась мольба.

И тут до меня все дошло.

Фриду просто морят голодом!

Эта скупердяйка экономит не только на гостях, но и на собственной собаке! Вместо того чтобы накормить ее досыта, отвлекает ее, пичкает какими-то идиотскими телешоу! Может, надеется, что у собаки от такого безобразия аппетит пропадет? А у самой кладовка и холодильник под завязку наполнены всякими вкусностями!

Фрида снова заскулила, и из ее пасти стекла ниточка слюны, в глазах была мольба.

– Ах она зараза! – проговорила я с искренним возмущением. – Ну ничего, Фридочка, я тебя сейчас подкормлю!

Фрида, кажется, поняла мои слова. Она облизнулась и закрыла пасть, в глазах ее загорелась надежда.

Я достала из холодильника несколько аппетитных кусков ветчины, добавила к ним брусок сыра, разорвала упаковку красной рыбы и положила все это богатство перед холодильником.

Затем повернулась к Фриде, сделала приглашающий жест и проговорила:

– Угощайся, девочка!

Собака посмотрела на угощение, потом – на меня с немым вопросом, как будто не верила неожиданному подарку судьбы и сомневалась – может ли его принять.

– Ешь, ешь! – повторила я уверенно и открыла еще две баночки паштета из гусиной печенки.

Фрида смущенно потупилась, снова облизнулась и робко шагнула вперед.

Я добавила к угощению еще один большой кусок аппетитной телячьей колбасы и отступила в сторону.

Фрида без приглашения бросилась вперед и принялась за еду.

А я тихонько отступила, выскользнула из кладовки и быстро заперла за собой дверь…

Фрида, кажется, даже не заметила моего неожиданного бегства – из кладовки доносилось только довольное урчание и громкое сладострастное чавканье.

Я чувствовала себя предательницей – но у меня просто не было другого выхода. Кроме того, надо же подкормить бедную собаку! Она уже находится на грани истощения! А Ильинична сама виновата, нечего было морить Фриду голодом!

Я убедилась, что кладовка крепко заперта, и тихонько вышла из комнаты. В коридоре никого не было.

Проходя мимо второй комнаты, я прижала ухо к двери и прислушалась. Из-за двери доносился уверенный голос Ильиничны:

– Значит, так, деточка! Как твой Михаил Федорович у тебя ночевать останется – положи ему этот мешочек под подушку и трижды его перекрести…

– А что тут внутри? – испуганно осведомился другой голос. – Нет ли там яда или другого чего вредного?

– Что ты, деточка! Разве я тебе враг? Тут только хвостик мышиный, зуб покойника…

– Ужас какой!

– А еще прядка волос самоубийцы, щепотка крапивного семени и сожженная страница из статьи Розы Люксембург «Женщина и революция»…

Я не стала дальше слушать эту увлекательную беседу, осторожно открыла дверь и выскользнула из квартиры.

Одним махом сбежала по крутой темной лестнице и оказалась в мрачном дворе-колодце, куда, наверное, солнце не заглядывает даже летом.

Я остановилась, чтобы сориентироваться и определить, куда двигаться дальше.

На первый взгляд выхода из этого двора не было.

Тут передо мной возникла какая-то подозрительная фигура. Бомж в страшных лохмотьях, с синяком во все лицо, с выбивающимися из-под вязаной шапки рыжими патлами и торчащим изо рта одиноким зубом, шел ко мне, вытянув вперед грязную руку, и бормотал сиплым простуженным голосом:

– Купи вещицу, барышня! Хорошая вещица, ценная! Купи, не пожалеешь!

Я отшатнулась от бомжа, боясь, что он до меня дотронется. Но он ловко обошел меня и снова преградил мне дорогу, невнятно бормоча те же слова. В руке его что-то блеснуло тусклым серебром, как маленькая рыбка на крючке рыболова.

Я опять отступила, брезгливо поморщившись, достала из кошелька купюру и пролепетала:

– На, возьми деньги! Только прошу тебя, покажи, где выход из этого двора.

Он ловко выхватил у меня деньги и громко, уверенно проговорил:

– Сатор арепо!

– Что? – переспросила я удивленно.

– Сатор арепо! – повторил бомж и показал грязным пальцем на обитую железом дверь в углу двора.

– Что это? – переспросила я, повернувшись к бомжу… но его не было на прежнем месте, и вообще не было во дворе, он словно провалился сквозь землю. А по двору, с боевым видом задрав хвост, шествовал большой рыжий кот с рваным ухом.

Я подумала бы, что бомж мне примерещился, но купюра из моей руки на самом деле пропала…

Я недоуменно пожала плечами и подошла к той двери, на которую показывал бомж.

Эта дверь, как я уже сказала, была обита заржавленным железом, на котором белой масляной краской одно над другим были выведены два непонятных слова: SATOR AREPO.

Ну да, эти же самые слова повторял тот бомж… но одно из этих слов я уже где-то видела…

Впрочем, сейчас мне не до воспоминаний. Мне нужно как можно скорее уходить из этого двора, пока Ильинична не обнаружила мой побег и не бросилась вдогонку.

Отложив эти размышления на потом, я толкнула дверь, которая открылась на удивление легко.

Я оказалась в подъезде, где был лифт, лестница и еще одна дверь.

На этой двери был электронный замок, но изнутри он открывался простым нажатием кнопки.

Что я и сделала – и тут же оказалась на улице, точнее, в мрачном районе на набережной Обводного канала. Казалось, я перенеслась не только в другой район, но и в другое время, когда в этих местах жили герои Достоевского.

Мимо одна за другой проезжали машины – и я рискнула, подняла руку в понятном каждому жесте.

Конечно, останавливать случайную машину рискованно, но с такси я прошлой ночью тоже влипла, а сейчас все же белый день…

Две машины проехали мимо, третья остановилась – старенькая, не очень чистая.

Я увидела за рулем безобидного пожилого гастарбайтера – и села в машину.

– Куда едем, красавица?

Я недолго думала – и назвала свой адрес. Точнее, Ромин адрес – больше мне деваться было некуда.

На этот раз мы доехали без проблем.

Машина остановилась перед знакомым домом.

Я полезла в карман за кошельком – и случайно мне в руку попался какой-то незнакомый предмет.

Это была металлическая бирка, узенький жетон из серебристого металла. Я этот жетон никогда прежде не видела.

Хотя, впрочем…

Я вспомнила странного бомжа во дворе-колодце, вспомнила, как в его руке что-то блеснуло тусклым серебром…

Выходит, он все же сунул мне в карман свою вещицу…

Я внимательнее взглянула на жетон.

Похожие жетоны носят на шее солдаты в кино, на них обычно выбиты какие-то цифры – личный номер, что ли.

Но на этом жетоне не было цифр, вместо них было выгравировано странное слово: AREPO.

Это было одно из тех слов, которые бормотал бомж. Одно из слов, намалеванных масляной краской на железной двери.

И тут я вспомнила, где еще видела это слово.

Я вспомнила минувшую страшную ночь, вспомнила, как таксист высадил меня посреди промзоны, посреди метели, сквозь которую смутно проглядывала красноватая вывеска. Как огромный красный светящийся глаз затаившегося в метели чудовища.

Я пошла на эту тускло светящуюся вывеску как на единственный признак человеческого присутствия в этом безжизненном, пустом, безлюдном районе, в этой снежной ночи – и когда я подошла достаточно близко, чтобы различить красные светящиеся буквы – я прочла то же самое слово: AREPO.

Сейчас, посчитав, что на свете существует множество необъяснимых вещей, я только пожала плечами.

КАМЕНЬ

– Господин! – Финикийский раб, смуглый темноволосый юноша с темными оленьими глазами, торопливо вошел в перистиль и окликнул своего хозяина: – Господин, нужно уходить!

Марк Сульпиций, худощавый патриций с тяжелым подбородком, стоял возле каменной плиты, расчищая ножом проступающую на ней неразборчивую надпись.

Он неохотно оторвался от своего занятия, повернулся к юноше:

– О чем ты говоришь, Памлоний?

– Большая гора дымится! Госпожа Валерия, супруга Клавдия Нумидия, виноторговца, еще вчера говорила, что нас ждет большая беда! Господин, нужно уходить!

– Госпожа Валерия та еще пророчица… – отмахнулся хозяин. – Если верить всему, что она говорит…

– Но господин, все ваши соседи уже покинули свои дома! Все ждут ужасного землетрясения! Все говорят, что большая гора, которая спала тысячу лет, просыпается…

– Все говорят, все говорят! – раздраженно перебил его хозяин. – Нельзя слушать то, что говорят на базаре! Если большая гора ждала тысячу лет – она подождет еще немного! Разве ты не видишь, что я занят? Я нашел на этой плите древнее заклинание, которое принесет мне власть и славу!

– Господин, но только взгляните на гору…

Марк Сульпиций невольно взглянул туда, куда указывал ему финикиянин.

Двойная вершина Везувия и правда курилась, над ней поднимался черный дым, окрашивая виноградники на склонах горы в мрачные, трагические цвета. Дым на глазах становился гуще и темнее, вот в глубине его вспыхнул багровый сполох…

– Я всегда успею уйти! – проворчал Марк Сульпиций. – Позови лучше Филиппа! Я хочу показать ему эту надпись!

Страницы: «« 1234 »»

Читать бесплатно другие книги:

Академия стражей междумирья. Здесь рушатся здания, бродят монстры. Тут учатся и работают почти одни ...
Виктор Кин превыше всего ценит покой и тишину и нежно любит кактусы. Увы, покой достойному джентльме...
Марина Серова представляет новинку – детектив о сложной и неженской работе профессионального телохра...
«Суфле из бледной поганки» – новый роман одной из самых популярных российских авторов в жанре иронич...
Стратегия — это проще, чем принято думать. Это ответ на 22 важнейших для любой организации вопроса. ...
Если вы лидер – вам не на кого перекладывать вину. Вы должны быстро принимать решения, грамотно выст...