Легкий заказ Васильев Андрей

Все персонажи данной книги выдуманы автором.

Все совпадения с реальными лицами, местами, зданиями, банками, телепроектами и любыми происходившими ранее или происходящими в настоящее время событиями – не более чем случайность. Ну а если нечто подобное случится в ближайшем будущем, то автор данной книги тоже будет ни при чем.

Глава 1

Среди моих знакомых хватает тех, кто то и дело раздраженно заявляет: «Если бы не бизнес, то ноги бы моей в центре Москвы не было». В чем-то понять их можно – вечная духота, причем даже зимой, что противоестественно, толпы народу, оживленно снующие по улицам в любое время дня и ночи, самокатчики, ставшие сущим проклятием в последние годы, и, конечно же, непрерывный поток машин, едущих сначала откуда-то куда-то, а потом обратно.

Но вот меня все это, как ни странно, не смущает и не бесит. Мне по нраву вечно шумящий мегаполис, мне по душе его непрерывный ритм бытия. И когда я выбирал, куда именно будут выходить окна моего офиса, в тихий внутренний дворик или на неумолчное Садовое кольцо, то остановился как раз на последнем варианте. Ну вот нравится мне смотреть на броуновское движение автотранспорта, которое даже ночью не прекращается ни на миг. Оно меня умиротворяет, особенно когда приходится вести не очень приятные разговоры, навроде того, что происходит прямо сейчас.

– Рабих, мы договаривались о чем? – Я бросил еще один взгляд на дорогу за окном и развернулся к посетителю, сидящему в гостевом кресле. – Напомни мне, пожалуйста.

– Так это, – невысокий мужчина лет сорока с восточными чертами лица наморщил лоб, – ты делаешь так, чтобы моя жена и дети тут жили. В Москве.

– Верно, – кивнул я. – Причем не на птичьих правах, не ожидая каждый момент, что вот-вот в ваш дом войдут суровые личности и скажут, что вам пора покинуть этот город и эту страну. Нет, у тебя теперь есть бумага, которая защитит от многого и многих. Не от всех, конечно, но речь о полной безопасности и не шла, подобное стоит дороже. Куда больше того, что ты мне обещал.

– Это да. Это я понимаю, – комкая в руках кепку, пробормотал мой собеседник.

– И хорошо, что понимаешь, Рабих. – Я сел в кресло, закинул ногу на ногу и сплел пальцы рук в «замок». – А вот мне кое-что непонятно. Например, почему ты так недорого ценишь данное слово. Причем не только свое, но и досточтимого Газвана. Помнишь наш предыдущий разговор?

Молчит, сопит, смотрит в пол. Господи, всякий раз одно и то же. Нет, положительно надо заканчивать с оказанием подобных услуг, и не по душе они мне, и сопряжены с вот такими заунывными разговорами. Вот почему я постоянно должен из этой публики выбивать то, что и без того мое?

– Это вопрос, Рабих, – пояснил я. – У нас принято на них отвечать. Так что, помнишь или нет?

– Помню, – кивнул он.

– Хорошо, – одобрил его слова я. – Тогда было сказано, что тут не благотворительная организация под названием «Протяни руку ближнему» и оплату я хочу получить до того, как будет оказана услуга. Ты же сказал, что документы прямо сейчас очень нужны, гонорар же будет выплачен обязательно, просто позже, так как это связано с определенными логистическими проблемами.

– Такого не говорил, – встрепенулся таджик. – Другое говорил. Обещал, что муаллим Мансур обязательно пришлет то, что вам нужно, Максим-акоджон. Только чуть потом. Не сразу.

– Это одно и то же, – пояснил я. – И еще – какой «акоджон»? С чего я тебе старшим братом стал, Рабих? Нет, все люди братья, конечно, но все же у нас другие отношения, не родственные, а деловые. И сейчас ты мой должник, что очень печально. Не для меня, для тебя. Я свое все равно заберу, поверь.

– Понимаю, – снова пробубнил посетитель. – Я же не отказываюсь…

– Да-да-да, – улыбнулся я. – Ты думаешь, что все так просто? Что мы сейчас поговорим и закончится все чем-то вроде «даю тебе еще неделю»? Ну а неделя – это же долго, мало ли что придумать можно? Например, сменить место жительства. Москва город большой, пойди тебя после найди. Так ты думаешь? Так, так, знаю. Только вот что скажу: я тебя даже искать не стану. Более того – ты прямо сейчас можешь просто встать и уйти из моего офиса.

– Уходить? – недоуменно переспросил Рабих. – Правда?

– А смысл с тобой говорить? У тебя нет того, что мне обещано за услугу, и неизвестно, существует ли предмет, предназначенный для оплаты, вообще. Ну а раз так, то за твое вранье ответит поручитель, то есть Газван. Это же он тогда сказал: «Максим, помоги ему, он тебе заплатит, обещаю». Его никто за язык не тянул, верно? Сегодня вечером в его доме будет большой праздник, на который я, кстати, приглашен, так вот там, прямо за столом, в присутствии родных и гостей, я и стребую с него твой долг. Сначала с днем рождения поздравлю, а после скажу о том, что он всегда платит по счетам, даже если те не его. В такой ситуации не поюлишь, в ней последнюю рубашку снимешь и отдашь, лишь бы позора избежать. Понятно, что изначально обещанное я не получу, но меня устроит и что-нибудь попроще. Род Газвана древен и богат, думаю, среди накопленного добра найдется то, чем он сможет со мной расплатиться. Ну а ты после этого будешь должен уже не мне, а ему. И, думаю, ты отлично понимаешь – после такого позора у твоего рода не то что казан заберут, но и все любимые надгробия из кладбищенской земли повыковыривают. Вот, должно, твоя родня этому обрадуется! Сколько добрых слов в твой адрес прозвучит – представить страшно. А когда твои земляки проведают еще и о том, что я из-за твоей жадности и хитрости больше с вашим братом дела иметь не стану, то тебе еще веселее станет!

По мере того, как до Рабиха доходил смысл моих слов, в его глазах появлялась недобрая красноватая муть, а когда закончил фразу, то и лицо начало меняться. Сначала кожа словно сморщилась, после из нее полезла черно-синеватая шерсть, нос сплющился и раздался в стороны, а зубы здорово увеличились в размере. Впрочем, и сам визитер как-то так прибавил в росте, отчего одежда начала потрескивать по швам.

– Ну-ну-ну, – поморщился я. – Заканчивай, а? Ну да, мохнорыл, клыкаст… И что, мне надо сразу кричать и пугаться? Вай, боюсь-боюсь?! Или ты думаешь, что мне до того гюль-ябани видеть не доводилось ни разу? Да и не так уж ты страшен, скажем честно. Вот у меня в соседнем подъезде барбер-шоп работает, так там да, эдакий страх Господень иногда из дверей выходит – нет слов. Видел недавно одного – сам рыжий, борода в три косы заплетена, на голове хрен чего… Да ты дар речи потерял бы, встреть такого, поверь. Потому кончай шапито, Рабих, серьезно. Давай думать, что дальше делать будем. Ситуация-то хреновая.

Посопел уроженец Таджикистана, посопел, да и последовал моему совету, клыки спрятал, шерсть с лица согнал, снова людской облик принял, ссутулился и уставился в пол.

Не скажу, что я сейчас играл с огнем, но некоторая доля риска, конечно, в ситуации присутствовала. Пусть незначительная, но все же. Гюль-ябани ребята достаточно серьезные, из тех, что в драке идут до конца, особенно если распробуют твою кровь. Нежить же, она им как нам водка. Ну да, здесь, в России, находясь в отрыве от родных земель, давно заброшенных шахраков и горных предлесий, подобные Рабиху не так опасны, но когти и клыки ведь никуда не деваются? Они все также бритвенно остры, и их обладатель, если загнать его в угол, многое может учудить.

А здесь именно такая ситуация. Шутка ли – репутация на кону. Да что репутация – жизнь. Если я свою угрозу реализую и Газван, контролирующий существование доброй половины таджикской нежити и нелюди в Москве, узнает о том, что его честное имя жестко спустили в очко, то Рабиху кранты. И жене его, и детям, и, возможно, остальным родственникам. Мало того, конец и доброму имени семьи, к которой он принадлежит, причем надолго. У них с этим строго, века пройдут, а дурная слава останется, и пофиг, что речь идет не о людях, а о представителях мира духов. Гуль-ябани ведь по сути своей духи, пусть и существующие в материальном обличье.

– Не хочет дедушка Мансур казан отдавать, – наконец выдавил Рабих из себя. – Я просил, сильно просил. Не желает!

– А до того как я тебе помог, значит, желал? – с иронией осведомился я. – В тот момент, когда мы по рукам ударили, в голос кричал: «Забирай что хочешь, главное – пусть у тебя документы будут»?

– Тогда согласен был, – кивнул гюль-ябани. – Говорил, что старый, что его ущелье ждет скоро и ему казан больше не нужен.

– Ущелье?

– Ущелье Семи Троп, – пояснил собеседник. – Это вас в землю кладут, а мы, когда последний час приходит, сплетаемся там с темнотой. Оттуда на свет вышли, туда возвращаемся. У каждого рода такое место есть. Свое. Семейное.

– Понятно. – Я побарабанил пальцами по столу. – Очень романтично и познавательно, но на этом лирическую паузу предлагаю считать завершенной. Что с моим казаном?

Казалось бы – какая ерунда, казан для плова. Мало ли их на свете? И старых, с мятыми краями, проверенных тысячами лет и тысячами тысяч пловов, и новых, сделанных век-другой назад. Ан нет, таких, которым владеет дедушка Мансур, обитающий на далекой таджикской земле, мало. Да вообще почти нет! Штука в том, что отливка этой кухонной принадлежности происходила при посредстве не самого простого огня. Вернее, огонь был обычный, но в качестве топлива для него использовался не только уголь, но еще и дрова, на которые порубили некую особенную чинару, выросшую из семечка, брошенного в землю одной сильно могучей особой, имя которой осталось в веках. Причем росла сия чинара близ ручья Зимчуруд, источника ой какого непростого, читай – сакрального, и было ей на момент гибели никак не меньше двух тысяч лет. Или даже больше. А потом в тот же ручей, воду которого с незапамятных времен называют «жидким золотом» и «даром небес», полученный в процессе изготовления казан и окунули, после чего он приобрел ряд полезнейших свойств. Не волшебных, конечно, поскольку никакого волшебства на свете нет и, думаю, никогда и не существовало, но крайне полезных. Например, если в этом казане сварить плов, при этом в нужный момент добавить в него правильные травы и сказать не менее верные слова, то можно излечить человека от язвы. Вот такое вышибание болезненного клина вкусной едой. Зрение можно маленько подкорректировать, насколько мне известно, мужскую силу вернуть. Ну, не то чтобы прямо совсем, до состояния ненасытной до женского тела юности, когда одеяло поутру стоит вигвамом. Скорее, речь идет о стабильной устойчивости. Но тут ведь как – лучше что-то, чем ничего.

Короче, хорошая штука. И самое главное, есть тот, кто за нее готов многое отдать. А у него, у этого «того», во владении находится другой предмет, который… Короче, там длинная цепочка, замучаешься рассказывать. Пока ясно одно – дедушка Мансур пошел в отказ. Ну или вообще не в курсе того, что его казан уже не его. А как иначе понять пронзительно-горестное выражение лица моего собеседника?

– Тогда беги, – вставая с кресла, равнодушно посоветовал гюль-ябани я. – У тебя день, максимум два. Нет, документы твои аннулируют только в понедельник, так что полиции можешь не опасаться пока, но вот соплеменники, которые ко мне могут больше нос не казать, и особенно почтенный Газван… Короче – не буду повторяться. Чего из пустого в порожнее переливать? Иди отсюда, ты мне больше неинтересен.

– Уважаемый Максим, я клянусь…

– Твоя клятва стоит не больше, чем жизнь этой мухи. – Я поймал упомянутое насекомое, которое с упорством билось в стекло, желая смыться из моего кабинета куда подальше, и показал его посетителю. – То есть чуть больше, чем ничего. Ты просто пытаешься выиграть время. Нет, это так не работает.

– Памятью предков клянусь, кладбищем, которое когда-то служило домом первым из рода…

Я молча раздавил муху, после взял со стола листок бумаги и, поморщившись, вытер пальцы.

– Кладбищем, значит. Нет, кладбище – не самый подходящий для меня залог. Да и потом – это же надо будет к вам туда лететь, тяжелую технику искать, чтобы его снести ко всем иблисам, до того с властями договариваться. То есть – далеко и долго. Да и дедушка Мансур, боюсь, в драку полезет. Я, конечно, его убью, но зачем мне все эти телодвижения? Мы решим вопрос проще. Амулет давай.

Я вытянул вперед правую руку, повернув ее ладонью вверх.

– Так нельзя, – блеснул глазами Рабих. – Это мое!

– Твоим и останется, – пообещал я. – Если в течение следующей недели казан получу, так сразу его тебе верну, даю слово. Я не ты, если что обещаю, то это всегда делаю. У нас тут по-другому нельзя, приятель. Таковы национальные традиции. Давай-давай, не тяни.

Вот теперь моего должника как следует проняло, что отлично заметно. Он аж грудь руками прикрыл, то место, где под рубахой в густой шерсти висит небольшой амулет, представляющий собой кругляш, испещренный иероглифами. Его величайшая ценность, может, даже более важная, чем семья, дом и дедушка Мансур.

У каждого гюль-ябани такой есть, он, если угодно, сосредоточение его силы. Без этой вещицы Рабих станет никем, поскольку лишится одним махом почти всех умений, доставшихся ему от предков. В принципе их и так не сильно много, поскольку представители его вида не самая могущественная нежить из тех, что обитают в Таджикистане и на сопредельных территориях. Нет, есть еще более слабые существа вроде чора, который представляет собой туманный сгусток, и все, на что способен, так это на время отвести глаза немощному, а то и просто пьяному путнику. Или, к примеру, совсем уж безобидный заупокойный дух кормос, сил которого хватит лишь на то, чтобы таскаться под окнами дома да в них постукивать. А вот до проклятой твари хортлака, с которой не дай Бог кому-то столкнуться ночью на кладбище, или безжалостных му шувуу моему гостю точно ох как далеко.

Блин, аж мурашки по спине пробежали, как про му шувуу вспомнил. Я с ними в горах Ферганы знакомство свел, аккурат в эти дни, только три года назад. Мало того, что они меня здорово клювами подолбили, так еще чуть в пропасть не столкнули. Но оно и не странно, ведь я представлял собой зримое воплощение всего того, что им ненавистно, а именно крепкого молодого мужчину, да еще и неженатого. Как такого не убить?

Штука в том, что му шувуу есть перерожденные души девушек, умерших нехорошей смертью, как правило, самоубийц. Ну а из-за чего слабый пол в петлю лезет или вены себе режет? Чаще всего из-за нас. Ясно, что не всякая из них после обрастает птичьими перьями и обзаводится железным клювом, при помощи которого так удобно добираться до сладкой горячей людской крови, но те, которые успели перейти дорогу чодугарзан, по-нашему ведьме, и заработать проклятие – с гарантией.

Уцелеть я уцелел, но с контрабандистом Тахиром, который назначил мне встречу в тех гиблых местах, крепко после разругался. Но, если честно, – что за каменный век? Какие личные встречи в заброшенных кишлаках? Да, ту нефритовую статуэтку, что он мне приволок аж из Непала, экспресс-доставкой не пошлешь, но есть же другие способы? Мало, что ли, из Азии в Россию разного всякого товара идет по вполне легальным каналам? Вернее – едет. Дай дальнобойщику денег, бумажку с моим телефоном и пообещай устроить большие проблемы родне, если груз до точки назначения не доберется. Всё. Ну накинь к своей цене еще десять процентов за хлопоты, в конце концов.

Ладно, не суть. Так вот – без амулета Рабих никто. Тот же Газван, узнай он о потере родового знака, сразу даст ему пинок под зад. Он почему за него изначально вписался? Да потому что гюль-ябани обладают даром внушения. Даже не так. Они могут подчинять себе волю других людей, заставлять тех делать нужные вещи, причем так, что контролируемый считает, будто он сам себе хозяин. То есть не чужое повеление выполняет, а непосредственно то, что захотела его собственная левая пятка. Очень и очень полезная штука, особенно на строительстве и в областях народного хозяйства, где работают тысячи соплеменников моего визитера. Таких, как Рабих, сразу отправляют на серьезные и денежные объекты, где они целыми днями мотаются туда-сюда, тихонько приговаривая: «Мы сделаем все быстро, мы не устали, бригадир знает, когда дать отдых». КПД повышается в разы.

Причем, что характерно, работает это только с земляками Рабиха, на наших трудяг его чары не распространяются, они как ходили на перекуры каждые полчаса, так и ходят.

Впрочем, ничего уникального в его способностях нет. У нас вот есть Лихо Одноглазое, которое любит пьянчужек ментально терзать. По сути то же самое, только с примесью душегубства, поскольку как Лихо душу из жертвы вынет, так после ее обязательно топит. Сородичи Рабиха чуток помилосерднее, иногда особо смелого бедолагу, попавшего к ним лапы, могут и отпустить. Или дать ему шанс, предложив побороться. Дескать, положишь меня на лопатки – иди себе дальше.

А наше Лихо фиг кого отпустит. Я, кстати, в прошлом году с ним сталкивался, с одним из, имеется в виду. Повадилась эта нечисть на Речном вокзале шалить, в парке Дружбы, благо тот большой, с прудами, тиром и палатками, где мороженым торгуют. Сначала нечасто промышляло, раз в несколько месяцев, а после почуяло безнаказанность и начало серьезно шалить. Отдел 15-К, тот, который со стороны государства разные правонарушения подобного толка контролирует, то ли это дело проморгал, то ли опять у них скопился ворох проблем, которые они сами себе сначала создают, а после успешно решают, – не знаю. В результате подъездные с окрестных домов поворчали-поворчали, а после тряхнули мошной и наняли меня. Я сразу сказал, что убивать Лихо не стану, больно хлопотное это занятие, и, что самое главное, посмертного проклятья здесь не избежать. То есть в результате весь мой гонорар к ведьмам уйдет, да я им еще и должен останусь. Но отвадить его отважу.

И отвадил. Одноглазое, конечно, нечисть резкая, опасная, но в отличие от других неглупая и, что совсем здорово, склонная к компромиссам.

– А если через неделю я казан не принесу? – глухо спросил у меня Рабих.

– Тогда я твой амулет расплавлю, – равнодушно объяснил ему я. – У меня в соседней комнате стоит специальный агрегат как раз для таких целей, герметичный и компактный. А температуру нагнетает такую, в нем хоть что уничтожить можно.

Гюль-ябан что-то пошипел сквозь зубы на своем языке.

– Давай или проваливай, – чуть повысил голос я и требовательно пошевелил пальцами. – Ты и так украл слишком много моего времени.

Амулет лег в ладонь. Тяжелый, однако.

– Ты получишь казан, – сквозь зубы сообщил мне Рабих. – Но знай, человек, я ничего не забуду. Ни слов, ни обещаний, ни того, как ты со мной говорил.

– Это сколько угодно, – разрешил я. – А если захочешь побороться, так буду очень рад. Хороший спарринг-партнер сейчас большая редкость. Все, уходи. У меня еще очень много дел.

Дверью Рабих хлопать не стал, Восток есть Восток. Ненавидеть можно, но обижать хозяина дома, где ты пил чай и ел соль, нельзя. Порядок у них такой. Уважаю.

А обманывать, что характерно, можно, правила подобное допускают. Это даже не двойные стандарты, это как-то по-другому называется. Говорю же – пора с этой публикой завязывать, слишком с ней сложно работать. Да и работники недавно упомянутого отдела на подобное с некоторого времени косо смотрят, что, может, и правильно. Миграционная политика – дело серьезное, общественное, а они все же государевы люди, всегда такими были и такими останутся. Потому перед тем, как с ними о чем-то договариваться, всегда следует хорошенько подумать: а не вырулит ли кривая в ту сторону, которая не совпадает с интересами державы? Просто если так получится, то вместо союзника ты можешь заполучить противника. Со мной такого не случалось, врать не стану, но пару историй на эту тему мне рассказывали, и всякая из них ничем хорошим для того, кто встал на пути сотрудников 15-К, не заканчивалась.

– Ушел? – заглянула ко мне Геля. – Ну чего, как и предполагалось? Наш азиатский друг решил, что слова и обещания достаточный гонорар для глупого и доверчивого русского?

Моя секретарша, полное имя которой Ангелина, внешне само очарование и простота, а ее белокурые волосы, кукольное личико и голубые глаза, наполненные бессмысленностью на пару с наивностью, всегда безотказно действуют на тех, кто видит ее впервые, особенно на мужчин.

И сколько раз не очень умные люди, да и нелюди, обжигались об этот вроде бы безобидный на взгляд уголек. Ее и купить пытались, и соблазнить, и завербовать, а один довольно зажиточный товарищ даже жениться хотел. Причем на полном серьезе, он прямо сильно влюбился. Цветы слал, коробочки с кольцами и браслетами, в Дубай звал, на крыше Бурдж-Халифа шампанское пить и оттуда на прохожих плевать. Неважно, что с тамошней высоты не то что людей, но и машины не различишь, означенному процессу это точно не помеха.

Цветы Геля принимала всегда, розы ее слабость, драгоценности брала через раз, а в Дубай не поехала вовсе. Она и жару не очень любит, и мужчина этот ей не особо нравился. В какой-то момент ухаживания переросли в преследование, причем никаких просьб и доводов окончательно слетевший с катушек бизнесмен слышать не хотел и собрался перейти к более жестким и контактным формам ухаживания. Это окончательно подорвало хорошее отношение Ангелины к любвеобильному поклоннику, и она обратилась к одной нашей общей знакомой, которая неплохо разбирается как в вопросах любви, так и смерти. Для начала эта парочка сыпанула в суп настойчивого ухажера отворотного зелья, но на всякий они заготовили и более веский аргумент, а именно надежный яд медленного действия. Быстрого нельзя, все тот же отдел может что-то заподозрить и после встать на след. Медленный – совсем другое дело, там поди пойми, от чего человек загнулся – сам или от отравы? Они ведь не классический мышьяк или стрихнин собирались бизнесмену скормить, а тот, что следов не оставляет. По крайней мере, обычная экспертиза, причем даже очень дотошная, сроду ничего не найдет.

Слава богу, что первое зелье подействовало, выбив Гелю из сердца и памяти потенциального покойника раз и навсегда, и тот отбыл в Дубай с какой-то длинноногой эскортницей, а то ведь наворотила бы моя помогайка дел. Я когда постфактум всю эту историю узнал, ох как ругался! И в первую очередь даже не за то, что она молчала или за потерю контроля над ситуацией. Нет, ничего такого. Я ругал ее за то, что она сделку с ведьмой решила за моей спиной заключить. Ей-ей, лучше уж с этим щедрым пузанком роман крутить, чем с кем-то из ковена Марфы дела иметь.

Для понимания – в столице и области есть где-то полтора десятка по-настоящему сильных ковенов, которыми руководят сильные и знающие ведьмы из старых, матерых, все видевшие в этой жизни. Самые умные и хитрые из них – Марфа и Глафира, обитающие в столице, а также Дара, выбравшая местом жительства ближнее Подмосковье. Позиции последней, правда, сейчас здорово ослабли. В том году по осени случилась какая-то мутная история, в которой были замешаны оборотни, отдел, небольшое вурдалачье семейство и несколько ведьмаков, после чего акции Дары на пару с ее репутацией капитально просели. Детали, увы, разузнать мне не удалось, несмотря на то что информаторов в Ночи хватает. Но оно и понятно, Ночь не день, тут соцсетей и колонок «новости часа» нет, а тот, кто будет слишком много болтать, запросто может лишиться языка. И не только его, душу тоже забрать могут, причем не только у болтающего, но и у любопытствующего.

Так вот, Гелю я причесал тогда капитально, но зла на меня она не затаила совершенно. Она вообще не злопамятна, нет у нее такой черты. Да и вообще мне очень повезло с секретарем, поскольку Ангелина, кажется, в целом состоит из одних достоинств. Она быстро печатает, варит отменный кофе, знает три языка, пунктуальна, не болтлива и отлично стреляет с двух рук. Нет-нет, я не шучу. Это ее братец-спецназовец научил еще в детстве. Талант у моей помогайки такой, стрелковый, вроде музыкального слуха или умения рисовать. Ее даже в большой спорт звали, но мама сказала, что дочке это не нужно, на том тема была закрыта.

Маму Геля очень уважает и побаивается. Как, кстати, и я. Анна Петровна крайне властная и целеустремленная женщина из числа тех, которые перед собой препятствий просто не замечают.

Собственно, мы двое и есть весь списочный состав агентства «Ключ», которое представляет населению услуги консультационного характера по социальным проблемам, именно так написано в уставных документах организации, в которой я значусь учредителем и владельцем. И это все чистая правда. Мы на самом деле предоставляем такие услуги, с той, правда, поправкой, что понятие «население» в нашем случае имеет немного больший охват, чем подразумевается в бумагах. Наша клиентура… Она немного необычна, назовем это так. И проблемы, помощи в решении которых она просит, тоже не совсем традиционны.

Нет, к нам иногда заглядывают и обычные москвичи, невесть как и откуда про «Ключ» узнавшие. Рекламу мы не даем, медная табличка внизу от зелени патины практически нечитаема, я сам ее засовывал в аквариум с мышами, чтобы те над ней поработали, в интернете про нас тоже не пишут. Ну, почти. И все равно ведь откуда-то приходят странные люди со странными проблемами. То попросят воздействовать на управляющую компанию, которая лифт не хочет в доме обновлять, то требуют провести проверку в магазине с целью выявления «просрочки». Одна странная женщина вообще попросила ее мужа убить, поскольку количество его супружеских измен превысило все нормы. Не в шутку попросила, а на полном серьезе. Кстати, я даже потом пожалел, что телефон ее не взял. Надо бы мужика предупредить, очень уж у этой дамы целеустремленный взгляд был. Ну да, он сам виноват, но все же…

Разумеется, ничем таким мы не занимаемся, так как и не хотим, и времени нет. У нас другой работы полно.

Вот, например, только вчера я закончил довольно сложное дело, связанное с наследством одного очень уважаемого обитателя Ночи, которого звали Зураб Георгиевич. Был он вишап, и как водится у подобных ему существ, к концу своих дней накопил немало золотишка. Вишапы – дальние потомки драконов, потому, кроме немногочисленности, впечатляющего долголетия и непреодолимой тяги к девственницам, они очень любят благородный металл. Зураб Георгиевич прожил добрых две сотни лет, причем только первые пятьдесят годков провел в Грузии, откуда все вишапы родом, а все остальное время он ошивался тут, в Москве и ее окрестностях. При царе-батюшке держал бани, при Сталине служил сначала в «Торгсине», а после в наркомате пищевой промышленности, при Брежневе стал цеховиком, то есть за годы накопил добра немало. А вот куда его спрятал, никому не сказал, потому отпрыски, дочь и сын, похоронив папашу, обратились ко мне. Само собой, перед тем обшарив все места, которые им только в голову пришли.

Две недели искал, облазал половину подземелий старой Москвы, дважды с гулями дрался, случайно обнаружил под Неглинной чугунок с монетами девятнадцатого века, чаю с разными домовыми выпил столько, что разбух от него, как мыльный пузырь, но отыскал-таки тайник, в котором обнаружилось четверть тонны золота в слитках и украшениях. Старый хрыч спрятал все в фундаменте своего первого доходного заведения. Эти бани, ясное дело, давным-давно снесли, но банк, который теперь обосновался на этом месте, стоит на старом основании, в котором и была оборудована захоронка. Причем, скорее всего, еще до революции.

Радости отпрысков Зураба Георгиевича не было предела, хотя, конечно, смотреть на то, как человеческое лицо превращается в морду рептилии, очень неприятно. Да еще этот золотисто-багровый отблеск в глазах с вертикальным зрачком… Так себе зрелище. Не страшное, скорее, противное.

Но расплатились они честно, отдали мне мои три процента от найденного, разумеется, в денежном эквиваленте. Мне золото ни к чему, а больше с них ничего и не возьмешь. Да и вообще вырождаются вишапы, каждое последующее поколение слабее предыдущего, и намного. Еще лет пятьсот – и совсем вымрут, наверное. Если только где-нибудь в горах Грузии останутся единицы, сохранившие память рода и остатки его силы.

О чем я? А, да. Наследники человека-дракона заплатили, а какой-то разнорабочий гюль – нет. Ну не свинство?

– Так оно и есть, – ответил я на вопрос Гели, а после крутанул на пальце амулет. – Но зато оставил залог. Если до следующей пятницы не будет гонорара, я его расплавлю.

– Он же после этого недели не проживет, – склонила голову к плечу она. – Я ничего не путаю?

– Ну да. – Я встал, подошел к сейфу и открыл дверцу. – Гюль-ябан без амулета – замечательная приманка для многих московских любителей экзотической азиатской кухни. Либо вурдалак выпьет, либо перевертыш ради печени его разделает. Если, конечно, раньше до этого врунишки свои же не доберутся. Он ведь не только меня кинул.

– Может, оно и хорошо, – заметила Геля. – Не то что кинул, а невеселая судьба того, кто не держит слово и не платит «Ключу». Отличная назидательная реклама, и притом совершенно бесплатная.

– Условно-бесплатная, – поправил ее я, захлопывая дверцу сейфа, в который убрал амулет. – Гонорар с этого красавца я так и не получу, ни с живого, ни с мертвого.

– Ой, да ладно, – отмахнулась девушка. – С Газвана что-то да стрясешь. В первый раз, что ли? Лучше на почту загляни. Там тебе очень странное письмо пришло.

– Н-да? – глянул я на Гелю. – И в чем странность?

– Не знаю, – подумав, ответила она. – Во всем, наверное. Но точно не сформулирую.

Никаких экстрасенсорных способностей у моей секретарши нет, но вот чутью ее доверять можно. Раз говорит, что с письмом что-то не то, значит, так оно и есть.

– Ладно, давай глянем, – снова опустил зад в кресло я и тронул «мышь», выводя компьютер из «спящего» режима. – И Арсения ко мне позови, хорошо?

Глава 2

Геля очень верно подобрала определяющее слово для пришедшего письма, оно и впрямь оказалось странным. Не настораживающим, не безумным (бывали всякие случаи), а именно что вот таким, непонятным.

И это притом, что мое агентство с чем только за пять лет своего существования не сталкивалось. Да и до того, как появилось ИП М. А. Чарушин, я время зря не терял.

Но тут меня все же респонденту удалось удивить. Да, клиенты не всегда могут связно объяснить, чего именно им от меня нужно, но чтобы вот так, чтобы вообще не обмолвиться хоть одним внятным словом о конечной цели заказа – это, знаете ли, сильно.

«Добрый день, уважаемый Максим Анатольевич.

В первую очередь хотел бы сказать вам, что рад хоть так, эпистолярно, свести с вами знакомство. Репутация и добрая слава агентства “Ключ” идут впереди него, а это несомненный успех для любого предпринимателя, чем бы он ни занимался.

Но – к делу.

Я бы хотел нанять вас для решения одного очень непростого, можно сказать, приватного вопроса. Сразу оговорюсь – мне известны ваши принципы, потому, разумеется, речь не идет ни о физической расправе над кем-либо, ни о запугивании, ни о других не слишком благовидных поступках. Нет-нет-нет. Речь идет, скажем так, о поиске и обретении, что полностью отвечает заявленной миссии вашего агентства.

Но при этом я не могу игнорировать тот факт, что информация, которая будет сообщена вам в том случае, если мы, как стороны, достигнем согласия, является крайне приватной и ценной, настолько, что многие из тех, кто сейчас живет в Москве, очень и очень дорого за нее заплатили бы. Разумеется, я не подвергаю сомнению вашу деловую чистоплотность, но когда речь идет о крайне серьезных вещах, то мне, уж не обессудьте, нужны гарантии.

Понимаю, что прошу многого, особенно с учетом того факта, что мы даже лично незнакомы, потому предлагаю вам обратиться к нижеперечисленным в письме лицам, имена которых вы, уверен, хоть раз до слышали. Это мои друзья и деловые партнеры, с каждым из них меня связывают деловые отношения. Покажите им это письмо и задайте один простой вопрос: “Можно ли иметь дело с этим человеком”. А после, опираясь на их ответы, примите решение о нашем возможном сотрудничестве.

Искренне надеюсь на то, что оно будет положительным, поскольку это отличный шанс для каждого из нас стать немного счастливее и богаче. В вашем случае последнее гарантировано, ибо оказанные услуги будут отплачены более чем щедро, тому порукой мое слово, в честности которого, уверен, вы скоро убедитесь.

Ожидаю ответа и, надеюсь, до скорой очной встречи!

С искренним уважением!»

И никакой подписи, только небольшой квадратик со сложным сплетением линий, похожий на оттиск перстня-печатки, только куда больше по размеру. Как видно, именно его мне предлагается показывать тем, чьи имена находились в самом конце письма, дабы они поняли, о ком идет речь.

Очень непростые имена, можно сказать – впечатляющие. Причем если с двумя из заявленных рекомендантов я раньше сталкивался, то про третьего вообще только слышал. Товарищ крайне непростой, много о себе понимающий и абы с кем не общающийся. Хотя если начистоту, то двое моих знакомых говорили о нем без особого уважения, утверждая, что понтов там куда больше, чем реального авторитета или силы. Вот только разговоры эти происходили после того, как бутылка виски показывала дно, что не гарантирует их объективность. Все мы смельчаки после изрядной дозы «Гленморанжа».

Н-да. И что мне со всем этим делать? То ли удалить письмо со словами «Да ну, фигня какая-то», то ли все же пообщаться как минимум с двумя из трех рекомендантов, хоть бы даже из любопытства? Время вроде есть, все заказы закрыты, а новых до понедельника ждать не приходится. Мы нормальная организация, в выходные офис не работает.

Скрипнула дверь, и в образовавшейся щели я увидел кудлатую голову Арсения.

– Анатольич, звал? – спросил он у меня и шмыгнул носом.

– Заходи, – велел я ему, отправляя письмо на печать. Решение не принято, но пусть будет. – Дело есть.

Арсений вошел, аккуратно притворил за собой дверь, прошаркал раздолбанными кроссовками по полу и забрался в гостевое кресло.

– Вот что, – я взял лист из принтера и положил перед собой, – за сейфом приглядывай в ближайшую неделю повнимательней, лады? У меня там вещичка одна лежит, подозреваю, что ее хозяин может попробовать ее обратно забрать.

– Так я всегда блюду, – хлопнул глазами Арсений. – Как положено! По мере сил, понятное дело.

Тут он немного пригорюнился, как это всегда и случалось в таких моментах. Про свой социальный статус вспомнил, бедолага. Вернее, про его недавнее полное отсутствие.

Дело в том, что Арсений – изгой. Его два года назад сородичи-этажные вышибли из родного дома без права возвращения обратно. Подобное случается крайне редко, лично я о чем-то таком ни до того, ни после не слышал. Домовые вообще сильны своим умением поддерживать друг друга, плечом к плечу встречая любую беду, и невероятной по нашим временам верностью исконным ценностям. В том смысле, что они продолжают придерживаться того же уклада, по которому жили их деды-прадеды, разве что маленько подогнав его под новые реалии. Но без этого никак, урбанизация диктует свои правила. Раньше на одного домового причитался один дом с одной живущей там семьей, теперь контролируемые площади расширились до подъездов в спальных районах и двух-трех этажей в домах старой застройки.

Арсений до того был этажным как раз в одном таком доме неподалеку отсюда, на Садовой-Триумфальной. И все бы ничего, но вот какая беда – вместо свойственной его сородичам хозяйственности, приземленности, собранности и методичности ему при рождении достались совсем другие черты. Арсений фантазер и изобретатель, ему были неинтересны ежедневные хлопоты коллег, связанные с засорами канализации и ежегодной миграцией мышей. Он рисовал чертежи странных машин, вместо того чтобы следить за пришлыми электриками, которые чинили проводку, или часами глазел в звездное небо, совершенно не думая о том, что в 95-й квартире пьющая хозяйка часто забывает закрыть кран в ванной.

Собратья терпели его странности очень долго. Они с Арсением и беседовали, и совестили его, и даже поколотили пару раз по-родственному, но все впустую. В конце концов старший по дому велел собрать припаса на три дня пути, вручил его ошарашенному случившимся изгнаннику и велел больше в их владения нос не совать. Мол, вон Род, вон порог, шуруй отсюда.

Ясное дело, такая сенсационная новость облетела не то что все окрестные здания, но и всю Москву, включая новомосковские окраины, потому шансы куда-то прибиться у бедолаги Арсения были ничтожны. Это же не людской рынок труда, где всегда можно какое-то место найти, тут родоплеменная система, в которой чужакам, да еще и никчемам, места нет. Даже на переночевать под лестницей в подъезде его не пускали. Не ровен час этот отщепенец заразный! Или, того хуже, речами своими молодняк с верного, пращурами завещанного, пути собьет.

В результате страдалец надумал свести счеты с жизнью. Ну а как еще? Есть, кроме объедков, нечего, спать негде, октябрь на дворе, вот-вот первые снежинки закружатся. И главное – дела нет. Каким бы мечтателем Арсений не был, изначально заложенный в нем инстинкт домового давал о себе знать. Нет дома – нет смысла в жизни.

Вообще-то, подобное – диковина невиданная, домовые такими вещами, как самоубийство, не то что не балуются, они подобное даже представить себе не могут, но Арсений и тут продемонстрировал нестандартность мышления, потому нацепил на шею камень и собрался сигануть в Водоотводный канал с Третьяковского моста, того, который еще называют «Поцелуев». Рядом с ним еще деревья ненастоящие, обвешанные разноразмерными замками, стоят, их на ветки новобрачные вешают.

Так вот – иду я из ресторана, в котором с клиентом неплохо отметил завершение одного не очень сложного, но зато обоюдодоходного дельца, смотрю – на парапете, ни от кого не прячась, домовой стоит с камнем на шее и собирается сигануть в темные московские воды. Еле-еле успел его цапнуть за одежду, буквально в последний момент. Тот сначала брыкался, вырывался, орал, что жизнь потеряна, а потом еще и расплакался.

Чего-чего, а этого я от него не ждал. Я вообще никогда не то что не видал плачущих домовых, но о таком и не слыхал. Дальше – проще, слово за слово, и мы разговорились. Я объяснил ему, кто такой есть и почему его вижу, хоть вроде и не должен, он же, жуя купленную в недальнем от моста магазине ватрушку с творогом, поведал свою невеселую историю, которая меня чем-то тронула. В результате я предложил Арсению пожить у меня в офисе на правах вольнонаемного работника, который отвечает за чистоту и порядок. За труды свои он ежемесячно получал зарплату ровно в один рубль, за которой с невероятной пунктуальностью являлся в мой кабинет каждого пятого числа месяца, в одиннадцать часов утра, а в случае моего отсутствия требовал ее у Гели. Насколько мне известно, он эти рубли очень аккуратно складывает в сундучок, который стоит у него в каморке, время от времени их пересчитывает и протирает суконной тряпочкой.

Шутки шутками, а вот такой формальный статус надо было зафиксировать непременно, чтобы его местные домовые не шуганули или чего хуже не устроили. Они же с ним по сей день ни словом не перемолвились, что Арсения, конечно, немного расстраивает. Все же какая-никакая, а они ему родня. Домовые как армяне, все в хоть каком-то, да родстве.

Лично я во всей этой истории оказался выигравшей стороной. Помимо того, что я почти забесплатно заполучил очень полезного сотрудника, так теперь в мой офис ни один местный этажный не заглядывает. Не люблю, знаете ли, чужих глаз, они при моих занятиях совершенно не нужны. Пусть даже речь идет о домовых, которые никогда никуда не лезут и ничего никому без спроса не расскажут.

Что до Арсения – он мигом поладил с Гелей, которая зовет его Сенькой и гоняет как сидорову козу по малейшему поводу. Причем не из вредности характера или каких-то других нехороших склонностей, а по его же личной просьбе. Арсений очень боится, что мы его тоже выгоним, потому время от времени нашему мечтателю требуется хороший ускоряющий пинок, на которые моя помогайка большая мастерица.

Ладит Арсений и с четвертым обитателем нашего небольшого, но дружного коллектива. Он, как и домовой, тоже не числится в штатном списке, и налоги за него никто не платит. Но это и невозможно, поскольку Модест Михайлович полтораста с лишним лет как мертв. Вернее – немертв, поскольку верное наименование того образа жизни, который ведут вурдалаки, это нежизнь. Вот так, в одно слово.

В отличие от Арсения, Модест Михайлович к нам не прибивался, это, скорее, мы потеснили его. Дело в том, что здание, в котором находится моя контора, построено не вчера и не позавчера, оно возведено чуть ли не после большого московского пожара, устроенного графом Ростопчиным в честь визита французов в столицу. Ну ладно, маленько приврал, но не так уж и сильно. В старые времена, при царях-батюшках, этот дом являлся доходным и принадлежал как раз семейству Модеста Михайловича. Непосредственно его родитель как раз и финансировал постройку, а после смерти завещал сыну. Тот вел дела толково, рачительно, подумывал о расширении бизнеса путем выкупа соседнего здания, но в одну недобрую ночь подвернулся какому-то залетному голодному вурдалаку под клык. Что да как – не знаю, но в результате тот его убивать не стал, напротив, сделал себе подобным.

Осознав, что к прежней жизни возврата нет, Модест Михайлович переписал имущество на сестру и отбыл в Европу, где провел следующие полтора века. За это время она ему здорово опостылела, и после начала перестройки он вернулся домой, где быстро понял, что от той России, которую он помнил, не осталось вообще ничего. Ну, разве что березки да любовь народонаселения к критике всего и вся. В результате и без того меланхоличный вурдалак окончательно впал в мизантропию и поселился на чердаке здания, вылезая оттуда лишь за тем, чтобы раздобыть себе крови. Причем даже не человеческой, и дело здесь не в гуманизме. Очень Модест Михайлович род людской презирает, настолько, что ничего общего иметь с ним не хочет даже на пищевом уровне.

Но при этом ко мне в офис он захаживает частенько. Сидит, закинув ногу на ногу, в приемной у Гели, отпускает цинично-язвительные шутки, когда та читает Арсению свежие новости из интернета, дает характеристики заказчикам, когда те этого не слышат (причем крайне точные), и иногда даже помогает мне советом, причем всегда своевременным и очень разумным. К тому же он знает многое и многих, причем не только у нас тут, но и за границей, что несколько раз меня серьезно выручало. Полторы сотни лет – это очень много времени, поневоле обрастешь связями.

А самое забавное в том, что он сначала нас с Гелей крепко невзлюбил. Дело в том, что мы арендовали то место в здании, где раньше находился его кабинет. Мизантропия мизантропией, но отчего-то тот факт, что его бывшее рабочее место занял именно я, ему не пришелся по душе. Раньше все три этажа занимал банк, а конкретно здесь сидел председатель правления, и Модесту на того было начхать. А когда въехал я, он отчего-то сразу встрепенулся и чуть ли не в первый же вечер пришел меня пугать, причем со всеми атрибутами жанра. И вошел незаметно, и клыки выставил, и в глаза красноты добавил.

Все бы ничего, но я не испугался. Если вурдалак тебя сразу за шею не прихватил, значит, ты ему на хрен не нужен, сие прописная истина. Эти ребята не разговаривают, они тебя или пьют, или нет.

Все вышло как с Арсением – сначала мы разговорились, в процессе беседы я выслушал десяток очень изысканных саркастических шуток в свой адрес, но не обиделся, а попробовал ответить тем же, чем немало удивил своего гостя. С тех пор он и стал у нас завсегдатаем. И, может, даже немного моим другом. Ну, как мне кажется.

– Знаю, что блюдешь, – ответил я домовому. – Но ты поглядывай, ладно?

– Ага!

На самом деле не думаю, что Рабих ко мне в офис полезет. Тут специальная квалификация нужна и решительности поболее, чем у него. Но нашему домовому приятно, когда ему выказывают доверие, так почему бы его не побаловать? О персонале надо заботиться, от него очень многое зависит. Да, собственно, это мой единственный постоянный круг общения. Остальным или что-то нужно от меня, или мне чего-то надо от них.

– Слушай, купи себе уже нормальную обувь, – сказал я, глядя на кроссовки, которые не то что каши просили, а жаждали полного комплексного обеда. – Вернее – давай Геля тебе ее закажет. Прямо сюда привезут, в офис. Ну стыд же!

– Хорошая обувка, – возразил мне Арсений. – Вон, хозяин, сам глянь – пальцы покуда не торчат, потому как дырок нет, подошва что новенькая. Носить и носить еще! Ты вот лучше слушай, чего скажу: с третьего этажа сразу двое жильцов съехали, ага. Те, что дома продавали людям, и те, что железными ящиками торговали. Ну как вон тот, за которым ты меня смотреть поставил. У них еще девица чернявая работала, с которой ты в том месяце… Ну, того-самого.

А, понятно. Из нашей малометражной компании фирм, сидящих на трех этажах старого здания, выбыли риелторы, которые были мутными донельзя, и фирма «Макаров замок», торгующая сейфами и сопутствующими товарами. Последнее меня особенно порадовало, поскольку я на самом деле в прошлом месяце переспал с Анькой, которая там отвечала за продажи. Знал ведь, что делать этого нельзя, но вот так карта легла. Ей делать нечего, мне делать нечего, на улице нескончаемый дождь из числа тех, что в Японии называют «сливовыми»… Короче – случилось и случилось. И все бы ничего, но она хотела продолжения, причем не только на уровне постели, но и в области чувств, а у меня аналогичного желания не возникало, из-за чего последние несколько недель я ходил по лестнице, опасливо поглядывая вверх. Теперь можно расслабиться и дать себе в очередной раз зарок не пакостить там, где работаешь и живешь.

– Она заходила попрощаться, так сказала, чтобы Гелька от тебя… Кхе… Короче, чтобы она, хозяин, уходила. Мол, с таким, как ты, на одном поле даже садиться слабиться нельзя, не то что работать. Змеюка какая, а? Сама не «ам» и другим не дам.

– Бывает, – дипломатично уклонился от прямого ответа я, глянув на часы. – Ушла и ушла, забыли. Ладно, задание я тебе выдал, так что не подведи.

– Сполню в лучшем виде, – домовой слез с кресла, – не сомневайся!

Арсений покинул кабинет, я же снова взял листок и перечитал письмо. Вот что меня в нем так зацепило? Личность писавшего, человека явно незаурядного и отлично разбирающегося в людях? Не сомневаюсь, что он собрал обо мне информацию и понял, что чаще всего я берусь за дела, в которых присутствует загадка или тайна. Да, это моя маленькая слабость, сам про то ведаю, но поделать с собой ничего не могу. Вон как ловко подано – «речь идет о поиске и обретении». Чего? Святого Грааля? Совести? Пропуска в хранилище отдела 15-К? Интересно же!

Или меня привлекает возможность лишний раз повидаться с Арвидом, главой одной из вурдалачьих семей, которая крепко поднялась за последние несколько лет, заняв довольно мощные позиции в ночной Москве, а также с Орестом Троицким, представителем цеха столичных колдунов? Большей частью это довольно сложная и непредсказуемая публика, с которой трудно иметь дело, но Троицкий выгодно отличается от остальных тем, что слышит не только себя.

Мы с ним не раз общались, но нужный ключик окончательно я так и не подобрал, а хотелось бы. Плотно привязать к себе сведущего колдуна, всегда готового к сотрудничеству, мне очень хочется, много через него пользы можно поиметь.

Что до третьей персоналии – вот здесь не знаю, не знаю… Не буди лихо, пока оно тихо. Бояться я его не боюсь, это чувство у меня почти атрофировалось за последние годы, но и нарываться на возможные неприятности у меня особого желания нет. Тем более что они меня и без этого господина всегда найдут.

Ладно, будет день – будет пища. Кстати, о пище: если я хочу попасть на тот день рождения, о котором совсем недавно говорил Рабиху, то скоро надо уже выезжать. Пятница, лето, центр, а мне ведь в Кузьминки добираться придется. Часа полтора на дорогу уйдет, кабы не больше.

Вот в чем не откажешь восточным людям, так это в том, что гуляют они всегда широко, красиво и гастрономически богато. А уж если речь идет о такой особе, как Газван абу Джарван, то по-другому быть и не может. Как я уже сказал, под его крепкой рукой ходит немалое количество гостей столицы, которые нашли здесь работу, кров и стол, а иные и защиту от неприятностей, ждущих их на родине. Тот же Рабих не доброй волей покинул Таджикистан, насколько мне известно, возникли у него там определенные проблемы.

Хотя, если честно, повод для праздника был выбран более чем сомнительный. Просто я изрядно сомневаюсь, что почтенный Газван родился именно в этот день. Более того, уверен, что он и сам не знает точную дату собственного появления на свет. Газван дэв, а они, как известно, появляются на свет в горных пещерах, где и проводят первые десять-пятнадцать лет своей жизни. Бродят в темноте, поедают летучих мышей, змей и неосторожных спелеологов, и только впитав в себя изрядное количество мощи и крепости окружающего их со всех сторон камня, выходят в большой мир. Но вот чего там, в извечном мраке подземелий, наверняка нет, так это григорианского календаря.

Впрочем, менее всего данный момент волновал самого именинника, он просто получал удовольствие от здравиц, звучащих в его честь, показной приязни, которую демонстрировали почти все сидящие за богато накрытым столом, и иранских мелодий, негромко звучащих фоном. Выбор именно такого музыкального сопровождения мероприятия был неслучаен. Газван утверждал, что он прямой потомок мазандеранских дэвов, созданных Ариманом и прославившихся в веках своей силой, мудростью и невероятной стойкостью перед лицом любых бед. Так это или нет – не знаю, но спорить на эту тему ни с ним, ни с кем-то другим точно не собираюсь. Зачем? Хочет он так думать – пусть его. Мне без разницы. Тем более что он вроде и в самом деле в Москву приехал откуда-то оттуда, именно из тех краев. Господин Ровнин, начальник отдела 15-К, в одной из приватных бесед, которые у нас иногда случаются, упомянул о том, что нынешний именинник в годы перестройки прибыл в Москву из Туркменистана, а там находится большая горная система, носящая имя Хорасанская и граничащая аккурат с Ираном.

Сам же Газван фактом родства со знаменитыми иранскими дэвами очень гордится, носит на заросшей черными волосами груди медный амулет с ликом могучего, недоброго и не сильно известного широкой аудитории зороастрийского божества и время от времени вставляет в разговоре словечки на фарси.

– Дорогой друг! – взревел виновник торжества, расположившийся, разумеется, во главе стола, а после даже привстал, тем самым показывая мне свое уважение. – Я рад, что ты почтил мой праздник своим присутствием!

– Как я мог его пропустить? – с наигранным легким возмущением спросил у него я. – Когда такой друг, как ты, зовет в гости, то следует прийти на его праздник даже в том случае, если на твоем пороге стоит сама смерть! И извини меня за опоздание. Пробкам все равно, куда я еду и зачем, они бездушны.

Я подошел к имениннику, и мы обнялись, причем мое лицо оказалось у него где-то под мышкой. Высок был Газван и очень крепок телом, даже в своем людском воплощении. Представляю себе, как он выглядит в истинном обличье, не иначе как в нем метра три роста.

– Прими этот скромный дар, – протянул я дэву коробку, перевязанную синей лентой. – Думаю, он порадует твое сердце.

– Сразу посмотрю, – сообщил дэв гостям. – Поверьте, этот человек умеет удивлять.

Присутствующие, которых тут насчитывалось не менее полусотни, одобрительно зашумели, кое-кто даже поднял вверх медные чаши, в которых плескалось вино. Хоть публика в основном собралась восточная, заповеди Корана блюли далеко не все. Просто некоторые пирующие были потомками сущностей, появившихся на свет до того, как была написана эта книга, и ее догматы на них не распространялись. А вино, в свою очередь, существовало на свете еще до их предков.

– Ауф-ф-ф-ф! – восторженно прорычал Газван и показал гостям кривой кинжал в кожаных ножнах, единственным украшением которых была золотистая оплетка. – Скажи, этот клинок ковал тот, о ком я подумал?

– Увы, друг мой, – виновато улыбнулся я. – Нет, этого кинжала не касались руки Асадуллы Исфахани. Но ты и не так далек от истины, поскольку его сделал один из учеников великого оружейника. Эта сталь может убить даже феридж акра, как мне кажется.

Феридж акра, обитающие в Иране, являются аналогами наших водяных. Ну, с некоторой поправкой, конечно. Водяные являются рачительными хозяевами вод, оберегающими их, а иранский аналог ничем таким не занимается. Оные лысые зеленобородые существа в основном топят забавы ради лодки рыбаков и хватают за ноги беспечных купальщиков. А еще они очень не любят дэвов, уж не знаю почему. Само собой, родня Газвана отвечает водным обитателям тем же, влезая с ними в драку при каждом удобном случае. Вот только просто так их не убьешь, поскольку феридж акра по сути своей духи, и потому нужна особая, заговоренная сталь вроде той, из которой сделан мой подарок.

Мне этот кинжал достался года полтора назад в качестве премии за выполнение одного заказа и с тех пор лежал без дела. Продавать жалко, без повода кому-то отдавать тоже, штука-то козырная. А тут вот пригодился. Ишь, как именинник радуется, того гляди в пляс пустится, зажав лезвие в зубах.

– Спасибо, дорогой мой! – Я пережил еще одни объятия, в процессе которых у меня отчетливо затрещали ребра. – Садись за стол, кушай, отдыхай! Но не очень много вина пей, тебе еще говорить мне добрые слова! Без этого отсюда не уйти!

– Это угроза? – шутливо спросил я и выставил «пистолетиком» указательный палец, направив его на дэва.

– А как же! – рыкнул тот, повторив мой жест, а после мы оба расхохотались.

Поскольку торжество было восточное, место для меня заготовили заранее. Это у нас чаще всего гости садятся туда, куда пожелают или где свободно. Тут такие штуки не пройдут, нет. Здесь все четко разграничено, чем дальше тебя от хозяина стола посадили, тем меньшую ценность ты по какой-то причине для него представляешь. Потому, пока все веселятся, посиди и подумай, почему так случилось, осознай, что сделано не так.

Меня от Газвана отделяли пять человек, что говорило об очень хорошем отношении именинника. Вернее, пять гостей. Двое из них точно не люди, про еще двоих ничего сказать не могу, не знаю. А пятым оказался Олег Георгиевич Ровнин, которого я недавно вспоминал.

Случайно дэв нас сделал соседями по столу? Не думаю. Вернее, уверен, что нет.

– Макс, рад тебя видеть. – Начальник отдела 15-К взял со стола узкогорлый кувшин тонкой чеканки и показал его мне: – Вина? Отличная лоза, давно такой не пробовал. Надо будет выпросить себе пару бутылок в качестве угощения на дорогу, разопью их при случае с Павлой Никитичной.

Ага, будет она винище хлестать, даже хорошее, жди. Павла Никитична все больше по водочке ударяет, насколько я помню. Там такая старушка – только держись. Вроде глянешь: дунь не нее – рассыплется, а на деле…

Год назад я не то чтобы перешел отдельским дорогу, скорее, пытался кое-кого у них из-под носа увести. Очень уж хорошую оплату за это предложили, такую, от которой не отказываются. Но не получилось, сыскные дьяки оказались хитрее, а на закуску эта самая Павла Никитична скрутила меня так, что я ни охнуть, ни вздохнуть не мог. Все, что оставалось делать, так это смотреть на то, как двое оперативников режут на куски перевертыша, ставшего позволять себе слишком много шалостей с чужим имуществом. Ну, я тогда так думал и здорово удивился, что его на ломти пластают за вроде бы не самые серьезные прегрешения. Про трех девушек, которых он придушил двумя годами ранее, мне было ничего не известно. Но знай я про данный факт, шиш бы взялся ему помогать. Что там – наверняка сдал бы тому же Ровнину, причем просто так, без гонорара и преференций. У меня, знаете ли, тоже есть принципы, я не люблю, когда убивают девчонок, которым жить да жить еще.

Кстати, отдельские мне тогда по этому поводу поверили сразу, без проверок, чем сильно удивили. А руки-ноги, которые сухенькая Павла Никитична мне согнула почти «ласточкой», потом еще неделю ныли. По слухам, она сотрудником числилась с той поры, когда 15-К являлся одним из отделов НКВД, и после того случая я в них верю. В те времена сотрудники ставку делали на эффективность, а не многотомную писанину, как сейчас.

– За встречу! – Мы чокнулись с Ровниным краями медных чаш и опустошили их до дна, а после я навалился на еду. Больно уж все выглядело и пахло аппетитно, а у меня с завтрака маковой росинки во рту не было.

Праздник тем временем шел своим чередом, один за другим гости говорили длинные витиеватые речи, смысл которых сводился к тому, что именно благодаря Газвану все еще существует Москва, стоят в Азии горы и вертится наша планета. Если бы не было его, то все, кранты, миру конец.

Отметились в этих славословиях и мы с Ровниным, сначала он, потом я. Ясное дело, переплюнуть предыдущих ораторов нам не удалось, для этого надо родиться там, где растут чинары и вода журчит в арыках да кяризах, но и лицом в грязь не ударили.

Чем дальше, тем громче были разговоры, все чаще слышался звон чаш, соприкасавшихся друг с другом, а как в центр зала выбежали несколько танцовщиц в шальварах, вуальках и со звенящими монисто на бедрах, так и вовсе народ раздухарился. Да я и сам с интересом смотрел на происходящее, осознавая, что к той, с «трешечкой», что приятно для глаза покачивается в ритме танца, я бы, конечно, подкатил, случись такая возможность. А возможность – такая штука, которую, главное, не проморгать.

– Э, слышь, ты зачем так на ту женщину смотришь? – Мне на плечо опустилась волосатая рука. – Не надо так на нее смотреть. Она со мной!

– Все эти красавицы приглашенные артистки, так что вряд ли какая-то из них пришла с вами, – заметил Ровнин, глянув на того, кто стоит за моей спиной. – А это друг хозяина стола, так что вы поступаете очень неразумно, милейший. Не стоит хамить незнакомцам, подобное может выйти боком.

– Молчи, не с тобой говорят! – Рука сжалась сильнее. – А ты сам разве не мужчина? За себя постоять не можешь?

– Макс, тебя провоцируют, – заметил Ровнин, подливая себе вина. – Причем настолько безыскусно и напоказ, что я очень удивлен.

– Спасибо, кэп, – произнес я. – Но, с другой стороны, что за праздник без драки, да?

Глава 3

– Драться с тобой? – гортанно сообщил мне тот, кто стоял за спиной. – Хэ!

– Руку убрал, – решил, что, если уж пошла такая стереотипная пьянка, надо резать последний классический аргумент. – Слышь?

– И это я капитан Очевидность? – хмыкнул Ровнин. – Ну-ну!

Я резко поднялся на ноги, чего, кстати, никто не заметил. Дело в том, что в этот момент музыканты заиграли зажигательную восточную мелодию, и чуть ли не половина изрядно подгулявших гостей ломанулась в пляс, под радостное улюлюкание именинника. Вокруг полуобнаженных красавиц затопали ногами восточные мужчины – с бусинами пота на лбу, огромными животами, красными лицами и огнем в глазах.

– Ты прямо дерзкий, да? – недобро блеснул глазами совсем еще молодой армянин с синевато-черной щетиной на лице. – А за слова свои готов ответить?

Я его не знаю, даже не видел никогда. И с соотечественниками его дел никаких давно не имел, если не считать того, что время от времени захожу в магазин «Хамегх», что рядом с моим домом. Его хозяин Нарек, как и все армяне, прирожденный креативщик, потому просто перевел слово «вкусно» на русский язык и сделал его названием своей продуктовой лавки. Необычностью берет, короче говоря. У всех «Одуванчики» да «Алины», а у него «Хамегх», прости, Господи.

Впрочем, хлеб у него всегда вкусный, это правда. И компоты в литровых бутылках тоже.

– Слушай, давай я тебе быстро что-нибудь сломаю и пойду танцевать? – Мне вдруг отчего-то стало скучно. Цирк какой-то, разводят, как мальчишку. – Как тебе такое предложение?

– Пойдем, – оскалился паренек, развернулся и пошел к выходу из зала.

Господи-боже, у него еще и мокасины красные. Как есть паноптикум!

– Составить компанию? – спросил Ровнин и поправил очки в роскошной оправе.

– Думаю, управлюсь, – отказался я. – Ну, будет там еще трое таких же, и что? Дел на пять минут.

Не скажу, что я прямо Ояма Масутацу, но подраться умею, а иногда даже и люблю. Впрочем, если что, если дело примет совсем невеселый оборот, у меня еще есть двенадцатизарядный аргумент под мышкой. Легальный, с разрешением и всем таким.

Впрочем, до пальбы дело вряд ли дойдет. Драка, может, и сойдет с рук тому, кто это все затеял, но если случится что-то похлеще, то Газван все свое влияние пустит в ход, но найдет поганца, посмевшего испортить ему праздник. Обида гостя – оскорбление из числа непрощаемых, так что волноваться не за что. Так, помнем друг другу морды, да и все.

Нет, можно было бы его просто послать, разумеется. Все эти «ты не мужчина» и так далее меня давным-давно не трогают. Собака лает, ветер носит… Просто интересно, в чем тут дело. «Обратка» это или просто кто-то из тех, кто сейчас сидит здесь, за столом или весело пляшет в зале, развлекается. Может, Омар? Он недобро на меня поглядывал, я заметил. Не может простить того, что я его сыну Юсуфу помог решить проблемы с налоговой, после чего он все же смог сберечь, а после и укрепить свой собственный бизнес, потому не вернулся в лоно семьи?

Или Азиз? В том году я у него из-под носа увел набросок «Медузы» Караваджо, который невесть какими путями занесло в столицу. Оригинал висит во флорентийском Уфицци под неусыпным контролем тамошнего Братства Неспящих, а единственный уцелевший пробник будущего шедевра, тот, что в свое кардинал Франческо Мария дель Монте, собственно, и заказавший мастеру эту картину, подарил своему приятелю Галилео Галилею, вот – у нас всплыл. Вещица непростая, с ней много чего учудить можно, в основном по части внезапных и загадочных смертей. Оригинал, конечно, покруче работает, но и набросок непрост.

Я в данную историю тогда случайно вписался, но, когда разобрался что к чему, решил сыграть на этом поле. А почему нет? Азиз мне никогда не нравился, очень уж жаден и хитер. С другой стороны, что ждать от мастера амулетов с тотемным знаком «змея»? Доброты, открытости и мягкосердечия?

Хотя, правды ради, амулеты и талисманы, вышедшие из его рук, очень хороши и своих денег стоят. Одно плохо – их привязывают к владельцу, а со мной Азиз и до того никаких деловых отношений иметь не хотел.

Только странно одно – азербайджанец подписывает армян на тему разборки? Не думаю. Впрочем – почему нет? Я не поверил, и никто не поверит. Что до остального – вопрос, как всегда, только в одном. В цене.

Да! Набросок, что я увел из-под носа у всех, кто за ним охотился, теперь лежит в моем личном тайнике. Было дело, пытался у меня его отдел выцыганить, причем, как всегда, за «спасибо», апеллируя к гражданскому самосознанию, но я им фигу показал. Перетопчутся. Опять же – авось зачем и когда пригодится, как тот кинжал, что я сегодня Газвану подарил.

Вот так, размышляя о том, кто же именно мне, плюнув на то, что это харам, подложил свинью, я вышел из зала, следуя за нахальным юношей. Он бодро протопал через пустынный холл и свернул в какой-то закуток, которых в этом здании, построенном еще в советские времена, хватало. Ну как закуток? Скорее, совсем небольшой вытянутый зальчик с тремя колоннами, которые в старые времена втыкали куда можно и куда нельзя. Наверное, мода такая была. Не знаю, не жил тогда.

– Ну и что ты мне хотел сказать, дружок? – поведя до треска шеей, осведомился у него я. – А? И где верные друзья?

– Не я хотел, – белозубо улыбнулся армянин. – Они! Хэ!

В тот же миг на мои плечи обрушилась тяжесть, причем шагов сзади я не услышал, что очень странно. Слух у меня отличный, не сказать – уникальный. Да и опыт в таких вопросах немаленький, уж поверьте. Да, парень ведет себя как клоун, но это не означает, что я прямо сильно расслабился.