Carpe Jugulum. Хватай за горло! Пратчетт Терри
– Она просила передать, что ты можешь брать это во всякие темные места.
Овес рассмеялся.
– Э… да. Э… я могу прийти утром и проводить тебя… – неуверенно произнесла Агнесса.
– Будет очень мило с твоей стороны.
– Ну, тогда… до… ну, ты понимаешь…
– Да.
Агнесса, казалось, боролась с каким-то внутренним сопротивлением.
– А еще я принесла… хотела передать тебе… ну, может…
– Да?
Правая рука Агнессы быстро нырнула в карман и достала небольшой пакетик из промасленной бумаги.
– Это припарка, – выпалила она. – Очень хороший рецепт, в книге говорится, что она всегда помогает. Если ее нагреть и приложить к больному месту, с прыщами она творит просто чудеса.
Овес бережно взял в руки пакетик.
– Возможно, это самый приятный подарок в моей жизни, – сказал он.
– Э… я рада. Это… э… от нас обеих… До свидания.
И Агнесса удалилась в сумерки. Овес смотрел ей вслед, а потом что-то на небе привлекло его взгляд.
Парящий орел поднялся над тенью гор и вылетел в освещенную заходящим солнцем часть неба. А потом, сверкнув золотом, он снова скрылся в темноте.
С такой высоты орел мог видеть на много миль вокруг.
Над Убервальдом разразилась обещанная буря. Небо было испещрено росчерками молний.
Некоторые молнии били совсем рядом с самой высокой башней замка Тольконеприближайтеськнему. Игорь стоял на резиновом коврике и раздвигал телескопическую мачту с шариками, которые уже начали светиться. На голову Игорь надел резиновую шапочку, чтобы пластина случайно не заржавела.
Нижней частью гудевшая от напряжения мачта упиралась в какой-то завернутый в одеяло сверток.
Наконец мачта была установлена. Игорь вздохнул. Теперь оставалось только ждать.
– ЛЕЖАТЬ, МАЛЫШ! ПЕРЕСТАНЬ, Я СКАЗАЛ… ОТПУСТИ! ОТПУСТИ СИЮ МИНУТУ! ХОРОШО, СЛУШАЙ… ПРИНЕСИ? ПРИНЕСИ? ВОТ МОЛОДЕЦ…
Смерть проводил взглядом упрыгавшего прочь Охвостка.
Он несколько не привык к такому. Дело было даже не в том, что люди редко когда испытывают радость при виде него, хотя последние мгновения жизни частенько бывают сложными и весьма мучительными, поэтому многие с облегчением встречают невозмутимую фигуру в черном. Но с подобным энтузиазмом он ни разу не сталкивался – и с таким количеством разлетавшихся во все стороны слюней тоже. Это несколько смущало. Возникало ощущение, что он что-то делает не так.
– А НУ, ИДИ СЮДА, УДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНЫЙ ПЕСИК. БРОСЬ… ПОЖАЛУЙСТА, ОТПУСТИ. ТЫ НЕ СЛЫШИШЬ, Я ВЕЛЕЛ ОТПУСТИТЬ? ОТПУСТИ СИЮ МИНУТУ!
Охвосток опять умчался. Ему было весело, и он не собирался заканчивать игру.
Из-под балахона донесся легкий звон. Смерть вытер руки о мягкую ткань, избавляясь от собачьих слюней, и достал из-под плаща жизнеизмеритель, в котором весь песок перетек в нижнюю колбу. Но само стекло было бесформенным, скрученным, покрытым рубцами, и прямо у Смерти на глазах оно вдруг начало наполняться синим светом.
Смерть щелкнул пальцами. Как правило, он никогда не шел на уступки, но похоже, сейчас это был единственный способ вернуть косу.
Молния ударила в мачту.
В воздухе завоняло паленой шерстью.
Игорь немного подождал, после чего обошел сверток, оставляя за собой след расплавленной резины. Опустившись на колени, он аккуратно развернул одеяло.
Охвосток зевнул. Огромный язык облизал руку Игоря.
Игорь облегченно улыбнулся, и тут же из недр замка донеслись звуки могучего органа, исполнявшего «Токкату Для Девушек В Ночных Рубашках, Подпоясанных Терниями».
Орел наконец опустился в горную чашу, в которой раскинулся Ланкр.
Косые лучи солнца освещали озеро и огромную треугольную волну, состоящую из треугольных волн поменьше и направляющуюся от берега к ничего не подозревающему островку.
По горам эхом разносились крики:
– Ну чо, выдракс!
– Тащи, тащи, тудым-сюдым!
– Воля-халява!
– Нак-мак-Фигли!
Орел пролетел над озером совсем низко, потом бесшумно взмыл над тенистыми лесами, обогнул деревья и вдруг сел на ветку дерева рядом со стоящим на поляне домиком.
Матушка Ветровоск проснулась.
Ее тело не шевелилась, но взгляд прыгал с одного предмета на другой, а нос в полумраке выглядел более крючковатым, чем был на самом деле. Потом матушка немного успокоилась, ее плечи расслабились, и она перестала напоминать нахохлившуюся на ветке птицу.
Прошло еще некоторое время, она встала, потянулась и подошла к двери.
Вроде бы ночи потеплели. Она чувствовала, как в земле начинает расправляться трава. Год миновал грань, начал свой путь от тьмы к свету… Конечно, тьма придет снова, но так устроен мир, так положено. Однако сейчас все только начиналось.
Закрыв наконец дверь, матушка развела огонь, достала коробку свечей из комода, зажгла все до единой и расставила в блюдцах по комнате.
На столе скопившаяся за два дня лужица вдруг покрылась рябью и как-то странно вздыбилась в центре. Оторвавшаяся от нее капля устремилась вверх и попала точно в мокрое пятно на потолке.
Матушка завела часы и качнула маятник. Выйдя из комнаты, она быстро вернулась с куском картонки и привязанной к нему потрепанной веревочкой. Устроившись в кресле-качалке, она достала из очага головешку.
Матушка выводила буквы, часы тикали. Еще одна капля, покинув стол, устремилась к потолку.
Потом матушка Ветровоск повесила картонку на грудь и с улыбкой откинулась на спинку кресла. Кресло еще некоторое время раскачивалось – совсем не в такт падавшим вверх со стола каплям и тиканью часов, – а потом остановилось.
На картонке было написано:
ВСЕ ИСЧО
?
Я НИ УМИРАЛА
Свет потускнел. Время «могу» закончилось, и наступило раннее «не могу».
Буквально через несколько минут на соседнем дереве проснулась сова. Взмахнув крыльями и сорвавшись с ветки, она полетела над лесом.