Дыхание снега и пепла Гэблдон Диана

Выговор у него был английский и странно знакомый: не приобретенный акцент, но подчеркнуто правильная дикция.

– У нас готов только один бочонок, – сказала я, медленно двигаясь в сторону и не отрывая от говорящего глаз. Он был низкорослым и худощавым и двигался резкими короткими рывками, как марионетка.

Он приближался ко мне, как и остальные. Марсали дошла до поленницы и копалась за кучами дубовых бревен и ветками гикори. Я слышала ее тяжелое прерывистое дыхание. Бочонок был спрятан среди дров, а рядом с ним, я знала, лежит топор.

– Марсали, – сказала я, – стой там. Сейчас я тебе помогу.

Топор был оружием получше, чем лопата. Но две женщины против… сколько там мужчин? Десять… дюжина? Больше? Я моргнула – глаза слезились от ярких солнечных лучей – и увидела еще нескольких выходящими из леса. Этих я смогла рассмотреть получше: один осклабился на меня, и я заставила себя не отводить взгляда. Улыбка его стала шире.

Низкорослый был все ближе. Я посмотрела на него, и меня озарила вспышка смутного узнавания. Кто, черт побери, он такой? Я знала его, видела прежде, но никакого имени не возникало в ответ на впалые щеки и низко нависающие брови. От него несло застарелым потом, въевшейся в кожу грязью и высохшей мочой, не только от него, от них всех. Ветер разносил эту вонь, резкую и навязчивую, какая бывает от диких лис или куниц. Мужчина увидел, что я узнала его, на секунду губы его сжались и тут же расслабились.

– Миссис Фрэзер, – сказал он, и все мои мрачные предчувствия стали реальнее под взглядом маленьких умных глаз.

– Кажется, у вас передо мной есть преимущество, сэр, – сказала я, стараясь принять самый храбрый вид, на который была способна. – Мы раньше встречались?

Он не ответил на это. Угол его рта потянулся вверх в ухмылке, но его внимание отвлекли двое мужчин, которые бросились вперед, чтобы забрать бочонок, который Марсали выкатила из тайника. Один из них уже схватил топор, на который я имела виды, и готов был проломить крышку, когда тощий закричал на него.

– Оставь его!

Мужчина оглянулся на него, недоуменно приоткрыв рот.

– Я сказал, оставь! – зашипел тощий, когда он озадаченно перевел взгляд с топора на бочонок и обратно. – Мы заберем его с собой, еще не хватало, чтоб вы сейчас напились как свиньи!

Повернувшись ко мне и, словно продолжая прерванную беседу, он спросил:

– А где остальное?

– Это все, что есть, – ответила Марсали, прежде чем я успела открыть рот. Она опасливо хмурилась, глядя на него, но была очень зла. – Возьмите его и проваливайте.

Внимание худого мужчины первый раз переключилось на нее, но он лишь мельком окинул ее взглядом и вернулся ко мне.

– Не пытайтесь меня обмануть, миссис Фрэзер. Мне отлично известно, что есть еще, и я его получу.

– Нет. А ну-ка отдай это мне, ты, болван! – Марсали ловко выхватила топор у мужчины рядом с ней и зашипела на худого. – Так вы платите за гостеприимство, а? Грабежом? Ну так берите то, за чем пришли, и отправляйтесь восвояси!

У меня не осталось выбора, кроме как подхватить ее инициативу, хотя в голове у меня звенел сигнал тревоги каждый раз, когда я смотрела на худого мужчину.

– Это правда, – сказала я. – Смотрите сами. – Я указала на солодовню: котлы и цистерны стояли рядом, закрытые и очевидно пустые. – Мы только начинаем солодить. Новая партия виски будет готова еще не скоро.

Нисколько не изменившись в лице, он сделал шаг вперед и с силой влепил мне пощечину.

Удар был недостаточно сильный, чтобы сбить меня с ног, но голова резко мотнулась в сторону, а на глазах выступили слезы. Мной овладел скорее шок, чем боль, хотя во рту появился отчетливый привкус крови и я чувствовала, как начинает распухать губа. Марсали издала громкий крик удивления и ярости, и я услышала, как мужчины начали с любопытством переговариваться. Они дружно двинулись вперед, окружая нас.

Я прижала к кровоточащей губе тыльную сторону ладони, отстраненно отметив, что она дрожит. Мозг как будто отделился от тела на безопасное расстояние и теперь стремительно перебирал разные предположения, как колоду игральных карт.

Кто эти люди? Насколько они опасны? На что они готовы? Солнце уже садится – сколько времени пройдет, прежде чем хватятся нас с Марсали и пойдут искать? Будет это Фергус или Джейми? Но даже Джейми, если он придет один…

У меня не было никаких сомнений в том, что это именно те, кто спалил хижину Тиджа О’Брайена и устраивали нападения за линией соглашения. Значит, жестокие, но их главная цель – грабеж.

Во рту стоял привкус меди – металлический дух крови и страха. В этих расчетах я провела не более секунды и, когда отняла руку от лица, уже решила, что лучше будет отдать им то, за чем они пришли, и надеяться, что они просто уйдут вместе с виски. Однако мне не дали возможности высказаться: худощавый схватил меня за запястье и сильно выкрутил его. Я почувствовала, как кости сдвинулись и хрустнули, причинив мне чудовищную боль. Не в силах издать ни одного звука, кроме судорожного резкого выдоха, я упала на колени среди сухой листвы.

Марсали закричала и рванулась вперед, внезапно, как потревоженная змея. Она высоко занесла топор и со всей силы вонзила его в плечо стоящего рядом мужчины. Потом Марсали вытащила его, и теплая кровь оросила мое лицо, она брызгала из раны, как дождь, поливающий листву.

Девушка завизжала тонким высоким голосом, раненый тоже закричал в испуге, и вдруг вся поляна пришла в движение. Мужчины с ревом бросились вперед, как внезапный прибой. Я наклонилась вперед и, обхватив худощавого за колени, двинула ему головой в промежность. Он задохнулся, охнув от боли, и упал на меня, придавив к земле. Я выползла из-под распростертого тела, думая только о том, что мне нужно добраться до Марсали, встать между ней и ими, но они облепили ее плотной стеной. Надрывный крик прорезал воздух, заглушаемый ударами кулаков и глухим стуком тел о деревянные стены солодовни. Котелок с углями был в зоне досягаемости. Я схватила его, не чувствуя обжигающего прикосновения раскаленной глины, и швырнула в кучу мужчин. Они заорали и рассыпались в стороны. Я увидела Марсали, прижатую к стене: голова ее лежала на плече, глаза закатились так, что видны были одни белки, ноги широко раскинуты в стороны, а ночнушка разорвана, обнажая тяжелые груди, лежащие на круглом животе.

Потом кто-то ударил меня по голове, и я полетела вбок, раскидывая листья. Я распростерлась на земле, оглушенная, неспособная ни встать, ни двинуться, ни думать, ни говорить. На меня опустилась полная безмятежность, и зрение стало сужаться – казалось, очень медленно, по спирали, закрывается огромная радужка. На земле, буквально в нескольких дюймах от моего носа, лежало гнездо – переплетенные тонкие веточки аккуратно собраны вместе, в образованной ими чаше четыре зеленоватых яйца, круглые и хрупкие – идеальной формы. Потом каблук опустился прямо на яйца, и я погрузилась во тьму.

Меня пробудил запах дыма. Я была без сознания какие-то секунды: кучка сухой травы перед моим лицом только начала заниматься. Раскаленный уголек мерцал на подстилке из золы, усеянной искрами. Высохшие травинки вспыхнули, как нити накаливания в лампе, и в тот самый момент, когда чьи-то руки схватили меня за плечо, поднимая вверх, комок объяло пламя.

Я не вполне пришла в себя, но пыталась колотить своего похитителя. Он подтолкнул меня к одной из лошадей, приподнял и бесцеремонно перекинул через седло с такой силой, что я на секунду потеряла способность дышать. Мне едва хватило сил и времени, чтобы схватиться за кожаный ремень стремени, как кто-то хлопнул кобылу по крупу, и она припустила рысцой, попутно причиняя мне массу неудобств. От головокружения и тряски все, что я видела, казалось разрозненным, фрагментарным, как осколки разбитого зеркала. Но мне удалось мельком разглядеть Марсали: она лежала как тряпичная кукла среди дюжины маленьких костров, а разбросанные вокруг угли продолжали тлеть, разжигая огромное пламя.

Я издала придушенный звук, пытаясь позвать ее, но мой крик затерялся в звяканье сбруи и голосах мужчин, которые тревожно обсуждали что-то совсем рядом.

– Ты совсем сбрендил, Ходж? Тебе не нужна эта женщина, верни ее!

– Не буду, – голос низкорослого звучал резко, но уверенно. – Она приведет нас к виски.

– Виски нам мертвым уже не пригодится, Ходж! Это жена Джейми Фрэзера, черт тебя побери!

– Я знаю, кто она такая. Давай двигай!

– Но он… Ты не знаешь этого человека, Ходж! Я видел его однажды…

– Избавь меня от своих воспоминаний. Двигай, я сказал!

Последнее было прервано внезапным жестким тычком и удивленным вскриком боли. Рукоятка пистолета, поняла я, удар по лицу. Я сглотнула, прислушиваясь к влажным всхлипам человека со сломанным носом. В мои волосы больно вцепилась рука и потянула вверх. Сверху на меня смотрел низкорослый, задумчиво сузив глаза. По всей видимости, он просто хотел убедиться, что я жива, потому что ничего не сказал и безразлично отпустил мою голову, как если бы я была шишкой, которую он подобрал по пути.

Кто-то вел лошадь, на которой я лежала, в поводу, и еще несколько мужчин шли пешком. Я слышала, как они переговариваются, время от времени переходя на бег, как хрипят и грохочут, будто свиньи в подлеске, чтобы успеть за лошадьми, которые уже начали подъем.

Я не могла нормально дышать, мне удавалось делать только короткие судорожные вдохи, меня немилосердно трясло на седле, но мне некогда было думать о физическом дискомфорте. Марсали мертва? Было похоже на то, но я не видела крови и цеплялась за эту маленькую деталь, пытаясь найти в ней хотя бы временное утешение.

Если она не была мертва тогда, она может умереть позже. От полученных травм, шокового состояния, внезапного выкидыша… Боже, боже, бедный monsieur L’Oeuf… В отчаянии я крепко вцепилась в кожаные ремни стремени. Кто может ее обнаружить и когда?

До ужина оставалось чуть больше часа, когда я дошла до солодовни. Сколько времени сейчас? Я смутно видела мелькающую внизу землю, но мои волосы растрепались и падали на лицо всякий раз, как я пыталась поднять голову. В воздухе разливалась вечерняя прохлада, свет казался неподвижным, солнце все еще висело где-то около линии горизонта. Уже через несколько минут начнет смеркаться. И что потом? Когда они начнут поиски? Фергус заметит отсутствие Марсали, когда поймет, что она не вернулась приготовить ужин. Но пойдет ли он искать ее сам с девочками на руках? Нет, он пошлет Германа. Эта логическая цепочка заставила сердце подскочить и застрять прямо в горле. Для пятилетнего мальчика найти свою маму…

Я по-прежнему чувствовала дым. Я несколько раз втянула в себя воздух, надеясь, что вообразила запах. Но поверх пыли и лошадиного пота, седельной кожи и сока раздавленной зелени я ясно чувствовала вонь пожара. Поляну или солодовню, или и то и другое, теперь уже всерьез охватило пламя. Кто-нибудь увидит дым и придет. Но успеет ли вовремя?

Я крепко зажмурила глаза, стараясь не думать, ища любой повод отвлечься, только чтобы не видеть в своем воображении картину, которая могла разворачиваться у меня за спиной.

Поблизости по-прежнему слышались голоса. Снова мужчина, которого они звали Ходжем. Должно быть, я ехала на его лошади – он шел впереди, возле ее головы. Кто-то еще яростно спорил с ним, но пользы от этого было не больше, чем в прошлый раз.

– Раздели их, – говорил он резко. – Подели людей на две группы, ты поведешь одну, другие пойдут со мной. Встретимся снова через три дня в Браунсвиле.

Проклятье. Он ожидал погоню и хотел сбить их со следа, разделившись. Я судорожно стала думать, что можно уронить по пути: наверняка должно быть что-то, что поможет ему понять, в какую сторону меня увели. Но из одежды на мне была только нижняя рубашка, корсет и чулки, ботинки я потеряла, когда меня тащили к лошади. Чулки казались единственным вариантом, однако в этот раз я особенно туго закрепила подвязки, и они были вне зоны досягаемости.

Вокруг стоял шум от движения мужчин и лошадей: компания разделялась, они перекрикивались и махали друг другу. Ходж пришпорил лошадь, и мы стали двигаться быстрее. Когда мы проезжали мимо какого-то куста, мои свободно висящие волосы всерьез зацепились за ветку, а затем оторвались с неприятным болезненным «пиииин» – ветка дернулась и отрикошетила мне по скуле, чуть не угодив прямо в глаз. Я выкрикнула нечто очень грубое, и кто-то, надо думать, Ходж, предостерегающе хлопнул меня по заднице. Сквозь стиснутые зубы я процедила еще более грубое оскорбление. Моим единственным утешением была мысль о том, что выследить банду, которая оставляет столько следов в виде переломанных веток, следов копыт и перевернутых камней, будет совсем не сложно.

Я видела, как Джейми преследуют создания всех видов – крохотные и незаметные, крупные и тяжелые, видела, как он смотрит на древесную кору, на сломанные ветки, проверяя, нет ли на первой царапин и не запутались ли в кустах предательские клочки… волос.

С той стороны, где висела моя голова, никого не было. Я стала торопливо выдергивать волоски. Три, четыре, пять – будет ли этого достаточно? Я вытянула руку и провела ей по кусту падуба, длинные курчавые волосы заколыхались от движения лошади, но остались висеть на зазубренных листьях.

Я провернула это еще четыре раза. Он наверняка увидит хотя бы одну из моих «хлебных крошек» и будет знать, каким путем идти, если только не двинется по ложному следу. Больше я не могла сделать ничего, кроме как помолиться, – так я и поступила, я стала истово читать молитвы, в первую очередь прося за Марсали и несчастного monsieur L’Oeuf, которые нуждались в помощи гораздо больше меня.

Мы шли в гору еще довольно много времени. Темнота опустилась задолго до того, как отряд достиг вершины хребта. Я была почти без сознания, кровь стучала в висках, а корсет и подвязки так впивались в кожу, что каждый китовый ус ощущался как свежее клеймо на теле.

У меня хватило сил только на то, чтобы сползти с лошади и мешком свалиться на землю. Голова кружилась, я хватала ртом воздух, растирая распухшие от долгого висения запястья.

Мужчины встали в круг и тихо переговаривались, но они были слишком близко, чтобы мне удалось удрать в густые кусты папоротника. Один стоял всего в нескольких футах и не сводил с меня глаз. Я обернулась назад одновременно в надежде и страхе увидеть зарево пожара внизу. Огонь привлек бы чье-то внимание, этот кто-то узнал бы, что произошло, и к этому времени уже должен был поднять тревогу и организовать погоню. И все же… Марсали. Неужели они с ребенком уже мертвы?

Я сглотнула, напряженно всматриваясь в темноту, столько же чтобы сдержать подступающие слезы, сколько и надеясь разглядеть что-нибудь. Однако вокруг густо росли деревья, и я не видела ничего, кроме чернильных оттенков тьмы.

Света не было: луна еще не поднялась, а звезды по-прежнему лишь бледно мерцали. Глаза уже привыкли к темноте, и, хотя кошкой я не была, все же могла примерно прикинуть количество похитителей. Они ругались, то и дело поглядывая на меня. Может, дюжина человек… А сколько было сначала? Двадцать? Тридцать?

Я сжала дрожащие пальцы. Запястья были все в синяках, но не это меня тревожило.

Мне было ясно, а значит, было, скорее всего, ясно и им, что идти к складу виски сейчас нельзя, даже если мне удастся его найти в ночи. Выжила Марсали или нет, мое горло сжалось от этой мысли, Джейми поймет, что целью пришельцев было виски, и выставит охрану.

Если бы все не пошло наперекосяк, мужчины бы просто заставили меня вывести их к складу и исчезли, надеясь скрыться до того, как кража будет обнаружена. Оставили бы они нас с Марсали в живых, зная, что мы можем поднять тревогу и описать их? Может, да, а может, и нет. Но в хаосе, последовавшем за нападением Марсали, первоначальный план развалился. И что теперь?

Мужчины начали выходить из круга, хотя споры продолжались. Ко мне приближались шаги.

– Говорю тебе, так не пойдет, – горячо настаивал какой-то мужчина. По гнусавому голосу я поняла, что это джентльмен со сломанным носом, – очевидно, недавняя травма его не усмирила. – Убей ее сейчас. Оставь здесь. Ее никто не успеет найти до того, как звери растащат кости.

– Да ну? Если ее никто не найдет, они подумают, что она все еще у нас, так ведь?

– Но если Фрэзер нагонит нас, а ее нет, кого он сможет обвинить…

Четверо или пятеро окружили меня. Я с трудом поднялась на ноги, рефлекторно схватив первый предмет, который напоминал оружие и, увы, оказался всего лишь небольшим камнем.

– Как далеко мы от виски? – требовательно спросил Ходж. Он снял шляпу, и в темноте его глаза мерцали, как у крысы.

– Я не знаю, – ответила я, стараясь держать в руках себя и камень. Губа по-прежнему была распухшей от его оплеухи, и мне приходилось тщательно выговаривать слова. – Я не знаю, где мы.

Это было правдой, хотя я могла примерно предположить. Мы ехали несколько часов, преимущественно вверх, вокруг нас стояли пихты – я чувствовала острый и чистый запах смолы. Мы остановились где-то на верхних склонах, вероятно, недалеко от небольшого перевала.

– Убей ее, – потребовал кто-то. – Она не принесет нам ничего хорошего, и если Фрэзер найдет ее у нас…

– Закрой свой вонючий рот! – Ходж развернулся к говорящему так резко, что мужчина, много крупнее его, невольно отступил назад. Избавившись от этого недоразумения, Ходж обернулся назад и схватил меня за руку.

– Не надо играть со мной дурочку, женщина. Ты скажешь мне, что я хочу знать. – Он не стал утруждать себя фразой «или…», вместо этого что-то холодное скользнуло по моей груди, а за ним последовал жаркий росчерк пореза, рана расцвела кровью.

– Иисус твою Рузвельт Христос! – выдала я скорее от удивления, чем от боли, и выдернула руку из его цепких пальцев. – Я уже сказала, я даже не знаю, где мы, идиот! Как, по-твоему, я могу показать дорогу?

Он ошарашенно хлопнул глазами и рефлекторно поднял нож, как будто ожидал, что я могу напасть. Осознав, что у меня нет такого намерения, он набычился.

– Я скажу тебе, что знаю, – сказала я и отстраненно похвалила себя за то, как ровно и спокойно звучал мой голос. – Склад виски примерно в полумиле от солодовни, строго на северо-запад. Он в хорошо спрятанной пещере. Я могу привести вас туда, если мы начнем с места, откуда вы меня забрали. Это все, что я могу вам сказать по части направления.

Это тоже было правдой. Я с легкостью могла найти место, но раздавать указания? «Идите сквозь прогалину в кустах, пока не увидите дубовую рощицу, где Брианна пристрелила опоссума, возьмите правее, в сторону квадратного камня, вокруг которого растет ужовник…» Мысль о том, что я им была нужна только в качестве гида, и это единственная причина, по которой я пока была жива, пришла мне в голову в последнюю очередь.

Порез был совсем незначительный: кровотечение оставалось слабым. Но ноги и руки были ледяными, а перед глазами носились белые мушки. В вертикальном положении меня удерживало только убеждение в том, что уж если умирать, то стоя.

– Говорю тебе, Ходж, ты не хочешь иметь с ней никаких дел, никаких. – К группе возле меня присоединился крупный мужчина. Он наклонился к плечу Ходжа и кивнул на меня. В темноте они все казались черными, но в его голосе звучал заметный африканский акцент – бывший раб или, возможно, работорговец. – Эта женщина, я слышал о ней. Она колдунья, я знаю таких. Они как змеи, эти колдуньи. Не прикасайся к ней, слышишь? Она проклянет тебя!

Я сумела разразиться недобрым смехом в ответ на его ремарку, и мужчина, стоявший ко мне ближе всего, сделал шаг назад. Я слегка удивилась – откуда это взялось? Но дышать стало легче, а мушки перед глазами исчезли. Высокий мужчина выпрямил шею, заметив темную полосу крови на моей рубашке.

– Ты пролил ее кровь? Черт тебя побери, Ходж, теперь нам конец! – В его голосе звучала неприкрытая тревога, он отпрянул назад, совершив в мою сторону какой-то жест одной рукой.

Не сознавая, что именно заставило меня это сделать, я уронила камень, провела правой рукой по порезу и одним быстрым движением прижала пальцы к щеке худощавого мужчины. Я снова недобро рассмеялась.

– Значит, проклятие? Ну и как тебе такое? Тронешь меня еще раз, умрешь в следующие двадцать четыре часа.

Пятна крови темнели на бледном овале его лица. Он был так близко, что я чувствовала его кислое дыхание и видела, как в нем закипает ярость. «Какого черта ты делаешь, Бичем?» – подумала я, удивленная своим поведением. Ходж занес руку, чтобы ударить меня, но крупный мужчина перехватил его запястье с испуганным вскриком.

– Не смей этого делать! Ты всех нас погубишь!

– Да я убью тебя прямо сейчас, тварь!

Ходж по-прежнему сжимал нож в другой руке, он неловко воткнул его в крупного мужчину, хрипя от ярости. Здоровяк ахнул от неожиданности, но сильно ранен не был, в ответ он скрутил запястье Ходжа, и тот завизжал от боли, как кролик, угодивший в лапы к лисице. Тут же включились остальные, крича и толкаясь, хватаясь за оружие. Я развернулась и побежала, но не успела сделать и пары шагов, как кто-то схватил меня и крепко прижал к себе.

– Никуда вы не пойдете, леди, – сказал он, тяжело дыша мне в ухо.

Пойти я уже не могла. Он был не выше меня, но куда сильнее. Я попыталась вырваться, но он обхватил меня обеими руками и сжал крепче. Сердце у меня колотилось от злости и страха, я замерла, чтобы не давать ему повода меня наказать. Он был возбужден, сердце у него тоже колотилось, и я чувствовала запах свежего пота поверх вони старой одежды и немытого тела.

Мне было не видно, что происходит, но, кажется, теперь они больше ругались, чем дрались. Мой захватчик неловко переступил с ноги на ногу и прочистил горло.

– Хм… откуда вы, мэм? – спросил он неожиданно вежливо.

– Что? – переспросила я, совершенно сбитая с толку. – Откуда я? Ээ… ммм… Англия. Окфордшир. А потом Бостон.

– О? Я тоже с севера.

Я сдержала автоматическое желание ответить «приятно познакомиться», поскольку знакомиться мне было совсем неприятно, и разговор затух.

Драка закончилась так же неожиданно, как началась. После ритуального рычания и ругательств большинство мужчин отступили под натиском гневных реплик Ходжа, который орал, что он здесь главный и они, так их разэтак, будут делать, что он говорит, или им придется взять на себя последствия.

– Он не пустослов, – пробормотал мой охранник, все еще крепко прижимая меня к вонючей груди. – Уж поверьте мне, леди, вам вовсе не хочется перебегать ему дорогу.

– Мхм, – промычала я, хотя предполагала, что совет был искренний. Я надеялась, что ссора будет длинной и шумной, что могло бы увеличить шансы Джейми нагнать нас.

– И откуда взялся этот Ходж, раз уж мы говорим о корнях? – спросила я. Он по-прежнему казался мне до ужаса знакомым, я была уверена, что видела его где-то – но где?

– Ходжепил? Хмм… Из Англии, я думаю, – ответил сжимающий меня молодой человек. Его голос звучал удивленно. – Разве не слышно?

Ходж? Ходжепил? Я точно слышала это имя раньше, но…

Вокруг слышались возня и приглушенные перепалки, но уже скоро, слишком скоро, мы снова были в пути. В этот раз, благодарение Господу, мне позволили ехать верхом, хотя мои руки были привязаны к седлу передо мной. Мы двигались очень медленно. Перед нами было подобие тропинки, но даже в слабом свете поднимающейся луны идти было трудно. Ходжепил больше не вел лошадь, на которой я сидела, – его сменил молодой мужчина, который говорил со мной, он тянул и понукал все более непокорную кобылу. Я то и дело выхватывала его силуэт из темноты: высокий и стройный, с густыми буйными волосами, которые свисали на плечи и напоминали львиную гриву.

Угроза скорой смерти на время отступила, но желудок по-прежнему был как будто скручен в узел, а мышцы спины напряжены. Ходжепил пока что стоял на своем, но среди мужчин не было согласия. Тот самый, который хотел убить меня и оставить мой труп на разорение скунсам и ласкам, легко мог положить конец спорам, напав на меня под покровом ночи.

Я слышала голос Ходжепила, резкий и менторский, где-то впереди. Видимо, он двигался туда и обратно вдоль колонны, запугивая, прикрикивая и шпыняя, как пастушья собака, которая пытается заставить стадо двигаться.

И они двигались, хотя даже мне было ясно, что лошади сильно устали. Та, на которой ехала я, спотыкалась и раздраженно мотала головой. Бог знает, откуда явились мародеры и как долго они были в пути до того, как пришли к солодовне. Люди тоже шли все медленнее, незаметно, по мере того как адреналин от побега и драки испарялся, на них опускалась усталость, словно ночной туман. Я чувствовала, как сама проваливаюсь в забытье, и боролась со сном, пытаясь контролировать ситуацию.

Стояла ранняя осень, но на мне были только рубашка и корсет, к тому же мы были довольно высоко, а здесь воздух с наступлением темноты остывал быстрее. Я непрестанно дрожала, и порез на груди обжигал болью каждый раз, когда крошечные мышцы сокращались под кожей. Рана была несерьезной, но что, если туда попадет инфекция? Я надеялась только, что я проживу достаточно долго, чтобы это могло стать проблемой.

Как я ни старалась, я не могла удержаться от мыслей о Марсали и от предположений медицинского характера – я рассмотрела все, начиная от сотрясения мозга с внутричерепным отеком и заканчивая ожогами легких. Я могла бы кое-что сделать, например неотложное кесарево сечение, если бы я была там. Никто другой не сможет. Я крепко вцепилась в край седла, натянув веревку. Я должна быть там!

Но я не была и могла никак не оказаться.

Споры и бормотание утихали по мере того, как темнота леса опускалась на нас, но тягостное чувство тревоги висело над отрядом. Я предполагала, что частично причина была в опасениях и страхе погони, но гораздо больше всех беспокоили внутренние разногласия. Драка не была закончена, всего лишь отложена на неопределенный срок. Ощущение конфликта висело в воздухе. И я была предметом этого конфликта. У меня не было возможности проследить за спором, и поэтому я не была уверена, кто из них каких взглядов придерживался. Однако расклад был примерно ясен: часть людей под предводительством Ходжа считали, что я нужна им живой, по крайней мере до того, как они найдут виски. Другая же часть была за то, чтобы резать концы, а значит, и мою глотку. И меньшинство в лице джентльмена с африканским акцентом выступало за то, чтобы освободить меня, – чем быстрее, тем лучше.

Разумеется, мне стоило работать с этим джентльменом и попытаться обратить его убеждения себе на пользу. Как? Я неплохо начала, прокляв Ходжепила, и до сих пор была очень удивлена своим импульсом. Проклинать их всех, на мой взгляд, было бы не очень мудро – испортило бы эффект.

Я заерзала в седле, которое начало довольно неприятно натирать. Это было не первый раз, когда мужчины испытывали по отношению ко мне суеверный страх. Чужие предрассудки могут быть хорошим оружием, но и очень опасным в использовании. Если я всерьез напугаю их, они убьют меня не мешкая.

Мы пересекли перевал. Редкие деревья росли здесь между скалами, и, когда мы выехали на дальнюю сторону горы, моему взору открылось бескрайнее, сияющее мириадами звезд небо.

Должно быть, я восхищенно выдохнула, потому что ведущий мою лошадь молодой человек вдруг остановился, подняв голову вверх.

– О! – тихо сказал он. Секунду он глядел, но затем мимо нас прошла другая лошадь, и ее толчок вернул его с небес на землю. Наездник обернулся на меня, недобро глядя в темноте.

– Есть такие звезды там, откуда вы родом?

– Нет, – ответила я, все еще под впечатлением от безмолвной панорамы, развернувшейся над нашими головами. – Не такие яркие.

– Не такие, – сказал он, качая головой, и потянул поводья. Это показалось мне странным замечанием, но я не знала, что с ним делать. Я могла бы продолжить разговор, видит бог, мне нужны были все союзники, каких я смогу заполучить, но тут впереди послышался крик: очевидно, мы разбивали лагерь. Меня отвязали и сняли с лошади. Ходжепил пробрался сквозь толпу и схватил меня за плечо.

– Попробуй только сбежать, и крупно об этом пожалеешь, женщина. – Он сжал ладонь, вонзая ногти поглубже в мою кожу. – Ты мне нужна живая, но не обязательно целиком.

По-прежнему держа меня за плечо, он поднял нож и прижал лезвие к моим губам, ткнул острым концом в основание носа, а потом наклонился так близко, что я почувствовала влажную теплоту его зловонного дыхания на лице.

– Единственное, чего я отрезать не стану, это твой язык, – прошептал он. Лезвие неторопливо скользнуло вниз к подбородку, вдоль шеи, обвело силуэт груди. – Понимаешь, о чем я?

Он подождал, пока я не кивнула, затем отпустил меня и исчез в темноте. Если его целью было лишить меня самообладания, он прекрасно с этим справился. Несмотря на прохладу, меня пробил пот и я мелко дрожала. Надо мной нависла высокая фигура, она взяла меня за руку и вложила что-то мне в ладонь.

– Меня зовут Тэббе, – прошептал он. – Запомните – Тэббе. Запомните, что я был добр к вам. Скажите духам, чтобы не трогали Тэббе, потому что он был к вам добр.

Я снова кивнула, на этот раз немного ошарашенно, и осталась одна с куском хлеба в руке. Торопливо поедая его, я заметила, что он уже довольно черствый, но когда-то был хорошей ржаной буханкой, какие пекут немки из Салема. Они ограбили какой-то дом в округе или просто купили хлеб? Лошадиное седло бросили на землю подле меня: с передней луки свисала фляга с водой, и я опустилась на колени, чтобы попить. Хлеб и вода, по вкусу напоминавшие парусину и дерево, показались мне самой вкусной едой в жизни. Я и прежде замечала, что близость смерти заметно улучшает аппетит. И все же я надеялась на что-то более основательное в качестве последней трапезы.

Ходжепил вернулся спустя несколько минут с веревкой. Он не стал утруждать себя дальнейшими угрозами, явно чувствуя, что донес до меня все, что хотел. Он просто связал мою руку со стопой и толкнул на землю. Никто не говорил со мной, но какой-то человек милосердно набросил на меня одеяло.

Лагерь разбили очень быстро. Огонь не разжигали и не готовили ужин: видимо, мужчины подкрепились примерно тем же, что и я, а потом рассеялись по лесу, оставив лошадей чуть в стороне.

Я дождалась, пока все утихло, взяла одеяло в зубы и аккуратно поползла в сторону от того места, где меня оставили. Как червяк, я добралась до другого дерева в дюжине ярдов от меня. У меня не было намерения сбежать таким образом, но, если под покровом ночи кто-нибудь из бандитов решит на меня напасть, я не собиралась давать им преимущество, лежа там как жертвенное животное. Если кто-нибудь придет к тому месту, где я лежала, у меня будет достаточно времени, чтобы позвать на помощь.

У меня не было и тени сомнения, что Джейми придет за мной. Моей задачей было выжить до его появления.

Задыхаясь и потея, облепленная сухой листвой и с разодранными в хлам чулками, я свернулась под большим грабом, укутавшись в одеяло. Таким образом, хорошо скрытая от посторонних глаз, я попыталась развязать узлы на запястьях зубами. Однако завязывал их Ходжепил и сделал это с армейским старанием. Я вгрызалась в веревку, как суслик, но безрезультатно.

Армия. Это слово внезапно помогло мне вспомнить, кто он такой и где я видела его прежде. Арвин Ходжепил! Он был клерком на королевском складе в Кросс-Крике. Я мельком видела его три года назад, когда мы с Джейми привезли мертвую девушку к сержанту гарнизона, расположившегося там.

Сержант Мурчисон был мертв, и я думала, что Ходжепил тоже погиб в пожаре, который уничтожил склад и все его содержимое. Значит, дезертир. Либо ему удалось выбраться со склада до того, как он запылал, либо его просто там не было, когда все случилось. В любом случае он оказался достаточно умен, чтобы использовать шанс и по-тихому покинуть армию Его Величества, позволив им считать себя погибшим.

Чем он занимался с той поры, было ясно – бродил по округе, занимаясь грабежами, убийствами и собирая по пути шайку таких же, как он сам.

Хотя сейчас выяснялось, что не такие уж они и одинаковые. Пока что Ходж был самопровозглашенным лидером банды, но было понятно, что долго в этой роли он не продержится. Он не привык командовать, не знал, как управлять людьми, кроме как при помощи угроз. Я повидала много военных командиров на своем веку, хороших и плохих, и знала разницу.

Даже сейчас я слышала, как где-то вдалеке он спорит с кем-то на повышенных тонах. Я видела таких раньше – жестоких людей, которые на время могли подчинить окружающих своей воле, пользуясь вспышками неконтролируемой ярости. Они редко оставались на одной позиции долго, и я сомневалась, что Ходжепилу удастся доказать обратное.

Он не продержится дольше того времени, что понадобится Джейми, чтобы найти нас. Эта мысль успокоила меня, как глоток хорошего виски. Он наверняка уже в пути.

Я сжалась, как младенец в материнской утробе, под одеялом, мелко дрожа. Джейми понадобится свет, чтобы выслеживать нас ночью, факелы. Это сделает его и весь отряд видимым, а значит, поставит их под угрозу, если они подойдут близко к лагерю. Сам же лагерь будет незаметен для чужого глаза: огня не разжигали, а люди и лошади были раскиданы по лесу. Я знала, что Ходж выставил дозорных: слышала, как они бродят туда-сюда и приглушенно переговариваются.

Но Джейми ведь не дурак, говорила я себе, стараясь отогнать картины засады и кровопролития. По свежести лошадиного помета он поймет, насколько они близко, и, разумеется, не пойдет прямиком к лагерю с горящими факелами. Если он уже прошел так далеко, то…

Я замерла от звука осторожных шагов. Они раздавались с места, где я лежала до этого, и я полностью скрылась под одеялом, словно полевка, заметившая ласку. Шаги покружили невдалеке, кто-то ходил по сухой листве и сосновым иголкам, ища меня. Я задержала дыхание, хотя меня явно не могли услышать из моего укрытия – ветер шумел в кронах над лагерем.

Я напрягла глаза, вглядываясь в темноту, но не смогла рассмотреть ничего, кроме смутной тени, двигающейся среди древесных стволов в дюжине ярдов от меня. Внезапно меня посетила мысль, а не может ли это быть Джейми? Если он подобрался достаточно близко к лагерю, то, скорее всего, он потихоньку пробрался бы сюда, пока еще темно, чтобы найти меня.

Я нервно вдохнула, натянув веревки. Мне хотелось позвать его, но я не рискнула. Если это Джейми, то крик привлечет к нему внимание бандитов. Я слышала дозорных, а значит, и они услышат меня.

Но если это не Джейми, а один из моих похитителей, который хочет по-тихому меня прикончить…

Я медленно выдохнула, каждая мышца моего тела была напряжена и дрожала. Было совсем не жарко, но я вся покрылась потом. Я чувствовала запах собственного тела – страх, смешанный с холодными запахами земли и леса.

Тень исчезла, шаги стихли, сердце колотилось, как молот под ребрами. Слезы, которые я сдерживала вот уже много часов, горячо брызнули из глаз, и я зарыдала, безмолвно вздрагивая.

Темнота ночи вокруг меня была непроницаема и дышала угрозой. Над головой настороженно и ярко сияли звезды, в какой-то момент я уснула.