Послание из прошлого. Петля времени Милушкин Сергей
– Только если тебе, тогда точно проломится, – сразу же ответил Денис, намекая на полноту одноклассника, но тот даже ухом не повел.
– Как думаешь, что там? – опять спросил Денис, обращаясь к Пете, который со свечкой ходил вокруг ящика.
– Может оружие? – предположил Петя.
– Было бы хорошо.
– Как будто вы будете стрелять, – заметила Катя, но не в укор, а мягко, не вызывающе. – Это только в кино легко.
Петя вздохнул:
– Это точно. В кино все легко.
– Кажется, я нашел! – послышался голос Вити из чулана, который располагался возле входной двери.
Он вышел, перекидывая в руках небольшой топорик, такие обычно применяются для разделки мяса.
– Пойдет, – согласилась Катя. – Давай я попробую.
Лена сидела за столом, обхватив теплую кружку с чаем ладошками и молча наблюдала за происходящим.
Витя на мгновение замешкался, – ему хотелось самому разделаться с ящиком, к тому же он имел на это право, как нашедший инструмент, но он почти сразу протянул инструмент девушке. Никто и не заметил этой заминки.
Катя взяла топор, легко махнула им в сторону, будто примеряясь, затем слегка отстранила Петю и вонзила топорище между досок. Напряглась. Плотно подогнанные доски сначала даже не сдвинулись. Тогда она налегла на ручку своим весом, ящик угрожающе заскрипел, что-то внутри его лопнуло.
Она поддела стальную ленту и та, зазвенев сорвалась с ящика.
Петя инстинктивно отошел еще на шаг.
– А вдруг там бомба? – спросил он с тревогой в голосе.
Катя покачала головой.
– Даже если так, то она не заряжена. Зарядим и вернем ее фрицам в целости и сохранности!
Денис негромко засмеялся, но тут же замер, потому что одна из досок сорвалась с крепления, чуть не ударив его по ноге.
– Посвети, что там! – попросила Катя.
Петя нетвердым шагом подошел ближе, но внутри, сколько хватало неяркого света свечи, ничего не было видно. Какая-то черная упаковка, промасленная бумага или ткань выглядывали из рваной щели.
– Придется ломать целиком, – сказала она. – Ну и хорошо, все равно дрова понадобятся.
Витя подошел ближе, ему тоже не терпелось увидеть содержимого ящика, к тому же, что ни говори, а именно он и Катя вытащили трофей из грузовика и волокли его, сгибаясь под тяжестью груза.
– Вот бы там был магнитофон, – вдруг вырвалось у него помимо воли.
Лена удивленно посмотрела на одноклассника. Денис усмехнулся, а Петя развел руками:
– Самое время танцевать…
Только Катя не поняла сказанного.
– Магнитофон? Так ты сказал? Что это такое?
Витя подумал, что допустил оплошность, но было уже поздно.
– Это такая штука… чтобы слушать песни и… вообще, что угодно.
– А, типа радио, что ли?
– Ага. Типа радио. Только передача идет не по радиоволнам, а записывается на специальную магнитную пленку.
Катя покачала головой.
– Чудная штука какая-то. Никогда о таком не слышала.
Ребята переглянулись. Судя по всему, Катя до сих пор не приняла всерьез их объяснения. Хотя по-настоящему ведь они так и поговорили – все куда-то бежали, спасались от налета, потом шли в ее деревню, которая оказалась занята фашистами, а теперь вот заняты вскрытием трофея.
Витя замолчал, опасаясь, как бы кто из ребят не продолжил тему – тогда волей-неволей придется что-то рассказывать. Хотя его так и подмывало поведать странную историю про магнитофон и то, что таким же образом он мог бы попытаться передать сообщение в будущее, чтобы предупредить родных и близких и попросить помощи. Он был уверен, что парень, который с ним общался (Витя, конечно, не поверил, что это был он сам), наверняка что-нибудь бы придумал даже в такой непростой и даже вовсе фантастической ситуации. Но как об этом расскажешь, не вызвав смех и дружеские подзуживания? Он был уверен, что историю с магнитофоном сочли бы нелепой байкой.
Скорее всего, магнитофоны еще не изобрели, раз Катя о них не слышала.
Она отковырнула еще одну доску, за ней еще – ящик нехотя раскрывал свое чрево, расползался на части, но казался все еще крепким. Теперь даже Лена слегка приподнялась из-за стола, чтобы лучше видеть происходящее посреди избы, будто бы Катя открывала не обычный деревянный ящик, пусть даже и трофейный, а самый настоящий ящик Пандоры. Неизвестно, что спрятали туда фрицы и какая тайна хранится за этими плотно подогнанными досками.
Наконец последняя доска отвалилась, едва не полоснув Петю по ноге и на деревянном поддоне-основании появился черный предмет. Черным он был из-за очень плотной промасленной бумаги, похожей на ткань, обтягивающей скрытый под ним предмет.
– Во запаковали! – удивился Денис. – Точно какая-нибудь полезная штуковина. Зуб даю!
– Я даже в кино такого не видел, – признался Петя. – Хотя пересмотрел, наверное, все фильмы про войну.
Катя искоса взглянула на него, хотела что-то сказать, но передумала, снова вынула свой ножик и вонзила лезвие в ткань.
Черное полотно сухо зашелестело. Ребята замерли. Лена не выдержала и вышла из-за стола, склонившись над ящиком.
Наступила тишина. Беспрерывно воющий в разбитых стеклах ветер вдруг умолк. Даже отдаленная канонада стихла.
– Ну что там? – едва слышно прошептал Денис.
Витя нащупал руку Лены и сжал ее. Она была теплая. Он чувствовал, как в груди быстро бьется его сердце, будто бы от содержимого этого ящика зависело их будущее.
Нож пропорол плотную ткань, она распалась на две половинки, обнажив внутренности трофея.
На блестящей серебристой подставке, в жесткой металлической клетке находился еще один ящик, только сделанный уже из какой-то ценной породы дерева, отполированный, притягивающий взгляд как магнит. На его торце блестел открывающий механизм в виде элегантной щеколды.
– Ни фига себе… – прошептал Витя.
– Вот это да… – свеча в Петиных руках слегка задрожала.
– Я же говорил! – возбужденно присвистнул Денис.
Катя шмыгнула носом.
Ее рука потянулась к защелке, но Петя остановил ее.
– Давай на стол поставим, – предложил он. – А то свечу держать неудобно.
Катя секунду подумала и кивнула.
Промучившись еще минут пять над защитной клеткой, они извлекли содержимое и водрузили его на стол.
– Ну что, открываем? – тихо спросила Катя. Теперь, когда предмет стоял на столе ее решительность вдруг будто бы испарилась.
– Конечно! – Петя поставил свечу на стол. Его руки наконец-то освободились, и он сделал нетерпеливый жест.
– Возможно, лучше бы это не трогать, – задумчиво сказала Катя.
– Да ну! Ты чего?! – чуть ли не закричал Денис. – Вы рисковали жизнью, чтобы его достать! И мы тоже… – добавил он, – когда тащили его. А теперь еще и заболеем ангиной из-за переохлаждения, это сто процентов. Открывай!
– Я согласен. Открывай, – повторил его слова Петя.
Катя посмотрела на Лену.
– Мне тоже не нравится этот ящик. Что-то в нем… странное.
– Значит, два голоса за и два против, – сказала Катя. – Остался решающий. Ты, Витя. Что ты скажешь?
Все глаза устремились на него, и он вдруг почувствовал, что именно сейчас, в эту секунду решается их будущее. Почему так – он сказать не мог, но бывают в жизни моменты, когда ты уверен, – время икс наступило. Именно от того, какое решение ты примешь в эту секунду, будет зависеть вся твоя будущая жизнь.
Что же такого в этом моменте? – подумал он. Ладони вдруг вспотели. Что-то произойдет, когда они откроют ящик. Но что именно? Обязательно ли это приведет к чему-то плохому?
Он попеременно смотрел то на блестящую защелку на лакированном ящике, то на лица друзей.
Лена медленно качала головой, как бы говоря ему – «Скажи – нет. Умоляю тебя, просто скажи нет, потому что…»
Он не смог прочитать в ее глазах ответ, причину ее страха. Она боялась будущего и в их ситуации это было абсолютно естественно. Но ведь не каждый выбор приводит к плохому исходу. Иногда нужно решиться на то, чтобы шагнуть в неизведанное. Открытыми глазами посмотреть вперед. Сделать выбор.
Витя склонил голову. Плита времени словно нависла над их маленьким отрядом, – хмурая, безрадостная и жуткая, такая, что он физически ощущал ее тяжесть. Витя переступил с ноги на ногу, сунул руки в глубокие карманы штанов и вдруг нащупал там спичечный коробок, который тихо, но настойчиво вибрировал. Он переложил его из мокрой одежды и совсем забыл про него. Шершень пытался выбраться на волю. Витя вспомнил, что еще утром насекомое было сухим и мертвым. А теперь вдруг ожило. Почему?
Он подумал и тихо сказал:
– Открывай.
Глава 3
1941 год
– Идем в раздевалку, здесь небезопасно, – сказал отрывисто мужчина и, не оборачиваясь направился к низенькому строению, располагавшемуся позади основной чаши стадиона.
Шаров оглянулся. Ловушка? Но кто мог знать, что он направлялся сюда? Еще есть пара секунд, чтобы убежать. Мысли теснились в голове. Мужчина продолжал идти к темной двери, не оборачиваясь.
Шаров вздохнул. Он проделал этот сложный и опасный путь, едва избежал задержания, вылез из окна, попал под пули – и все это зря? Нет, он должен получить ответы. Или, по крайней мере, понять, что делать дальше.
Нехотя он тронулся вслед за мужчиной. Тот уже подошел к приземистому строению, вынул из кармана ключи, вставил один в замочную скважину, повернул два раза и дернул дверь на себя. Дверь отошла с легким скрипом. Петли давно не смазывали.
У Шарова забилось сердце.
Сколько раз он видел открытую дверь раздевалки и сосредоточенные лица соперников внутри? Десятки? Сотни? Кажется, он даже чувствовал запах пота из темного проема, хотя конечно этого не могло быть – довольно сильный и холодный ветер дул без устали и единственный запах, который он сейчас ощущал был запах пороха.
– Проходи, – сказал мужчина сухо. Странно, но в его голосе Шаров расслышал если и не одобрение, то намек на него. – Честно говоря, я думал, ты убежишь, – раздался его голос из темноты, когда они прошли внутрь и дверь закрылась, отрезав путь к отступлению. Они оказались в черной обволакивающей и сырой пустоте, напротив друг друга, так близко, что Шаров ощущал дыхание этого человека на своем лице. Легкие нотки табака, смешанные с едва заметным коньячным ароматом.
В памяти вдруг всплыла коробка кубинских сигар, которые Шаров протягивает человеку, лицо которого скрыто развевающимся красным флагом – вокруг какое-то празднество, шум толпы, громкая музыка, вокруг красивые девушки и атмосфера всеобщего веселья… ему всегда казалось, что это сон.
А теперь и эта раздевалка, запах которой он узнал бы из миллиона. Ему не было страшно, скорее любопытно. Шаров прикрыл веки и представил…
Справа шкафчики спортсменов, слева длинная скамейка, над ней два небольших окошка. На стене большой календарь соревнований в виде таблицы с названиями первенств, городов и стадионов, под ним столик с несколькими бутылками минералки и высокой изогнутой вазой, в которую ставили цветы, подаренные поклонниками по дороге в раздевалку.
Чуть дальше за шкафчиками еще одна дверь и небольшая душевая на трех человек. Вот и все спартанское убранство.
Пол дощатый, стены выкрашены белой краской. На потолке две лампочки, но их почти никогда не зажигали, потому что соревнования проходили днем и света из окошек как правило, хватало.
– Представил? – спросил тренер.
Шаров вздрогнул.
Откуда он мог знать, о чем я думаю? – мелькнула у него мысль.
– Все как прежде, – прошептал Шаров.
– Да.
Раздался щелчок выключателя и в раздевалке вспыхнул неяркий и какой-то дрожащий свет.
Шаров инстинктивно глянул на окна. В обороняющейся Москве он пробыл менее суток, но уже прекрасно знал, что ни один луч света из помещений и зданий не должен вырваться наружу. Вражеские самолеты-разведчики кружили над городом словно грифы-падальщики. Попадаться по такой глупости ему не хотелось.
– Не бойся, я все зашторил, – усмехнулся мужчина. – Но навлекать беду и тратить электричество не будем. Надеюсь, ты сравнил свои ощущения с увиденным.
Шаров огляделся. Комната удивительно походила на ту, что нарисовало его воображение. Разве что шкафчики спортсменов были закрыты, а ваза на столе пуста. Только пара увядших лепестков лежало возле нее.
Или все же это было не воображение? Тогда что? Он потряс головой, пытаясь смахнуть наваждение и в это мгновение свет в раздевалке погас.
– Я тебе свою часть рассказал… – послышался голос в темноте. – Теперь твоя очередь. Раз уж пришел, говори.
Далеко на западе протяжно ухнуло, взвыл сигнал тревоги, снова заработали зенитки. Пытаясь успокоиться и найти подходящие слова, Шаров сжал кулаки. Потом разжал их, но слова не приходили. Он попросту не знал, что сказать, как объяснить свою ситуацию этому человеку. Он не знал, в каких они были отношениях и что связывало их. Единственное разумное объяснение, которое пришло в голову состояло в том, что, вероятно, тот парень был очень похож на него, может быть даже, какой-то дальний родственник, о котором он никогда не слышал. Однако, насколько он знал, никто в его семье никогда не увлекался спортом и уж тем более не достигал вершин. Будь иначе, он, разумеется, знал бы об этом.
Но даже если кто-то и бегал, мало ли – какое лично он, Илья Шаров имеет к этому отношение. Если какой-то его дальний родственник, когда-то в прошлом напортачил, подвел этого мрачного мужчину – он к этому не причастен – те времена давно прошли, а стадион вообще изменился до неузнаваемости и теперь называется «Локомотив».
– Ну что молчишь? – тяжелым голосом спросил тренер. Почему-то Шаров про себя называл мужчину тренером.
– У меня за городом дети. – Шаров почувствовал, как нелепо звучат его слова, но продолжил без паузы: – Отряд детей… я тренировал их… и нас… в общем, мы оказались без еды и без помощи… так получилось, что мне нужно позаботиться о них. Вернуть их родителям. И я… не знаю, что делать. Поэтому пришел сюда. Наверное, зря.
Хотя Шаров почти не различал лица мужчины, он увидел, как мрачное выражение его изменилось. Ему показалось, что тренер удивился.
– Ты? О ком-то заботишься кроме себя?! Это что-то новенькое…
Шаров пожал плечами.
– Как есть… я не знал, куда идти и кому обратиться, вот и пришел… Они там голодные и я боюсь, чтобы кто-нибудь не нашел их и не причинил вреда. Насколько я понимаю, там совсем рядом линия фронта, и она быстро… приближается к Москве. Я отвечаю за них. И еще… если хотите правду, я не знаю, кто вы. Я не помню ничего из того, о чем вы сказали. Я никогда… – с языка едва не сорвалось утверждение, что он никогда не делал ставки на результаты спортивных событий, в том числе и с собственным участием. – …никогда здесь не был. – Он обвел взглядом раздевалку.
Тренер уставился на него немигающим взглядом. В комнате повисла напряженная тишина, которую нарушала лишь далекая канонада.
– Мда… Что за дети? – коротко спросил мужчина.
Шаров вздохнул и переступил с ноги на ногу.
– Отряд пионеров. Мы проводили «Зарницу» в школе… это военно-патриотическая игра, когда…
– Все давно эвакуировались… какая игра?
Шарову нечего было на это ответить.
– Если бы не они, я бы сюда не пришел.
– Если бы я не знал тебя, я бы тебе не поверил. Но… по голосу слышу, что сейчас тот редкий случай, когда ты говоришь правду. Странную, какую-то несуразную, но… правду. Понятия не имею, откуда там дети, да и знать не хочу, но… ты разговариваешь… как-то не так, выглядишь будто-то бы по-другому. А еще у тебя обувка странная. В этом все дело?
– Да, – тихо сказал Шаров.
– Я надеюсь, ты не шпион?
– Нет. Если хотите…
– Нет, – отрезал мужчина. – Я уже ничего не хочу. Ты эту кашу заварил, тебе и расхлебывать. Кем бы ты ни был в прошлом, сейчас ты какой-то другой. Я понятия не имею, где ты мотался все эти годы, тебя искали такие люди, которые найдут иголку в стоге сена. А раз тебя не нашли, значит, ты был где-то очень далеко.
Шаров молчал, не зная, что сказать.
Мужчина тоже замолчал, поднял руку и достал из внутреннего кармана бумажник – так, по крайней мере, показалось Шарову.
Он открыл его, что-то вынул и подошел ближе. В его руках появился маленький фонарик. Тонкий желтоватый луч едва выхватил из темноты потрепанную фотокарточку, напечатанную на тисненой фотобумаге.
Шаров всмотрелся в счастливые лица людей. У арки под надписью «Стадион имели И. Сталина» рядом стояли два человека, высокий мужчина лет сорока пяти, и он сам, молодой, вихрастый, в черных спортивных трусах и белой майке с эмблемой «Динамо». В руках он держал бутылку лимонада.
Шаров покачал головой. В груди кольнуло, будто бы он услышал отголоски того прекрасного вечера, когда была сделана фотография.
– Помнишь? – коротко спросил тренер.
Он покачал головой.
– Нет.
Мужчина перевернул фото.
На обороте аккуратным почерком было написано:
«Любимому тренеру Александру Андреевичу от Андрея Емельянова. 1937 год»
– Это за неделю до того, как… все случилось. Ты выиграл какой-то старт, я уже не помню, был довольный и счастливый. У тебя под мышкой сумочка светлая… она не очень большая… ты прости, я заглянул в твой шкафчик, когда ты еще не вернулся. Помнишь, что там было, в сумочке?
Шаров снова покачал головой, но его пробил холодный озноб. Хорошо, что в темноте этого не было видно.
– Нет.
– Понятно, – вздохнул тренер. – Там были деньги, Андрюша. И это была не зарплата, не премиальные. Мы столько никогда не зарабатывали, сколько у тебя там лежало.
Шаров не выдержал:
– А здесь, на фото, вы уже знали, что в сумочке или нет?
Тренер откашлялся. Вопрос застал его врасплох.
– Да, – наконец ответил он. – Знал.
– И сделали вид, что все нормально.
– А что я должен был сделать? У нас чемпионат СССР через неделю. Выяснять, откуда взялась такая сумма? Ты был уже взрослым человеком. Конечно, все это нелегально, но – это твоя жизнь.
– И сколько же там было?
Мужчина шмыгнул носом. Очевидно, ему было неловко отвечать на эти вопросы. Однако, Шаров не отступал. Он чувствовал, что зачем-то он должен это знать.
– Около пяти тысяч. Кажется, сотни не хватало.
– Это ведь приличная сумма.
– Десять моих зарплат, – сказал тренер.
– И что я с ними сделал?
– Это уж тебе лучше знать…
– Но я не знаю…
Тренер пожал плечами, потом протянул фотографию Шарову.
– Видишь там под колонной, левее тебя, поодаль, стоит человек в белом костюме и смотрит прямо в объектив? Это он. Ты наверняка должен его знать. Он дал тебе эти деньги. Он потом устроил это… со мной.
Шаров взял фото в руки, всмотрелся в лицо человека, на которого показал тренер. Если не приглядываться, то его почти не было видно – за толпой размахивающих руками болельщиков, скрытый по пояс пышными кустами, он смотрел из-за колонны холодным колючим взглядом. Шаров хотел было повторить то, что произнес уже много раз – «нет, не знаю, не помню». Но этот человек был ему знаком.
Он почти не изменился, только сменил костюм и фасон шляпы стал более современным, а так – то же самое лицо, холодное, жесткое, словно вырубленное из куска мрамора. От его прищуренных глаз за версту веяло опасностью. Несомненно, это был тот же самый мужчина, который заходил к нему в раздевалку перед последним стартом. Это был он. Не похожий на него человек, не двойник, а он самый.
По спине Шарова побежали мурашки. Как такое могло быть?
– Вижу, что узнал, – усмехнулся мужчина. – Как бы то ни было, это теперь твои дела. Я не знаю, чем могу тебе помочь. – Тренер колебался. – Через час я ухожу на призывной пункт и больше мы никогда не увидимся. Скорее всего, я не вернусь… поэтому… – он снова опустил руку в карман. – Возьми.
Шаров протянул руку и на его ладонь лег ключ.
– Ты помнишь, где я живу?
– Нет.
Тренер назвал адрес.
– Там никого нет. Все соседи на фронте или уехали в тыл. На первом этаже осталась баба Ира, она глухая и плохо видит. Можешь там переночевать или… в квартире есть небольшие запасы. Если приведешь своих пионеров, на первое время вам хватит. Но долго там оставаться тоже нельзя. Мне кажется… этот человек наблюдает за домом. Не всегда. Но пару раз мне казалось, я видел за углом его лицо. Жуткое… такое не забудешь.
Он покачал головой.
– Не знаю, Андрей… или как там тебя сейчас зовут… во что ты вляпался… но… будь осторожен. Этот гад способен на все. – Мужчина вдруг коротко обнял Шарова, странно всхлипнул, распахнул дверь и быстро вышел.
– Прощай, – бросил он перед тем, как дверь захлопнулась. – Не поминай лихом.
Шаров в оцепенении стоял еще с минуту, потом бросился за ним, но мужчина уже исчез в темных зарослях.
– Тренер… – прошептал Шаров. – Александр Андреевич… простите меня… за все. – Он почувствовал, как сжимается его грудь и слезы наворачиваются на глаза. Остановился, вздохнул, посмотрел в темное небо. Белесые облака, сминая друг друга, летели с востока на запад и не было им ни конца ни края.
Глава 4
2010 год
– Почему никто из нас ничего не помнит? – Лиза брезгливо смахнула крошки со старого, покрытого сплошными царапинами стола. – На мой взгляд, это самый главный вопрос. И пока мы не найдем на него ответ, вряд ли сможем продвинуться в… – она запнулась, обвела взглядом кабинет со старой мебелью и тусклой лампочкой, когда-то принадлежавший командиру части, затем продолжила: – …в этом… в этом странном деле. И если так, если на этот вопрос на найдется ответа, я просто заберу свой перстень – она выразительно посмотрела на Шарова и уйду, как мы и договорились. Надеюсь, никто не будет на меня за это в обиде.
За окном кабинета воинской части №22653 наступила ночь. Пустынный плац, на котором они когда-то стояли, радостно ожидая свистка, оповещающего о начале «Зарницы», утопал в кромешной тьме, но Виктор то и дело вздрагивал, будто бы уловив голос или шарканье сапог или звук мотора какого-то транспорта. Он заметил, что одноклассники, да и сам Шаров тоже периодически бросают взгляды на занавешенные створки.
– Насчет Витя и Лены еще как-то можно понять… вас обработали в психуш… простите, больнице, может быть, гипноз или другие методы. Сейчас действительно существуют способы заставить забыть что угодно… – она посмотрела на Петра, который молча сидел рядом с ней и потягивал чай из пластикового стаканчика. – Но как быть с нами? Я, Петя, Денис, Давид… нас никто не обрабатывал, мы избежали инквизиции…
Вопрос повис в воздухе.
Виктор посмотрел на Лену. В больнице девушке досталось сильнее остальных, но вряд ли она знала ответ. Однако… что-то она однозначно помнила. И он помнил. Не все, урывками, вспышками, фрагментами. А эти четверо – нет. Ничего.
Она взглянула на Шарова, но тот лишь пожал плечами.
Битый час они потратили, пытаясь воскресить в памяти события двадцатишестилетней давности, но пришли к одному выводу – после взрыва гранаты, брошенной Червяковым в озеро, память словно обрывается. Черная звенящая пелена в ушах, жуткая невыносимая боль и яркие вспышки в глазах. Все это признаки контузии. Но что было потом?
– После взрыва я пришел в себя в санатории в Сочи, – сказал Петр. – Кажется, через неделю. На стене висел календарь, на котором было написано «Санаторий «Металлург». г. Сочи 1984 г.» А до того момента какие-то светлые и темные пятна, перед глазами сплошная карусель. Сейчас иногда, когда засыпаю, я будто что-то вижу, причем знаю, что это – оно, то, что от меня скрыто. Мелькнет и исчезнет. Хотел бы вам помочь, но… все это так нечетко и расплывчато! – Он развел руками. – В санатории меня всячески ограждали от любой информации – ни радио, ни телевизора, даже «Пионерскую правду» и мой любимый журнал «Юный техник» и те запретили читать. Единственная отрада – огромный бассейн со сводчатым потолком и я плескался там до упада.
– Ты тоже любил «Юный техник»? – удивился Денис. – По тебе я бы не сказал.
Петр вскинул брови, но явно не обиделся. Легкий характер, которым он обладал с детства, сохранился до сих пор и скорее всего, именно этот характер помогал ему сносить бесконечные смешки одноклассников по поводу его излишнего веса.
– Я даже получал особенное приложение к нему! Ты вот, например, знал, что такое было?
– Это какое еще приложение? – воскликнул потрясенный Денис. – У меня дома до сих пор хранятся все выпуски, но ни о каком приложении я не слышал! – Денис мотнул головой. От капитана гигантского контейнеровоза в нем не осталось ни следа – сейчас это был тот самый шестиклассник, готовый до хрипоты спорить о вечном двигателе и полетах на Марс.
– Странно, что ты не знал! Но его простым мальчикам не доставляли. Сказать, как называется?
– Ну, – насупился Денис.
Петр выждал несколько мгновений и его полное лицо расплылось в довольной улыбке:
– Много ты потерял, Дэн. А приложение это называлось «Юный толстяк»!
Все сидящие за столом ухнули от смеха – засмеялась даже Лиза. Шаров тот и вовсе поперхнулся чаем.
Денис понял, что его разыграли. Да не кто-то, а целый депутат Государственной Думы. Лицо сначала стало серьезным, но через секунду засмеялся и он.
– Ну ты Петр даешь! Я почти что поверил!
– Короче… заняться было нечем. Я ходил на процедуры, а в перерывах… между дикой головной болью и редким ее отсутствием вспоминал наши приключения и… даже признаться, хотел их повторить, пройти заново. Разумеется, до того момента, когда Червяков пульнул гранату в озерцо, – продолжил Петр. – Помню еще, что за дверью шушукались медсестры – мол, месяц прошел, а память к нему так и не возвращается и голова не проходит. А еще… – он помолчал, постучал костяшками пальцев по столу, будто бы этот жест помогал ему вспоминать: – …в палату приходил довольно неприятный тип в сером мятом костюме и спрашивал меня, что я видел, где мы были, что заставлял нас делать физрук. Особенно много вопросов было про вас… – Петр повернулся к Шарову.
Полицейский, восседающий за командирским столом, ухмыльнулся.
– Куда вы нас вели, какая карта была у вас и видел ли я обозначения на ней. Не разговаривал ли физрук на иностранных языках при нас? Не упоминал ли столицы иностранных государств? Может быть, на что-то намекал или отходил в сторонку с кем-то. Оставлял нас одних, даже на короткое время, отлучившись, например, в кустики. Эти моменты я четко помню, наверное, потому что тот мужик был… слишком уж настойчивым. И мерзким. Он по сто раз повторял одни и те же вопросы, а я все думал, что у него, наверное, что-то с памятью, но не решался спросить. И я все время отвечал ему: «нет, нет, нет, нет», – и так до бесконечности. А еще от него плохо пахло. Папа даже поругался с ним, мол ему наплевать на здоровье ребенка. Я слышал, как они спорили и этот тип в плохом костюме говорил, что я однозначно что-то скрываю и меня нужно вернуть назад в Москву к докторам, и что он сделает все для этого.
Но, видно, не получилось, и у папы крыша была сильнее. – Петр отхлебнул чая, лицо его стало серьезным. – Так что… Лиза, не знаю как ты, а я уверен, что мы там были. Там, в смысле – там. Вопрос не в том, почему мы не помним, это как раз ясно – шок и все прочее, а в том, что было первее – курица или яйцо. Иными словами… – он кивнул на страницу книги, которая лежала ровно посреди стола, – исчезнет ли крест, если мы каким-то образом попытаемся спасти себя.
– Крест не исчезнет, – вдруг сказал Давид. – Но мы здесь, потому что кто-то нас спас. И если этот кто-то – мы сами, значит, мы должны сделать это.
– То есть… если я правильно понимаю, мы одновременно и живы, и мертвы? Как пионеры Шредингера, так что ли? – Лиза покачала головой.
– Ты же видишь книгу, – повернулся к ней Виктор. – Или ты сомневаешься в ее подлинности?
На самом деле, она, конечно, не знала, что прежде, чем согласиться куда-то ехать, Петр позвонил в Ленинку, то есть, в Российскую государственную библиотеку и через час директор лично привезла совершенно новый, будто бы только отпечатанный экземпляр книги под названием «Лабиринты войны» авторства В.А. Прокопьева.
Губы женщины сжались. Вероятно, она очень хотела бы сказать, что это подделка, но книга и фотография были настоящими, запах серых, чуть пожелтевших страниц, клееный переплет, выходные данные – сомневаться в подлинности не приходилось. Это сейчас можно что угодно подделать и намалевать в фотошопе, а в книге, изданной в тысяча девятьсот шестьдесят первом году фотографии были настоящими, она это понимала.
Лиза взяла потрепанный томик в руки, перевернула его, задумчиво прочила фамилию автора:
– Владислав Прокопьев… – на лице ее отразилось воспоминание. – Знакомое имя… Кажется, у нас в школе… был кто-то с похожим… – она посмотрела на Виктора.
Его вдруг словно током ударило – Шершень! С того момента, как они собрались вместе, Влад куда-то запропастился. А ведь у них должен был состояться важный разговор.
– Да… – медленно сказал Виктор и посмотрел на Шарова. – В старших классах был парень с таким именем и фамилией, но… это конечно же не он, однофамилец. В шестьдесят первом году тот Прокопьев, что учился в старших классах, еще не родился, не то чтобы книгу написать. – Он продолжал в упор смотреть на Шарова, но тот лишь едва заметно качнул головой. Спрашивать при всех, куда подевался Влад, Виктор, разумеется, не стал.
– Мне повезло больше, – сказал Денис, – мой отец буквально на следующий день или через день, я точно не помню, взял билет на самолет, и мы вылетели во Владивосток, там жили бабушка и дедушка по маминой линии. Дед был капитаном дальнего плавания, наверное, я в него пошел. Один единственный раз к нам домой пришел какой-то человек, что-то спрашивал про мое здоровье, но дед сказал, что я ничего не помню, на том дело и заглохло. Я и впрямь ничего не помню. Даже эту гранату – и то не помню. Единственное, часто снится будто я ослеп на один глаз – ни черта не вижу и это так страшно, что я постоянно просыпаюсь. А еще… – он посмотрел на Лизу и в полутемной комнате стало вдруг совсем тихо: – А еще мне все время казалось, будто с тобой что-то случилось… что-то не очень хорошее.
Лиза поджала губы.
– И поэтому ты ни разу не позвонил, не написал… чтобы узнать.
Денис наклонил голову.
Читать бесплатно другие книги:
