Мария – королева интриг Бенцони Жюльетта

— Если ненависть — тяжкий грех, тогда я согрешила…

— Мы вместе рассудим это. Я вас слушаю.

С трудом оправившись от пережитого шока после раскрытия истинного лица отца Плесси, она начала свой рассказ — сперва неуверенно, но по мере продвижения вперед говорить ей становилось все легче. Кардинал отлично умел слушать, и, видя его внимательное лицо, Элен почувствовала себя едва ли не более уверенно, чем в сумраке исповедальни.

— Полагаю, — произнес Ришелье, когда она закончила свой рассказ, — что вы не желаете больше видеть того, кто нанес вам столь тяжкую обиду!

— Даже не знаю, монсеньор, — задумавшись на секунду, вздохнула девушка. — Одна часть меня с ужасом отвергает его, тогда как другая жаждет снова его увидеть.

— Хорошо, что вы осознаете это, но еще лучше, что вы в этом признаетесь. Что касается мадам де Шеврез, то, если она не сбежит к нему в Англию, а это навсегда закрыло бы ей двери Лувра, она никогда больше его не увидит, так же как и герцога Бекингэма, но если у вас возникнет желание сблизиться с лордом Холландом, я смог бы вам помочь… Сейчас же мне нужно знать, у кого бывает герцогиня. Мне докладывают, что в доме Шеврезов большая суета, притом что герцог в отъезде.

— Насколько мне известно, он часто сопровождает короля во время охоты. Даже когда тот отправляется в свой павильон в Версале.

— Иными словами, он продолжает игнорировать то, что происходит у него дома. После той вспышки, наделавшей много шуму, он предпочел вновь впасть в дремоту. Кто бывает в доме?

— Как обычно, принцесса де Конти, мадам де Ла Валет, мадам де Верней, а в последнее время иногда приезжает мадам дю Фаржи.

— Новая фрейлина королевы? И впрямь, что-то новенькое. А что же мужчины?

— Герцоги Монморанси и Невер, маршал д'Орнано, который дважды привозил с собой графа де Суассона, герцога Вандома и его брата, великого приора Франции.

— Черт возьми! И это в отсутствие герцога де Шевреза! Чем они занимаются?

— Пируют, слушают музыку, даже танцуют. Госпожа герцогиня живет на широкую ногу. Быть может, она старается забыться, — задумчиво прибавила девушка. — Она всегда кажется такой веселой, но ночами мне доводилось слышать, как она плачет.

— За исключением тех ночей, которые супруг проводит с ней, я полагаю?

— После истории на Новом мосту он не переступал порога ее спальни.

— Ах, мне это кажется весьма неосмотрительным, когда речь идет о такой женщине. Так она лишилась и любовника, и мужа? Долго она не продержится. Постарайтесь узнать, кто окажется следующим, если только мы сами не подошлем к ней своего человека…

Мария действительно страдала от воздержания, но не настолько, как полагал кардинал. Она только что открыла для себя бурные радости глубокой конспирации и целиком отдалась этому процессу. Смелая от природы, она наслаждалась опасностью, связывая ниточки, тянувшиеся к неизвестности, к будущему, в котором слава и смерть играли в орлянку. Период, надо признать, благоприятствовал подобному предприятию: история с женитьбой принца накладывалась на оглушительные политические успехи Ришелье.

Касательно Англии он сумел сыграть на благоприятном настрое Карла I, мечтавшего добиться союза с Францией против Испании, чтобы заставить французских протестантов подписать с ним мирный договор, который можно было считать окончательным: Ла Рошель, их истинная вотчина, обещала не снаряжать более своих кораблей против королевства. Свобода вероисповедания была предоставлена католикам в нескольких не пострадавших от религиозных войн поселениях, а церкви была возвращена ее собственность.

Но в то же время маркиз дю Фаржи, посол, подписал с Испанией пятого марта 1626 года Монсонский договор, по которому Вальтелин, возвышенность, служившая связующим звеном между владениями испанского Габсбурга и австрийского миланца, за которую велись такие ожесточенные сражения, будет приписана к швейцарскому кантону Граубюнден, а испанские форты будут ликвидированы. Одним словом, Ришелье принудил гугенотов заключить мир под угрозой, что подпишет договор с Испанией, и наоборот. Потрясающий дипломатический успех, благодаря которому кардинал упрочил свои позиции при короле, преисполненном искреннего восхищения к нему. Этот успех, однако, вызвал некоторые волнения во Франции и сыграл на руку мадам де Шеврез. Поколебалась даже уверенность Марии Медичи.

В действительности Монсонский договор вызвал недовольство у трех иностранных держав помимо Испании: Савойи, Светлейшей Венецианской республики и в особенности Ватикана. Папа Урбан VIII не одобрил разрушение фортов в Вальтелине, означавшее поражение для короля, истинного католика. К тому же все было сделано по приказу простого кардинала. Тотчас же небольшая группа противников брака Гастона, получившая название «Партия неприятия брака», присоединила к себе возмущенных ультрамонтанов: Ришелье посмел выступить против Папы! Мир с протестантами, в то время как католики подвергаются унижениям! В течение каких-то нескольких дней Ришелье сделался мишенью для всех принцев королевского дома, начиная с Конде, который в случае смерти государя и наличия каких-либо помех для вступления на престол его брата Гастона мог претендовать на корону. Но в особенности негодовали все Вандомы, сводные братья короля, сыновья Генриха IV и Габриэлы д’Эстре, не ставшей королевой лишь потому, что прямо накануне свадьбы с Беарнцем ее отравили.

Любопытный персонаж этот Сезар де Вандом! Красивый, как и все дети Габриэлы, он был в высшей степени высокомерным и неприятным. Он и дофин Людовик ненавидели друг друга с самого детства, когда они еще жили под одной крышей, ибо такова была воля Генриха, желавшего, чтобы все его отпрыски, законные и побочные, воспитывались вместе. Однако одному из мальчишек предстояло надеть корону, и это был не Сезар, хоть он и был старшим по возрасту, а его мать была без пяти минут королевой. Этого он так и не смог пережить. Тщеславный до безумия, любящий роскошь, он сочетал в себе храбрость, которую унаследовали и его сыновья, с особыми наклонностями, состоявшими в том, что он предпочитал юношей своей жене. Последняя, Франсуаза Лотарингская, была дамой, слишком знатной и слишком обращенной к Господу, чтобы как-то показать, что ей известно о пристрастиях мужа. К тому же она его любила. Посему она посвящала обездоленным все время, оставшееся от воспитания собственных детей. Она не гнушалась общением с обездоленными и даже навещала девиц в публичных домах. Другой Вандом, Александр, великий приор Франции от Мальтийского ордена, был слегка смягченной копией брата, с той лишь разницей, что он предпочитал женщин, что не мешало ему при любых обстоятельствах во всем следовать за Сезаром.

К ним присоединились и другие, отчего заговор приобретал нешуточный размах: граф де Суассон сам зарился на роскошное приданое мадемуазель де Монпансье, герцог де Лонгвиль, правитель Нормандии, был готов в случае необходимости привести на подмогу восемьсот всадников. Некоторые предлагали деньги, другие людей. Сезар де Вандом, правитель Бретани, вечно неудовлетворенный и пребывающий в поисках богатств, хотя он и владел множеством замков, в том числе Ане и Шенонсо, предлагал предать огню западную часть королевства. Именно ему в первую очередь было выгодно посадить на трон Гастона.

К заговорщикам, однако, не примкнули Шомберги, Бельгарды, Гизы и особенно Клод де Шеврез, державшийся на отдалении от своей жены и потому ничего не знавший о ее деятельности, в то время как она была душой заговора и творила все, что хотела, в их парижском особняке, которому Клод предпочел апартаменты в Лувре. Никогда еще она не чувствовала себя такой счастливой, такой могущественной. «Партия неприятия» постепенно перерастала в опасный заговор, целью которого было посадить на трон Гастона, вне зависимости от того, будет жив его брат или нет. Сам принц был согласен и выступал в качества предводителя, разумеется, с подачи д'Орнано, которого мадам де Шеврез постоянно подстрекала с извращенным удовольствием, зная, что он желает ее, но ничего не предпримет для того, чтобы добиться ее любви. Такой поклонник казался скорее забавным, и Мария нередко веселилась по этому поводу в узком кружке, который она собрала вокруг королевы.

Та, в свою очередь, целиком поддерживала заговор, без сомнения, потому, что не могла даже представить себе, как далеко он способен зайти. Для нее единственной целью заговора являлось уничтожение кардинала, отъявленного врага Испании и Папы, этакого пособника сатаны. То, что ее собственный супруг одобрял его действия, вызывало у нее отвращение. Постепенно, под влиянием Марии, сообщавшей ей новости о Бекингэме, Анна начала вновь думать о нем, и его неловкость со временем перестала ей казаться грубой, оставив в памяти лишь его страсть. И перед сном, кладя у изголовья «Амадиса Галльского», свою любимую книгу, Анна Австрийская с удовольствием наделяла героя чертами прекрасного англичанина.

Усиленная такой поддержкой, получая исподтишка помощь от испанцев, англичан и герцога Савойского, «Партия неприятия» осмелилась открыто потребовать отстранения кардинала Ришелье как первопричины всего зла и человека, ведущего Францию к пропасти. Одновременно д'Орнано и заговорщики отшлифовывали свой план.

Зная, что король не согласится добровольно отправить в отставку своего министра, в ходе совещания в доме Вандома было принято решение воспользоваться ближайшим отсутствием Людовика XIII, который по обыкновению должен был весной отправиться в Фонтенбло, и поднять парижан, захватить Бастилию и Винсенский дворец, дабы обеспечить себе эффективное средство давления. Если, как можно было предвидеть, король поспешит в Париж с войсками, принца — драгоценного будущего владельца трона — отправят в Дьеп или Гавр, в укрытие, предложенное герцогом де Лонгвилем, его приверженцем. Великий приор и д'Орнано брали на себя организацию восстания в Париже, а Сезар собирался вернуться к себе в Бретань, готовый противостоять королю.

Его супруга, пребывавшая в полнейшем неведении, и трое его детей находились в безопасности в замке Ане, Сезар предпочел не брать их с собой, чтобы не привлекать внимание Гизов, родственников герцогини, не участвовавших в заговоре.

— Не важно, каким образом, — заключил Сезар, — мы должны посмотреть правде в лицо. Ибо мы в силах, я убежден в этом, изгнать Ришелье, и это то, чего мы открыто добиваемся, но на самом деле в глубине души все мы желаем низложить короля. Таким образом мы избавимся от обоих!

— Не всякую правду следует раскрывать, брат! — перебил его Александр, великий приор. — Мы ненавидим его, потому что он слишком часто забывает о том, что мы одной крови и несправедливо обращается с нами, но, возможно, не все здесь согласны с этим?

— Полноте! Лично я думаю, что корона будет очень даже к лицу принцу. И я готов бросить вызов всякому, кто станет утверждать обратное. Что до Людовика, то я сам займусь им. Слава богу, в моей Бретани есть крепости, где он сможет на досуге лечить свои бесконечные болячки. На мой манер!

— Сезар прав, — согласился граф де Суассон. — Однако торопиться не стоит. Сперва избавимся от кардинала, а там посмотрим. Когда король лишится своего злого гения, нам не составит труда подчинить себе его сознание. Достаточно будет лишь подыскать ему нового фаворита, поскольку он и без того уже подумывает выгнать этого осла Баррада, вообразившего, что ему все дозволено.

— Посмотрим, — сказал д'Орнано. — Пока же принц по моему указанию намерен вновь потребовать своего включения в Совет, а также более пятисот тысяч ливров удельной ренты. Со своей стороны, мадам де Шеврез завтра же объявит у королевы, что «Партия неприятия» собирается требовать моего личного участия в Совете. Так дела сдвинулись бы с мертвой точки, да и мы бы контролировали все решения правительства!

— Какая поразительная женщина! — воскликнул Лонгвиль. — В ней истинно женское очарование сочетается с мозгами мужчины! И как она только могла выйти замуж за этого простака Шевреза, который только и знает, что следовать повсюду за хвостом лошади короля! Благодаря герцогине мы держим в своих руках королеву!

— Несомненно, — подхватил Сезар, — и этим она для нас еще ценнее. Что до ее мужа, то хорошая дуэль или роковая встреча могли бы избавить ее от него! У Шевреза нет сыновей, поэтому его вдова станет лакомым кусочком для того, кто хочет жениться! Она так же богата, как красива.

— Вы женаты, Сезар, не забывайте! — вмешался его брат.

— Я думаю не о себе. Мы можем выставить ее в качестве приза для одного из наших храбрых товарищей, после того как наведем порядок в королевстве.

— Она из Роанов! — отрезал д'Орнано. — Ее нельзя отдать кому попало! Да она вам и не позволит! Она не из тех, кем легко управлять… Если она вдруг останется вдовой, я уверен, что она сама выберет себе достойного супруга.

Этим супругом мог бы быть и он, поскольку он был вдовцом. Этот брак положил бы конец его страданиям: таинство тогда бы свершилось, и он смог бы наконец безо всяких угрызений совести обладать Марией, женщиной, чей образ преследовал его по ночам.

Накануне цветоносной недели Людовик XIII уехал в Фонтенбло со своими людьми, братом и кардиналом, который направлялся в замок Флери-ан-Бьер в ожидании, пока будет достроен его городской дом. Расстояние между замком и городом было невелико, и ничто не мешало ему постоянно присутствовать на Совете, в котором так хотел заседать Гастон. Королевы выехали на следующий день, но порознь, во избежание возможных трений. Мария Медичи прекрасно знала, что ее невестка была центром, пусть и пассивным, «Неприятия», а мадам де Шеврез даже не скрывала, что является его знаменосцем! Герцогиня покинула Париж вместе с Анной Австрийской, но, не имея больше должности при дворе, она остановилась в милом доме, купленном Шеврезами в Фонтенбло, неподалеку от дворца д’Эстре. К своему неудовольствию, она обнаружила там своего супруга в прескверном настроении: сославшись на недостаток места в связи с предстоящим ремонтом, король дал ему понять, что во всех отношениях будет лучше, если герцог поселится в своем собственном доме.

Впервые за три месяца им предстояло жить под одной крышей, и, если Мария, уже привыкшая к полной независимости, старалась изобразить хорошую мину, то Шеврез не делал и этого, все еще страдая от отчуждения, которому он подвергся.

— Для меня совершенно очевидно, что своим удалением я обязан вашей милости, — с горечью бросил он упрек своей жене. — Вы делаете все, чтобы добиться участи, от которой, женившись на вас, я вас избавил: вас отправят в изгнание, а заодно и меня вместе с вами.

Он стоял возле окна, из которого можно было видеть ворота замка в конце Королевской улицы. Мария подумала, что он похож на Моисея, взирающего на Землю обетованную, не имея права ступить на нее, и это вызвало у нее раздражение:

— Речь шла не обо мне, а о ремонте замка! Почему, черт побери, король стал вдруг лгать вам?

— Думаю, потому что он питает ко мне дружеские чувства, несмотря на все ваши проделки! И он жалеет меня. Но хотел бы я знать, какая муха вас укусила, с чего это вы вздумали препятствовать женитьбе принца на мадемуазель де Монпансье? Лучше бы вы занимались собственными детьми, которые вас совсем не видят! Кончится все тем, что они вообще перестанут узнавать вас.

— Они не нуждаются во мне, чтобы есть свою кашу или сосать молоко кормилицы, тогда как королева во мне нуждается, так же как и король, хоть он и слишком неискренен, чтобы признать это. Женить принца, который и без того уже наплодил повсюду бастардов, на этой жирной телке Монпансье, чтобы спустя девять месяцев получить маленькое чудовище, вопящее и пускающее слюни, но с такой наследственностью, которая повергнет в ужас королевство и обречет на мучения королеву, поскольку у нее до сих пор нет детей.

— Ей всего лишь нужно родить ребенка или уступить место другой! Развод по-прежнему существует.

— Если это все, на что вдохновляет вас ситуация, мне жаль вас! Нам грозит война!

— Она будет не первой, и люди, подобные мне, будут готовы участвовать в ней! Что касается вас, то когда мне сказали, что вас постоянно видят рядом с принцем и особенно с этим диким животным д'Орнано, у меня появилось желание отправить вас назад к вашему отцу и попросить его расторгнуть наш брак!

— Отчего же вы не сделали этого? — произнесла Мария, и ее голос вдруг задрожал.

Клод отошел от окна и некоторое время молча смотрел на свою жену, причем в его взгляде читались одновременно и гнев и обреченность. Он вдруг поднял руку, так что Мария подумала, что муж собирается ее ударить, но он лишь взял ее за подбородок, чтобы заглянуть поглубже ей в глаза. Затем он со вздохом опустил руку:

— Я все чаще спрашиваю себе, что меня удерживает…

— И что же?

— То ли я глупец, как думают ваши блистательные друзья, то ли я все еще люблю вас? Но не беспокойтесь! От этой болезни я в конце концов излечусь. На самом деле, возможно, мне стоило бы убить вас.

Дверь захлопнулась за ним с такой силой, что Мария вздрогнула, а одна из статуэток, стоявших на каминной полке, упала на пол и разлетелась на куски у ног молодой женщины. Это была ценная вещица из китайского фарфора, купленная у венецианского торговца, изображавшая женщину, несколько напоминавшую Пресвятую Деву. Мария присела, чтобы собрать осколки, в душе ее было смятение.

В ту ночь в замке король пригласил в свой кабинет кардинала Ришелье и маршала Шомберга и долго говорил с ними. Оба они были членами Совета, которым он полностью доверял, так что ни одно слово из сказанного не просочилось за стены кабинета. На другой день, как и в последующие дни, король охотился, как обычно, двор жил привычной жизнью, и не было даже намека на то, что что-то готовится. Стояла светлая пасхальная неделя. Благочестие выступило на первый план по сравнению со светской жизнью, на время успокоив умы, заставив позабыть поводы для ссор. Но вскоре взорвалась бомба…

Вечером третьего мая Анна Австрийская, возвратившись с ежедневной прогулки, наслаждалась несколькими минутами отдыха в обществе своих дам, прежде чем идти переодеваться к ужину с королем. Дамы ели фрукты и варенья, запивая их вином, когда мадам дю Фаржи, не покидавшая всю вторую половину дня своей спальни, где она приводила в порядок свою переписку, прибежала, явно расстроенная. В момент своего появления она бросила испуганный взгляд на мадам де Шеврез, прежде чем обратиться к королеве.

— Король только что приказал арестовать маршала д'Орнано! — выдохнула она, торопливо присев в реверансе.

Анна Австрийская, Мария и Луиза де Конти вскочили со своих мест, раздались возгласы удивления других дам. Только донья Эстефания не подняла глаз от часослова.

— Вы знаете наверняка? — спросила королева.

— Да, мадам. Командор де Жар, которого я только что встретила в передней, все рассказал мне. Вернувшись с охоты, Его Величество велел позвать маршала в Овальную гостиную. Он говорил с ним несколько минут, после чего оставил его одного и вышел, а в гостиную вошел господин дю Алье со стражей. Они увели мсье д'Орнано, посадили его в стоявшую во дворе закрытую карету, окруженную мушкетерами. Сейчас несчастного везут в Винсенскую крепость. Его братья также арестованы.

Голоса смолкли, и воцарилась тишина. Королева упала в кресло, не в силах вымолвить ни слова. Мадам де Шеврез первая пришла в себя:

— Известно ли, где сейчас принц?

— В своих апартаментах, но под охраной швейцарцев!

— Ах!

Она не нашлась что сказать и застыла неподвижно посреди гостиной, точно и ее поразило молнией. Д'Орнано арестован, к Гастону приставлено наблюдение, ей было чего опасаться! Дамы вокруг нее пребывали в оцепенении, и в расширенных глазах королевы читался откровенный страх. Не растерялась одна только Луиза де Конти. Она подошла к своей золовке и взяла ее под руку:

— С позволения Ее Величества вам следует вернуться домой и не выходить ни под каким предлогом!

— И спокойно дожидаться, пока за мной придут, чтобы и меня отвезти в Винсенскую крепость? Я предпочитаю остаться здесь. Надеюсь, меня не посмеют схватить в покоях королевы!

Принцесса понизила голос до шепота:

— Она и сама не в безопасности! Делайте, что я вам говорю! Если вас застанут у нее, для вас обеих ситуация лишь усугубится.

— Но как же вы?

— Я кузина короля, я живу в замке, и слава богу, поскольку я смогу отправить вам послание, если дело изменится к худшему. Тогда вам…

— ..придется бежать?

Луиза прикрыла глаза в знак согласия, после чего быстро добавила:

— Возвращайтесь пешком, я пришлю потом вашу карету. Избегайте проходить через двор Белой лошади! Выйдите через калитку в саду Дианы. Я займусь королевой.

Одного взгляда на Анну Марии хватило, чтобы понять, что та не в состоянии ничем ей помочь. Королеве сделалось дурно, и Эстефания хлопала ее по рукам, в то время как мадам де Лануа, явно довольная, давала ей понюхать соли. Мария тем не менее адресовала королеве реверанс, после чего поспешила прочь, завернувшись в длинную накидку из легкой тафты с капюшоном, которую она надевала обычно при теплой погоде с вероятностью дождя.

За исключением прихожей, где заметно прибавилось стражи, она никого не встретила. Двор, должно быть, сосредоточился у короля, чтобы не пропустить события, которые многих обрадовали. Тем не менее сердце Марии бешено колотилось, когда ее красные атласные туфельки ступили на песок аллеи. Ей хотелось бежать, но она заставила себя идти спокойно, чтобы не привлекать внимания: окна покоев короля также выходили в сад Дианы. К счастью, погода не успела испортиться: хорошо бы она смотрелась, шлепая по лужам в роскошном платье. Ее легкие туфли вряд ли оправились бы после такого испытания, если б вообще пережили дорогу домой!

Почти достигнув калитки в ограде, она услышала позади быстрые шаги, и мужской голос произнес:

— Мадам! Госпожа герцогиня!

Думая, что ее преследуют, она вздрогнула от страха, замерла на мгновение, после чего подобрала юбки и бросилась бежать, думая лишь о том, как бы добраться до этой спасительной двери, где дежурил, однако, караул. Но ее преследователь оказался проворнее: он быстро догнал ее. В тот же момент Мария подвернула ногу и вскрикнула от боли.

— Ради бога, мадам, не бегите. Я не причиню вам никакого вреда… Напротив!

Она заметила, что плачет, поскольку в сумерках не могла различить лица своего преследователя, который между тем забеспокоился:

— Вам больно?

— Да, немного. Что вам от меня нужно?

— Ничего, кроме как служить вам, если вы позволите! О, госпожа герцогиня, я давно восхищаюсь вами, но не осмеливался подойти к вам! И увидев из окна королевских покоев, как вы идете через сад…

— Вы узнали меня?

— Я знаю о вас все, вплоть до расцветок ваших платьев, и я узнал эту накидку, такую же голубую, как и ваши глаза! Только прикажите, и я сделаю все для вас!

— Неужели? Ну, прежде всего я хочу уйти отсюда как можно скорее! К тому же я подвернула ногу.

— И вам больно? Как же я непростительно глуп! Обопритесь на мою руку, я провожу вас.

— Очень мило с вашей стороны, но даже с вашей помощью я вряд ли дойду до дома. Это слишком далеко!

— Вы совершенно правы! Где ваша карета?

Этот юноша появился весьма кстати, но он, видимо, был полным идиотом, и Мария почувствовала, как ее охватывает злость:

— Где же ей быть, по-вашему? Во дворе Белой лошади, разумеется! Вы только что сказали, что знаете обо мне все! И если я не села в карету, это значит…

— ..что лучше было не проходить через весь замок после того, что произошло! Но я-то вне опасности, поэтому я схожу за вашей каретой…

— ..и вернетесь с солдатами, которым велели ее стеречь? Лучше приведите лошадь из конюшни. Я смогу сесть позади вас…

— Восхитительная идея! Я просто сгораю от нетерпения стать вашим рыцарем!

Несмотря на свое незавидное положение, Мария не смогла удержаться от смеха. Энтузиазм этого юноши (теперь она наконец разглядела его и обнаружила, что он вовсе даже не дурен собой!) успокоительно действовал на нее.

— Почему бы и нет? Теперь проводите меня до вон той скамьи, ее не должно быть видно из замка. Я подожду вас там.

Он заботливо довел ее до скамьи, усадил поудобнее и собирался уже отправиться исполнять данное ему поручение, когда герцогиня остановила его:

— Погодите минутку! Скажите же мне, кто вы? Он заметно погрустнел:

— Я знал, что вы никогда не обращали на меня внимание! Меня зовут Генрих де Талейран, граф де Шале, я хранитель гардероба Его Величества короля.

Это был словно луч света для Марии, которая уже давно пыталась понять, кто же такой этот довольно красивый молодой человек, немного напомнивший ей Холланда. Давным-давно, когда она еще была в хороших отношениях с Людовиком XIII, юный Шале был пажом, пока королева-мать не возложила на него весьма обременительную обязанность следить за королевскими нарядами и драгоценностями. После драмы, разыгравшейся в тронном зале, Марии редко приходилось иметь дело с придворными короля. В то же время ей казалось, что это лицо ей доводилось видеть в окружении принца. Удивительно, что она не обратила на него пристального внимания из-за отдаленного сходства с Холландом.

Когда он элегантно подъехал на вороном коне, усадил герцогиню верхом и с волнением в голосе посоветовал ей обхватить его руками и крепче держаться, она тотчас же задала мучивший ее вопрос:

— Вы служите королю, однако, мне кажется, я видела вас у герцога Анжуйского?

— Да, верно. Я искренне предан нашему государю, но принц уже давно удостоил меня своей дружбой. Признаюсь, я очень люблю его. Он всегда такой веселый, такой приветливый!

— Не могу вас за это упрекать. Будет ли в таком случае нескромностью с моей стороны спросить вас, присоединились ли вы к «Партии неприятия»?

— Скажем, я с ними скорее в душе, чем на деле. Не стану от вас скрывать, что после всего, что произошло, я очень беспокоюсь за принца. Мсье де Трем получил приказ сторожить его апартаменты.

— Известно ли, из-за чего схватили маршала д'Орнано?

— Из-за того, что он поддерживал переписку с Испанией и герцогом Савойским и его письма были перехвачены людьми кардинала.

— Кардинала? Опять он! И когда только король поймет, что этот смутьян никогда не остановится в своем стремлении изолировать его от родных и людей благородного происхождения, лишь бы упрочить свою власть?!

Шале не счел нужным отвечать, Мария не стала настаивать. Они прибыли к месту назначения, и ее слишком интересовала собственная судьба, чтобы выяснять, что именно он думает о Ришелье. Между тем небольшой особняк выглядел таким же мирным и тихим, как и в тот момент, когда она покинула его. Слуга с факелом в руке поспешил встретить их, когда молодой человек остановил лошадь у крыльца.

— Госпожа герцогиня ушиблась, позовите ее камеристок и доктора! — приказал Шале слуге.

— Не нужно доктора, прошу вас! — перебила его Мария. — Моя Анна разбирается в этом деле, а я не хочу никого чужого в доме! Где господин герцог?

Слуга ответил, что герцог еще не возвращался, и спросил, не нужно ли послать за ним. Мария отказалась. Тем временем Шале снял ее с лошади и, не спрашивая ее мнения, поднялся по ступеням крыльца, неся ее на руках, с легкостью и с явным удовольствием. Мария с улыбкой заметила:

— Вы могли бы позвать двух слуг с креслом.

— И лишить себя этих мгновений абсолютного счастья? Хотел бы я, чтобы наше путешествие длилось долгие часы и этот дом был огромнее самых больших дворцов!

Такой способ передвижения доставил определенное удовольствие и молодой женщине. Ее неожиданный спаситель был высоким, стройным и одновременно сильным. Руки мужчины не обнимали ее уже целую вечность, а ее нога не настолько болела, чтобы помешать ей получить удовольствие. На середине лестницы их встретили спешившие на помощь Элен и Анна, но Шале согласился выпустить свою ношу лишь у кровати с балдахином, уложив ее на подушки бережно и с бесконечным сожалением. После чего он опустился на колени у кровати.

— Что я могу теперь для вас сделать, чтобы доставить вам удовольствие? Я весь в вашем распоряжении, только прикажите!

— Я не в том состоянии, чтобы командовать, милый граф, но мне хотелось бы, чтобы вы поспешили назад в замок и выяснили, как обстоят дела у принца и его друзей. Если вы услышите нечто дурное, что-нибудь, касающееся меня…

— Я тотчас же предупрежу вас! И если никто не завладел вашей каретой, я пришлю ее вам. Вам она может понадобиться…

— Чтобы поспешно бежать? Я все еще надеюсь, что мне не придется этого делать; в крайнем случае, мой супруг придет мне на помощь. Кстати, попробуйте разыскать его…

— Не беспокойтесь, я тотчас же наведу справки. Но может статься, он уже в пути.

— Увидим! Возвращайтесь как можно скорее! И если вам удастся встретиться с принцем, скажите ему, что я остаюсь его самым преданным другом и слугой.

Она старалась казаться спокойной и даже безмятежной, хотя в ее душе не было спокойствия. К тому же нога ее совсем разболелась. Когда Анна сняла с нее туфлю и чулок, выяснилось, что нога у щиколотки распухла и покраснела. Однако бретонка успокоила Марию: раз она не чувствует тошноты, перелома нет. Всего лишь растяжение, которое помешает ей ходить несколько дней. Только этого не хватало! Между тем хотя казалось, что беспокойство Марии достигло предела, вскоре выяснилось, что причин для волнений не было. Час спустя Перан вернулся с каретой и запиской от Шале: тому не удалось приблизиться к Гастону Анжуйскому, а герцог де Шеврез исчез. Шале нигде, не мог найти его, и никто не знал, что с ним!

Глава XI

ПОКУШЕНИЕ

Последующие шесть дней стали настоящим кошмаром. Мария была готова к тому, что в любую секунду в ее дом мог нагрянуть дю Алье со своими людьми, чтобы под надежной охраной препроводить ее в Винсенскую крепость, где находились братья д'Орнано. Дни герцогини были полны тревожными ожиданиями, а ночами ей не удавалось заснуть. Иногда, охваченная безумным желанием бежать подальше от этого дворца, населенного, как ей казалось, одними лишь врагами, она вскакивала с постели с намерением приказать, чтобы собирали дорожные сундуки, готовили ее одежду, запрягали лошадей. Однако всякий раз приступ тревоги проходил, она успокаивалась прежде, чем успевала позвать прислугу, и снова ложилась в постель либо, опираясь на трость, брела в небольшой сад, примыкавший к ее покоям, и садилась на каменную скамью возле фонтана.

Шале неизменно появлялся после обеда и старался успокоить ее. При дворе о ней говорили мало, предполагая лишь, что Шеврез, о котором по-прежнему не было ни слуху ни духу, увез ее подальше, чтобы избежать возможного гнева короля. Без сомнения, все зависело от признаний, которые мог сделать маршал д'Орнано. Все знали, что они были очень близки, и в зависимости от того, что он мог сказать… Что касается принца, то он имел долгий разговор с королем и кардиналом, но содержание его осталось тайной. Стражу от покоев принца убрали, но он почти не выходил, и лишь его мать часто наносила ему визиты.

В действительности не было никаких улик против мадам де Шеврез, в то время как письма, найденные у д'Орнано, свидетельствовали о сговоре с врагом, но Шале, еще более влюбленный, чем прежде, старался продлить для себя волшебные минуты. Сделавшись единственной ниточкой, связывавшей Марию с внешним миром, юноша пытался проникнуть в ее личную жизнь. Будучи немногословным, когда дело касалось настроений двора, он без умолку говорил о своей нежнейшей любви. Порой это раздражало ее, но что ей оставалось делать? Слушая его, она платила весьма умеренную цену за его преданность. Она была с ним очень мила, но всегда умела остановить его, когда он ступал на чересчур зыбкую почву, по одной лишь простой причине: она его не любила. Конечно, он был молод, хорошо сложен, развит физически и приятен в общении. Из всего этого вовсе не следовало, что она хотела сделать его своим любовником. Даже легкое сходство с Холландом играло против негр: он казался Марии жалкой копией и заставлял еще сильнее сожалеть об оригинале!

Так могло продолжаться довольно долго, но на седьмой день ворота распахнулись, пропуская карету Луизы де Конти, и немного погодя сама хозяйка вошла в дом Марии.

— Что же вы, моя милая? Нездоровы или на вас снизошла благодать Божья и вы решили удалиться от света, прежде чем постричься в монахини?

Мария бросилась в ее объятия:

— Не дай бог! Если только у меня есть другой выбор! По правде говоря, я даже не знаю, что мне делать.

— Наиболее разумным, мне кажется, было бы поехать к королеве. Тем более что она о вас спрашивала.

— Я только этого и желаю, но что, если меня схватят прямо на пороге ее покоев?

— Почему, черт возьми, вас должны схватить? Думаю, пришло время разобраться в ситуации. Д'Орнано заключен в Винсен за то, что вел переписку с иностранными правителями с целью обеспечить поддержку своему дорогому герцогу Анжуйскому. Вы были дружны с ним. Прекрасно! Но вы не одна такая, к тому же вы никогда никому ничего не писали!

— Нет, за исключением разве что…

— ..некоего английского лорда, близкого вашему сердцу! Но любовные письма не имеют ничего общего с государственной изменой. Посему у вас нет никаких причин запирать себя здесь! Ступайте же одеваться! Я забираю вас с собой!

Ах, это чудесное ощущение избавления! Мария готова была плакать от радости. Однако прежде чем позвать своих служанок, она задала еще один вопрос:

— Известно ли вам, где тот из ваших братьев, который является одновременно и моим супругом?

— В Париже! Вскоре после ареста он получил приказ короля выехать в столицу и оставаться там. Не спрашивайте меня почему, — поспешно добавила она, заметив, что Мария раскрыла рот. — И, во имя всего святого, поторопитесь! Но что с вашей ногой?

— Ничего серьезного! Вы меня излечили!

Мария поспешила одеваться, но они задержались еще ненадолго, поскольку в тот момент, когда они уже собирались выезжать, появился Шале со своей ежедневной порцией «новостей», более или менее подвергнутых цензуре. При виде принцессы де Конто он на мгновение онемел от изумления, но быстро взял себя в руки:

— Мадам де Шеврез собирается выйти из дома?

— Да, она собирается выйти из дома, — ответила Луиза. — Да, я приехала за ней, чтобы отвезти ее к королеве, которая хочет ее видеть, и ей нечего больше опасаться! Вы удовлетворены, я полагаю?

— Да, но…

— Никаких «но», друг мой! — мягко перебила его Мария. — Вы оказали мне неоценимую помощь, и я никогда этого не забуду. Теперь смиритесь с тем, что я займу свое место при дворе.

— В таком случае я еду с вами! И последую за вами, куда бы вы ни шли!

— Но почему?

— Я боюсь, как бы за этим не скрывалась ловушка.

— Ловушка? — возмутилась мадам де Конти. — Очень мило с вашей стороны! За кого вы меня принимаете? За шпионку кардинала?

— Ни в коем случае, госпожа принцесса, но двор — опасное место, и поскольку монсеньор де Шеврез исчез, пусть хоть одна шпага защищает его супругу…

— Что ж, пусть так! Поступайте как знаете, но имейте в виду, что вы не можете войти в покои королевы в отсутствие короля! И что вы по-прежнему состоите у него на службе!

Полчаса спустя обе женщины предстали перед Анной Австрийской. Та молилась в своей часовне, и, когда она вышла, подруги заметили, что ее глаза красны от слез и, возможно, от бессонницы. Едва завидев мадам де Шеврез, королева бросилась в ее объятия и разрыдалась, не обращая внимания на застывших вокруг неподвижно придворных дам. Мадам де Конти с непривычной для нее мягкостью попросила присутствующих ненадолго оставить королеву в покоях наедине с ее подругой. Она также последует за ними.

Неспешная волна реверансов покатилась к дверям, которые принцесса собственноручно закрыла, в то время как Мария усадила Анну, встав подле нее на колени. Ей грустно было видеть королеву в таком состоянии. Гордый образ надменной инфанты рассыпался в прах, и перед ней была всего лишь молодая женщина в полном отчаянии.

Мария позволила королеве немного поплакать, зная, какое облегчение способны принести слишком долго сдерживаемые слезы. Когда наступил момент успокоения, она заставила Анну выпить немного вина, уложила ее в постель и растерла виски парфюмированной водой. Наконец она решилась спросить, в чем причина такой печали.

— Король, мой супруг, приходил ко мне, чтобы объявить, что кардинал почти уверен в предстоящем браке.

— Кардинал! Снова кардинал! Решительно, он распоряжается всем, и прежде всего самим королем!

— Да, это так. Кроме того, он дал мне понять, что если мадемуазель де Монпансье родит сына, король может расторгнуть брак со мной, чтобы другая супруга смогла наконец дать наследника королевству!

— Какая глупость! Проблема не может быть в вас: вы всегда в добром здравии, чего не скажешь о многих других!

— У вас есть новости о маршале? Известно ли, заговорил ли он или кто-то из его братьев?

— Меня бы это удивило! Д'Орнано человек твердый и упрямый. Что до его братьев, то не думаю, что им много известно.

— В любом случае мы остались без предводителя. Можно считать, что мы потерпели поражение!

— Не торопитесь отступать! Нам нужен кто-то, достаточно близкий к принцу, чтобы убедить его отказаться от женитьбы, и, кажется, у меня есть идея!

— Какая?

— Простите меня, моя королева, но я прежде должна решить, с чего мне начать! Зовите ваших дам! Я ухожу!

— Уже? Но мы не успели ничего друг другу сказать!

— О, напротив! Я скоро вернусь!

Наскоро присев в реверансе, она исчезла, и ее каблучки быстро застучали по мраморным ступеням лестницы. Внизу она нашла Шале, неприкаянно бродившего из угла в угол. Мария на ходу схватила его под руку:

— Идемте! Нужно поговорить!

— Охотно! Куда мы направляемся?

— В парк! Там будет спокойнее.

— Вы знаете, что идет дождь?

— Тем лучше, нас никто не побеспокоит.

Он бегом последовал за ней через Двор с фонтаном в Сосновый сад (Теперь это Английский сад), где они могли укрыться, если не от непогоды, то хотя бы от посторонних взглядов. Дождь действительно шел, но не сильный. К тому же в западной части сада располагался построенный еще при Франциске I грот, свод которого поддерживали четыре атланта.

— Ну вот! — с облегчением выдохнула Мария. — Мы под крышей, и ваши ленты, как вы можете убедиться, не слишком пострадали. Теперь — к делу!

Шале, однако, неверно истолковал ее намерения. В восторге от того, что она привела его в это уединенное место, он обнял ее за талию:

— Какая восхитительная идея пришла вам в голову, дорогая! Как же я мечтал насладиться минутами наедине с вами…

— Да помолчите вы! — проворчала герцогиня, отталкивая его. — Если бы я хотела с вами уединиться, то не выбрала бы эту затхлую дыру в скале. Нам нужно поговорить о серьезных вещах! Поэтому успокойтесь!

Она заметила каменную скамью и присела на нее, предварительно убедившись при помощи носового платка, что ее бархатному платью ничто не угрожает. Поскольку скамья была неширокой, молодому человеку пришлось остаться стоять. Он был явно недоволен:

— Серьезные вещи? Да о чем вы, господи? Вам пора бы успокоиться, вернувшись ко двору.

— Ах вот как! Вы так думаете? Обойдемся без пустых заявлений и перейдем прямо к делу! Хоть вы и на службе у короля, как, впрочем, и все мы, вы все же дружны с принцем?

— Да, это так. Думаю, он привязан ко мне.

— Тогда вам придется на время занять место, прежде принадлежавшее д'Орнано!

— Суперинтенданта при принце, когда я уже…

— Я знаю, кто вы! — рассердилась Мария. — И не перебивайте меня на каждом слове! Речь идет о том, чтобы заменить его как советчика, поскольку принц, должно быть, чувствует себя довольно одиноко. И не говорите мне, что его окружают толпы придворных! Вы должны сделать так, чтобы Гастон выставил условие для этой женитьбы: Освобождение д'Орнано, его наставника и старинного друга. Пусть упирает на что угодно: слабое здоровье, возраст или еще что-нибудь, но пускай потребует его освобождения.

— Вы думаете, у него есть шанс быть услышанным?

— Никакого! Если этот чертов кардинал схватил добычу, он не выпустит ее, но переговоры — а они непременно начнутся — позволят нам выиграть время. Для того чтобы убрать Ришелье и поместить принца в надежное место неподалеку от границы, в Меце или, например, в Седане, то есть в городе, находящемся в руках наших друзей. Ну? В чем дело? Что это вы так скривились?

— Вы говорите ужасные вещи! Убрать кардинала? Но в каком смысле?

— Вот так вопрос! В том смысле, чтобы он больше никому не мешал. Его можно засадить в крепость или окончательно избавиться от него! Поймите же, что без него нам не составит никакого труда обмануть короля! Впрочем, вы не хуже меня знаете, что Его Величество часто болеет! Если удача нам улыбнется, наш принц недолго пробудет вдали от нас. Но до этого еще далеко, и нам нужно торопиться: начать переговоры с целью освобождения д'Орнано из Винсена и одновременно организовать заговор против кардинала. Это будет не так трудно, как вы думаете, поскольку у нас есть надежные друзья. Так вы готовы сделать то, о чем я вас прошу? Напоминаю вам, что совсем недавно вы умоляли меня: приказывайте, я повинуюсь!

— Разумеется, но речь шла о том, чтобы служить вам лично. А не о том, чтобы участвовать в заговоре…

Испепеляя бедного Шале презрительным взглядом, Мария встала так резко, что он вынужден был отступить назад:

— Довольно, сударь! Прошу простить меня за то, что я приняла вас за то, чем вы не являетесь, — за храброе сердце!

— Позвольте, мадам! Я не раз доказывал свою храбрость!

— На войне? В армии? Это проще простого! Исполнять приказы под силу кому угодно, но я никогда не полюблю кого угодно. Вождя — да! Но вам никогда им не стать! Прощайте!

Она хотела покинуть грот, но он преградил ей путь:

— Погодите еще минутку, умоляю вас! Не выносите мне приговор так скоро! Я готов передать ему ваши советы.

— Этого недостаточно! Пока д'Орнано не выйдет из Винсена, нам нужен вождь! Вы станете им?

— Ммм, да, но…

— «Но» быть не может! Пропустите меня!

— Послушайте! Я понимаю, что Ришелье вам мешает, хоть и не вижу, что плохого он вам сделал. Вы, во всяком случае, по-прежнему свободны.

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

Джон Кристофер – признанный классик английской научной фантастики, дебютировавший еще в 50-е годы XX...
К сыщику Мелентьеву поступают данные, что уголовник-рецидивист Корень собирается ограбить один из мо...
Москва легендарных двадцатых годов... Сияют витрины нэпманских магазинов, переливаются огнями вывеск...
При испытаниях нового прибора для изучения слоев горных пород произошла авария. Семену Васильеву ост...
65 миллионов лет назад гигантский метеорит, вынырнув из глубин Галактики, устремился к Земле подобно...
На обетованный рай земной, населенный враждующими цивилизациями людей и разумных ящеров, опустилась ...