Carpe Jugulum. Хватай за горло! Пратчетт Терри

– Каким образом? При помощи ведьмовства?

– У меня имеются помощники и получше. А теперь ступай за мной и веди себя высокомерно. У тебя должно получиться, ты ведь королева. Пусть у них не возникнет ни малейших сомнений в том, что ты имеешь право находиться там, где находишься.

Она вошла в кухню. Убого одетые люди тупо воззрились на нее, словно псы, пытающиеся понять, не ждет ли их в ближайшем будущем какая-нибудь выволочка. На огромной плите вместо начищенных кастрюль госпожи Пышки стоял большой закопченный котел. В нем булькало что-то серое. Нянюшка даже за тысячу долларов не полезла бы туда ложкой.

– Мы просто идем мимо, – резко бросила она. – Занимайтесь тем, чем занимались.

Все молча провожали их взглядами. Но когда нянюшка и Маграт прошли почти всю кухню, из старого кресла, в котором часто восседала госпожа Пышка, навстречу им поднялась худая фигура.

– Вот проклятье, – выругалась нянюшка. – Один из ихних прихлебателей. Он между нами и дверью…

– Дамы! – произнес вампир с поклоном. – Чем могу помочь?

– Мы уже уходим, – высокомерным тоном промолвила Маграт.

– Или не уходите. Одно из двух, – сказал вампир.

– Прошу прощения, юноша, – проворковала нянюшка мягким голоском старой сплетницы. – Откуда ты родом?

– Из Убервальда, мадам.

Нянюшка кивнула и посмотрела на клочок бумаги, который достала из кармана.

– Так, чудесно, чудесно. А из какой конкретно части?

– Из Клаца.

– Правда? Как приятно. Прошу прощения.

Она повернулась к нему спиной, послышался громкий шлепок резинки, и она повернулась обратно с расплывшимся в улыбке лицом.

– Я всегда интересуюсь, откуда приехали люди, – сказала она. – Из Клаца, говоришь? А как называется река в тех краях? Ум? Эх?

– Ах, – поправил вампир.

Нянюшка резко выпрямила руку и воткнула что-то желтое между зубов вампира. Он успел схватить ее и потащил к себе, но нянюшка тут же что было сил огрела его по голове.

Вампир упал на колени, схватившись за горло, и попытался что-то прокричать сквозь зажатый в зубах лимон.

– Предрассудки, суеверия… А ты глянь, как ладно все получилось, – произнесла нянюшка.

Изо рта вампира хлынула пена.

– Нужно еще отрубить голову, – подсказала Маграт.

– Правда? Где-то я видела тесак…

– Может, пойдем, а? – предложила Маграт. – Пока кто-нибудь еще не появился.

– Хорошо. Все равно это был какой-то мелкий вампиришка, – презрительно фыркнула нянюшка. – У него даже интересной жилетки нет.

Ночь была вся в серебре от дождя. Опустив головы, ведьмы побежали сквозь мглу.

– Мне нужно переодеть девочку!

– И лучше всего в дождевик, – пробормотала нянюшка. – Что, прямо сейчас?

– Как можно скорее…

– Тогда нам сюда…

Они нырнули в конюшню. Нянюшка, обернувшись, убедилась в том, что за ними никто не гонится, потом тихо закрыла дверь.

– Но здесь очень темно, – прошептала Маграт.

– А вот когда я была молодой, я всегда детей перепеленывала наощупь.

– А я предпочитаю видеть, что делаю. Эй… Смотри, свет…

За денниками виднелся тусклый огонек свечи.

Игорь начищал лошадей, которые и так уже блестели, и что-то бормотал в такт каждому движению щетки. Он был явно чем-то обеспокоен.

– Нелепый голоф, йа? Фмешная походка? Да что ефть он понимайт? Выфкочка, нуль без палка! Игорь, прекращайт это, Игорь перефтавайт то… Дети эти шлятьфя везде, шпыняйт-понукайт… Вфему ефть завет. Вот фтарый хозяин это был понимайт! Флуга не ефть раб…

Он обернулся. Клочок соломы медленно падал на землю.

Он снова занялся лошадью.

– Ха! Принофийт это, принофийт то… Никогда ни одна капля уважения, о найн…

Игорь прервался и снял с рукава соломинку.

– …Этот мафтер…

Что-то скрипнуло, свистнул воздух, лошадь встала на дыбы в стойле, и Игорь рухнул на землю. Его голова словно бы очутилась в больших тисках.

– Если я сожму колени, – донесся до него бодрый женский голос, – вполне вероятно, твои мозги брызнут из носа. Но я уверена, что так не произойдет, потому что мы – друзья. Скажи «да».

– …а.

– Думаю, это сойдет за утвердительный ответ.

Нянюшка Ягг поднялась на ноги и стряхнула с платья солому.

– Мне приходилось бывать и на более чистых сеновалах, – заметила она. – Вставай, герр Игорь. Но если ты вдруг надумаешь выкинуть что-нибудь слишком умное, сообщаю: у моей подруги в руках вилы, но она косая, как заяц, так что кто знает, в какую часть тела эти вилы угодят.

– У нее на руках ефть ребенок?

– Мы очень продвинутые женщины, – пояснила нянюшка. – Ориентируемся в современной политике, открыты всем переменам. И одна такая перемена сейчас наступит в этой конюшне. Твоя карета, Игорь, теперь принадлежит нам.

– Карета? – переспросила Маграт. – Мы куда-нибудь собираемся ехать?

– Ночь коварна. Мне не хочется держать девочку на улице, и я не знаю, где мы будем в безопасности. Быть может, к утру сможем добраться до равнин.

– Я никуда не уеду из Ланкра!

– Спасай дочку, – сказала нянюшка. – Спасай наше будущее. Кроме того…

Она склонилась к Маграт и что-то прошептала ей на ушко.

– Но мы ведь не можем быть уверены в этом, – возразила Маграт.

– Ты знаешь, как мыслит матушка, – пожала плечами нянюшка. – Первым делом она позаботилась бы о ребенке, – громко добавила она. – Герр Игорь, запрягай!

– Йа, фрау мафтер, – смиренно ответил Игорь.

– Мне показалось или ты только что пнул мое ведро?

– Найн, фрау мафтер, профто я чувфтвовайт фебя гут, когда приказывайт четливый, твердый, приказной голоф, – откликнулся Игорь, ковыляя за упряжью. – Никакой «пожалуйфта», никакой «бывайт любезным»! Игорь должен знайт, как фтояйт.

– Немного кривобоко? – уточнила Маграт.

– Фтарый хозяин драит меня каждый день![12] – с гордостью заявил Игорь.

– И тебе это нравилось?

– Конечно найн! Но так положеновайт. Он бывайт нафтоящий арифтократ. Я не дофтоин даже лизайт его фапоги…

– Но все равно лизал? – спросила нянюшка.

Игорь кивнул.

– Каждый морген. Придавайт приятный блефк.

– Хорошо, тогда помоги нам выбраться отсюда, и я позабочусь о том, чтобы всю оставшуюся жизнь тебя пороли надушенными шнурками, – посулила нянюшка.

– Большой данке, но я вфе равно хотейт уезжать отфюда, – сказал Игорь, затягивая сбрую на лошади. – Они мне вфе надоедайт! Они нехорошо пофтупайт! Позоряйт вефь наш вид!

Нянюшка вытерла лицо.

– Мне всегда нравились люди, которые высказывают свое мнение честно и напрямоту, – кивнула она. – И я всегда готова протянуть им полотенце помощи… Я сказала, полотенце? Руку, конечно руку.

– Неужели ты ему доверяешь? – спросила Маграт.

– Уж я-то в людях разбираюсь, – прошептала нянюшка. – Кроме того, на человека, у которого вся голова шита-перешита, всегда можно положиться.

– Валляй, валляй, валляй!

– Всех порвать!

– Верзуны!

Из-за дерева осторожно выглянула лисица.

По лесу, под проливным дождем, с безумной скоростью двигался человек, причем в лежачем положении. На нем был ночной колпак, кисточка которого волочилась по земле.

Когда лисица поняла, что происходит, было уже слишком поздно. Из-под мужчины выскочила крошечная синяя фигурка и приземлилась лисице прямо на нос, нанеся меткий удар между глаз.

– Видакс-фигакс? Рыло бац, лапыс дрыгс!

Нак-мак-Фигль спрыгнул на землю с лишившейся чувств лисицы, схватил ее за хвост и, победоносно размахивая другой рукой, помчался догонять остальных.

– Обхой! Обхой! Жракс-обожракс круглу нахт!

Они выдвинули кровать на середину комнаты. Агнесса и Овес сидели по обе стороны и слушали, как Ходжесааргх кормит своих птиц. Иногда раздавался звон кормушки, а иногда – приглушенный вопль, после чего сокольничий некоторое время извлекал из собственного носа клюв очередного питомца.

– Что-что? – переспросила Агнесса.

– Прошу прощения?

– Мне показалось, ты что-то шептал.

– Я читал… э-э… короткую молитву, – откликнулся Овес.

– А это поможет?

– Э… Мне помогает. Пророк Брута говорил, что Ом помогает тем, кто помогает друг другу.

– А он помогает?

– Честно говоря, на сей счет существует несколько мнений.

– И сколько именно?

– Около ста шестидесяти – со времен Раскола Двадцать Третьего Февраля, 10.30 Утра. Тогда воссоединенные свободные хелониане (пупсторонний синод) откололись от воссоединенных свободных хелониан (краесторонний синод). Раскол был довольно серьезным.

– Что, даже кровь пролилась? – спросила Агнесса.

На самом деле это ее мало интересовало, зато отвлекало от мыслей о том, что за существо вот-вот очнется на этой кровати.

– Да нет, завязался кулачный бой, и на одного из дьяконов пролили чернила.

– Довольно серьезно, насколько я могу судить.

– Кое-кому выдрали бороды.

– Ничего себе. «Сект-маньяки», – сказала Пердита.

– Ты надо мной смеешься, – с серьезным видом промолвил Овес.

– Ну, это звучит несколько… тривиально. Вы всегда спорите?

– Пророк Брута завещал: «Да будет десять тысяч голосов», – пояснил священнослужитель. – Иногда мне кажется, что он имел в виду, мол, лучше спорить между собой, чем казнить неверующих огнем и мечом. Все так сложно. – Он вздохнул. – К Ому ведут сотни путей. К сожалению, мне иногда кажется, что на большинстве из них кто-то разложил грабли. Вампир был прав. Мы утратили свой огонь…

– Но вы жгли на нем людей!

– Знаю… знаю…

Краем глаза Агнесса заметила движение. Пар поднимался от одеяла, которым они укрыли матушку Ветровоск. Глаза матушки вдруг открылись и стали бешено вращаться. Ее губы зашевелились.

– Ну, матушка, как ты себя чувствуешь? – бодро осведомился всемогучий Овес.

– Ее укусил вампир! Что за дурацкие вопросы ты задаешь? – прошипела Агнесса.

У матушки задергалась рука. Она открыла рот, ее связанное тело выгнулось дугой, потом снова обмякло.

Агнесса прикоснулась ко лбу матушки и резко отдернула руку.

– Она вся горит! Ходжесааргх! Принеси воды.

– Уже иду, госпожа!

– О нет… – прошептал Овес и показал на веревки.

Они развязывались сами, крадучись скользили друг по другу, будто змеи. Матушка то ли свалилась, то ли скатилась с кровати и упала на четвереньки. Агнесса бросилась, чтобы поднять ее, но заработала удар локтем, от которого отлетела к стене.

Старая ведьма открыла дверь и выползла под дождь. Когда первые капли упали на нее, она остановилась, тяжело дыша. Агнесса готова была поклясться, что некоторые из дождевых капелек зашипели.

У матушки расползлись в стороны руки, она рухнула в лужу, но тут же попыталась встать.

Сине-зеленый свет струился в открытую дверь конюшни. Агнесса заглянула туда и увидела Ходжесааргха. Он смотрел на банку из-под варенья, где горел белый свет, окруженный бледно-голубым ореолом, который пульсировал, распространяясь далеко за пределы банки.

– Что это?

– Это мое перо феникса, госпожа! Оно выжигает воздух!

На улице Овсу удалось поднять матушку на ноги и даже заставить опереться на его плечо.

– Она что-то произнесла, – сообщил он. – Я не разобрал, что именно.

– Она могла стать вампиром!

– Вот, снова, снова! Ты слышала?

Агнесса подошла ближе, и вдруг безвольная рука матушки схватила ее за плечо. Даже сквозь промокшее платье она ощутила жар, а сквозь шум дождя до нее донеслось некое слово.

– Железо? – переспросил Овес. – Она сказала «железо»?

– Замковая кузница совсем рядом, – вспомнила Агнесса. – Давай отведем ее туда.

В кузнице было темно и холодно, огонь в ней разводили только тогда, когда нужно было выполнить какую-нибудь работу. Они буквально внесли матушку в кузницу, но там матушка выскользнула из их объятий и на четвереньки опустилась на каменные плиты.

– Кажется, железом не борются с вампирами? – спросила Агнесса. – Никогда не слышала, чтобы люди использовали железо…

Матушка издала какой-то звук, нечто среднее между фырканьем и рычанием. Оставляя за собой грязный след, она поползла к наковальне.

Наковальня представляла собой длинный кусок железа, вполне подходящий для неумелого избиения металла, которое иногда требовалось для того, чтобы жизнь в замке продолжалась. Стоя на коленях, матушка обняла наковальню обеими руками и прислонилась к ней лбом.

– Матушка, что мы можем… – начала было Агнесса.

– Возвращайся к остальным, – прохрипела матушка Ветровоск. – Нужны три ведьмы… И если у вас ничего не получится… вам придется встретиться лицом к лицу с величайшим ужасом вашей жизни…

– С каким ужасом, матушка?

– Со мной. Уходи. Немедленно.

Агнесса попятилась. На черном железе рядом с пальцами матушки возникли рыжие частички ржавчины.

– Я пошла! А ты присматривай за ней!

– Но что, если…

Матушка откинула голову назад и зажмурилась.

– Убирайся! – заорала она.

Агнесса побелела.

– Ты слышал, что она сказала! – бросила Агнесса и выбежала под дождь.

Голова матушки снова опустилась на железо. На металле рядом с ее пальцами заплясали рыжие искорки.

– Господин священнослужитель, – произнесла она хриплым шепотом, – где-то здесь есть топор. Принеси его!

Овес в отчаянии окинул взглядом кузницу. Здесь действительно был топор, небольшой с двойным лезвием. Он лежал рядом с точилом.

– Э… Я нашел его, – неуверенно произнес он.

Голова матушки дернулась назад. Она заскрипела зубами, но все-таки сумела выдавить:

– Наточи его!

Овес бросил взгляд на точило и взволнованно облизнул губы.

– Я сказала, наточи его. Немедленно!

Он закатал рукава, взял в руки топор и поставил ногу на педаль точила.

Колесо закрутилось, из-под лезвия посыпались искры.

– Потом найди палку и… заостри ее, а еще найди… молоток.

Найти молоток было совсем просто. Рядом с точилом стояла полка с инструментами. Покопавшись в горе мусора у стены, Овес извлек оттуда обломок жерди.

– Мадам, что я могу сделать?…

– Скоро… здесь появится… нечто, – задыхаясь, произнесла матушка. – Сделай так… чтобы… Ты сам все понимаешь…

– Но… ты хочешь сказать, я должен тебя обезглавить?…

– Я не говорю, а приказываю тебе, святоша! Во что ты на самом деле… веришь? Что есть вера? На самом деле? Распевание всяких песенок? Рано или поздно… все заканчивается… кровью…

Голова матушки упала на наковальню.

Овес снова посмотрел на ее руки. Метал вокруг них был черным, но рядом с пальцами уже начинал светиться, и на нем по-прежнему шипела ржавчина. Он осторожно коснулся наковальни, отдернул руку и сунул палец в рот.

– Госпожа Ветровоск неважно себя чувствует? – спросил вошедший в кузницу Ходжесааргх.

– Думаю, я вынужден с тобой согласиться, – сказал Овес.

– Надо же. Хочешь чая?

– Что?

– Ночь скверная. Коли нам предстоит провести ее на ногах, я поставлю чайник.

– Неужели ты не понимаешь? Она может выйти отсюда кровожадным вампиром!

– О. – Сокольничий опустил взгляд на неподвижную фигуру и дымящуюся наковальню. – Что ж, в таком случае… Лучше встретить ее с чашкой доброго чайку в животе, чем на голодный желудок.

– Ты вообще понимаешь, что здесь происходит?

Ходжесааргх медленно обвел взглядом кузницу.

– Нет, – сказал он.

– Тогда…

– В мои обязанности не входит понимание подобных ситуаций, – пояснил сокольничий. – Я этому не обучен. Вероятно, нужно очень много знать, чтобы понять такое. Это твоя работа. И ее работа. А вот тебе, к примеру, известно, что происходит, когда обученная птица убивает добычу и возвращается на запястье?

– Нет…

– Вот именно. Значит, все в порядке. Так как насчет чашки чая?

Овес сдался.

– Да, пожалуйста. Буду признателен.

Ходжесааргх поспешно удалился. Священнослужитель сел. Он не был уверен в том, что понял бы происходящее, даже если бы ему была известна истина. Старая женщина испытывала страшные муки от боли и жара, а теперь… нагревалось железо, словно жар и боль уходили туда. Кто способен на такое? Ну, прежде всего пророки, это наверняка. А все потому, что Ом наделил их силой. Однако эта женщина, судя по всему, никогда ни во что не верила.

Она совсем не шевелилась.

О ней отзывались как о великой волшебнице, но сегодня в зале он видел обычную, усталую, измученную старую женщину. Он встречал таких людей в приюте для бедняков в Аби-Дьяле, неподвижных и ушедших в себя, потому что боль была настолько сильной, что им оставалось только молиться, а потом… не оставалось даже этого. Сейчас матушка была похожа на тех людей.

Она была абсолютно неподвижной. Такую неподвижность Овес наблюдал лишь в тех случаях, когда движение переставало быть насущным.

Вверх по склону доступной всем ветрам горы и вниз по узкой лесистой долине неслись Нак-мак-Фигли, которые отрицали скрытность и осторожность вообще и в принципе. Впрочем, вскоре скорость несколько упала, потому что некоторые откололись от отряда, чтобы подраться между собой или поохотиться экспромтом. Кроме того, рядом с ланкрским королем теперь летели, подпрыгивая над вереском, лисица, оглушенный олень, дикий кабан и ласка, которую заподозрили в том, что она как-то странно посмотрела на одного из Нак-мак-Фиглей.

Сквозь пелену, еще застилающую разум, Веренс разглядел, что они направляются к насыпи, возвышающейся на краю давно заброшенного и заросшего поля, на гребне которой росли древние колючие деревья.

Когда голова короля чуть ли не воткнулась в большую кроличью нору, пикси резко затормозили.

– Херавлеззет!

– Т'сувай, сувай!

Веренса пару раз стукнули головой о мокрую землю. Бесполезно.

– Ушарежь, норасуй!

– Верзуны!

Один из человечков покачал головой.

– Низзя, дакс? Та каргакс на кишки таскакс, на подвязакс пуск-пуск!

Почти все Нак-мак-Фигли на мгновение замолчали, что было весьма странно и необычно. А потом один из них сказал:

– Не-е… Стока кишокс мы не мае.

– А щё она давай нама укипала-бурлила. Мы поклякс. Ведьма обман низзя.

– Агга, тады навали, навали!…

Веренса бросили на землю. Он услышал, как пикси принялись рыть землю, на него посыпалась земля. Потом Веренса снова подняли и внесли в расширенную нору, задевая его носом о корни деревьев. За спиной кто-то торопливо зарывал туннель.

И снова остался лишь холм, в котором, скорее всего, жили кролики и на котором росли колючие деревья. Между стволами деревьев, невидимый в бурной ночи, струился дымок.

Агнесса прислонилась к залитой дождем стене замка и попыталась перевести дух. Матушка не просто приказала ей убираться. Приказ ударил прямо в голову, будто ведро со льдом. Его прочувствовала даже Пердита. О сопротивлении не могло быть и речи.

Но куда могла подеваться нянюшка? Агнесса вдруг почувствовала непреодолимое желание оказаться рядом с ней. Нянюшка Ягг излучала некое постоянное поле, которое убеждало, что все будет хорошо. Но если им удалось выбраться из замка, они могли быть где угодно…

Она услышала, как из арки, которая вела к конюшне, выехал какой-то экипаж. Из-за поднятой дождем водяной пыли грохочущая по булыжникам двора карета выглядела туманным силуэтом. Фигура, сидевшая рядом с кучером и закрывавшая мешком голову от дождя и ветра, вполне могла принадлежать нянюшке. Впрочем, это не имело значения. Чтобы Агнесса гналась за каретой, шлепая по лужам и размахивая руками? Такого никогда не было и не будет!

Очень быстро карета спустилась с холма и исчезла из вида. Агнесса побрела обратно к арке. Они ведь хотели сбежать? Что ж, им это удалось. Украсть у вампиров карету – это было вполне в духе нянюшки Ягг…

Кто-то сзади схватил ее за руки. Инстинктивно она попыталась нанести удар локтями, но с таким же успехом можно было пытаться пробить скалу.