Пограничная трилогия: Кони, кони… За чертой. Содом и Гоморра, или Города окрестности сей Маккарти Кормак

Я уже тронулся.

В последний раз он увидел ее в городе. Зашел в мастерскую Каллена Коула на Норт-Чадборн-стрит, чтобы запаять трензель, потом двинулся по Туиг-стрит. И тут увидел, как она выходит из «Кактуса». Хотел было перейти на другую сторону, но она окликнула его, он остановился и стал ждать, когда она подойдет.

Ты от меня бегаешь?

Он поднял на нее взгляд:

Я не бегаю. Ни от тебя, ни за тобой.

Сердцу не прикажешь, верно?

Главное, чтобы все были довольны.

Я хочу, чтобы мы оставались друзьями.

Друзьями так друзьями. Но я тут долго не задержусь.

Куда собрался?

Пока не могу сказать.

Почему это?

Не могу, и все!

Он снова посмотрел на нее. Она не сводила с него глаз.

А что он скажет, если увидит, как мы тут с тобой стоим?

Он не ревнивый.

Это хорошо. Полезное свойство. Избавит его от множества огорчений в будущем.

На что ты намекаешь?

Ни на что. Мне пора.

Ты меня ненавидишь, да?

Нет.

Но ты не одобряешь меня, верно?

Он посмотрел на нее в упор:

Вот привязалась. Если тебя мучит совесть, то скажи прямо, что ты от меня хочешь услышать, и я произнесу все нужные слова.

Как же, произнесешь! И вообще, совесть меня совершенно не мучит. Просто я подумала, что мы могли бы остаться друзьями.

Это только слова, Мэри Кэтрин, сказал он, качая головой. И вообще, мне пора.

А что плохого в словах? Все на свете одни слова.

Нет, не все.

Ты уезжаешь из Сан-Анджело?

Ну, вроде как.

А вернешься?

Все может быть.

Я против тебя ничего не имею.

Еще бы.

Она посмотрела туда, куда смотрел он, но ничего интересного не увидела. Затем она снова повернулась к нему, и он посмотрел ей в глаза, но если в них и блеснули слезы, то, скорее всего, виной тому был сильный ветер. Она протянула руку. Сперва он не понял ее намерений, потом сообразил, в чем дело.

Я желаю тебе всего самого лучшего.

Он взял ее руку, которая показалась ему очень маленькой и страшно знакомой. До этого он никогда не здоровался и не прощался с женщиной за руку.

Береги себя, сказала она.

Ладно… Спасибо.

Он коснулся рукой шляпы, повернулся и зашагал по улице. Он не оглядывался, но видел ее отражение в витрине здания на другой стороне улицы. Она стояла и смотрела, пока он не дошел до угла, а потом исчезла навсегда.

Джон-Грейди спешился, открыл ворота, провел в них коня, закрыл, потом двинулся с Редбо вдоль забора. Ролинса видно не было. Дойдя до угла, Джон-Грейди бросил поводья. Посмотрел на дом. Редбо принюхался, фыркнул, уткнулся носом ему в локоть.

Это ты, дружище? – зашептал Ролинс.

Кто ж еще-то?

Ролинс подошел к забору, ведя за повод Малыша, потом оглянулся на дом.

Ты готов?

Готов, кивнул Ролинс.

Твои ничего не заподозрили?

Нет.

Тогда в путь.

Погоди минуту. Я навалил все на седло и по-быстрому смылся. Сейчас наведу порядок.

Джон-Грейди взял поводья и сел в седло.

Кто-то зажег свет, сообщил он.

Черт!

Ты опоздаешь даже на собственные похороны.

Еще нет и четырех. Ты просто раньше времени заявился.

Ладно, поехали. В конюшне кто-то есть.

Ролинс прилаживал за седлом скатку.

У нас выключатель на кухне. Старик не успел бы дойти до конюшни. Может, он туда вообще не собирается. Просто он мог спуститься на кухню, чтобы выпить молока или еще зачем-нибудь.

Вот именно. Например, чтобы зарядить дробовик, усмехнулся Джон-Грейди.

Наконец Ролинс тоже сел в седло.

Ты готов?

Давно уже, сказал Джон-Грейди.

Сначала ехали вдоль ограды, потом по пастбищам. На холодке поскрипывали седла. Пустили коней в галоп, и огни города сразу провалились в темноту за спиной. Началась холмистая прерия, и они перешли на шаг. Вокруг роились звезды. В необитаемой ночи зазвонил, а потом стих колокол, хотя никакого колокола тут быть не могло. Ехали по закруглявшейся возвышенности, по земному шару, который был черен как неизвестно что и который тащил их на себе ввысь, к звездам, так что они ехали не под ними, а среди них. Ехали весело, но и с опаской, словно воры, выброшенные на свободу в этот наэлектризованный мрак, словно юные воры, оказавшиеся в светящемся саду, не готовые ни к холоду, ни к тому, что перед ними вдруг открылось десять тысяч миров на выбор.

К полудню одолели миль сорок. Но вокруг все еще тянулись знакомые места. Ночью подъехали к ранчо Марка Фьюри, спешились у ограды. Джон-Грейди достал из седельной сумки стамеску, отогнул скобы на столбах, опустил проволоку и встал на нее обеими ногами. Ролинс провел коней, а Джон-Грейди приладил проволоку на место, убрал стамеску и сел в седло.

Как они хотят, чтобы люди тут верхом ездили? – хмыкнул Ролинс.

Вот этого они как раз и не хотят, отозвался Джон-Грейди.

На рассвете наскоро перекусили сэндвичами, которые Джон-Грейди захватил из дому. Днем напоили лошадей из большого каменного корыта, потом поехали по высохшему руслу речушки, испещренному коровьими следами, к зеленевшим вдали тополям. Под деревьями лежали коровы, которые при их приближении поднимались, смотрели на них, а потом снова теряли интерес.

Вскоре Джон-Грейди и Ролинс устроили привал. Улеглись в сухой траве под деревьями, подложив под головы куртки и прикрыв лица шляпами. Редбо и Малыш мирно пощипывали травку у высохшей реки.

Ты захватил что-нибудь огнестрельное?

Джон-Грейди кивнул.

Что именно?

Дедов старый кольт. «Писмейкер». Ну, который без самовзвода. У него курок каждый раз надо большим пальцем оттягивать.

Из него можно во что-нибудь попасть?

Это вряд ли.

Ролинс усмехнулся.

Выходит, удрали?

Выходит, так.

Думаешь, за нами устроят погоню?

Зачем?

Не знаю. Просто все получилось как-то больно уж просто.

Они лежали и слушали шум ветра и хрумканье лошадей.

Знаешь, что я тебе скажу, начал Ролинс.

Ну?

Плевал я на них.

Джон-Грейди сел, вынул из кармана кисет с табаком, начал скручивать цигарку.

Это ты о чем?

Он провел языком по самокрутке, сунул ее в рот, вынул спички, прикурил, выпустив струю дыма, загасил спичку, потом повернулся и посмотрел на Ролинса. Тот крепко спал.

Ближе к вечеру они снова пустились в путь. На закате услышали гул проносившихся по шоссе грузовиков. Долгим прохладным вечером ехали на запад по склону холма, с которого хорошо было видно, как по одной линии перемещаются огоньки автомобилей в каком-то причудливом медленном ритме – туда… сюда, туда… сюда. Выехав на проселок, двинулись по нему к шоссе. Остановившись у ворот, стали искать ворота в ограде на противоположной стороне шоссе. Они видели фары грузовиков, пробегавших по шоссе с востока на запад и с запада на восток, но ворот не было.

Чё бум делать?

Не знаю. Надо бы сегодня перебраться на ту сторону, сказал Джон-Грейди.

Я не поведу коня по этому чертову асфальту в темноте.

Я тоже, кивнул Джон-Грейди и сплюнул.

Похолодало. Ветер гремел створками ворот, а Редбо и Малыш беспокойно переминались с ноги на ногу.

Что это там за огни?

Наверное, Эльдорадо, сказал Джон-Грейди.

Далеко?

Миль десять-пятнадцать.

Чё бум делать?

Джон-Грейди промолчал.

Они расстелили одеяла в овраге, распрягли и стреножили коней, а потом легли спать и проснулись на рассвете. Когда Ролинс, сев на одеяле, стал озираться по сторонам, Джон-Грейди уже поседлал своего коня и привязывал к седлу спальные принадлежности.

Там дальше по шоссе есть кафе. Хочешь позавтракать?

Ролинс надел шляпу, потянулся за сапогами.

А то нет, дружище, ухмыльнулся он.

Ведя коней в поводу, они пробрались между завалов из коробок передач, дверей кабин и прочих автомобильных останков и стали поить коней из большой металлической ванны, куда шиномонтажники погружают камеры, чтобы найти прокол. Неподалеку мексиканец как раз менял колесо у грузовика, Джон-Грейди подошел к нему и спросил, где тут мужской сортир. Тот кивнул в сторону кафе.

Джон-Грейди вынул из седельной сумки бритвенные принадлежности, пошел в умывальню, побрился, почистил зубы, причесался. Когда вышел, увидел, что кони привязаны к дереву, а Ролинс сидит за столиком и пьет кофе. Джон-Грейди сел рядом.

Что-нибудь заказал?

Тебя ждал.

Подошел хозяин, поставил перед Джоном-Грейди чашку кофе:

Что будете есть, ребята?

Командуй, сказал Ролинс Джону-Грейди.

Тот заказал яичницу из трех яиц, фасоль, печенье из пресного теста. Ролинс попросил то же самое и еще оладьи с сиропом.

Давай, заправляйся как следует, сказал Джон-Грейди.

И ты с меня пример бери.

Они сидели, опершись о стол локтями, и смотрели на юг, туда, где за равниной виднелись горы, словно съежившиеся в собственной тени.

Нам туда, сказал Ролинс.

Джон-Грейди кивнул. Допил кофе. Хозяин принес толстые белые тарелки с едой, потом сходил за кофейником. Ролинс так наперчил яичницу, что она почернела. Потом стал намазывать маслом оладьи.

Перец каждый мужчина уважает, заметил хозяин, налил кофе и удалился.

Делай как я, сказал Ролинс. Я научу тебя правильно питаться, сынок.

Спасибо, папочка.

Запросто могу заказать все по новой. Не веришь?

Как не верить.

В магазине при кафе корм для лошадей не продавался. Они купили коробку овсянки, заплатили по счету и вышли. Джон-Грейди взрезал коробку ножом, высыпал овсянку в два колпака от колес и угостил Редбо с Малышом. Пока те ели, Ролинс и Джон-Грейди сидели на врытом в землю тесовом столе для пикников и курили. Подошел мексиканец, уставился на лошадей. Он был не старше Ролинса.

Куда собрались?

В Мексику, ответил Ролинс.

Зачем?

Ролинс посмотрел на Джона-Грейди:

Как ты думаешь, ему можно доверять?

Похоже, этот не выдаст.

Убегаем от полиции, шепнул Ролинс.

Мексиканец недоверчиво посмотрел на них.

Ограбили банк, сообщил Ролинс.

Мексиканец перевел взгляд на лошадей.

Никакого банка вы не грабили, буркнул он.

Ты там места хорошо знаешь?

Мексиканец покачал головой и сплюнул:

Я в Мексике отродясь не бывал.

Когда кони поели, Джон-Грейди и Ролинс снова их поседлали, потом вывели со двора, перевели через шоссе, прошли в ворота, закрыли их за собой, сели в седла и двинулись по проселку. Через милю дорога свернула на восток, так что дальше на юг им пришлось ехать по холмистой, поросшей кедрами равнине. К полудню оказались у Девилс-Ривер, напоили лошадей и, устроившись под ивами, стали изучать карту, которую Ролинс прихватил в кафе. Он провел по ней пальцем линию к югу, к прогалу среди холмов. С американской стороны до Рио-Гранде на карте значились многочисленные дороги, реки, поселения, а дальше шло сплошное белое пятно.

По этой карте выходит, что там ничего нет, сказал Ролинс.

Похоже, что так.

Может, на ней просто не обозначено?

Может, карта плохая. У меня в седельной сумке еще одна есть.

Ролинс сходил за картой, сел на землю и снова стал водить пальцем по бумаге. Потом растерянно поднял голову.

Ну как? – спросил Джон-Грейди.

И тут ни хрена.

Оставив реку в стороне, они ехали на запад теперь по сухому руслу. Справа и слева поднимались холмы, поросшие травой. Несмотря на солнце, в воздухе веяло прохладой.

Я-то думал, в этих местах скота навалом, сказал Ролинс. А тут пусто. Хоть шаром покати…

Похоже на то.

Из-под конских копыт то и дело вспархивали голуби и куропатки. Спугивали и кроликов. Ролинс спешился, достал из седельной кобуры мелкашку калибра 6,53 мм и пошел по склону. Раздался выстрел, и Ролинс вернулся с кроликом. Он убрал карабин, вытащил нож, отошел в сторонку, присел на корточки и выпотрошил тушку. Затем поднялся, вытер лезвие о штанину, сложил нож, подошел к Малышу, привязал кролика за задние ноги к ремню скатки, сел в седло, и они двинулись дальше.

На исходе дня пересекли дорогу, что шла на север, а вечером оказались у Джонсонс-Рана. Привал устроили возле заводи, каким-то чудом уцелевшей в высохшем, устланном галькой русле реки. Напоив и стреножив лошадей, отпустили их пастись, а сами развели костер, сняли с кролика шкурку, насадили его на вертел из лозы и оставили жариться у края костра. Джон-Грейди открыл почерневшую парусиновую сумку, извлек из нее маленький эмалированный кофейник и пошел к заводи. Потом они долго сидели у костра и смотрели то на огонь, то на тонкий серп месяца над черными холмами на западе.

Ролинс скатал цигарку, закурил от уголька и улегся головой на седло.

Хочу тебе кое-что сказать, дружище…

Валяй.

Такая жизнь мне нравится. Ролинс затянулся, вынул самокрутку изо рта, легким движением указательного пальца сбил пепел. Раздолье!..

Весь следующий день они ехали по холмистой местности, поднимались на небольшие столовые горы. Там росли кедры, а по восточным склонам лепились юкки в белых цветах. Вечером они оказались на дороге, что вела в Пэндейл. Свернув на юг, дорога скоро уперлась в городок, в котором осталось не больше девяти строений, включая магазин и бензоколонку. Привязали коней у магазина, вошли внутрь. За день они покрылись слоем пыли, а Ролинс к тому же был небрит. От них крепко пахло лошадьми, потом, дымом. Когда они вошли, мужчины, сидевшие в задней части магазина, замолчали, посмотрели на них, а потом как ни в чем не бывало продолжили беседу.

Друзья остановились у мясного прилавка. К ним подошла женщина, сняла с гвоздя фартук и, дернув за шнур, включила верхний свет.

У тебя вид бандита с большой дороги, шепнул Джон-Грейди Ролинсу.

Да и ты, приятель, вряд ли похож на проповедника, отозвался тот.

Женщина тем временем завязала тесемки фартука и уставилась на них из-за эмалированной мясной витрины.

Что вам угодно, молодые люди?

Они купили копченой колбасы, сыру, буханку хлеба и банку майонеза. Потом подумали и добавили пачку крекеров и дюжину жестянок венских сосисок. Еще купили дюжину пакетиков порошка для шипучки «Кул-эйд», большой кусок бекона, несколько банок фасоли и, наконец, пятифунтовую пачку кукурузной муки и бутылку острого соуса. Женщина завернула сыр и колбасу отдельно, потом, послюнявив химический карандаш, стала высчитывать итоговую сумму. Затем она уложила все покупки в большой бумажный пакет.

Откуда вы, мальчики?

Из-под Сан-Анджело.

Приехали сюда верхом на лошадях?

Да, мэм.

Ну вы даете!

Проснувшись поутру, они обнаружили, что провели ночь возле домика из саманного кирпича. Из него вышла женщина, выплеснула на землю мыльную воду из таза, постояла и снова скрылась в доме. Прежде чем улечься спать, они повесили седла просушиться на забор, а теперь, когда снимали их, из дома вышел мужчина и молча уставился на незнакомцев. Они поседлали коней, вышли с ними на дорогу и поехали на юг.

Интересно, что там дома, подал голос Ролинс.

Джон-Грейди наклонился, сплюнул:

Веселятся небось напропалую. Вдруг на их земле нашли нефть, и теперь все ринулись покупать себе новые авто!

Черт подери, отозвался Ролинс.

Едут дальше.

Тебе когда-нибудь бывало не по себе? – опять подал голос Ролинс.

Из-за чего?

Из-за чего угодно. Не случалось просто вдруг почувствовать себя не в своей тарелке?

Сколько раз! Когда, например, оказываешься там, где тебя не ждали. Где тебе быть не положено.

А если становится не по себе ни с того ни с сего? Это значит, ты оказался там, где тебе быть не положено?

Что с тобой, парень? Ты чего?

Не знаю. Ничего. Я спою.

Немного помолчав, Ролинс запел:

Радиостанцию «Дель-Рио» знаешь? – спросил он.

Конечно.

По ней как-то передавали, что ночью можно просто взять в зубы проволоку от ограды и слушай себе радио на здоровье. Никакого приемника не нужно.

Ты в это веришь?

Не знаю.

Сам-то пробовал?

Ага. Разок попытался.

Долго ехали в молчании, потом опять заговорил Ролинс:

А не знаешь, почему куст именно пограничный?

Спроси чего-нибудь полегче.

Проехали известняковый утес, с которого сбегала вода. Перебрались через высохшее русло. Выше виднелись лужи от недавних дождей. Две цапли стояли, словно пришпиленные к своим длинным теням. Потом одна улетела, другая осталась. Через час спустились к Пекос-Ривер, отыскали брод. Течение было быстрым, вода чистой и чуть солоноватой по причине известняков. Кони смотрели в прозрачную воду и осторожно ступали по плоским шатучим камням, косясь на изумрудные пряди мха, развевавшиеся на стремнине. Ролинс наклонился в седле, окунул руку в воду и, зачерпнув пригоршню, попробовал.

Не вода, а сплошной гипс, сказал он и сплюнул.

На другом берегу спешились, сделали привал под ивами. Перекусили сэндвичами с сыром и колбасой, а потом долго сидели и смотрели, как река катит свои воды.

За нами кто-то сзади увязался, заметил Джон-Грейди.

Ты видел кто?

Пока нет.

Верхом?

Верхом.

Ролинс посмотрел на дорогу за рекой.

Может, они едут сами по себе, предположил он.

Тогда они уже были бы у реки.