Дети Великого Шторма Осояну Наталия

Эсме растерянно покачала головой:

– Почему я об этом совсем ничего не знаю? Почему о них даже в сказках ничего нет?

– Есть, – с печальной улыбкой возразил Крейн. – В сказках, которые мне доводилось слышать на Окраине, водогляды встречаются нередко. Но чем дальше от меррских морей, тем меньше о них знают, тем меньше в них верят. Словно кто-то намеренно стирает их из людской памяти.

– Людской? – повторила целительница. – А магусы…

– Магусы о них помнят лучше, хотя предпочли бы забыть совсем. Мы были непримиримыми врагами во времена Основателей, мы воевали, мой народ победил… и жестоко отомстил непокорным. Те немногие, кому удалось выжить, спрятались. Их потомки прячутся до сих пор – в таких местах, как этот остров, жалкий клочок земли на самом краю обитаемого мира, не нужный ни людям, ни магусам, ни меррам. И живут они здесь, как…

Что-то прошуршало в листве, и из чащи на Эсме уставились две пары оранжевых глаз с вертикальными зрачками. Она подпрыгнула от страха, а магус рассмеялся и тихонько свистнул. Из зарослей ему ответили таким же свистом.

– Не надо бояться. – Крейн улыбался. – Настоящая опасность не сверкает глазищами из тьмы, она подкрадывается незаметно и хватает за… пятку. А это всего лишь ларимы. Жаль, они не вышли на свет – очень милые пушистые создания.

После его слов Эсме и сама почувствовала, что глазастые наблюдатели настроены дружелюбно и их снедает любопытство – не так уж часто в этих краях появляются чужаки. Магус и целительница двинулись дальше. Когда шарф Эсме зацепился за низкую ветку, Крейн аккуратно высвободил тонкую ткань и вдруг поинтересовался:

– Давно хотел спросить – откуда у вас эта вещица?

Эсме почему-то стало не по себе.

– Он достался мне в наследство.

– Правда? – удивился Крейн. – Вероятно, от матери.

– Да! – ответила девушка немного раздраженно, хотя на самом деле понятия не имела, прав ли он. – А почему вы спрашиваете?

– Просто так… – Магус пожал плечами. – Он точь-в-точь такого же цвета, как паруса ~Невесты~. Забавное совпадение, не находите? – Да, подобное трудно было не заметить. Эсме вдруг показалось, что Крейн чего-то ждет. После недолгой паузы он продолжил все тем же небрежным тоном: – Если я не ошибаюсь, это нисский шелк, очень редкий и безумно дорогой. Секрет его изготовления давно утрачен. Не удивлюсь, если вашему шарфу больше трехсот лет… – Он вздохнул и, выдержав недолгую паузу, возобновил рассказ, прерванный из-за ларимов: – Так вот, о чем это я? О том, как тут живут. Здешние обитатели ловят рыбу и бездельничают – а чем еще заниматься в Эльгиных садах? Теперь их осталось совсем мало – слишком долго не было притока свежей крови, здоровых детей рождалось с каждым годом все меньше и меньше. На острове три рыбацкие деревни – было три, по крайней мере, – ими управляют избранные на общем собрании старосты, но наибольшей властью обладает Говорящая~с~волнами. Вот к ней-то мы и направляемся. – Он чуть помедлил. – И скоро будем на месте.

Туннель в зарослях сделался шире, и они вышли на небольшую поляну, окруженную необыкновенно высокими и толстыми деревьями – самое тонкое из них едва ли смогли бы обхватить двое длинноруких гроганов. Эсме запрокинула голову: где-то далеко виднелся клочок ослепительно синего неба с вольно парящими чайками.

И впрямь похоже на рай.

– Да, здесь очень…

Что-то пребольно укололо ее чуть выше правой пятки. Привыкшая ходить босиком, целительница нередко резала ноги осколками раковин, но в этот раз ощущение было совсем другим: острая боль почти сразу сменилась холодом, словно к ране приложили кусок льда.

Взглянув вниз, она увидела пеструю тонкую ленту, скрывшуюся в траве.

Стало темно.

[Ей холодно, ей так холодно. Непослушные руки и ноги превратились в ледышки, лицо онемело, горло свело судорогой, и даже дышать удается с трудом. В открытое окно льется солнечный свет, и вроде бы снаружи совсем не зима. Что же с ней такое? И где она? Ведь это не ее комната…

С шумом распахивается дверь, вбегает какой-то человек. Она его не знает. Лет сорока на вид, с копной густых волос, наполовину седых. Лицо очень усталое, под глазами круги. В глазах – страх. Неужели он так испуган из-за нее?

– Эсме, что ты натворила?!

«Эсме». Она с трудом находит в себе силы улыбнуться. Имя кажется приятным, словно теплое одеяло, в которое можно завернуться, если тебе холодно. И тогда в твое тело постепенно вернется жизнь, ты снова станешь собой.

Или не станешь – ведь ты сделала что-то нехорошее, что-то страшное, и как раньше уже не будет.

У незнакомца блестят глаза.

– Кто вы такой? – Язык еле-еле ворочается во рту, каждое слово надо выталкивать, выплевывать. – Где я?

– Меня зовут Велин, – говорит он. – Ты… дома.]

Большой рыжий муравей взобрался на высокий стебелек и, очутившись на верхушке, сверзился вниз. Ощупал усиками ствол и опять принялся штурмовать вершину. Лежать в высокой траве было приятно. Где-то в вышине слышалось мелодичное щебетание. Эсме оно показалось восхитительным: в мире, кроме портовых чаек, есть и другие птицы, в мире есть птицы, которые умеют петь! Она вдруг поняла, что ей отчаянно хочется объездить все Десять тысяч островов и, останавливаясь на каждом хотя бы на день, слушать птичье пение. Это будет нетрудно – при условии, что сегодня она не умрет.

– Не дергайся.

Крейн сплюнул кровь и снова припал ртом к ее щиколотке. Пальцы магуса сжимали ее ногу так крепко, что, казалось, вот-вот проткнут плоть и достанут до кости – не пальцы, а железные клещи. Вверх от раны растекалась боль – но вялая, совсем не страшная.

– Рану полагается прижечь… – пробормотала Эсме. – Надо быстрее в поселок…

– Я не люблю оставлять на потом то, что можно сделать сразу, – отозвался Крейн с хмурым видом. – Шторм иной раз подбрасывает нам сюрпризы в самый неожиданный момент.

Она с трудом нашла в себе силы кивнуть. «И что же вы будете делать, капитан?..»

Магус на мгновение замер, потом произнес с иронией:

– Никогда бы не подумал, что целители не могут лечить самих себя.

Девушка покачала головой:

– Вы, магусы, направляете силу на то, чтобы совершенствовать собственные тела. Мы же совершенствуем… исправляем… улучшаем чужие. Излечить свое тело для целителя так же просто, как заглянуть внутрь собственного черепа или укусить себя за локоть.

– Некоторые так могут. – Крейн сбросил куртку. – Я о локте.

Ему понадобилась секунда, чтобы снять рубашку, и еще одна – чтобы оторвать от нее длинный лоскут. Эсме даже не заметила, как мелькнули его руки. Смысл происходящего оставался для нее в тайне, но потом железные пальцы магуса вновь стиснули ее щиколотку, и Крейн сказал:

– Будет больно.

Пальцы его свободной правой руки изогнулись, между ними мелькнула искра. Миг – и она разрослась, превратилась в сияющий огонек размером чуть больше вишневой косточки. Эсме зажмурилась и стиснула зубы.

Вот и ответ на один из ее вопросов…

Когда все закончилось, она пробормотала:

– Почему «Крейн»? – От пульсирующей боли перехватывало дыхание. – Кристобаль Фейра… звучит красивее.

– Семейства Фейра нет на свете уже сорок лет, – ровным голосом произнес пират. – Не надо тревожить мертвых.

– Не надо, – согласилась Эсме и осторожно приоткрыла глаза.

Магус на нее не смотрел, его лицо было мрачным и… чужим. Сейчас никто бы не усомнился, что капитан «Невесты ветра» из детей неба, а не земли. Целительница ощутила, как подступает волна паники, – такие секреты не доверяют тем, кому суждено долго жить, – но Крейн-Фейра, вновь сделавшись похожим на себя прежнего, умело перевязал ей ногу лоскутом от своей рубашки, а потом встал и подобрал с земли куртку. Хотя оделся магус быстро, Эсме все-таки успела разглядеть на его спине татуировку: две танцующие птицы, два феникса с черно-красным оперением.

События приняли странный оборот…

– Нам пора. – Он поднял Эсме на руки. – Говорящая~с~волнами не любит ждать.

Там, куда вскоре принес ее магус, росли все те же высокие деревья и лепились друг к другу небольшие хижины с тростниковыми крышами. У ствола громадного дерева, чья крона простиралась, кажется, до самого горизонта, располагалась хижина, выглядевшая внушительнее остальных, – наверное, в ней и жила Говорящая-с-волнами.

Но вокруг не было ни одной живой души.

Кристобаль Крейн – или теперь его стоило называть Фейрой? – настороженно оглядывался по сторонам, все еще держа Эсме на руках. Даже ее целительское чутье не могло подсказать, что происходит, но хватало обычной интуиции, чтобы встревожиться. Она моргнула несколько раз, однако в голове, одурманенной змеиным ядом, по-прежнему клубился туман. И в этом тумане появилась тень, превратившаяся в высокого человека, одетого в черное.

– Приветствую тебя, Кристобаль!

Незнакомец производил очень странное впечатление: он казался крепким и сильным, но вместе с тем очень старым, даже старше Эрдана. Его лицо, от возраста покрывшееся пятнами, избороздили многочисленные морщины, редкие волосы были белее снега. Эсме посмотрела на него и поймала мыслеобраз: древняя сосна на самом краю обрыва, способная выдержать любой шторм, держась за жизнь при помощи одного-единственного корня. Таким он себя видел. Еще его волевое лицо с прозрачными, льдисто-голубыми глазами чем-то напоминало морду кархадона. Вероятно, он был столь же стремителен и безжалостен. Но больше всего удивило Эсме то, что она его узнала.

Неведомый имперский художник изобразил Звездочета вполне правдоподобно.

– Что за совпадение! – Зубы у старого пирата были ровными и белыми. – Я заглянул к нашей общей знакомой, чтобы поговорить с ней об одной старой-престарой легенде, – и вдруг ты тоже оказался здесь. Правда, я узнал все, что хотел, и уже собирался уходить. Что же мне теперь делать? Может, взять тебя с собой? Тебя и эту милую девушку, чтобы вы погостили у меня какое-то время…

– Не советую, – ровным голосом произнес Крейн-Фейра, аккуратно опуская Эсме на землю. Целительница с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть, наступив на раненую ногу, и Звездочет тут же устремил на нее холодный взгляд. – Я, знаешь ли, дурно воспитан и не умею вести себя в гостях.

Звездочет хмыкнул:

– Я в курсе. Ты приходишь и уходишь, когда тебе в голову взбредет, и никакие замки и стены тебя не могут удержать. Ну, хорошо, Кристобаль. Последняя наша встреча получилась немного странной – ты мог бы воспользоваться моментом, когда кракен напал на мой корабль, но не стал, и даже в какой-то степени помог, засадив гарпун твари прямо в бок. Я чувствую себя твоим должником, и мне это не нравится. Вот что мы сделаем: в прошлый раз ты меня не убил, и сегодня я поступлю так же. Но если наши пути снова пересекутся…

Он замолчал, глядя на Крейна. Тот кивнул:

– Я все понял. Весьма любезно с твоей стороны. Может, прикажешь своим людям не держать меня под прицелом? Это раздражает.

Эсме огляделась и словно прозрела. Дрогнула ветка, шевельнулась дверь, промелькнула тень за ветхой занавеской. С чего они взяли, что в поселке никого нет? Правда, те, кто целился в них с капитаном из укрытий, явно не были рыбаками.

– Есть еще кое-что, – сказал Звездочет своим до жути спокойным голосом. – Еще один человек хочет с тобой рассчитаться. Он тебе должен… хм… если я не ошибаюсь, два сломанных ребра, одну сломанную ногу и один разбитый нос. И еще несколько ушибов, ну это так, мелочь.

Словно по незаметному сигналу, рядом со стариком возникло новое действующее лицо – худощавый мужчина с заряженным арбалетом в руках. Нижнюю часть его лица скрывал черный платок или шарф, так что были видны только глаза.

И смотрели они с ненавистью.

– А-а, Змееныш, – Магус криво улыбнулся. – Как нога?

– Срослась, слава Зас-с-ступнице.

Голос Змееныша – тихий свистящий шепот – вполне соответствовал прозвищу. Он отложил оружие и приблизился, хромая. Стало заметно, что он молод, немногим старше Эсме. Она прислушалась к своему целительскому чутью: этот странный человек постоянно испытывал сильную боль, только вот она никак не была связана с недавно залеченными переломами, хотя те и ощущались достаточно отчетливо. Болезнь? Эсме не знала. В этом незнакомце было что-то неправильное.

Змееныш замахнулся и рукой в перчатке ударил Крейна по лицу. Раздался отвратительный хруст. Магус даже не попытался заслониться или увернуться от удара. А потом, вытирая кровь с лица, хрипло проговорил всего одно слово:

– Доволен?

В груди Змееныша что-то заклокотало, и его новый удар опрокинул Крейна на землю. Эсме рванулась вперед, и люди с арбалетами один за другим стали выходить из укрытий. Они целились теперь не в Крейна, а в нее.

– Не переживайте, сударыня, – сказал Звездочет. – Это просто встреча двух старых друзей.

Змееныш одарил ее взглядом, полным безумной ненависти. Крейн неторопливо поднялся и сплюнул кровь. На Эсме он даже не посмотрел. Она спрятала лицо в ладонях, не в силах больше видеть его унижения. Ситуация была безвыходная, никто не мог им помочь, и она ничего, ничего не могла сделать…

Или могла?

Змееныш не стоял на месте и временами подходил к ней достаточно близко, хотя и не на три шага. Но теперь-то она доподлинно знала, что старое доброе правило работает не всегда – для фрегатов, к примеру, оно не годится, а уж на борту «Невесты ветра» и вовсе действуют особые законы. Не означает ли это, что имеются и другие исключения? Во всяком случае, она не сомневалась, что мыслеобразы могут двигаться в обе стороны.

Не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, Эсме закрыла глаза и принялась собирать все, что скопилось в ее памяти за минувшие несколько дней и пока не было отправлено в [сундук]: всю боль искалеченных «Морской звездой» гроганов, всю кровь, вытекшую из горла Кузнечика… Напоследок она добавила отвратительную картинку, которую ей послала чайка в то утро, когда целительница еще не знала, что вечером покинет Тейравен.

Все собранное она отправила Змеенышу.

В тот момент, когда ее удар достиг цели, произошло нечто странное: один из ее собственных мыслеобразов – шальная рыбка с черными пятнами – рванулся следом за комом боли и страданий. Она даже не успела осознать, что теряет какое-то воспоминание. Мыслеобразы вошли в сознание Змееныша. Он замер.

Потом покачнулся.

И упал, схватившись руками за голову.

Его крик был тяжелым, страшным, мало похожим на человеческий. Эсме такого не ожидала – она хотела оглушить нападавшего, возможно, испугать, но не сразить наповал. Он явно видел вещи и пострашнее. Так что же с ним произошло?..

Крейн поднялся, с трудом разогнувшись, и посмотрел на нее – выражение лица, испачканного кровью и грязью, разобрать было трудно, хотя она и так понимала, что капитан сильно удивлен случившимся. А Звездочет казался по-прежнему бесстрастным, словно все шло именно так, как он задумал. Он щелкнул пальцами, и два дюжих матроса, подхватив Змееныша под руки, поволокли его прочь.

Старый пират повернулся к Эсме и Крейну:

– Сегодня Заступница преподала мне урок. Теперь я знаю, что целительский дар тоже может быть оружием. Надеюсь, Кристобаль, свой урок ты тоже усвоил… и в следующий раз, напоминаю, я уже не буду у тебя в долгу. – Он

посмотрел на девушку и поклонился ей: – Рад знакомству. До новой встречи, сударыня.

В хижине Говорящей-с-волнами было темно и пахло сушеными травами. Эсме впопыхах споткнулась обо что-то мягкое и пушистое, и оно с диким воплем рванулось из-под ног. На лежанке в дальнем углу под ворохом ветхих одеял виднелось тело женщины, и сначала Эсме решила, что после разговора со Звездочетом та отправилась к Великому Шторму. Но она ошиблась. Вокруг лежавшей еще витали мыслеобразы, а ее голос был слышен, хотя и казался негромким, словно шелест опадающей листвы.

– Крис-с-стобаль…

– Тише, – магус опустился на колени у постели умирающей. – Молчи, тебе надо беречь силы…

– Дурачок… – На лице, больше напоминающем череп, обтянутый желтой кожей, появилась улыбка. – Для чего беречь? Я и так прожила столько, что хватило бы на троих смертных… Они ушли?

Магус кивнул. Он выглядел растерянным.

– Теперь слушай м-м-меня… – сказала Говорящая-с-волнами, старательно произнося каждое слово. – Звездочет забрал мою карту, но ты должен… отнять ее… и отыскать то, что на ней… так сказал Великий Шторм…

– О чем ты? Что за карта?

– Как же ты мог забыть? – Женщина закашлялась, и Эсме положила ей руку на грудь, готовая передать часть своих сил. Говорящая-с-волнами перевела на нее мутный взгляд: – Не стоит, дитя. Моя болезнь называется старостью… от нее нет лекарства. Кристобаль… вспомни… прошу тебя, вспомни…

Крейн наклонился, длинные волосы упали ему на лицо.

– Та самая карта, ну конечно. Я вспомнил.

– Там Она… – Умирающая ненадолго замолчала. – Нельзя, чтобы Звездочет нашел Ее первым, он всех нас погубит… – Она снова закашлялась. Эсме все-таки попробовала проскользнуть в сердце-суть – и тотчас же ее отбросило прочь.

Там, внутри, было холодно.

– Я все понял, – проговорил Крейн. – Ты считаешь, что момент настал.

Умирающая моргнула – это должно было означать согласие. Чтобы расслышать ее последние слова, им пришлось наклониться.

– Великий Шторм… сказал… что вы двое придете… теперь я… спокойна…

Постепенно рыбаки возвращались из потайных убежищ, собирались возле хижины Говорящей-с-волнами. Никто не вымолвил ни слова, никто не поднял глаз: им было стыдно, что в последнюю минуту рядом с ней оказались чужеземцы.

Магус сидел поодаль на поваленном дереве – неподвижный и суровый, погруженный в раздумья. Эсме, хромая, подошла и устроилась рядом.

– Повернись.

– Не надо, – глухо возразил он. – Ты и так уже много сил потратила. Не умру.

– Мне кажется, капитану не стоит появляться перед матросаи с разбитой физиономией, – сказала Эсме и, не удержавшись, прибавила: – Особенно если он побывал на острове, где совершенно безопасно. Повернись сейчас же, не заставляй меня вставать – нога и так болит.

Он послушно повернул к ней лицо, превратившееся в сплошной кровоподтек: правый глаз едва открывался, левый заплыл совсем, а на нос и вовсе смотреть было страшно. И все же это выглядело сущими пустяками в сравнении с тем, что ей пришлось восстанавливать в прошлый раз.

– Я снова оказалась не в том месте и не вовремя. – Эсме провела раскрытой ладонью над его правым глазом – полилось золотистое сияние, отек начал спадать. – Наверное, не нужно ни о чем спрашивать… Да только я умираю от любопытства. Что за карту забрал Звездочет? Что вообще здесь произошло?

– Это началось много лет назад. – Магус притронулся к скуле кончиками пальцев. – Говорящая~с~волнами как-то обмолвилась, что испокон веков ее род хранит… сведения о некоем сокровище, которое изменит мир. Меня одолело любопытство, и после долгих расспросов ей пришлось все рассказать. По ее словам, когда-то давным-давно здешнему племени доверили карту, на которой обозначены три места, где спрятаны части некоего древнего механизма, позволяющего найти дорогу к… хм… одной очень интересной вещи. Настолько интересной, что я не поверил ни единому слову Говорящей, высмеял ее рассказ, и мы надолго разругались. Она сказала: «Время еще не пришло, да ты к тому же слишком мал – иди-ка повзрослей!»

– И что было дальше?

– Ничего. Я ушел. Потом несколько раз возвращался, но о карте мы не говорили. – Крейн тяжело вздохнул. – Я идиот. Надо было хоть краем глаза посмотреть на то, чему она придавала столь большое значение.

– Я все равно не понимаю, о какой вещи идет речь, – призналась Эсме.

Магус вскинул бровь, удивляясь ее недогадливости:

– О корабле.

– О каком корабле? – растерянно спросила девушка. – О Белом Фрегате? Или… – Она вздрогнула. – Об «Утренней звезде»? Но это же… невозможно.

Крейн покачал головой:

– Честно говоря, я пока что не знаю, возможно такое или нет. Но если поверить на мгновение, что моя старая наставница всю свою недолгую, по меркам магусов, жизнь хранила самый главный секрет небесных детей, а до нее этот же секрет был известен кому-то еще, но только не цаплям, воронам или даже фениксам, то вся история превращается в дурную шутку Великого Шторма. Проклятье, и что мне стоило опередить Звездочета хотя бы на четверть часа?

Звездочет. Подумать только, она его встретила – и осталась жива.

– Кто бы сказал мне десять дней назад, что я вскоре увижу сразу двух самых знаменитых пиратов Десяти тысяч островов… – негромко заметила Эсме.

– Есть еще Лайра Отчаянный, король Окраины, – сообщил магус. – Он не менее знаменит, и я мог бы тебя с ним познакомить.

– Да неужели? – Эсме коснулась сломанного носа Крейна. – Теперь моя очередь предупредить – будет больно.

Магус застыл словно изваяние, а потом снова ощупал лицо кончиками пальцев, убеждаясь, что все в порядке. Эсме отвернулась, пряча улыбку.

– Змееныш, – пробормотал Крейн. – Вот ведь маленький ублюдок…

– Кто такой этот Змееныш? – не сдержалась Эсме.

Какая разница, сколько секретов ей потом придется забыть.

– Что-то вроде ручного зверя Звездочета. Немного сумасшедший, как и вся команда. Говорят, он родом с каких-то дальних восточных островов, где поклоняются змеям, и у него все тело покрыто изображениями этих тварей… но это слухи. А факты таковы, что он не любит меня, хотя я не причинил ему никакого зла. Настоящая загадка! Стоит нам повстречаться, он бросается в драку, и в последний раз… гм… мне пришлось научить его уму-разуму.

– А-а… – разочарованно протянула Эсме, убедившись, что Крейн то ли ничего больше не знает о Змееныше, то ли просто не хочет рассказывать. Накатила усталость: змея, Звездочет и его головорезы, исцеление Крейна – все это не прошло бесследно. – Я вот что хотела спросить: как Джа-Джинни умудрился проморгать целый фрегат?

Магус скривился:

– Туман! Впрочем… какая разница?

Он устремил на нее пристальный взгляд, и Эсме поняла, что пора покончить с недосказанностью. Она негромко спросила:

– Теперь все закончится, да?

– Это зависит от тебя, – так же тихо ответил Крейн. – Тебе решать.

– Ты ни разу не сказал вслух, чего хочешь, – упрекнула она и не удивилась, когда магус упрямо поджал губы и тряхнул головой, словно возражая: «Я сказал достаточно». – Ну ладно… И чем, по-твоему, меня должна привлечь жизнь на не таком уж большом корабле, который наделен разумом и поэтому окружен мыслеобразами, способными проникать в мое сознание?

– Если ты еще не заметила, – сказал Крейн, – мыслеобразы ~Невесты~ обходят тебя стороной, равно как и мыслеобразы всей команды. Думаю, во всем мире не сыскать другого места, где ты будешь чувствовать себя так спокойно.

Эсме уставилась на него, не скрывая растерянности. Как же она раньше этого не поняла? Действительно, после того, что случилось с Кузнечиком, присутствие фрегата в ее сознании сделалось ненавязчивым – «Невеста ветра» все время находилась где-то рядом, но не мешала. И было еще кое-что, о чем Крейн не знал и не мог узнать: невнятный голос, то и дело звучавший в ее голове, затих.

Она хотела спокойствия? Ей предлагали спокойствие.

– Сорок пять мужчин, – сказала целительница, краснея. – И одна девушка.

Магус даже не улыбнулся.

– Тебя никто не тронет.

– Потому что я для них богиня, Светлая Заступница?

– Потому что я даю тебе слово Пламенного Феникса. Конечно, нашу жизнь нельзя назвать безопасной, но одно обещаю твердо: у тебя будут сорок пять… защитников? Друзей? Братьев? Как хочешь, так и называй. До сих пор между ними и Великим Штормом были только мы с ~Невестой~, но есть вещи, которые нам не по силам. Зато они по силам тебе. И это всем известно.

Эсме покачала головой. У нее не осталось слов, но она все еще не могла принять окончательного решения. Крейн тоже это понял и поднял руки, всем своим видом показывая, что не собирается на нее давить.

– Поговорим в Ламаре, – сказал он. – Там, надеюсь, ты сможешь определиться.

Эсме кивнула.

Прежде чем уйти, они еще раз заглянули в хижину Говорящей-с-волнами, и Эсме вдруг увидела, что на груди умершей сидит пушистый зверек с остроносой мордочкой, большими оранжевыми глазами и длинным хвостом. Встретившись с ней взглядом, он издал мелодичную трель и в два прыжка оказался на плече у целительницы.

Да так и не слез.

До Ламара они добирались семь дней. Поначалу Эсме чувствовала сомнения феникса: он разрывался между желанием немедленно броситься в погоню за Звездочетом и данным ей словом. Какое-то время ей казалось, что магус найдет способ поступить так, как ему хочется, однако он все-таки сумел справиться с нетерпением.

– Отыскать старого пирата будет нетрудно, – объяснил ей Умберто. Как и все остальные ближайшие друзья и помощники капитана, он узнал всю правду о случившемся уже через несколько часов после возвращения Эсме и Крейна-Фейры с острова. – Нужные места, нужные люди… И, в конце концов, надо определиться, нужно ли его вообще искать!

Ответ на этот вопрос был очевиден, однако ее совершенно не касался.

Она сойдет на берег в Ламаре.

Так или иначе, семи дней хватило, чтобы еще больше сблизиться с «Невестой ветра». Она узнавала фрегат и его команду все лучше и лучше – спокойно, без суеты и спешки, без опасений за чью-либо жизнь. Теперь ей были известны имена всех матросов. Она даже начала постепенно узнавать истории, что привели их на борт фрегата с зелеными парусами, и многих успела избавить от боли, оставшейся на память после ранений, о которых вовремя не позаботился целитель. Сил для этого потребовалось совсем немного. Она исподволь наблюдала за капитаном, даже в мыслях предпочитая называть его вымышленным именем, поскольку от настоящего бросало в дрожь. И научилась отличать периодически находившую на него задумчивость от тех моментов, когда сознание навигатора полностью растворялось в сознании фрегата. Он мог двигаться, что-то делать, вести вполне осмысленный разговор, но при этом его разноцветные глаза тускнели и становились похожими на окна дома, где никто не живет.

Эсме спрашивала себя, кто на самом деле смотрит на нее, когда воздух становится плотным, ноют кости и гудит от боли голова, – спрашивала и не находила ответа. Все было слишком сложно.

Она сойдет на берег в Ламаре, да-да.

«…У вас вся жизнь впереди, и не стоит связывать ее с бандой отщепенцев…»

Остров показался на горизонте рано утром, и Эсме тотчас же проснулась. Не выходя из каюты, она видела высокие башни, узкие улочки, шумную пристань – видела город, в котором никогда не бывала, глазами фрегата.

– Чем скорее мы расстанемся, тем лучше, – произнесла целительница вслух.

От звука ее голоса проснулся ларим. Потянулся, встряхнулся – каждая шерстинка на шкуре встала дыбом – и прыгнул на плечо Эсме, которую с того самого памятного дня безоговорочно признавал за хозяйку. Остальных, включая и капитана, он уважал, но не более того: гладить себя не позволял никому, особо настойчивых мог и укусить.

Поначалу у зверька не было имени. Когда Эсме и Крейн покидали рыбацкий поселок, никто из них и не подумал спросить жителей, как звали любимца Говорящей-с-волнами, а потом было уже поздно возвращаться. Зато в наследство от прежней хозяйки безымянному лариму досталось украшение: кожаный ремешок, на котором висели вперемежку костяные бусины, перья и непонятные металлические штуковины. Когда Эсме показалось, что ошейник слишком туго затянут, и она попыталась его снять, зверь оглушительно заверещал, метнулся в дальний угол каюты и дал к себе приблизиться лишь после долгих заверений, что никто не тронет его сокровище.

Так она и стала его называть – Сокровище. Пол ларима, как и его настоящее имя, был для всех тайной.

– Сегодня мы сойдем на берег, – сказала девушка, и зверек ткнулся ей в щеку влажным носом. – А потом я забуду все, что было. Нас с тобой, Сокровище, ждет новая жизнь, новый дом… новые знакомства… жаль, конечно, что в Тейравен я уже никогда не попаду, а ты не вернешься на остров…

Тут она осеклась. А на самом ли деле ей жаль, что в Тейравен теперь нельзя вернуться? О чем стоило бы сожалеть? Там осталось пепелище, да не одно, а целых два – старое и новое. Нет, хватит с нее пепла и золы. Да к тому же если кто-то и скучает там по ней, то разве что только Пью.

Невольно Эсме вспомнила странную сцену, свидетельницей которой оказалась три дня назад: Кузнечик выволок на палубу лохань с водой и принялся стирать с таким рвением, словно это самое интересное занятие на свете. Мальчишка увлекся и сам не заметил, как начал за работой напевать уже знакомую Эсме песенку – хрипло и еле слышно, то и дело срываясь на сухой кашель. Кузнечик не видел, что целительница плачет. Что бы ни говорили, она продолжала считать и его безвозвратно утерянный голос, и уже побледневший шрам на лице Крейна свидетельствами своих неудач.

А потом она поняла, что впервые слышит песню полностью.

Почему-то ей вдруг пришло в голову, что песню кто-то сочинил специально для «Невесты ветра» – или специально для капитана? Так или иначе, последние слова накрепко врезались в память, и ей показалось, что забыть их будет невозможно даже с помощью [сундука].

Или их-то как раз и не стоит забывать? Какой, в самом деле, вред от песни…

– Ну ладно, – сказала Эсме, отгоняя воспоминание. Ларим шумно засопел. – Давай поглядим сначала на этот Ламар, а там видно будет.

«Невеста ветра» ненавязчиво дала знать, что Ламар уже совсем близко и что капитан ждет ее на палубе. Эсме в последний раз оглядела каюту – здесь было уютно, но домом это место ей так и не стало. Чего-то ему не хватало, чего-то очень важного. Легко собираться в путь, когда путешествуешь налегке.

С Сокровищем на руках целительница вышла из каюты.

Паруса «Невесты ветра» снова побелели. На палубе было прохладно, и девушка обняла себя за плечи. Зверек, словно прочитав мысли хозяйки, меховым воротником распластался на плечах. Но это мало помогло – все равно ее бил озноб. Наверное, его причиной был вовсе не холод.

Эсме огляделась. По правому борту располагался берег, утопающий в тумане. С легким испугом она поняла, что, куда ни кинь взгляд, везде виднеются рыбацкие хижины, доки, причалы и крыши, крыши, крыши… Величиной Ламар превосходил уютный маленький Тейравен раз в пять. На мгновение туман разошелся, словно решив подразнить ее, открыв картину поразительной красоты: высокие белоснежные башни, розоватый купол храма Заступницы на вершине холма, очертания далеких гор. И тут же все растаяло без следа, будто восхитительный мираж. Нет, пожалуй, это даже не пять Тейравенов, а намного больше…

Капитан стоял у борта, спиной к целительнице. Когда он обернулся, она чуть не подпрыгнула от неожиданности. Крейн был одет гораздо скромнее обычного, – Эсме, привыкшая к тому, что пират любит изысканные вещи, даже не думала, что в его гардеробе найдется хоть одна старая куртка с неряшливыми заплатами и истрепанными рукавами. Но гораздо сильнее ее удивило другое. Лицо магуса перечеркивала повязка, закрывавшая левый – зеленый! – глаз. В сочетании с трехдневной щетиной и черным платком, спрятавшим волосы, это изменило его внешность так, что никто и никогда не узнал бы склонного к щегольству пирата в потрепанном матросе с совершенно бандитской физиономией.

– Заступница, вот так маскарад! – воскликнула девушка. – Как же я раньше не вспомнила… Впервые мы встретились в таверне Пью! – Магус кивнул, улыбаясь. – Кажется, я начинаю понимать, каким образом знаменитому пирату удается оставаться неузнанным.

– Маскарад включает новые имена для меня и ~Невесты~.– Крейн почесал переносицу, и теперь она поняла, откуда взялся этот странный жест – он так поправлял повязку. – И несколько других хитростей. В Ламаре нас знают как ~Шуструю~ и капитана Ристо-Счастливчика. К вашим услугам! – Он отвесил целительнице шутливый поклон. – Занимаемся доставкой мелких грузов, иногда не совсем законных, но какой порт выживет, строго соблюдая законы? Вы удивитесь, узнав, насколько мы востребованы.

Она перевела взгляд на город и подумала, что вряд ли сможет чему-то удивиться.

Но вслух ничего не сказала.

На пристани царила сутолока. Казалось, там собралось не меньше половины городских жителей. Эсме с содроганием убедилась, что Тейравен по сравнению с Ламаром – не город, а в лучшем случае городишко. О том, что творится в Столице и сколько народу на улицах там, она даже думать боялась. Вдобавок ко всему за время, проведенное на борту «Невесты ветра», она привыкла к качке и теперь чувствовала себя очень неуютно на твердой земле.

– Все в порядке? – раздался хриплый шепот Кузнечика, и юнга сжал ее локоть. – Не потеряйся, а то обязательно влипнешь в какую-нибудь историю.

Хоть Эсме и была в смятении, она все же заметила, что мальчик ведет себя в большом городе совершенно спокойно и уверенно – даже увереннее, чем на фрегате.

– Ну что? – Магус закончил договариваться с портовым клерком и повернулся к ним. – Идем?

– Капитан, нашей гостье нехорошо, – заметил Кузнечик.

– Уже вижу, – Крейн нахмурился. – Давайте-ка сюда…

Они отошли к какой-то стене, и там Эсме усадили на каменную скамью – еще одна вещь, которой в Тейравене не было. Набережная в ее родном городе выглядела посмешищем по сравнению с набережной Ламара. Она, словно кукла, позволяла делать с собой все что угодно, одновременно пытаясь выстроить изнутри защиту против шума и потоков чужих эмоций, страстей, мыслей. Крейн даже не догадывался, что сейчас терпит целительница: тысяча человек одновременно шептали ей на ухо все свои секреты…

Оказавшись в отдалении от толпы, она пришла в себя под взволнованными взглядами Крейна и Кузнечика. Ларим жался к ее плечу, и краем глаза Эсме видела, что Сокровище жмурится и прижимает уши к голове.

– Ты как, держишься? – спросил магус.

Она кивнула. Он вздохнул:

– Вы оба посидите пока здесь, я скоро буду.

Когда магус скрылся из виду, Кузнечик устроился на скамье рядом с Эсме и беспечно сказал:

– Я могу не менять имя, когда мы приходим в новый город.

Эсме встревожилась:

– Охотно тебе верю, но разве не опасно об этом говорить?

– Нет, – мальчишка покачал головой. – Хотя… ты права. Надо быть осторожнее… – Он закашлялся, прижав руку к горлу, и целительница вновь ощутила угрызения совести.

– Ты тут бывал раньше? – спросила она, чтобы отвлечься от грустных мыслей.

Кузнечик кивнул, но объяснять ничего не стал, и она почувствовала, как внутри него заклубился туман.

[Валяй, спрашивай! Ты спасла ему жизнь – он не сможет тебе отказать, если надавить как следует. А потом – все в сундук…]

Эсме отвернулась и начала рассматривать окрестности. Здесь строили дома и мостили дороги из белого камня, будто светящегося изнутри. Кое-где сквозь щели пробивалась молодая трава, а над стеной, возле которой они сидели, виднелись пышные кроны деревьев – за ней прятался чей-то сад. Эсме присмотрелась к людям, проходившим мимо, и не без удивления поняла, что их не так много, как ей показалось поначалу. Жители Ламара отличались от ее соплеменников озабоченными лицами: они все куда-то торопились. Праздношатающихся поблизости не нашлось.

– Ламар – красивый город, – хрипло сказал Кузнечик. – Им управляют жаворонки, хорошее семейство. К заносчивым физиономиям местных надо привыкнуть, на самом деле они добродушные ребята и ценят настоящих мастеров в любом деле.

– Ты ведь здесь не жил, – напомнила Эсме. Мальчишка на мгновение помрачнел, словно вспомнил о чем-то неприятном.

– Я жил во многих местах, – ответил он нехотя.

Эсме спросила:

– Из какого ты семейства?