Зимний излом. Том 1. Из глубин Камша Вера

Глава 5

Окрестности Барсины и Тронко

399 года К.С. 1-й день Осенних Молний

Матильда со злостью дернула повод, упитанный гнедой жеребец возмущенно всхрапнул и пошел тяжеловатым галопом, норовя расплескать побольше луж. Сзади ударили копыта – Ласло Надь не собирался отставать от своей гици. Чего доброго и впрямь влюбился, с него станется!

Вдовствующая принцесса усмехнулась и придержала гнедого. Как оказалось, вовремя. Если тебя так и так догонят, лучше засмеяться и осадить коня.

– Думал, убегу? – глупый разговор всегда лучше умных мыслей. Если они подлые.

– Ой нет, гица, – сверкнул зубами доезжачий. – Бочка слишком жирный, далеко не ускачет.

– С таким грузом, – уточнила Матильда, – бочка к Бочке!

– Гица, – Ласло аж задохнулся от негодования, – как можно? Вы ж – золото чистое!

– Бочка с золотом, – огрызнулась Матильда, сдерживая смех, – все равно бочка.

Ласло промолчал. Очень красноречиво. Матильда Ракан выпрямилась в седле и похоронным шагом направилась к ползшему среди дохлых придорожников отряду. Сквозь тоненькую пленку глупой бабьей радости стремительно прорастали тревога и растерянность. Как унять Альдо и вытащить его из Талига?

Братец их выдаст по первому требованию, в лучшем случае выставит, но куда? Опять в Агарис, под хвост Эсперадору? Или в Гайифу? Одно другого хуже! Эх, попадись ей мармалюка, заманившая дурных жеребцов в болото, загрызла бы!

– Ваше Высочество, – прискакавший от Альдо барон Артур Гэвиот приподнял шляпу. – Мы почти прибыли. Недалеко от Барсины вас ждет карета и почетный эскорт.

Твою кавалерию, так она и знала! Через горы перевалили, в Талиг пробрались, теперь надевай, матушка, парик и юбку и лезь в ящик. Потому как вдовствующие принцессы верхом по королевствам не разъезжают. Тем более бабушки.

– А левретка ждет?

– Простите, Ваше Высочество, – забормотал баронишка, – что вы имеете в виду?

– Знатная дама должна путешествовать с левреткой, – отрезала Матильда, – а еще с жаровней, подушкой для коленопреклонений, духовником и дюжиной камеристок.

– Ваше Высочество, – простонал несчастный, – мы постараемся достать все необходимое, но, боюсь, собачку можно будет найти только в Барсине.

– Что ж, – с видом истинной агарисской страдалицы произнесла Матильда, – я готова ждать.

– Я поеду вперед и сделаю все, что можно, дабы облегчить дорогу, – захлопал крыльями посланец дорогого внука. Вот и пусть скачет вперед и без жаровни не возвращается.

– Буду весьма признательна, – томно протянула Матильда, – и не забудьте про Эсператию и муфту из лебяжьего пуха.

– Ваше Высочество, – похоже, бедняга собрался на охоту за жаровней. – Мне хотелось бы знать, могу ли я отпустить проводников? Они не хотели бы показываться в городе.

Еще бы они хотели. Контрабандисты и есть контрабандисты, привезли товар – и назад.

– Заплатите, и пусть проваливают, – повелела Матильда, спохватилась и проворковала: – Передайте сим достойным господам мою признательность.

– Ваше Высочество, не угодно ли вам при въезде в Барсину надеть маску? – со значением произнес Гэвиот, вознамеривавшийся укрыть корову в стоге сена.

– Не угодно. – Еще чего! Дурой она, конечно, всегда была, но ярмарочной обезьяной быть не собирается.

– Я вынужден настаивать, – закатил глазки барон. – Его Величество настаивал на тайне и скорости.

– Твою кавалерию, – прорычала вдовица, теряя остатки терпения, – кони от меня не шарахаются, а люди потерпят.

– Ваше Высочество! – настырный посланец аж побледнел, и поделом. – Как вы могли подумать, что я... Что я мог бы...

– Что вы могли? – полюбопытствовала Матильда, прикидывая, вытащить ей пистолет или это будет слишком. – Я не красавица, но своего лица не стыжусь.

– Речь идет о вашей безопасности.

– Моя безопасность осталась в Сакаци, – отрезала Матильда, – а здесь у вас опасность.

Они все в этой опасности по пояс, а к весне будут по уши, потому что талигойские маршалы, к гадалке не ходи, пошлют войну к кошкам и займутся родимыми мятежниками.

– Я доставлю вас в Ракану живой и невредимой или умру, – вздернул голову барончик, – я поклялся Честью.

В Ракану-то он, может, и доставит. А вот из Раканы ей удирать самой да еще и голохвостое величество на загорбке тащить.

– Я верю вам, молодой человек, – возвестила Матильда и вздернула подбородок, давая понять, что аудиенция окончена. Бочка переступил с ноги на ногу, коварно расплескав очередную лужу. Среди окативших несчастного брызг была и последняя капля. Чаша терпения Артура Гэвиота переполнилась, страдалец дал шпоры хорошенькому линарцу и исчез с глаз долой. Матильда благодарно похлопала Бочку по горбоносой башке. Бочка хрюкнул, давая понять, что спасибо не слопаешь.

– Лаци!

– Здесь, – весело откликнулся доезжачий.

– Дай касеры.

Ласло с готовностью извлек фляжку. Пускаясь в дорогу, Матильда намеревалась вести себя, как положено вдовствующей бабушке, но вдовствующие бабушки сидят по замкам и шипят на невесток, зятьев и внуков, а не разъезжают потайными тропами в обществе контрабандистов.

К вечеру принцесса Ракан решила, что пистолеты будут при ней, а возить флягу будет Лаци. Осенью без касеры монахи и те не ездят, а она не монахиня, что они с Ласло и выяснили на вторую ночь после отъезда. И неплохо выяснили, но в Талиге придется уняться. В Талиге она не сдуревшая на старости лет господарка, а бабушка новоявленного короля, которого следовало бы придушить вместе с его лучшим другом Робером Эпинэ. Не до смерти, но до просветления, потому что лучше быть господарями всю жизнь, чем королями до весны и до Возвращения Создателя – покойниками.

Становиться бабушкой покойника Матильда не желала, потому и сорвалась с места, получив письмо о великой победе. Не надо быть святым Танкредом, чтобы понять, куда вляпались застоявшиеся в конюшне дурни. Король из обормота хуже не придумаешь. Братец Альберт, тот хоть понимает, на каком он свете, Альдо – нет, а Робер идет у него на поводу. Вассал, твою кавалерию! Нет, чтоб за недоуздок да в денник!

Матильда от души глотнула и задумалась. Она с трудом представляла, как станет оттаскивать дорвавшегося до пирога внука, но если не она, то кто?! Не Мэллица же! Эта только ресницами хлопать горазда. Тоже немало, повисни Альдо на этих ресницах, но внучек хочет играть сабелькой, а не куколкой. И почему только Альдо удался в отцовскую породу? Можно было бы взять грех на душу и объявить осла бастардом. Вдовствующая принцесса отхлебнула еще разок и вернула пойло дружку.

– Поехали, а то вовсе застынем.

– Гица, – в глазах доезжачего плясали горячие искры, – вот так вот и застынете?

– В Алати было жарко, – с достоинством произнесла Матильда, – а в Талиге – холодно. Дело мое такое, вдовье, – по ночам мерзнуть.

Тронко казался мирным и радушным, несмотря на перегораживавшие улицы рогатки и патрули на перекрестках. Закутанные в кожаные холтийские и войлочные бакранские плащи солдаты и адуаны сидели у прикрытых навесами костров, напоминая не о мушкетах и шпагах, а о жареном мясе и стаканчике вина. Конечно, попробуй кто без спросу прогуляться по городу, его б отловили у первой же рогатки, но чужие по Тронко не шлялись, и это обнадеживало. Потому что виконт Валме никогда в этой дыре не был и лезть в нее не собирался. Виконт Валме загулял в Урготе, до такой степени загулял, что сам стал урготом, но не до конца.

Для того чтоб окончательно сродниться с Фомой, следовало утрясти кое-какие формальности с батюшкой и любезным отечеством. То, что в любезном отечестве все встало дыбом, бездельника не волновало. Подумаешь, король поменялся. Беды-то! Одни жонглируют коронами, другие развлекаются войнами, ну а с Марселя Валме хватит карт, мистерий и красоток. Особенно красоток, потому что без Марианны не обойтись.

Виконт хмыкнул и застегнул адуанскую куртку из рыжей замши. Сидела она неплохо, да и выглядела вполне достойно, всяко лучше подбитых ватой бордонских камзолов. Марсель затянул бахромчатый пояс, накрутил на палец позабывшую о щипцах русую прядь и покачал головой. Загостившийся в Урготе обормот и бездельник не должен походить на степного бродягу, значит, придется ловить портного, сапожника, белошвеек. Конечно, можно ограбить какого-нибудь хлыща или послать за одежкой в Валмон, но без куафера не обойтись, в столицу новоявленный ургот должен заявиться завитым и благоухающим по всем правилам моды. И еще нужно свести загар и нагулять хоть какие-нибудь щеки.

– Валме!

Дьегаррон собственной персоной. Ну и генералы нынче пошли, к капитанам без стука врываются.

– Сударь? – Марсель предпринял попытку отдать честь, но Дьегаррон только рукой махнул.

– Коннер и Бадильо готовы. Сейчас явится Его Высокопреосвященство, и можете ехать.

– Значит, поеду с благословением. – Странно было бы, если б Бонифаций не явился. Раз уж епископ Давенпорта провожал, такую толпу без благословения тем более не отпустит. – Благодарю вас за помощь, генерал. И за... За понимание.

– Виконт, – щека генерала слегка дернулась, – я вам желаю больше, чем удачи. И все-таки вынужден предупредить: вы очень рискуете.

– Пустое, – махнул рукой Валме, – обойдется.

Он, видите ли, рискует? Можно подумать, он на абордаж собрался. И что тогда говорить про Ворона, полезшего в Багерлее за короля, который и слова-то доброго не стоит!

Хорхе Дьегаррон потер пальцами висок; надо будет написать папеньке, пусть пришлет генералу сундук мазей и тинктур, может, какая-то подойдет.

– Вы хотя бы представляете, что будете делать? – кэналлиец казался озабоченным. Ох уж эти генералы, вечно им диспозицию подавай.

– Начну с урготского посольства – спасибо Фоме, я теперь его подданный. Потом навещу знакомых дам и портных. Вы не представляете, сколько знают портные...

– До урготского тракта вас проводят, – перебил генерал. – Пахарильо догонит Давенпорта по берегу и предупредит, так что о вашей встрече будет знать только Савиньяк.

Когда он еще узнает... Хуже, если их с Чарльзом приметили в Маллэ, ну да кто не рискует, умирает девственником.

– Генерал, кто же у вас гостил целую неделю, если это был не я? – на всякий случай уточнил виконт.

– Один из офицеров Ансела, но не думаю, что это дойдет до Олларии. Мы живем очень замкнуто, как вы заметили. – Дьегаррон резко обернулся. – Ваше Преосвященство, Клаус!

– И не токмо, – пророкотал Бонифаций, вплывая в комнату в сопровождении троих человек. Полковников Бадильо и Коннера, которым предстояло перерезать алатский и гайифский тракты, Марсель уже знал, третьего – худого, усатого парня – он видел впервые.

– Святой отец, вы с касерой или будем пить мою? – осведомился Дьегаррон.

– Я – как пчела медоносная и как корова тучная, – возвестил епископ, – но разумный не зарежет свиньи своей вперед соседской. Вестимо, если сосед благочестив, ибо благочестие велит делиться.

– Что ж, – кивнул Дьегаррон, – я готов проявить благочестие. Виконт Валме, представляю вам теньента Шеманталя. Он поступает в ваше полное распоряжение и обязан, да-да, Орельен, обязан исполнять любой ваш приказ. В вашем распоряжении также сто конных адуанов.

– Сто пятьдесят, – поправил Бонифаций.

– Сто пятьдесят, – подтвердил генерал, – и триста лошадей.

– Мне столько не съесть, – брякнул Марсель, – хватит и десятка.

– Не плети глупости, чадо. – Бонифаций нахмурился и почесал мизинцем необычно бледный нос. – Дело твое богоугодное, но непростое. И в засаде сидеть придется, и праздных да чванливых трясти и расспрашивать. Вот люди и понадобятся. Кто драться будет, кто любопытствующих успокоит, кто праздношатающихся завернет, мост развалит, ложный след подпустит...

– Что ж, полтораста так полтораста, – вздохнул Марсель. – А может, мне пса прихватить? Мало ли... След там взять или постеречь кого?

Попросить парочку верховых козлов и мешок с ызаргами Валме не успел: полковник Коннер огрел жадного виконта по плечу и расхохотался:

– Забирай Котика, жабу его соловей, для тебя не жалко!

– Ваше Высочество, – барон Гэвиот сиял, блестел и светился, – в Барсине проездом из Агариса в Талиг находится Его Высокопреосвященство кардинал Талигойи Левий. Он просит Ваше Высочество пересесть к нему в карету.

А шустрый у нее внучек, не успел усесться на трон – уже завел кардинала. А может, это кардинал шустрый, вот и завел себе королька?

– Прекрасные новости, – изобразила требуемую радость принцесса, – я буду счастлива увидеть Его Высокопреосвященство.

– Но сначала... Ваше Высочество, в доме одного очень достойного человека вас ждут камеристки.

– Успокойтесь, барон, – заверила Матильда, – я не предстану перед духовной особой в мужском платье. Едемте к достойному человеку.

А она-то хотела устроить праздник всего последнего. Последний день в седле, последняя касера, последняя ночка с Лаци. А мымру с завивочными щипцами не желаете?

Матильда оглянулась на поскучневшего доезжачего:

– Ласло, Бочка на твоей совести.

– Слушаю, гица, – вот и все, было да сплыло. Ну, попадется ей этот Альдо, она с него и за кардинала спросит, и за карету с париком.

Матильда послала Бочку за бароновым линарцем. Гнедой, очередной раз выказав редкостную сообразительность, извернулся и цапнул солового красавчика. Линарец обиженно заржал и взбрыкнул. Гэвиот в седле удержался, но Матильда все равно была готова облобызать кусачее сокровище. К несчастью, рысак при всем своем трудолюбии не мог перелягать и перекусать всех, кого хотелось бы Ее Высочеству. Принцесса подавила вздох и желание хлебнуть касеры и полюбопытствовала, как кортежу кардинала удалось столь быстро достичь Барсины.

– О, – воспрянул духом Гэвиот, – Его Высокопреосвященство путешествует с надежным эскортом.

Упомянутый эскорт по надежности превосходил все мыслимое, изрядно напоминая небольшую армию. Матильда с трудом удержалась от вопроса, как все это великолепие продефилировало через пограничные посты. Сами скажут. Расхвастаются и скажут.

– Это здесь, – Артур указал на премиленький особнячок. В сгустившихся сумерках окна светились розовым. Если внутри пахнет фиалками, она кого-нибудь убьет!

Ее Высочество хмуро слезла с разыгравшегося Бочки и приступила к исполнению высочайших обязанностей, а именно – сдалась на милость четырех накрахмаленных коз. Через полчаса Матильда пришла к выводу, что это не козы, а сороки. Принцесса стояла, подняв руки, а вокруг нее суетились, утягивали, подкалывали, прихватывали, пришивали и трещали, трещали, трещали... О гайифской моде, неземной красоте Ее Высочества и еще более неземной мудрости и доблести Его Величества. Матильда тупо поворачивалась, когда ее вертели, и молчала, из последних сил глуша жажду убийства.

Не прошло и года, как вцепившиеся в принцессу мармалюки прекратили колоться и подтащили жертву к здоровенному зеркалу. К счастью, мутному. Матильда обреченно глянула в темное стекло и увидела то, что и ожидала. Старую капусту, обшитую золотыми кружевами. Надо было сказать, что она в трауре, хотя гаже серого только розовое, а ее все-таки обрядили в пурпур. А вот камни хороши, не хуже тех, что прожрал супруг со своими соратниками. Любопытно, откуда сии рубины? Подарок, взятка или гарнитур пошлым образом украли?

Матильда угрюмо приняла из верноподданных лап ручное зеркало и обозрела себя сзади. Зад был внушительным, даже более внушительным, чем перед. Локоны парика скрывали шею, окончательно превращая свою носительницу в обросший черной волосней пень, а юбки и рукава лихо топорщились, живо напоминая о копне сена, в которой может укрыться пара влюбленных.

– Ваше Высочество, – проблеяла главная коза, – вы прекрасны!

– О да! – подхватили три другие. – Ваше Высочество просто созданы для пурпура... Эти камни... Лучшие куаферы Агарии... Бархат... ленты... узор... все будут потрясены...

А вот с этим не поспоришь. И сильней всех потрясется Лаци. С коня парень снимал пусть не первой свежести, но красотку, а увидит пулярку в павлиньих перьях. Придется открывать на ночь окошко – она просто обязана показываться бедняге без этих тряпок.

– Ваше Высочество довольны? – в четырех парах гляделок читалось ожидание похвалы и морковки.

– Нет слов, – честно буркнула принцесса, выплывая в гостиную, где ее караулило еще одно потрясение. В лице Арчибальда Берхайма. Лучший друг Анэсти с хищным стоном сорвался с обтянутой абрикосовым атласом банкетки.

– Припадаю к стопам великолепной Матильды! Как я счастлив, что внук моего дорогого Анэсти вернул венец предков. Я никогда не сомневался в счастливой звезде нашего дорогого малыша...

Единственное, в чем не сомневался Берхайм, так это в том, что его обязаны кормить. И ведь кормили.

– Арчибальд! – «Есть в этом доме отрава или нет?» – Я думала, вы в Агарисе...

– Как я мог там остаться, когда наш Альдо так нуждается в помощи?!

Ты поможешь. Обглодать дюжину окороков и спереть то, что плохо лежит.

– Ваша помощь будет неоценимой, – качнула буклями Матильда. – А что наши дорогие друзья? Кавендиш, Карлион, Хогберд...

– Барон Хогберд нездоров, он приедет чуть позже. Кавендиш и Карлион с нами. И еще Беллами и Ванаг...

Отсутствие Хогберда означает одно – крыса не желает лезть на обреченный корабль. Что и требовалось доказать.

Матильда Ракан вырвала из рук лучшего друга покойного мужа обслюнявленную руку:

– Я была рада вас повидать, но уже темнеет, а я должна успеть к Его Высокопреосвященству.

– О да, – закивал Берхайм, – Его Высокопреосвященство... Он просил предупредить о его визите. Левий – изумительнейший человек! Изумительнейший. Я его знаю не первый год и всегда рассказывал ему об Анэсти, Эрнани, малыше Альдо и, конечно же, о великолепной Матильде. Уверяю вас, кардинал расположен всей душой к истинным талигойцам и делу Раканов. Левий неусыпно молился за нашу победу, и его молитвы были услышаны.

Может, и молился, но Хогберд остался в Агарисе, а чутью пегого борова Матильда доверяла.

– Я благодарна Его Высокопреосвященству, – заверила принцесса, – и буду счастлива принять благословение столь расположенного к моему дому пастыря.

– А я буду счастлив благословить женщину, которую Его Святейшество Адриан называл алатским бриллиантом.

Матильда оглянулась. В дверях стоял невысокий седой человек с эмалевым голубем на груди и приветливо улыбался.

Глава 6

Ракана (б. Оллария)

399 года К.С. 3-й день Осенних Молний

Робер Эпинэ поцеловал руку кузине. Катари едва заметно вздрогнула и улыбнулась.

– Как чудесно, что ты пришел.

Чудесно или нет, скоро станет ясно.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – твердо произнесла бывшая королева, – очень хорошо.

А по виду не скажешь: бледненькая, под глазами круги, и рука горячая.

– Почему ты не хочешь лекаря?

– Потому что он мне не нужен. Я буду пить травяной отвар, а люди... Люди все равно будут умирать.

– Так вышло, – какую глупость он несет, – никто этого не хотел.

Так ли уж никто? Гоганы, покойный Люра, благоденствующий в Багерлее Штанцлер, Гайифа, Дриксен, Гаунау, Агарис, не говоря о сюзерене... Каждый собирает свои ягоды, а змеи достаются тем, кто просто хочет жить.

– Я никого не виню, – немедленно заверила Катари и наверняка солгала. – Просто мне страшно.

Робер накрыл рукой хрупкую горячую ладошку. Жизнерадостно ляпнуть, что все было, есть и будет в порядке, у Первого маршала Талигойи не получилось. Будь на месте Катарины Матильда, он бы рассказал ей все и спросил совета, но впутывать двоюродную сестру в то, что он затеял, было бы безбожно.

– Катари, – Робер старался казаться веселым, – что ты думаешь об Айрис Окделл?

– Я люблю ее, – просто сказала бывшая кузина, – но она... Она слишком простодушна для этого мира.

– А ты? – попробовал пошутить Эпинэ. Катарина задумалась, теребя неизменные четки. Тонкие брови сошлись к переносице, словно женщина что-то вспоминала или, наоборот, гнала от себя какие-то мысли.

– Не знаю, – кузина тронула обручальный браслет и отдернула руку, словно ожегшись. – Я хотя бы научилась... молчать. Но я старше Айрис...

– Ты уверена? – Он становится пошляком, противно!

– У меня есть календарь и зеркало. – Катарина слегка оттянула воротник, словно он ее душил. – Почему ты заговорил об Айри? Ее хотят забрать? Оставьте девочку со мной, с братом и матерью ей будет трудно.

– Я знаю. – Лэйе Астрапэ, если б он мог довериться Катари, но она слишком слаба при всем своем мужестве. – Дело в другом. Ты знала, что Альдо Ракан должен жениться на одной из дочерей Эгмонта?

– Создатель! – Катарина бросила четки на колени. – Не может быть!

– О свадьбе договорились еще до восстания. Альдо не придавал этому значения, пока не получил письмо от герцогини Окделл.

– Что же теперь будет? – голос кузины звучал безнадежно. – Что же теперь будет?

– Катари, – Робер в упор взглянул на Катарину Ариго, – как вышло, что Айрис Окделл оказалась в Олларии и стала невестой Рокэ Алвы?

– Не знаю, – длинные ресницы прикрыли глаза. – Робер, я ничего не знаю. Меня уведомили, что у меня будет новая фрейлина, и все. Я решила, что это очередные шпионы, но на представлении поняла, что это дочь Эгмонта. Айри – одно лицо с отцом и братом. О том, что это сделал Алва, я узнала позже. Когда Леонард Манрик повел себя со мной... недостойно, вмешалась Айрис. Тогда она и сказала о помолвке.

– Значит, объявлено об этом не было?

– Нет, – Катари снова взялась за свой янтарь, – герцог Алва не любит церемоний, да и когда бы они успели.

– Робер, – золотистые зерна бессмысленно скользили по нити, – говорю тебе, как брату. Айрис Окделл никогда не согласится стать женой Альдо Ракана. Не надо доводить малышку до крайности, она и так... перевозбуждена.

– Кузина, у девушки нет выбора. Если она откажет Альдо, он женится на ее сестре, но младшая по законам Чести не может опередить старшую, значит, старшей одна дорога – в монастырь.

– В Талиге нет монастырей. – Катари широко распахнула глаза. Голубой взгляд напомнил о золотистом. – Видит Создатель, сегодня я этому рада.

– Будут, – утешил Эпинэ, – кардинал прибудет через несколько дней.

– Бедная Айри, – прошептала Катарина, – она не создана для монастырской жизни, она такая... земная.

– Я предложу ей другой выход. – Прости, Катари, но я лгу тебе и буду лгать дальше. – Быть герцогиней Эпинэ лучше, чем гнить в аббатстве.

– Ты хочешь жениться на Айри? – Не понимает, слышит, что сказал кузен, но не понимает. – На Айри?!

– Тебе это не нравится?

– Нет, – в тихом голосе была та же горькая непреклонность, что и во время разговора о Фердинанде. – Нельзя жениться на девушке, которую никогда не видел и которая...

– Которая любит другого? – договорил Робер.

– Да, – выдохнула кузина. – Ты не понимаешь. Лучше никто, чем тот, кто тебе противен, но ты с ним связана... На всю жизнь!

– Ты кого-то любила? – Зачем он спрашивает, кому это нужно теперь?

– Любила. – Катари схватила четки. – Но оказалась трусливым ничтожеством. И в придачу обуянным гордыней. Робер, я заслужила все, что со мной случилось, потому что хотела быть королевой. Хотела! Я думала, что забуду, и я бы забыла, если бы Фердинанд был таким, как... как один дворянин. Прости...

Кем он был, этот «один дворянин»? Лучше не спрашивать, будить чужую боль мерзко.

– Я тоже любил, – и буду любить, но лучше говорить о прошлом, меньше вопросов, – и тоже ничего не вышло. Жозина... Мать хотела, чтоб я женился. Я ей обещал.

– И ты решил просить руки первой встречной? – Катари грустно улыбнулась. – Как это по-рыцарски – предложить герцогскую корону девушке, которой грозит монастырь. Только Айрис не примет твой подарок. Даже если... Помоги мне встать.

Робер безропотно подал руку. Катари виновато улыбнулась, подошла к окну.

– Смотри, – бледное личико стало мечтательным, – у меня снова есть сад, он хорош даже сейчас... Весной здесь зацветут анемоны и вернутся ласточки. Здесь всегда было много ласточек...

– В Кагете их тоже много, – пробормотал Робер, вглядываясь в топорщащиеся можжевеловые ветви, укрывшие ящики с растениями, – белых... И оранжевых роз.

– Они слишком роскошны, – покачала головкой кузина. – Робер, я бы никогда не сказала тебе, но ты не оставил мне выбора. Айрис верит в любовь Алвы, но он проявил всего лишь учтивость. Девочка поссорилась с матерью и сбежала к брату, но его не было в столице. Алва выказал великодушие, для Айри этого было довольно.

– Тогда я тем более прошу твоего разрешения.

– Если я скажу «нет», ты все равно сделаешь по-своему.

Сделает, хоть и по другой причине. Рыцарь, как же! Рыцари не врут женщинам, их оружие – меч, а не интриги. И поэтому рыцари вымерли. Последними были Эгмонт и отец.

– Катари, если Айрис откажет, я уйду.

– Зачем же уходить? – кузина укоризненно покачала головой. – Когда закончишь со сватовством, возвращайся сюда. Мы слишком давно не виделись, чтобы я тебя так быстро отпустила.

Катарина молилась, Одетта Мэтьюс чавкала в приемной, остальные дамы бывшей королевы, а ныне особы, находящейся под личным покровительством Альдо Ракана, разбрелись по столовой и двум гостиным. Сбежавшие и вернувшиеся косились на вновь приползших, графиня Феншо, прошедшая с госпожой Багерлее, обдавала и тех и других ледяным презрением, а девица Окделл торчала у окна – подбородок вверх, губы поджаты, так и жди какой-нибудь глупости. Упрямства в дочке Эгмонта было не меньше, чем в его же вдове, не к ночи будь помянута.

– Мама, – Селина тихонько опустилась на пуф рядом с пяльцами, – мама, что будет с Айри?

– То есть? – не поняла Луиза и ткнула иглой в обрыдшее шитье.

– Графиня Феншо говорит, что Ричард теперь опекун Айри. А они поссорились, – прошептала дочка.

Поссорилась? Если это – ссора, то что тогда называется дракой? Луиза с силой вытащила золотистую нитку и зевнула:

– Молодые люди не любят признаваться, когда их бьют. – Катарина Айрис не выдаст, но не признаваться ж родимой дочери, что ты подслушиваешь. – Воротник Ричарду я зашила, щеки запудрила. Через несколько дней заживет, тогда и посмотрим, что будет.

– Айрис говорит, Ричард – клятвопреступник и негодяй, – вновь зашептала Селина, – а я думаю, он притворяется, чтобы спасти Монсеньора.

Если бы! Луиза видела, с какой рожей юный Окделл разгуливал по приемной в ожидании сначала Катарины, потом сестрицы. Так заговорщики не выглядят, особенно глупые, а вот молодые петухи – запросто. Госпожа Арамона сделала пару стежков и принялась копаться в корзине с шелками, выбирая подходящий цвет.

– Ричард Окделл еще слишком молод, – повторила Луиза слова Катарины Ариго, – и потом, не следует забывать, что он – сын Эгмонта Окделла.

Про то, что от бобра бобренок, от свиньи – поросенок, Луиза благоразумно умолчала. Подопечная герцогиня и так пускала искры, подливать в огонь масла капитанша не собиралась.

– Оруженосец, нарушивший присягу, никогда не станет рыцарем, – сообщила отягощенная дворянскими премудростями дочь.

– Айрис виднее, – согласилась Луиза, – я в этих мужских штуках не сильна. Тебе не кажется, что ты слишком долго ходишь с одной и той же прической?

– Мама, – Селина никогда ни на что не жаловалась, но сейчас в ее глазах был укор, – Монсеньор в тюрьме, а ты...

А она ничего не может сделать. Только прыгать возле Катарины и ждать в поле ветра, который рано или поздно подует.

– Герцогиня Окделл, – толстуха Мэтьюс возникла в дверях, приплясывая от любопытства, – пришел герцог Эпинэ и хочет вас видеть.

Айрис обернулась. Блеск в глазах и раздувающиеся ноздри ничего хорошего не предвещали, и Луиза принялась торопливо запихивать шитье в корзинку.

– Госпожа Арамона. – Одетта неправильно истолковала жест Луизы, ну, на то она и дура. – Герцог Эпинэ настаивает на разговоре наедине.

– Не бойтесь за меня, – выпалила Айрис, – я знаю, что ответить приспешнику узурпатора!

– Айрис, – графиня Феншо растерянно захлопала действительно очень длинными ресницами, – Айрис, что ты...

Утонувшая в своих выдумках дуреха не слышала. Раньше они с Селиной успели нарожать Ворону детей, теперь Айри собиралась то ли на костер, то ли в бой.

– Я была рада вашей дружбе, – на Одетту сестрица Ричарда не смотрела, – но теперь моя жизнь и моя смерть принадлежат моему нареченному. Я разделю его судьбу, какой бы та ни была. Селина, ты стала мне больше чем сестрой, будь счастлива. Госпожа Арамона, вы были ко мне добры. Молитесь за нас. Госпожа Феншо, прощайте. Ведите меня, я готова!

Святая Октавия, она же побывала в Багерлее, могла бы понять, что в тюрьму берут не гонор, а расческу и чулки! И при чем здесь тюрьма? К гадалке не ходи, Эпинэ будет мирить злюку с братцем, недаром он столько у кузины просидел.

– Айрис, – Селина висела на шее у подруги, а на ее щеках висели слезы. – Я тебя никогда не забуду, никогда, ты такая...

– Селина, – Луиза взяла дочь за руку, – герцог Эпинэ – благородный человек, а не тюремщик.

– Благородные люди не служат мерзавцам и не нарушают клятв, – отрезала дочь наплевавшего на все присяги Эгмонта.