Ветер и крылья. Развязанные узлы Гончарова Галина

А ведь могло быть и такое. Если ОБЫЧНО начиналось все это с первой кровью… могло ли начаться раньше?

Да запросто!

И начаться раньше, и… А правда, что случилось с Анной Бонфанти?

У нее явно была дочь, Паола… Вне всякого сомнения, дочь, названная в честь своего отца. Несчастного Паоло Бонфанти. У Паолы Фьора, у Фьоры Мия… Ну, примерно сходится по годам. Особенно если Анна родила дочку не в пятнадцать, а позже… Лет в двадцать – двадцать пять…

Могло быть и такое.

Фьора, когда упоминала о бабушке, говорила, что она – младшая дочка. И бабушка родила ее поздно, чуть ли не в тридцать лет, – ей не везло с детьми.

Или не сходится? И Мия пропустила еще одно поколение?

Но где его искать? И как его найти?

Мия даже не представляла, как ответить на этот вопрос.

Бонфанти… что ж, надо искать дедушку Марио. Пусть подскажет еще кое-что…

К большому, даже громадному сожалению Мии, дедушка Марио ее сильно разочаровал.

Бонфанти были хоть и местными, но…

После того случая с несчастной Лорой… поместье свое они продали. А если у них что и было – семейные книги, Библия и прочее… – все было уничтожено. Тогда, при пожаре.

Мия только головой покачала.

Вот почему-то ей казалось, что она еще многое пропускает. И, может быть, не только несчастную Анну?

Кстати…

– А как фамилия Лоры? Той, что вышла замуж за Бонфанти?

– Диматтео. Лауренсия Диматтео.

– А они?..

– Живут неподалеку.

Мия хищно потерла руки.

«Диматтео, говорите? Эванджелина, говорите? Ну, я спокойнее, мне известность не нужна. А вот знания нужны. И я их получу».

Поместье Диматтео так живо напомнило Мие родное Феретти, что девушка аж глаза рукой потерла.

Вот один в один!

И крыша кое-где просела, и стены подновить не помешало бы, и хозяйственные постройки… мда.

Явно здесь живут братья по разуму ее отца, земля ему пухом. Дядя, при всем сволочизме, до такого никогда не скатился бы… у него и характер был, и стремление к комфорту и уюту…

А тут что?

Мия, недолго думая, перебрала струны лютни – и те рассыпались задорным говорком.

На звуки музыки из дверей выглянула кухарка и замахала на Мию полотенцем, которое небось еще Эванджелину помнило.

– А ну пошел, пошел отсюда!

– Красавица! – воззвала Мия, нещадно греша против истины (в кухарке не меньше семи пудов живого свиномяса было). – И не совестно тебе меня гнать? Я ж ничего и не прошу, разве что в тенечке передохнуть да водички попить!

– Ага-а… – Кухарка явно не собиралась доверять незнакомцу. – Сначала попить, потом пожрать, а потом и переспать! Знаем мы вас таких… а ну пошел!

Мия отметила краем глаза, что на втором этаже открылось окно – и решила пойти ва-банк. Кухарка ее все равно прогонит, а вот хозяева, может, и оставят?

– Ты б, красотка, на себя оборотилась! Или хотя бы вокруг себя! Какое переспать! Ты ж во сне повернешься, а меня потом и не отскребут…

– Ах ты… – Кухарка взвизгнула – и рванула на Мию, грозно потрясая половником.

Девушка могла бы сейчас скрутить эту клушу. Оглушить. Убить. Да что угодно бы сделала. Но вместо этого весело ударила по струнам – и принялась скакать по двору под задорную музыку. Увернулась раз, два, потом ловко свернула к колодцу, возле которого скучала себе грязная лужа. Кухарка следовала за Мией, подбадриваемая веселыми коленцами…

Мия-то увернулась.

А вот кухарка с размаху влетела в лужу, поскользнулась на влажной глине – и только чвякнуло.

Со второго этажа раздался хохот и аплодисменты.

– Эй, мальчишка!

– Мио, менестрель, к вашим услугам, благородный дан, – поклонилась Мия.

– А заходи, пожалуй что! Потешишь душеньку песней. Говоришь, тенек и водички?

– Раз уж сказал – больше и не попрошу. Но если благородные господа предложат, то и отказываться не буду, – блеснула глазами Мя.

Ответом ей был тот же самый смех – и девушка вошла в дом.

Кухарка злобно выругалась и попробовала вылезти из лужи самостоятельно. Ага, как же!

Кто не пробовал, лучше и не надо так экспериментировать. Особенно когда весишь ты ой-ой-ой сколько. Размокшая глина – штука скользкая, и держит отлично, и плывет под пальцами…

Примерно через десять минут из лужи выползла большая глинистая черепаха. Кухарка, к восторгу всех видевших это, перевернулась на четвереньки, окончательно угваздавшись, и так поползла на кухню.

Какими словами она при этом крыла бродягу-менестреля… Мухи дохли на подлете.

Мие очень повезло, что дан Диматтео пригласил ее за свой стол. Не то кухарка бы ей точно яда подсыпала.

Дан Диматтео оказался мужчиной в годах, лет пятидесяти. И ему было здесь откровенно скучно. Дочь он замуж выдал, сын сейчас служил в гвардии, а сам дан…

Понятно, кто-то и хозяйством заниматься должен, но в этой глуши…

Рехнешься ж со скуки!

А тут такое развлечение! И поговорить, и послушать, и музыка, и песни…

Так что время все провели с пользой. Все три следующих дня.

Хорошо было дану – его развлекали по первому требованию. Бродячий менестрель оказался и отличным рассказчиком, и прекрасным слушателем, так что Патрицио Диматтео получал двойное удовольствие. Такое редко бывает, обычно поговорить люди любят, а вот послушать уже нет. А тут…

Дан соловьем разливался. И Мия слушала.

А там…

Слово за слово, подходящая песня, подходящая история… и – вот оно! Поклевка!

– В нашем роду тоже интересная история была, лет сто тому назад, – рассказывал дан. – До сих пор понять не можем, что и как… Представляешь, баба родила, а потом старшую дочь с башни выкинула и сама за ней прыгнула.

– Бабы после родов с головой не дружат, – со знанием дела поведала Мия. – Хоть такие, хоть сякие, хоть благородные… уж простите, дан, сколько видел, все одно и то же. Куда нам, бедным мужикам, деться от их капризов?

Дан Диматтео кивнул.

– Так оно, так…

Саму историю Мия уже знала. А вот о продолжении…

– Так что ты думаешь? Бабская дурь – она по наследству передается…

– Разве?

– А то ж! Точно знаю… у той Лоры одна дочка уцелела… вот у нее внучка была. Анна…

– Анна? – изобразила интерес Мия.

Дан Диматтео только рукой махнул, мол, давние дела.

– Когда Сибеллины ушли… Ладно уж, сейчас и кости истлели, чего б не посплетничать?..

– Сейчас это уже история. И Филиппо Третий правит мудро, да хранит его Господь, – перекрестилась Мия со всем возможным уважением.

Дан Диматтео покивал головой.

Но рассказать семейную историю ему хотелось.

– Так вот… когда Паоло с женой убили, его мать забрала ребенка.

Мия подняла брови, но от вопроса «А разве это не раньше получилось?» воздержалась. Понятное дело, сто лет прошло. Вы себе представляете, сколько за это время воды утекло? Тут, что год-то назад случилось, иногда не раскопаешь, а сто лет?

Очевидцы умерли, а пересказ – он и есть пересказ… с чужих слов, художественный свист…

Могло быть и так, и этак…

С одной стороны, и Эванджелина могла почуять метаморфа.

С другой… разве нормальные родители свое дитя отдадут? Да кто ж его знает, как оно там было?

– Вроде как родителей убили, девчонку бабка спасла… в последний момент из рук убийцы вырвала – говорят, там кровь потоками лилась… Анна получилась помешанной. Что-то с ней крупно не в порядке было… Эва с ней возилась, как же, единственная кровиночка, другой уж не будет…

– А разве ее не?.. – удивилась Мия.

Дан Диматтео ухмыльнулся.

– Говорят же, темнее всего – под пламенем свечи. Все думали, Эванджелина уехала, а она осталась. Тут рядом есть монастырь. Вот она и попросила убежища… а когда девчонке то ли двенадцать стукнуло, то ли еще сколько, она тоже с башни выпрыгнула. В этом самом монастыре.

– И монастырь после этого не закрыли?

– Пощипали прилично, но не закрыли. Так и стоит… монастырь Святой Франчески…

Мия поблагодарила дана Диматтео. И честно отказалась от любой оплаты ее труда. Она дана развлекала, он ей новую ниточку дал.

Монастырь Святой Франчески, говорите?

Наведаемся, никуда он от нас не денется…

Спустя три дня Мия распрощалась с даном и направилась в монастырь.

Если Анна погибла, когда ей было двенадцать, – откуда взялась прабабка Мии?

Дана Эванджелина, вы свинья, а не метаморф! Вот! Совести у вас нет – никакой! Вы не могли рассказать Фьоре историю рода, чтобы Мия тут не моталась, как блоха на хвосте у бешеной собаки?

А с другой стороны…

Мия бы точно ничего не рассказала Фьоре Феретти. Так что…

Монастырь, говорите?

Ну… помолимся, сестрие…

Что удивительного, если молодая девушка хочет помолиться?

Даже не просто помолиться – провести ночь в храме?

Кардинал Санторо это очень одобрил (набожными управлять легче) и разрешил. И даже сказал:

– Может быть, дана СибЛевран, я составлю вам компанию в этом ночном бдении?

Адриенна, которая собиралась вовсе даже не бдеть и уж точно не в храме, качнула головой:

– Ваше высокопреосвященство, умоляю понять меня правильно и не обижаться. Потом – вполне возможно. Но здесь и сейчас мне надо побыть одной и подумать… прошу вас…

– Вы никогда не останетесь одна в храме, – мягко поправил ее кардинал. – Там всегда будет Господь. Рядом с вами…

Адриенна покивала и вечером пришла в храм. Служанку она оставила за дверями.

По приезде она сразу поинтересовалась Джованной, своей бывшей горничной. Но та сейчас не служила. Сидела дома беременная… Этот вопрос Адриенна еще обдумает. А пока…

Джованна – это потом, потом…

А вот Моргана…

Адриенна с трудом дождалась, пока за ней закроется тяжелая дверь и в замке повернется ключ.

Примерно до полуночи она тихо сидела на скамейке. Даже придремала чуток. А когда часы отзвонили полночь, встала.

Дорогу она не забыла. Нажала на плитку, коснулась глаза святого – и вступила на открывшуюся лестницу. Ей очень нужно было в подземелье.

Сейчас было уже не страшно. И даже спокойно как-то… уютно?

Да, наверное…

И вниз, вниз…

Та же округлая пещера, словно бы и не рукотворная, а сама собой возникшая в камне.

Тот же алтарь – острый, резкий, похожий своими гранями на наконечник стрелы… Адриенна приложила к нему ладонь – и снова потекла кровь.

В этот раз времени потребовалось меньше. Моргана появилась почти сразу… и она улыбалась.

– Правнучка…

– Прабабушка, – в тон ей ответила Адриенна. И улыбнулась в ответ.

– Я смотрю, кровь в тебе запела в полный голос? – Моргана одобрительно оглядывала внучку.

– Да… ты знаешь, что планирует для меня Филиппо?

– Не до конца. Расскажи сама, – попросила Моргана.

Вот уж чего Адриенне не было жалко – это рассказа. И как она жила, и что делала, и про отца, и про эданну Сусанну, и даже про зверя…

Вот про Леверранское чудовище Моргана слушала внимательнее всего. А потом даже ссутулилась как-то, вздохнула.

– Бедняга…

– Да?! – изумилась Адриенна, которая подозревала, что бедняга тут не оборотень, а те, кого он разорвал и сожрал.

– Да… что может быть печальнее одичавшего спутника?

– А подробнее можно? – попросила Адриенна.

– Конечно, – Моргана грустно улыбнулась. – Ты же не думаешь, что мы приходили в этот мир нагими и босыми? Наивными и беззащитными?

– Ннет?

– Нет. С нами были спутники.

– Это кто?

– Это… мы называли их тысячеликими. Они могли принимать любой облик, они могли быть и людьми, и животными, по своему выбору, мужчинами и женщинами, они были помощниками и защитниками.

– Не люди?

– Сложно сказать. Я ведь тоже не совсем человек, – развела руками Моргана. – Скажем так… люди, но немножко улучшенные с помощью нашей крови.

– Расскажешь? – Адриенна смотрела на прабабку, как ребенок, который слушает волшебную сказку.

Моргана не стала разочаровывать девушку.

– Представь себе, что рядом с тобой челоек… не важно, мужчина или женщина. Важно другое. Это как продолжение тебя, твой друг, близкий человек, который всегда поймет, всегда подскажет, всегда защитит и поможет… вы как две части единого целого.

– Такое тоже бывает?

– Бывает. – Моргана смотрела грустно. – Мы делились кровью и были настроены друг на друга. Как родные…

– Как любимые?

Моргана качнула головой.

– В этом еще одна трагедия. Я объясню на конкретном примере. Я пришла сюда не одна. Со мной был мой тысячеликий – Фабрицио.

– Так…

– Он мог принимать любое обличье, он был привязан ко мне кровью, он готов был защищать меня от всего мира, носить на руках, любил до безумия… собственно, он погиб, защищая меня.

– А ты его не любила?

– Как друга, как брата… но не как мужчину. И в этом было главное горе. Вместе нам было невозможно, а порознь… Мы могли жить без них, а вот они без нас – уже нет.

– Почему?

– Они зависели от нашей крови. И без нее им грозило безумие. А если они пробовали заменить нашу кровь чьей-то человеческой… тогда происходило вот то, что ты видела. Вместо человека появлялся монстр.

– Волк?

– Видимо, разум приказал телу принять именно такую форму. Мог быть и дракон, и химера, и кто угодно… полуразумные и полубезумные. Страшные в своей одержимости кровью… нужной кровью.

– Моей?

– Не знаю. Может, и твоя могла бы помочь. Но ДО того, как это существо попробовало чужую кровь.

– Пара капель крови – и гибель? То есть девушка оцарапалась, парень поцеловал ее царапину, слизнул кровь – и все? – удивилась Адриенна. – Гибель?

Моргана покачала головой.

– Нет. Конечно, все не так просто. Опять на примере. Мой тысячеликий попробовал мою кровь, когда нам было по пятнадцать лет. ДО совершеннолетия. И его, и моего. Произошло запечатление, и чужая кровь на него больше не действовала. Хотя ведрами ее пить все равно не стоило бы.

– Так… – задумалась Адриенна. – А если после совершеннолетия?

– Для мужчин до двадцати пяти лет. Для женщин до зачатия и рождения ребенка. Как только женщина затяжелела – все. Кровь уже не подействует, запечатления не будет.

– И – безумие?

– Не обязательно. Живи спокойно, главное – не употребляй человеческую кровь. Вот и все… И можешь прожить долго и счастливо…

– Ага, – сообразила Адриенна. – а если попробовать чужую кровь ДО запечатления?

– Зависит от ее количества. Можно и сойти с ума, а можно и не сойти. Как повезет.

– Понятно. А в чем была трагедия?

– Тысячеликие любили нас, мы – их, но детей у нас быть не могло. Это… было невозможно. Наша кровь выжигала их, вот и все.

– Ох-хх, – сообразила Адриенна.

Брак?

Запросто. Но что страшнее? Обречь любимого человека на бесплодие – или себя на его (ее?) неверность? И так больно, и этак…

– Поняла? Кровь тянула нас друг к другу, но – и только. А дальше… дальше – пустота, – горько улыбнулась Моргана.

– И уйти больно, и остаться невыносимо.

– Именно. И еще… мы-то без тысячеликих выжить могли. А им позарез была нужна наша кровь. Так уж было задумано.

– Кем?

– Я тоже не все знала, – развела руками Моргана. – Я была еще девчонкой, для меня логично было, что так есть, и было, и будет… когда я ушла к вам, сюда. И мой Фабрицио вместе со мной. И… он погиб, а я осталась. И встретила свою любовь. Настоящую…

– Смертную, – вздохнула Адриенна.

– Лучше прожить сто лет вместе, чем тысячу лет, не зная счастья, – отрезала Моргана. – Ты уж мне поверь, я бы и дня из своих не отдала. Ни единого!

Выглядела она так, что Адриенна поверила.

И принялась рассказывать о том, о чем не хотела.

– Мия… ее зовут Мия Феретти…

Моргана внимательно слушала. А потом подвела итог:

– Да… ты права. Она той же крови. И этот ее брат… даже если запечатление проходило с кем-то другим – а такое вполне может быть, я ведь не единственная в этом мире, – их могло потянуть к тебе. Сколько уж лет прошло, сколько раз смешивалась кровь…

Адриенна кивнула.

– То есть я могу просто дать им потом свою кровь – и они будут защищены от безумия?

– Да.

– Но… совместных детей у нас с Лоренцо быть не может?

Моргана лукаво прищурилась.

– А вот тут – не знаю. Понимаешь, мы ведь видели все… Скажем, огонь и вода не могут существовать вместе. Но свеча-то может гореть в тумане?

Адриенна подумала и сообразила.

– Вы хотите сказать, что из-за разбавленной крови…

– Может быть и так, и этак. Не стану тебя обнадеживать, но вполне возможно, что на вас бы это не сработало. Жаль, проверить не получится.

– Но Лоренцо жив.

– А ты откуда это знаешь? Ну-ка, подробнее?

– Тебе бы, прабабушка, в дознаватели, – огрызнулась Адриенна. Но про свои сны рассказала. Хотя и задумалась о времени. Сколько она уже тут? Ее не хватятся?

– Все в порядке, – развеяла ее сомнения Моргана. – Еще и вторые петухи не пропели[1].

Про сны Моргана выслушала внимательно. И подвела итог:

– Вполне возможно, что вы с Лоренцо Феретти запечатлели друг друга.

– Но… такого не могло быть!

– Неужели? А если подумать, по минутам вспомнить все ваши встречи, разобраться…

Адриенна побледнела. Потом покраснела.

Вспомнила, как на них напали в переулке. А ведь могло… могло тогда быть…

– Но…

– Да, скорее всего, у вас произошло запечатление. – Моргана читала по лицу правнучки, как по пергаменту. – Не переживай, это ни на что не повлияет.

– То есть… я его не люблю? А он меня?

Призрак только головой покачал. Вот ведь… дети!

– Почему ты сразу думаешь о самом плохом? Потянуло вас друг к другу, потому что кровь позвала – и кровь откликнулась. Но вы ведь не животные! Вы – люди. И я готова спорить, что ваши чувства возникли ДО запечатления.