Айшет. Магия разума Гончарова Галина
– И сходили. И такое бывало. Мать говорила, кстати, что дар раскрывается при потрясениях. У нее вот – когда она полюбила, замуж вышла…
– Мам, а она деда не?..
– Не привораживала? Не знаю, Шани. Кто ж скажет теперь?
– А почему ее не разоблачили?
Мама рассмеялась. Весело и легко.
– Шани, милая, это Тиртан. Женщина живет в гареме и практически оттуда не выходит. Товары приносят торговцы – в дом. Лекарь приходит в дом. Гулять – редко, по саду сколько угодно, а по городу только с отцом, братом или мужем. А уж сколько человек в доме… Маме еще повезло. У них семья была раньше богатая, а потом бедная. Дом большой, а людей мало, семья да пара слуг, она к ним с детства ко всем привыкла, до последней мысли знала. И дар был не сильный поначалу. Приспособилась.
– А потом… я правильно понимаю, она стала сильнее, когда стала женщиной?
– Да, Шани. И говорила, что сила увеличивается с рождением детей. Не знаю, правда или нет.
Я тоже не знала.
Мамина ладонь легла на мои волосы, погладила.
– Давайте остановимся на сегодня? Спать пора… Обещаю, завтра мы еще поговорим. Обдумаем все – и поговорим.
– Мам? Пап? А у меня тоже эти силы могут быть?
Братик молчал почти весь разговор. Но не выдержал.
Мама улыбнулась. Ласково и тепло.
– Нет, сынок. Ты – обычный человек.
– Во-от… Мам, а Шанька может своим даром рыбу на удочку приманить? К примеру? Или рыба слишком умная?
Наверное, это нервное.
Но смеялись мы все. И – до слез.
Я думала, что долго не усну.
Жизнь – не книга. Это там пишут: «Она думала, металась, лоб горел, руки леденели, пальцы дрожали…»
Я как легла, так и уснула. И проснулась на рассвете.
Привычно подоила и выпустила коз, покормила кур, выгнала уток…
Такие обычные, домашние дела.
Браслет даже не ощущался на руке, за годы я сжилась с ним, он разве что в кожу не врос.
А если снять его? Посмотреть, что у животных с мыслями? Может, я смогу уговорить Тиску не лягаться? А то эта коз-за…
Да, вот об этом папа с мамой и говорили.
Зная – я бы не удержалась. Сейчас – и то хочется. Так и попадаются маги? Да, именно так. Это как с шикарным платьем, показать-то хочется! Хоть и нельзя, а все равно – тянет.
Жутко.
Мама готовила завтрак, отец уже ушел в лес – разговор там, договор, а браконьеры ждать не станут.
Я пришла на кухню, остановилась в дверях и смотрела, смотрела…
Вот моя мама.
Напевает что-то, крутится у очага, вытаскивает лепешки, которые, кстати, печет не так, как в Риолоне принято. Я Миха угощала, ему понравилось, но его мать так не делает. Чужая земля, чужой хлеб…
Малышкой она оказалась в гареме, попала на ложе к старому подонку (да, я знаю, что происходит между мужчиной и женщиной, не вконец ведь дура!), потеряла близких и смогла сбежать.
Встретила моего отца, полюбила.
Сколько же в ней стойкости? Сколько силы?
К горлу подкатил комок. Я сделала шаг, другой – и обняла маму что есть сил.
– Мам…
Меня обхватили теплые руки.
– Ну что ты, родная? Не плачь, не надо…
– Мама, я так вас всех люблю! Так люблю!
– Я тоже люблю тебя, родная. Ты – мое чудо. Если бы не ты, я бы никогда не решилась бежать, не встретила Шема, не была бы счастлива. Это все ты, Шани. Не плачь, малышка. Все у нас будет хорошо…
Куда там!
Я рыдала не в три, а в сорок три ручья, и прошло немало времени, прежде чем я успокоилась. И только потом…
– Мам, а где Корс?
– Ушел сегодня с папой. Пусть походят по лесу… заодно поймет, что не стоит языком болтать лишний раз.
– Он у нас и так умничка!
Мама покачала головой:
– Ребенок, Шани. Ребенок, как и ты! Как же мы хотели протянуть еще хоть пару лет! Хоть годик бы! Хоть сколько…
– И что бы это изменило?
– То. Садись-ка, режь капусту, а я буду рассказывать.
Я повиновалась. И нож послушно располосовал первый вилок чуть не напополам. У нас тупых ножей не водится, у нас самый лучший папа! Который все делает, чтобы нам с мамой легче было, ему о работе по дому напоминать не надо, у нас все ножи острые, все заклепки на месте, все щели проконопачены… да мало ли дел найдется для отца и мужа?
Я резала и слушала. Мама говорила.
– Шани, детка, дар впервые прорезался у тебя в три года. Три. Года. Мы переезжали с места на место, у меня была неудачная беременность, я как раз недавно скинула ребенка… Обстановка была такая, что отец иногда с ума сходил, не зная, где голову приклонить и как заработать на жизнь. Ты знаешь, что такое маги разума?
– Догадываюсь, – грызя кочерыжку, отозвалась я.
– Маги разума, Шани, это не обязательно самые умные дети. Ты смышленая, ты рано научилась читать, ты легко осваиваешь науки, но в три года ты была самым обычным ребенком. Только – с даром мага разума. Ты смеешься – и нам хочется смеяться от счастья. Ты плачешь – и сердце в тоске заходится.
Я поежилась:
– И сейчас?
– Сейчас – нет. Блокиратор работает, и сейчас ты не давишь так на окружающих своим даром. А тогда… Мы на тебя его сразу надеть не решились, я же толком ничего не знала. Когда рассказала Шему, что произошло, мы поняли, что надо хватать тебя в охапку и спасаться. Или хотя бы переехать. Жили в пригороде, там народу много, мигом бы неладное заметили.
– А я не снимала блокиратор? Не пыталась?
– Нет, – весело улыбнулась мама. – Ты у меня та еще сорока, всегда любила играть с моими украшениями.
И сейчас люблю…
– Я не понимала разницы? Между блокиратором и волей?
– Три года. Что ты могла тогда понять?
На этот вопрос было ответить сложнее всего. Корс в три года был умненьким, я помню. А я?
Мама продолжала рассказывать.
– У нас денег было – крохи. Мы даже постоялые дворы себе не могли позволить. В трущобах жить не хотел Шем, а остановиться рядом с деревней, подработать по мелочи того-сего… так мы и делали пару месяцев, нигде не останавливались надолго. Знаешь, когда решились?
– Нет.
– Сила в три года проявилась, но тогда, в твои семь, я поняла, что она… через край. Странно, что ты не помнишь. А может, и к лучшему.
– Чего – не помню?
– Нападения.
Нет, не помнила. Ни капельки не помнила.
– Ты потом несколько недель в горячке лежала, а тут и место лесничего подвернулось. Барон эту шайку давно искал…
Мама рассказывала, а у меня перед глазами вставала лесная дорога.
Обычно люди передвигаются по дорогам с караванами.
Так безопаснее. Спокойнее, уютнее, в караване можно купить место на телеге для себя или вещей, кормежку, а охрана там по умолчанию.
Можно ехать в почтовой карете. Это быстрее, но дороже, намного дороже.
А можно и так, как мать с отцом. Пешком, с серым осликом в поводу. А на ослике навьючены их нехитрые пожитки, и поверх мешков сидит рыженькая девочка лет пяти-семи. Сидит, нянчит куклу, смотрит по сторонам, улыбается…
Этот способ самый опасный, но быстрый. А еще – он хорош для тех, кто хочет спрятаться от людей. Караванщиков можно расспросить, а если ты просто идешь по дорогам…
Возможны разные опасности.
К примеру…
Откуда он только взялся, этот мужик с окладистой сивой бородой? Только что не было, и вот, стоит! Глядит себе нахально, топором помахивает.
– Стоять! Приехали вы, путнички!
Отец оглядывается по сторонам.
А ведь разбойник не один. Рядом с ним вырастают еще двое, и на дереве ветки шевелятся… лучник. Точно.
Будь отец один, он бы дрался.
У него жена и ребенок, он не сможет их прикрыть. И медленно поднимает руки:
– Хорошо. Я оставляю осла, и мы уходим.
Разбойники гогочут.
Лица искажаются похотью, злобой… мама удивительно хорошенькая, даже в мужской одежде, даже с платком на голове. Не скрыть красоту такими мелочами.
– Ты уходишь. А бабы твои остаются. Хочешь – осла можешь взять, его и е… вместо баб!
Грубое слово срывается с губ разбойника, мама хватается за руку отца.
Он толкает ее к дочери – держитесь вместе.
Айнара все понимает правильно, прижимается к боку ослика, хватает за руку Айшет.
Девочка поднимает на разбойников глаза.
Спокойные, карие…
– Мам, кто это?
И Айнаре вдруг приходит в голову безумная мысль.
Ящерица… люди… даже если дочь лишится дара – лучше дар потерять, чем жизнь. Весьма мучительным способом.
Шем торгуется с разбойниками.
Они угрожают, он угрожает в ответ, говоря, что тут многие полягут. А женщин ему проще самому убить, чем таким в руки отдать…
Айнара же…
– Малышка, это плохие дяди.
– Очень плохие?
– Да. Как сорок разбойников, помнишь?
– Д-да… – Сказку девочка помнит. – Мам, а у них тоже есть сокровища?
– В лесу. Да, малышка. А еще они хотят нас обидеть.
– Почему?
– Потому что разбойники. Бяки. Шани, ты можешь приказать им!
– Что, мам?
Айнара не успевает ничего сказать.
Торгующиеся стороны не приходят к консенсусу, и в пыль дороги перед Шемом ударяет стрела.
Мужчина отпрыгивает назад.
– Нари, прочь!!!
Руки сами тянут из ножен кинжал, только навоюешь им – вместо топора? А оружие доставать некогда… хоть задержать!
Шем ничего не успевает сделать.
Девочка спрыгивает с ослика, на котором сидит. Делает два шага.
– Не смейте обижать папу!
Детский крик. Что сделают разбойники?
Да просто рассмеются.
Не в этот раз. Нет, не в этот раз.
Потому что глаза девочки сияют словно два солнца. Расплавленное золото заливает зрачок, выплескивается в слова. И Шани даже не сомневается, что дяди выполнят ее приказ. Мама же сказала?
– Убирайтесь!!! Плохие, злые, уходите прочь!!!
Кто-то падает с дерева.
Шем оказывается за спиной у дочери и не попадает под волну сырой неоформленной магии, которая выплескивается из малышки. Детская воля оказывается сильнее взрослой, она гнет и ломает сознания разбойников, она расширяется, охватывая тех, кто попал под приказ… и негодяи разворачиваются. Они и правда собираются уходить.
Только вот Шема это не устраивает. Охранников учат на совесть. Свистят в воздухе ножи.
Один, второй, навзничь оседают два тела – и плевать, что бить в спину неблагородно. Вот про благородство охранникам и не рассказывают!
В два прыжка он оказывается рядом с умирающим, хватает топор…
Шани оседает на материнские руки.
Она свалится в горячке, не приходя в себя. А Шем добьет оглушенных приказом разбойников, а потом схоронит тела в валежнике и пойдет в ближайшую деревню.
Там-то ему и повезет.
В деревне он случайно столкнется с бароном Райдошем. Тот вообще не ездок по полям и селам, но – так получилось. Разбойнички шкодили уже давно, сильно облегчили барону кошелек, вот он и решил приехать, покарать собственнодружинно. Или собственноотрядно.
А тут Шем. С вопросом, не назначено ли за лихих людей хоть какое вознаграждение?
Барон осмотрел трупы и поинтересовался: не желает ли смельчак к нему в отряд? Личный?
Шем не желал. Аргументов против было даже два – жена и дочь. Лучше уж подальше от людей бы…
Барон пожал плечами – была бы честь предложена – и предложил Шему место лесничего. А что? Руки на месте, навыки есть, чего еще надо?
Корс родился уже в домике лесника. И жили они на отшибе, пока Шани не заневестилась.
А тогда девочка пришла в себя примерно через две недели. И браслет Айнара надела на нее, еще когда Шани лежала в бреду. Ребенок воздействовал, хоть и неосознанно, но силенки-то вкладывал немерено! Пример разбойников был очень показателен. Шани не перегорела, нет. Но браслет с тех пор не снимала. А о случившемся забыла, как и не было.
Сначала Айнара оправлялась от выкидыша, потом еще раз был ребенок, которого она скинула, потом Корс появился… как-то так и полетели годы.
Я ничего этого не помнила. Да и не хотела. Ни к чему.
Но…
– Мам, ты хочешь сказать, что выкидыши… из-за меня? Да?
– Нет. – Мама покачала головой. – Тут другое. Понимаешь, магам легче рожать от магов. Даже если как у меня – только искорка, все равно. От трея я родила легко и просто. А Шем – обычный человек. Вот и началось… всякое.
– Но ведь Корс…
– Это была третья попытка. Удачная. Но и роды были тяжелые, и Шем решил больше не пытаться.
– А у меня так же будет?
– С Михом? Безусловно.
– Но ведь твоя сестра умерла? А трей был… с магической кровью?
– Ей было всего четырнадцать лет. Шани, всего четырнадцать. Нельзя так рано ни с мужчиной ложиться, ни рожать, это же понятно!
Я кивнула.
– Мам, я понимаю.
Мама поглядела с сомнением. Кажется, она мне не поверила. Да и… вдруг обойдется? У мамы же обошлось! И в деревне у многих обходится…
– А ты понимаешь, что вам придется расстаться с Михом?
И это я тоже понимала. Только легче от понимания не было, вот ни на кончик ногтя.
– Иначе – никак нельзя?
– А он примет тебя? Вот такую, мага с силой разума?
– Нет. А даже если он и примет…
– Ты понимаешь?
– Его родители?
– И родители, и деревня, и ты сама, Шани. Главное – ты сама. Ты не сможешь не использовать свой дар и рано или поздно разрушишь все, что окажется рядом.
– Я такое чудовище?
– Маги разума могут быть страшными, – согласилась мама. – Все эти годы, Шани, я по крупицам собирала знания. Что-то вспомнила, что-то прочитала, дополнила, домыслила… я понимала, что рано или поздно мы столкнемся с этой проблемой и мне надо будет ее решать. Именно мне.
– Потому что ты моя мать?
– Потому что у меня искра, а у тебя – пламя. Кому, как не мне, и рассказывать? Шем мало что знает, а вот я… я даже ему не рассказывала.
Мамины руки привычно управлялись с домашней работой, я помогала и слушала. А что еще оставалось делать?
– Маги разума, Шани. Маг, который может практически все – и не может ничего. Ты можешь приказать любому. Предать, убить, отдать тебе все имущество… ты – сможешь. Но! Везде есть свои подводные камни, так и здесь. Во-первых, это выброс силы. Если ее мало, тебя не отследят. А если сильный маг колдует, его легко засекает Храм. Я думаю, ты не хочешь всю жизнь молиться во славу Светлого и рожать для его же блага?
Я не хотела. Определенно.
– А храмовникам я приказать не смогу?
– А кто вчера кровавые сопли вытирал? Нас всего лишь трое, Шани, а их будет больше. Намного больше.
– Я просто с непривычки! – Мне было немного даже обидно.
Мама фыркнула.
– Да, еще привычку приобрести осталось. Учти, малявка, самый страшный враг любого мага – толпа. И не таких силачей громадьем одолевали. Многолюдьем. Я тебе потом почитать дам, сама поймешь. На сто человек ты, может, и подействуешь, а на тысячу? Пять тысяч? Когда людей много, они разрушают любые заклинания.
– Думаешь, против меня столько выставят?
– Тут уж – как зарвешься.
Зарваться я могла. Это точно.
– А что во-вторых?
– Человек не один на земле живет. К примеру, ты приказала барону, чтобы тот женился на тебе.
– Вот еще! Он старый и противный!
– Не суть важно. Приказать ты ему можешь, но у него есть родня, друзья, слуги, крестьяне, в конце концов… и кто-то точно окажется недоволен этой женитьбой. Не один человек, а много… ты на каждого будешь воздействовать?
– Эм-м-м… не знаю.
– Пережжешь себя – и только. Кстати, это третья опасность. На всех людей силенок не хватит.
– Есть и в-четвертых?
– Есть. Самое опасное.
Я помотала головой.
– Куда уж еще?
– А вот туда, малышка. Ты видела, как папа потрошит животных? Ту же свинью?
– Ну да…
– Большое у свиньи сердце?
– Эм-м-м… – Я не понимала, к чему ведет мама, но размер показала.
– А кишечник?
Намного больше. И что? О чем вообще идет разговор? О магах – или о свиньях?
Мама откровенно рассмеялась, глядя на мое растерянное лицо, только смех получился вовсе уж невеселым.
– Шани, детка, с людьми тоже так. Маленькое сердце с благородными порывами – и куча кишок с дерьмом. Понимаешь? И если увидишь эти кишки – ты можешь возненавидеть человека. До смерти. Его смерти, кстати говоря, убивать-то ты тоже своим даром можешь.
– Это как?
– Ты еще не догадалась? Просто приказать умереть. Или внушить что-то… к примеру, что человеку стало безумно страшно, или что в комнате пламя, или что наводнение… зависит от ситуации.
– Мам, а тебе не страшно мне о таком рассказывать?
– Ты собираешься меня убить?
Я села мимо стула.
– ЧЕГО?!
– Вот и ответ. Нам ничего не грозит, поэтому я обрисовываю тебе все опасности твоего дара. А кому-то другому… если бы ты не приказала тем разбойникам на дороге, мы бы все умерли. Я, ты, Шем… чьи жизни для меня важнее?
– Уж точно не разбойничьи.