Все реки петляют. Москва и Московия Калашников Сергей
А за время нашего с Софи отсутствия завершили постройку буксира, в принципе, повторяющего трёхтонку: стало понятно, что придётся таскать местные барки. Достроили тупоносую двенадцатитонную баржу. И сделали плоскодонку с винтом. Пока, ради обкатки непроверенных решений, выполнили её в уменьшенном варианте. Дело в том, что сам винт поместили в тоннель, чтобы на мелких местах не чиркнуть об дно. А поскольку этот тоннель протянулся вперёд до самого носа, то вышел катамаран, волокущий брюхо по поверхности воды. Знатный уродец получился, но по дну винтом, действительно, не чиркает и носится как угорелый. Нет, если в варианте разъездного катера – штука роскошная. Только вот где и кому на нём разъезжать? Особенно, учитывая дефицит выездных мотористов и низкую их выучку.
Парни, занимавшиеся водомётом, не сдались и сделали сразу два новых образца: один для чистой воды, а второй – для грязи болотной. Первый давал на выходе высокое давление и большой расход, а второй проталкивал сквозь себя даже болотную жижу с ряской, корешками и листиками и отбрасывал эту, по сути, пульпу метра на полтора-два, если направить сопло под углом в сорок пять градусов к горизонту. Собственно, по дальности отбрасывания и судили о скорости вылета реактивной струи, умножая её потом на площадь сечения.
Мы с Софи долго чесали наш один на двоих затылок, прежде чем продолжить попустительствовать этой затее. Но если хозяюшка лишь сожалела о растрачиваемых понапрасну усилиях, то я пытался ухватить за хвост некие смутные воспоминания.
Вообще-то период этот выдался напряжённым, потому что Иван ушёл мотористом на первой тупоносой двенадцатитонке, той, где запороли шарманку, которую уже поправили, а мама на целый год уехала на Ямайку. Нужно было хлопотать по хозяйству, тем более что как раз подвезли товары из Европы, которые наши купцы, купившие их, желали увезти вглубь страны. А у нас целая баржа подоспела со спуском на воду и ходовыми испытаниями.
– Фёкла! Пойдёшь капитаном на Кострому – Нижний Новгород. Мотористом возьми одного из своих младших братьев, из тех, что на остроносой барже ходили. И ещё найди в экипаж такого мужчину, с которым разговаривать будут уважительно.
– Хорошо, Соня. Когда уходить?
– По готовности. И вот тебе деньги. В обратный путь чужой груз не бери, а купи пшеницы по грузовую марку. Не больше, а то до волока не доберёшься.
– Да, Соня.
Вот до чего же спокойная девица! Её только что почти за одни красивые глаза назначили капитаном современнейшего скоростного грузовоза, а она: «Да, Соня», «Хорошо, Соня». Нет, нас, русских, никому не победить!
Глава 5. Мокрый волок
Раньше ни я, ни Софи просто не имели возможности познать всю хлопотность организационной работы. В родном имении массу вопросов разруливала Бетти. В период командования кораблём под рукой всегда находилась основательная и хозяйственная Мэри. Кучу школьных проблем решал Билл с Дальних Вязов. Он тоже сейчас здесь, но, во-первых, пока не в курсе многого, а во-вторых, по-русски еле лепечет.
Крутили мы двумя сознаниями в одной голове без передышки, потому что нормально просушенного леса нет, а собранные отовсюду по паре-тройке брёвна, лежавшие в сараях или под навесами, нужного нам количества досок не дали. Просушиваем после распиловки на той печурке, где выдерживали плечи арбалетов, да отбрасываем покоробленные. Хорошо, что нам почти не нужен длинномер: борта и днища плоскодонок собирают на короткие винтовые гвозди, укладывая доски накрест и проклеивая смесью битума, древесной смолы, воска и чего-то извлечённого из животного жира. Собирают таким манером, чтобы шляпки оказывались внутри корпуса после сборки. Тоже фанера получается, двухслойная, толщиной сорок миллиметров. И каждый её лист точно становится на своё место в барже.
Длинномер для стрингеров из лиственницы нам делает карбасный мастер из своего материала, причём чисто по-соседски обдирает нас как липку. А тут вовсю идёт монтаж привезённого из старой школы оборудования, обустройство химлаборатории для птенцов из гнезда младшего Смита, обжиговые печки, нагнетатели, насосы, рихтовка станины под самый лучший в мире токарный станок по металлу, который умеет даже резьбу нарезать.
И вот посреди этого фейерверка, где месят известковый раствор и вкапывают столбы, появляется с иголочки одетый мужчина и, ни на секунду не затруднившись, представляется:
– Строганов Григорий Дмитриевич.
Тот самый, который вместо того, чтобы, как полагается, плавить чугун и лить пушки, промышляет солеварением. Это в стране-то, где имеются два затвердевших озера чистейшей натрий-хлор! Руби, толки и сыпь прямо на горбушку. Короче, навели мы о нём справки. Богатый он, а чем богатый?.. Ну не солью же!
– Софи Корн, – ответствует Софочка и передаёт кувалдометр ассистенту. – Польщена знакомством.
– Боюсь, оторвал тебя от важного дела, – учтиво замечает гость, глядя на то, как пара дюжих мужиков подхватывает тигель с расплавленной бронзой и выливает его содержимое в форму.
– Вот теперь правильно шипит, – кивает Софи на звук, издаваемый кокилем. – Так что у тебя за дело ко мне, Григорий Дмитриевич?
– Обычное дело – перевоз. Нужно товар доставить в Соликамск, а потом другую партию обратно привезти.
– Семьсот пятьдесят пудов могу взять в одну ходку, – поспешно вношу ясность я.
– Да известно уже всем, по сколько вы берёте груза. А вот про то, сколько денег возьмёшь за перевоз, поговорить было бы кстати.
– Сам-то ты сколько обычно платишь? Путь ведь неблизкий. Опять же, какой дорогой идти? – Софи пытается понять, почему великий Строганов сам пришёл, а не приказчика послал.
– Неблизкий, – кивает Григорий Дмитриевич. – Старая, с ордынских ещё времён, дорога вверх по Вычегде, а потом волок из Кельтмы-реки снова в Кельтму, но уже впадающую в Каму.
Что же, о теперешних здешних волоках у нас сведений собрано немало. И такое, чтобы две реки, текущие в разные стороны, назывались одинаково, случается. Например, есть два Шингаря, вытекающих, если верить слухам, из одного болота. Собственно, из-за этого болота мы и не стали устраивать в том месте переход в Волгу: не хотелось работать по пояс в жиже.
Есть ещё два накатанных пути, оба из реки Юг, которая, сливаясь с Сухоной около Устюга Великого, даёт начало Северной Двине. Один ведёт в Ветлугу – приток Волги. Второй – в Вятку, приток Камы. Той самой Камы, на берегу которой стоит Соликамск. Впрочем, попасть в Каму можно и из Ветлуги через ту же Волгу. У каждой из этих дорог есть свои достоинства и недостатки. Не обязательно длина. Где-то удобный берег, позволяющий бурлакам без помех тянуть лямку, где-то мост на сваях, под которым не каждое судно пройдёт – многие обстоятельства делают предпочтительными те или иные пути.
На популярных волоках можно и на местную таможенку нарваться, где право местного боярина на получение мзды подтвердят его организованные и вооружённые люди. А уж если путь проходит через монастырские земли… Много всякого-разного в эти времена позволяют себе служители культа, и никакой управы на них не найти.
Софи провела дорогого гостя в рисовальческую, куда велела подать ямайского рому и кофию, а сама отлучилась переодеться. В парусиновом рабочем прикиде она, конечно, смотрится отпадно, но традиционные ритуалы надобно блюсти.
– Какая отменная карта! – обратил на нас взор Григорий Дмитриевич, едва Софи вернулась в наряде боярышни. Ну да, у нас изготовлена четвертинка глобуса от полюса до экватора и от Гринвича до линии смены дат. Как раз вся территория России на ней умещается. Разумеется, наиболее правильно здесь показана европейская часть.
– Прикажу изготовить для тебя копию, – ослепительно улыбнулась моя реципиентка. Она последнее время хорошеет не по дням, а по часам. – Так показывай путь, по которому собираешься меня послать. – Это уже я вернул разговор из светского русла в деловое.
Разумеется, сколь-нибудь подробно нарисовать карту дороги в Каму наш гость не смог, да и на нашем недоглобусе не нашёл, но указал важные ориентиры и обещал дать проводника. Мы же, со своей стороны, пожаловались на несвободу в передвижениях, отчего судно-то у нас есть, а вот шарманщика доброго для него нет. А те, что хоть как-то справляются, все в разгоне. Потому что сполна обученные шарманной премудрости парни все сплошь иноземцы, которым Архангельск покидать не рекомендовано.
Так и расстались, оформив устный договор о намерениях, ничего конкретно друг другу не пообещав. Мы уловили главное – где-то придётся протаскивать судно сквозь болото, причём на протяжении примерно вёрст двадцати. Мне сразу вспомнились землечерпалки, драги, земснаряды и добыча торфа, который размывали водяной пушкой. Не то чтобы у нас тут было что-то готовое, но водомётчики создали некоторые предпосылки для дальнейшего творчества в отношении прохода через болота за счёт применения технических средств.
Начать проработку вопроса нам пришлось с ревизии всего хозяйства. Прежде всего, сколько накоплено скипидара? Оказалось, изрядно. Три перегонные установки, работающие круглосуточно, обеспечивали устойчиво сочащийся родничок. Пихтовые бочки местного производства стояли рядами и колоннами. Их уже кто-то из наших ипсвичских Кулибиных стандартизировал. Все они объёмом по тридцать шесть литров, то есть подъёмны для одного дяденьки или двух тётенек. Вообще-то, это объём английского сухого бушеля, то есть неизвестный мне умник даже размеры не пересчитывал, а скопировал откуда-то.
Питался родничок преимущественно ситовой сосной, которую в подгоняемые с верховьев плоты то и дело вставляли недобросовестные лесозаготовители. Она даже в печи идёт только за неимением иного топлива, вот её нам и толкали по цене низкокачественных дров окрестные потребители древесины.
Вторым был вопрос собственно с судном. Завершалась постройка четвёртой двенадцатитонки – второй, заложенной здесь, в Архангельске. Стандартная ширина в семь футов – два десять, если по-человечески. Длина – двенадцать метров. Борта и транец плоские вертикальные. Передняя стенка наклонная наружу под углом… Ребята его постоянно увеличивают и здесь добрались до шестидесяти градусов от вертикали на стыке с днищем, но верхние передние тридцать сантиметров выполнили строго перпендикулярно поверхности воды – своего рода принудительная грузовая марка, оставляющая фут надводного борта при погружении корпуса до образования наглядно видимого упора в воду.
Пара гребных колёс на корме, остающихся в пределах ширины корпуса. Здесь их сделали относительно небольшими, метрового диаметра, отчего они не выставляются над палубой даже своей верхней кромкой. Зато плицы их торчат вниз из плоскости днища. Ребята в этом месте явно намудрили что-то с направлением движения воды, организовав тоннель прямоугольного сечения, выставляющийся вниз на добрые двадцать сантиметров. Что же, будем пробовать. Даст это повышение коэффициента полезного действия или не даст, увидим на практике.
А теперь вопрос! Как к носу этого сооружения пристроить земснаряд? Для этого по старой ипсвичской традиции собирается великий народный хурал. А что ещё делать, если нужно всем скопом навалиться да к тому же требуется единодушное понимание решаемой нестандартной проблемы?
Народ я согнал в класс, чтобы можно было рисовать на доске, и начал постановку задачи. С удивлением понял, что изъясняюсь на смеси русского и английского, которую свободно понимают и ипсвичские ребята, и местные: как-то незаметно у нас тут образовался свой суржик.
Общую задачу сделать болотопроходный корапь аудитория ухватила быстро, после чего на кафедру взошёл самый упертый водомётчик и поведал о последних достижениях в области водомётостроения. Спустя полчаса народ начал генерировать идеи, пошли вбросы информации о достижениях энтузиастов паровых машин, об идеях сторонников пневматических устройств, о трудностях с изготовлением трубопроводов. План опытно-конструкторских работ принялся распухать до беспредельных размеров, отчего мне пришлось решительно резать по живому, впихивая невпихиваемое в реальные объёмы. Потом все задумчиво разошлись, потому что наступило время ужинать и спать.
А утром стало понятно, что на нашем корабельном дворе начался первый на Архангельской земле всхлип творческого энтузиазма. Билл с Дальних Вязов разложил работу на операции и нарезал чёткие куски. Пусть мы не гвозди шлёпаем, а создаём сложное техническое сооружение, но количество доступных двигателей на ближайшее будущее уже известно, сколько и чего можно отлить или выточить – понятно, а время просушки и обжига форм непререкаемо, как физическая константа.
О том, что чистую воду для водяной пушки можно взять с кормы и прогнать её вперёд можно только по деревянным трубам прямоугольного сечения, мы договорились ещё при первом обсуждении, а то обстоятельство, что пульпу следует отбросить в сторону как можно дальше, уловили все. Вопрос был за реализацией.
Август в этом году выдался ласковым. Софи «подбила бабки» и с удивлением поняла, что за счёт перевозок по маршруту Вологда – Архангельск мы уверенно поддерживаем штаны, при этом не захватив и пятой части рынка грузоперевозок. Да нам больше и не требуется, потому что неплодотворно было бы создавать массовую безработицу среди бурлаков, гребцов и работников действующих волоков. Неблагодарное это дело, нужно ведь и другим дать дышать, чтобы не поднялась дубина крестьянской войны против иноземных захватчиков источников постоянного заработка.
А у нас тут уже прикормились две артели – бурлацкая и плотницкая. Да и дядя Сила доложил о том, что столько же народу приставил к делу у себя в Котласе. Хорошо он устроился: все его дети регулярно проходят мимо и заглядывают в гости. А он уже и старуху свою на новое место перевёз.
Мне же приходится постоянно проводить курсы повышения квалификации мотористов. И Софи каждый раз, как приходит баржа, инструктирует капитанов, которые считают себя лоцманами. Здесь присутствует конфликт понятий, связанный с особенностями понимания меры ответственности и объёма обязанностей. Конфликт этот преодолевается со скрипом и скрежетом. Видимо, потому, что наши капитаны все поголовно родом из потомственной лоцманской семьи.
– Вот тебе, Софья Джонатановна, дозволение ходить безвозбранно по всем землям государства нашего.
С такими словами пришёл к нам Григорий Дмитриевич Строганов и протянул грамоту с царской печатью. Видать, крепко ему нужен путь от Архангельска до Соликамска, если он за две недели обернулся до Москвы и обратно, да ещё и документ такой выправил. Не иначе (как и ходили слухи) дверь в палаты царские ногой отворяет.
И это не зимой по санному пути, а через броды и перевозы. Нет, не мог он сам с такой скоростью ехать. На подобное только конная эстафета способна. Ну да не моё дело разбираться в природе подобного чуда. Главное здесь – великая заинтересованность нанимателя.
– Спасибо огромное, Григорий Дмитриевич! – Софи просто подпрыгнула и в восторге захлопала в ладоши. Или это я аплодировал? – Есть у меня судно для рейса на Соликамск. А ради такого случая я его сама поведу. Только вот груза взять получится лишь шестьсот пудов. К какому причалу становиться под погрузку?
Вот ведь и не удержать её, первопроходчицу истовую с вечным шилом в основании туловища! Так что – поехали! В команду взяли пару не сдавших зачёты шарманщиков, тех, кого я на самостоятельную работу пока не выпустил. Оба – парни из старших, то есть физически крепкие.
Приняли груз – ящики в основном. То есть это какие-то изделия. Погрузили их на поддонах, подавая козловым краном, опоры которого идут по бортам. То есть берём с тупого носа, везём и ставим. Ящики тяжёлые, становятся компактно, только ручку лебёдки крути. Ну да для этого с берега приглашены работники, им ведь тоже нужно зарабатывать. А у судовой команды задача – правильно груз разместить и укрыть от непогоды.
Пришёл проводник, который здесь в ранге лоцмана, да на этом мы и отчалили, потому что он же и груз сопровождает. Первые семьсот километров до впадения в Двину реки Вычегды прошли за четверо суток безостановочного хода, это около восьми километров в час относительно берега и двенадцать по воде. Я на такие моменты всегда обращаю внимание, как и на расход горючего. Лоцман через каждый час крестился, поглядывая то на показания лага, то на часы – невиданные диковины, – к тому же находясь в рубке со стеклянными окнами. Но освоился и даже сам взялся за баранку. Рычажок, которым останавливается мотор, мы ему показали.
Если кто-то не понял, то эту посудину мы завершали всем лесом, отчего в неё упихано всё самое передовое, до чего дошла конструкторская мысль.
По пути, проходя мимо Котласа, заглянули к дяде Силе. Навесы у него просторные, лес под ними сохнет качественный, казармы срублены и при всём этом великолепии – виноватый взгляд. Или умоляющий? Ну чисто кот из мультика про Шрека.
– Кайся, грешник. Чего опять насвоеволил от жадности великой? – немедленно взял я инициативу в наши с Софочкой одни на двоих уста.
– Артель плотницкую послал на волок давешний. Чтобы, значится, анбар поставили. А дочке наказал пашеничку из Поволжья в тот анбар везти, пока деньги все не истратит. И ещё ей из своих дал денег, и из твоих, и с зырян местных пособирал и тоже ей отдал. Ну, на пашеничку, стало быть. Так тем зырянам я всё хлебушком-то и возвернул, считай, за половину здешней цены. А твои деньги верну ужо, когда отвезу хлебушко-то в Архангельск-город. Он там завсегда в большой цене.
– Ты, Андреич, прекрати виниться, потому что урок, тебе назначенный, исполнил. Навесы поставил и лес под них сложил. Деньги сэкономленные – премия тебе от меня. Ничего ты мне не должен. Но про коммерцию свою доложи мне без утайки, потому как если ты мой человек, то и риски твои на мне.
– Дык, Софья Джонатановна, пашеничка-то в энтих краях не родит. Одна только рожь, да и та не каждый год. Вот. А тут я с хорошей скидкой зерно-то и продам.
– Дядя Сила! Кончай меня инсинуировать. Мне хлопоты со сбытом купленного не надобны. Я собираюсь не с товарами дело иметь, а с грузами. То есть с пудами и вёрстами. Взял, доставил, сдал – всё. Улавливаешь идею?
– Улавливаю. Но тут же деньга просто сама в карман просится!
– Вот и оставь себе эту деньгу, а мне доложи: на чём ты от волока досюда зерно перевозил? И на каком таком скипидаре Фёкла носится? Где ты собираешься оставить зимовать Фёклину баржу? И о другом, о чём я тебя спросить забыла.
– Зерно от волока возил на карбасе. Тутошние, верховские-то, ещё больше, чем даже холмогорские. Туды вёслами или под парусом, а то кто из сынов к своему шарманкоходу прицепит и доволочёт. Оно пустую-то лодку тащить не так трудно. А назад вниз по течению вся дорога. Ну, по Ихалице, где вода еле шевелится, там и на вёслах пройти не так тяжко. А скипидару Фёкла мало пожгла, потому как в Нижнем Новгороде земляное масло берёт да его шарманке и скармливает. Баржу же твою, что дочка гоняет, думаю прямо на волоке оставить зимовать – на той, Костромской стороне. Пущай вмерзает. Там вода, когда таять начнёт, ничего ей не сделает. Течение же как кот чихнул.
– Плотников на волок пошли, чтобы слип изладили, – принялась командовать Софи. – На него пускай баржу вытаскивают. Ей нужно будет днище осмотреть и просмолить, если ободралось. Сынам, когда в другой раз мимо тебя вниз пойдут, накажи, чтобы скипидару сюда доставили, а уж как он на наш волок попадёт, об этом сам похлопочи. А здесь дров берёзовых запаси много, мне из них уголь понадобится, потому что у нас там его не хватает для кузниц, а сосновый плохой. Только сам не жги. Я под зиму человека к тебе пришлю с аппаратом, он кроме угля ещё и дёгтя навыгоняет. Ну и жижи горючей, которую сам и спалит. Имей в запасе для него место в казарме.
– А коммерция твоя мне неинтересна, – уже я продолжил накручивать хвост не в меру разошедшемуся жадине. – Мне на роду написано жить с извоза, поэтому за него, за извоз этот, каким ты со своей торговлей попользовался, и выложи полновесную плату. Сам посчитаешь, сколь средств моих на свои хлеботорговые операции потратил. И принимать на себя коммерческие риски от купли-продажи я не стану. Моё дело – получить груз, доставить его и сдать получателю.
– Прогонишь? – неуверенно спросил дядя Сила.
– Не дождёшься, – припечатал я.
Дело в том, что самовольство этого человека наглядно иллюстрировало многие стороны здешнего бытия, которые были мне неведомы. Он словно распахивал для нас виды на сокрытые от глаза непосвящённого человека обстоятельства. Да и поручения исполнял отменно.
Меньше чем через два часа после ухода из Котласа, который такая же деревня, как и все нынешние города, появилась на виду каменная церковь, построенная с выдумкой и тщанием.
– Сольвычегодск, – сообщил проводник. – Тут у Строгановых и дел всех начало, и главная вотчина.
– А много у них вотчин? – полюбопытствовала Софи.
– Ой, много. По Каме-реке особенно и по речкам, что в неё втекают. Да и здесь имеются. Даже Устюг Великий на их земле стоит.
– А Котлас?
– Просил он у царя и Котлас, но не дали ему. А почему не дали, не знаю. Может, потому, что староста там не губской, не земский, а выборный. Зыряне – они ведь инородцы, хоть и крещёные. Может, из-за этого.
– А в чём отличие между этими старостами? – сразу потребовала ясности Софи.
– Выборных свои посадские людишки выбирают, а губских присылают откуда-то. Они все боярского звания. А земские – они земские и есть.
Опять для меня непонятка. Я-то уже знаю, что дворяне нынешние идут по служебной лестнице «стряпчий – стольник – окольничий – боярин». Вон, даже воевода Архангельский всего только стольник, то есть до боярина ещё не дослужился. А староста всяко ниже воеводы. Как же, будут на место главы какого-то Мухозасиженска целого боярина ставить! Хотя, припоминаю, Пётр в своё время создал специальный табель о рангах. Видать, его тоже забодала путаница в чинах и званиях. Кстати, спрашивать про то, кто такие земские, я не стану: похоже, постичь этого мне не дано. Да и неохота.
Течение в Вычегде было поначалу примерно таким же, как в Двине – хорошо бежалось. Но вскоре начали попадаться перекаты – нестрашные, равнинные. Мы их легко проходили, чуть замедляясь из-за локального ускорения течения, и выходили в широкие плёсы. Много петляли или огибали острова.
Уже через четыре дня нам пришлось делать остановки на ночь: наступала темнота, которую наш керосиновый прожектор рассеивал не более чем на полтора десятка метров. До поворота вправо в Северную Кельтму шли десять дней. Ну а потом почти сразу пошли низменные заросшие берега, болота то справа, то слева, немыслимые загогулины, которые выписывало русло, направляя наше движение куда-то не туда.
Зато течение стало слабым. Речка мелела, иногда на поворотах мы задевали берега, поднимая плицами грунт со дна, и в один прекрасный день оторвали от днища тоннель-пришлёпку. На скорости это не сказалось. Мы шли, шли, временами ощущая вибрации от соприкосновения колёс с грунтом, который оказывался достаточно податливым, чтобы быть отброшенным назад клубами мути. Потом эта грязная от примеси ила и ряски вода начала подниматься за кормой постоянно, что продолжалось часа три подряд, но потом стало глубже, и мы вдруг заметили, что течение-то тащит нас в противоположном направлении.
– Это где же мы дали кругаля? – обратилась Софи к проводнику.
– Не крутнулись мы, а волок прошли. Я не виноват, что у барки этой осадка столь малая, а шарманка её прёт, как с цепи сорвалась. Через старый заиленный канал пролетели и не заметили.
– Это тот прямой участок, что ли? Который до проплешины на левом берегу?
– Да. Вёсла в нём вязнут, шесты проваливаются, а по берегу с лямкой по пояс в воде брести приходится. Иной раз бечеву вперёд на берестянке завозят и уж потом по ней барку подтягивают. Но то по высокой воде, а сейчас низкая. В эти поры здеся совсем не ходют.
Вот так и вышло, что вся наша техническая подготовка не понадобилась. До Камы мы добрались без приключений. От места впадения в неё Южной Кельтмы Соликамск оказался недалеко. А там выгрузка-погрузка – и в обратный путь. Некогда нам красотами города любоваться: сентябрь в самом разгаре, а только на дорогу в один конец ушёл целый месяц. И круглосуточно идти уже не получается, продвигаться придётся с перерывами на пересидеть темноту.
На обратном пути мы у этого заиленного старого канала технику свою всё-таки испытали. От отдельного мотора – трёхдюймового – запустили на корме водомёты, которые по деревянным коробчатым трубам погнали воду вперёд. Их направляли тоже деревянными же коробчатыми отрезками труб на места, которые хотели размыть. Понятно, что голыми руками с этим не справиться, эти направляющие были укреплены в поворотных турелях и удерживались рычагом.
От второго мотора запустили гряземёт, выталкивающий мутную воду вправо по наклонной деревянной же коробчатой трубе. На этот раз заданную дистанцию проходили на два часа дольше, а насчёт того, прочистили мы фарватер или только взбаламутили, уверенно не скажу. Не наглядный получился результат, весь в мутной водичке.
Глава 6. Гадалка гадала
В Архангельск мы пришли только в октябре. Как раз последние суда отправлялись в свои европейские палестины. Строганова здесь уже не было, а приказчик от него быстро принял груз и сполна рассчитался за перевозку. Шхуну уже разоружали в протоке, готовя к подъёму на берег.
Через пару дней после нас пришли и обе баржи ещё ипсвичской постройки, доставили купленное Силой Андреичем зерно. На этом мы навигацию закончили и начали занятия в школе.
Дядя Сила пришёл рассчитываться за свои транспортные комбинации и неслабо так денег принёс.
– Права ты, Джонатановна, – вздохнул он, когда Софи пересчитывала монеты. – Если возить на дармовщинку, то хороший барыш получается, а если платить по ценам, какие у нас заведены, то прибытку остаётся – одни слёзы.
– Те деньги, что ты из моих сэкономил и в оборот пустил, тоже здесь? – строго посмотрела на мужика моя реципиентка.
– Здесь.
– Отсчитай их себе. Они – твоя премия.
– Ну, тогда прибыток побольше, – обрадовался наш жадина. – Хотя нет, такой же. То есть выгода для меня не от коммерции, а от служения тебе, – вдруг сообразил Сила и призадумался.
– Ты дров берёзовых заготовил, – напомнила Софочка, – а с работниками как расплатился?
– Из своего жалованья.
Вот и пойми после этого непостижимую русскую душу!
По финансовым итогам навигации мы оказались в хорошем плюсе, потому что против действующих расценок скидку делали небольшую: полный захват этого рынка нам неинтересен, и проводить демпинг нет никакого смысла. Конечно, первоначальных вложений мы и на десятую часть не окупили, зато у нас подготовлены надёжные экипажи на пять моторизованных плавсредств: дал я путёвку в жизнь помощничкам своим из последней ходки на Соликамск. Заслужили.
Перспектива на ближайшее будущее тоже просматривается отчётливая. Приказчик от Строгановых подбивает нас на новый рейс до Соликамска и обратно сразу же с грузом. Не прямо сейчас, а когда откроется новая навигация. Причём груза обещает сразу на три баржи. И интересуется, обернёмся ли дважды за одно лето. Похоже, этот маршрут стратегически важен для Григория Дмитриевича. Я не сильно интересовался содержанием перевезённого груза, но от мешков уловимо попахивало чаем. Значит, есть какой-то путь до Китая. И один из этапов перевозки товаров из Поднебесной в Англию обеспечивает Строганов. Почему в Англию? Так последний корабль, ушедший из Архангельска, был английский. И в путь он отправился после нашего возвращения из Соликамска.
Наведывался ещё один купчина, который специализируется на поставках хлеба. Спрашивал, сколько мы возьмём за перевоз с Волги и досюда. А для обеспечения такой комбинации нужно одну баржу гонять по ту сторону нашего волока, а вторую – по эту. Плюс мы для поддержания репутации обязаны обеспечить регулярные рейсы до Вологды не меньше чем парой судов. Опять нам не хватает людей в команды, да и барж тоже мало.
Тем временем наша группа учёных, собравшаяся наконец в почти полном составе, занялась серьёзными исследованиями древесины местных пород. К счастью, их действия пока носят чисто познавательный характер, но ребята обязательно перейдут к практике.
А пока достраивается уже пятая баржа по вполне оправдавшей себя тупоносой прямоугольной схеме, и продолжаются мучения со строгальным станком: до создания рейсмусного наши технологии всё ещё не доросли. Проводятся опыты с паровыми машинами и винтами для моторизации карбасов. Доставленная из старой школы чёрная бронза, в которую превратились верхние обрубки отстоявшихся грязных английских бронзы и меди, подвергаются лабораторным проверкам. Да много разного происходит. Разве за всем уследишь!
– Царевна требует к себе капитан-девицу Софью, – с такими словами к нам на корабельный двор явился сам воевода. С сопровождающими лицами, естественно. Такие люди без свиты не ходят.
«И чего это вдруг ей так приспичило, что сам воевода пожаловал весть передать?» – призадумалась моя хозяюшка.
«Баба – она и есть баба, – подколол я её. – Вечно они забывают про самое главное, а потом спохватываются, словно укушенные». Получил по мозгам и ушёл в отключку.
Дело в том, что хозяйка моя в последнее время начала отчётливо вздыхать по Ричарду Клейтону из Клейдона, ходившему на «Энтони» теперь уже первым лейтенантом. Пока он был в положении «с глаз долой», как-то это вздыхание не сильно мешало думать, а тут просто полное разжижение мозгов и сумбур в мыслях. Поскольку мозги и мысли наши как-то между собой связаны, я на такое преступление против разума недовольно бурчал. И добурчался.
В себя пришёл уже в поставленной на полозья кибитке, несущейся по укатанной обозами зимней дороге.
«Ты, это, внутренний голос! Как полагаешь, зачем я ей вдруг понадобилась?» – с примирительными интонациями в мыслях подумала прямиком для меня моя реципиентка.
«Ты одна, что ли, едешь?»
«Куда там одна! С конвоем. Не пойму только, стерегут меня или оберегают. Четыре здоровенных лба при пищалях и пистолях».
«Тогда совсем ничего не понимаю».
«Ой, только не начинай, пожалуйста, рассуждений про бабскую психику и её непредсказуемые выверты. В принципе, я с твоими заключениями согласна, но обидно же!»
«Чувствуешь, что меняешься?»
«Ещё как!»
«Ладно, не трусь, прорвёмся».
На постоялом дворе лошадь нам сменили мгновенно, чуть не приплясывая от усердия. Провожатые же ехали двое на козлах и двое – на запятках. Они успели принести нам горячего питья с мёдом – возможно, это сбитень. Ещё я успел приметить, что, кроме огнестрела, ребята вооружены саблями, а не шпагами, то есть не в европейском ключе обмундированы и оснащены, а с претензией на традиционность в одежде. Постоянно пытаюсь читать знаки, но потом, прочитав, не знаю, какие выводы из них делать.
Пробовал оценить скорость езды, но ни часов при себе нет, ни столбов верстовых. На очередной «станции» вместе с лошадкой сменились и охранники. Тот факт, что наступила ночь, ни на что не повлиял – мы продолжали мчаться. Если предположить, что лошадка пробегает двадцать километров в час, то при непрерывном движении есть шанс домчаться в два дня. Это что, такая конная эстафета организована? Как-то ещё непонятней мне сделалось.
Доставили Соньку на Кукуй, прямиком в домик, где мы оставили Лизу. Встреча получилась радостной. Домохозяюшка наша сидела за – ни за что не догадаетесь! – рисованием. Завершала карандашный портрет незнакомца в парике. Новостей у неё особых не было, разве что про Петрушу, который изредка её проведывает. Но царевич тут вздумал устроить попойку с дружками, так она его строго отчитала и прогнала, вот он теперь и вовсе на глаза не показывается.
Софи, конечно, расхвасталась, что добралась аж до Урала и что на следующее лето подумывает пройти вверх по Чусовой и осмотреть места для устройства волока в реку Исеть, по которой хочет проникнуть в речную систему Оби и Иртыша.
Пока разговаривали, стемнело. К воротам подъехали сани, откуда вышла дама, постучавшая в ворота. Тут и козе понятно, что пожаловала царевна, причём с заявкой на то, чтобы не быть узнанной посторонними. Типа такие нынче на Москве тайны Бургундского двора.
Лиза её встретила и проводила в дом. Учтиво так, но без излишнего поклонения. Может быть, они и не знакомы.
– Здрава будь, Софья Алексеевна, – приветствовала посетительницу моя реципиентка.
– И ты будь здрава, – вернула вежливость царевна. – Не говори другим, что я здесь была. – Она с сомнением взглянула на Рисовальщицу, которая поспешно понимающе кивнула. Гостья же уселась на стул и сообщила прямым текстом: – Василий Голицын помянул ненароком, будто ты ему неудачу в давешнем походе на Крым по картам предсказала.
В это мгновение я всеми душевными силами удержал Софьюшку от возражений и объяснений насчёт того, что имеет место недоразумение. Принудил соорудить смиренное выражение на лице. Бывают у нас такие внутренние междусобойчики по скоростному обмену сведениями, когда оба разума сливаются в один, а в управлении телом мы начинаем чередоваться, работая совместно.
– Не вели казнить, самодержица. – Я постарался придать нашей позе вид испуганный и виноватый.
– Не велю, если мне будущее предскажешь.
Пока я судорожно размышлял над тем, как воспользоваться суеверием этой высокоучёной, но всё равно бабы, Софи сделала решительный ход. Она гордо выпрямилась, подняла подбородок и, глядя прямо в глаза царевне, ответила:
– Казни.
А я помню её и в лобовой атаке на погонные кулеврины испанского галеона, и в нырке под корму французского флейта. Девочка-подросток, превращающаяся сейчас в девушку, взяла в горсть чувства, распутала сумбур моих ассоциаций и нанесла безжалостный удар куда-то в самое чувствительное место трепетной женской души нашей высокопоставленной посетительницы. Умеют бабы больно куснуть.
Софья Алексеевна оторопела, прямо на глазах сдулась, закрыла ладонями лицо и всхлипнула.
– Неужели всё настолько безнадёжно! – воскликнула она, пытаясь сдержать слёзы.
– Эм-м… Ну, это смотря какой глаз прищурить, – вкрадчиво произнёс я Сонькиным голоском. Плачущая женщина сразу сделала меня беспомощным, и я ей от всей души посочувствовал. – Но лучше смотреть в оба, – тут же заспорила со мной моя реципиентка. – А то ишь, с братом родным она поладить не может, а он, между прочим, войско готовит, чтобы тебя, глупую, от бояр оборонить. И науку воинскую постигает на страх смутьянам, ну и крымским всяким-разным Гиреям. Это ведь ты войском командовать послала дипломата! А почему бы не заставить хлебопёка сапоги тачать? Нет, принцесса, пока не одумаешься, не смиришь гордыню, блин тебе горелый, а не доброе предсказание.
Да уж, насумбурила Сонька так, что даже меня запутала. Но, кажется, до чего-то там в душевных терзаниях нашей гостьи достучалась. Вроде как взяла на понт, стихийно разобравшись в тонких эфемерных материях, и наступила на самую звонкую струну.
Лиза-Рисовальщица, глядя на это, поначалу испугалась, но быстро взяла себя в руки, набулькала в три деревянных стаканчика по паре глотков ямайского рома и поднесла на деревянном же подносике.
– Не пьянства ради, а здоровья для, – провозгласил я тост. – Хлебни, Софья Алексеевна, успокоительного из далёкой заокеанской земли.
– Дальше говори, – потребовала царевна, приняв из стаканчика и закусив пряником, поданным всё той же расторопной Лизой.
– Слух идёт, будто ты не хочешь брата своего на трон пускать, а сама короноваться собираешься, – доложила Лизавета.
– Дураков много, – подхватил тональность я. – Вот они и верят этой чуши. А иные и брату твоему, Петру Алексеичу, нашёптывают. Вот когда бы все видели, что ты подрастающего царя к делам великим готовишь, совет с ним держишь, оказывая уважение его будущим нелёгким трудам, об устроении государства беседуешь, ценя его познания и излагая свои размышления, когда с мнением его не согласна, тут бы и конец глупым пересудам. – Софи подхватила эту мысль: – Ведь ты отлично понимаешь, что бояре, случись меж вами открытая распря, на его сторону встанут, потому что ты им не люба, а он молод. Есть надежда дела его к своей, боярской пользе повернуть.
– А я? – вдруг вскинулась царевна. – Я же лучше его могу управлять.
– Не дадут, – отрезал я. – Потому что ты баба. Бумаги, куклы, тряпки, шпильки – вот твой удел в понимании окружающих. А Пётр в делах ратных упражняется, готовя себя к сражениям и походам. Чуть подрастёт, и его начнут бояться, как и должны все бояре быть покорны государю. Ты же не Орлеанская дева, чтобы впереди войска в сверкающей броне скакать на боевом коне.
– Но ты же управляешь кораблём! Даже в бою им командуешь! – отчаянно вцепилась в последний аргумент Софья Алексеевна.
– Было дело, – притворно развела руки в стороны Софочка. – По младости да от горячности. Сейчас тем судном другая девица распоряжается, пока замуж не вый дет. А уж потом и юноша мой знакомый опыта в кораблевождении наберётся до нужного уровня. Всё хорошо в меру. И нужно вовремя уступить мужчине, пока он не перешёл к применению силы.
– Он-то сейчас матушки своей слушается, как и пристало отроку, оставшемуся без отца, – добавила новую деталь Лиза. – А тебя чурается, подозревая в недобрых намерениях.
– Пацаны вообще склонны дерзить и не слушаться, – пояснил я. – Зато куда их не зовут, сами лезут. Что, князь Василий снова собирается на Крым?
– К ближайшему лету ему сил нужных не собрать, – вслух подумала Софья Алексеевна. – Стало быть, ещё через год снова двинет войско на юг.
– Вот про этот будущий поход мы и раскинем картишки, – плотоядно улыбнулась Софочка. – Лиз! Найдется у тебя карта Северного Причерноморья?
– Генуэзская. Я сама её срисовывала.
Глава 7. Бедная Лиза
– Здрав будь, герр Питер! – обратилась Софи к одетому в военный мундир будущему императору. – Ждала я тебя нынешним летом, дабы исполнить волю твою, в Архангельске-городе. Увы, видно не было на то божьей воли: дела не отпустили тебя, государь, из Москвы.
Мы находимся в Преображенском дворце, где проживают вдовствующая царица Наталья и сын её. Есть и дочь годом младше. Царевна Софья послала нас протаптывать тропку доверия к сердцу венценосного юнца.
– Помню тебя, Софья Джонатановна. И обещания твоего не забыл.
Юноша старается выглядеть солидно и говорить весомо. Он сейчас в окружении ближников, из числа которых я надёжно помню только про Александра Меншикова, но узнать, кто из этих молодых людей он, не могу. Никто не похож на артиста Жарова.
Тем временем Пётр отправляет товарищей к полку (все они тоже в мундирах), а сам усаживает меня на застеленную ковром лавку – это типа аудиенция.
– Писала мне сестра Софья, просила принять свою фрейлину для разговора о погоде. Так что там у тебя насчёт снегопада? – И смотрит с ухмылкой.
– Царевна не всё может сообщать тебе открыто, но и таить от венчанного на царство государя истинного положения дел не должна. Вот отчёт о последних поступлениях средств в казну и предложение об их израсходовании. Если ты эти намётки одобришь, царевне будет спокойнее, и она с уверенностью сможет втолковывать Думе уже не полную отсебятину, а волю истинного царя.
– Царя? – вскинулся Пётр. – Да она меня мальчишкой считает. Куклой послушной, слова её повторяющей.
– Пока ты рос и помогал ей, повторяя её речи, она, как могла, оберегала тебя от чрезмерных забот. Теперь это беззаботное время миновало. Ты стал не мальчиком, но мужем. Настал и твой черёд приступать к делам великим. Шаг за шагом – от простого к сложному. Вот как только почувствуешь, что овладел искусством государственного управления, так она сразу и передаст тебе власть. Шаг за шагом, не обрушивая на тебя единым махом непомерный груз забот державных.
– Тогда почему Софья мою матушку не слушается?
– Софья – дочь царя. Отец, твой и её, видя слабость здоровья сынов своих Фёдора и Ивана, постарался хотя бы дочери, девице пытливой и любопытствующей, дать знания, нужные для того, чтобы та смогла начинания его продолжить. Она лишь послушна воле батюшки своего и твоего, свято выполняет волю родительскую. А твоя матушка, как и полагается любой заботливой матери, боится за судьбу чад своих – тебя и Натальюшки. Как орлица над своими орлятами хлопочет и от всех тревог старается уберечь. Материнский инстинкт – он у всех: и у нас, млекопитающих, и у птиц, и у реп… гадов ползучих или пресмыкающихся. Даже у рыб холоднокровных. А для матушки твоей, Натальи Кирилловны, Софья – падчерица. Слыхивал, наверно, сказку о Золушке?
– Нет. Расскажи.
Пришлось рассказывать.
– Ты когда в другой раз придёшь? – спросил Пётр на прощание.
– До лета не свидимся, – ответила Софи. – Да и летом встретимся, только если ты захочешь на корабле по морю пройти и приедешь в Архангельск. Проведывать тебя станет фрейлина Уокер. Ты её знаешь, это та самая Лиза, которая сердита на тебя.
– А если я прикажу, чтобы приезжала ты?
– Бабами бабы командуют, а ты, поскольку мужчина, парнями распоряжайся, – резко высказалась Софи. Признаться, царевич её несколько раздражал. Детскость его была не такая, как во взращённых нашими трудами английских школярах, а чересчур царственная. – Через седмицу или около того мне приказано исполнить волю госпожи моей в месте дальнем и хладном.
– Какую волю? Где? В Архангельске?
– Софья Алексеевна не поручала мне рассказывать тебе об этом. Не могу же я самовольничать! Но ты же царь! Можешь сам спросить её об этом письмом. Или лично. Да хоть бы приказать ей сюда явиться и доложить.
– Эй! Чернил и бумаги! – крикнул в пространство будущий император.
Вскоре затребованное было доставлено, и юноша собственноручно написал записку:
Софья! Повелеваю тибе явитца ко мне. Пётр.
– Дозволь, государь, я перебелю. А то бумага тебе попалась неровная, буквы показывает неправильно.
– Да, перепиши.
И через несколько минут:
– Почему так долго?! А ну, дай прочту!
Пётр схватил бумагу, не дав чернилам просохнуть.
Любезная сестрица моя Софьюшка! Мы столь давно не встречались, что я стал беспокоен: здорова ли ты? Не откажи, порадуй брата твоего встревоженного столь долгой неизвестностью, навести меня в селе Преображенском, а то я так занят изучением премудростей военных, что времени приехать к тебе не имею.
– Хм. – Пётр глянул на меня слегка ошалевшим взглядом. – Неладно выходит. А раньше ещё более неладно было. Коня! – крикнул он снова в пустое пространство.
– Бюджет посмотришь, когда вернёшься? – ехидно напомнила Софи.
– Ладно, – вдруг остановил свой порыв наш венценосный собеседник. – Показывай, чего там. И объясняй.
– Я, ваше величество, государственным делам не обучена, – с ехидством в мыслях отбрила Софи. – Это сестрице твоей батюшка ваш Алексей Михайлович, царство ему небесное, мог что-то растолковывать, а мои родители – простые дворяне.
Пётр смотрел на Софи злым взглядом и о чём-то напряжённо размышлял. Не привык он, видимо, к тому, чтобы ему перечили. К тому же девка перед ним. Пусть одетая в мужское платье и при шпаге, но с косичкой, перекинутой на грудь через плечо. Дерзкая и самоуверенная.
– Ладно, ступай, – справился с гневом будущий император.
– Фрейлины мои Софья и Лиза, – представила нас с Рисовальщицей царевна. – Не пристало самодержице российской не иметь при себе того, что при других дворах заведено.
А теперь, бояре, подумаем о делах Крымских. В этом году трудами Леонтия Романовича Неплюева были сожжены татарские крепостицы по Днепру и разгромлены орды, их защищавшие. В то время, когда главное наше войско оттягивало на себя основные силы неприятеля на подступах к Перекопу, турецкие войска, опасаясь нас, остались под Стамбулом и не пошли ни на Австрию, ни на Польшу. Таким образом, получение на вечные времена Смоленска и Киева мы перед союзниками отработали и вдобавок к этому приобрели Очаков. А нынче намерены строить линию укреплений по реке Самаре…
Я слушал выступление царевны, явно подготовленное канцлером Голицыным, и с удивлением понимал: не хочет Василий Васильевич брать этот полуостров. Засушливый по большей части, населённый чуждыми по духу и вере людьми, привыкшими жить с добычи. Уязвимый с воды, и это при полном отсутствии у России флота. Да такой «довесок» сейчас и с приплатой не надобен. Его нынче не завоёвывать нужно, а отсечь, как слепой отросток, отгородившись от татарских набегов. Однако долг перед союзниками по антитурецкой коалиции – Австрией и Польшей – вынуждает имитировать нападение, пугать турок и отвлекать их от экспансии на север.
Вообще-то, ввязываться в большую политику ни я, ни Софи не собираемся. Так что спасибо за политинформацию. А уже завтра при царевне останется лишь одна фрейлина. Потому что вторая теперь имеет официальное положение в обществе и располагает значительными полномочиями. Фрейлина Корн и «людишки ея» исполняют волю самодержицы, и «препятствий им не чинить».
Что же касается Лизы, то теперь её судьба в её руках. Девица она неглупая и невредная, да и образование какое-никакое успела получить. И мне кажется, сама о себе полагает, что она по-прежнему остаётся в нашей команде. Ведь ещё там, под Ипсвичем, не уходила из школы, то есть ей было комфортно в нашей несколько шебутной компании. Сейчас же она имеет задачу намекнуть Петру, что его потешные вооружены настоящими ружьями и вполне могут уже через годик, пока основное войско будет отвлекать внимание турок и татар, нависая над Перекопом, взять изгоном Азов – если нагрянут внезапно. Только маме об этом рассказывать не надо: не пустит.
А у меня новая забота – чугун. Царевна желает пушки. Придётся поторопиться, чтобы к началу навигации быть свободной. Благо этот самый чугун выплавляют в Туле.
Зимники – великое благо для России. Несколько тонн чугуна из Тулы доставили прямиком в Котлас. Туда же из Архангельска на санях привезли огнеупорный кирпич, из которого сложили горн. Топили его конденсатом от берёзовых дров, подавая через форсунки. И воздух подавали. Сначала только в пламя, а уже потом и сквозь расплав прокачивали, чтобы получить воздушно-конвертерную сталь.
Дальше – по накатанной. Ударом бронзовой пики вытягивали ствол четырёхфунтовки стандартного веса в пятьдесят шесть килограммов. Наглухо заделывали казённик, сверлили запальное отверстие и горячей посадкой ставили обруч с цапфами. Наши опытные мастера теперь «выездные», а решаемая задача для них тривиальна. А тот факт, что главного пушкаря отец забрал с собой на Ямайку, не значит, что без него некому провести давно отработанные операции. Процесс привычно разложили на этапы, основное оборудование привезено из Англии. Бери и делай.
Показали готовые орудия мастеру, прибывшему для приёмки из Пушкарского приказа или с Пушкарского двора – по мне, одна контора. Дали пострелять – хоть ядрами, хоть картечью. Всё прошло гладко: система привычная, калибр стандартный – восемьдесят четыре миллиметра. Единственное отличие – ствол заметно легче и может заржаветь, если его не беречь от воды. Так это не великий недостаток: сняли с лафета и уложили в добротный ящик, который прилагается. Лафет тоже. И тележка для огненного припаса, выполненная в стиле артиллерийского передка, возимого одной лошадкой. Да, компактная мобильная артсистема, развернуть и свернуть которую может даже один канонир.
Так что фирма веников не вяжет.
На основном направлении дела у нас тоже наладились: закончилась нехватка мотористов, поэтому нашлось предназначение даже разъездному катеру катамаранного типа. Его оборудовали как передвижную астрономическую обсерваторию. Нужны точные координаты хотя бы самых важных городов, стоящих по рекам. А то у нас одни карты не бьются с другими, вся география расползается. Всего пять точек достоверно определены. Пятая – Котлас.
Почему именно он? Отсюда в четыре стороны ведут длинные реки, и леса вокруг много. Именно он на долгие века будет главным материалом для постройки судов.
– Дык… эта… Джонатановна! Кто теперь здеся главный? Я или этот твой Дальновязов?
– Ты, Сила Андреич. Билл при тебе начальником производства будет. Ты ж погляди, как он уверенно мастерами командует!
– То-то и оно, что командует, меня не спросясь.
– Радовался бы, что помощник у тебя распорядительный. Но если не люб он тебе, заберу его в Архангельск. Он там мне самой до зарезу нужен, да ради твоего удобства я его оттуда скрепя сердце отпустила.
– Погоди забирать. Я энто… тоже сердце скреплю. А можно мне дёготь продать? Новые-то шпалы для волока уже им пропитали, бочки в сарай не умещаются, а энтот, Тимоха, всё гонит его и гонит.
– Продавай.