Маруся. Провинциальные игры Гончарова Галина

Да, вот это у меня и раньше было. Мужчины мне никогда не дарили драгоценности, понимая, что счастливого визга не будет. А вот справочники могли его вызвать, равно как и прилив благодарности. И не надо думать про дешевых девушек! Вы знаете, сколько может стоить качественный справочник? Ей-ей, иные золотые побрякушки по весу дешевле выйдут!

Так что я сидела и читала про магию земли. С огромным удовольствием. Разбиралась в основных принципах построения заклинаний. Что самое смешное, больше всего учебник по магии земли был похож на смесь трех наук.

Агрохимия, ботаника и геометрия.

Откуда последняя?

А вот оттуда. Заклинание надо не просто произнести, его надо составить, рассчитать, начертить схему – видимо, это одна из причин, по которой женщин считают неспособными к магии. Кто ж дамам высшую математику преподает?

А для меня, изучавшей в школе и геометрию, и тригонометрию, и даже интегралы поймавшей за хвост, все эти «сложные» формулы были детскими игрушками.

Арина с ужасом смотрела на учебники, но даже прикоснуться лишний раз не решалась.

Я задумалась об изобретении транспортира. А еще логарифмической линейки. Это очень полезное приспособление, кто пользовался, тот помнит. И я решила посоветоваться с Храмовым.

Сергей Никодимович заинтересовался.

Как оказалось, своего Маннгейма здесь не родилось, а если и появлялся кто-то, то быстро сливался. Другой мир, другое мышление. Деламейн и Биссакер были, и даже что-то запатентовали, но широкого распространения их линейки не получили.[6] А моя…

Тот, кто считал с ее помощью логарифмы, никогда не забудет ни вид линейки, ни какие там деления. Это не калькулятор, где ты в кнопочки тыкаешь, и черт его знает, что в электронных мозгах происходит. Мы за подобную «технику» мигом вылетали из класса и получали двойку в журнал. Математичка у нас была… брр!

С другой стороны, сколько лет после школы прошло, а линейку я помню от и до. И основные формулы интегралов напишу, и производные, и логарифмы…

Еще и посчитаю.

Вопрос у меня к Храмову возник уже на второй день, мужчина подумал – и вызвал ко мне сначала ювелира, чтобы тот воплотил мои мечты в реальность, а потом и специалиста из патентного бюро.

Описание, обоснование, несколько примеров…

Остальное?

Остальное сделают деньги. Патент будет оформлен на имя Марии Ивановны Храмовой и будет приносить мне доход. Большой?

Да кто ж его знает!

Сколько у нас тех линеек продавалось до изобретения калькуляторов! А ручка с таблицей умножения? А идея-то примитивная, а как полезно?

А еще штангенциркуль. И обязательно – с нониусом.

На большее я замахиваться не стала, а вот эти три вещи подробно нарисовала ювелиру. Уж не знаю, сколько ему заплатил Храмов, но все было у меня в день бала. Почти такое же, как дома, только сделано из серебра. Ну да ладно, в массовое производство все равно из других материалов пойдет, а мне можно и такие.

Не так уж часто я ими пользоваться буду.

Кстати – кто додумается, неплохо заработает. Можно ведь и элитные штангенциркули делать, с инкрустациями, и логарифмические линейки с брюликами… Все можно.

Это я и изложила Храмову.

Сергей Никодимович пообещал позаботиться о хорошей идее.

– Вы очень выгодная супруга, Машенька.

– Надеюсь. А… пока не забыла! Отец отдал приданое?

– Меньше, чем стоило бы, но отдал, – кивнул Храмов. – Вот, возьмите.

Банковская книжка, номер счета, сумма на счете.

– Что это?

– Я не оформлял вдовью долю юридически, я просто положил ваше приданое в банк, а доступ будет только у вас.

Я кивнула.

В чем-то это и правильно.

Портили жизнь только две вещи. До конца не смывшаяся краска с волос – и постоянные букеты от цесаревича.

Свин коронованный, ты что, на другую бабу запасть не мог? Вот и еще один букет с утра. Роскошные розовые розы, громадная корзина. Ёжь твою рожь!

– Вынеси в гостиную, – попросила я Арину.

– Маша, тут не только букет.

– А что еще?

– Вот, смотри.

Перед моим носом покачнулся бархатный мешочек.

– И что там? Ты посмотрела?

– Ага…

– И?

Особого интереса я не испытывала. Что бы ни было – мне ничего не нужно.

– Вот!

Вот – оказался браслет. Красивый…

Изящные чеканные звенья из золота, тонкая работа, гравировка в виде роз…

– Отдай Сергею Никодимовичу, пусть отправит обратно, – распорядилась я.

– А ты не хочешь его себе оставить?

– Зачем?

– Ну… я бы оставила.

Я посмотрела на сестричку.

– Арина, а ничего, что за него потом благодарность потребуют?

– От бабы не убудет.

У меня слов не нашлось.

– Арина. Отнеси. Это. Сергею Никодимовичу.

– Сама не хочешь, мне оставь. В приданое.

– Приданое я тебе и так дам, не обижу. Ариш, не стоит принимать подарки абы от кого, ты за них потом втрое заплатишь!

– Тебе легко говорить, у тебя и так все есть.

Я демонстративно оглядела себя.

– Что у меня есть? Что есть такого, чего нет у тебя? Реквизит?

– Рек… чего?

– Мне надо одеваться и выглядеть определенным образом. И то я не слишком стараюсь. Сама видишь.

Арина выразительно скривилась.

Все верно. Простое домашнее платье, никаких украшений. Только сережки в ушах и обручальное кольцо на пальце. У Арины тоже серьги в ушах есть, кстати. Простые, золотые, без камней. Но тут закон строг.

Крестьяне, мещане, чины до восьмого класса не имеют права носить никакие камни. Покупать – могут, продавать могут, в конце концов, это всегда выгодное вложение денег. А вот носить – нельзя.

Начиная с восьмого класса можно носить полудрагоценные камни.

Потомственные дворяне имеют право носить драгоценности, на здоровье. Любые, с любыми камнями. Исключение лишь одно – красный алмаз. Вот его можно носить только правителям, но учитывая, как их мало в мире (и королей, и алмазов, последних даже и меньше)…

Браслет был без камней. Но тонкость работы, изящество, аккуратность звеньев и гравировки… нет, это не стандартный ширпотреб.

– А может, оставим?

– Арина, мне долго упрашивать?

Сестра скривилась, но украшение отнесла. Вот и ладно.

Не нужно мне такого счастья, ни от кого. Дорогие подарки я могу принять от мужа, а все остальные идут лесом.

На бал я ехала крайне недовольная.

Да, куафер помог чем мог. И волосы мои уложили так, что цвет особо в глаза не бросался, и украсили богато, и цветами, и лентами, и кожу напудрили – опознать во мне Лейлу было нельзя. Но цесаревич Василий…

Эх, не умею я с такими кадрами работать. Еще в том мире терялась.

Давать каждому – простите, до костей сотрется. Да и просто противно. Обламывать жестко – напакостят в ответ. Не раз случалось. А то как же!

Он же такой, ну просто чумовой, из грязи вылез в князи, корона на голове уже не умещается, аж на задницу съехала, и тут самому Ему отказывает какая-то коза!

Да за такое…

Вот мне и прилетало. И за такое, и за сякое, и за всякое. Везет некоторым женщинам, они как-то умеют отказывать так, чтобы никого не обидеть. А я…

Увы.

И еще раз – увы.

А потому на бал я ехала как на каторгу. Храмов подбадривал меня, но действовало плохо. Ладно, мне просто сыграть поаккуратнее. А там…

Можно залечь дома еще на пару дней, а потом уезжать с чистой совестью.

Пару раз заезжал Романов. Уточнял насчет Милонега, но я мало что могла сказать. Дневник отдала, остальное же…

Дура была. В упор козлиной сущности под мундиром не видела.

Романов понял, покивал и отвязался. В целом, я подтвердила его теорию о бабах-дурах, так что человек не напрягался. Не стоит думать, что он такой уж узколобый. Но вот принято так.

Как во времена плантаторского Юга.

Женщина – нежное и хрупкое существо. Мужчина ее опекает. А мысль о том, что на хрупкой даме можно поля пахать и огороды окучивать… даже если она ему приходит в голову, человек все равно молчит. Ведь не поверит никто. Или того хуже – поверит.

Бледно-голубое платье, в тон сапфирам, изящно ниспадало складками.

– Машенька, соберитесь. Если все пройдет хорошо, уедем уже через три дня.

Лучшего стимула мне и не надо было. Я расправила плечи и принялась подниматься по лестнице, опираясь на руку супруга.

Первый бал, второй бал… я человек не тусовочный. И здесь я поняла это со всей определенностью.

Шумно, в глазах рябит, в носу чешется… Дома с книжкой куда как лучше.

Да простят меня те, для кого тусовка – это профессия. Они идут «торговать мордой», и даже успешно. Для них это работа, для них это образ жизни. А у меня нет такой нужды.

Для меня это адова каторга. Точка.

Но приходится улыбаться и кланяться, а потом кланяться и улыбаться. Получается неплохо.

Кстати, в статусе я не сильно потеряла, став из княжны Горской – госпожой Храмовой. Интересно, почему так?

Разъяснил муж.

Сильная семья, сильный юрт, незапятнанная фамилия, а разница в возрасте… что такого? Наоборот, меня будут рассматривать как умную и предприимчивую особу. Была молодая жена, стала молодая вдова, привилегий больше, ответственности меньше…

Прагматизм!

Понимать надо!

В этот раз цесаревич Василий ждать себя не заставил. Явился с небольшой свитой, раскланялся направо и налево, протанцевал пару танцев с симпатичными девушками и соизволил заметить нас с Храмовым.

– Сергей Никодимович, рад вас видеть.

– Ваше высочество…

Супруг склонился в поклоне. Я сделала то же самое. Улыбнулась.

– Мария Ивановна, вы просто очаровательны сегодня.

– Благодарю вас, ваше высочество…

Улыбки, комплименты…

– …надеюсь, вы останетесь в столице? Сезон только начался…

Ну да.

Сезон начинается два раза в год. Если не ошибаюсь, в том мире это весна и осень. На лето было принято уезжать из столиц…

Здесь примерно так же. Конец лета – и начало весны, с поправкой на местные реалии. На новогодние праздники, на летний выезд на воды…

Как по мне – хуже жизни и не придумаешь. Таскаться с бала на бал, с вечеринки на прием, но кто меня спрашивать будет?

– …танец?

– Да, разумеется, ваше высочество.

Ёжь твою рожь!

Пока я была в задумчивости, меня тут уже ангажировать успели. На танец. И хорошо, если один.

Плохо.

Вальс.

Ладно, хорошо, что не полонез или мазурка, там бы я точно озверела, а вальс танцевать легче всего. Особо сложных фигур тут нет, слушай музыку и старайся не отдавить ноги партнеру. Если б еще этот партнер молчал!

Так нет же!

– Мария, вам нравится в столице?

– Москва всегда великолепна, ваше высочество.

– Так жаль, что вы живете в провинции…

Тебе, может, и жаль. А мне – нет.

– Провинция замечательно подходит, чтобы рожать и воспитывать детей, ваше высочество.

– Вы еще так молоды, Машенька, вам еще рано думать о детях…

– Увы, ваше высочество, женская и мужская молодость суть вещи разные. Если вы можете оставаться молодыми до седых волос, нам, женщинам, намного раньше приходится и устраивать свою судьбу, и заканчивать свой женский век.

Цесаревич хмыкнул.

– Вы не хотели бы остаться в столице на этот сезон?

– Я сделаю так, как повелит мой супруг, – похлопала я ресницами.

– Сергей Никодимович просто не понимает, что вы молоды, вам хочется развлекаться, веселиться…

Хочется.

В Березовский. К своему огороду, на свободу, и вообще…

Я же понимаю, что мы разговариваем об одном, а подтекст совсем другой.

Хотите остаться в столице?

Со мной?

Так вот, ваше высочество, – не хочу. О чем и намекаю в ответ. Я замужем, я себя прекрасно чувствую, собираюсь родить мужу наследника и изменять ему не стану. Неинтересно мне ваше предложение. Никак. Цесаревич это понимает, но кому ж понравится, когда рыбка с крючка срывается? Вот и кружат меня по залу.

Не просто так, нет…

А с умыслом. Когда заканчивается музыка, мы оказываемся рядом с небольшим альковом. Туда меня и впихивают, кстати с большой ловкостью, свидетельствующей о немалом жизненном опыте подобного рода.

– Мария…

Интересно, зачем оборудуют подобного рода комнатки? В которых из мебели только кровать размером три на три и зеркало напротив? Чулки поправить?

М-да. Здесь в обморок падать не стоит, а то на кровати и разложат. Так что…

– Ваше высочество, подобное поведение недопустимо.

Не знаю, на что рассчитывал цесаревич, но только не на подобное заявление, высказанное тоном семидесятилетней училки в хроническом климаксе.

– А…

– Чего вы добиваетесь, ваше высочество?

Да понятно чего, но прямо-то не скажешь? Поэтому цесаревич (хорошо ж его дрессировали) мигом нашел дипломатический ответ:

– Мария, я всего лишь мечтаю о минуте вашего внимания.

– Вы ее получили, ваше высочество. Что дальше?

– Если бы вы знали, насколько вы очаровательны сейчас, Машенька…

Мне осталось только закатить глаза. И тем же занудным тоном начать разъяснять:

– Ваше высочество, вот представьте. Сделали вы мне определенного рода предложение, чтобы не терять время. Взяла я и согласилась. Что дальше?

Взгляд был ошарашенным, но ненадолго. Что делать дальше, парень хорошо представлял. А вот последствия – не очень.

– Дальше – получаем мы несколько минут удовольствия на двоих. И быстро расходимся. Только вот вы – с ощущением одержанной победы, а я – чувствуя себя дешевкой и продажной девкой. Вы считаете, что это равноценный обмен?

Округлившиеся глаза цесаревича явно говорили, что он вообще о чем-то таком не думал. Оно и понятно, откуда ж такие мысли возьмутся? Он не дурак, нет. Просто дамы, которые его окружают, готовы на все. В том числе и сами о последствиях позаботятся.

– Машенька, не надо так говорить…

– Есть, ваше высочество, второй вариант. Наша интрижка затягивается, вы оставляете моего супруга в Москве, ну и меня при нем – для своего удовольствия. В этом случае я опять становлюсь продажной девкой, мой муж посмешищем, а для вас опять же никаких последствий. Хотя… вряд ли ваш отец одобрит нечто подобное в преддверии вашей свадьбы.

– Никакой свадьбы не будет, Машенька.

– Почему? – искренне удивилась я. – Не с ее высочеством Александрой, так с другой, найдут кого-нибудь, род продолжать нужно. Ах да, забыла. Вы же мне еще бастарда сделать можете, чем опозорите окончательно. Это в Европе подобное допустимо, а у нас-то не принято гнилую капусту за розы выдавать.