Ты (не) для меня Николаева Ольга
Нужно Борюсику выписать премию за такие увлекательные приключения. Перед тем, как с треском выгнать. Мужик совсем края потерял: почему-то решил, что походом в стрип-клуб он разом перечеркнул все свои грехи и косяки. Идиот.
– Я вернусь в офис. Там есть запасные колготки. А вы можете и без меня перекусить…
Девчонка продолжает трястись, как осиновый лист, от моих прикосновений к коленкам. Так, словно по ней пускают короткие разряды тока.
И прячет глаза. И щеки трет, покрытые алой краской. Еще чуть-чуть – и в обморок брякнется.
– Зачем тебе колготки? На улице жара.
Все. Кажется, уже падает.
Встаю, придерживаю за талию. Тонкую. Намного тоньше, чем кажется под мешковатым пиджаком. На ощупь она совсем хрупкая и маленькая.
– Сходи в туалет и сними их.
Этот приказ и меня самого повергает в шок. Звучит намного интимнее и острее, чем надо бы.
В изумленных глазах – полный и необъятный шок. Такой глубокий, что пациенту скоро придется делать искусственное дыхание. То самое, по принципу «рот в рот». А что, я бы не отказался…
Борюсик подождет. Чем длиннее агония, тем быстрее потом помрет.
– Ну, если хочешь и дальше ходить в порванных – ради бога. Я не настаиваю. Но кофе мы будем пить вместе.
Испуганная лань вздрагивает, освобождается из моих рук, врывается в дверь заведения и где-то исчезает. Будем верить, что все же – в дамской комнате. Будет печально, если она сбежит навсегда. Придется искать с фонарями, чтобы вернуть. А искать – точно буду. Это за пределами рационального.
И не будет ничего удивительного, если придется идти и спасать ее из туалета. Судя по повадкам, с девчонки станется закрыться там и не выходить до обеда.
Как можно было подумать, что это – вчерашняя, из клуба? У той дерзость через край плескалась, аромат соблазнения сносил крышу и лишал разума. Анжелика – совсем другая. Но от нее коротит не меньше, чем от кошечки.
Голые коленки, едва прикрытые краем строгой юбки – новое испытание для мозгов. Глаза не хотят подниматься выше – наоборот, облизывают, ласкают голени, лодыжки, ступни, едва прикрытые неглубокими туфельками…
Черт. Такими темпами и свихнуться можно.
Она точно знает, куда я смотрю. Спотыкается. Но тут же выравнивает шаг и гордо выпрямляет спину. Садится рядом за столик, не дожидаясь, пока я вспомню про воспитание и подвину ей стул…
– Что будешь есть?
– Ничего. Я не голодна.
– Значит, я сам выберу. И только попробуй не справиться…
С ней весело командовать и смотреть, как сверкают глаза и поскрипывают зубы. Не тот характер, похоже, чтобы подчиняться… И эту строптивость очень хочется вытащить на белый свет.
– Спасибо. Я буду омлет и кофе.
– Что же. Так лучше.
Заказ у нас принимают оперативно. Кофе приносят моментально. Он здесь реально вкусный, ароматный, обжигающий…
Над краем чашки слежу за Анжеликой. Она с не меньшим, чем я, наслаждением, делает первый глоток, второй, третий… Довольно прикрывает глаза. Расслабилась, кажется.
– Как ты оказалась в этом гадюжнике?
– А? – Снова паника в глазах. Чуть кофе обратно не выплюнула.
– Ну, в нашей компании выживают очень специфические люди. Ты для нее слишком нежная и пугливая, я считаю.
И полная расслабленность в человеке напротив. Как будто ждала подвох, а он не случился.
Странно. Очень странно… Но я обязательно разберусь. Слишком интересная девочка, чтобы оставить ее без внимания.
Просто нереально оторваться.
– Я не пугливая.
Так это гордо звучит. Почти вызывающе. И так забавно, что приходится убрать свой напиток подальше – иначе поперхнусь и забрызгаю все в округе.
Это был бы классный эксперимент, кстати: испачкать ее белоснежную блузку. И тоже заставить ее снять. Ха-ха.
Интересно, послушалась бы?
– А какая ты? Дрожишь, как лань, от каждого слова, к тебе обращенного. И подпрыгиваешь, как ужаленная…
Девчонка обиженно кривит губы. Задел?
– На правду не обижаются, кстати.
– Я не обижаюсь.
– Мда? А что ты делаешь?
– Я впервые вижу незнакомого мужчину, который зачем-то трогает меня за ноги…
Снова ха! Все-таки, я ошибся. Внешнее сходство с вчерашней кошечкой уходит все дальше и дальше. Та бы, уж точно, лапанью за ноги не стала удивляться. Скорее, спросила бы, почему я этого не делаю…
Кровь разгоняется, стоило только вспомнить те острые ощущения. Хотя… Зачем вспоминать, если сегодня округлые коленки, ничем не прикрытые, откровенно дразнят мои глаза?
– А что, ваш шеф себе такого не позволяет?
Теперь она еле сдерживается, чтобы не выплюнуть кофе. Огонь и веселые чертенята в глазах… Опять налетает дежавю – как будто я все это уже видел. Так недолго и свихнуться…
– Борис Аркадьевич? Он замечает только себя в отражении зеркала. И кошелек, возможно. Спросите его, как меня зовут, – ни за что не вспомнит!
– Серьезно?
– А. Простите. Сейчас он видит еще вас. И делает вид, что слепо обожает. Попросите, чтобы вам что-то помял – исполнит. И помнет, и погладит, и почешет… Лишь бы начальство улыбалось.
Внезапно. Слишком жесткое замечание для девочки, которая даже взгляды прячет. Слишком честное и откровенное для новенькой…
– А ты не такая уж и милая, как посмотрю…
– Вы спросили – я ответила.
Она просто за пару секунд меняется. Губы поджаты. Тонкий носик вздрагивает, брови сходятся, образуя неглубокую морщинку.
Пальчики – аккуратные, длинные, без единого украшения, с бесцветным маникюром, барабанят по краю стола. Заметив мое внимание, девчонка хватает салфетку, сминает ее, потом замирает.
Тихий омут. И черти там явно хорошо себя чувствуют. Правда, прятаться как следует не научились…
У меня даже пальцы зудят от желания растормошить их, заставить плясать. А потом любоваться эффектами.
– Не боишься, что я эту информацию буду использовать?
– Можно подумать, вы сами не знаете, что наш Боренька – самовлюбленный болван. Ничего нового я не рассказала.
И опять ее отпускает. Хлоп – и сидит себе такая, милая скромница. Кромсает вилкой только что принесенный омлет, грызет лист салата, опускает веки, демонстрируя удовольствие от еды…
А у меня ком в горле. Мясо никуда не лезет, сколько ни жуй. Представилось, отчего-то, как эти же ресницы трепещут во время самых горячих ласк…
– А чем еще полезным ты со мной поделишься? Может, не зря я выбрал тебя для совместного завтрака?
Изящный кулачок пристроился под подбородком. Она смотрит с готовностью и каким-то непонятным азартом.
– А вы спрашивайте. О чем знаю – обязательно расскажу.
– Вот даже как…
Пришлось отложить вилку и нож. Девчонка – настоящая шкатулка с секретами. Стоило чуть-чуть зацепить край крышки, и теперь они лезут без остановки…
– Да. Вот так.
Она почему-то злится. На меня? Или на своего идиота-шефа? Как бы там ни было, рассматривать перемены эмоций на хорошеньком лице – радость эстета. И грудь у нее под блузкой вздымается все выше и выше. Волнуется.
Будоражащий аромат предвкушения щекочет мои ноздри. С Анжеликой не может быть скучно. Чем дальше – тем любопытнее и заманчивее.
– А не боишься, что тебя сожрут потом, когда я уеду? Люди ж прекрасно поймут, откуда мои сведения…
– Они меня и так сожрут. Даже если буду молчать. Они все уже сидят и просчитывают, какой компромат я успела выложить, а до какого не дошла.
– Все знают, что ты любишь стучать? – Неприятное открытие, сажем честно. Стукачей никто не любит, и я – не исключение.
– Никто ничего обо мне не знает. Я работаю всего три недели в этой компании.
– Но уже готовишься слить все секреты? С какой, интересно, радости? Думаешь, дам за это какие-то привилегии?
– Думаю, все равно придется уходить. Меня не простят в любом случае. И все, что вы сами найдете и увидите, будет свалено на меня.
– Так я, получается, подставил тебя? Испортил с коллегами отношения?
– Наверное.
Смотрит исключительно в тарелку. Словно кольца свежего огурца стали ей намного интереснее, чем моя непобритая рожа. Не выспался после бурной, ничем не законченной ночи. Строил планы, как буду снова ловить кошечку, и утром было как-то не до бритья. Но дело – не в щетине, конечно же.
– Что ж. У меня появились кое-какие идеи.
Например, отвести ее отсюда в гостиничный номер. И долго-долго там говорить. Но, конечно же, не о Боре. Хотя, можно обойтись и вовсе без разговоров. Я найду, чем занять ее влажный розовый язык…
– Я могу гарантировать, что тебя никто не тронет в этом офисе. И тебе не придется никуда уходить.
– Объявите своей любовницей? Неприкасаемой? – Она ухмыляется горько и едко. И столько презрения во взгляде… – Не беспокойтесь. Я все равно ею не стану.
Глава 4
– Вот это фантазия… – Роман Витальевич с такой укоризной качает головой, что хочется испариться.
Вот прямо здесь и сейчас – провалиться. Можно вместе со стулом.
– Когда я успел хоть словом обмолвиться о чем-то подобном? – Ничего нельзя понять по взгляду: нравятся ему мои слова или возмущают. Лицо непроницаемое, а глаза прожигают, кажется, до самых костей…
Позор! Позорище! Это ж надо было так облажаться… Язык мой – враг мой!
– Вы себя ведете таким образом, что ничего другого в голову не приходит! Что еще можно подумать после таких предложений?
– А ты мне очень нравишься, Анжелика. Серьезно. – Даже намека на улыбку на красивых, твердо очерченных губах. И нисколько не похоже на комплимент.
Приходится сглотнуть. В горле першит от растерянности… Хочется сбежать отсюда. И ноги приросли к полу – двигаться не желают. Как магнитом тянет к этому странному, сложному, непонятному человеку.
– Не уверена, что это хорошо…
Смотрю в тарелку, гоняя по ней последние две зеленые горошинки. Так проще, чем ждать, что Роман Витальевич еще выдаст. Можно притвориться, что горох – моя любимая еда. И я просто жить не смогу, пока последнее не поймаю.
Вздрагиваю от громкого хохота. Раскатистого, довольного… и такого настоящего, что несмело улыбаюсь в ответ.
– Решено. Ты в любом случае будешь здесь работать! И плевать, что скажут остальные!
– Я еще не прошла стажировку. Может быть, не научусь. И тогда придется уйти по несоответствию должности…
Плохо себе представляю, как смогу выжить в этом змеином царстве – мне точно никто не простит такого внимания от высокого шефа. Сожрут. По косточкам. И не подавятся.
– Пройдешь. Гарантирую.
– И… мне не придется… – слова изо рта вылетать отказываются. Приходится выталкивать их через силу, – не придется делать… ничего… такого?
Щеки горят. Руки тянутся к ним, чтобы потрогать, чуть-чуть остудить ледяными ладонями. Но хватает сил, чтобы не позволить себе эту слабость. Держусь, как могу. И плевать, что внутри все дрожит.
– Любовницей быть не надо. Если ты это имела в виду. А ты же об этом говорила, правильно?
– Стучать я тоже не хочу. Это против моих правил.
– Уважаю твою позицию. Правда, обидно немного…
Он точно надо мной издевается. Тянет паузы так долго и томительно, что подмывает заорать: «Да говори ты уже! Не тяни кота… за хвост, для примера…»
– Чем я вас обидела?
Отставила в сторону тарелку, так и не поймав на ней остатки зелени. Мужчина напротив отзеркалил жест. И, точно так же, как и я, поставил локти на стол, уложил подбородок на согнутые кисти. И теперь смотрит прямо в мои глаза. Чуть-чуть шевелит бровью…
– Ты меня уже обвинила во всех грехах, Анжелика. И стучать я тебя заставлю, и спать со мной ради должности… Что у вас тут за жизнь такая странная, провинциальная? По-другому нельзя?
– Можно подумать, у вас, в столице, как-то иначе устроено… – Презрительное фырканье вылетает раньше, чем успеваю спохватиться и промолчать.
– Конкретно у меня – иначе. И у тебя тоже так будет.
И тут же, противореча своим же собственным словам, тянет пальцы к моим губам. Точно так же, как делал это вчера. Не успеваю отдернуться – и он что-то снимает с уголка рта.
– Ты испачкалась.
На пальце нет ничего. И я только что вытиралась салфеткой. Он выдумал, просто выдумал причину!
Только вот высказать это прямо уже не хватает сил.
В голове от волнения шумит.
– Я вас не понимаю, Роман Витальевич. – Вздох вырывается сам собой. – Говорите одно, а делаете – совсем другое. И как вам верить после этого?
– Я и сам себя не понимаю, Анжелика. Но можешь быть уверена в одном: ты мне очень нравишься. И я не заставлю тебя делать ничего дискомфортного…
Снова что-то прячется под его словами. Что-то такое, что снова на ум приходит вчерашний танец и неуемный жар во всем теле.
– Мне уже некомфортно. Дальше просто некуда!
– А давай, закажем мороженое?
– Что? – Выгляжу глупо, наверное, хлопая в недоумении ресницами.
– Охладимся чуток. А потом поговорим уже серьезно. О деле.
– Лучше тогда ведерко со льдом. – Опять слова вырываются изо рта без моего ведома. Говорю, что первым приходит на ум.
– Вот как? И шампанское? – Насмешка – легкая и немного удивленная, но не злая. – Не рановато ли? А может, ты у нас из семьи аристократов?
У него опять появляется повод облизать меня взглядом. Вроде как, изучая и что-то прикидывая… А по факту – раздевая. По рукам пробегаются мурашки, по спине – холодок. Я ведь уже давно привычная к такому – в клубе никто никогда не стесняется смотреть и более нагло… Но никогда еще так не нервничала и не волновалась, как сегодня и сейчас…
– Насыпать вам за шиворот. Чтобы охладить, так по-настоящему!
– Молодец, Анжелика. Твой острый… – Липкая пауза. Нечаянно облизываю сухие губы, и Роман Витальевич запинается. – Твой острый ум – очень полезное достоинство.
– Я знаю. – Да. Я прекрасно живу на те деньги, что приносит виляние задницей у шеста. Но это не значит, что не хочу и не могу заработать мозгами. Обязательно это сделаю, а потом уже брошу стриптиз.
Он опять меня внимательно изучает. Более внимательно смотрит в глаза. Пусть. Лучше так, чем когда пялится и обжигает мне голую кожу на голых коленках.
– Что-то мне подсказывает, Анжелика, что тебе не стоит бояться коллег. С таким характером – ты и сама их запросто съешь. Только не принимайся за всех сразу. По очереди, аккуратно, вдумчиво – и все будет.
– Спасибо за совет. Я правильно понимаю, что никаких особых предложений уже не будет?
– Будут, обязательно. – Он решительно встал. – Но чуть позже.
– Бросите меня одну сражаться с ехиднами? – Поднялась тоже. Судя по всему, наш внезапный завтрак закончился, пора было куда-то снова бежать…
– Ну, почему же брошу? Я с удовольствием понаблюдаю, как ты их размазываешь… Люблю такие картины, просто обожаю… Подожди здесь пару секунд, я сейчас вернусь.
Ноги стоять на месте отказываются. Мозжечок сам собой отдает команду телу – бежать. Очень быстро бежать отсюда. Но хватает выдержки – жду. И даже не перетаптываюсь.
– Держи. – Вручает мне рожок с мороженым, украшенный какой-то непонятной ерундой. Этих цветочков, сердечек и звездочек так много, что самого мороженого и не видно…
Сам Роман Витальевич держит обычную бутылку с водой.
– А где же лед?
– Пока без него справлюсь. Я взрослый мальчик, умею держать себя в руках…
Ну-ну… Так и тянет ему напомнить про то, как вчера тяжело дышал, связывая мои запястья галстуком…
На улице стих даже самый слабый ветерок. Солнце шпарит, и даже в тени стоит невыносимый жар. Асфальт плавится под ногами, острые каблуки босоножек так и норовят застрять… Приходится идти на цыпочках, чтобы не остаться без обуви.
Мороженое очень даже кстати – оно позволяет хоть немного остудить воздух, поступающий в легкие.
Роман Витальевич не подает признаков, что жара ему не по душе: легко шагает, делая небольшие глотки из своей бутылочки, немного ослабил ворот рубашки, – вот и все. Похоже, он сам настолько горяч, что температура снаружи – просто для баланса с внутренностями…
– Ну, и как?
– Что? – Спотыкаюсь опять, услышав неожиданный вопрос.
– Нравлюсь?
Черт. Сквозь черные очки невозможно понять, куда он смотрит. И мне даже не пришло в голову, что Роман прекрасно видел мои взгляды.