Зимний излом. Том 1. Из глубин Камша Вера
– Ничего, – Альдо с удивлением воззрился на Робера, – ничего такого...
– Ничего? – подался вперед Робер. – Ты точно помнишь?!
– Признаться, меня твой Алва вывел из себя, – сюзерен нахмурился. – Поднимать руку на человека без оружия я не обучен, и он этим воспользовался. Это не Ворон, а гадюка какая-то! Да уж, удружил ты мне с ним. Убить – нельзя, терпеть еще больше нельзя. Короче, пришел я в себя только на лошади.
– А Морен?
– Да не знаю я! Может, я что-то в сердцах и брякнул... У меня руки чесались эту гадину ухмыляющуюся на месте прикончить. Я пытался с ним говорить по-хорошему, четыре раза пытался, да легче с аспидом поладить, чем с этим... А что Морен натворил?
– Запер Алву в какой-то жаровне над поварней. Без окон. Я за час там едва не сдох, а он восемь дней просидел. Тьма кромешная, воды – кубок в сутки, зато соленой – пять кувшинов, куда ни глянешь – кувшин. Алатский!
– И что? – сощурился Альдо. – Помогло?
– То есть? – осекся Робер. – Что ты имеешь в виду?
– Твой друг стал повежливей?
– Рокэ Алва мне не друг, – Робер услышал свой голос и понял, что рычит, – и никогда не был, но он – человек. И мы – люди. Или уже нет?
– Да успокойся ты, – посоветовал Альдо, – я ничего этого не знал. Что Морен говорит?
– На тебя ссылается. Дескать, ты ему велел объяснить герцогу Алве, что его время кончилось.
– Дурак, – припечатал сюзерен, – услужливый дурак, хоть и с выдумкой. А если б я велел повесить эту скотину вверх ногами или утопить?! Говорю же, зол был! И ты б на моем месте разозлился. А что соизволил сказать наш герцог кардиналу?
– Он не был расположен к разговорам.
– Вот как? – в голосе Альдо послышалось разочарование. – Выходит, жарка по-мореновски принесла плоды?
– Не думаю. – Перед глазами в который раз встали темные губы, заострившееся лицо, красные пятна на скулах. Издали – молодость, вблизи – ужас. – Просто Левий был с ним вежлив.
– Лучше б он был вежлив со мной, – огрызнулся Альдо. – А я-то радовался, что кардинал из Милосердных...
– Он начинал в ордене Славы, – с нехорошей радостью сообщил Робер, – у Адриана. Расспроси-ка ты про Его Высокопреосвященство Матильду.
– Одно к одному, – сюзерен досадливо сморщился. – Ей все кажется, что я на деревянных лошадках скачу. Закатные твари, Матильда не желает видеть, что я вырос, потому что моя зрелость для нее – старость! Я – король Талигойи, она всего-навсего – алатка, поймавшая Ракана. Робер, она так и осталась алаткой. И останется. В Сакаци Матильда на месте, но там нет места для меня... Для нас с тобой!
А где оно, это место, где Роберу Эпинэ не захочется выть? Разве что в Закате...
– Ты несправедлив к Матильде. – Иноходец старался говорить небрежно и спокойно. – И потом, ты же сам ее позвал.
– Именно что сам, а теперь думаю, не зря ли. Помощи не дождешься, а вот в мои дела она лезть будет. Уже лезет. Я уж не говорю, что моя дражайшая бабушка приволокла с собой любовника.
– Ну, это ее дело.
– Не ее! – Альдо и вправду был зол, пожалуй, злее Робер его еще не видел. – Принцесса из дома Раканов не может путаться с доезжачим!
– Дай ему титул, – пошутил Робер, – и дело с концом.
– Дворянскими титулами не разбрасываются, – лицо сюзерена словно окаменело. – Ординаров я плодить не намерен, а эорием можно только родиться. Не купить, не заслужить, не добыть в чужой постели, а родиться. На этом Раканы держались тысячелетия. Эрнани колченогий, которого ославили святым, дал титул сначала своему мазиле, потом другим плебеям – и все! Не прошло и восьмисот лет, как от империи одни огрызки остались.
– Ты сам сделал Люра Килеаном-ур-Ломбахом, – напомнил Эпинэ, – а Килеаны – эории.
– А вот за Люра, – подмигнул сюзерен, – я готов благодарить твоего дружка. Килеан – моя ошибка во всех отношениях, но такого не повторится.
– Еще немного, – не выдержал Иноходец, – и я поверю, что Алва – мой друг.
– Ладно тебе, – примирительно буркнул Альдо, – кого и куснешь, если не друга? Если б ты не пришел, я б от этой бабьей дури лопнул...
Что же такого сказала Матильда? Назвала их теми, кем они на самом деле и являются? Похоже на то...
– Альдо... – С Матильдой он сам поговорит, а сюзерена нужно побыстрей подсадить на любимого конька. Для успокоения. – А как ты собираешься отличать эориев от неэориев?
– Способы распознать древнюю кровь есть, – проглотил приманку будущий анакс. – В Гальтаре была площадка, куда могли подняться только эории. Закатные твари, иногда мне кажется, что ты оказал мне дурную услугу. Начни мы с Гальтары, все вышло бы проще.
Да не оказывал он никому никаких услуг! Просто свалился в реку, и его поволокло по камням, и сейчас волочет. Алва, тот и в Багерлее умудряется спорить с ветром, а вот Эпинэ... Робер погладил разнывшееся запястье:
– Ваше появление в Эпинэ было полной неожиданностью. Я не собирался штурмовать Олларию.
– Ракану, – поправил Ракан, – не Олларию, а Ракану. Неужели так трудно запомнить? Робер, я знаю, ты действовал так, как считал лучше. Твоя беда, что ты не веришь в победу. Для Повелителя Молний это просто неприлично.
– Мое дело – предвещать победу[39], – верноподданнически скаламбурил Робер, задыхаясь от отвращения к самому себе, – а побеждать придется тебе.
– Договорились. – К Альдо окончательно вернулась его обычная жизнерадостность. – А Морена и в самом деле нужно гнать. Пусть проваливает в Барсину начальником гарнизона. Додумался! На меня ссылаться, да еще при крысе этой агарисской...
Жермон, как и другие северяне, нет-нет да и называл фок Варзов стариком, но в первый раз это слово обрело смысл. Выглядел маршал ужасно, что не помешало ему аккуратно развернуть свою любимую карту и разложить разноцветные грифели.
– Идите, Давенпорт, – Вольфганг называл подчиненных на «вы», а друзей на «ты». Сейчас перед Жермоном был командующий, – и, благословясь, начинайте. Я к вам присоединюсь, как только отдам распоряжения генералу Ариго.
– Будет исполнено, – граф Энтони подхватил видавший виды плащ, верность которому хранил уже лет восемь. – Удачи, Жермон!
– Убирайся к кошкам, – Ариго от души тряханул протянутую руку. Давенпорт до сих пор не знал, что с его сыном, но не подавал виду. Одни делают свое дело с кинжалом в спине, другие падают в обморок, наступив на гвоздь. Такова жизнь.
– Мы будем тебя ждать! – Генерал от инфантерии Энтони Давенпорт набросил на плечи свою реликвию и исчез, стало до отвращения тихо. Маршал Запада любовался на карту, командующий арьергардом делал вид, что его здесь нет.
– Когда? – буркнул маршал, не поднимая головы, но Жермон понял:
– Не раньше, чем послезавтра, не позже, чем через три дня.
– Согласен. – Вольфганг оттолкнул грифель, тот покатился по карте и остановился, наткнувшись на сгиб. – Ваши действия?
– Приму бой, – повторенье – мать ученья и бабушка порядка, – буду держаться, словно я и есть армия.
– Два дня, – буркнул Варзов, – на третью ночь отойдете по всем правилам искусства – мне нужен образцовый арьергард. Сожжете все, что горит, от Бруно оторветесь на один переход – и держитесь этой дистанции. Вы не знаете, что Бруно знает об отступлении и о том, что вы одни.
– Не знаю, – подтвердил Ариго. – Я прикрываю армию и готов лечь костьми, но сохранить ваш уход в секрете.
– Ты мне нужен живым, мерзавец! – неожиданно рявкнул маршал. – Понял?! Живым!
– Слушаюсь, – Жермон вытянулся в струнку как усерднейший из капралов. Вольфганг сказал только то, что сказал, но Ариго знал старика не первый год. Давенпорт рассчитывает на лучшее, фок Варзов ждет худшего и скорей всего дождется.
– Не паясничай, – отечное лицо исказила улыбка, от которой Ариго едва не взвыл, – ты меня знаешь, я знаю тебя. Будем воевать.
– Уже воюем, – если б Вольфганг пил, ему б следовало налить, – и мы, и Хексберг, а может, и Савиньяк.
– Нет, – Вольфганг уже почти походил на себя, и на том спасибо. – Второй раз за осень гаунау не рискнут, даже с Фридрихом, Лионель свободен.
Свободен и может идти на Олларию, только знает ли он об этом? И когда он доберется, даже если выступит? Выступит, победит, свернет голову непонятному Ракану и вполне понятным Рокслеям. Одна беда, повешенные мерзавцы всего лишь повешенные мерзавцы. Пеллота изловили и вздернули, но те, кого он предал, не воскресли...
– В Хексберг перевес на нашей стороне, – брякнул Жермон то, что фок Варзов знал лучше его, – «гуси» приплывут в ловушку.
– Марикьяре сделают все, что возможно, – согласился маршал, утыкаясь в карту. Обычно в таких случаях Жермон незаметно уходил, но на этот раз ноги прилипли к пестренькому коврику.
Фок Варзов поставил пару значков и потер лоб:
– У меня, знаешь ли, был непростой выбор. Рудольф просил взять в оруженосцы Рокэ Алвасете, твой отец – подождать Ги.
– Ги? – Жермон непонимающе уставился на маршала. – Отец за него просил?
– Я получил письмо от Пьера, – фок Варзов тонул в прошлом, как и любой другой, – он просил сделать Ги толковым военным и достойным дворянином. Я согласился, мы все сочувствовали маршалу Ариго.
– Я понимаю, – вот так возьмешь и убедишься, что до конца ничего не заживает, – старший сын оказался мерзавцем, нужно было помочь младшему.
– Я хотел, – Вольфганг фок Варзов на волос передвинул грифель, – но меня вызвали в Олларию к Первому маршалу. Ноймаринен хотел, чтоб я взял маркиза Алвасете. Я сказал про Ги и свое обещание, Рудольф ничего не ответил, но на следующий день привел меня в Лаик. На последние бои. Разумеется, унары о нашем присутствии не знали ничего... Я увидел Рокэ и согласился: парню была нужна узда. Знаешь, что говорят в Бергмарк про звезды?
– Что они загораются сами и падают тоже сами. Если звезда упадет на землю, она ее сожжет, поэтому ангелы прибивают их к небу гвоздями...
– Рудольф решил, что это мне по силам, – маршал Запада вновь усмехнулся, и, право слово, лучше б он этого не делал, – только гвозди не выдержали. Алваро никого не щадил, и меньше всех – своих сыновей, но такого не потребовал бы даже он...
Такое вообще нельзя требовать. Взять и отдать себя в руки хуже чем просто врагов. Кем надо быть, чтоб решиться на такое? Разве что святым, но Первый маршал Талига святостью не страдал.
– Сударь, что вы сказали моему отцу? – О чем угодно, только не об Алве, иначе старик расплачется. Плачущий Вольфганг – это почти конец света. А сдающийся Ворон? – Ведь вы что-то сказали?
– Ему написал Рудольф, – фок Варзов медленно свернул карту. – Объяснил, что не может забрать у Алваро последнего сына. После Карлоса он не сумеет быть строгим, а без этого не обойтись – маркизу Алвасете нужны твердая рука и военный опыт. Ноймаринен обещал взять Ги к себе, но Пьер ответил, что его наследнику место в армии, а не в столице... Граф Энтраг стал оруженосцем Мориса Эпинэ, не сказал бы, что это пошло ему на пользу...
– Ему ничего бы на пользу не пошло. Он предал бы вас точно так же, как предал Эпинэ.
– У него бы такой возможности не было, – фок Варзов с каким-то удивлением оглядел бывшее обиталище Давенпорта. – Ги Ариго в армии было не место, но Эпинэ с Савиньяком думали не о деле, а об умершем друге. Обложили его наследника ватой и вырастили перчаточного маршала. С плюмажем.
Глава 6
Ракана (б. Оллария)
399 года К.С. 11-й день Осенних Молний
В талигойском мундире Лаци был хорош, не хуже, чем в доломане со шнурами. Не то что она в придворных платьях, сожри их моль вместе с париками. Ее Высочество Матильда Ракан подмигнула любовнику и уселась на бархатный пуф, заложив ногу за ногу. Покойный муженек ненавидел, когда она так делала, и тогда еще не вдовствующая принцесса завела манеру ссориться именно в этой позе. Сегодня же она решилась на ссору. То, что Альдо затеял, не было подлостью только потому, что являлось чудовищной глупостью. И пошлостью. Это агаров хлебом не корми, дай кости туда-сюда потаскать, но на то они и агары.
– Гица, – Лаци с нескрываемым интересом смотрел на одетую в охотничье платье принцессу, – что, так и не пойдете?
– Не пойду, – отрезала вдовица, – дурней надо учить, а по-хорошему балбес не понимает, совсем с цепи сорвался. Еще бы, всю жизнь в приживалах ходил, а тут трон, придворные, солдаты – и все твое! До поры до времени.
– Ой, гица, – присвистнул доезжачий, – шуму будет!
– А и будет, – Матильда подмигнула любовнику. – А ну, наливай! Да не патоки этой, а тюрегвизе! Есть же у тебя?
– Как не быть, гица. – Какой же он все-таки красавец, и ведь влюбился по уши в старую подушку. А раз влюбился, значит, подушка еще ничего!
В дверь то ли постучали, то ли заскреблись. Твою кавалерию, начинается.
– Прошу!
Придворная коза в зеленом атласе уставилась на Высочество со стопкой, как на рогатую кобылу.
– Ну, – Матильда опрокинула стопку, – что в лесу сдохло?
– Ваше Высочество, – проблеяла коза. – Его Величество напоминает, что карета будет подана через час.
– Я не еду, – отрезала Матильда. Можно было добавить, что в могилах только ведьмы и ызарги роются, но внук есть внук, а холуи есть холуи. Скажешь «копыто», дворец к вечеру про корову заговорит, а город к утру – про стадо.
– Я... Я должна это доложить? – в гляделках гофмейстерины, или как там ее, трепыхался неподдельный ужас, пупырчатый и зеленый.
– Именно, и немедленно. – Ее Высочество сунула милому пустую стопку. – Еще!
Коза стала похожа на курицу, сейчас яйцо снесет. Матильда тряхнула отросшими волосами, которые неплохо было бы подчернить.
– Идите и доложите!
Гофмейстерина исчезла, вдовствующая принцесса залпом проглотила тюрегвизе и рявкнула:
– А ты чего ждешь?! Твою кавалерию, пей!
Лаци выпил, вытер усы и сказал, как через костер прыгнул:
– Возвращаться нам надо, а здесь уж как Охотнички рассудят.
– Хочешь – проваливай, – вскинулась Матильда, – не держу, сам увязался.
– Без гици не вернусь, – сузил глаза любовничек, – но и голову под крыло прятать не стану, не гусак. Молодой гици только себя слышит. Вот и горланит, что пьяный на перевале. Завалит – сам виноват.
– Сам не сам, а другого внука у меня нет, – твою кавалерию, сама ж растила! – Поцеловал бы, что ли...
Доезжачий повиновался. С удовольствием. Тюрегвизе растопила смерзшуюся в комок душу, а губы Ласло довершили дело. Эх, сейчас бы дверь на ключ, а день – в ночь! Ее Высочество умело вывернулась из крепких объятий:
– Иди, погуляй, Бочку проведай. Мне при тебе ругаться несподручно.
Лаци без лишних слов вышел. Обернулся на пороге, блеснул окаянными глазами и был таков. Нет, гицу свою он не бросит, а гица не бросит Альдо, что бы паршивец ни натворил.
Принцесса налила третью стопку, но пить не стала – хватит. Остальное после драки, благо без нее не обойтись. И хорошо, иначе она или лопнет, или кого-нибудь пристрелит. Хоть бы и того черноусого упыренка, что крутится возле Альдо. И еще косого болтуна, как, бишь, его?
Ее Высочество вытащила заветные, даренные шадом пистолеты и принялась чистить. Просто так, для удовольствия.
Проще всего было послушать Лаци, хлопнуть дверью и убраться в Сакаци к Клементу под хвост. И она б убралась, дури Альдо не на пороховом складе.
Синяки почти сошли, но рука все еще болела. Это было неприятно, но терпимо, и Дикон, вопреки стенаниям теперь уже двух врачей, сел в седло. Пусть видят, что герцог Окделл здоров и готов служить своему сюзерену. Альдо трижды присылал справляться о здоровье Повелителя Скал, а в последней своей записке намекнул, что будет огорчен отсутствием потомка Алана в Старом парке, но Ричард не пропустил бы такое событие и без писем.
Справедливость к живым начинается со справедливости к мертвым. Узурпатору и объявленной святой блуднице не место в храме, построенном на месте древнего святилища. Подлежат забвению и их имена. Олларии нет, есть Ракана, а святая Октавия была и есть лишь одна – легендарная агарская отшельница. Придет время, эсператистских святых забудут так же, как олларианских, и в Кэртиану вернется истинная вера, но сперва нужно выкорчевать память о Франциске. Слишком многие видят в узурпаторе великого короля, спасшего распадающееся государство. Это было бы правдой, захвати Оллар Гайифу или Дриксен, но он поднял руку на потомков богов!
Показалась Фабианова площадь, Ричард придержал линарца, оглядывая заполненное пляшущим мокрым снегом пространство между бывшим особняком Колиньяров и церковью Святого Фабиана. Храм будет перестроен и в третий день Осенних Молний вновь освящен именем святого Алана. Туда из Ренквахи перенесут прах отца, а сам святой Алан вместе с маршалом Эктором обретут последний приют в Старом парке.
Последнее обстоятельство вызывало у Дика целую бурю чувств. Умом юноша понимал, что отдавший жизнь за короля и Талигойю Эктор не виноват в том, что его потомки выродились в трусоватых подлецов, но стоять рядом с Валентином во время церемонии?! Юноша подозревал, что Альдо таким образом пытается примирить Повелителей Скал и Волн, и он, опять же, был прав, но как же это коробило.
Ричард смахнул с плеч и полей шляпы навязчивый снег и свернул с Медвежьей на Октавианскую. Был пусть и хмурый, но день, рядом гарцевал Эндрю Нокс, а на душе лежал даже не камень, а кусок льда. Юноша прекрасно понимал, что всему виной вылившаяся в ночной кошмар лихорадка и расстроенное воображение, но Старый парк по мере приближения казался все неприятней. Молчание сделалось невыносимым, и Дик не выдержал:
– Капитан Нокс!
Капитан Личной охраны Повелителя Скал ловко осадил своего гнедого:
– Монсеньор?
– Будете ждать меня у Родниковых ворот. Можете по очереди отпускать людей греться.
– Благодарю, Монсеньор.
Шнур для звонка просто подгнил, потому что в доме долго не топили. И перила сломались сами, могут же они сломаться, а комната выстыть. Не закрыли трубу, на улице сыро и холодно, вот за ночь и выстыло, а бокал и бутылку он сам разбил и позабыл. Лихорадка плохо действует на память, это всем известно.
– Капитан, что вы думаете о... о моей резиденции?
– Это прекрасный дом, – Нокс казался удивленным, и Дику стало стыдно за свои страхи, – и очень удобно расположенный. Из него можно незаметно уйти, и его удобно защищать.
– Вы говорите так, словно нам предстоит осада, – не стоит пережевывать дурные сны, и тогда они не вернутся.
– Монсеньор, я военный. И я отвечаю за вашу жизнь.
У Нокса не болит голова о всякой ерунде. Капитан видит опасность там, где она есть, и не верит в глупые сказки. Так и надо. Чего бояться в собственном доме под охраной таких молодцов? И уж тем более не стоит бояться заросшего деревьями клочка земли.
– Я в вас не сомневаюсь, капитан, – когда все кончится, он убьет Придда именно в Старом парке назло всем снам, – в вас и в ваших людях.
– Благодарю Монсеньора.
За двухэтажным особнячком показались облепленные омелой и мокрым снегом деревья, святая Октавия отзвонила половину третьего. Как во сне!
– Рысью, – зачем-то велел Ричард, отворачиваясь от серых тополей.
Кавалькада сменила аллюр, сразу стало легче дышать. Где-то взвыла собака, ей ответили еще две или три, снова ударил колокол. Прекрасно, Хозяин Круга появится не раньше и не позже, чем следует, хотя можно было б и подзадержаться. Немного, минут на десять.
На углу с Родниковой замерли в строю конные гимнеты. Огромные неряшливые снежинки таяли на лошадиных крупах, недовольные кони переступали с ноги на ногу и пытались мотать головами.
Повелитель Скал ответил на приветствие теньента и направил Караса вдоль облепленной снегом ограды. Старый парк, как и все вокруг, был мокрым, серым, продрогшим. Ничего загадочного и тем более страшного в облетевших деревьях не было и быть не могло. У Родниковых ворот Дикон догнал Удо, Дугласа и Джеймса. Валентина видно не было. И неудивительно – Спрут слишком любит себя, чтобы раньше времени сесть в седло.
– Добрый день, господа, – Ричард в который раз попытался избавиться от облепившего плащ снега, – кажется, зима все-таки пришла.
– Здравствуй, – откликнулся Удо. – Ты это называешь зимой? Я бы еще понял Робера, но ты же из Надора.
– Да, у нас снег уже лежит, – подтвердил Дикон. – И будет лежать до Весенних Волн.
– Ваша сестра доберется до Надора к Зимнему Излому или встретит Новый год в дороге? – полюбопытствовал подоспевший барон Нарди, которого Дик как раз собирался расспросить о нохском побоище. Что это, вежливость или наоборот?
– Если ничего не случится, – пожал плечами Ричард. – Не люблю мокрый снег, уж лучше дождь.
– Дождь честнее, – кивнул Удо, – но после леса Святой Мартины я предпочитаю солнце.
– А я предпочитаю воевать с живыми, а не с мертвыми, – внезапно бросил Темплтон, – это тоже честнее.
– Тебе жаль узурпатора? – поднял бровь Рокслей.
– Я не одобряю месть тем, кто не может ответить, – буркнул Дуглас. – К тому же в старых могилах может гнездиться зараза.
– Дикон, как твоя рука? – быстро спросил Удо, вклиниваясь между Джеймсом и Темплтоном.
– Почти зажила, – Ричард пошевелил пальцами. – С завтрашнего дня думаю начать тренировки.
– Придд, как мне кажется, тоже здоров, – заметил Рокслей, глядя в глубь аллеи.
Валентин ехал на сером мориске с подрезанным хвостом, сбруя и чепрак тоже были серебристыми. В снежных хлопьях казалось, что конь Повелителя Волн не оседлан. Нарди натянул поводья, вынуждая других последовать его примеру. Спрут пустил серого в легкий галоп, может, рана и давала себя чувствовать, но на посадке Валентина это не отразилось.
– Добрый день, господа, – Придд улыбался одними губами, умело сдерживая пляшущую лошадь, – ужасная погода. Еще немного, и ас заметет.
– Скоро наша прогулка закончится, – обнадежил Рокслей. – Валентин, Его Величество просил напомнить вам и Ричарду, что вы спускаетесь в склеп сразу же за рабочими. Как прямые потомки Алана Окделла и Эктора Придда.
Внук разоделся в белое с золотом. По такой-то погоде! Плащ, перья, цепи, шпоры, только гребешка не хватает, и хоть сейчас на забор – кукарекать.
– Мне сказали, ты отказываешься ехать? – Его Величество сдерживалось, как и положено величеству и внуку, но явно из последних сил.
– Не отказываюсь, – поправила Матильда, – а не еду. И тебе не советую. Отмени эту дурь, пока не поздно.
– Я же просил тебя не пить с утра и держать своего... капитана охраны подальше от спальни.
– А я просила тебя думать собственной башкой, а не мармалючьей задницей, – отпарировала Ее Высочество. – Что ты с Лорио-Строителем[40] учудил?
– Талигойю спасли талигойцы, – огрызнулся внук, – а не Вороны.
Много б они наспасали, не приди на помощь Диего Алва. Соберано вышвырнул агаров за Каделу, чем привел в полное восхищение весь Алат. Про «Черного Дьердя», разрубившего пополам поганого Максимилиана, в Алати до сих пор поют.
– А теперь ее, видимо, спасут Волки? – Матильда нежно улыбнулась.
– Ты о чем? – насторожился внучек. Еще бы, он никогда не увлекался землеописанием. В отличие от Эрнани.
– О том, что теперь по твоей милости Лорио указывает на Ноймаринен. Рудольфу это, без сомнения, польстит.
– Закатные твари! – Альдо плюхнулся в кресло. – Почему ты раньше не сказала?!
– А ты спрашивал? – Матильда скрестила руки на груди. – Зато теперь говорю: оставь покойников в покое, не позорься.
– Все уже решено, – губы Альдо побелели, они всегда белели, когда он злился. – В моей столице олларской дохлятине не место. За зиму вонь выветрится, а на Весенний Излом я перенесу туда Эктора и Алана.
– А им бы понравилось по чужим постелям лазить? – не выдержала вдовица. – Ты еще к ним Алису с Пеллотом притащи. Дурить так дурить.
– Пеллот не эорий, а Алиса думала о себе, а не о Талигойе.
То есть не о том, как выкатить из агарисского погреба бочку с тухлыми Раканами и водрузить на трон. Только Раканы уже давным-давно не Талигойя.
– Альдо, – очень спокойно произнесла Матильда, – ты тоже думаешь только о себе. И отвратительно думаешь, потому что весной от нас останется мокрое место.
– Не бойся, – физиономия внука сделалась лукавой, – ничего не бойся!
– Даже так? – хрюкнула Ее Высочество. – Нет, я понимаю, что дурней кошки берегут...
– Не кошки, а кровь. Я – Ракан, Матильда. Последний Ракан, и я в Зимний Излом надену корону. Ту самую, привезенную из Гальтары. Жезл Раканов тоже здесь. Меч у Фомы, но я его добуду.
Шутит? Твою кавалерию, если бы! Его Величество серьезен, как утопленник.
– Матильда, – внук, как в добрые старые времена, соскользнул с кресла и уселся на полу, глядя на бабку снизу вверх. Как же ее умиляли голубые глазенки и светлые волосики, а деточка выросла...
– Матильда, уверяю тебя, и у меня, и у Робера достаточно доказательств! Сила Раканов – не сказка, она существует. Кэртиана на моей стороне. Олларам был отпущен один круг, они его съели и подавились, пришло мое время, то есть наше... Не бойся, я удержу корону. Конечно, полную силу я обрету только в Гальтаре, но Зверь мне пока и не нужен. Ты думаешь, все случайно вышло? Выехали поохотиться, а оказались на троне?
– Что не случайно, Клементу ясно. – Сила, как же! Хотя гайифское золото тоже сила, и еще какая. – Дивин купил десяток генералов, а тебя, как того курчонка, в чужой суп бросили. Думаешь, Хогберд нечаянно заболел? Как же!
– Да не злись ты, – Альдо сжал ее руки. – Хогберд дальше своего корыта не видит, ну и прекрасно! Не нужен он нам. Погоди, скоро мы всех ызаргов разгоним, а Паоне с Агарисом объясним, что в Золотых землях один хозяин. И это не они, а Талигойя.
– Роскошно, – одобрила Матильда, – только я пока что ни одного чуда не видела.
– Ты не понимаешь, – вскинулся внучек. – Сила вмешивается, только если я не могу справиться сам.
– Вот-вот, – закивала Матильда, – прилетит орел ростом с корову и выдернет тебя из задницы.
Какой дурак, какой потрясающий дурак! Зверь Раканов ему понадобился! Да тебе с ызаргами твоими и то не управиться, проглотят и не поморщатся.
– Ты смеешься, – Альдо поднялся и поправил камзол, он ничего не соображал и не желал соображать, – а мне о моем первородстве сказали те, кто действительно знает. И не что-нибудь, а моя кровь излечила Робера. Моя кровь и тот самый старый гроб, который ты хотела выкинуть и за которым к тебе вор залез. А Роберу помогли Осенние Всадники и привели туда, где начиналось восстание. Этого тебе мало? Что скажешь?
– Только одно, – рявкнула вконец озверевшая Матильда. – Твоего деда нужно было пристрелить до твоего рождения.
Глава 7
Ракана (б. Оллария)
399 года К.С. 11-й день Осенних Молний
Альдо задерживался, Левия тоже не было видно. Его Высокопреосвященство пытается вправить Его Величеству мозги? Хотя с кардинала станется просто не прийти, как не пришел он, когда сносили Фабианову колонну и памятники Франциску и Карлу Второму.
– Монсеньор, – распоряжавшийся церемонией Айнсмеллер был взволнован, – вы не знаете, где Его Величество, Ее Высочество и Его Высокопреосвященство? Все готово, и потом, этот ужасный снег.
Снег и впрямь валил, как из распоротой перины. Крупные рыхлые хлопья были, как и положено, белыми, но грязь под ногами оставалась черной. Прямо не снег, а благие намерения, при соприкосновении с жизнью растекающиеся грязными лужами. Робер глянул на толпящихся у входа в храм пока еще Святой Октавии придворных, то и дело сбивающих с плеч и шляп мокрые, тающие подушки. Зрелище было жалким и нелепым.
– Герцог Окделл здесь?
– Да, он вместе с герцогом Приддом, графом Рокслеем, графом Гонтом и еще некоторыми дворянами.
Вот балбес, ведь врач же сказал, что лихорадка может вернуться. Робер повернулся к Айнсмеллеру.
– Открывайте храм, подождем Его Величество внутри, а то снег нас и вправду в Закат загонит.
Кажется, цивильный комендант первый раз в жизни пришел в восторг от приказа Первого маршала. Во всяком случае, он торопливо поклонился и исчез.
Робер нахлобучил шляпу на самый нос и отправился на поиски Ричарда. Юноша стоически дрожал в обществе Удо и Дугласа, а чуть в стороне Валентин Придд с каменной физиономией слушал молодого Рокслея. Собственно говоря, Джеймсу было под тридцать, но к тому, что он наследовал своему дядюшке, еще не привыкли, вот и называли новоявленного графа молодым.
Иноходец подхватил Ричарда за руку:
– Герцог Окделл, уделите мне пару минут.
– Разумеется, – губы у мальчишки были синими, а нос – красным. Будет чудом, если лихорадка не вернется. – Вы получили известия от вашей невесты?
«Ваша невеста», словно речь не об Айри, а о девице Придд. Ну и норов!
– Нет, из Надора пока писем нет. Дикон, я был в Багерлее вместе с Его Высокопреосвященством и видел Алву. Он просил передать, что считает твое обучение законченным и освобождает тебя от клятвы.
– Меня уже освободил мой сюзерен, – если б не капли на носу и на щеке, ответ прозвучал бы гордо. – Ракан может освободить своего вассала от любой присяги.
– Может, – только не всех подобное освобождение освобождает, – в глазах людей. Но даже Абвении не в силах отменить клятву Древней крови.
– Ты о чем? – юноша зябко передернул плечами.
О чем-то древнем и непонятном, что нельзя объяснить, а можно лишь чувствовать. И еще о том, что другие могут простить. Или забыть. Или не узнать, а то и поздравить с победой, только ты сам себя не простишь, не забудешь и не поздравишь.
– Ни о чем, – неопределенно махнул рукой Робер. – Как бы то ни было, ты теперь свободен, с чем я тебя и поздравляю.
– Робер, – не очень уверенно произнес Ричард, – а как там, в Багерлее?
А как в Закате? Желаешь услышать правду? О гитаре без струн, жаре, от которой мутится в голове, темноте, раскаленных стенах, соленой воде?
– Ничего особенного, – пожал плечами Иноходец, – башни, стены, коридоры. Немного похоже на Лаик. А что ты хочешь узнать?
– Ты видел эра Августа?
Эра Августа! Не эра Рокэ... Но услышишь ты именно о нем!
– Нет, – в висках у Эпинэ уже привычно застучало, – с графом Штанцлером говорил Его Высокопреосвященство, а я в это время был с Алвой. Хочешь знать подробности?
– Зачем? – Ричард поправил перчатку. – Главное ты мне рассказал.
Читать бесплатно другие книги:
