Джинн из консервной банки Калинина Дарья
– С чего бы это вы меня поправляете? – неприятно изумилась соседка. – Или они с вами дружбу водили?
– Не было между нами ничего такого. Но я пару дней назад видел, как Вера разговаривала с нашей уборщицей.
– Ну так что же, что разговаривала! Может, она ее критиковала, что та пол плохо моет. Я ей тоже об этом регулярно говорю. Разведет грязь, тряпкой повозит и делает вид, что все чисто. Раньше у нас Тата убирала, такая хорошая женщина, все аккуратно сделает. И быстро! А потом куда-то исчезла, вместо нее эта неумеха появилась. Возит тряпкой по полу на одном месте, а чище не становится. И ведь немолодая уже женщина, пора бы понимать, что к чему. Как ее таким элементарным вещам не научили! Я ее несколько раз предупреждала, что если она за ум не возьмется, то я поставлю вопрос о том, чтобы ее уволили! Лентяйка! И правильно, что Вера ее отругала!
– Совсем даже не про это у них речь шла. Они очень мило разговаривали, по-дружески. А потом Вера протянула уборщице деньги и сказала, чтобы та брала, не стеснялась.
– Наверное, уборку ей в квартире нужно было сделать. Или кладовку разобрать. Зря она эту лентяйку позвала. Ко мне бы обратилась, я бы ей хорошую помощницу по хозяйству посоветовала.
– Нет. Вера уборщице сказала, что деньги эти ей дает с условием, что она больше ни для кого полы мыть не станет.
– Показалось вам, Титан Владимирович.
Сосед пожал плечами, показывая, что спорить и пререкаться с женщиной он не намерен. Но Арсения слова свидетеля заинтересовали.
– А почему вы думаете, что Вера была раньше знакома с уборщицей?
– Потому что в разговоре они упомянули некую Таню, которая очень серьезно больна. И обе сошлись на мнении, что какой бы ни была жена у Олега, но без нее ему будет еще сложней с двумя детьми справляться. И что ему самому обязательно надо поправляться.
Уж не те ли это захворавшие тетя Таня и дядя Олег, про которых шла речь у Полины и Коли? Ведь именно из-за того, как сложится жизнь у них, переживал упавший с моста Николай Ребров. Если так, то какая-то связь между этими происшествиями все же прослеживалась, и упускать ее из рук было никак нельзя.
Еще не в полной мере представляя, как уборщица может быть связана с семьей Беляковых вообще и Полиной в частности, Арсений спросил:
– А как ту уборщицу зовут?
– То ли Рая, то ли Тая, – ответила соседка. – Как-то так. Но она больше у нас не работает. Слава богу! Избавились от грязнули!
– И давно она не работает?
– С сегодняшнего дня. Я ее вчера утром внизу встретила, говорю: «Почему пол не помыт? Ходить страшно». А она мне и отвечает, что все, не ее это забота, уволилась она, радуйтесь! Ну, я сначала обрадовалась, а потом смотрю, а пол-то все равно грязный. Даже перед уходом не изволила помыть хорошенько.
– А что стало причиной ухода, она не объяснила?
– Стану я еще у нее причину спрашивать. Наверное, получше место нашла. Но я и довольна. Грязнуля!
– Как бы нам координаты этой Раи-Таи узнать?
– У председателя спросите. Она должна знать.
Выяснив, где могло находиться правление ТСЖ, Арсений хотел уходить.
Но внезапно спохватился и спросил:
– А что насчет Тони, которая раньше дружила с Верой? Вы знаете, как ее можно найти?
– Зачем бы она мне нужна? Тонька выпивала крепко. А их коммуналка на первом этаже у нас у всех как бельмо на глазу было. Все другие квартиры расселили давно, приличные люди заехали, а эти никак не могли договориться с риелторами. Очень мы страдали от этих жильцов. Как ни зайдешь в подъезд, а у них либо драка, либо кто-нибудь пьяный у дверей валяется. Приятно такое видеть? А если дети маленькие? Им такое наблюдать вообще не стоит, может психическая травма потом на всю жизнь остаться.
– А в самой коммуналке детей разве ни у кого из жильцов не было?
– Почему не было? Были, конечно. И много! Но те дети привычные. Они с детства драки родителей с соседями наблюдают. Я про своих внуков говорю. Они-то детки из очень приличной семьи, у нас таких безобразий никогда не случалось. Поэтому мы с внуками всякий раз в подъезд, как в окоп с гранатами входили. Особенно внучка маленькая боялась той квартиры. Прижмется ко мне, маленькая, и так дрожит. Я уж зятю говорила: надо продавать нашу квартиру и переезжать, где поспокойней.
– Почему же их так долго не расселяли?
– Хотели много. Знаете, бывают такие люди, которые воображают, что за свою гнилую халупу, в которой ремонт сто лет не делался, они могут шикарные апартаменты получить. Но как-то все же получилось, теперь на месте их квартиры аптека. Но ее покупатели нам не мешают, новые хозяева отдельный вход сделали с улицы.
– А что же могло связывать эту Тоню с Верой? Одна горькая пьяница, вторая известная художница.
Соседка вытаращила глаза.
– Кто художница?
– Вера Белякова. В квартире много живописных полотен, все они подписаны ее именем.
И Арсений указал на несколько картин, но соседка покачала головой:
– Вы ошибаетесь. Вера к живописи никакого отношения никогда не имела. Она бухгалтером была по образованию. Курсы заканчивала. Потом у мужа работала. У Михаила свой бизнес.
– Откуда же все эти картины с ее подписью?
– Эти картины рисовала не Вера. Мне рассказывали, что мать у Михаила была художницей. И довольно известной. А звали ее Варвара. Варвара Белякова. Это ее картины. И подпись на картинах вовсе не Вера Белякова, а Варвара Белякова. Ясно вам?
К этому времени прибыла следственная группа – криминалисты и фотограф. И Арсений с Фимой смогли оставить место преступления и заняться другими делами.
– Куда идем?
– Выясним насчет уборщицы. Очень мне кажется странной эта доброта мадам Беляковой к этой неизвестной уборщице, а собственную дочь держала в черном теле. Даже если они родственницы с Раей-Таей, все равно такая сентиментальность явно не в духе Беляковой.
– Почему ты так думаешь?
– У нее в спальне нет ни одной фотографии мужа или дочери. Зато ее собственных хоть отбавляй. Очень самовлюбленная особа. Я одну фотографию даже прихватил.
И он показал фотографию молодой светловолосой красавицы в усыпанной стразами рамке.
– Разве так можно делать?
– Вообще-то нельзя, – согласился Арсений. – Но, во-первых, там этих фотографий еще осталось пруд пруди. А во-вторых, местом преступления считается гардеробная Полины, а не вся квартира Беляковых.
На фотографии мадам Белякова выглядела много моложе своих лет.
– Если у нее взрослая дочь, то меньше тридцати пяти ей никак быть не может.
Но на фотографии была изображена совсем молодая женщина.
– Чтобы достичь таких результатов, нужен тщательный уход за собой и куча пластических операций.
– Или фотографию могли просто обработать в редакторе.
Управляющая компания была уже в курсе случившегося в квартире Беляковых.
– Убийство! – заламывала руки председатель, крупная мужеподобная дама. – В нашем доме! Это настоящий шок! Я давно говорила жильцам, что нужно устанавливать видеонаблюдение в подъезде. А они ни в какую!
– Почему?
– Не желаем, говорят, чтобы за нашей повседневной жизнью следили чужие глаза! Мол, сначала видеокамеры воткнете на каждом этаже и у каждой двери, потом умный домофон, который будет решать, кого пускать внутрь, кого не пускать, а потом общий цифровой концлагерь, где ни вправо, ни влево не сделаешь без того, чтобы каждый шаг любого человека стал бы известен наблюдателям.
– Это же глупости какие-то. С камерами нам было бы намного проще определить личность подозреваемого в совершении тяжкого преступления. Неужели совсем ни одной нет?
– На вашем этаже точно нет. Есть одна снаружи над входом в подъезд.
– Хоть что-то, – вздохнул Арсений. – Можно посмотреть запись с нее?
– Конечно. Валера придет и все сделает.
– А еще нам нужен адрес уборщицы, которая числилась за этим подъездом.
– Пожалуйста. Наталья Кораблева.
– Она уволилась, насколько я знаю?
– С чего вы взяли? Нет. Работает.
– Это точно?
– Подбором персонала занимаюсь непосредственно я сама. Если бы Наташа уволилась, то я первой была бы в курсе этого.
– Можно с ней поговорить?
– Не вижу препятствий. Сейчас дам ее номер телефона.
Наталья Кораблева нашлась быстро. Она убирала второй подъезд дома напротив. К сыщикам вышла женщина средних лет, уже в теле, но с милой и приветливой улыбкой на широком круглом лице. Вот только улыбка эта надолго не задержалась. Как только Кораблева услышала, что к ней вопросы касательно подъезда Беляковых, она тут же утратила приветливое выражение лица.
– Официально уборщицей там числитесь вы. Но по словам свидетелей, почти месяц за вас убирается какая-то другая женщина. Кто она?
Глаза у Кораблевой забегали.
– Я не знаю.
– Не знаете, кто за вас работает?
Наталья смутилась еще сильнее, но промолчала.
– Ну как же так? Объяснитесь! Это важно!
На Наталью жалко было смотреть. Ее лицо приобрело сходство со спелым томатом. Но отвечать она не собиралась.
– Наталья, позвольте я вам расскажу, как было дело, – мягко произнес Арсений. – У вас есть знакомая, которая отчаянно нуждается в средствах. Но официально устроиться на работу она или не может, или не хочет. Вот она и попросила у вас, чтобы вы разрешили ей немножко подработать. А вы, исключительно по доброте душевной, пошли ей навстречу. Никакой вашей вины тут нет. Один лишь добрый помысел, за который не наказывают.
Арсений разговаривал с женщиной ласково, он сочувственно смотрел на нее и давал понять, что ни чуточки ее не осуждает. И это сработало.
– Вы меня Виктории Владимировне не выдадите?
– Это председатель ТСЖ?
– Она самая.
– От нас она ничего не узнает. Мы целиком и полностью на вашей стороне. Вы же хотели помочь хорошему человеку, так?
– Да! Именно так! Вы бы ее видели! Какая она жалкая! Худая! Бледная! Говорит, что тяжело болеет. И что брат тоже болеет. В больнице после аварии лежит. И жена брата тоже болеет. А у них маленькие детки.
– Сережа и Галочка?
– Вы это уже знаете? Тогда что мне вам тут рассказывать?
– А вы все-таки расскажите.
– Ну, у Раисы есть брат. Зовут его Олег. Недавно он попал в аварию. Работать не может. А жена его – Татьяна – уже давно болеет. Вот Раиса и попросила меня о помощи. Мол, она будет за меня подъезд мыть. Я и согласилась.
– Один всего подъезд?
– Один.
– И много ли вам платят за мытье одного подъезда?
– Да негусто. Тысяча выходит.
– Это в месяц?
– Уж не в день, конечно.
– То есть Раиса мыла пол в подъезде целый месяц, и за это ей должна была перепасть тысяча рублей?
Лицо Натальи выразило целую гамму чувств.
– Да, – неуверенно пробормотала она. – Раиса мне вино хорошее подарила, чтобы я согласилась ее на эту работу пристроить. А мужу моему она коньяк передала.
– Хорошее вино и коньяк в сумме должны стоить никак не меньше тысячи, а то и побольше.
– Но я ведь думала, что она не один месяц будет полы мыть, она имела в виду, что ей надолго работа понадобится. Говорила, что брат раньше лета на ноги не встанет. А про Таню врачи вообще утешительных прогнозов не делают. Вот я и решила, что Раиса хочет для начала просто зацепиться. Пока один подъезд, а там, глядишь, кто-нибудь уволится, она его подъезды себе возьмет. Или даже где-нибудь еще у нас в конторе пристроится. Так-то она баба умная, бухгалтер по образованию.
Бухгалтер и моет полы? Да еще за взятку, которая превосходит ее предполагаемый месячный заработок? Что-то тут не складывалось одно с другим.
– А откуда вы ее вообще знаете?
– Так я у них работала. Раиса была помощником главбуха, а на мне была уборка офиса. Но потом их фирму налоговая прикрыла, все бухгалтера работу потеряли. И я тоже потеряла. Но мне-то проще, полы мыть всегда кто-нибудь да нужен. А вот бухгалтером не так-то просто устроиться.
– А Раиса знала, сколько она получит за свою работу по уборке подъезда?
– Я ей сумму озвучила.
– Но она все равно согласилась?
– Скажете тоже, согласилась! Да она меня так благодарила, вы бы слышали!
Невероятно! Невозможно было себе представить, чтобы бухгалтер с опытом работы и хорошим образованием пала бы столь низко, что цеплялась за работу простой уборщицы! Что же должно было произойти в жизни бухгалтерши, чтобы вот так себя повести? Или у нее была какая-то своя сугубо личная причина, чтобы стремиться оказаться на том месте и на той должности, где она в итоге и оказалась? И сыщики стали слушать Наталью еще внимательнее.
Глава 4
К счастью, разговорившись, свидетельница уже не умолкала.
– Не стану скрывать, жильцы на работу Раисы жаловались. Я ей говорила, что халтурит она, а жалобы на меня сыплются. Но она умоляла меня потерпеть, говорила, что только до конца месяца, а там уж она исчезнет, словно ее и не бывало. Мол, поняла, что не для нее эта работа. Но просила потерпеть до конца месяца. Я и терпела.
– По доброте душевной? Или она вам всякий раз приплачивала за ваше молчание?
– Что она там приплачивала? – отмахнулась Наталья. – То пару килограммов мандаринов принесет моим мальчишкам. То моей маме коробку конфет к чаю презентует. А то и мне шоколадку подкинет. Знает, какая я сластена. Разве про это можно сказать, что она мне приплачивала?
И все же это сильно выходило за рамки того тысячного бюджета, который Раиса изначально уже переплюнула. Все ее дальнейшие подношения сильно подрывали ее финансы и не несли никаких плюсов, одни сплошные минусы.
– Если только Рая не собиралась использовать свое положение каким-то образом себе во благо.
– И если вспомнить, что Вера Белякова давала Раисе деньги для ее больных родственников, можно предположить, что своей цели Раиса достигла. Каким-то образом ей удалось надавить на жалость Беляковых. И Вера выделяла ей какую-то сумму. Можно считать, что на это Раиса и рассчитывала.
– Но как с этим подарком Веры связано убийство ее мужа? – с недоумением произнес Арсений.
И, повернувшись к Наталье, он спросил у нее:
– Как фамилия Раисы?
– Понятия не имею.
– А как вы ее нашли?
– Она сама меня нашла. Стояла на углу, когда я после работы вышла, подошла ко мне. Сначала я ее даже не узнала. Думаю: что за нищенка трется? А потом присмотрелась: мама дорогая, да это же Раисочка! Я ей так и сказала, не узнать тебя, Раисочка. Раньше ты королевишной ходила, а теперь на тебя страшно смотреть. Тут она разрыдалась, сказала, что ее невзгоды преследуют, и упросила ей помочь. И так она мне на жалость сумела надавить, что я согласилась.
– А как называлась фирма, в которой Раиса работала бухгалтером?
– Фирма-то… «Арбитр». В центре города у них офис был, на Владимирском. Там хозяйка такая была крутая, а потом ребеночка родила и внезапно уехала за границу. Мол, ребеночку нужно в здоровой атмосфере расти, чтобы вокруг него исключительно доброжелательная обстановка была, никакого криминала или убожества чтобы вовсе не наблюдалось. А на фирме главной вместо себя свою сестрицу оставила, а та хоть и родная кровь, а в делах ни бум-бум. Всех клиентов растеряла. Работники тоже потихоньку ворчать начали. А потом налоговая их деятельность и прикрыла. Вот ведь как в жизни-то бывает. Две сестры, а какие разные из себя. Младшая-то сестрица, начальница наша прежняя, ловкая из себя была штучка, знала, кому надо на лапу сунуть, чтобы в ее дела не совались. А старшая тетехой оказалась, весь бизнес и прошляпила.
– И что?
– И ничего! Разогнали нас всех в разные стороны. Из-за одной дурехи ленивой все мы пострадали.
– А с Раисой вы прежде дружны были?
– Да ни в жизнь! Она нас, кто руками работает, и за людей-то не считала. Ни меня, ни повара, который в офисе обеды готовил. Я даже сначала не хотела Рае помогать, когда она ко мне обратилась. Но она уж так плакала, так умоляла, что у меня сердце оттаяло. Ну и помогла, как вы сказали, по доброте душевной.
А еще Наталье очень нравилось, что гордячка Раиса, многократно прежде ее унижавшая и вовсе ни во что не ставившая, вдруг оказалась на положении ниже положения Натальи. И уже не Наталья должна была заискивать перед Раисой. Это Раисе приходилось искать расположения Натальи. Конечно, за такую приятность можно было и слегка поступиться своими принципами.
Фиме все уже было понятно. Но Арсений почему-то не торопился прощаться с Натальей.
– До появления Раисы подъезд вы убирали? И долго?
– Сколько работаю в этом месте. Года два, я думаю, будет.
– И что можете сказать про жильцов с четвертого этажа?
– Там всего две квартиры. Одна пустует все время. Как коврик положишь, так он и лежит. Жилец там всего один, молодой мужчина, путешественник. Пару раз его за это время и видела, всегда с рюкзаком, бородатый. Один раз сувенир из Непала привез, второй раз из Лимы.
– Нас интересует не он.
– А напротив путешественника в квартире семья живет. Муж с женой и дочка.
И Наталья поджала губы, словно что-то ей не нравилось.
– Девочка у них проблемная, – изрекла она. – И относились они к ней плохо. Нет, бить или ругать – такого за ними не водилось. Но всегда видно, когда ребенок любимый, а когда его еле-еле терпят. Впрочем, там вообще семейка уникальная подобралась. Муж с женой тоже друг друга ненавидели. Вроде как идут рука об руку, так и не скажешь, что они между собой в ссоре. Щебечут, улыбаются, он ей «дорогая моя», она ему тоже что-то ласковое. А потом отойдут подальше, где я их уже не могу слышать, и тут же замолчат. А иной раз взгляд поймаешь, так прямо нехорошо на душе делается.
– Вы так хорошо их описываете, словно лично знали.
– Да уж насмотрелась. Они меня к себе окна мыть звали. Два раза в год, весной и осенью, я у них целый день проводила.
– Может, Вера могла и Раису к себе пригласить с той же целью?
– Ну вы и скажете! Сейчас же январь! Кто же окна посредине зимы моет? И потом зачем? В отличие от Раисы я свою работу добросовестно выполняю. На меня жалоб от жильцов никогда не было. И окошечки у них до сих пор чистенькие стоят, можете прогуляться и взглянуть.
– К окнам никаких претензий нет. Изумительной чистоты окна. До сих пор сверкают. Но я имел в виду, может, Вера могла Раисе какие-нибудь другие поручения дать?
– Этого уж я не знаю. Только вряд ли. Если уж Вера даже меня только в исключительных случаях к себе приглашала, то с чего бы ей Раю звать?
– Чтобы уборку в квартире сделать.
– Скажете тоже! Всем хозяйством у них Полина заведовала.
– Дочь?
– Она самая. Она и уборку в доме делала. И обед готовила. И посуду мыла. Только с окнами родители ей в помощь меня нанимали. Да и то сказать, окна у них высоченные, даже с самой высокой стремянки девчонка до верха не дотягивалась. Хотя мне показалось, что они бы Полинку и на шкафы запихнули, будь их воля. Но не могли, боялись, что осудят их. Что внутри в квартире Полинка одна целый день колотится по хозяйству, это снаружи никто не увидит. А вот если она окна вздумает сама мыть, то заметить могут.
Итак, ситуация складывалась следующая. Муж и жена обзавелись ребенком. Дочь свою они не любили, держали в черном теле и всячески эксплуатировали.
– Может, это и правильно, что они приучали Полину к труду и заставляли обслуживать не только себя, но и своих ближних, но все-таки это как-то не слишком красиво.
– Чего уж красивого! Сами вообще ничего по хозяйству не делали, а дочку превратили в Золушку!
– У Золушки была мачеха, а тут родные мать и отец.
– Родные ли?
– Родные. Я проверил. По всем записям Полина – это родная дочь Беляковых. Родилась у них через несколько лет после заключения брака. Никаких сомнений нет.
Наталья Кораблева к этому времени уже убежала мыть другой подъезд, а Арсений с Фимой все еще стояли на улице.
– Куда теперь?
– По логике жанра надо бы наведаться на работу к покойному. Современный человек львиную долю своего времени проводит на работе, там у него сформированы все основные связи.
– Сегодня выходной.
– Вот именно. И еще меня интересуют записи с камер видеонаблюдения. С кем Михаил сегодня вернулся домой, чтобы быть там убитым?
Увы, камеры смогли показать лишь размытый силуэт и сутулую мужскую фигуру в темном пуховике с капюшоном, который он опустил на лицо.
– Этого мужчину не сумел опознать никто из жильцов подъезда. Кроме того, он прошел в дом почти сразу за погибшим. И покинул подъезд всего через пятнадцать минут.
– Пятнадцать минут? Немного.
– Но вполне достаточно, чтобы убить человека и смыться.
На видео было видно, как к подъезду подошел Михаил. Он выглядел задумчивым, лицо искажала гримаса озабоченности. Он несколько раз оглянулся через плечо, словно опасаясь слежки.
– Мне одной кажется, что он выглядит моложе себя самого на портрете? – произнесла Фима.
– Что?
– Тот портрет Михаила, который висит в спальне убитого. Так на нем Михаил выглядит старше, чем он же в реальной жизни.
– Возможно, художник так его изобразил. А возможно, что дело в сделанных Михаилом косметических подтяжках лица. Я тоже обратил внимание, что Михаил хоть и труп, но выглядит моложе своего паспортного возраста.
– Что это у него там?
– Где?
– Под курткой.
Из неплотно застегнутой куртки выглядывал наружу треугольник желтого цвета.
– Книга?
– Журнал?
– Картина?
Что бы это ни было, Михаил старательно прятал этот предмет. А вот мужчина в темной куртке, который пришел вслед за ним, явно направлялся на свидание. В одной руке у него был пакетик из кондитерской, а в другой длинный пакет с бутылкой вина или шампанским.
– Похоже, что он подготовился к свиданию.
– Уж не к Вере ли Беляковой идет этот кадр? Пришел, а там вместо жены ее муж. Ссора. Драка. Убийство.
– Не будем забывать, что жена нашего потерпевшего улетела в теплые края!
– Может, не улетела. Мы и про потерпевшего думали, что он улетел. А он тут!
– Нет, нет, – возразил Арсений. – Про отлет обоих супругов я взял сведения из их социальных сетей. Они оказались недостоверными. Михаил никуда не улетел. Но Вера Белякова покинула территорию России. Это точная информация из самого «Аэрофлота».
– Такое время самое подходящее для свиданий и есть! Может, этот тип не к Вере шел, а к Михаилу. Сейчас все бывает.
В подъезд Михаил зашел один. Затем через полторы минуты за ним зашел тот самый подозрительный мужчина в темном пуховике.
– Чтобы открыть дверь подъезда, он воспользовался своим ключом, – заметил Арсений. – То ли сделал дубликат, то ли украл у кого-то из жильцов. Этот момент будем проверять и отрабатывать. Возможно, куда-нибудь он нас выведет.
– Если у человека есть ключ от подъезда, то совсем посторонним он быть уже не может. Как минимум он следил и готовился к проникновению на территорию своей жертвы. А это уже свидетельствует о предумышленном убийстве.
– Рано строить гипотезы. У нас нет никаких доказательств, что этот человек прошел именно за Михаилом.
– Но его никто не узнал из жильцов подъезда.
– Он мог зайти по какой-то своей надобности. Например, пришел к своей подружке, которая заранее снабдила его ключом от домофона. В пользу этой версии косвенно свидетельствуют и вино, и пирожные. Но свидание у них не получилось, потому что дома оказался ревнивый муж. Спасаясь от разоблачения, этот тип быстренько выскочил из подъезда и был таков.
– Вино и пирожные оставались при нем?
– Да.
– Может, и неудачное свидание. Но возможно, что вино и пирожные служили всего лишь отвлекающим моментом.
– В любом случае надо этого мужчину найти.
– Так точно. Будем искать.
Затем Арсений сказал, что он отметил в переписке убитого Михаила нескольких его друзей, на которых возлагал особые надежды.
– Надо будет с ними тоже поговорить. До жены не дозвониться. Дочка болтается неизвестно где. Кто остается? Друзья!
– И родственники, – добавила Фима, которой не давал покоя сегодняшний прыжок с моста. – Если Николай Ребров хорошо знал Полину, значит, он и ее родителей тоже знал. И если они окажутся родней друг другу, то вообще шикарно.
– Вот только Николай на сегодняшний день для общения недоступен. Я звонил в больницу, разговаривал с врачом, тот просил раньше завтрашнего утра не приезжать и мальчишку не тревожить. Сказал, что пациент, когда его доставили, был очень слаб, у него сильное переохлаждение, они сделали ему укол снотворного, хотят, чтобы он выспался и набрался сил. Значит, остаются друзья потерпевшего. К счастью, они были так любезны, что согласились подойти к кафе «Старый Тифлис». Это тут неподалеку. Ты не проголодалась?
– Зверски! – воскликнула Фима. – С утра ничего не ела! Приберегала место для пирожков тетушки Риммы.
– Она что, пирожки напекла? Что же ты молчала?
– Это должен был быть сюрприз.
– Напрасно ты скрыла от меня эту новость. Знай я про то, что нас с тобой ждут пирожки, плюнул бы и на нашу с тобой прогулку, и на расследование, и на убийство.
Арсений шутил, и все равно Фиме было приятно. Она позвонила домой, предупредила, что хотя бы по два пирожка ей должны оставить. И мама пообещала, что глаз с них не спустит.
– Хотя Пятница меня неприятно разочаровал. Я думала, что он приличный пес, а он вор!
– Что случилось?
– Он попался на краже пирожков. И не единожды! После первого случая мы ограничились строгим внушением. Нам показалось, что все в порядке, Пятница понял, что так делать нельзя. Но стоило мне отвернуться, как я снова услышала подозрительное чавканье. Не успела добежать, как этот мелкий гаденыш умял в себя самый большой и румяный пирожок. Пришлось мне сделать ему строгий выговор и выставить из кухни вон. И что, ты думаешь, произошло потом? Я отлучилась на минуточку в ванную комнату, чтобы развесить там белье. А когда я вернулась… Что я увидела?
Читать бесплатно другие книги:
