Дом Цепей Эриксон Стивен

Карса опустил тело Борруга на песок, а сам остался стоять, втягивая ноздрями влажный соленый воздух. Берег упирался в заросли каких-то деревьев. Юноша чувствовал запах листьев. Над головой жужжали и звенели насекомые. В прядях выброшенных на берег водорослей тоже кто-то негромко копошился.

К нему подполз Ном.

– На свое счастье, Борруг умер раньше, чем попал в пасть к акуле, – сказал даруджиец.

– Как ты назвал эту рыбину? Акула? Постой, а ведь малазанцы на корабле что-то говорили об акулах.

– Да, Карса. Это была акула. И если уж кто-то попал ей в пасть, его не спасешь.

– Раз уж я вызвался нести Борруга, то акула не имела права его трогать. Какая разница, живой он или мертвый?

Услышав его слова, Сильгар скрипуче рассмеялся.

– Ну и судьба у Борруга! Быть вырванным из брюха акулы, чтобы стать пищей для чаек и крабов. Душа моего глупого слуги наверняка благодарит тебя, теблор!

– Я взялся заботиться о нем не для того, чтобы отдавать парня на корм акулам. Он служил тебе, Сильгар. Ты и решай, что с ним делать дальше. Если ты оставишь его чайкам и крабам, значит так тому и быть. Меня судьба Борруга больше не касается.

Карса вглядывался в морские воды. Акулий труп исчез.

– Мне все равно никто не поверит, – пробормотал Ном.

– Ты о чем? – не понял Карса.

– Да вот подумал: пройдут годы, я состарюсь и буду себе посиживать в каком-нибудь даруджистанском заведении… ну, скажем, в Умниковой корчме. Завсегдатаи попросят меня поведать какую-нибудь захватывающую историю, и я начну рассказывать, как однажды у меня на глазах храбрый теблорский воин вступил в поединок с акулой и победил ее. Представляешь, как отреагируют слушатели? Это только что случилось у меня на глазах, а я и сам сейчас уже не верю… Как ты выскочил из воды! Конечно, у тебя две пары легких. И все равно…

– Справиться с акулой было проще, чем с тем чудовищем, – ответил Карса. – Ну до чего поганые твари, даже вспоминать не хочется.

– Думаю, нам стоит вздремнуть до рассвета, – сказал Сильгар. – Утром мы хотя бы поймем, куда попали. А пока вознесем хвалу Маэлю, сохранившему нам жизни и позволившему ступить на сушу.

– Ты можешь возносить хвалу кому угодно, а я вместо древнего бога Моря лучше поблагодарю этого упрямого теблора, – заявил Ном.

– Да уж, равноценная замена! – насмешливо бросил ему рабовладелец.

Торвальд встал.

– Карса, вряд ли ты знал, что любимым морским созданием Маэля как раз является акула. Наверняка она появилась на нашем пути неспроста: думаю, Сильгар усердно молился своему богу.

– Плевать мне, кому он там молился, – равнодушно проговорил Карса, с наслаждением втягивая в себя полный запахов ночной воздух. – Главное, что мы достигли берега. Теперь я свободен и могу идти куда угодно.

– Я пойду с тобой. Не думаю, что свет мне почудился. Он блеснул вон оттуда. Может, там какая-нибудь гора или холмы.

– Что ж, Торвальд Ном, идем вместе.

И друзья побрели по берегу. Посчитав, что они уже достаточно удалились от Сильгара и Дамиска, Ном промолвил:

– Похоже, у рабовладельца и его слуги совсем нет совести. У меня ее тоже, прямо скажем, осталось совсем немного, однако я хочу поблагодарить тебя, Карса Орлонг, за все, что ты для меня сделал.

– Вообще-то, мы оба спасли друг другу жизнь. Я рад назвать тебя своим другом, Торвальд Ном, и отныне буду считать тебя воином. Не теблорским, конечно, но тем не менее воином.

Даруджиец выслушал эти слова молча.

Через какое-то время справа показался склон холма, покрытый белесыми камнями. Он не был плавным, а уходил вверх уступами скал, которые поросли вьющимися растениями. В разрывах облаков мелькнули звезды, ненадолго осветив замершее слева море. Справа песок под ногами постепенно сменялся пластами гладкого камня.

– Я был прав! – возбужденно прошептал Торвальд Ном, дергая товарища за руку. – Видишь?

И Карса тоже увидел это. Над темной стеной кустарников поднималась странного вида башня. Казалось, время и непогода лишили ее строгих очертаний. Башня клонилась в сторону берега. Треугольное окно находилось не вровень со стеной, а было вдавлено вглубь. Сквозь ставни лился тусклый желтый свет.

К башне вела извилистая тропа. На берегу Карса и Ном наткнулись на опрокинутую рыбачью лодку; точнее, на ее обломки, покрытые водорослями и птичьим пометом.

– А не зайти ли нам в гости? – спросил Торвальд.

Это было сказано так, словно они стояли на даруджистанской улице, перед домом его приятеля, любителя засиживаться допоздна.

– Пошли, – коротко ответил теблор и стал подниматься по тропе.

Низинник забежал вперед.

– Прошу тебя, только не надо трофеев. Ладно?

– Все зависит от того, как нас встретят, – невозмутимо отозвался Карса.

– А ты представь: в глуши, да еще ночью, вдруг раздается стук в дверь. На пороге стоят двое незнакомцев, и один из них – великан с громадным мечом. Если нас встретят с распростертыми объятиями, я окончательно поверю в чудеса. Но пока мы даже не знаем, на каком языке здесь говорят и поймут ли нас вообще.

– Опять ты разболтался, – одернул его Карса.

Они подошли к башне. Со стороны моря не было ни двери, ни даже намека на вход. Возле тропы, огибавшей строение, лежали желтоватые глыбы известняка, отчего все пространство вокруг было густо усеяно их пылью. Чувствовалось, что плиты принесли или привезли сюда из другого места, а над некоторыми кто-то потрудился, работая зубилом. Ном предположил, что башня тоже возведена из известняка. Однако, приблизившись к ее стене, он увидел, что ошибся.

Низинник провел пальцами по теплой поверхности стены.

– Надо же! Ее сложили из окаменелостей, – пробормотал он.

– А это еще что такое? – заинтересовался Карса, разглядывая стену. – По мне, так самый настоящий камень. Другое дело, что камни бывают разные.

– Вообще-то, не совсем так, – улыбнулся Ном. – Это – древняя жизнь, превратившаяся в камень.

– По-моему, тебя опять понесло. Ну что за глупости ты болтаешь?

– Просто я уже видел такие штучки, а ты нет. Знающий человек объяснил бы тебе, что к чему, но мое образование оставляет желать лучшего. Да и, признаться, в юности я был не слишком усердным учеником… Сам посмотри: разве это настоящий камень? Вон там – раковина торчит, а еще выше – скелет какой-то древней твари.

– Наверняка все это кто-то вырезал, – упорствовал Карса. – Непонятно только зачем.

Раскатистый смех заставил друзей обернуться. В десяти шагах от них стоял человек. По меркам низинников, довольно крепко сбитый. Кожа у него была темной, почти черной. Рубашку незнакомцу заменяла тяжелая заржавленная кольчуга. Нома поразили его мускулы: выпуклые, тугие, без капли жира. Штанов обитатель башни не носил, довольствуясь набедренной повязкой из выцветшего куска материи. Голову его покрывало некое подобие капюшона. Нижняя челюсть утопала в густой седой бороде.

У мужчины не было ни меча, ни даже ножа. Он приветливо улыбался.

– Ну и дела! Сначала со стороны моря доносятся отчаянные крики, а затем появляются двое чужаков, изъясняющихся на даруджийском. И где? У меня во дворе!

Он смерил взглядом Карсу.

– Я было подумал, что ты – из племени феннов. Но ошибся. Кто ты?

– Я – теблор.

– Теблор? Вот это да! И каким же ветром тебя занесло так далеко от родных краев?

– Господин, ты бегло и правильно говоришь на даруджийском, – сказал ему Ном. – И все же в твоей речи я уловил малазанский акцент. Судя по цвету кожи, ты – напанец. Неужто нас выбросило на побережье Квон-Тали?

– Так вы, стало быть, не знаете, куда попали?

– Увы, даже не догадываемся.

Хозяин башни усмехнулся.

– Ты и вправду думаешь, будто кто-то вырезал все это с какой-то непонятной целью? – обратился он к Карсе.

После чего хмыкнул и, не дожидаясь ответа, повернулся и пошел к башне. Друзья переглянулись и двинулись следом за ним.

Как и предполагал даруджиец, вход в башню был с противоположной стороны. У входа тропа разветвлялась; левая ее часть вела к двери, а правая уходила к насыпной дороге. Дорога эта тянулась вдоль берега, а за нею темнела стена леса.

Хозяин башни толкнул перекошенную дверь и исчез внутри.

Карса и Ном остановились на развилке и буквально разинули рты от изумления. Над дверью нависал… гигантский окаменелый череп. Он тянулся во всю стену, а в ширину был никак не меньше роста Карсы. В темноте тускло поблескивали зловещие острые зубы. Рядом с такой громадной тварью серый медведь наверняка показался бы безобидным щенком.

– Что, впечатляет? – спросил появившийся хозяин. – Мне удалось собрать также и кости этой зверюшки. Честно скажу: я ожидал, что зрелище окажется внушительным. Но увы, передние конечности меня разочаровали. Зато какая голова! Попробуй-ка потаскай-ка такую голову на тонкой шее. Неудивительно, что эти диковинные создания в конце концов вымерли… Иногда природа делает странные ошибки, но глядеть на них очень полезно. Весьма поучительно. Я частенько это себе повторяю. Невольно становишься смиреннее. Во всяком случае, мне такое соседство здорово помогает… Идемте внутрь. Я приготовил горячий настой.

– Видишь, что делает с человеком жизнь в одиночестве? – шепнул Карсе даруджиец.

Они вошли в башню.

Внутри она поражала не меньше, чем снаружи. Прежде всего – своей пустотой, если не считать хлипкого помоста, сооруженного под единственным окном. Пол был густо усеян каменными осколками. Снизу вверх под разными углами тянулись длинные жерди, подпиравшие строение. Наверху они соединялись грубо обтесанными балками. Для большей прочности хозяин обвязал места соединений веревками. Весь этот каркас, занимавший нижнюю половину каменного скелета, опирался на две массивные каменные лапы, напоминавшие птичьи. Каждая лапа была трехпалой, с длинными острыми когтями. От хвоста вымершего зверя остались лишь кости, покачивающиеся на веревке у стены.

Хозяин башни расположился на корточках возле очага из грубых кирпичей, сложенного под помостом. Среди тлеющих углей стояли два небольших котла.

– Мне хотелось собрать скелет этого зверя целиком, до последней косточки, – заговорил незнакомец. – Вот я и возвел башню, чтобы места хватало. Мечтал: соберу его и потихоньку начну ломать это сооружение. Потом призадумался: на чем у меня будет держаться череп, если загнать его на самый верх? А костей становилось все больше, и я уже терялся, какую куда пристроить. Но теперь мои замыслы изменились. Надо укрепить крышу. Да вот только это дело непростое. Очень даже непростое.

Карса нагнулся над очагом. В одном котле и впрямь был травяной настой, а во втором пузырилось какое-то клейкое варево.

– Не вздумай пробовать эту «похлебку»! – предостерег Карсу хозяин башни. – Ею я склеиваю между собой кости. Когда застывает, становится крепче камня.

Достав глиняные кружки, он наполнил их терпкой горячей жидкостью. И добавил:

– Кстати, из моего клея можно даже посуду делать.

Даруджиец обеими ладонями взял кружку и подул на напиток.

– Прошу прощения, господин, забыл представиться. Меня зовут Торвальд Ном.

– Ном? Как же, слыхал. Известная даруджистанская династия. А ты, надо полагать, до того, как попасть в рабство, был разбойником?

Торвальд взглянул на Карсу и поморщился.

– Проклятые следы от кандалов! Нам нужна другая одежда, с длинными рукавами и манжетами. И сапоги, желательно повыше.

– Здесь хватает беглых рабов, – усмехнулся напанец. – Не думай, что ваши отметины будут особо бросаться в глаза.

– Так куда же мы все-таки попали?

– На северное побережье Семиградья. Море, что плещется внизу, – это Отатараловое море. Лес, покрывающий полуостров, называется А’ратским. Ближайший город – Эрлитан. Пешком до него дней пятнадцать ходу.

– Могу я узнать и твое имя тоже? – осторожно спросил Ном.

– Вполне заурядный вопрос ты задал, Торвальд Ном. Хотел бы я ответить тебе на него просто и ясно, но увы! Здесь меня зовут Ба’йенроком, что на эрлитанском наречии означает «хранитель». А в остальном мире с его войнами, заговорами и переворотами меня вообще никто не знает. Тех, кому было известно мое настоящее имя, уже нет в живых, и, признаться, меня это вполне устраивает. Так что зовите меня Ба’йенроком или Хранителем. Кому как больше нравится.

– «Хранитель» легче выговорить. Скажи, а какие травы ты положил в этот настой? Вкус и запах мне совершенно не знакомы, – признался Торвальд.

– Ничего удивительного, – улыбнулся Хранитель. – В окрестностях Даружистана такие не растут. Это местные травы. Мне неведомы ни их названия, ни свойства, но нравится их вкус. А те, от которых мне было плохо, я давно выкорчевал.

– Приятно слышать. Ты хоть и обосновался в здешней глуши, но, кажется, неплохо знаешь «остальной мир». Ни даруджийцы, ни даже теблоры не вызывают у тебя удивления. Должно быть, ты немало постранствовал по свету… Не твою ли сломанную лодку мы видели на берегу?

Хранитель поднялся во весь рост.

– Ты начинаешь меня сердить, Торвальд Ном. А когда я рассержен, плохо бывает всем.

– Как скажешь. Больше я не буду тебя расспрашивать.

Хранитель слегка ткнул даруджийца кулаком в плечо, однако тот отлетел на пару шагов.

– И правильно сделаешь. Думаю, мы с тобой поладим. Будет совсем хорошо, если твой молчаливый друг тоже скажет несколько слов.

Потирая плечо, Ном вопросительно поглядел на Карсу.

– Когда мне нечего сказать, я молчу, – произнес великан.

– Мне нравятся люди, которым нечего сказать, – кивнул Хранитель.

– Значит, тебе повезло, – не слишком дружелюбно бросил ему Карса. – С такими врагами, как я, ты бы точно не справился.

Ба’йенрок долил себе настоя.

– В свое время у меня были враги пострашнее тебя, теблор. Более свирепые и жестокие, чем ты. Да и телом крупнее. Сейчас все они мертвы.

– Годы побеждают каждого из нас, – тоном мудреца провозгласил Ном.

– Ты прав, даруджиец, – кивнул Хранитель. – Жаль, что мои враги этого не понимали… Вы ведь и есть наверняка хотите, правда? Но имейте в виду, что я потребую плату за угощение. Вы оба поможете мне разобрать крышу. Работы там – на день. От силы на два.

Карса огляделся по сторонам.

– Я не стану на тебя работать. Выкапывать кости и потом склеивать их твоей похлебкой? Я не трачу времени на бесполезные дела.

Хозяин башни аж застыл от изумления.

– На бесполезные дела?! – шепотом повторил он.

– Не сердись, господин. Нужно знать теблоров, – суетливо заговорил Торвальд Ном. – Увы, уклад жизни не наделил их житейской мудростью. К тому же искусство дипломатии им неведомо, а их прямота… э-э-э… в других местах она зачастую воспринимается как грубость.

– Хватит болтать, – осадил его Карса. – Пусть этот человек занимается пустяками, если хочет. Меня это совершенно не интересует. Но когда я проголодаюсь, то просто возьму его еду, и он мне не помешает.

Карса предполагал, что такие слова не понравятся Хранителю. Рука теблора уже тянулась к мечу, но хозяин башни оказался проворнее. Его кулак, будто камень, вылетевший из пращи, ударил великана в правый бок. Хрустнули сломанные ребра. Легкие воителя сморщились, лишившись воздуха. Карса зашатался. Окружающий мир потонул в темноте.

Никогда еще ему не наносили такого удара. Даже Байрот Гилд со своей медвежьей мощью не сумел бы сделать то, что ухитрился сотворить этот напанец.

Карса взглянул на Ба’йенрока с неподдельным изумлением, даже с восхищением. Но уже в следующее мгновение рухнул на пол, потеряв сознание.

Когда он очнулся, из раскрытой двери башни лился солнечный свет. Карса по-прежнему лежал на острых каменных обломках. Пахло пылью, которая беспрестанно сыпалась сверху. Юноша сел. Нестерпимо болели ребра, и он стиснул зубы, чтобы не застонать. Где-то под потолком слышались голоса.

Убедившись, что кровавый меч до сих пор при нем, Карса несколько успокоился. Держась за окаменевшую лапу скелета, теблор встал. Ном и Хранитель стояли на верхних балках и разбирали потолок.

– Эй, Карса! – окликнул его даруджиец. – Я бы позвал тебя сюда, да боюсь, что помост не выдержит твоего веса. Видишь? Мы уже кое-что успели сделать.

– Помост вполне выдержит вес твоего друга, – возразил Хранитель. – Я затаскивал на него кости скелета, а они будут потяжелее, чем всего один теблор. Поднимайся сюда, Карса. Мы сейчас примемся за стены.

Юноша осторожно дотронулся до покалеченных ребер. Каждый вдох отзывался болью. Теблор сомневался, что вообще сумеет вскарабкаться наверх, не говоря уже о том, чтобы работать. Но выказать слабость перед этим мускулистым напанцем? Боль можно стерпеть, а вот малодушие позорно. Морщась, воитель ухватился руками за ближайшую балку.

Он лез медленно, обливаясь потом. Ном и Хранитель молча следили за ним. Когда Карса наконец выбрался на широкую верхнюю балку, вся его спина была блестящей и липкой.

– Худ меня побери, – прошептал напанец. – Удивляюсь, как ты вообще выдержал мой удар. Я знаю, что сломал тебе ребра. – Ба’йенрок помахал перевязанной рукой. – Как видишь, и у меня не обошлось без увечья. Во всем виноват мой характер: всякий раз одно и то же. Так и не научился спокойно сносить оскорбления. Ладно, раз уж ты добрался сюда, посиди и отдохни. Мы с Номом одни управимся.

Карса встал.

– Если ты слышал о существовании теблоров, то должен знать и то, что у нас есть разные племена. Так вот, я – из клана уридов, самого сильного и могущественного. Ты думал, я несколько дней буду оправляться после твоего кулака?

Потолок состоял из цельной плиты известняка, немного выступавшей за пределы стен. Чтобы ее убрать, требовалось пройтись зубилом по швам, заполненным окаменевшим варевом Хранителя. После этого достаточно наклонить плиту, и тогда она под действием собственной тяжести полетит вниз. Но Ба’йенрок щедро промазал швы своей смесью. Карса понял: ему не хватит сил разбивать все это зубилом. Тогда он приналег плечом на край плиты и толкнул ее.

Если бы Ном и Хранитель не поймали теблора за оружейные ремни, он рухнул бы вниз вместе с куском стены. Снизу донесся оглушительный грохот. Башня содрогнулась. На мгновение Карса повис над провалом, грозя утащить с собой и Нома с хозяином. Но Ба’йенрок ногой обхватил крепкую жердь, а руками впился в ремень воителя. Затем он осторожно втянул теблора обратно на балку.

У Карсы болело все тело. Боль ударяла в виски, буквально раскалывая голову. Ему было не до проявлений гордости. Только бы не потерять сознание.

Ном заметил, что все еще держит в руках оружейный ремень Карсы. Даруджиец разжал пальцы и шумно плюхнулся на балку.

– Видите, как все легко и просто? – засмеялся Хранитель. – Вы оба честно заработали завтрак.

– Когда рассвело, я сходил на берег, – сообщил Карсе даруджиец. – Любопытство заело: как там Сильгар с Дамиском. Они ушли. Понятное дело, рабовладелец и не собирался продолжать путь в нашем обществе. Он боялся за свою шкуру, и, думаю, не напрасно. Я двинулся по их следам и выбрался на дорогу. Оба отправились в западном направлении. Скорее всего, Сильгар знал, куда нас вынесло, но помалкивал. Пятнадцать дней до Эрлитана: это крупный портовый город. Если бы они пошли на восток – в той стороне до ближайшего города нужно добираться месяц.

– У меня и без твоей болтовни голова болит, – буркнул Карса.

– Согласен, твой друг весьма разговорчив, – кивнул Хранитель. – Зато теперь я знаю гораздо больше о вашем путешествии. Не волнуйся, теблор: я поверил лишь половине рассказанного. Сильно сомневаюсь, что ты и впрямь убил акулу. Тут водятся лишь очень крупные акулы, которые и дхэнраби-то не по зубам. А мелких акул они уже давно съели. Я как-то видел одну, ее выбросило на берег. Так вот, она была вдвое длиннее тебя, теблор. Думаешь, я поверю, что ты укокошил ее в воде, да еще одним ударом? И чем? Деревянным мечом! Ну а про чудовище, которое заглатывает человека целиком, я лучше помолчу.

– Нам все равно, как ты отнесешься к этим рассказам, – усмехнулся Ном. – Пожалуйста, можешь считать, что я приврал. Только все это было на самом деле: и акула, и чудовище, и затопленный мир. И корабль с обезглавленными гребцами тисте анди тоже!

– Знаешь, Ном, в затопленный мир и удивительный корабль я еще поверю. Но акула и чудовище? Лучше не серди меня, иначе вы останетесь без завтрака… Что мы тут засиделись? Пора спускаться и готовить еду. Ты уж прости, теблор: я буду придерживать тебя сзади. А то вдруг заснешь на полпути?

Хранитель сварил им похлебку из каких-то клубней, куда добавил ломти копченой камбалы, просто невероятно соленой. После второй миски Карсу одолела жажда. Ба’йенрок показал им, где находится источник. Друзья отправились туда и вволю напились студеной сладковатой воды. Затем даруджиец умыл лицо и лег, привалившись спиной к пальме.

– Я хочу подумать, – сообщил он Карсе.

– Давно пора. Думать полезно, да и я маленько посижу в тишине. А то прямо хоть в море прыгай от твоей трескотни. Ну что за напасть!

– Это у нас семейное. Отец мой был еще более разговорчивым, чем я. Самое забавное, что не все Номы любят болтать. Попадаются и такие, что из них под пыткой слова не вытащишь. Есть у меня двоюродный брат. Наемный убийца, между прочим…

– Ты, кажется, собрался думать.

– Верно. И знаешь, что мне пришло в голову? Нам нужно податься в Эрлитан.

– Зачем? Помнишь города, через которые нас везли? Ну и что в них хорошего? Вонь, шум. Низинники снуют туда-сюда, как мыши на сеновале.

– Я не приглашаю тебя поселиться в Эрлитане. Пойми, Карса, это порт. Малазанский порт. И корабли оттуда плывут на Генабакис. Друг мой, разве нам не пора вернуться домой? Нечем заплатить капитану – тоже не беда. Наймемся на какое-нибудь судно матросами. Достаточно я уже пошатался по свету, теперь тянет обратно на родину. Я стал мудрее. Почти полностью изменился. Думаю, и твое племя обрадуется, увидев тебя. Ты многое узнал. Сородичам нужны твои знания. Ты же не хочешь, чтобы уридов постигла участь сунидских рабов?

Карса ответил ему не сразу.

– Я обязательно вернусь к своему народу. Но не сейчас. Уригал по-прежнему направляет мои шаги. Я ощущаю его присутствие. Пока тайны остаются тайнами, они сохраняют силу. Это не мои слова. Так говорил Байрот Гилд. Тогда я отмахивался от его болтовни, но теперь многое изменилось. Я сам стал другим. В моей душе пустило корни недоверие. Когда я мысленно вижу каменный лик Уригала, когда чувствую его волю и то, как она воюет с моей собственной, я понимаю, насколько слаб. Власть Уригала надо мной сокрыта в тайнах, которые бог не желает мне раскрывать. Я прекратил войну у себя в душе. Уригал ведет меня, а я следую за ним, ибо он ведет меня к истине.

Прищурив глаза, Ном глядел на теблора.

– А вдруг тебя разочарует эта истина?

– И такое может быть, Торвальд Ном.

Даруджиец встал и отряхнул песок со своей ветхой, рваной одежды.

– Знаешь, что сказал мне Хранитель? Он считает, что находиться рядом с тобой небезопасно. Ему показалось, будто ты волочишь за собой тысячи невидимых цепей и все, что на их противоположных концах, пропитано ядом.

Карса похолодел и изменился в лице. Это не укрылось от глаз Торвальда.

– Погоди злиться! – замахал он руками. – Мало ли кому что почудится? Ба’йенрок – не твой и не мой бог, и мы не обязаны внимать каждому его слову. Я и сам знаю, что рядом с тобой нужно держать ухо востро. Ты обладаешь удивительной способностью притягивать к себе врагов. В этом я убеждался не раз. Но все равно не советую тебе пытаться расправиться с Хранителем. Правда есть правда: он сильнее тебя. Ты еще не до конца вошел в свою прежнюю силу. Да и поломанные ребра тоже со счетов не сбросишь.

– Довольно слов, Торвальд Ном. Я не собираюсь устраивать новый поединок с Хранителем. Но меня тревожит то, что он тебе рассказал. Я уже видел эти цепи. В своих снах. Теперь ты понимаешь, почему мне нужно докопаться до истины?

– Понимаю, – со вздохом ответил даруджиец. – И все равно я предлагаю тебе отправиться в Эрлитан. Нам нужна одежда и…

– Хранитель сказал тебе правду, Торвальд Ном. Рядом со мной и впрямь находиться опасно. И чем дальше, тем опаснее. Хорошо, я отправлюсь вместе с тобой в Эрлитан. Там мы найдем корабль, и ты поплывешь домой. В Эрлитане наши пути разойдутся. Но я сохраню память о тебе, ибо ты стал мне настоящим другом.

Даруджиец заулыбался.

– Значит, решено: идем в Эрлитан. А пока нужно вернуться в башню и поблагодарить Хранителя за гостеприимство.

Когда они вышли на тропу, ведущую к башне, низинник вдруг остановился.

– Знай, Карса Орлонг: я тоже сохраню память о нашей с тобой дружбе. И постараюсь молчать о ней, поскольку земляки мне все равно не поверят.

– Почему? – удивился Карса.

– У меня никогда не получалось с кем-нибудь подружиться. Были просто знакомые. Были те, кто набивались ко мне в приятели, но о таких я не говорю. Думаю, мой незакрывающийся рот…

– Отпугивал возможных друзей, – докончил за него Карса. – Мне это понятно.

– Мне тоже. Вот и ты торопишься запихнуть меня на первый корабль. И все по той же причине.

– И по этой тоже, – не стал спорить великан.

– Наверное, ты прав. Какая тебе польза в моих словах?

Тропа сделала поворот, открыв им кособокое строение Хранителя.

– Вообще-то, польза от твоих слов, низинник, была. Ты даже и не подозревал какая.

– Только не надо шутить, Карса, – с грустью произнес Торвальд Ном.

– Я не шучу. На корабле, когда я висел в цепях возле мачты, только твои слова и удерживали меня в этом мире. Без тебя и твоей бесконечной болтовни я бы рехнулся. Играть в безумие опасно; сам не заметишь, как по-настоящему лишишься рассудка. Я был прирожденным теблорским воителем. Полководцем, по-вашему. Другие воины нуждались во мне, но сам я не нуждался ни в ком. Я вел, за мною шли. Но эти люди не были мне союзниками. Я считал, что они сами виноваты, раз не родились воителями. Теперь же понимаю: я просто-напросто не позволял им стать моими союзниками. Я лишь недавно понял, насколько велика разница между подчиненным и соратником. Когда-то я равнодушно относился к гибели других, не испытывая горечи потерь. Я считал: каждый воин знает, что может погибнуть, так зачем же сокрушаться… Сейчас я думаю по-другому. Я потерял Байрота Гилда и Делюма Торда, поскольку больше беспокоился о своей славе, чем об их участи. Без всяких причин я разорил селение ратидов и убил воинов, которые тоже могли бы стать моими союзниками. Стоит мне подумать о родине, и я ощущаю незажившие раны. Их еще предстоит исцелять и исцелять… Скажу тебе больше. Раньше я радовался только за себя. Своим победам, собственным трофеям. Но когда я услышал, как тебя потянуло домой, к своим, я впервые порадовался за другого человека.

Хранитель поджидал их, сидя возле двери на колченогой скамейке. На земле рядом с ним лежал большой заплечный мешок, к которому хозяин башни прислонил пару закупоренных сосудов, сделанных из тыкв. На их стенках блестели капельки влаги. В здоровой руке Ба’йенрок держал туго набитый мешочек, который он бросил подошедшему Ному.

Даруджиец ловко поймал мешочек. Внутри что-то зазвенело.

– Это… деньги?

– Да. Преимущественно серебряные джакаты, – ответил Хранитель. – Есть и местные монеты, но из тех, что высоко ценятся. Будьте осторожны, когда станете расплачиваться. Говорят, нигде нет таких ловких воришек, как в Эрлитане.

– Хранитель… – начал Ном, но тот махнул рукой.

– Будет разбрасываться словами. Слушай, что я скажу. Когда человек собирается инсценировать собственную смерть, он должен все хорошенько продумать наперед. Жить безымянным не так-то дешево, как это может показаться. За день до моей «трагической кончины» – а да будет вам известно, что для всех я утонул… – так вот, за день до этого я вычистил половину городской казны Арэна. Только не пытайтесь меня убить, чтобы завладеть богатством. Бесполезная затея. Лучше поблагодарите за щедрость и отправляйтесь дальше.

– Когда-нибудь я вернусь и отдам тебе долг, – пообещал Карса.

– Ты говоришь о монетах или о сломанных ребрах? – уточнил Ба’йенрок.

Теблор только улыбнулся в ответ.

Хранитель засмеялся, а потом встал и ушел в башню. Вскоре Карса и Ном услышали, как он поднимается по своим балкам наверх.

Даруджиец надел заплечный мешок. Одну из тыкв он подал Карсе, другую взял сам.

Путешествие в Эрлитан началось.

Беседуя после известных событий с высшим магом Тайскренном, императрица Ласин осведомилась: «Значит, ни одного тела утонувших напанцев так и не нашли?»

Абелард. Жизнеописание императрицы Ласин

Все селения, встретившиеся им по пути, располагались с внутренней стороны дороги. Казалось, жители отгораживаются ею от моря, не ожидая от него ничего, кроме опасностей. Унылого вида глинобитные хижины, хлипкие загончики для коз, равнодушные собаки и такие же равнодушные темнокожие люди. Вся их одежда состояла из большого куска выбеленной ткани, в который они заворачивались с головы до пят. Стоя или сидя на пороге своих хижин, местные молча провожали путников взглядом, не делая попыток окликнуть чужаков и заговорить с ними.

На четвертый день, в пятой уже по счету деревушке, Карсе и Торвальду Ному встретилась повозка торговца. Она стояла на крохотной базарной площади. Вокруг не было никого. Негоциант обрадовался нежданным покупателям и стал предлагать им все, что у него имелось. Ном за пару серебряных монет купил старинную кривую саблю (как потом оказалось – с излишне тяжелым клинком). У торговца были кипы материи, однако готовой одежды – даже старой и плохонькой – он не держал.

Вскоре даруджиец убедился, что зря потратил деньги: после нескольких взмахов и выпадов у сабли отломился эфес. Облегчив душу ругательствами, Ном поспешил уверить себя и Карсу, что это дело поправимое. Нужно лишь найти умелого резчика по дереву, и тот быстро изготовит новую рукоятку.

Солнце палило немилосердно. Дорога вынырнула из леса, и слева опять появилось бирюзовое Отатараловое море с пыльно-желтыми прибрежными дюнами.

– Клянусь, что этот паршивый торгаш знает малазанский язык, – никак не мог успокоиться Ном. – По глазам было видно.

– Ничего удивительного, – пожал плечами Карса. – Тут не любят малазанцев. Помнишь, солдаты говорили, что в Семиградье якобы назревает бунт против их владычества? Думаешь, правда?

– Кто же разберет этих семиградцев! – вздохнул даруджиец.

– А я вот не понимаю малазанцев, – признался Карса. – К чему завоевывать чужие земли? Так и набеги совершать будет некуда.

– Ты рассуждаешь как теблор. А малазанцы – другие, их не интересуют набеги. Им нужны власть и управление. Есть обжоры, которым никогда не насытиться. Таковы и малазанцы со своей вечной тягой покорять все новые и новые земли. Разумеется, они напридумывали кучу убедительных оправданий своим захватническим устремлениям: дескать, другим народам это только во благо.

– Можно подумать, без малазанцев в Семиградье плохо жилось, – усмехнулся Карса.

– Представь себе, дружище, ты почти угадал. В этом-то и сила малазанцев, что их не занимают рабы и трофеи. Первым делом они устанавливают на покоренной земле порядок. До малазанского завоевания Семиградье было одним большим крысятником, его раздирали нескончаемые распри. Племена кочевников враждовали между собой. В каждом городе был свой правитель с кучкой алчных приближенных и армией головорезов. Когда ему становилось скучно, он шел войной на соседний город. Забитый, вечно голодный народ вообще не смел поднять головы: еще, не ровен час, попадешь под чью-нибудь саблю. И вот пришли малазанцы. Они мигом перевешали все зажравшееся ворье и прекратили набеги кочевников на города. Кстати, помимо правителей, еще одним племенем кровососов были жрецы. Малазанцы под угрозой смертной казни запретили человеческие жертвоприношения. А местные торговцы? С приходом малазанцев они стали только богатеть. Главные дороги охраняются… Конечно, такие порядки нравятся далеко не всем. Прежние владыки затаились, но не смирились. Да и жрецы подливают масла в огонь. Вот тебе и повод для мятежа. Основная беда малазанцев в том, что они не любят заглядывать вглубь.

– Я понимаю, о чем ты говоришь, – подумав, ответил ему Карса. – Корни очень важны.

Торвальд Ном заулыбался.

– Ты начинаешь постигать мудрость низинников!

– Тут и особой мудрости не надо. Тот, кто собрался приручить собаку, должен знать ее повадки. Хочешь, чтобы конь тебе верно служил, – наблюдай за ним, пока еще жеребенком бегает.

– В который раз изумляюсь рассудительности теблоров. Кто-то справедливо заметил, что малазанцам вечно некогда. Некогда вникать, почему другие народы думают и поступают по-другому. Семиградцы умеют прятать свою ненависть. А она разъедает их изнутри. Ненависть – самый неприхотливый сорняк. Растет на любой почве и сам себя питает.

– А вместо воды – слова, – добавил Карса.

– Это ты верно подметил. У слов есть своя магия. Допустим, ты до чего-то додумался. Рассказал об этом одному, другому, десятому, сотому. Вскоре ты услышишь свою мысль из уст других. Кто-то поверит в ее правоту и начнет отстаивать. Кто-то воспротивится. Ты и не заметишь, как словесная перепалка перерастет в стычку, а если их станет много – то и в войну. И тогда уже бесполезно убеждать окружающих, что это была всего-навсего мысль, пришедшая тебе в голову. Тебе придется сражаться не на жизнь, а на смерть. Вражда может растянуться на десятки лет, так что в нее окажутся вовлечены твои дети и даже внуки.

– Скажи, Торвальд Ном, в Даруджистане все такие, как ты?

– В общем-то, да. Заядлые спорщики. Мы обожаем спорить по любому поводу. Бывает, что и бьем друг друга, но только словами. Мы любим участвовать в словесных поединках не меньше, чем ты любишь отсекать головы и собирать в качестве трофеев уши и языки. По какой улице ни пойдешь, в какую часть города ни забредешь – везде встретишь десяток разных мнений. Даже на опасность завоевания Даруджистана малазанцами каждый смотрит по-своему.

– А ты сам-то что думаешь по этому поводу? – спросил Карса.

– Если малазанцы и завоюют Даруджистан, они окажутся положении акулы, которая подавилась Борругом. Город застрянет у империи поперек горла.

– Та акула сперва поперхнулась, но потом все-таки проглотила Борруга.

– Только потому, что он был мертв. А Даруджистан живой.

Впереди показалось еще одно селение. В отличие от всех прежних, оно было обнесено невысокой каменной стеной, за которой виднелись три довольно больших строения. Из хлева, что стоял рядом, доносилось беспрестанное меканье коз, разморенных жарой.

– Не понимаю, зачем днем держать коз в хлеву, – удивился Ном.

– Хотя бы затем, чтобы перерезать им глотки.